Виды политических партий.

Функции партий

Партия, прежде всего, это главный посредник между правящей элитой и управляемым народом.Эта посредническая роль партии выражается более конкретно в следующих функциях:

1. выражение или артикуляция социальных интересов: до правящей элиты партия доносит настроения и интересы и потребности управляемых масс

2. аккумуляция социальных интересов: они выделяют из этих интересов наиболее значимые, увязывают их между собой в стройную и последовательную программу действий

3. постановка коллективных целей: но партии ставят и цели, которые напрямую не вытекают из народных интересов (построение демократического общества, например, т.к. запросы обычных людей в общем-то не касаются таких абстракций), но потом доносятся и растолковываются партийными функционерами простым людям

4. рекрутирование и политическая социализация властвующей элиты:не только самой партии, но и государства.

5. Референтная группа: партия выступает частью мировоззрения человека, на которую он ориентирует свое поведение, которая является для него политической ценностью

Каждая из этих функций могут выполнять и другие институты, но только партия выполняет их все сразу.

6. Структуирование процесса выборов: без партий выборы превращаются в соревнование личных качеств, а не программ, преобладали бы личные, а не групповые интересы. Это незаменимая функция партий.

Известный специалист по изучению партий, М. Дюверже разделял партии на кадровые и массовые. Массовые партии отличаются от кадровых многочисленностью состава. Она стремится включить в свой состав как можно больше сторонников, для того чтобы воспитать его в своих убеждения, выделить из них наиболее способных для включения в свое руководящее звено, а потому без членов партия не может существовать, а без их взносов – действовать. Членство в такой партии постоянно. Они активно участвуют в избирательном процессе. Руководство такой партии принадлежит профессиональным политикам, партийной бюрократии. Человек вступает в такую партию по двум причинам: чтобы выразить свою психологическую идентификацию с определенными ценностями и идеями – это доставляет ему психологический комфорт и/или получить выгоду: так, социал-демократические партии защищали интересы рабочих, организовывали досуг, социальные учреждения – детские сады, прачечные, субсидии на похороны. Кадровые партии – это объединения с целью подготовки выборов и сохранения контактов с уже избранными представителями. Такие партии обычно организовываются «нотаблями» - 1) авторитетными людьми, которые своим именем и престижем повышают авторитет организации, 2) умелые организаторы избирательных кампаний, 3) финансисты. Кадровые партии не имеют постоянных членов (в смысле регистрации и внесения членских взносов), они организуются только на период избирательных кампаний, а между кампаниями неактивны. Кадровые партии были распространены до введения всеобщего избирательного права, когда потребности в массовой организации не было, поскольку массы не имели в основном избирательных прав. В плане электората кадровые партии ориентировались на средний класс, а не на массы. Полумассовые партии – не имели индивидуального членства, а только коллективное (лейбористская партия в Великобритании, состоявшая из тред-юнионов) и взносы также носили коллективный характер.

Жан Шарло добавляет к этим трем типам партию избирателей (прототип – Союз демократов за республику Ш. Де Голля). Она напоминает кадровую партию расплывчатостью идеологии, но при этом использует методы мобилизации масс. Тем самым она стремилась объединить в себе избирателей с самими различными социальными интересами. Это связано с эрозией жестких социальных границ общества, с ориентацией после ВМВ на идеологию всеобщего благосостояния, а также с развитием СМИ, когда роль избирателей из участников становится потребителем политической продукции. Такие партии больше стремятся не защитить какой-то интерес перед государством, а защитить интерес государства перед обществом. Выборы превращаются не в борьбу идеологий, а в борьбу личностей и поддерживающих их групп и конкретных интересов. Часто такие партии преследуют сугубо личные интересы. В Латинской Америке к такому типу относится Хустисиалистская (перонистская) партия в Аргентине,сформировавшаяся вокруг харизматической личности Хуана Доминго Перона, апристская партия в Перу. Наша «Единая Россия» тоже яркий пример такой партии.

Американские партии не укладываются в европейскую схему. Во-первых, в них нет членства. Во-вторых, они вообще не имеют какой-то особенной для партии идеологии. В-третьих, в них нет сильного централизованного руководства, только сильные ячейки на штатном и местном уровнях, которые совершенно не связаны друг с другом.

