Статья: Политика по укреплению новой исторической общности в годы "оттепели"

Вдовин А. И.

Десталинизация национальной политики и Лаврентий Берия. В 50-е годы наука о новой общности и ее языковых аспектах развивалась без каких-либо ссылок на первооткрывателей. При этом отчетливо обнаружилось стремление трактовать эти вопросы в национал-большевистском духе скорее бухаринского, нежели сталинского образца. Надо полагать, в этом выражалось намерение устранить сталинский «уклон» послевоенных лет к великодержавию и шовинизму и возвратиться на позиции «подлинного» интернационализма. Однако актуализация идеи о формирующейся в СССР новой исторической общности произошла лишь в начале 60-х годов. Сразу после смерти И. В. Сталина на первый план в национальной политике выступила необходимость ее десталинизации. Первые практические шаги в этом направлении были обусловлены решениями, принятыми по докладным запискам министра внутренних дел Л. П. Берии в ЦК КПСС от 1 и 2 апреля 1953 года. В них предлагалось «реабилитировать и немедленно из-под стражи освободить» лиц, привлеченных по делу о врачах-вредителях, осудить «преступную операцию по зверскому убийству Михоэлса» и высылку П. С. Жемчужиной как результатов якобы только провокационных измышлений.

Уже 3 апреля было принято, а на следующий день опубликовано постановление Президиума ЦК о фальсификации дела о врачах-вредителях и принятии предложений Министерства внутренних дел СССР. Постановление санкционировало полную реабилитацию и освобождение из-под стражи 37 врачей и членов их семей, арестованных по делу о врачах, привлечение к уголовной ответственности работников бывшего Министерства госбезопасности, «особо изощрявшихся в фабрикации этого провокационного дела и в грубейших извращениях советских законов»; проведение мер, «исключающих возможность повторения впредь подобных извращений в работе органов МВД».

Содержащийся в записке Берии тезис об «измышлениях» обвинений в националистической деятельности практически являлся основой для осуждения и окончательного прекращения кампании по борьбе с космополитизмом и неоднозначной реакции общественности на это осуждение. Актуализировались слухи о еврейском происхождении Берии и его попустительстве «соплеменникам». Стремясь приглушить нежелательную антисемитскую реакцию в обществе, Хрущев в начале апреля 1953 года направил закрытое письмо парторганизациям с требованием не комментировать опубликованное в газетах сообщение МВД и не обсуждать проблему антисемитизма на партийных собраниях. Видимо, этими же соображениями было продиктовано первоначальное отклонение предложения Берии о немедленной реабилитации осужденных по делу Еврейского антифашистского комитета. ЕАКовцы были реабилитированы лишь в ноябре 1955 года. Решение о реабилитации не было обнародовано.

Другой импульс для изменений в сфере национальных отношений был дан принятыми по инициативе Берии постановлениями от 26 мая и 12 июня 1953 года, направленными на то, чтобы «решительно покончить с извращениями ленинско-сталинской национальной политики партии» на Украине, в Литве и Белоруссии. 12 июня на основании записки Хрущева аналогичное решение были принято по Латвии. Основу предложенной концепции десталинизации межнациональных отношений составляли коренизация (вторая после 20-х гг.) партийно-государственного аппарата и введение делопроизводства в союзных республиках на родном языке.

Бериевская коренизация высшего и среднего звена партийно-хозяйственного аппарата, означавшая на практике разгром русских кадров в национальных республиках, началась заменой на посту первого секретаря ЦК КП Украины русского Л. Г. Мельникова украинцем А. И. Кириченко. В Белоруссии началась работа пленума ЦК, решения которого были предопределены постановлением ЦК КПСС от 12 июня. Постановление гласило: «Освободить т. Патоличева Н. С. от обязанностей первого секретаря ЦК КП Белоруссии, отозвав его в распоряжение ЦК КПСС» и «рекомендовать первым секретарем ЦК КП Белоруссии т. Зимянина М. В., члена ЦК КПСС, бывшего второго секретаря ЦК КП Белоруссии, освободив его от работы в Министерстве иностранных дел СССР».

