Лекция 26

1.Понятие «мировой порядок»

2. Проблемы типологии систем международных отношений.

3. Основные измерения международного порядка.

4. Проблемы методологии анализа систем международных отношений.

Понятие «международного порядка» относится к глобальной социальной общности, образованной совокупностью различных общественных субъектов (акторов), действующих на мировой арене. Возникает вопрос, возможен ли общественный порядок в сфере международных отношений, которая характеризуется отсутствием единой центральной власти, многообразием не совпадающих между собой ценностей, а также отсутствием высшего органа, который определял бы правомерность или неправомерность действий участников международных отношений. Ведь общие ценности играют в международных отношениях весьма незначительную роль, а нормы международного права носят, в сущности, необязательный характер.

Пытаясь ответить на поставленный вопрос, следует иметь в виду, что с самого начала истории международных отношений человечеству было свойственно стремление к их сознательному регулированию, в основе которого лежала бы всеобщая потребность участников в безопасности и выживании. По мере возрастания степени зрелости международных отношений это стремление находило свое выражение во все более интенсивном развитии международного права; создании и укреплении международных организаций и институтов; в усилении их роли в стабилизации международной жизни; и, наконец, в постепенном формировании на этом пути целостной глобальной международной системы. Таким образом, международный порядок — это такое устройство международных (прежде всего, межгосударственных) отношений, которое призвано обеспечить основные потребности государств и других институтов, создавать и поддерживать условия их существования, безопасности и развития.

В литературе, посвященной анализу международных отношений, не существует однозначного, общепризнанного определения международного порядка. Некоторые исследователи склонны сводить его к совокупности юридических норм, отождествляя тем самым с международным правом. Другие делают упор на международную стабильность. Третьи связывают международный порядок с сохранением на международной арене определенного статус-кво в отношениях между государствами. Например, с точки зрения американского автора Т. Франка, основу международного порядка составляет законность — совокупность правил, созданных в ходе общепринятых юридических процедур, характеризующихся ясностью, взаимосвязанностью и вписывающихся в существующую систему международного права. Однако с позиций существования международного общества такой взгляд представляется слишком узким, поскольку не просто сводит проблему международного порядка к межгосударственным отношениям, но и сами межгосударственные отношения рассматривает лишь в одном измерении.

Один из крупнейших немецких философов XX в. К. Ясперс понимал мировой порядок как «принятое всеми устройство, возникшее вследствие отказа каждого от абсолютного суверенитета», как общечеловеческие ценности и юридические нормы, как «правовое устройство мира посредством политической формы и связывающего всех этоса». Мировая история до сих пор не знала подобного устройства. Однако это не означает, что мировой порядок невозможен в принципе. Напротив, с расширением круга участников международных отношений, а также с усилением взаимозависимости мира, стимулируемым и научно-техническим прогрессом, и обострением глобальных проблем, тенденция к общемировому устройству человеческой жизни становится все более отчетливой, особенно очевидно проявляясь в наше время.

И все же правильное понимание сущности и значения проблемы международного порядка возможно только при комплексном рассмотрении основ его формирования и функционирования. Учитывая это методологическое требование, С. Хоффманн делает отправным пунктом своего анализа проблемы международного порядка его основные измерения — характеристики, отражающие эмпирические данные, в которых резюмируются исследования методов создания и поддержания международного порядка.

Наиболее изученной частью международного порядка являются связи и взаимодействия между главными его акторами. Если международная система в структурном отношении имеет многополюсный характер, то поддержание порядка в ней осуществляется с помощью механизма политического равновесия. Что же касается биполярных систем, то и в них баланс сил выступает главным средством сползания к беспорядку. Вертикальное измерение международного порядка представлено отношениями между сильными и слабыми акторами. Именно триумф силы выступает гарантом иерархической и жесткой организации международных отношений и регулирования взаимодействий в рамках империй, являющихся типичным примером доминирования в международной системе вертикального измерения международного порядка. При этом насилие — главное, но не единственное средство сохранения империи. История показывает, что империя подвергается угрозе развала именно тогда, когда сила превращается в ее единственную опору, а остальные средства — «вертикальная дипломатия», специальные органы имперской бюрократии и правовые системы, а также экономические компенсации для лояльных вассалов, — по тем или иным причинам дают сбои и перестают действовать. Положение дел в этой сфере стало меняться лишь в последние десятилетия XX в. Уточнение деталей этих изменений требует более подробного рассмотрения вопроса об исторических типах международного порядка.

