Политика королей французского и арагонского

Но важнее всего и, вместе с тем, труднее было убедить Филиппа Августа содействовать Церкви и целям папы, а без него все планы расстраивались. Читатели могут припомнить, в каких отношениях находился с ним Иннокентий по поводу дела Ингебурги. Возмущенный вмешательством Рима, своей вынужденной уступкой, интердиктом, рядом оскорблений, находившийся и теперь под каким-то гнетущии взором Иннокентия, король мог или решительно отказать в помощи, или поставить доставить римской курий затруднения. Но Иннокентий, всегда счастливый, не терял надежды на успех и когда писал к Филиппу. Он смотрел на эту грамоту как на воззвание к фанатичному духу средневековых народов. Оттого-то в этой булле использованы особые приемы, то обличительные, то делающее ее скорее грозным обращением могущественного государя ко всему миру, чем посланием представителя высшей духовной власти. Эта булла - один из лучших литературных памятников европейской теократии.

"Если твоя королевская ясность, обозревая своим взором всех государей мира, сознает себя преимущественно пред другими осененным покровительством Господа, который no благости своей, а также по заслугам, которые ты и предки твои сделали перед врагами его, и так как многочастно имя твое достойно прославления, то и почиет на тебе благодать в настоящем и уготовалась слава в будущем, особенно потому, что, доверяясь одной святой католической и апостольской Церкви, ты всегда ненавидел и чуждался секты еретического нечестия ". Затем, изложив все подробности убийства легата и сделав указание на необходимость крестового ополчения, папа обращается прямо к королю, восклицая: "Итак, гряди, воин Христов, гряди христианнейший государь, да подвигнется благочестивейший дух твой стоном святой вселенской Церкви и да будешь ты самым ревностным в отмщении столь великой несправедливости к Богу твоему. Услышь, как взывает к тебе кровь праведника и побуждает стать щитом Церкви против тирана и врага веры. Если кто до сих пор со славой вооружался за мирское дело, то тем более достоин хвалы ополчившийся за Христа, который тяжко гоним своими недостойными рабами. Восстань в удобное время для совершение праведного суда и не отврати ушей своих от вопля Церкви, неумолкно взывающей к тебе: "Восстань и суди дело мое (Псал. LXXIII)..." Посему, возлюбленный сын, возьми меч против злодеяний, и прийми славу добрых от Господа, соедини меч свой с нашим, дабы мы отомстили столь позорным и дерзновенным злодеям. Последуй Моисею и Петру, этим двум отцам обоих Заветов, обозначивших единство между царством и священством, из которых один основал царство священническое, а другой наименовал царственное священство... И князь Апостолов говорить: "вот два меча" (Лука XXII) и, наконец, сам Господь ответом своим показал, что есть два меча, вещественный и духовный, содействующие друг другу, из которых один помогает другому. А так как, после убийства сказанного праведника, Церковь в странах тех находится в тоске и печали, без помощи и утешения, вера же погибла, мир исчез, а еретическая язва и ярость вражеская восторжествовали, и также принимая в соображение, что, с начала бури, нет достаточного утешение в религии и что корабль церковный представляется совершенно погибшим в крушении, мы обращаемся к твоей королевской честности и увещеваем тебя, отпуская тебе прегрешения твои, с доверием на благость Христову, дабы в такой крайности и великой необходимости, ты не замедлил прийти на помощь... Мы же не перестаем ожидать, что ты будешь напрягать все усилия к умиротворению тех народов, ибо твое призвание царственное в государстве своем - водворять дело мира, подобно мудрейшему из царей, Соломону, который, пред лицом Бога вечного, призван был быть миротворцем. Всеми путями, какими направить тебя Господь, ты будешь стараться уничтожить вероломство еретическое, как и последователей нечестия, сражаясь с ними рукою могучей и дланью далеко простертой, суровее чем с сарацинами, ибо они суть хуже их. Помимо этого, повелеваем тебе, если вышеназванный граф Раймонд, который, заключив союз с духовною смертью, пока продолжает грешить и пока не отказывается от своих преступленй, вздумал бы избрать иной путь в покаянии, определенном ему, и, с лицом покрытым бесчестием, воспринял бы намерение снова искать имя Божье и дать должное удовлетворение нам и Церкви или, скорее, Богу, то все-таки желаем тебе не переставать пользоваться над ним предоставленными тебе королевскими правами, изгоняя его самого и последователей его из замков и лишая их земель, им принадлежавших. Очистив долины от еретиков, ты водворишь католических жителей, которые, следуя уставам твоей православной веры и пребывая в святости и справедливости, под твоим счастливым правлением, не перестанут служить пред Господом" (24).