В докладе, подготовленном группой Зимянина для пленума ЦК КПБ, в духе записки Берии, в частности, предлагалось для исправления нарушения принципов ленинской национальной политики ввести белорусскую письменность в государственном аппарате, вести всю переписку только на белорусском языке, совещания, собрания и съезды проводить также исключительно на белорусском. В докладе признавалось, что русским, конечно, труднее будет работать в Белоруссии, поскольку не все они хорошо знают белорусский язык. Отношение к ним в выступлениях сторонников коренизации, по воспоминаниям Патоличева, было таково: «Русские товарищи во многом помогли белорусам. Земной поклон им за это. А сейчас, кому из них будет очень трудно, мы им поможем переехать в другое место».

Против доклада Зимянина первым выступил имевший со времен войны большой авторитет в республике лидер комсомола, Герой Советского Союза П. М. Машеров, затем другие участники пленума. Тем не менее доклад, подготовленный по директиве центра, был одобрен. Однако еще до окончания работы пленума Патоличеву позвонил Хрущев и сказал: «Берия арестован... Пока никому об этом не говорить... Мы получили информацию от нашего инспектора о том, что пленум ЦК тебя поддерживает... Если пленум попросит ЦК КПСС, то решение может быть отменено». В результате изменения обстановки в Москве Патоличев остался на своем посту до 1956 года. Позднее он говорил первому секретарю ЦК КП Киргизии Т. У. Усубалиеву об инициативах Берии: «Более худшего вида проявления национализма трудно было найти. Осуществление этой бредовой идеи обернулось бы страшной трагедией для миллионов граждан, проживающих в Белоруссии». Берия «вовсе не заботился о развитии национальных языков и национальных кадров. Реализация бериевского “национального” плана привела бы к перемещению миллионов людей из одних республик в другие». Эти оценки Усубалиев зафиксировал в своей книге воспоминаний «Эпоха. Созидание. Судьбы» (Бишкек, 1995).

Коренизация партийно-хозяйственного аппарата, осуществленная в духе предложений Берии на Украине, в Белоруссии и Прибалтике (здесь это выразилось, в частности, в том, что второй секретарь ЦК КП Латвии Ершов был заменен латышом Круминьшем), его попытки ввести в республиках собственные ордена в честь выдающихся национальных деятелей для награждения местных работников культурного фронта, другие меры по развитию национальных традиций в области культуры и языка, которые способствовали бы воспитанию чувства национальной гордости, — все это не проходило бесследно и имело двоякий результат. С одной стороны, это способствовало ликвидации вооруженного националистического подполья в этих республиках. (О его размахе говорит следующая цифра: в ходе подавления вооруженного сопротивления в Прибалтике в Западной Украине и в Западной Белоруссии до середины 50-х годов погибло более 25 тысяч советских солдат и офицеров.) С другой стороны, это активизировало буржуазно-националистические элементы в союзных республиках, национал-сепаратистские и русофобские настроения, способствовало возникновению в 50—60-х годах многочисленных националистических кружков и групп, участниками которых была в основном молодежь.

В. А. Голиков, многолетний помощник Л. И. Брежнева, свидетельствует, что после известных записок Берии мгновенно изменилась обстановка в Молдавии: «произошла сильная вспышка национализма». К. У. Черненко, работавший с 1948 года заведующим отделом пропаганды и агитации ЦК КП Молдавии, с 1950 года — под руководством Брежнева, через некоторое время буквально умолял Голикова: «Слушай, помоги мне. Приходят молдаване и говорят, что я восемь лет сижу, место занимаю. Наглостью их бог не обидел. Помоги куда-нибудь уехать. Только в Россию. Куда угодно». Так будущий генсек ЦК стал в 1956 году заведующим одного из секторов Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС, который возглавлял Л. Ф. Ильичев.