2. Исторические типы международного порядка. В науке о международных отношениях существует согласие относительно того, что современный международный порядок и современная система межгосударственных отношений ведут свое начало с 1648 г., когда Вестфальские мирные договоры положили конец Тридцатилетней войне в Западной Европе и санкционировали распад Священной Римской империи на 355 самостоятельных государств. Именно с этого времени в качестве главной формы политической организации общества повсеместно утверждается национальное государство (в западной терминологии — «государство-нация»), а доминирующим принципом международных отношений становится принцип национального (государственного) суверенитета. До этого времени, как подчеркивал известный юрист-международник прошлого века Ф. Мартенс, международные отношения характеризовались разобщенностью их участников, бессистемностью международных взаимодействий, главным проявлением которых выступали кратковременные вооруженные конфликты или длительные войны.

Вестфальские договоры имели целью закрепить сложившееся в результате войны соотношение сил и, установив границы национальных государств, создать противодействие стремлению этих государств установить свое господство над территориями друг друга. Таким образом, вместе с государством-нацией и правовым закреплением национально-государственного суверенитета в международных отношениях складывается система политического равновесия. Основной ее смысл — это компромисс между принципом суверенитета и принципом общего интереса. В процессе своего функционирования данная система вынуждает каждого из акторов ограничивать свои экспансионистские устремления, чтобы не оказаться в ситуации, когда подобное ограничение будет навязано ему другими. Одним из главных средств поддержания равновесия является тот или иной вид коалиции: либо объединение «всех против одного», либо,— когда этот «один» предусмотрительно окружил себя союзниками, — коалиция блокады, в которую вступают те, кто хочет сохранить сложившееся соотношение сил.

Идея равновесия как принцип международных отношений и международного права просуществовала до 1815 г., когда поражение Наполеона и временная победа монархических реставраций в Европе были закреплены на Венском конгрессе в принципе «легитимизма». В данном случае он означал попытку победителей восстановить феодальные порядки. Это вовсе не значит, что механизм равновесия в дальнейшем уже не используется для поддержания порядка. Напротив, в широком понимании он становится едва ли не универсальным средством, которое в той или иной степени находит себе применение вплоть до наших дней. «Легитимизм» как оправдание вооруженных интервенций европейских монархий с целью насаждения феодальных порядков не мог сохраняться длительное время. Уже во второй половине XIX в. рушится созданный в результате Венского конгресса Священный союз, а к концу столетия в Европе происходит формирование двух основных военно-политических группировок — Тройственного союза и Антанты, развязавших в начале XX в. первую мировую войну. Ее итогом стали новый раскол Европы и мира в целом, Октябрьская революция и образование СССР. К трем измерениям международного порядка, на которые указывал С. Хоффманн, добавилось четвертое — идеологическое измерение. Его появление отнюдь не способствовало стабилизации международных отношений, доказательством чего стала вторая мировая война.

3. Послевоенный международный порядок.Опираясь на анализ С. Хоффманна, можно рассмотреть основные измерения послевоенного международного порядка. В таком случае представляется возможным констатировать, что его горизонтальный срез характеризуют следующие особенности:

1. Децентрализация (но не уменьшение) насилия. Стабильность на центральном и глобальном уровнях, поддерживаемая взаимным устрашением сверхдержав, не исключала нестабильности на региональных и субрегиональных уровнях (региональные конфликты, локальные войны между «третьими странами», войны с открытым участием одной из сверхдержав и т.д.).