Теперь Рим становится неумолимым и сторонится всяких дальнейших сделок с еретиками. Не доверяя им более, он отказывается от увещаний, вместо которых направляет на Юг армии крестоносцев.

Впрочем, на Филиппа II столь решительное послание подействовало мало. Практичный король предпочитал пользоваться готовой добычей, кровью и трудами других, чем рисковать всем, чего он успел достичь, уклоняясь от задачи восстановить единовластие в феодальном королевстве, и без Лангедока представлявшем собой пеструю смесь элементов. Самое большее, что он обещал сделать для крестоваго дела, - это не мешать вооружаться своим подданным. Раймонд, по жене, приходился ему двоюродным братом. Есть свидетельства, что король продолжал поддерживать с ним дружеские отношения. Еще в мае 1208 года король писал ему о церковных бенефициях (25).

Когда, после римского воззвания, авантюристы и фанатики, из простого народа и рыцарства, стали собираться во Франции для похода на Юг, то Раймонд при личном свидании просил Филиппа Августа воспрепятствовать тому. Как у близкого родственника он просил у него совета. В ответ, король предлагал ему помириться с папой. Понимая затруднительность положение своего сузерена, Раймонд обратился к сопернику Филиппа, императору Оттону?1, чем вызвал против себя естественное негодование французского короля.

Устранить или задержать крестовое ополчение Филипп не мог, даже если бы и захотел. Католическое духовенство и народ явилиcь деятельными помощниками папской политики. Легаты успешно вели свое дело, дело пропаганды. Главному из них, аббату Арнольду, поэтическая провансальская летопись приписывает даже мысль о самом крестовом походе, и это место важно для нас, ибо оно выражает общее убеждение того времени. Будучи в Риме, он якобы сказал Иннокентию:

«Святой Отец, скорее пишите ваши латинские грамоты, поднимите великий шум, а я разнесу их по Франции, по всему Лемузену, Пуату, Оверни, до самого Перигора. Объявите повсюду индульгенции от здешних стран до самого Константинополя, по всей земле христианской, что тому, кто не вооружится, будет запрещено пить вино, есть за столом по утрам и вечерам, одеваться в ткани пеньковые и льняные, и что если такой умрет, то будет похоронен, как собака».

И все сделалось по этим словам, прибавляет хроника, по этому совету. Папа с грустным ви-дом сказал аббату:

«Брат, поезжай в славную Тулузу, раскинувшуюся на берегах Гаронны. Ты поведешь туда ополчение крестоносцев против неверующего племени. Именем Иисуса Христа прощай верным их грехи, и проси и увещевай их от меня изгнать из среды себя еретиков».

Вот что говорит летописец:

«И настолько далеко, насколько простирается земля христианская, во Франции и во всех других королевствах ополчались народы, лишь только узнавали о прощении грехов и никогда, как родился я, не видал столь великого воинства, как то, которое отправилось на еретиков и иудеев. Тогда надели крест герцог бургундский, граф неверский и другие многие синьоры. Не стану я перечислять тех, которые нашили себе кресты из парчи и шелка, наколов их на правой стороне груди; не стану описывать их вооружение, доспехи, гербы, их коней, закованных в железо. Еще не родился на свете такой латинист или такой ученый клирик, который из всего этого мог бы рассказать половину или треть, или переписать одни имена всех священников и аббатов, которые собрались в лагере под Безьером, за стенами города, на полях окрестных" (26).

Нет сомнений, что перед таким движением, при таких приготовлениях, отвага Раймонда тулузского пала. Он хотел отклонить удар новым изъявлением папе своей покорности. Он пытался просить о заступничестве даже Арнольда. "Я ничего не могу сделать для вас без папы, да это и не в моей власти", было ответом легата.