Каждый из этих типов партий, если присмотреться, устойчиво коррелирует с определенным типом демократии, это связано с тем, что изменение характера демократического режима влияет на способ существования партий.

По характеру первичных организаций, М. Дюверже разделяет их на четыре типа:

1. Партии-комитеты. Это те же кадровые партии. У таких партий отсутствуют первичные ячейки. Это Либеральная и Консервативная партии Великобритании XIX века, такие же партии в Латинской Америке того же периода, партии «федералистов» и «демократических республиканцев» эпохи Отцов-основателей США.

2. Партии-секции. Централизованные партии с разветвленной сетью ячеек с жесткой дисциплиной, но допускающие горизонтальные связи между ячейками. Это европейские и латиноамериканские социалистические, социал-демократические, христианско-демократические партии.

3. Партии-ячейки. Ещё более жесткая структура, ячейки – на рабочих местах, внутрипартийные связи строго вертикальны, фракционная деятельность запрещена, руководство централизовано. Члены обязаны активно участвовать в партийной работе. Это коммунистические партии.

4. Партии-милиции. Военизированные организации с принципом единоначалия. Исламистские партии на Ближнем Востоке, НБП Э. Лимонова и РНЕ А. Баркашова у нас.

Однако сейчас редко можно встретить такие партии в «чистом» виде. Партии-комитеты стремятся обрести массовый характер, наоборот, партии-секции бюрократизируются в соответствии с «железным законом олигархии», уходя от активной работы на местах.

Внутри партий обычно действуют фракции – внутрипартийные объединения, имеющие чувство общности и единство цели и действуют для её реализации сообща. Иногда до того, что партия раскалывается (как раскололась Радикальная партия Чили после 1958 года из-за несогласия двух фракций или Христианские демократы этой же страны в 1968 году), а иногда одна фракция побеждает, а другие подавляются (как произошло в 1924-1928 годы в РКП(б) или НСДАП к 1933-34 годы с разгромом групп О. Штрассера и Э. Рэма). Выделяют 2 типа фракций:

1. Клиентелы. Лидеры таких фракций всячески способствуют продвижению своих сторонников в обмен на политическую поддержку с их стороны, т.е. это фракция не ради победы какой-то идеи, а ради захвата власти. В отечественной политической истории яркий тип такой фракции – фракция Сталина в 1923-28 годах активно продвигавший своих сторонников на руководящие посты в партии с целью задушить все остальные фракции. В Японии – это либерально-демократическая партия, где в 1974 году насчитывалось 9 фракций, организованных за своими лидерами, каждый из которых стремится к посту премьер-министра. Фракции имели свои штаб-квартиры, созывали свои собрания и митинги. Это связано с отсутствием у партии четкой идеологии, отсутствием реальной массовой базы, многомандатностью избирательных округов и японской политической культурой.

2. Идеологической общности. Здесь фракции более формализованы, имеют фиксированное членство, свои газеты. Так, фракции внутри «Народно-демократической партии» Афганистана группировались вокруг газет «Хальк» и «Парчам». Группы Л. Троцкого и О. Штрассера, соответственно, в РКП(б) и НСДАП также имели свои печатные органы и свою идеологическую линию.

И те, и другие фракции опасны для единства партии и могут привести к расколу. Так, выход из ЛДП Японии части фракций привел к утрате ею политической гегемонии. К таким же последствиям привел раскол соответственно Радикальной партии и Христианско-демократической партий Чили. Исследования ста партий Кеннетом Джандой показали, что идеологическая фракционность бывает чаще, но при этом часто имеет одновременно и форму клиентелы.

Институционализация партий. Процесс врастания той или иной партии в политическую систему общества непрост – одни партии исчезают, не выдерживая конкуренции, другие остаются. Процесс врастания назывется институционализацией и измеряется по двум параметрам: по критерию «важности» (минимальный уровень поддержки избирателями) и по критерию «устойчивости» (продолжительность существования). Ричард Роуз и Томас Маки предлагают для критерия устойчивости считать следующее: если партия участвовала как минимум в трех национальных выборах – то она устойчива. Другой исследователь, Анжело Панебьянко предлагает следующие факторы, которые способствуют институционализации партии: проникновение (когда партия вырастает из общенационального центра, а не из местной ячейки), внутренняя легитимация (когда партия изначально опиралась только на собственные силы, а не на поддержку внешней силы), отсутствие харизматического лидера. А также пропорциональная избирательная система и парламентская форма правления.