2. Фрагментация глобальной международной системы и региональных подсистем, на уровне которых выход из конфликтов каждый раз гораздо больше зависит от равновесия сил в регионе и чисто внутренних факторов, касающихся участников конфликтов, чем от стратегического ядерного равновесия.

3. Невозможность прямых военных столкновений между сверхдержавами. Однако их место заняли «кризисы», причиной которых становятся либо действия одной из них в регионе, рассматриваемой как зона ее жизненных интересов (Карибский кризис 1962 г.), либо региональные войны между «третьими странами» в регионах, рассматриваемых как стратегически важные обеими сверхдержавами (Ближневосточный кризис 1973 г.).

4. Возможность переговоров между сверхдержавами и возглавляемыми ими военными блоками с целью преодоления создавшегося положения, появившаяся в результате стабильности на стратегическом уровне, общей заинтересованности международного сообщества в ликвидации угрозы разрушительного ядерного конфликта и разорительной гонки вооружений. В то же время эти переговоры в условиях существующего международного порядка могли привести лишь к ограниченным результатам.

5. Стремление двух сверхдержав к односторонним преимуществам на периферии глобального равновесия при одновременном взаимном согласии на сохранение раздела мира на «сферы влияния».

Отечественный ученый A.M. Салмин описывает послевоенный международный (и одновременно европейский) порядок, выделяя на протяжении его существования четыре парадигмы, которые в совокупности определяются как «суперпарадигма Ялтинской системы»:

первая парадигма — мир империй-победительниц (1945—1950). Важнейший элемент данной парадигмы — отношения между победителями и побежденными. Не менее важное, значение имело создание ООН, НАТО и Совета Европы. В то же время поддержание международного порядка осуществлялось путем сложных дипломатических маневров, главным образом силами пяти великих держав — членов Совета Безопасности, фактически подчинивших функционирование ООН собственным потребностям и имевших непростые отношения друг с другом. Биполярность в этот период только начинает складываться;

вторая парадигма — «биполярный мир». Стремящийся к возможно более строгой периодизации, автор относит ее к периоду 1950-х гг. Бесспорными лидерами двух полюсов силы становятся США и СССР. На Западе при непосредственном участии и зачастую по инициативе США наряду с НАТО создаются военно-политические блоки СЕАТО, СЕНТО, АНЗЮС. С заключением в 1957 г. Римского договора возникает прообраз будущего Европейского союза. На Востоке формируются Совет Экономической Взаимопомощи (1949) и Организация Варшавского Договора (1955). Деятельность ООН фактически парализована, она используется как орудие осуществления интересов той или иной из сторон противоборства. Последнее достигает особого накала и переходит в «горячую фазу» с началом войны в Корее, фазу, которая на всем протяжении послевоенного периода больше не повторялась, поскольку обе сверхдержавы стремились избегать реальной угрозы вооруженного столкновения;.

третья парадигма (1950—1980-е гг.) — характеризуется «отрывом» двух лидеров противостоящих блоков от своих союзников по уровню вооружений и началом размывания биполярности. Она сопровождается, с одной стороны, несколькими фазами «разрядки международной напряженности», а с другой стороны — фазами «похолодания» и даже кризисов в отношениях между сверхдержавами;

четвертая парадигма послевоенного международного порядка связана с «перестройкой» и распадом СССР, а также ОВД и СЭВ. К концу описываемого периода в истории человечества сложилась принципиально новая ситуация, когда накопленного человечеством опыта поиска оптимальных путей общественного развития оказалось уже недостаточно, когда возникла острая необходимость в нетривиальных подходах, порывающих с привычными, но более не отвечающими действительности стереотипами. Первостепенную важность для судеб цивилизации получило широкое осознание факта, что современный мир представляет собой неделимую целостность, единую взаимозависимую систему. Новое значение приобрел вопрос о войне и мире: пришло понимание всеми, кто причастен к принятию политических решений, того, что в ядерной войне не может быть победителей и побежденных, и что войну уже нельзя рассматривать как продолжение политики, ибо возможность применения ядерного оружия делает вполне вероятной гибель человеческой цивилизации. Возникают и новые беспрецедентные вызовы, связанные с появлением все более очевидных черт международного беспорядка. Все это потребовало соответствующих изменений в области международных отношений.

