Роберт Даль 17 страница


- в-третьих, это противостоящие друг другу и одновременно дополняющие друг друга тенденции: а) растущая солидарность мира перед лицом новых вызовов в области экономики, экологии, демографии, природных ресурсов, здравоохранения и т.п., с одной стороны, а с другой – партикуляризм, стремление решать только собственные проблемы, реализовывать свои интересы, отвергая опыт и интересы других; б) глобализация и фрагментация; в) мондиализация и балканизация; г) объединение и дробление; д) интеграция и дезинтеграция. Как показывает практика международной жизни последних лет, объективная противоречивость тенденций современного мирового политического процесса совмещается со стохастичностью, непредсказуемостью его развития. Игнорирование при осмыслении современных международных реалий той или иной тенденции недопустимо, односторонняя ориентация на одну их таких тенденций – опасна, ибо приведет к серьезным ошибкам при принятии политических решений.

Взгляды ученых и политиков относительно вариантов политической структуры мира ХХI в.можно условно разделить на три группы. По представлениям одних политологов, мир становится все более однородным, главным образом вследствие развития процессов глобализации, которые охватывают все новые регионы и страны и, так или иначе, влияют на компоненты экономического, социального, культурного, политического бытия человечества. В таких прогнозах глобализация обычно рассматривается как распространение западных моделей, ценностей, институтов на весь мир. Установочными в этом плане принято считать работы американского политолога и правительственного эксперта Френсиса Фукуямы, в частности, его публикацию “Конец истории?” (1989). В ней этот автор выдвинул тезис, в соответствии с которым падение коммунизма и распространение во всем мире рыночной экономики и либеральной демократии знаменует собой последнюю стадию исторического развития человечества.

С этой точки зрения “рыночная демократия” представляет собой конечный идеал международных отношений. Этот тезис породил полемику и вызвал массу опровержений и вопросов, в частности, о том, может ли история иметь окончание. Однако его оптимистический заряд идеей о возможности нового международного порядка, характеризующегося отсутствием войн, вооруженных столкновений, противоречивых интересов и торжеством общепризнанных идеалов и универсальных ценностей, сохранялся еще некоторое, правда, непродолжительное, время. Спустя 10 лет после публикации своей нашумевшей статьи, Фукуяма заявляет: “История не умерла. Послание следует”. Вместо “конца истории”, пишет он, может прийти конец человечества, по крайней мере, в том его виде, каким мы его знаем. Дело в том, что прогресс науки и особенно биологии, несет с собой риск осуществления старой тоталитарной идеи об изменении человеческой природы и о вступлении истории в “постчеловеческую эру”, абсолютно непредсказуемую в политическом плане.

Прямо противоположный прогноз относительно будущего мира дают те исследователи, которые пишут о цивилизационном расколе. Причем приводимые основания для такого раскола различны:

- углубляющееся разделение на западную, латиноамериканскую, африканскую, исламскую, конфуцианскую, индуистскую, православно-славянскую, японскую цивилизации — у С. Хантингтона;

- цивилизационный разлом, но иного рода: на сельскохозяйственную, индустриальную и постиндустриальную — у Олвина Тоффлера;

- резкие перепады в степени профессионализма — у Владислава Иноземцева;

- уровень социально-экономического развития стран (высокий, средний и низкий, которым соответствуют центр, полупериферия, периферия мир-системы), — у И.Валлерстайна;

- образование шести пространственно-экономических зон (североатлантической, тихоокеанской, евразийской, “южной” и двух транснациональных пространств, выходящих за пределы привычной геокартографии) — у Александра Неклессы.

