РУРАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО


Возникает впечатление о каком-то руральном (аграрном) обществе, об одноэтажной Америке. Многие американцы так и думают. У них, оказывается, распространён тот же предрассудок, что и у нас, - будто «настоящая Америка» живёт в маленьких городках и деревеньках (у нас там живёт «русский дух», «настоящая Рассея»). В ходе выборной кампании 2008 года демократы широко использовали этот миф. Сотрудники Брукингского института писали: «Избиратели сельской Америки и маленьких городков – лучшие индикаторы того, имеют ли кандидаты реальную связь с ценностями настоящей Америки. «Они и есть Америка» - говорят активисты демократов, - и если вы умеете говорить с ними, то это значит, что вы понимаете остальную Америку» (Brookings Sept 29, 2008, http://www.brookings.edu/articles/2008/1008_smalltowns_katz.aspx?p=1)/

Это очень древняя американская традиция – ностальгия по городкам и сельской жизни. Томас Джефферсон вообще считал, что город – это не по-американски.

 

Подобные представления во многом справедливы. Я был в их власти, когда в 1991 году ехал на автобусеиз маленького городка Брайсон-Сити на западной границе Сев. Каролины в город Вашингтон, притом ехал добрых 12 часов, петляя по сельским дорогам. Практически не встречались места, где из окна не было бы видно хотя бы парочки домов. Но немногим чаще встречались и места, где эти дома скучивались в поселки, потому что на всем пространстве преобладало на редкость разреженное расселение, где дома отстояли друг от друга на добрые сотни метров. И это была вовсе не аграрная глубинка, сельскохозяйственных угодий почти не встречалось. Просто так было привычнее для жителей расселяться – просторно, не мешая друг другу. Получалось, что местность вроде бы застроена, а потому освоена явно сильнее, чем в обычном деревенском краю, однако застроена настолько редко, что ее невозможно было бы назвать городом.

 

Марш мира. Пожалуй, наиболее ярко эта особенность Америки предстала предо мною еще в 1988 году, когда я участвовал в знаменитом советско-американском марше мира через всю Америку. Мы шли по сельской Айове, по обочине шоссе, и через каждые 100-200 метров встречали асфальтированную своротку к очередной ферме или к паре ферм. Это было очень радостно для нас, потому что стояла небывалая жара, и фермеры, видя наши страдания, выходили к дороге, чтобы дать напиться или просто побрызгать на нас водою, словно на утюг. Путь превращался в сплошную манифестацию. Когда же два месяца спустя мы пошли, примерно в том же составе, по Украине, то картина была совершенно обратная: гигантские села по нескольку тысяч жителей и совершенно пустынные пространства между ними, где приходилось общаться лишь друг с другом. Американские организаторы были ошеломлены, марш через такие пустыни казался им бессмысленным, так как наш миротворческий энтузиазм могли разделить только коровы.

 

В штате Вашингтон мне встречались случаи обратного порядка. В 1990 году знакомый планировщик из Сиэтла провез меня по окрестностям города, чтобы показать характер застройки в этом т.н. метрополитенском ареале, где в то время шел настоящий бум жилищного строительства. В отличие от Сев. Каролины, мы постоянно видели поселки из домов, которые были настолько тесно поставлены друг к другу, что я постоянно спрашивал планировщика, как называется этот поселок. И почти каждый раз он отвечал мне в том смысле, что-де никак, это вообще не поселок, у него нет властей, нет самоуправления, и границы его – не муниципальные, а всего лишь границы владения той фирмы, которая строила эти дома, а стоят они так тесно потому, что дешевле обходятся «коммунальные коммуникации» и услуги. А вот между такими группами домов простирался густой и обширный девственный лес, в котором посёлки выглядели крошечными полянками.