Стремясь не допустить разрастания местного национализма, Н. С. Хрущев порой резко реагировал на факты явного нарушения «интернационалистских принципов» кадровой политики. Так, он публично выговаривал азербайджанскому руководителю И. Д. Мустафаеву за то, что в Азербайджане был принят ряд решений, ущемляющих представителей некоренной национальности, в частности, русских. «Никто русских сейчас не может заподозрить, — говорил он, — что они проводят какую-то шовинистическую политику. Вы посмотрите, русские — они нередко в ущерб своей республике оказывали и оказывают помощь братским народам. И сейчас эти народы не только выровнялись, а нередко по жизненному уровню стоят выше отдельных областей Российской Федерации».

Зачем Хрущев подарил Крым Украине. Одна из первых инициатив Н. С. Хрущева, оказавшая в целом негативное влияние на развитие национальных отношений в стране, была связана с празднованием в начале 1954 года 300-летия воссоединения Украины с Россией. По этому поводу 12 января от имени ЦК КПСС были опубликованы «Тезисы о 300-летии воссоединения Украины с Россией». В них в очередной раз подчеркивалась огромная прогрессивная значимость решений Переяславской рады, выразившаяся, главным образом, в трех исторических фактах. «Соединившись с Россией в рамках единого Российского государства, Украина была спасена от порабощения шляхетской Польшей и поглощения султанской Турцией». «Рост силы и могущества СССР дал возможность претворить в жизнь вековые чаяния украинского народа о его национальном воссоединении» (включение в Советскую Украину Западной Украины в 1939 г., Буковины и Измаильской области в 1940 г., Закарпатской Украины в 1945 г.). «Только благодаря братской помощи великого русского народа и других народов СССР Украина была освобождена от фашистского ига».

Успехи Украины (17-кратный рост промышленности в советское время, опережение всех стран Европы по количеству студентов и др.), согласно «Тезисам», являлись еще одним доказательством того, что «только социализм обеспечивает свободную и счастливую жизнь, развитие и расцвет всех народов и наций, подлинную дружбу народов, их сотрудничество и взаимопомощь», что СССР «являет собою вдохновляющий пример страны, в которой впервые в истории человечества разрешен национальный вопрос».

В пропагандистской литературе степень единства народов Советского Союза приобретала законченное выражение. Говорилось, что следствием преобразований жизни советских народов после 1917 года «явилось полное и окончательное разрешение национального вопроса». В 1951 году со страниц партийного журнала было объявлено, что единство народов СССР приобрело принципиально новое качественное состояние. «В ходе социалистических преобразований в нашей стране сложилась невиданная в истории общность людей — советский народ — содружество двух классов, рабочих и крестьян, и подлинно народной интеллигенции, содружество всех народов СССР. Советские люди всех национальностей являются тружениками единой социалистической системы хозяйства, имеют единую систему государственной жизни — советское государство, единую идеологию — марксизм-ленинизм, единую цель — построение коммунизма, единую партию, выражающую их кровные интересы и ведущую их от победы к победе, — партию Ленина — Сталина. Все народы имеют единое Отечество — Советский Союз» (Большевик Украины. 1951. № 9).

Противоречия в национальных отношениях стали связываться только с наличием предрассудков в сознании отдельных советских людей и кознями капиталистического окружения. «Пока существует капиталистическое окружение, — говорилось в “Тезисах о 300-летии воссоединения Украины с Россией”, — империалистические государства и в дальнейшем будут забрасывать к нам шпионов и диверсантов, пытаться использовать в антисоветских целях остатки разгромленных враждебных группировок, активизировать буржуазно-националистические элементы, оживить националистические предрассудки в сознании отдельных людей и использовать их для подрыва дружбы народов СССР».