В 1993 году профессор Гарварда С. Хантингтонс идеей “столкновения цивилизаций”, диаметрально противоположной основным положениям концепции мирового порядка Ф. Фукуямы. По его мнению, на смену классическим конфликтам эпохи холодной войны приходят конфликты между культурами. Он не верит в возможности государств-наций в регулировании международных отношений, в связи с чем делит мир на восемь цивилизаций и выводит будущие столкновения из отношений между первыми тремя из них – западной, китайско-конфуцианской и исламской. Неизбежность такого столкновения объясняется следующими причинами:

- во-первых, реальность и непримиримость различий между цивилизациями;

- во-вторых, взаимозависимость мира, которая превращает его в “мировую деревню”, влечет за собой рост межцивилизационных взаимодействий и увеличение миграционных потоков;

- в-третьих, происходящие в мире процессы экономической модернизации и социального развития отрывают людей от их корней и идентичностей, ведут к ослаблению государства и росту влияния религии;

- в-четвертых, всплеск межцивилизационных противоречий объясняется и двойственной позицией Запада: доминируя на международной арене в экономическом и научном отношении, он в то же время поощряет “возврат к истокам” в незападных цивилизациях, следствием чего является девестернизация элит развивающихся стран;

- в-пятых, культурные особенности являются более устойчивыми, чем политические и экономические, в связи с чем компромиссы в этой деликатной сфере достигаются гораздо труднее;

- в-шестых, мировая экономика регионализируется, возникают крупные экономические объединения – ЕС, НАФТА, МЕРКОСУР и др.

В этих и других аналогичных концепциях, прогнозирующих дальнейшую дифференциацию мира, особо указывается на реальные или потенциальные конфликты, связанные с данным фактором. К. Бус считает, что “Новый век, …возможно, будет больше похож на пестрое и беспокойное средневековье, чем на статичный двадцатый век, но учтет уроки, извлеченные из того и другого”. Такого рода сценарии тоже подвергаются критике:

- раз ученые выделяют целый ряд оснований для “раскола”, то некое глобальное столкновение маловероятно, ибо многие из противоречий “накладываются” друг на друга, пересекаются (один и тот же человек может принадлежать сразу к нескольким группам — например, буддийской, высокопрофессиональной и т.п.);

- акцентированный в данных подходах повышенный уровень конфликтности вряд ли можно рассматривать как основную черту устоявшегося миропорядка — он присущ, скорее всего, именно процессу его перехода из прежнего состояния в новое и т.д.

В третьей группе представленных политологами вариантов развития делаются попытки совместить обе современные тенденции: интеграцию и универсализацию мира, с одной стороны, и обособление его отдельных частей и областей человеческой активности — с другой. В начале 1990-х гг. обратил внимание на одновременное действие этих тенденций Бенджамин Барбер, а за ним и другие. Директор (в 1991–2002 гг.) Стокгольмского международного института исследований проблем мира (SIPRI) Адам Ротфельд считает, что международные отношения определяются как центростремительными процессами (глобализацией или интеграцией), так и центробежными (фрагментацией, эрозией государств). Американский политолог Джеймс Розенау сконструировал даже особый термин для того, чтобы отразить такое переплетение направлений развития — фрагмегративность (совмещение фрагментации и интеграции).

Развернулись дискуссии и в плане будущей структуры международных отношений. Популярнее всех две точки зрения: она будет четко однополярной (во главе с США вместе с “восьмеркой” ведущих государств) либо многополярной (с ведущими центрами силы в различных регионах). Вместе с тем, большинство ученых, описывающих будущее мироустройство с использованием понятия поляризации, исходят лишь из фактора держав (или их союзов как центров силы), а значит, недоучитывают реалии, связанные с активной деятельностью негосударственных акторов на мировой сцене. В отличие от них, Дж. Розенау предполагает, что политическая структура мира ХХI в. будет напоминать, видимо, особым образом организованную сеть — по подобию Интернета — с множеством узлов и переплетений. Но все-таки мир на пороге третьего тысячелетия по-прежнему остается государственно - центричным, хотя появляются и негосударственные центры. Похоже, что современные технологии не только формируют новый мир, но и меняют наши представления о нем и образы миропорядка. Раньше мир описывался метафорами, взятыми из классической механики, физики и химии, где ядро и некая “периферия” были главными структурными элементами. Сейчас для фиксации формирующейся глобальной структуры подыскивают образы уже из сферы современнейших технологий: мир, в частности, выступает как сложная сетевая “паутина”, вроде Интернета.