Статья: К вопросу о самобытности евразийской концепции

Матвеева А. М.

Одной из самых актуальных проблем современной России является проблема определения и разработки системной геостратегии, соответствующей ее интересам и потребностям в рамках нового миропорядка. Данная геостратегия должна решить две основные задачи. Во-первых, дать ответ на вызов глобализации; во-вторых, и как следствие первого, ликвидировать угрозу целостности Российского гсударства. Но прежде необходимо определить статус, место России в международной системе координат. Что представляет собой современная Россия? Бывшую мировую державу, геополитическое тело которой обрубили точно по шаблону кайзеровских генералов до границ осени 1918 года (а фактически отбросили к границам ХVII века); страну с некогда многослойной системой доминирования, простиравшейся от Кубы и Эфиопии до стран Восточной Европы — сегодня потерявшую свои позиции не только на Западе, но и на Дальнем Востоке, в Центральной Азии и Закавказье; бывшее великое ядерное государство с мощнейшими современными вооружением и военной техникой по тем «додемократическим» временам — сегодня вынужденное молчаливо взирать на продвижение НАТО на Восток и терпеть злодеяния своих бывших сестер-республик оси «ГУАМ».

Из опыта мировой истории известно, что народные беды — прекрасный повод для политических спекуляций. Оскорбленное чувство Родины притягивает к себе всякого рода политических целителей или, как выразился И. Ильин, «публицистических знахарей или демагогов», которые «всплывают на поверхность», чтобы одурачить народ, отвлечь его от насущных опасностей и «разжечь в нем слепую страсть». Такими «знахарями» И. Ильин в начале ХХ века, когда также была предпринята империалистическими государствами попытка создать новый миропорядок, именовал евразийцев. Сегодняшние неоевразийцы провозглашают себя их приемниками. Скромно назвав себя «научными патриотами», неоевразийцы, привлекая развернутую историческую перспективу в определенной логике континуитета геополитической традиции, апеллируя к оскорбленному чувству величия Родины, обещают измученному народу восстановить пространство бывшего СССР в виде «Срединной империи» под названием «Евразия».

Сегодня «геополитическая партия «Евразия»» на волне популярности. Причина данного явления — в так называемой самобытности концепции, которая является «естественным следствием самобытности самой России-Евразии», — объясняет А. Дугин (2, с. 573). Иными словами, «евразийство является моделью, наиболее соответствующей стратегическим интересам современной России» (2, с.573).

«Евразийство есть прежде всего некоторая философия истории», — заметил И. Ильин (1, с. 341) Учитывая, что в концепции евразийцев историософские выводы совпадают с геополитическими (3, с. 286–288), остановимся подробней именно на геополитической компоненте их теории.

Термин «геополитика» — детище ненавистной евразийцам 1920-х годов западной мысли. Между тем, они активно его использовали и неоевразийцы используют, как и универсальные для всех геополитических теорий категории. Так, евразийскому «месторазвитию» соответсвует Lebensraum Ф. Ратцеля и К. Хаусхофера, Grossraum К. Шмитта; категория «естественные границы» известна со времен Людовика ХIV. Категории общие, но концепции разные. Определить степень самобытности евразийской концепции можно лишь через сравнение ее с другими теориями.

Евразийцы называют свою концепцию «научной системой россиеведения» (4, л. 1). «Россиеведение» — это отправная точка, от которой научное познание, в представлении евразийцев, должно двигаться к «мироведению», как от части — к целому, но по принципу качественного подобия. Логика такая: «совокупность евразийских явлений находится в таком же отношении к мировому целому, как отдельное евразийское явление к целому Евразии» (5, с. 58). Но провозглашенный, таким образом, евразийцами «универсализм особого рода», в сущности, ничем не отличается от европоцентристской модели О. Шпенглера.