Тем более ничего не могли сделать в его пользу новые легаты, ни Наварр Консеранский, ни Гуго-Раймонд, епископ Риеца, только что уполномоченный Иннокентием. Тогда Раймонд отправил в Рим знатное посольство из архиепископа Бернарда д`Э и Раймонда Рабастена, бывшего епископа тулузского (27). Они имели целью ходатайствовать перед папой о милосердии и принести жалобу на бессердечие легата Арнольда и его крайнюю суровость.

Примерно в это время из Рима выехали Фулькон, епископ тулузский и Наварр, епископ консеранский. Как местные католические верховные власти, они со своей стороны успели представить дело Иннокентию в своих красках и по-прежнему требовали удаления Раймонда. При всем том, Иннокентий еще был настолько беспристрастен, что принял доверенных послов графа, откровенно беседовал с ними и видимо снова думал о примирении.

Послы привезли ему формальную уступку графства Мельгейль, за которое Раймонд обещал присягнуть папе, "как за собственность Святого Петра" (28). Папа, нуждаясь не в территории, а в приобретении ручательства за будущую верность Раймонда, отказался от этого дара. Он обнаружил некоторую благосклонность к графу. Прощаясь с послами, Иннокентий III сказал им:

"Мы и вся курия апостольская довольны смирением графа тулузского. От него самого зависит подчиниться Церкви и ее приказанием; мы же, со своей стороны, обещаем поступить с ним справедливо. Пусть он докажет свою невинность - и прощение тотчас же будет дано ему; отлучение будет снято. Но прежде того, в доказательство искренней веры, его непритворного благочестия, пусть он даст в залог семь своих крепких замков. По окончании суда они немедленно будут возвращены ему. Ему кажется подозрительным аббат Арнольдь, - мы устраним и его. Граф непосредственно будет иметь дело с новым легатом a latere?1; это Милон, наш секретарь, которого мы теперь же посылаем в Прованс" (29).

Граф был доволен, когда узнал об этом. Сам хорошо не зная Милона, он почему-то рассчитывал на него. В советники к легату послан был каноник из Генуи по имени Феодосий, он слыл за человека энергичного и весьма ученого. Прежние легаты не были подчинены Милону, как и он не был подчинен им. В то же время папа, не оставляя своей решительной политики, писал им со всей тонкой хитростью какого-нибудь итальянского дипломата эпохи Возрождения. Решившись на чисто светскую, политическую борьбу, он обладал достаточным искуством для успеха в ней. Понятно, что одно уклонение от идеала ведет к другому, одно снисхождение к средствам ведет к дальнейшим и соблазн с возрастающей силой ставит под сомнение всю политику.

"Посоветовавшись с легатами и вождями крестоносцев, - предписывал Иннокентий легатам, - вы должны порознь нападать на еретиков, начиная с тех, которые отделились от остальных. Вы не должны трогать графа тулузского, если увидите, что он не старается помочь другим и что поведение его стало более обдуманным; вы оставите eгo на время в стороне, дабы тем удобнее было вести войну с прочими еретиками; поскольку все они будут разъединены, можно, руководствуясь благоразумной скрытностью, надеяться покорить их. Не рассичтывая на помощь от графа, они тем скорее будут побеждены и тогда сам граф, видя поражение, может быть почувствует раскаяние; если же он будет коснеть в своем лукавстве, гораздо легче обрушиться на него, когда он остался один и будет лишен всякой помощи со стороны своих друзей. Мы предлагаем вам эти мысли на всякий случай, и просим скрывать их. Вы же, как свидетели всего происходящего и потому знающие его обстоятельнее нас, будете действовать так или иначе, смотря по ситуации и внушениям с неба: вы вмешаетесь в дела графа и тогда, благоразумно обдумав все предприятие, увидите, что будет полезнее всего для чести Божьей и выгод Церкви" (30).