К долговременным негативным последствиям привела передача Крымской области из состава России в состав Украины по решению Президиума Верховного Совета СССР от 19 февраля 1954 года. В корне противоречащая интересам русского народа операция принималась под абсурдным, с точки зрения национально-государственных интересов России, предлогом. Передача якобы учитывала «общность экономики, территориальную близость и тесные хозяйственные и культурные связи между Крымской областью и Украинской ССР». Несмотря на якобы «полное единодушие» в одобрении этого, как полагал депутат П. Тычина, «великодушного дара великого брата», в Верховный Совет долго шли письма (они изучались историком А. П. Мякшевым), свидетельствующие вовсе о другом. Например, в письме, переданном в архив с трусливой резолюцией «В дело» от 9 августа 1964 года, парламентариям задавался вопрос: «Как может Россия, имея самую лучшую, самую большую ценность, составляющую ее украшение — Крым, по территории превышающую Бельгию или Швейцарию, это целое государство — отдать… Как же могли подарить эту русскую драгоценность, русское достояние без ведома русского народа?» Сами авторы письма отвечали на вопрос недвусмысленно: «Русский человек не мог подарить Крым. Это антигосударственный акт, направленный к опасной цели», и предлагали отменить ошибочное решение, в противном случае — поставить вопрос на референдум. Такие письма оставались, конечно, без внимания.

Реальной причиной хрущевского дара Украине крымской территории с преобладающим русским населением (всего в Крыму, по данным на 1954 г., насчитывалось 1,2 миллиона жителей, из них 71,4 % составляли русские) было стремление загладить личную вину за санкционированные в 1938—1940 годах репрессии. Их жертвой стали 167 565 жителей Украины, в том числе более двух тысяч представителей руководства республики и несколько сот человек, которые подозревались в организации «террористического акта» против Хрущева. С передачей Крыма Украине («завоевания на свою сторону Украины», как говорил Д. Т. Шепилов) Н. С. Хрущев не только рассчитывал на поддержку представителей республики в Президиуме ЦК КПСС, но и получал 36 гарантированных голосов членов ЦК от украинской партийной организации на пленумах ЦК, насчитывавшем всего 175 членов. Недаром при перелете из Пицунды в Москву 14 октября 1964 года Хрущев пытался уговорить сопровождавших его охранников, обещая произвести их командира майора в полковники и присвоить каждому звание Героя Советского Союза: «В столице — заговор!.. Летим на Киев. Там — наше спасение».

Первые последствия хрущевских реабилитаций репрессированных народов. Одним из основных направлений национальных движений в СССР в 50-е годы стало движение депортированных народов за предоставление конституционных прав. Письма и жалобы от спецпоселенцев на незаконность депортаций стали поступать в центральные партийные и государственные органы практически с момента выселения. Со временем они потекли беспрерывным потоком. В 1952 году в различные инстанции ежемесячно направлялось около 6 тысяч жалоб, в 1954 году — около 11 тысяч. В 1953 году делегация калмыков-иммигрантов добилась приема в ООН и в Госдепартаменте США и просила повлиять на комиссию по защите прав человека при ООН, чтобы та добилась освобождения калмыцкого и других репрессированных народов СССР. Однако до 1954 года депортированные народы, которым по ранее принятым решениям предстояло остаться в местах высылки навечно, не доставляли властям особых волнений. Жестокими мерами удавалось предотвращать даже побеги на родину.

Новая ситуация стала складываться после 10 апреля 1953 года, когда были отменены «как неправильные» партийные и правительственные постановления 1951 года о выселении из Грузии около 11 тысяч граждан — «враждебных элементов», якобы связанных с мингрело-националистической группой. Реабилитирующее постановление Президиума ЦК КПСС от 10 апреля 1953 года предписывало «всех незаконно выселенных граждан вернуть к прежнему месту жительства». Правительство Грузии обязывалось «вернуть гражданам, возвращенным в Грузию из спецпоселений, имущество, конфискованное у них при выселении».

