Методологическая разработка лекции

Например, учет акций

1. Покупка акций

Дт 50606

Кт 30602

2. Переоценка акций по текущей стоимости осуществляется в конце рабочего дня:

- при положительной переоценке

Дт 50621

Кт 70602

- при отрицательной переоценке

Дт 70607

Кт 50620

3. Продажа акций

- получение денежных средств

Дт 30602

Кт 61210

- списание акций с баланса

Дт 61210

Кт 50606

- определение финансового результата

А) в случае превышения суммы поступивших денежных среств над балансовой стоимостью выбывших ценных бумаг

Дт 61210

Кт 70601 (символ 13105)

Б) в случае превышения балансовой стоимости над суммой поступивших денежных срдств

Дт 70606 (символ 23105)

Кт 61210

Списание переоценки:

а) положительная: Дт 70607

Кт 50621

б) отрицательная: Дт 50620

Кт 70602

Тема 31: «Философия ХХ века» занятие 1 «Философия сциентизма»

2 часа

Мотивация, актуальность темы: лекция по данной теме играет определяющую роль в усвоении современной трактовки специфики философии, ее роли в гносеологии, пониманию взаимодействия с бурно развивающейся наукой, знакомит с механизмами получения научного знания, проблемами и историей научного познания.

Цели обучения: сформировать у студентов концептуальное понимание периодов становления философии сциентизма, их специфики и роли в развитии, как самой философии, так и научного познания. Показать практическую значимость философии для решения сложных гносеологических проблем, возникающих перед научным познанием.

Можно предложить следующий план лекции:

1. Возникновение философии классического позитивизма, его трактовка специфики философии и научного познания.

2. Философия махизма и эмпириокритицизма как этапы развития позитивизма. Цели научного познания с точки зрения Маха и Эйнштейна.

3. Неопозитивизм, гносеологические источники его возникновения.

4. Аналитическая и лингвистическая философия. Анализ языка науки.

5. Постпозитивизм. Важнейшие проблемы этого направления философии. Концепции развития науки.

Лекция на данную тему должна сформировать у студентов положительную установку на освоение сложных разделов современного философского знания, методологии научных исследований, логики развития науки, а потому изложение должно быть четким и понятным, определения по возможности, краткими.

По первому вопросу плана необходимо отметить, что возникновение классического позитивизма было обусловлено развивающимся научным знание в середине 19 века и кризисом спекулятивного философского мышления. Все знание, согласно учению позитивизма должно быть получено как результат частных наук. Философия как отдельная наука, претендующая на самостоятельное исследование реальности, не имеет право на существование. По мнению позитивистов, наука не нуждается в какой-либо философии, стоящей над ней, но не исключает проблему синтеза. Позитивизм отвергает спекуляцию, т.е. метафизику, а в связи с эти материализм и идеализм. Пережитки метафизики, такие, как, например, причина должны быть удалены из науки. Науки отвечают на вопрос «как?» а не «почему?».

В раскрытие второго вопроса следует показать возникновение кризиса концепций обобщений философ позитивистов, в связи бурным ростом научного знания в конце 19 – начале 20 веков и возникновением новой реальности физики микромира. Попытка выхода из кризиса привела к махизму, который просуществовал недолго и трансформировался в неопозитивизм.

Неопозитивизм сложился как третья историческая форма позитивизма в начале 20-х годов XX в., почти одновременно в Австрии, Англии и Польше. Он возник в результате тех метаморфоз, которые произошли с фи­лософией «чистого опыта» Э. Маха и Р. Авенариуса вследствие дальнейшего прогресса естествознания и свя­занных с ним новых кризисных ситуаций, обнаруживших недостаточность механистического способа описания яв­лений (а именно в рамках этого способа и возник в свое время махизм). Впервые полтора десятилетия своего существования неопозитивизм был известен под назва­нием «логический позитивизм». Это название нередко применяется в более широком смысле — для обозначения всей совокупности позитивистских учений 20—40-х годов XX в.