Классификация партийных систем.

Партийная система – это способ взаимодействия партий в борьбе за власть. Наиболее распространенный тип классификации – количественный: беспартийные, однопартийные, двухпартийные, многопартийные системы. Естественно, что первые два типа можно назвать партийными системами весьма условно, так как основные функции, для которых создаются партии, здесь отсутствуют.

Беспартийные системы наиболее характерны для диктаторских режимов, когда партии запрещаются. Так, диктатура А. Пиночета в Чили, военной хунты в Аргентине и Уругвае в 1970-е годы запрещали партии, равно как и исламистский режим в Иране. Однако это довольно редкий случай. Даже диктаторские режимы вынуждены создавать хотя бы марионеточную партию систему, чтобы не так неприлично выглядеть в глазах мирового сообщества. Так, военная хунта в Бразилии в 1964 году, упразднив все реальные партии, создала марионеточную двухпартийную систему из своих людей. В некоторых малых государствах Тихого океана есть демократии без партий, но там они заменяются клановой или этнической конкуренцией. Практика показывает, что без партий демократия все-таки не может обойтись – иначе выборы сведутся к борьбе личностей и личных интересов, а отсюда – к подкупу избирателей, монополизации власти.

Однопартийные системы характерна для эгалитарно-авторитарных (коммунистические), авторитарных-инэгалитарных (нацисты) и популистских режимов (Мексика при господстве Институционально-революционной партии до 1977 года). Здесь фактически господствующая партия вырождается, утрачивая базовые функции партии как политического института, превращаясь в придаток бюрократической машины государства. При однопартийном режиме господствующая партия держится у власти не за счет своей популярности, а за счет внеполитических мер давления на избирателей или устройства избирательной системы. Так, в Мексике до 1977 года другие партии просто не допускались до выборов, в Сингапуре, где Партия народного действия имеет 81 место из 83, сторонники других партий испытывали проблемы на работе вплоть до увольнения.

Однопартийные системы разделяются Г. Алмондом на инклюзивные и эксклюзивные.

Эксклюзивные партийные системы предполагают полный контроль правящей партии над политическими ресурсами. Она не допускает никакой степени свободы и пронизывает своими структурами все общество. Общественное сознание пронизывает единственно верная идеология. К этому типу партийных систем относятся все советские партийные режимы, в том числе в современном Китае и Северной Корее. Однако даже и в таких партиях время от времени возникают фракции (при смерти вождя, или по степени радикальности проведения политики, или по отраслевым, региональным признакам партийной элиты). Однако со временем такие партии «стареют» и переходят к более мягкой политике.

Инклюзивные партийные системы допускают определенную степень автономии социальных групп, однако она старается агрегировать одни, выгодные для себя интересы, а другие подавляет, также как и оппозиционные силы. Такие системы обычно возникают в доиндустриальных политических системах, с высоким уровнем религиозной или этнической фрагментации, и возникают часто в борьбе с колониализмом. Они признают автономию социальных, культурных и этнических групп, но стремятся их инкорпорировать в одну политическую структуру (однопартийные системы Кении и Танзании, допускающие этническую и религиозную автономию, Институционно-революционная партия Мексики (до 1997 года), допускавшая наличие автономных фракций в виде профсоюзных рабочих, крестьянских, предпринимательских организаций внутри одной партии, которые могли вести торг вокруг кандидатуры президента каждые 6 лет). Однако при этом недопускает вынос автономии в открытую политику либо допускает её до тех пор, пока она не угрожает позициям партии (Мексика).

Состязательные партийные системы в рамках этой системы классификации только двухпартийная и многопартийная.

Двухпартийная система – это не означает, что кроме двух партий в этих системах нет больше других партий (в Великобритании они набирают до 10% голосов), но только то, что они никогда не угрожают попеременному господству у власти двух партий. Такая система присутствует в Великобритании и США.

Многопартийная система – от трех и больше. В Германии, например, 4 крупные партии – Христианско-демократический союз, Христианско-социальный союз, Социал-демократическая партия Германии и Свободная демократическая партия, которые, чтобы придти к власти, вынуждены блокироваться друг с другом, что составляет отличительную особенность многопартийной системы. Причем даже если партия не близка идеологически, но достаточно сильная чтобы блокировать решения правительства большинства, - это также является стимулом для коалиции.