В 1954 году начался половинчатый и противоречивый процесс реабилитации и возвращения гражданских прав другим выселенным народам. В этом и следующем году были сняты с учета по спецпоселению без права возвращения к прежним местам жительства все немцы, крымские татары, калмыки и балкарцы. 5 июля 1954 года были сняты административные ограничения с детей карачаевцев, чеченцев и ингушей в возрасте до 16 лет. 10 марта 1955 года чеченцы, ингуши и карачаевцы, как и все спецпоселенцы, получили право иметь паспорта, а 9 мая 1955 года постановлением Президиума ЦК КПСС были ликвидированы ограничения для членов КПСС. Затем последовал Указ Президиума Верховного Совета СССР «О снятии ограничений в правовом положении с немцев и членов их семей, находящихся на спецпоселении» от 13 декабря 1955 года. Однако право на выезд в места прежнего обитания народы не получили. Рассматривалась возможность создания национально-административных образований этих народов в местах высылки. Репрессированные народы категорически возражали против этого и требовали, по примеру мингрельцев, возвращения на земли своих предков и восстановления ранее существовавших автономных республик и областей.

XX съезд партии (февраль 1956 г.) дал новый мощный толчок движению наказанных народов. Весной этого года были изданы Указы Президиума Верховного Совета СССР: «О снятии ограничений в правовом положении с калмыков и членов их семей, находящихся на спецпоселении» (от 17 марта 1956 г.); «О снятии ограничений в правовом положении с греков, болгар, армян и членов их семей, находящихся на спецпоселении» (от 27 марта 1956 г.); «О снятии ограничений по спецпоселению с крымских татар, балкарцев, турок — граждан СССР, курдов, хемшилов и членов их семей, выселенных в период Великой Отечественной войны» (от 28 апреля 1956 г.); «О снятии ограничений по спецпоселению с чеченцев, ингушей, карачаевцев и членов их семей, выселенных в период Великой Отечественной войны» (от 16 июля 1956 г.).

Осуждение сталинской политики депортации народов было воспринято как отмена несправедливых решений военных лет. Положения указов о том, «что снятие ограничений по спецпоселению с лиц… не влечет за собой возвращение имущества, конфискованного при выселении, и что они не имеют права возвращаться в места, откуда они выселены», воспринимались как имеющие временный характер. Не дожидаясь официального разрешения, тысячи бывших спецпоселенцев стали самовольно возвращаться на прежние места жительства.

Опасаясь выпустить ситуацию из-под контроля, ЦК партии принял 24 ноября 1956 года постановление о восстановлении национальной автономии калмыцкого, карачаевского, балкарского, чеченского и ингушского народов. Постановление предусматривало организованное переселение этих народов в течение 3—4 лет, начиная с весны 1957 года, с тем, чтобы подготовить необходимые условия для устройства населения на местах. Спецпоселенцы ждать не хотели. Начался их массовый выезд. Власти стали всячески препятствовать этому. На путях следования на железнодорожных станциях Казахстана и России были выставлены 14 оперативных заслонов. Спецпоселенцев снимали с поездов, возвращали обратно. Запрещалось продавать билеты на самолеты и железнодорожный транспорт, идущий в сторону их дома. Все это не могло не обозлить людей.

Стихийное возвращение выселенных народов обострило межнациональную обстановку на Северном Кавказе, где на их место были поселены другие люди. Наиболее спокойно проходило возвращение балкарцев на родные земли. Это объяснялось тем, что партийные органы и местное население, заселившее территории депортированных, положительно относились к их возвращению. Однако стихийное возвращение карачаевцев вызвало конфликты с русскими и грузинскими переселенцами, размещенными на их землях. Еще большее обострение породило возвращение чеченцев и ингушей. Жители Грозненской области, Дагестанской АССР и Северо-Осетинской АССР категорически выступали против их стихийного возвращения.