5. Зарубежные и отечественные ученые о перспективах нового мирового порядка. Окончание “холодной войны” породило радужные надежды на то, что после прекращения биполярного противостояния и поражения коммунистической идеологии международные отношения утратят один из основных признаков — конфликтность, и в них воцарятся, наконец, согласие и сотрудничество. Эта мысль нашла свое отражение в статье «Конец истории?», опубликованной Ф. Фукуямой в США в 1989 г. С его точки зрения, «рыночная демократия» представляет собой конечный идеал, «абсолютную идею» международных отношений. Этот тезис породил полемику и вызвал массу опровержений и вопросов, в частности, о том, может ли история иметь окончание. Оптимистический заряд идеи “конца истории” - о возможности установления нового международного порядка, характеризующегося отсутствием войн, вооруженных столкновений, противоречивых интересов и торжеством общепризнанных идеалов и универсальных ценностей, - сохранялся некоторое, хотя и непродолжительное, время.

Уже в 1993 г. профессор Гарвардского университета С. Хантингтонвыступил с противоположной идеей — «столкновения цивилизаций». В соответствии с ней, на смену классическим конфликтам эпохи холодной войны приходит конфликт между культурами. Настаивая на том, что Запад испытывает все более серьезную угрозу со стороны враждебных ему цивилизаций, Хантингтон обнаруживает свою близость к реалистской школе. Однако он уже не верит в возможности государства-нации в том, что касается регулирования международных отношений. Поэтому делит мир на семь цивилизаций — западную, китайско-конфуцианскую, исламскую, японскую, индуистскую, славяно-православную, латиноамериканскую — и иногда добавляет в качестве вероятной восьмую, африканскую. По его мнению, грядущие столкновения будут происходить не между государствами, Севером и Югом, богатыми и бедными, капитализмом и коммунизмом, и не во имя явных экономических интересов, а между тремя первыми из названных цивилизаций. Неизбежность такого столкновения объясняется следующими причинами:

- во-первых, реальность и непримиримость различий между цивилизациями;

- во-вторых, взаимозависимость мира, которая превращает его в «мировую деревню», влечет за собой рост межцивилизационных взаимодействий и увеличение миграционных потоков;

- в-третьих, происходящие в мире процессы экономической модернизации и социального развития отрывают людей от их корней и идентичностей, ведут к ослаблению государства и росту влияния религий;

- в-четвертых, всплеск межцивилизационных противоречий объясняется и двойственной позицией Запада: доминируя на международной арене в экономическом и научном отношении, он в то же время поощряет «возврат к истокам» в незападных цивилизациях, следствием чего является «девестернизация» элит развивающихся стран;

- в-пятых, культурные особенности являются более устойчивыми, чем политические и экономические. Поэтому компромиссы в этой деликатной сфере найти гораздо труднее;

- в-шестых, мировая экономика регионализируется: возникают крупные экономические объединения (ЕС, НАФТА, МЕРКОСУР и т.п.), что также усиливает «цивилизационное сознание», ибо экономические организации базируются на общих культурных основаниях.