Разумеется, «патриотично» заменить универсализм обычного рода, европейский, цивилизационный, на евразийский, «особого рода», великодержавный; но не оригинально. Кстати, неоевразийцы не брезгуют и европоцентристской моделью Гегеля. Так, теория «исторических народов» обрела новую жизнь в учении г. Дугина о «больших народах» великих держав и просто народах «Нормального мира» (6, с. 784). Так в чем самобытность?

Вернемся к «самобытному» евразийскому методу познания. Для евразийца познать, значит, осознать «внутреннюю логику» месторазвития Евразии (5, с. 53). Это самобытно: ни в одной геополитической концепции почву в соавторы не берут. Особенно ярко этот принцип познания раскрывается через систему взаимоотношения месторазвития и его предопределенного приложения, т.е. населения. Народы, по мнению евразийцев, «стихийно» стремятся освоить пространства уготованных им свыше месторазвитий, инстинктивно следуя «внутренней логике» своих «географическх индивидуумов» — повелителей, направляясь то на Восток, то на Запад. Отсюда отношение народа к природе своего месторазвития выражается не через деятельность, а через историческое самосознание (7, с. 30). Таким образом, «весь исторический процесс определяется сзади, из темных недр народного подсознания» (8, с. 249). После победы «звериного образа коммунизма» месторазвитие обиделось на народ и стало секретничать со своими верными сынами, прибывающими во вражеском стане Европы, настоящими «евразийцами», сообщая им, вероятно, с восточным ветром свою геополитическую волю. За фасадом этого «самобытного» подхода кроется общая для всех буржуазных геополитических теорий закономерность, отражающая их классовую сущность. Это принципиальное разведение понятий «народ» (массы, чернь) и «правящая элита» (выразительница «географической совести государства»). Отсюда явствует, что претензии географического названия движения «евразийство» не соответствуют его политическому содержанию. Сообразно элементарной логике, «евразийцами» должен именоваться народ, проживающей на территории одноименного месторазвития, но не горстка обозленных приват-доцентов.

Слово «Евразия» не нововведение евразийцев, а, опять-таки, заимствование из западной науки. Если А. Гумбольдт обозначил им все пространство Старого Света, то евразийцы решили по-самобытному: «Евразия — это особое месторазвитие, полностью пространственно совпавшее с границами Россиийской империи в конце ХIХ века» (7, с. 29).Таким образом, понятием «Евразия» было подменено, запечатано историческое название «Россия». Этот термин вводился не только для эпатажа публики, но и преследовал другие цели:

1. Обозначить мессианскую роль особого мира России-Евразии, как объединительницы Запада и Востока. Представляя Евразию как промежуточную переходную полосу континента Европы и Азии, евразийцы пренебрегали тем обстоятельством, что из таких переходов состоит, к примеру, весь материк Европы. «Таким образом, — отмечал П.Н. Милюков, — между Евразией наших «евразийцев» и Западной Европой можно вклинить еще одну Евразию, как и на Азиатском континенте» (9, с. 327).

2. Сгладить противоречия в концепции. Оставь они имя России, концепция Империи как федерации различных по вероисповеданию народов не будет согласовываться с представлением о господстве Православной Церкви.

Использование софистических уловок (подмена понятий, искажение их содержания) не отражает самобытности евразийской концепции. Это характерное свойство империалистической геополитики. К примеру, схожие цели преследовал К. Хаусхофер, заменив в своих построениях конкретное понятие «Германия» на абстрактное «Mitteleuropа».