Первые партии чеченцев и ингушей прибывали небольшими группами по 10—15 человек. Они привозили с собой в мешках останки родственников, умерших в местах ссылки, для их перезахоронения на своей земле. Возвращавшиеся встречались враждебно. Им отказывали в прописке, не брали на работу, однако это их не останавливало. Прибывшие ходили вооруженными по селам и устраивали стрельбу, провоцируя местных жителей на ответные действия и столкновения. Угрозами и силой они вселялись в свои дома, выгоняя из них проживавшие там семьи дагестанцев, русских. Некоторые из возвратившихся пополнили действовавшие в горах со времен войны «повстанческие» отряды, которые частенько занимались грабежом, угоном скота из колхозов. Их жертвами были и рядовые колхозники. Очаги межнациональной напряженности вызвали массовый выезд русского населения из республики.

Борьба народов за попранные права дала свои первые результаты. 9 января 1957 года Президиум Верховного Совета СССР рекомендовал восстановить национальную автономию балкарского, ингушского, калмыцкого, карачаевского и чеченского народов. В соответствии с этим решением Президиум Верховного Совета РСФСР принял указы о преобразовании Кабардинской АССР в Кабардино-Балкарскую АССР, о восстановлении Чечено-Ингушской АССР, о преобразовании Черкесской автономной области в Карачаево-Черкесскую автономную область и восстановлении Калмыцкой автономной области.

Чечено-Ингушская республика была восстановлена с расширением ее территории. Переданная в свое время в Северную Осетию часть Пригородного района (977,5 квадратных километров) была оставлена в составе этой республики. В то же время к исторической территории расселения чеченцев и ингушей были присоединены три равнинных района поймы реки Терек из состава Ставропольского края. Эти районы (Наурский, Надтеречный и Шелковской, которые вместе составляли 5,2 тысячи квадратных километров или 27 % всей территории ЧИАССР, составлявшей 19,3 тысячи квадратных километров), были населены в основном русскими. Включение районов позволяло сделать экономику республики более устойчивой. С увеличением русского населения в республике власти также надеялись усилить влияние Центра на общественную жизнь автономии. В этих актах и расчетах в очередной раз дала о себе знать давнишняя традиция решать национальные проблемы в стране за счет русского народа.

Вскоре после воссоздания национальная государственность репрессированных народов удостоилась государственных наград. В ознаменование 400-летия добровольного присоединения к России ордена Ленина были удостоены Кабардино-Балкария (июль 1957 г.), Карачаево-Черкесия (сентябрь 1957 г.). В связи с 350-летием добровольного вхождения в Россию орденом Ленина была награждена Калмыкия (август 1957 г.). 29 июня 1958 года последняя была преобразована в Калмыцкую АССР. Чечено-Ингушетия была удостоена ордена Ленина в 1965 году. Награды означали стремление власти подвести черту под прошлыми невзгодами репрессированных народов. Однако это мало способствовало налаживанию добрососедства и «расцвету дружбы» национальностей в этом регионе.

Продолжавшиеся мелкие националистические эксцессы при попустительстве властей привели к настоящему межэтническому столкновению в августе 1958 года между русским населением Грозного и чеченцами и ингушами. Поводом к нему послужило убийство ингушом русского. Похороны убитого превратились в погром чеченцев и ингушей со стороны русских. В течение трех дней обыденная жизнь в городе была парализована. Митингующие требовали выселения всех чеченцев и ингушей из республики, местные власти бежали из города. Срочно стали прибывать войска. Из Москвы в Грозный прибыли Председатель Президиума Верховного Совета РСФСР М. А. Яснов и секретарь ЦК КПСС Н. Г. Игнатов. Волнения удалось прекратить, однако противостояние коренного и «пришлого» (русского) населения в республике преодолеть не удалось. Тем не менее в последующие годы возвращение чеченцев и ингушей на Северный Кавказ происходило более организованно и сопровождалось меньшими эксцессами. К 1963 году возвращение было в основном завершено. Из 418 тыс. чеченцев, проживавших в Казахской и Киргизской ССР, в Чечено-Ингушетию прибыли 384 тысяч (91,7 %), из 106 тысяч ингушей — 84 тысяч (79,2 %). Еще 8 тысяч ингушей (7,5 %) направились в Дагестан и Северную Осетию.