Плюсы двухпартийной системы:

1. Эта система способствует смягчению идеологических конфликтов между партиями и способствует умеренным позициям, что делает политическую систему более устойчивой. Это связано с тем, что поскольку партий только две, то нет смысла бороться за устойчивый электорат противоположной партии, который привык за нее голосовать, а стоит бороться за центристов, которые голосуют за партии в зависимости от их конкретных программ дел, а не идеологий, а потому партии естественно смягчают свою идеологическую риторику. В многопартийной системе, наоборот, чтобы отмежеваться от многих других партий, приходится делать свои идеологические различия более рельефными, что придает политике более конфликтый характер.

2. Эта система способствует большей эффективности правительства. Так как одна из партий чаще получает абсолютное большинство и потому другой партии трудно заблокировать действия правительства. А в многопартийной системе иногда вообще не удается сформировать правительство. Так, в 1990 году в Греции партия Новая демократия, Всегреческое социалистическое движение, Коммунистическая партия не смогли договориться друг с другом о создании коалиционного правительства большинства (из-за коммунистов), так что пришлось объявлять новые выборы.

3. Это проще для самого избирателя – не нужно напрягаться, изучая десятки программ, да и голос не пропадет – любая из партий так или иначе пройдет в парламент. В многопартийной системе много сил и времени уходит на выбор, да и партия может вообще не пройти в парламент из-за %-го барьера.

4. Это делает правительство более ответственным. В самом деле, когда одна партия правит, а другая зорко за ней следит, будучи в оппозиции, а если политика будет неудачной, то победит в следующий раз оппозиция. Это заставляет партию быть максимально ответственной. В коалиционном правительстве иначе – если партия плохо работала, но является удобным партнером по коалиции, она может вновь получить часть министерских портфелей.

Итак, главное преимущество двухпартийной системы – это стабильность и эффективность.

Однако двухпартийная система крайне слабо представлено – США, Великобритания, Мальта. Попытки ввести двухпартийную систему сверху были в Бразилии 1960-70-х годов, но она там не прижилась, и как только военные ушли из руководства страны, эта система самоликвидировалась – введенные партии никто не хотел сохранять дальше. Такая попытка была и в Колумбии в 1950-60-х годах, когда две враждующие партии после 10 лет гражданской войны договорились о разделе всех государственных постов 50:50, а пост президента уступать друг другу по очереди. Однако как только политическая система в конце 1960-х была частично демократизирована, искусственная двухпартийность рухнула. В Аргентине до 1916 года и в Чили до 1935 года, и в Уругвае до 1970 года также были двухпартийные системы, но в первом случае это было в период высокого имущественного ценза, который, когда был отменен, сразу же разрушил эту систему, а во втором случае эта система послужила причиной собственной гибели – так как значительная часть политических сил при этой системе не могли сформировать правительство, что толкнуло их на внепарламентские методы борьбы и послужило основной причиной для установления военной диктатуры. Эти, и многие другие примеры показывают, что двухпартийность далеко не во всех странах возможна, а иногда и просто невозможна. И зачастую многопартийной системе просто нет никаких альтернатив.

Однако недостаток классификации по количеству партий состоит в том, что все многообразие систем укладывается всего в два типа, причем первый тип встречается в ничтожно малом количестве случаев.

Поэтому некоторые исследователи выделяют дополнительные критерии.

Так, Г. Алмонд помимо этих двух типов, вводит промежуточные, основанные не на чисто количественном критерии, а на характере взаимоотношений между партиями внутри системы:

· Консенсусные партийные системы – это многопартийные системы, где среди основных партий достигнут консенсус по поводу основ социально-политического порядка в обществе и потому их программы не слишком отличаются друг от друга, а потому смена партии у власти не ведет к существенным переменам политического порядка (партийная система Германии, Норвегии, Швеции, 4-5 партий регулярно либо сменяют друг друга, либо вступают в различные коалиции, но принципиально не меняя правила игры)

· Конфликтные партийные системы – это системы, где наоброт партии сильно расходятся между собой по принципиальным вопросам и враждебны друг другу (например, ситуация в Австрии 1918-1934, Уругвай во второй половине 1960-х, Веймарской Германии). Интересно, что во всех трех приведенных примерах в конце концов демократия пала и установились военные диктатуры, когда конфликты вышли из-под контроля.