Логический позитивизм характеризуеится следующими особенностями:

во-первых, отрицанием научной осмысленности вопроса о существовании объективной реальности и о ее отношении к сознанию, и, во-вторых, заменой прежнего эмпирико-индуктивного понимания логики и математики субъективистской концепцией, рассматривающей эти две науки как совокупность де­дуктивных построений, опирающихся на произвольные соглашения (конвенции). Остановимся на этих особен­ностях подробнее.

Э. Мах и Р. Авенариус считали, что они преодолели агностицизм, разрешив дилемму основного вопроса фи­лософии в духе «нейтрализма». Тем самым они будто бы доказали прямую возможность полного познания «нейтральных элементов» мира, т. е. безличных ощуще­ний, поскольку познание последних сводится к тому, что они воспринимаются. М. Шлик и Р. Карнап предпочли вообще отказаться от самой постановки этой дилеммы, считая ее мнимой, лишенной научного смысла.

Подобно махистам, неопозитивисты мечтали свести познание к восприятию как таковому. «Чувственные дан­ные», «события» и «факты» заменили в их многочислен­ных писаниях «нейтральные элементы» махистов, и эти «данные» стали пониматься как исходные предпосылки всякого познания, находящиеся в сфере сознания субъекта. Вопрос, имеют ли эти предпосылки внешний источ­ник, был «разрешен» неопозитивистами по-своему. Если Беркли превратил внешний источник ощущений (т. е. объекты) в ощущения, а махисты превратили ощущения в объекты, то неопозитивисты пошли по пути отрица­ния существования самого этого вопроса вообще.

Неопозитивисты отказались от признания «чувствен­ных данных» субстанциальной основой мира, ограничив­шись тем, что сочли их за «материал познания». Но это изменение не имело принципиального характера. Как и махисты, неопозитивисты рассматривают ощущения в гносеологии как исходную данность: с ощущениями можно так или иначе манипулировать и только. В тео­ретико-познавательном отношении неопозитивизм не вышел, поэтому за узкие рамки субъективного идеа­лизма.

Одно из новшеств, введенных неопозитивистами в связи с отрицанием основного вопроса философии, заключалось в понятии «логическая конструкция». Со­гласно этому понятию, ненаблюдаемые вследствие своей малости или же своей удаленности микро- и макро­объекты представляют собой не символы относительно устойчивых групп ощущений, как полагали Э. Мах и Р. Аве­нариус, но продукты формального преобразования про­токольных предложений, фиксирующих исходные «ато­марные факты». Результаты этих формальных преобра­зований считаются принятыми лишь постольку, посколь­ку из них средствами дедукции возможно вывести чув­ственно проверяемые следствия. В учении о логических (теоретических) конструкциях (конструктах) проводится принципиальное отождествление объекта и теории объ­екта, хотя и признается разница между «голыми» ощу­щениями и результатами их рациональной переработки. В этом состоит одно из главнейших отличий логического позитивизма от прежнего позитивизма. Кроме того, нео­позитивисты отождествили понятия «объективный факт» (который существует независимо от того, познал ли его или нет ученый) и «научный факт» (т. е. факт, зафиксированный, или «запротоколированный» в науке с помощью знаковых средств).

Но значит ли это, что неопозитивистами отрицается независимое от теоретических построений существова­ние вещей, процессов и т. д., внешних по отношению к сознанию? Сами они, конечно, избегают откровен­ного признания в субъективном идеализме.

Так, при чтении некоторых последних статей англий­ского неопозитивиста А. Айера возникает иллюзия, что он убежден в существовании внешнего мира столь же твердо, как и материалисты. Зато австрийский неопози­тивист К. Гемпель признал, что теоретические конструк­ции — это всего лишь удобные фикции, повторив тем самым взгляды неокантианца Г. Файхингера. Большин­ство же остальных неопозитивистов предпочитало при­держиваться той позиции, что вопрос об объективности или же фиктивности теоретических конструкций сам по себе лишен научного смысла, как и вопрос о существо­вании или несуществовании внешнего мира.

