С Востоком Запад примирил»[111].

Русский народ как посредник между Востоком и Западом. По мнению Соловьева, русский народ должен не просто механически следовать западным образцам, поскольку у него имеется свое особое предназначение, а именно, он призван взять на себя миссию посредничества между различными культурами, религиями, Западом и Востоком.И надо отдать должное реализму «мистика» Соловьева. Действительно, одна из наиболее характерных особенностей русской истории - это маргинальность русского национально-культурного типа. Россия складывалась на перекрестке различных культурных миров, испытывая при этом трудно совместимые влияния: от Византии и монголов до Греции и Скандинавии. «Ей как бы вливали кровь разных групп без предварительного анализа, что подходит, а что нет»[109].

2.38. Несоответствие русского народа своей миссии. Посредничество, считает Соловьев, - это и есть историческая миссия России, но русский народ вплоть до настоящего времени не соответствует этой миссии. Современный «россиянин», в силу своей интеллектуальной примитивности и нравственно-культурной отсталости, временами доходящей до полного одичания, не может быть посредником между Востоком и Западом, равно как не может быть подобной посредницей и официальная Россия. Для реализации своей исторической задачи русский народ должен освободиться от низших потенций (трусости, глупости, агрессивности, жадности, зависти, холуйства, нетерпимости, лживости) и изменить свое нынешнее убогое состояние, которому соответствует образ раба[110] и жалкое экономическое положение. Поэтому перед русской интеллигенцией сегодня вновь возникает извечная задача: выяснить смысл существования России во всемирной истории. Равным образом синтез восточной и западной культур - это и задача истинного христианина; это и возрождение человечества (путь к нему); это и специфически русская миссия.

2.39. Соловьев о русском мессианизме. Следует отметить, что Вл. Соловьев не первый и, вероятно, не последний мыслитель, говоривший о мессианской роли своего народа. Например, немецкий философ Фихте утверждал, что немецкая нация - единственная, которая несет с собой возрождение человечества; эту идею он отстаивал в публичном цикле «Речей к немецкой нации» (Берлин, 1808), произнесенных им непосредственно после поражения Германии в молниеносной войне с Францией и оккупации ее войсками Наполеона. Соловьев высказывал свои мессианские идеи совершенно в иной исторической обстановке, когда Российская империя находилась в зените своего могущества, а тяжелейшие исторические испытания еще только ждали русский народ. Именно поэтому тема Мессии звучит у Соловьева принципиально иначе, нежели у Фихте, и если последний говорит преимущественно о грядущем воскресении немецкой нации во славе и могуществе, то первый мистически провидит грядущие крестные муки, которые выпадут на долю русских и России в самом ближайшем будущем.

Мессия, учит Соловьев, - это не только Спаситель, но и Искупитель; он приносит себя в жертву за спасение. Именно поэтому Россия в своей истории, особенно последнего столетия, более всего подходит на роль «Жертвенного Агнца» или Мессии-Искупителя, плоть и кровь которого, воплощенная в церковном хлебе и вине, уже два тысячелетия служит символической духовной пищей многим поколениям верующих. Дважды в двадцатом столетии Россия спасала мир от тоталитаризма: сначала от внутреннего (коммунистического), залив «мировой пожар» реками русской крови, а затем от внешнего (фашистского), утопив в море русской крови «коричневую чуму». Сюда же следует отнести те неисчислимые жертвы и страдания в борьбе за социальную справедливость, которой Россия заразила практически все человечество. Логическим завершением «кровавого века» явился распад СССР - невиданный доселе пример национального самоубийства и вместе с тем самопожертвования целой нации, которая таким образом спасла все человечество от ядерного апокалипсиса, обретавшего черты роковой исторической неизбежности по мере усиления термоядерного противостояния СССР-США.

А.И. Герцен в минуту горьких раздумий как-то сказал о России: «Нами человечество протрезвляется, мы его похмелье». Но тем не менее прав и Ф.М. Достоевский, утверждавший, что «наш удел есть всемирность, не мечем приобретенная, а приобретенная страданиями и раздумиями».

2.40. Лапидарное выражение учения Соловьева о духовном синтезе человечества. Лапидарное выражение своего учения о духовном синтезе человечества, единении Запада и Востока, Соловьев дает в своей историософской лирике:

«И слово вещее - не ложно,

И свет с Востока засиял,

И то, что было невозможно,

Он возвестил и обещал;

И разливается широко,

Исполнен знамений и сил,

Тот свет, исшедший от Востока,

2.41. Философия Соловьева и современность. Сегодня, когда в российском интеллектуальном сообществе интенсивно обсуждается вопрос о формировании идентичности России с Западом (или с Востоком), когда национальная идея снова становится мелкой разменной монетой в руках нечистоплотных политиков, всем думающим людям нелишне понять, что подход к подобным вопросам должен быть, по крайней мере, грамотным. А грамотность, как известно, предполагает знание того, как до тебя пытались решать схожие с твоими проблемы. Именно поэтому в наше противоречивое и весьма непростое время ни для кого нелишне хорошо знать идеи и раздумья такого мистически мудрого и интеллектуально мощного мыслителя, каким был русский философ Владимир Соловьев.

§ 3. Философия Н.А. Бердяева.

3.1. П. Ставров о Бердяеве. В 1960 году, тогда еще в СССР, была издана книга «Мыслители нашего времени». В ней, помимо всего прочего, имеется и искусно выполненный словесный портрет выдающегося русского философа Н.А. Бердяева: труженик, умер за письменным столом. Автор статьи о Бердяеве П. Ставров писал о нем в 1949 году: «Кстати, об оценке; в последние месяцы своей жизни Николай Александрович посмеивался: в советских газетах его честили как «посыпанного нафталином подвижника реакционной мысли на службе у англо-американского капитала». В эмигрантских кругах считали порой, что он чуть ли не состоит на советской службе. Объяснение этому простое: творческая мысль таких людей... находится совсем в иной плоскости, чем борьба политических страстей»[112].