Евразия в геософии евразийцев — “уменьшенная совокупность элементов Старого Света” (5, с. 58). Эта концепция микромодели мира, выдвинутая с русского полюса П.Н. Савицким, тождественна концепции “хартленда” Х. Маккиндера. ”Если Маккиндер считает, что из пустынь Хартленда исходит механический толчок, заставляющий береговые зоны (внутренний полумесяц) творить культуру и историю, то П. Савицкий утверждает, что Россия-Евразия (= «Хартленд» Маккиндера) и есть синтез мировой культуры и истории, развернутый в пространстве и времени” (10, с. 167). Важнейший принцип в содержании данных теорий — наделение пространства социальными и политическими функциями: центр мировой истории должен стать “Срединной империей”, естественные границы которой не имеют предела. Мессианские установки в теоретических построениях евразийцев не показатель самобытности их концепции. У каждой буржуазной геополитической школы есть свой центр мировой истории. К примеру, геополитики Третьего рейха внушали немецкому народу, что Германии, Срединной Европе, в силу уникального положения в центре Европы, между ее Западом и Востоком, предназначено объединить под своим началом всю Западную Европу и воссоздать Священную Римскую имперю германской нации под названием «Пан-Европа» (11, с. 238–240). В концепции французского геополитика-фашиста Ж. Тириара, друга г. Дугина, Пан-Европа, простираясь от Дублина до Владивостока имеет свой центр во Франции (12, с. 524). В геополитике концепция «Срединной империи», при разности формулировок, имеет одно назначение — «научное» обоснование предлагаемой модели радужного будущего. Сегодня это далеко не самобытная PR-уловка, которую активно используют неоевразийцы. Опираясь на теорию «хартленда», они прогнозируют обретение Россией статуса великой державы без видимых усилий, за счет одного лишь географического положения. Как бальзам на душу льются слова: «Россия — держатель равновесия между Западом и Востоком, а значит она глобальный (заявляет антиглобалист Дугин. –– А. М.) политический центр», «Россия обречена на величие» и т.д. (6, с. 785–786). Подобные заявления евразийских мудрецов, следствие того, что их «истинное» «самобытное» знание обо всех тайнах мироздания, запредельное для понимания масс, находится за рамками исторической реальности (кстати, в данном движении состоит А. Фоменко). В действительности же любому «неевразийцу» понятно, что в «Большой восьмерке» Россия играет сегодня роль «маленькой шестерки», что без «микромодели мира» обходятся, особенно в зонах ее геостратегических интересов. Географический детерминизм не работает: у России нет экономических ресурсов для реализации своего геополитического потенциала!

Тем не менее, неоевразийцы имеют свой самобытный взгляд на это. В их представлении сегодняшняя Россия-Евразия имеет мощных геополитических партнеров: островную Японию (!), ЕС, Индию и Иран. И у России, как у равноправного геополитического партнера вышеприведенных участников «стратегического альянса», оказывается, есть что им предложить: «ресурсы, стратегический потенциал вооружений, политический вес». Поэтому ЕС и Япония горят желанием стать «экономическими спонсорами России» (2, с. 567). Основываясь на этих представлениях, евразийцы считают, что главная геостратегическая задача сегодняшней России — «прекратить глобализационные процессы», став во главе «Континентального сопротивления Морской Силе» (13, с. 561). Как видно, в содержание евразийской геополитики входит фундаментальная теория империалистической геополитики о перманентной борьбе «теллурократии» и «талассократии». Но «самобытные» философы демонизировали мэхэновскую концепцию, сведя ее к теории «мондиалистского заговора». Таким образом, всемирный исторический процесс сводится к «планетарному заговору двух противоположных оккультных сил…Континента и Океана» (14, с. 91). «Континент» и «Океан» — универсальные геополитические категории; они не имеют конкретного исторического содержания. К примеру, К.Шмитт вкладывал в понятие «Континент» «высокий дух романо-германской Европы» (12, с. 524); у евразийцев 20-х «Континент» ограничивался Евразией и Азией; у неоевразийцев содержание данного понятия раширилось, их «Континент» простирается от Германии до островной Японии.

Итак, каким же образом Россия-Евразия должна объединить Запад и Восток в «Континенте»?