· Консоциативные партийные системы – сочетают черты и консенсусной, и конфликтной – в которых существуют антагонистические противоречия, но лидеры стремятся их преодолевать путем компромиссов (Нидерланды, Австрия, Ливан, ЮАР), подразумевая наличия взаимных гарантий соперничающих групп, а в ЮАР – и гарантии власти (любая партия, хоть черных, хоть белых, которая наберет 5%, получает долю в правительстве). Однако такие компромиссы не гарантируют успех – в Ливане в конце концов он вылился в 1975 году в гражданскую войну.

Г. Алмонд приходит к выводу, что главную роль в партийных системах играет не число партий, а уровень конфликтности между ними и культура договоренности между ними. При этом решающую роль играет способность лидеров договариваться между собой, способность к компромиссам, к чему подталкивает многопартийная система.

По подсчетам Г. Алмонда на 1978 год из 150 партийных систем всего около 1/3 были состязательными, в основном они были в Западной Европе, Северной Америке и отчасти в Латинской Америке. В результате процессов демократизации к концу 1990-х 60% партийных систем носят состязательный характер. Однако в стороне от этого процесса находятся многие страны «третьего мира» - однопартийные режимы существуют в Кении, Судане (фундаменталисты), Сомали. Так, из 13 военных режимов в 1998 году 12 приходилось на Африку.

Джованни Сартори выделяет семь типов партий на основании политических критериев: ПС с одной партией, ПС с партией гегемоном (когда побеждает только одна партия, хотя есть и другие – Партия демократического действия Сингапура), систему с преобладающей партией (когда одна партия доминирует – ЛДП Японии), двухпартийная система, система ограниченного плюрализма (Германия – 4 основных партии: отсутствие антисистемных партий и двухсторонней оппозиции, ориентированность на коалиционное правительство), система крайнего плюрализма, атомизированная система. Так, система крайнего плюрализма допускает партии «антисистемного» типа,выступающие против существующего строя, наличие двусторонней оппозиции крайне левых и крайне правых – в результате эти партии, попав в парламент, не могут сформировать правительство, но радикально его критикуют. Причем критика тем более жестка, что партия не имеет шансов придти к власти, а потому не обременена ответственностью. Для парламентской политике такой системы характерна центробежность и сильный идеологический образ действий. Такая ситуация долгое время наблюдалась в Италии, особенно касаемо Итальянской коммунистической партии.

Атомизированная система – совершенно отсутствует возможность создать устойчивую систему (скорее всего, идеальный тип).

Маркку Лааксо и Рейн Таагепера предлагают количественный критерией на основании эффективного числа партий (т.е. партий, которые оказывают влияние на ход выборов и являются значимыми для избирателя) по формуле N = 1/∑vi2.Если, например, партийная система состоит из 4 партий, каждая из которых набрала 25% голосов, тогда получится 1/4 * 0,252= 4. Это «вес» партийной системы. Они выражают уровень фрагментации партийной системы. Так, например, возьмем более сложное соотношение партий. Предположим, что в одном случае у нас было 7 партий с разбросом: 1%, 10%, 15%, 20%, 25%, 29%, а в другом случае – 3 партии с разбросом: 25%, 30%, 45%. Тогда получится следующая вычисления: 1/0,012 + 0,12 +0,152 + 0,22 + 0,252 + 0,292 = 4,56. А в другом случае – 1/0,252+0,32+0,452= 2,82. Из этих простых вычислений мы видим, что в первом случае фрагментация значительно больше, чем во твором. Это позволяет классифицировать партийные системы всего мира по степени фрагментированности и сравнивать их между собой. Так, по исследованию Рейна Таагаперы и Мэтью Шугарта наиболее фрагментированными оказались партийные системы Эквадора (10,3), Гватемалы (6,4), Швейцарии (6,0), Финляндии (5,4) – страны с многопартийной системой. Наименее – США (2,0), Мальта (2,1) – страны с двухпартийной системой. Однако эффективные электоральные партии не всегда совпадают с эффективными парламентскими партиями,которые вычисляются по той же формуле, только вместо v – s (доля мест в парламенте). Иногда они могут весьма существенно различаться. Возьмем выборы в Финляндии в 1983 году, но для простоты заменим имена партий на цифры:

Партия % голосов % мест
26,7 28,5
22,1
17,6
13,8 13,5
9,7 8,5
4,9 5,5
1,5
0,4 0,5
1,5

 

1/ (....)2 = 5,461467 и 5,140067. Первый индекс – эффективных электоральных партий, второй – эффективных парламентских партий. Во Франции в этом же году разница была больше – 4,13 и 2,68. Различие связано с различием избирательной системы, округов и т.д.