Согласно Хантингтону, «цивилизационный шок» проявляется на двух уровнях — нижнем, между группами смежных культур, соприкасающихся друг с другом по линиям цивилизационных разломов, и верхнем, между государствами, принадлежащими к разным цивилизациям. В краткосрочной перспективе нет и не может быть и речи о становлении единой человеческой цивилизации. Мир XXI века, как полагает этот автор, будет состоять из различных цивилизаций, которые должны будут научиться сосуществовать друг с другом. Таким образом, концепция Хантингтона выглядит полной противоположностью взглядам Фукуямы. Первый представляет будущее международных отношений в оптимистическом свете, второй — в пессимистическом. Однако события внесли свои коррективы во взгляды Фукуямы. Спустя 10 лет после опубликования своей нашумевшей статьи этот автор заявляет: «История не умерла. Послание следует». Вместо «конца истории», как он пишет, может прийти конец человечества, по крайней мере, в том виде, каким мы его знаем. В 1996 г. Хантингтон также внес несколько уточнений в свою концепцию, что сделало ее еще более алармистской. Он заявляет, что культуры не могут смешиваться даже под влиянием рынка, а. западная цивилизация - не единственная из претендующих на влияние в современном мире. Западу, как он считает, надо будет защищаться от других, незападных по своей истории, религии и культуре цивилизаций и, возможно, освобождаться от нынешних, чуждых ему в цивилизационном отношении союзников.

Еще одну модель будущего представил в своей работе «Мир, лишенный смысла» французский автор Заки Лаиди. Он считает, что конец “холодной войны” означает «не только разрыв с коммунизмом, но и окончание эпохи Просвещения». С его точки зрения, именно это обстоятельство препятствует возникновению нового миропорядка и обостряет «кризис смысла» мирового развития. Этот кризис проявляется а) в «утрате конечной цели» (куда движется мир?) и б) в «утрате центростремительных тенденций» (все институты, как международные, так и национальные, переживают кризис).Лаиди отстаивает тезис об анархическом, дезориентированном и лишенном смысла мире.

Вышеприведенные работы иллюстрируют оценку нынешнего состояния международных отношений с точки зрения возможностей перехода к новому мировому порядку и его содержания. Вариации представлений о современном мировом порядке довольно многообразны. Крайние из них выглядят следующим образом. В рамках оптимистического сценария переход от эпохи, последовавшей за “холодной войной”, к новому миропорядку пройдет удачно и, несмотря на неизбежные конвульсии, приведет к примирению «двух Европ», то есть к «партнерству», «общему дому», «паневропейскому союзу» и евро-атлантическому сотрудничеству. Пессимистический сценарий предполагает, что переход будет неудачным. Он приведет либо к всеобщему хаосу и анархии, либо к новой конфронтации, но теперь уже не между Востоком и Западом, а главным образом между богатыми и бедными нациями, а также к другим конфликтам нового поколения. Скорее оптимистическими (при всех его оговорках) могут быть названы взгляды директора Французского института международных отношений (IFRI) Т. де Монбриаля. Становление нового миропорядка он рассматривает через призму «триады», в которую включает глобализацию, расширение гражданского общества (как в национальных рамках, так и в общемировых), а также поиски модели справедливого правления.

Задаваясь вопросами о том, каким будет XXI в. и как распределятся роли между двумя сотнями государств, существующих сегодня на планете, Э. Шиллерполагает, что некоторые из них будут, конечно, иметь больше влияния, чем другие. «Но одна из стран — Соединенные Штаты — обладая экономической, военной и культурной мощью, использует все, чтобы сохранить свое бесспорное превосходство. В частности, она стремится в одностороннем порядке установить выгодные только ей правила игры «электронной эры» с тем, чтобы обеспечить свое господство над планетарными сетями взаимозависимости грядущего века. С этой целью Интернет рассматривается прежде всего как средство американской торговой экспансии. Но вечной гегемонии не существует. И уже сегодня Европа и некоторые государства Юга начинают, хотя еще робко, проявлять неповиновение». Большинство ученых как на Западе, так и у нас в стране, полагают, что, независимо от позиции отдельных политических деятелей США и при всей бесспорности экономической, технологической, военной, информационной, культурной мощи этой страны, ее демократического имиджа единоличное американское лидерство на мировой арене невозможно по причине ограниченности даже тех огромных ресурсов, которыми она располагает в настоящее время.

