Восприятие лекция 25


Поэтому пришлось пойти на некоторые изменения, а именно ввести методику, основанную на разведении тембровой характеристики и звука. Я вам скажу, как это делалось. Это делается очень просто.

Записывается речевой звук. Записывается только пропеваемый речевой звук, глас­ный звук «о», «и», «э», первичный, любой. Но исполняется он с разной основной часто­той, то есть на разной основной высоте. Поясню. Певице задана высота локализуемого звука. А какой это звук? Я беру крайний случай — «у», русское, и «и» острое, русское. Что от тембровой характеристики выше: «у» или «и»? «У» — ниже, «и» — выше. Ну, а если составлена так пьеса, которая исполняется, песня, романс, что угодно, что «у» оказыва­ется выше, чем «и»? Может быть такое? Не «может быть», а это очень часто бывает.

Можно петь высоко на «у» и низко на «и», так же как это можно петь широко на «и» и узко на «у». Поэтому методика, которую мы применяли, была основана на расхождении речевой, тембровой характеристики, и собственно звуковысотной. То есть мы предлагали сравнивать между собой звуки, пару звуков, как это обычно дела­ется, с той же техникой, но только один звук был «у», а другой «и». Вам понятна техника? Это могли быть звуки, пропетые певцом с хорошим музыкальным слухом. Ну, словом, была создана пленка со всей шкалой звуковысотного движения на «у» и со всей шкалой звуковысотного движения на «и». Вам понятно, что происходит? Вот теперь мы и ставили перед испытуемыми, перед сотней взрослых людей разных профессий, разных музыкальных возможностей, не подбирая их специально, задачу: предъявили им грубый тест, грубое различение в этих условиях, когда нужно было аб­страгироваться от тембра и выделять только высоту.

Получили поразительный результат. То есть он нам показался вначале порази­тельным. Для 30%, то есть для 30 человек из сотни, «у» всегда расценивалось как более низкий, а «и» всегда расценивался как более высокий звук. 30% — треть! Потом мы сопоставили эти результаты с аналогичными, но другим методом полученными дан­ными из Англии, по английскому населению. Оказывалось, совершенно так же — 30%. Мы должны были назвать эту группу «звукочастотными глухими», потому что мы до­водили разницу в высоте до октавы, и все-таки эти 30% продолжали расценивать «у» как всегда более низкое, чем «и». Что это за люди? А это люди-«речевики». Это люди с резко доминирующим речевым слухом и не слышащие, не умеющие делать абстрак­цию от тембра с тем, чтобы выделить характеристику, которую мы называем основ­ной высотой или основной частотой. Вот что выражает огибающая.

Ну, а остальные 70% как распределились? У меня нет под рукой самих данных, поэтому я цифры точно сейчас говорить не буду, да это и не существенно. Значит, не­которая часть безошибочно дала оценку по высоте. Мы поинтересовались постфактум, после исследования, кто это такие. Это люди непрофессионально музыкальные. Про­фессионалов у нас просто не было. Это люди, которые обладают хорошим музыкаль­ным слухом, поют, играют на инструментах.

Оговорка: кроме клавишных. Умение играть на фортепьяно ни о чем не говорит, не всегда совпадает. Дело все в том, что можно научиться — конечно, на низком уров­не искусства — играть на фортепьяно или другом клавишном инструменте, оставаясь звуковысотно глухим. Можно научиться нажиманию на клавиши, но, конечно, ни один настоящий пианист так не делает, для него этого недостаточно. Этого нельзя де­лать с такими инструментами, как, скажем, скрипка. Потому что там все время идет подстройка. Вы не можете, ориентируясь на точное место, зажать струну. Это так же трудно, как спеть правильно. Дело в том, что скрипач всегда подстраивает струну в момент звучания вот этими микродвижениями. Вы, вероятно, замечали эти движения у любого скрипача. Вот здесь это критерий. И скрипачи, певцы, безусловно, вышли вот в эти ряды — с очень низкими порогами, то есть с очень высокой дифференциальной


звуковысотный слух 223

звуковой, звуковысотной чувствительностью. Другие заняли среднее место. Вот так рас­пределились испытуемые.