Некоторое отличие неопозитивистов от эмпириокритиков вытекает из различного понимания ими роли мыш­ления в познании. Если Э. Мах и Р. Авенариус пола­гали, что мышление лишь сокращает, экономизирует, упрощает обозрение опыта субъекта, то Р. Карнап и Г. Райхенбах считают, что мышление вносит в опыт струю творческого произвола, неузнаваемо его переде­лывая. Разница эта вытекает из уже упомянутого конвенционалистского понимания логики и математики, ко­торое вело к возрождению кантианской традиции рез­кого разрыва между чувственным и рациональным моментами в познании по их происхождению (первое якобы просто «дано», а второе — продукт деятельности субъекта).

Изъятие логики и математики из сферы чувственного опыта привело в неопозитивизме к далеко идущим по­следствиям и прежде всего к превращению формального начала и вообще языка в главный объект философского исследования, почему все это философское течение можно назвать лингвистической разновидностью пози­тивизма (в широком смысле слова «лингвистическая»), С не меньшим основанием неопозитивизм можно охарак­теризовать как гибрид позитивизма с преобразованной методологией символической логики и проблематикой семиотики (теории знаков).

Источники неопозитивизма коренятся в развитии логики, математики, неевклидовой геометрии, математической логики, будто бы все противоречия в развитии всех наук имеют чисто формально-логическую природу.

Неопозитивисты неправомерно перенесли на теоре­тические понятия других наук операциональное понима­ние одновременности, характерное для частной теории относительности в физике. При этом они пришли к выводу, что не только одновременность, но и время, протяженность, масса имеют не абсолютное, но лишь относительное значение. В неопозитивистской теории познания были использованы в извращенном виде рас­суждения А. Эйнштейна о том, что если «эфирный ветер» не наблюдается, значит его вообще не сущест­вует (об этом шла речь в частной теории относи­тельности), а также если тяготение операционно неотличимо от инерции, то это одно и то же (в общей теории относительности). Был подхвачен и выдвинутый физиком В. Гейзенбергом (1925) принцип наблюдаемо­сти («ненаблюдаемый объект не существует»). Этот принцип был использован, прежде всего, для подтвержде­ния принципа верификации, о котором подробно будет сказано дальше. Нашло позитивистскую интерпретацию и «соотношение неопределенностей» В. Гейзенберга, со­гласно которому невозможно одновременно точно изме­рить импульс микрочастицы и ее координаты. Неопозити­висты (Н. Бор на одном из этапов своей эволюции и др.) сделали из этого факта ложный вывод, будто бы средства измерения (приборы) не обнаруживают, а создают параметры микрочастиц, так что квантовая механика не отражает свойств объективного мира. Со­ответственно был использован и «принцип дополнитель­ности», согласно которому каузальная характеристика микропроцессов есть лишь один из взаимоисключающих друг друга способов их описания.

Неопозити­висты 20-х — начала 30-х годов XX в. выдвинули идею, что структуралистское понимание явлений, т. е. рассмот­рение их только в плане формального «строения», а не с точки зрения «содержания», т. е. значения, следует положить в основу изучения любых объектов исследо­вания.

С переходом к анализу значения слов и знаков неопозити­висты включили в сферу своего анализа ряд логических, линг­вистических, психологических проблем, имеющих большое науч­ное и практическое значение (например, для создания элект­ронных счетно-решающих устройств), а их деятельность частично приняла характер специальных исследований в области линг­вистики, логики и т. п. На общей почве семантической пробле­матики встретились различные школы и течения, с разных сто­рон подходившие к анализу языка как носителя значения и как формы коммуникации. Группа Р. Карнапа и А. Тарского углубилась в исследования символических выражений, связанных с вопро­сами математической логики. Последователи Ричардса — Ог­дена занялись семантическими проблемами в плане лингвистики. Представители весьма пестрого течения, так называемой общей семантики (А. Кожибский, С. Чейз и др.) попытались исполь­зовать семантический анализ языка для «улучшения» общест­венных отношений, «разрешения» социальных противоречий.