Некоторые из них, правда, считают, что уже сегодня фактически сформировался «глобальный управляющий центр в виде «семерки», который с известной долей условности можно... рассматривать как прообраз будущего «мирового правительства». М.А. Хрусталев оговаривается, что данную идею не следует понимать упрощенно, подчеркивая, что речь идет об объективном процессе. И все же главный вывод о «глобальном управляющем центре» вызывает сомнения: так же как и многие другие новые положения, он порывает с историей международных отношений, не принимая во внимания характерного для всех ее этапов расхождения социально-политических интересов главных действующих лиц. Разногласия между США и другими членами «восьмерки» не следует, конечно, абсолютизировать, но не стоит и преуменьшать. Поэтому согласованное «единоличное» управление мировой политикой со стороны «восьмерки», а тем более превращение ее в «мировое правительство» не выглядит правдоподобным. Кроме того, мировая политика не сводится к «управлению» взаимозависимыми экономиками. На практике это нашло свое подтверждение в следующем. Вывод, согласно которому «формирование единого правового пространства вступает в заключительную фазу», был опрокинут бомбардировками Белграда буквально через считанные дни после того, как был сделан.

Дж. Розенау считает, что после “холодной войны” для международной политики свойствен рост уровня институализации и резкое увеличение числа регулятивных механизмов. В отсутствие какой-либо наднациональной по своему характеру верховной власти это означает формирование «правления без правительства», другими словами, создание совместными действиями новых акторов системы управления на основе общих ценностей. Такое управление (элементы которого, кстати, уже существуют как эмпирический глобальный порядок), как правило, не нуждается в средствах принуждения, поскольку в основе его лежит согласие акторов по поводу его основных целей. Тем самым происходит переход от централизованной и иерархизированной системы властных отношений к новой, не имеющей каких-либо определенных контуров, системе — системе неформальных связей и институтов, выполняющих взаимодополняющие функции для достижения сближающихся целей сотрудничества. О. Янг утверждает, что, несмотря на отсутствие легитимной принудительной власти, действия новых акторов, соблюдающих формальные и неформальные правила и опирающихся на межправительственные и неправительственные механизмы, являются предсказуемыми. Совокупность институтов, норм и процедур, которые дают людям возможность выражать свои стремления и бороться за свои интересы в относительно предсказуемом контексте, создают основы справедливого управления. Развитие этих систем регулирования международной политики подчинено утилитарным и прагматическим тенденциям и отражает не только соотношение сил, но и растущее сближение интересов.

Понимаемое таким образом управление международной жизни представляет собой постоянно продолжающийся процесс. Он преодолевает международную анархию, но, в отличие от режимов, никогда не представляет собой строго фиксированного состояния. Регулирование исходит не из некоего свода предустановленных правил, а представляет собой совокупность совместных действий, формирующуюся через обмены, переговоры, взаимные уступки и конфликты. Поэтому тесная связь между понятиями governance и гражданское общество — это возникновение «транснационального гражданского общества и, следовательно, зародыша мирового общественного мнения, которое государства все больше и больше вынуждены принимать во внимание». В целом понятие глобального управления выглядит довольно размытым. Оно не имеет четкого содержания и отражает, скорее, общий подход сторонников описываемой с его помощью концепции миропорядка. В соответствии с этим подходом, мировой порядок представляет собой процесс, вокруг которого сходятся интересы самых разных акторов, и поэтому последние всячески содействуют ему, участвуя тем самым в создании единой в своем многообразии системы регулирования международной политики. Такая система призвана отражать предпочтения гражданского общества, которые выражают ценности универсального характера.

Скептики, в числе которых могут быть названы такие ученые, как П. де Сенаркленс, Д. Золо, А.-М. Слоутери др., указывают на ряд присущих данной концепции недостатков. По их мнению, она преувеличивает роль негосударственных акторов, в частности ТНК, принимая их вмешательство в политическую жизнь за позитивную эволюцию, которая позволяет смягчить недостатки государств. При этом наблюдается тенденция к смешению в неопределенном ансамбле всех акторов международных отношений, безотносительно к существующей между ними иерархии и той степени, в которой тот или иной из них способен оказывать влияние на их регулирование.