Рассмотрим систему Евразия-Европа. Единого мнения по этому вопросу среди евразийцев 20-х годов не было. Причина — в «смешении в евразийской концепции географических, этнических, социологических, религиозных мотивов, без ясного осознания их разнородности», — верно подметил Г. Флоровский (8, с. 258). Общее было в категоричном негативном отношении к Европе. В представлении большинства евразийцев самое опасное для Евразии — не экономические последствия «дружбы» с Европой, а идеологические и политические. Как писал кадет А. Кулишер в статье «Шуйца и десница евразийцев»: «Вражда евразийцев против «европейского засилья» сводится, в сущности, к «борствованию» против «духа новой Европы», т.е. свободы и равенства, во имя «старой мудрости»,…мудрости не специально русской или «евразийской», а чисто интернациональной реакции» (15, с. 7). Поэтому евразийцы снова обратились к О. Шпенглеру за вдохновлением к самобытным построениям, повзаимствовав у представителя романо-германского мира теоретическую основу для своей борьбы против «европейской культуры». «Дух новой Европы», которого как вредного и чуждого России-Евразии боялись евразийцы, Шпенглер называл «английской выдумкой, враждебной германским устоям» (15, с. 7–8). Таким образом, самобытность Евразии раскрывалась через антитезу Европе. Сообразно евразийской геософии, прорубив «окно в Европу», Петр погубил самобытную культуру Евразии. «Получается, — писал И. Ильин, — вся поэзия от Державина до Пушкина, вся живопись от Кипренского до Сомова, вся наука от Ломоносова до Менделеева — подражание «гнилой германороманщине»» (1, с. 352). Но тогда и русское евразийство вовсе не русское и не самобытное, ибо оно исходило и исходит из принципов «европейской» культуры и науки.

Разумеется, евразийцам удобно признавать авторские права той или иной цивилизации (месторазвития) на культуру. При таком подходе классовое содержание данной категории («культура») затушевывается. Беда, правда, в том, что, вопреки евразийским представлениям, существуют культурные связи, и то, что считается западным (к примеру, лангобардский орнамент) заимствовано с Востока (16, с. 28). И единый историчекий процесс оказался беспощаден, породив множество «самобытных» евразийских движений: татарских, китайских и даже японских.

Второй вариант (П.Н. Савицкий и Г.В. Вернадский). Противостояние Европы и Евразии геополитическое и экономическое. Этот аспект евразийской концепции действителтно самобытен, ибо была предпринята попытка приблизить геополитику к объективному научному анализу. П. Савицкий утверждал, что, прежде всего, для России опасна связь с европейским и американским капиталом, которая может вовлечь нашу континентальную страну в мировой рынок, действующий по «океаническим правилам», где расстояния и, как следствие, издержки сухопутных перевозок не играют роли. На «океаническом» рынке Россию ждет участь «задворок мирового хозяйства» (3, с. 405).

Границы. Несмотря на неприятие Европы, евразийские классики позитивно расценивали историческое продвижение границ России на запад, выход к Балтике, как «врастание месторазвития в свои естественные пределы» (17, с. 93), как необходимое геополитическое условие сохранения целостности Белоруссии и Украины. Но считали при этом, что Россия должна отгородиться от Европы «железным занавесом» (18, с. 284). Необходимость наличия у Центра-Континента защитных геополитических оболочек, представленных странами Восточной Европы, евразийскими геополитиками отрицалась…во имя поддержания имиджа их «самобытной» антиевропейской концепции.

Неоевразийцы считают, что «современная Европа не является более источником мирового зла» (19, с. 12): оно эмигрировало за океан. Между тем, очень самобытно определяют геостратегию для России-Евразии в этом направлении. Они не только признают существующую западную границу РФ нормальной (естественной, даже шикарной), но и предлагают отдать Калининградскую область немцам (20, с. 13). В их представлении выходом к Балтике можно пожертвовать для восстановления «Священного союза». Как видно, «научного патриота» г. Дугина можно ставить в один ряд с А. Розенбергом и З. Бжезинским. Таким образом, геополитическая концепция неоевраззийцев, основанная на философии «самобытности» обнаруживает антинародный, антигосударственный проект.