Какие испытуемые представили для нас большой интерес? Это испытуемые — звуковысотно глухие. Это тем более интересно было, что ведь они-то узнавали мело­дии и скверно, фальшиво, но могли в общем воспроизвести. Правда, это то, что на­зывают в школьных хорах «гудошниками», то есть они как-то участвуют в хоровом ис­полнении, но так, что лучше б они и не участвовали. Они так что-то гудят, звуковой фон образуется какой-то, но не тот, какой следовало бы. Но они все-таки гудят. Вот их-то и называют «гудошниками» иногда. Компактная группа все-таки 30%. Мы полу­чили 30 испытуемых, с которыми можно было дальше работать. Возник вопрос: «Вот на них-то и можно, вероятно, проверить гипотезу об этой системе, специфической системе звуковысотного слуха?»

Вопрос, который возник до всякой экспериментальной проверки: как это полу­чается, что 30% русского и английского населения дают эффект звуковысотной глухо­ты и узнают мелодию и иногда пробуют ее воспроизвести по косвенным признакам? Вы понимаете? Не по основной высоте, которую они не абстрагируют, не способны выделить, проанализировать, действовать только с ней?

Было построено такое предположение. Ребенок с самого начала встречается в мире звуков, в этом удивительном мире, прежде всего, с речевыми звуками. Опять повторяю, для понимания и произношения речи необходима темброво-артикулятор-ная система. Она-то и развивается до такой степени быстро и совершенно, что затем компенсирует развитие абстрагирующего звуковысотного слуха. Заметьте, я все время говорю «анализирующего» или «абстрагирующего». Это специфические человеческие системы, способные выделять, анализировать только какие-то характеристики всегда сложного звукового комплекса. Я в прошлый раз уже упоминал об удивительном фак­те, что в тех языках, где речь, речевые звуки включают как важный компонент звуко-высотные отношения, звуковысотный слух великолепен. Мы обследовали такую груп­пу, не очень большую, 20 человек всего-навсего, кажется. Мы получили 100% очень низких порогов, то есть очень высокой высотной чувствительности у всех.

Значит, мы и ограничились этой гипотезой: так сказать, развитие речевого слу­ха «забивает» развитие звуковысотного тем, что позволяет легко компенсировать его по косвенным путям: опознавать мелодию и даже воспроизводить, правда, очень не­совершенно. И, конечно, уж не на уровне настоящей музыки, а, так сказать, в быто­вом смысле. Можно там чего-то наметить, пользуясь акцентировкой и т.д., и, нако­нец, оценивая по тем тембровым изменениям, которые позволяют нам говорить о «светлом» звуке, понятно? То есть, выражаясь в модальностях вообще других, об «отя-желении», об «осветлении» — то, что входит в обычную характеристику очень легко, без анализа. Звук «посветлее», который повыше, ну и т.д.

А теперь к опытам. Как же они проводились? Они проводились следующим, очень простым способом.

Если дело в недостаточности анализа, а средством анализа служит моторное звено, которое есть вокализация, то тогда надо попробовать сделать следующее — включить звено. Оно у них не включено. Невозможно анализировать, нет встречного процесса, адекватного анализируемому, выделяемому параметру, то есть основной ча­стоте. Включим голосовые связки.

Мы это сделали следующим техническим способом, очень простым. Давая — ко­нечно, через наушники с акустически хорошей аппаратуры — различную высоту зву­ка, мы требовали пропевания с обратной связью. Что это значит? Надо было подстра­ивать свой голос под заданную высоту, причем вы могли видеть индикацию, скажем, сближение двух уровней индикаторов, понятно? Надо было добиваться их сближения.