Также можно классифицировать партийные системы по уровню фракционности, который высчитывается по формуле Рэя: 1 - ∑Si2, где S – это количество мест в парламенте. Так, если посчитать индекс фрагментарности в германском Бундестаге после выборов 1983 года, где ХДС/ХСС получил 244 места, СДПГ – 193, Свободная демократическая партия – 34, а зеленые – 27 мест, то получится: 1 – (0,24 + 0,15 + 0,005 + 0, 003) = 1 – 0,4 = 0,6. В Японии, например, в том же году индекс был 0,67, а в США в 1984 году – 0,49.

Другой политолог Пауэлл переделал индекс фракционности Рэя для подсчета уровня этнической фракционности в населении в целом, к этому он добавил индекс сельскохозяйственного населения по шкале 1-3: 1 – 5-19%, 2 – 20-49%, 3 – 50-80%, индекс католического населения с той же шкалой, индекс «силы» избирательной системы: плюральная система – 1, смешанная система – 2, пропорциональная – 3, и форма государственного правления: президентская – 1, другие – 0. В результате используя метод множественной регрессии автор на большом эмпирическом материале доказал, что фракционализация парламента поощряется немажоритарными электоральными системами, всеми видами дифференциаций, президенсткой формой правления.

Почему возникли такие, а не иные партийные системы? Факторы формирования партийных систем.

Партийные системы возникают в зависимости от тех конфликтов, которые присутствовали в обществе. Сеймур Липсет и Стейн Роккан выделяют 4 конфликта: между центром и периферией, между государством и церковью, между городом и селом, между собственниками и рабочими.

Центр-периферия. Это соперничество между титульной нацией и национальными меньшинствами, которые создают региональные партии (Квебекская партия в Канаде).

Государство-церковь. Там, где имело место соперничество протестантов или католиков (Германия: ХДС, ХСС) или там, где католики сохранили свои позиции (христианские демократы в Италии, Чили, Венесуэле) (там, где победили только протестанты, партий по религиозному признаку нет). И, наоборот, партии явно антирелигиозной направленности – коммунисты, Радикальная партия Франции.

Город-село. Партии буржуазии, горожан, и партии села. Консерваторы и либералы в Англии и в латиноамериканских странах до ВМВ.

Собственники-рабочие. Там, где рабочие мирно получили право на участие в выборах, там главную роль играют социал-демократы, там, где это сопряжено было с конфликтом – коммунисты.

Иногда все эти расколы совпадают, а потому политическая партийная борьба принимает весьма острые формы, как в Северной Ирландии: ирландцы, сепаратисты, католики, рабочие – ольстерцы, юнионисты, протестанты, средний класс. Там борьба приняла вооруженные формы. Однако в других странах этого удается избежать. Так, в Нидерландах противостоят друг другу протестанты, католики, либеральные секуляристы и рабочее движение, однако демократический режим от этого только укрепился, сформироваласьконсенсусная или сообщественная демократия: правительство больших коалиций, включающее представителей всех основных блоков, право вето, позволяющее отстаивать интересы меньшинства, пропорциональное распределение правительственных заказов и субсидий между общинами, право каждой общины решать свои внутренние проблемы. Та же самая ситуация в Австрии, Бельгии (2 этноса) и Швейцарии (3 языковые группы, 2 религиозные).

Однако здесь надо заметить, что расколы не работают «автоматически». Очень многое зависит от интересов партий: иногда им выгодно отразить текущие расколы в обществе, как это выгодно, например, социал-демократическим или коммунистическим партиям, иногда – наоброт, стремится их затушевать – как, например, национал-популистским партиям, призывающим забыть о социальных конфликтах и объединиться всему обществу для решения каких-то национальных задач (как наша «Единая Россия» или Хустисиалистская партия Аргентины, НСДАП в Германии), а иногда партии сами начинают «продуцировать» расколы там, где их нет (либерально-демократические партии – партия «Женщины России»).