Камнем преткновения в отношениях между ингушами и осетинами стала правобережная часть Пригородного района до 1944 года принадлежавшая ингушам и оставшаяся в составе Северо-Осетинской ССР после воссоздания Чечено-Ингушской АССР. Ингуши не переставая посылали заявления в ЦК КПСС и правительство с требованием о передаче района Чечено-Ингушетии, организовывали поездки делегаций своих представителей в Москву.

Национальное движение советских немцев долгое время ограничивалось борьбой за восстановление своей автономии в Поволжье. Движение включало только легальные методы борьбы: письма, обращения, петиции, делегации, демонстрации. Декабрьский указ Президиума Верховного Совета СССР 1955 года снял с немцев ограничения в правовом положении. Реабилитационное движение имело своим результатом Указ Президиума Верховного Совета СССР от 29 августа 1964 года «О внесении изменений в Указ Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 года “О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья”», снимавший клеймо предателей и изменников со всего народа. До этого времени советские немцы испытывали скрытую дискриминацию. Ущемление касалось развития культуры, языка, поступления в высшие учебные заведения, при приеме в партию и на руководящие партийные и хозяйственные посты. При призывах на службу в Советскую Армию немецкую молодежь не брали в элитные подразделения (воздушно-десантные, пограничные и другие войска). Нежелание властей восстанавливать автономию немцев в Поволжье вызвала эмигрантские настроения. Этому в немалой степени содействовала пропагандистская деятельность радиостанции «Немецкая волна», религиозных, культурных и других организаций ФРГ, а также религиозные общины, значительно укрепившие свое влияние среди немецких «спецпереселенцев» за годы ссылки. Особой активностью в этом отличалась секта меннонитов.

В сложных условиях проходила борьба крымских татар за восстановление автономии и право жить на своей земле. Отмена спецпоселенческого статуса с огульно обвиненного в годы войны в измене родине народа не могла его удовлетворить. Подозрительное отношение властей ко всем лицам крымско-татарской национальности подогревалось воспоминаниями бывших командиров партизанских отрядов в Крыму. Клеймо предателей и изменников, лежавшее на всем народе со времен войны, было снято постановлением Президиума Верховного Совета СССР от 5 сентября 1967 года «О порядке применения статьи 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 28 апреля 1956 года». Беспрестанные обращения в высшие партийные и государственные инстанции с просьбами о восстановлении в Крыму автономии крымских татар не имели положительных последствий. Нелегально переехавших в Крым татар, как правило, сразу же выдворяли.

Запрещение властей Украины, которой в 1954 году была передана Крымская область, на переезд татар в Крым стало причиной национального движения, возглавлявшегося «инициативными группами» из представителей крымско-татарской интеллигенции, бывших руководящих партийных и советских работников Крыма. Первая из таких групп была создана в Узбекистане в 1956 году. Активисты движения с самого начала избрали конституционные методы борьбы. Так, в 1958 года в адрес ЦК КПСС от крымских татар поступило два письма с просьбой о возвращении всего народа на родину с 16 и 12-ю тысячами подписей. В 1959 года аналогичное письмо подписали 10 тысяч человек, в 1961 года — 18 тысяч. Помимо петиций устраивались митинги и демонстрации, которые приурочивались к знаменательным датам — годовщине образования Крымской АССР, ко дню рождения В. И. Ленина, считавшегося основателем Крымской республики. Эти акции нередко заканчивались разгоном участников.