Представители этих школ утверждают, что их учения сво­бодны от философских предпосылок и стоят над борьбой фило­софских партий. В действительности, за немногими исключе­ниями, они не выходят за пределы того субъективно-идеалисти­ческого понимания основных проблем философии, которое было развито «Венским кружком».

В Англии, начиная с 30-х годов, стала складываться особая разновидность неопозитивизма, так называемая лингвистическая философия, которая после второй мировой войны получила преобладающее влияние в английских университетах, особенно в Оксфорде и Кембридже, и распространила его за океан, в США. Представители этой школы (Дж. Райл, Д. Уиздом, Д. Остин, П. Стросон, Ф. Вайсман и др.) черпали вдохновение у позднего Витгенштейна, который с 1929 г. преподавал в Кем­бридже. Отказавшись от идеи идеального языка, защищавшейся им в первый период, но сохранив и даже усилив свое отри­цательное отношение к «метафизике», Л. Витгенштейн объявил •единственно правомерной задачей философии исследование обычного разговорного языка, присущих ему форм и способов употребления слов и выражений. Справедливо отрицая возмож­ность «личного языка», признавая коммуникативную функцию языка и считая язык социальным явлением, Л. Витгенштейн, однако, видел в нем не социально-исторически обусловленное средство познания объективного мира (отражения его с по­мощью определенной знаковой системы) и не проявление внут­ренних психических процессов, а лишь способ выражения «форм жизни», понимаемых преимущественно в бихевиористском духе как различные типы поведения людей.

Основной задачей это философии явилось выявление неадекватных языковых средств, употребляемых в научном знании. С точки зрения аналитической философии не существует реальных философских проблем, а есть неадекватное применение языковых терминов и значений. В структуре философии возникло такое направление как лингвистическая философия, средством исследования которой является логический анализ научных понятий. Уточнение содержания и объема научных понятий приводило к устранению философских моментов из научного знания, что трактовалось как преодоление самой философии как ненаучной формы знания.

Американский философ Р. Карнап провел жесткое разграничение философии от науки. С его точки зрения философия вненаучное, т.е. неподдающееся сравнение с фактами знание. В гносеологии истина стала пониматься как соответствие предложений чувственно данным фактам и как согласованное знание. Важнейшей проблемой в неопозитивизме является верификация – опытная проверка знания через сопоставление с фактами.

Неопозитивисты уверяют, что принцип верификации отвечает требованиям строгой научности и направлен против бездоказа­тельной спекулятивной метафизики. Поскольку в идеалистиче­ской философии накопилось огромное множество искусственных, часто малопонятных терминов и выражений, борьбу неопози­тивистов за ясность и четкость языка науки, за точное опреде­ление философских понятий можно было бы приветствовать, если бы за ней не скрывалась борьба против материализма.

Подобно позитивистам XIX в. неопозитивисты, говоря о пре­одолении и изгнании «метафизики», имеют в виду, прежде всего признание материалистами объективного существования мате­риального мира и его отражения в сознании человека. Они ут­верждают, что их философия не есть ни материализм, ни идеа­лизм, что у них своя, «третья линия» в философии. Но в дей­ствительности их философия направлена против материализма. Объективную реальность внешнего мира они прямо не отрицают, но всякий «метафизический» вопрос о существовании объек­тивного мира, об объективной природе воспринимаемых в опыте явлений считают псевдовопросом. Этой цели — борьбе против признания объективной реальности — и служит принцип вери­фикации. В самом деле, чтобы верифицировать предложение, нужно указать факты, которые делают его истинным (или лож­ным). Но что такое факт для неопозитивиста? Это заведомо не объективная реальность, так как все высказывания о ней запре­щаются как бессмысленные. Так, например, утверждение о том, что роза, аромат которой я вдыхаю, материальна и существует объективно, равно как и утверждение о том, что она существует лишь в воспринимающем сознании, с точки зрения неопозити­вистов, одинаково лишены смысла. Буду ли я считать розу материальной или идеальной, это не повлияет на тот факт, что я чувствую ее запах, и она от этого не станет пахнуть хуже или лучше. И только этот факт, заявляют неопозитивисты, может быть предметом осмысленного высказывания. Отсюда видно, что под фактами неопозитивисты понимают ощущения, пережива­ния — словом, состояния сознания. Значит, в процессе верифи­кации можно сравнить предложение только с «чувственными со­держаниями», с «данным» ощущений или переживаний. Все научные понятия, согласно Карнапу, могут быть сведены к ко­ренным понятиям, которые связаны с «данным», с непосред­ственным содержанием переживаний.