Теория расколов является ещё одним основанием для классификации партийных систем – по проблемности. Здесь принимаются к учету количество проблем, служащих источниками значимых разногласий. Обычно выделяется 7 таких проблем: центр-периферия – это культурно-этнические проблемы (фламандцы и валлоны в Бельгии), государство-церковь – это религиозные проблемы(католики и протестанты в Северной Ирландии), город-деревня (Скандинавия, АПР у нас), собственники-рабочие – это социально-экономические проблемы (Латинская Америка – Хустисиалистская партия, Апристы как партии профсоюзов), проблемы поддержки режима (коммунистические партии, особенно в Италии и Франции), внешнеполитические проблемы (в Европе – относительно интеграции ЕС), постматериалистические проблемы (требование качества жизни – зеленые, геи, феминистки и т.п.).

Для каждой партийной системы выбираются наиболее острые проблемы и кодируются 1 или 0,5, а потом все цифры суммируются и партийные системы сопоставляются между собой – насколько более высок их рейтинг, настолько более проблемна партийная система. Понятно, что такой анализ, будучи более качественным, более и субъективен. Если в одних партийных системах эти проблемы можно выделить с устойчивой степенью достоверности (например, религиозный и этнический в Северной Ирландии или социально-экономический в Латинской Америке), то в других партийных системах эти критерии сильно будут зависеть от субъективности, особенно для развитых стран. Такое исследование провел А. Лейпхарт, причем установив корреляцию между степенью «проблемности» и эффективным числом партий – их число равно. Так, с его точки зрения, наиболее проблемными являются партийные системы Франции, Финляндии, Норвегии, имеющие индекс 3,5, а наименее проблемными – Ирландии (не Северная) и США – 1.

Однако у большинства развитых стран эти расколы давно «потухли» в связи с чем их партийные системы стабилизировались. Разница между результатами на выборах редко колеблется (1945-1962 в 19 странах Европы), но зато и новых игроков не появляется: у старых партий больше ресурсов (СМИ, профессионалы, авторитет) для недопущения новичков, а, с другой стороны, партия становятся однолики – мало чем отличаются по программам, одинаково поддерживают существующее статус-кво. Они стремятся никого не оттолкнуть, а чтобы иметь доступ к власти – вынуждены блокироваться друг с другом. Возникает феномен всеохватных партий (Отто Киркхаймер) – идеологически размытых, со смешанной социальной базой, туманностью программ. Они стараются избежать специализации.

Тем не менее определенная динамика присутствует. Так, в связи с ростом благосостояние наблюдается падения влияния левых партий в Европе, наоборот, растет влияние региональных (Ломбардская Лига, Квебекская партия) и этнических (Националистическая партия Шотландии) партий, появляются новые движения - зеленые.

Присутствует и другая динамика – падения количества членов в европейских партиях, особенно в Великобритании (в 3 раза), в Дании (в 3 раза), в Нидерландах (в 3 раза). Это связано с тем, что с построением общества всеобщего благосостояния нужда в заботе массовых партий пропала, массовая культура сняла проблему досуга, а СМИ устранили партийную прессу. Идеологические же границы между партиями размылись. Люди голосуют за имидж. С другой стороны, сами партии уже не нуждаются в массовых членах – в европейских странах давно введено финансирование партий.

Ещё более радикальный вариант – картельные партии (Петер Мэр, Ричард Кац). Это партии, состоящие из группы профессионалов-политиков, которые на время кампаний устанавливают непосредственные связи с избирателями без всякой партийной организации. Цель такой партии – достичь её лидерами политических и государственных постов. Они как правило строятся на самой широкой коалиции, выборы становятся весьма капиталоёмкими, профессиональными, централизованными. Различия между членами и нечленами партий становятся несущественными. Усиливается самостоятельность местных лидеров. Идеология размыта. Эта модель партии делает акцент скорее на элитах, чем на избирателях, и в каком то смысле угрожает демократической политической системе. Наиболее ярким примером такой партии, на мой взгляд, является ОВР образца 1999 г. – собрание региональных лидеров, стремящихся утвердится у власти в парламенте, без всякой партий организации, без четкой идеологии. К картельной партии фактически тяготеет и «Единая Россия», так как большинство её региональных отделений виртуально.