Лекция №11. ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА В РОССИИ (1917 – 1922 гг.): ПРОТИВОСТОЯНИЕ, БРАТОУБИЙСТВО И ПОПЫТКИ СТРОИТЕЛЬСТВА НОВОГО МИРА
Медвецкий А.Ф.
Ипполитов Г.М.
Революция 1917 г. была сложным и переломным явлением в истории российского общества, которое имело и характерные черты восточного (цикличного) типа развития. А партия большевиков сумела использовать революционно анархическую стихию для прихода к власти и осуществления своей идеологической доктрины.
В обращении “К населению” В.И. Лениин в октябре 1917 г. писал: ”Сопротивление капиталистов и высших служащих будет сломлено. Ни один человек не лишится нами имущества без особого государственного закона о национализации банков и синдикатов… Ни один трудящийся не потеряет ни копейки… Кроме строжайшего учета и контроля, кроме взимания без утайки налогов, установленных раньше, никаких других мер правительство вводить не хочет”[37].
Тема гражданской войны никогда не предавалась забвению в нашей стране. То, утихая немного, отступая на задний план перед новыми событиями, то ярко вспыхивал вновь, память об этих годах тревожит старые раны, порождая мучительные раздумья у стариков, смущая неожиданными открытиями иные души. Поколения граждан воспитывались на героике и романтике революции. Молодые еще, но уже повидавшие войну люди в 20-е годы декламировали светловскую “Гренаду”. Миллионы мальчишек 30-х видели любимого героя в Чапаеве, помногу раз отсиживая на сеансах беспримерно популярного фильма братьев Васильевых. Не сосчитать, сколько юношей и девушек вступили на пылавшие дороги Отечественной войны под звуки полюбившихся песен с гражданской — “Каховка” и “Орленок”, “Дан приказ ему на Запад”, “Боевой восемнадцатый год”. Отзвуки этих песен, хотя и приглушенные громовыми раскатами Отечественной войны, продолжали жить в народе в 50-е, 60-е, 70-е годы.
Бесстрашные разведчики, лихие конники, комиссары в пыльных шлемах”, комсомольцы-орлята, беззаветно сражавшиеся за власть Советов, громившие, как пелось в песнях, псов-атаманов и польских панов, наймитов в Антанты, и саму Антанту, кайзеровских солдат и японских самураев, рубившие головы гидре контрреволюции, труженики тыла, ковавшие победу в не топленых цехах, герои великого почина со станции Москва-Сортировочная, десятилетиями оставались примерами для подражания.
А тем временем за рубежом писались воспоминания, научные труды, слагались оды в честь героев и мучеников белого движения. Воспевались их отвага, преданность долгу, верность несчастной Родине в борьбе с “извергами-большевиками”, готовность нести мученический крест через подвалы Лубянки и застенки Одесского губчека.
Ненависть, непримиримость пронизывали с обеих сторон все, что писалось, декламировалось, говорилось, пелось о гражданской войне.
Революция и гражданская война перепахали поле национального самосознания с небывалой до того в российской истории глубиной. Происходившее отражало насилие и противоречия, существовавшие в старом обществе, и неизбежно порождало новое насилие — еще более жестокое, грубое. События 1917 года и нескольких последующих лет стали, таким образом, величайшим потрясением. Оно проявилось в социальных, экономических, политических переломах в жизни людей, крушении привычных устоев и понятий, возникновении небывалых отношений, когда, кто был ничем, становится всем, и, напротив, кто был всем, превращался в ничто. Память о революции и гражданской войне навсегда вошла в народное сознание, стала неотъемлемой его частью.
Обе стороны в освещении гражданской войны допускали искажения и тенденциозность. Это было на определенном этапе неизбежно — слишком много крови пролилось, слишком сильно сказывалась взаимная ненависть. Политические оценки, рожденные острой борьбой в 1917 – 1922 гг., перешли в науку, в инерционность мышления, пронесли эти стереотипы через годы и десятилетия.
Однако в конце 80-х – начале 90-х годов общественное сознание изменилось коренным образом, стало очевидно, что пора по-иному взглянуть на раскол общества, случившийся более 75 лет назад. Почему?
Потому что время залечило раны тех, уже далеких лет, выросли новые поколения, свободные от взаимных гнева и ярости.
Потому что в нашем обществе за последние годы произошли революционные преобразования. Теперь стало не только возможным, но и необходимым писать о революции и гражданской войне иначе. Главное при этом — объективно показывать все враждовавшие силы: белых, красных, зеленых, “жовтоблакитных”. Все они были субъектами истории, участвовали в событиях, и независимо от того, кого мы любим, а кого ненавидим, надо освещать их деятельность в соответствии с фактами, их действительной ролью и значением.
Но сейчас налицо новые перекосы. Знаки с плюса на минус переменились с точностью до наоборот. И тем, кто сделал это, видимо невдомек: и “герои-комиссары”, и “не падающие духом поручики Голицыны”, страшно далеки по правдоподобию от своих исторических прототипов.
Нынешняя необъективность, как реакция на тенденциозность прежних лет, не служит ни науке, ни справедливости. Новое время требует терпимости — политической, исторической. Надо воздать должное всем героям и мученикам, всем участникам давней борьбы, людям своего времени с их страстями, верой и заблуждениями, ошибками и грехами, идеалистам и материалистам, коммунистам и монархистам, анархистам и республиканцам.