Требуется обратить внимание студентов на то, что использование принципа верификации привело к уточнению критериев научности и формированию Поппером принципа фальсификации.

В последнем вопросе концентрируется итог развития философии сциентизма трансформация неопозитивизма в постпозитивизм, произошедшая в конце 20 века. Здесь важнейшими проблемами исследования становятся логика и методология науки. Постпозитивизм подверг анализу изучению механизмы развития самой науки и способов производства знаний. К представителям постпозитивизма следует отнести таких американских философов как Т. Кун, И. Лакатос, Л. Фейрабенд, французских – М. Фуко, Г. Башляр.

Традиционная кумулятивная модель развития науки характеризовалась следующими чертами.

1. Существуют неизменные, раз и навсегда установ­ленные, окончательные истины, накопление которых и со­ставляет сущность исторического процесса развития на­учного знания.

2. Заблуждения не являются элементом научного зна­ния и поэтому не представляют интереса для истории на­уки, не имеют к ней отношения. При этом конечно, до­пускается, что известная часть научных утверждений не соответствует принятым критериям истины и подлежит исправлению или удалению из тела науки. С этой точки: зрения любой учебник, достаточно полно излагающий предмет той или иной дисциплины, является, по существу, дистиллированной историей, т. е. историей данной обла­сти за вычетом ошибок.

3. Понимание науки теснейшим образом связано с так называемой проблемой демаркации (особенно занимавшей позитивистов), т. е. проблемой отличия науки от всех других, ненаучных форм знания. Если рост науки, соглас­но кумулятивизму, состоит в накоплении доказанных истин, то все остальное должно быть элиминировано из тела науки. Позитивисты стали утверждать, что между наукой и философией существует непроходимая пропасть,, что из нее должны быть устранены «метафизические-принципы» и прочие социокультурные факторы.

4. Характерной чертой кумулятивизма является статичный характер развития науки. Добавление новых знаний к массиву прошлого в этом прошлом ничего не меняет.

Альтернативная некумулятивная модель науки отмечает как периоды ее спокойного развития, так и крутой ломки, называемой научной революцией. Возьмем, к примеру, модель Т. Куна, которая рисует развитие науки как последовательность связанных между собою узами традиций периодов, прерываемых не­кумулятивными скачками. В этой модели периоды «нормальной науки», отличающиеся кумулятивным ро­стом научного знания, фактически задаются некоторым неизменным набором предписаний и ценностных уста­новок, которые Т.Кун называет парадигмой или дисципли­нарной матрицей. По существу, куновская парадигма представляет собой некоторую инвариантную мыслитель­ную (отчасти даже психологическую) структуру, которая предопределяет решения определенного класса задач и обеспечивает существование известной научной традиции. Необходимо, однако, подчеркнуть то обстоятельство, что куновская модель «нормальной науки» отражает лишь количественный рост знаний, но не качественное преоб­разование его теоретического содержания. Умножается только число решенных головоломок, принадлежащих к предметной области парадигмы, что вовсе не затрагивает концептуальных основ эволюционирующего знания. Раз­витие здесь имеет чисто кумулятивный характер.

Когда же Т. Кун переходит к проблеме научных рево­люций, смены одной парадигмы другой, когда он ставит проблему качественного развития знаний, он лишь эмпи­рически фиксирует дискретное множество инноваций, ли­шенных внутреннего единства и рационально необъяс­нимых. У Т. Куна преемственность в развитии научного знания (непрерывность) и качественное изменение его теоретического содержания (дискретность) существуют порознь, являясь внешними по отношению друг к другу моментами, как бы разными полюсами развивающего знания. Связь между наукой предкризисного периода и наукой после разрешения кризиса отсутствует, прерывается, Новая парадигма как бы ее разрушает, перечеркивает прежде накопленные знания.