Итак, обратясь «лицом на Запад», полагали евразийцы, русский народ уткнулся в «тупик эволюции». Что делать? Евразийский рецепт 20-х годов прост: спасение всегда состоит в том, чтобы удариться в другую противоположность. «Так и здесь, — заметил И. Ильин, — вот якобы 200 лет шарахались на Запад, ясно, что вышел провал, значит, надо шарахнуться на Восток» (1, с. 351). Поражает сходство самобытной евразийской геостратегии поворота России от Атлантики и Европы к Тихому океану с желанием рейхсфюрера А. Розенберга «развернуть первобытную Московию лицом на Восток» (21, с. 45). Геософски «исход к Востоку» обосновывался евразийцами так: азиаты-монголы положили начало истории нашего Отечества (не России, а Евразии), привили русскому народу «историческое чутье Континента», словом, «татарское иго — горнило, в котором ковалось русское духовное своеобразие» (22, с. 60–61). Но и эта тюркофильская направленность не есть показатель самобытности данной концепции. Здесь евразийские «патриоты» развивают идеи враждебных России католических реакционных писателей А. Масси и Мартэна, которые еще в 1918 году зачислили русских в азиаты, дабы подчеркнуть их «неевропейскую сущность» (23, с. 309).

Современные евразийцы в еще большей степени тюркофилы и в еще меньшей паназиаты. Из тюркофилии г. Дугина вытекает его «самобытная» «научно-патриотичесая» геостратегия, идущая вразрез с представлениями о госбезопасности и суверенитете РФ. Так, оригинальные «континенталисты» ратуют за усиление в Азиатско-Тихоокеанском регионе не России и не континентального Китая, а островной Японии (2, с. 568). С этой целью они предлагают передать Японии Курильские острова (20, с. 13)! К континентальному Китаю неоевразийцы относятся насторженно, ведь тюрки исторически конфликтовали с ним.

Итак, самобытность концепции неоевразийцев в том, что их тюркфилия перешла грань русофобства, а их «научный патриотизм» — патриотизм абстрактного Континента, патриотизм монгольского улуса, патриотизм собственной идеи, но не патриотизм Великой России и российского народа, который они вслед за Г. Джемалем предлагают исламизировать.

Границы. В духе империалистичекой геополитики пространственное мышление евразийцев простирается далеко за естественные границы их месторазвития. Евразийцы 20-х годов в своей концепции не устанавливали предела пространственного роста «Евразии» в южном и юго-восточном направлениях, ссылаясь на отсутствие естественных границ России с Азией (24, с. 68). Таким образом, вхождение в состав Евразии всего Азиатского континента рассматривалось как неизбежность: «Мы не захватчики в Азии, а у себя дома в Евразии» (25, л. 1) Но, по сравнению с аппетитами г. Дугина, в представлении которого «пространства России должны расти, пока не заслонят Солнце и Луну, и звездное небо над нами» (6, с. 780) ,это скромно. Данная идея поглощения континента как необходимого условия удовлетворения потребности государства во врастании в свое «жизненное пространство» была позаимствована у фашистских геополитиков (26, с. 127). Более того, России евразийцы 20-х отводили мессианскую роль главы освободительного движения всех колониальных стран против европейского империализма и за всемирное восторжествование доброго неагрессивного империализма российского (27, с. 15). Но это программа-максимум. Сначала, полагали евразийцы, России необходимо создать по принципу «континентальных соседств» с Китаем, Индией и Ираном самодостаточный, независимый от океанического рынка «континент-океан» (3, с. 402–405). Но и эта идея не самобытна. Евразийцы используют здесь старую теорию «автаркии как окончательной цели в стремлении великих держав к жизненному пространству» пангерманиста Р. Челлена (28, с. 148).