Тогда же папа писал всем "архиепископам, епископам и прочим прелатам королевства французского", предписывая им увещевать своих прихожан идти против еретиков. Он давал индульгенции тем духовным и светским лицам, которые примут в том хотя бы некоторое участие. Он обещал, если они были должниками, выплачивать за них проценты до самого их возвращения. Наконец он увещевает всех прелатов следовать примеру архиепископа сеннского и его помощников, которые заставили всех тех, кто имеел владения в землях графа бургундского, графа неверского и других именитых крестоносцев, платить десятину с их доходов на содержание войска, предназначенного к походу. Духовным же лицам, которык окажут содействие тем или другимь способом в войне с еретиками Прованса, обещаны были все цеpкoвныe доходы за два года. Крестоносцы брались под защиту святого престола (31).

В феврале 1209 года Иннокентий просил французского короля назначить главнокомандующего над армией, которая должна идти против провансальских еретиков, чтобы соблюсти порядок и единство в действиях. Он сам, в особом послании к этим "всеобщим опорам в послушании ко Христу", призывал крестоносцев cpaжaться за дело Божие и вечную славу (32).

Число крестоносцев постепенно увеличивалось. В их рядах, помимо рыцарей, были целые толпы виланов и крестьян; по одному стихотворному преданию - более двухсот тысяч (33). В отличие от тех, кто собирался на мусульман и нашивал кресты на плечах, новое ополчение нашило кресты на правой стороне груди.

Папа так надеялся на Арнольда, хорошо знавшаго край, что и Милону приказал совещаться с ним в важных случаях. Свидание двух легатов произошло в Осере. Арнольд чувствовал, что должен стать к Милону в отношения несколько подчиненные. Он изложил ему письменно свои планы и соображения по поводу предстоящих событий и передал в запечатанных пакетах. Тут же указал на необходимость собора, при чем назвал надежных и умных прелатов, советами которых можно пользоваться.

Вместе с Милоном, Арнольд отправился к Филиппу II. Он стоял тогда лагерем при городке Вильнев-ле-Руа на реке Ионн. Тут были и крестоносцы, - герцог бургундский, графы Невера и Сен-Поля и множество других феодалов. Легаты вручили королю папское послание: в них заключалась просьба или лично прибыть на Юг, или прислать сына Людовика. Филипп отвечал, что и без того два льва сидят у него на шее, немецкий (Оттон Гордый) и английский (Иоанн)?1, что Францию ни ему, ни сыну покидать нельзя и что самое большее, что он может сделать, - это не препятствовать своим баронам действовать против "возмутителей мира и врагов веры". Популярность войны среди северян была столь сильна, что 15 тысяч человек тогда же оставили французский лагерь (34).

Переговорив с королем, легаты расстались. Арнольд остался во Франции, чтобы наблюдать за сбором и движением крестоносцев. Милон прибыль на берега Роны в городок Монтелимар, где назначил большой собор для совещания, как о предстоящей экспедиции, так и о судьбе графа тулузского. Он просил подать советы в письменном виде. Впрочем, все они оказались похожими: Раймонд должен был предстать пред Милоном в городе Валенсии.

Граф исполнил наставление собора. В первых числах июня Раймонд был в Валенсии. Он поклялся выполнить все повеления легата и в залог соблюдения своих обещаний передал ему семь исправных замков. Кроме того он согласился, что консулы Авиньона и Сен-Жилля дадут за него клятву легату, в случае же его дальнейшего неповиновения, откажутся от подчинения ему, а графство Мельгейль навсегда останется во власти Римской Церкви. Раймонд присягнул перед Милоном и вручил документы, содержание которых было следующее:

"Да будет ведомо всем, что в лето от воплощения Господня 1209, месяца июня, я, Раймонд, Божией милостью герцог Нарбонны, граф Тулузы, маркиз Прованса, передаю вместе с собой и семь замков: Оппед, Монферран, Бом, Морна, Рокмор, Фурк и Фанжо, - милосердию Божию, и полной власти Римской Церкви, папской и вашей, господин Милон, легат апостольского престола, дабы замки эти служили порукой исполнения тех статей, за которые я пребываю отлученным. Я обязуюсь отныне держать эти замки именем Церкви Римской, обещая немедленно возвратить их тому, кому вы укажете и кому присудите, а также не препятствовать ничему, что вы прикажете их правителям и жителям и вообще в точности охранять их в то время, как они будут во власти Римской Церкви, несмотря на верность, которую они мне должны и не щадя на то никаких средств" (35).

