Встреча с А.А.Зиновьевым

А дальше оказалось, что на философском факультете очень много людей в таком же положении, в каком оказался я; и они все несут в себе и опыт жизни и опыт противостояния. И вы можете, в частности, познакомиться с краткой автобиографией Александра Зиновьева (по-моему, это №2 "Иностранной литературы", да?) Но там мало что описано, на самом деле эта история Александра Зиновьева куда более богата и драматична, но из тех скупых слов, в которых он это описал, тоже можно понять. И где-то в районе 51-52 года мы с ним столкнулись при странных обстоятельствах.

Я никак не мог понять как там построено образование, на философском факультете, и выступая на групповом собрании, сказал, что надо Гегеля читать, а не только из уважения к академику Александрову. Преподаватели очень рассердились, собрали соответствующие материалы, и вот я, зайдя в комнату партбюро, увидел Александра Зиновьева, который рисовал на меня карикатуру. Там была такая надпись: «Нам не по Гегелю, а по ...» – и соответственно, чины и звания академика Александрова. То есть все перевернули. Я внутренне разозлился, и начал там качать права, как это говорится, он так улыбнулся и сказал:

– Ты что, совсем [неслышно], что ли?

Ну как-то от этой истории я открутился...

Но после этого мы с ним пошли, и проходили до позднего вечера, а потом на следующий день, и на следующий день. И оказалось, что жить можно даже в такой помойной яме, как философский факультет МГУ, – если встретишь людей, которые болеют, мыслят и мучаются.

И это в известном смысле зарядка дальнейшей истории, того, что сегодня называется Московский методологический кружок: обстоятельства достаточно тяжелые (и в этом их прелесть). Я вообще думаю, что человек развивается лишь в той мере, в какой он борется с социальными организационными условиями своей жизни и поднимается до того, когда он может их победить. А если этого нет, и в этом смысле нет ситуации безысходности, то мне кажется, что человек не развивается.

И в этом большой смысл, вроде бы! Точно так же, как мы же ведь начинаем передвигать ногами, когда начинаем падать, а если мы стоим ровно, то мы не двигаем ногами.

И этот принцип, вроде бы, действует и в развитии человека. Поэтому я так понимаю, что социальные условия будут все больше ужесточаться, а люди должны развиваться и усиливать себя быстрее, чем ужесточаются условия, и никаких соплей и воплей по поводу того «как же вы живете?!» тут быть не может.

Уважаемые коллеги, это нормальные условия жизни! и ничего другого не будет.

Я все это говорю чтобы сделать такой вывод, что в условиях такой вонючей помойки, какой тогда был, да и сейчас остается, философский факультет, люди находят друг друга, устанавливают контакты, тяжелые условия способствуют их активности и творчеству.

И так получилось... Да, тут фраза такая... Я долго думал, а что ждут от меня собравшиеся здесь люди? И вроде бы понял несколько вещей.

Первая. Что обсуждать здесь узловые проблемы философии как-то не очень уместно. Тем более – много молодежи, поэтому я так понял, что, первое: вот действительно интересуются вопросом «а как же вы жили?», но при этом не ответом на вопрос, поскольку встают, говорят это, слышат себя и не ждут вообще какого-либо ответа, им ответ на самом деле не нужен – они профункционировали; а другие действительно ждут ответа и хотят понять: а как же можно жить и выживать в таких условиях? И мне как-то полегчало потому, что я сообразил, что, следовательно, я должен рассказывать более конкретно про историю Московского методологического кружка – как он складывался и какие проблемы у него возникали. На этом я закончил это мета-замечание и возвращаюсь к изложению той действительности, которую наметил.

Итак, было несколько человек, которые вот так, случайно, как я рассказал на примере встречи с Зиновьевым, друг друга находили... Они ходили, заходили в то, что сегодня в Москве называется "Кафе мороженное" на площади Пушкина (тогда это была нормальная пивная и там продавали раков и вообще было вот такое заведение), заходили, выпили, дальше обсуждали вопросы: как жить? что делать? чем заниматься?, и получилось, что почти все из этих людей, с которыми дальше я двигался, принадлежали к кафедре логики.