Итак, в чем же заключается самобытность евразийской концепции? Может, в теории «холодной эволюции» П. Савицкого, где раскрываются положения теории «зональности» Ф. Ратцеля; или в оригинальном названии неоевразийского журнала «Элементы», позаимствованном у журнала фашиствующей «мессии» европейской геополитики Ж. Тириара? Почему же «истинные патриоты» в своих «самобытных» построениях обращатются к Ф. Ратцелю, Р. Челлену, К. Хаусхоферу, К. Шмитту, Х. Маккиндеру, А.Т. Мэхэну и прочим зарубежным геополитикам, люто ненавидевшим нашу страну, но не к отечетвенным политгеографам: П.А. Чихареву, А.Е. Снесареву, В.П. Семенову-Тян-Шанскому и другим? — Причина — в классовом содержании евразийства. Фразы о национальной исключительности, историческом мессианстве, о самобытности — универсальный набор буржуазной геополитики, к которой по праву принадлежит евразийская теория. Провозглашаемые «самобытность» и «научный патриотизм» концепции — всего лишь способ «идеологической информатизации масс путем их инструктирования, сопровождающегося пробуждением в них идеологической симпатии» (29, с. 67). Такой способ воздействия на человека евразийцы называют «идеократией», а Й. Геббельс более откровенно «промыванием мозгов».

Список литературы

1. Ильин И.А. Самобытность или оригинальничание // Мир России — Евразия. Антология. М., 1995.

2. Дугин А.Г. Основные принципы евразийской геополитики // Основы евразийства. М., 2002.

3. Савицкий П.Н. Континент Евразия. М., 1997.

4. ГАРФ, ф. П.Н. Савицкого, р-5783, оп.1, д.34.

5. Логовиков П.В. Научные задачи евразийства // Утверждения евразийцев. Кн. 7. Париж, 1931.

6. Дугин А.Г. Россия может быть или великой или никакой // Основы евразийства. — М, 2002.

7. Вернадский Г.В. Начертание русской истории. СПб., 2000.

8. Флоровский Г.В. Евразийский соблазн // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. Антология. М., 1993.

9. Милюков П.Н. Третий максимализм // Вадалковская М.Г.Историческая наука российской эмиграции: Евразийский соблазн. М., 1997.

10. Михайлов Т.А. Эволюция геополитической идеи. Рига, 1998.

11. Хаусхофер К. О геополитике. Работы разных лет. М., 2001.

12. Нарочницкая Н.А. Россия и русские в мировой истории. М., 2003.

13. Дугин А.Г. Геополитика и структура мира в новом тысячелетии // Основы евразийства. М, 2002.

14. Дугин А.Г. Конспирология. М., 1993.

15. РГА СПИ, ф.17, оп.86-с, ед.хр. №229, том 1, №8 (от 14 марта 1927 года).

16. Бицилли П.М. “Восток” и “Запад” в истории Старого Света // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. Антология. М., 1993.

17. Савицкий П.Н. Главы из “Очерка географии России” // Утверждения евразийцев. Кн. 7. Париж, 1931.

18. Савицкий П.Н. Евразийство как исторический замысел // Основы евразийства. М., 2002.

19. Евразия превыше всего (Манифест современного евразийского движения) // Основы евразийства. М, 1997.

20. Элементы. Евразийское обозрение. 1992–1997. 1998, №6.

21. Преступные цели — преступные средства. Документы об оккупационной политике фашистской Германии на территории СССР (1941–1944 гг.). М, 1968.

22. Савицкий П.Н. Степь и оседлость // Мир России — Евразия. М., 1995.

23. Степун Ф. Россия между Европой и Азией // Россия между Европой и Азией. Евразийский соблазн. М., 1993.

24. Савицкий П.Н. Европа и Евразия // Глобальный проблемы и перспективы цивилизации. (Феномен евразийства). М., 1993.

25. ГАРФ, ф. К.А.Чхеидзе, р.-5911, оп.1, д.120, л.1.

26. Соколов Д.В. Эволюция немецкой геополитики // Геополитика: теория и практика. Сб. ст. М., 1993.

27. РГА СПИ, ф. 17, оп.86-с, ед.хр. 230, том 2, №5 (26 марта 1928 г.).

28. Озелиус Г., Чуканов М.Ю. Отец геополитики о России как великой державе // «Вопросы истории», 1996, №1.

29. Ильин В. Евразийство // «Ступени», 1992, №2.