Тотчас же Милон послал своего помощника Феодосия принять эти замки, раскинутые по обоим берегам Роны, в пределах Арля и Монпелье. Сама же церемония прощения, обряд торжественного покаяния, назначена была в Сен-Жилле, в том месте, где Раймонда должны были тяготить воспоминания, близ той церкви, в которой хранились теперь мощи убитого Петра, причисленного к лику блаженных.

Там произошла та знаменитая сцена, которую мы описали в начале этой книги...

Несоблюдение клятвы, данной здесь графом столь торжественно, при обстоятельствах, еще не вызванных насилием, всегда приводилось историками в укор Раймонду VI. Но условия клятвы были слишком тяжелы. Редакция этой клятвы, как и всех других присяг, произносимых на торжественном собрании сен-жилльском, была составлена усердным Милоном, в выражениях, которые унижали самые тонкие чувства Раймонда. Вот ее содержание:

"Во имя Господа Бога. Двенадцатый год первосвященства господина папы Иннокентия III; четырнадцатый день июльских календ. Я, Раймонд, герцог Нарбонны, граф Тулузы, маркиз Прованса, перед находящимися здесь святыми мощами, дарами Христовыми и древом честного креста, положа руку на святое Евангелие Господне, клянусь повиноваться всем приказанием папы и вашим, учитель Милон, нотарий господина папы и легат святого апостольского престола, а равно и всякого другаго легата или нунция апостольского престола относительно статей всех вообще и каждой порознь, за которые я отлучен папой ли, легатами ли его, или самым законом. Сим обещаюсь, что чистосердечно исполню все, что будет приказано мне самим папой и его посланиями по предмету всех упомянутых статей, а особенно следующих, которые называю:

1) В том, что когда другие клялись соблюдать мир, я, как говорили, отказался от клятвы.

2) В том, что я, как считали, не хранил обещаний, которые дал относительно изгнания еретиков, и их последователей.

3) В том, что, как полагали, я всегда потворствовал еретикам.

4) В том, что всегда считался подозрительным в вере.

5) В том, что содержал шайки разбойников.

6) В том, что, как считали, нарушал дни поста, праздников и четыредесятницы, которые должны ознаменовываться спокойствием.

7) В том, что не хотел оказывать справедливости моим врагам, когда они предлагали мир.

8) В том, что поручал иудеям обшественные должности.

9) В том, что удерживал домены монастырские Святого Вильгельма и других церквей.

10) В том, что укреплял церкви, которые служили у меня вместо крепостей.

11) В том, что брал недозволенные подати, а также возвышал и возвышаю налоги.

12) В том, что изгнал епископа Карпентра из его епархии.

13) В том, что заподозрен в убийстве Петра де-Кастельно блаженной памяти, преимущественно потому, что в последствии я укрыл убийцу.

14) В том, что пленил епископа Везонского и его клириков, что разрушил его дворец вместе с домом каноников и опустошил замок Везон.

15) Наконец в том, что мучил в плену церковных особ и совершил многие злодейства (multas rapinas).

Я присягаю за все эти пункты, а также за все другие, которые могут мне предложить; я присягаю за все те вышеупомянутые замки, которые даль в залог.

Если же я нарушу эти статьи и другие, которые мне могут предлагать, то соглашаюсь, что эти семь замков будут конфискованы в пользу Римской Церкви и что она войдет во все те права, которые я имею над графством Мелгейль. Я хочу и беспрекословно соглашаюсь в таком случае считаться отлученным. Тогда пусть предадут интердикту все мои домены; пусть те, кто присягал вместе со мною, консулы или иные, даже их преемники, будут освобождены от верности, обязанностей и службы, которой они обязаны мне, и пусть тогда они принесут и станут хранить присягу в верности Римской Церкви, за те феоды и права, которые имею я в городах и замках.

Также я обещаюсь заботиться о безопасности дорог. Если все вышесказанное или что-либо из перечисленного не соблюду, то вновь желаю подвергнуться тем же наказаниям".