Противоречия концепции Т. Куна реальному ходу исто­рического процесса в известной мере смягчаются в концепции исследовательских программ, предложенной И Лакатосом. Момент устойчивости (непрерывности) действи­тельно сближает модели развития науки И. Лакатоса и Куна.

Но есть и существенное различие. Модель «нор­мальной науки» Т. Куна предусматривает лишь количе­ственное расширение знания при неизменности его тео­ретического содержания (парадигмы). У И. Лакатоса, напротив, количественный рост знания сопровождается постоянным пересмотром, качественным изменением ги­потез (теорий)' «защитного пояса» при полном сохранении «жесткого ядра» исследовательской программы. Тем самым научная программа представляет собой теоретиче­скую модель не только роста, но и качественного разви­тая знания.

Однако ключевые понятия сохранения и изменения оказываются у И. Лакатоса не внутренними характеристи­ками самого процесса научного познания, а результатом конвенции — методологического решения сторонников определенной исследовательской программы. При этом ученому вменяется в обязанность при всех условиях сохранять жесткое ядро исследовательской программы за счет изменения, модификации его защитного пояса. Та­ким образом, связь понятий сохранения и изменения применительно к самому научному знанию оказывается чисто внешней. Поэтому, когда речь заходит об истощении исследовательских программ и замене их другими, обеспечивающими так называемый «прогрессивный сдвиг проблемы», преемственность между ними нарушается и И. Лакатос вынужден лишь эмпирически констатировать дискретную последовательность сменяющих друг друга программ, являющихся результатом конвенции опреде­ленной группы ученых.

Рассмотрим теперь модель развития науки, предложенную П. Фейерабендом. Формально позиция П. Фейерабенда примечательна тем, что понятия устойчивости и множественности составляют методологический базис его концепции. Он полагает, что взаимодействие между ус­тойчивостью и множественностью, аналогичное взаимо­действию между наследственностью и изменчивостью в живой природе, является тем механизмом, с помощью которого можно объяснить развитие науки. Принцип ус­тойчивости гарантирует сохранение некоторых идей перед лицом возникающих трудностей, в то время как принцип множественности позволяет вводить в знание интеллек­туальные новшества. Хотя применение принципа устой­чивости ограничивается одной теорией, единицей методо­логического анализа у П. Фейерабенда является известная совокупность теорий, которую он называет альтернатива­ми. Выбор подобной единицы обосновывается тем, что опровержение (и подтверждение) теории необходимо связано с включением ее в семейство взаимно несовме­стимых альтернатив. Обсуждение этих альтернатив сразу приобретает первостепенное значение для методологии, и будет включаться в представление той теории, которая, в конце концов, получает признание.

Таким образом, если каждая отдельная теория стре­мится сохранить устойчивость перед лицом различных аномалий и т. д., то, вместе взятые, эти теории путем взаимной критики основательно расшатывают друг дру­га, что приводит к возникновению концептуальных мута­ций, закрепляющихся затем путем оформления новой теории, получившей признание.

В отличие от Т. Куна, для которого периоды устойчиво­сти, свойственные «нормальной науке», хронологически чередуются с периодами размножения альтернативных концепций, П. Фейерабенд констатирует одновременное со­существование обеих тенденций в процессе развития зна­ния. Эта концепция может показаться более перспективной. Модель конкуренции теорий введенных П. Фейерабендом предполагает доминируемость победившей, которая лучше объясняет результаты научных фактов.

Литература

1. Хрусталев Ю.М. Философия. М. 2005.

2. Гуревич П.С. Философия М. 2004.

3. Ефремов Е.Е. Философия М. 2004

4. Войтов А.Г. История философии и науки. М. 2006. Учебное пособие.

5. Т. Кун Структура научных революций. М. 1977.

6. Структура и развитие науки. М. 1978.