Вместе с Раймондом подобную же присягу дали его шестнадцать обличенных в ереси вассалов, присутствовавшие здесь (36). Они послушно обещали исполнять все приказания папских легатов. Они обещали изгнать все разбойничьи шайки из страны, всех бунтовщиков, которым прежде покровительствовали, уволить евреев от всех общественных должностей; не увеличивать налогов и податей, соблюдать Божий мир?1, по распоряжению и назначению папского легата; блюсти католические храмы, уничтожить все укрепления, какие они сделали в некоторых церквях, никогда не возводить новых и вознаградить убытки, которые они делали храмам и монастырям; заботиться о сохранении порядка и сохранении общественного имущества. И, наконец, что было вместе и самое новое: беспощадно действовать против еретиков, их защитников и укрывателей, явных и тайных, против всех, на кого укажут легаты и местные духовные власти.

Кроме того Рим выговорил себе право, пользуясь обстоятельствами, исключительного распоряжения церковными бенефициеми, назначения епископов и прелатов на вакантные места.

Унижение, которому подвергся тулузский граф, все еще казалось недостаточным. В следующие два дня, после снятие отлучения, ему были предложены еще новые условие, едва ли не более тяжкие. Он обязывался отныне ни единым словом не вмешиваться в судьбу еретиков, предоставляя их полному произволу и "милосердию" крестоносцев; свято исполнять все дисциплинарные постановления последнего латеранского собора о праздниках, постах, воскресных днях, оказывать правосудие церквям, монастырям, богоугодным домам, бедному люду; предоставить духовенству церквей и монастырей полную внутреннюю свободу, не накладывать на эти бенефиции никакой денежной тяготы, не захватывать епископского наследия; не вмешиваться в церковное правление и в дела прихода и ничем не влиять на избирателей. Также было подтвержено запрещение повышать подати и налоги земные и водные в сравнении с теми, что были утверждены королем и императором, постройку хлебных амбаров на чужой земле, обязательство беспрепятственного пропуска путешественников на море и на суше, обязанность заботиться о безопасности дорог, блюсти мир и перемирие. Граф должен был заранее обещать беспрепятственно принять все распоряжения легатов относительно него, без возражения считать еретиками или укрывателями и защитниками всех тех, на кого в таком смысле донесут легаты, бальи или другие церковные власти, заранее обязаться не нарушать настоящего мира, предписанного легатами, или того, какой предпишут они, заранее присягнуть и исполнить все статьи, которые после им вздумается приказать ему.

Наконец, 22 числа, Раймонд, положа руку на Евангелие, обязывается повиноваться всем приказам, которые дадут ему вожди крестоносцев, прибывшие в его землю (37).

Легат, педантичный законник, хотел заручиться обязательством муниципальных властей. Консулы Авиньона, Нима и Сен-Жилля поклялись действовать всеми силами, чтобы побудить графа верно исполнять его торжественные обязательства перед легатом, а в противном случае лишить его всякой помощи и перестать смотреть на него как на законного государя, объявив свое подданство Римской Церкви с теми же условиеми, на которых присягал граф. Тогда ежегодно перед лицом своего епископа, консулы будут приносить обычную вассальную присягу и всякого отказывающегося от нее будут считать за еретика (38). Блюстителями городов и уступленных замков были назначены духовные лица, которые, в свою очередь, присягнули не передавать их обратно графу иначе, чем после особых распоряжений или папских булл; собираемые с доменов доходы они пока должны употреблять на военные

Со своей стороны и Милон обязался блюсти мир в стране, устраняя всякую вражду между графом и его баронами. В случае несогласий и недоразумений, Милон предлагал им духовное посредничество легата Гуго, архиепископа арльского и других церковных лиц, связывая тем графа по рукам и ногам, лишая его всякой самостоятельности и теперь и впредь.

Так были использовано все искусство римской политики, чтобы разделить Раймонда и еретиков. Цель была достигнута, хотя и временно.

Слабохарактерный Раймонд согласился принять крест и идти на своих друзей; причем его примеру последовали только двое вассалов.

Выполнив свои поручения, Милон вернулся в Рим, поручив дальнейшее ведение дела аббату Арнольду, а Феодосий поехал навстречу крестоносной армии, уже собранной в Лионе и готовой к наступлению.