Чтобы вообще как-то снять эту проблему, власти предпринимали попытки представить крымских татар частью татарской нации. Желающим уехать из Средней Азии крымским татарам разрешалось поселиться на территории Татарской АССР. Все это никак не устраивало крымских татар, которые требовали создания условий для развития своего языка и культуры. В начале 60-х годов крымско-татарское движение приняло более организованные формы. Это проявилось в попытке создания массовой организации «Союз крымских татар» со своей программой и уставом. В 1962 году в Узбекистане два главных ее участника М. Х. Омеров и С. А. Умеров (7 апреля они создали «Союз крымско-татарской молодежи» и к августу провели пять заседаний «руководящего ядра организации») были арестованы и осуждены. Репрессии в отношении активистов крымско-татарского движения вынуждало его лидеров искать иные пути и методы борьбы.

За возвращение выступали и представители других выселенных из Крыма национальных групп — греков, болгар, армян. Без внимания со стороны властей оставались настойчивые требования греков вернуть изъятые у них дома и земли. Неудовлетворенность половинчатой реабилитацией усилила среди них эмиграционные настроения. Власти препятствовали выезду. В 1959 году 58 советских греков, визировавших в Ташкенте свои паспорта для выезда в Грецию, были попросту арестованы. Попытка греческого посольства в Москве организовать репатриацию греков из СССР успеха не имела. За создание своих автономий в 50—60-х годах выступали представители месхетинских турков (огрузиненные турки, или отуреченные грузины), курдов и хемшилов (исламизированные армяне), депортированных в свое время из республик Закавказья. Однако власти в Москве и в закавказских союзных республиках игнорировали такие требования малых народов, считая для данных случаев национальный вопрос в стране успешно и окончательно решенным.

Национально-государственное устройство СССР за послевоенные годы принципиально не изменилось. В начале 60-х годов в стране имелось 15 союзных и 19 автономных республик (из них 15 в РСФСР, две в Грузии, по одной в Азербайджане и Узбекистане). Число последних по сравнению с довоенными годами увеличилось за счет преобразования в июле 1956 года Карело-Финской союзной республики в Карельскую автономную республику, включенную в РСФСР, и преобразования в октябре 1961 года Тувинской автономной области РСФСР в автономную республику. В стране насчитывалось также 8 автономных областей. Пять из них входили в состав российских краев: Адыгейская — в Краснодарский, Карачаево-Черкесская — в Ставропольский, Горно-Алтайская — в Алтайский, Хакасская — в Красноярский; Еврейская — в Хабаровский. Три автономные области были составными частями других союзных республик: Юго-Осетинская — в Грузии, Нагорно-Карабахская — в Азербайджане, Горно-Бадахшанская — в Таджикистане. Неизменным с довоенных времен оставался перечень национальных округов. Все они входили в состав областей и краев РСФСР. На ее европейской территории располагаются Ненецкий автономный округ (Архангельская область) и Коми-Пермяцкий (Пермская область); на северо-западе Сибири — Ханты-Мансийский м Ямало-Ненецкий (Тюменская область), Эвенкийский и Таймырский (Долгано-Ненецкий) (Красноярский Край); на северо-востоке Сибири — Корякский (Камчатская область) и Чукотский (Магаданская область). Кроме того, в Сибири находятся Агинский (Бурятский) (Читинская область) и Усть-Ордынский (Бурятский) национальный округ (Иркутская область).

Национальные движения в союзных республиках. Одной из проблем в национальных отношениях 50—60-х годов оставался «прибалтийский вопрос». Недавнее буржуазное прошлое Литвы, Латвии и Эстонии, традиции либерально-демократического управления, большое влияние в обществе служителей церкви, наличие многочисленных диаспор за рубежом, поддерживающих тесные связи с родиной; позиция США и стран Западной Европы, не признававших легитимности вхождения республик в СССР в 1940 году — все эти факторы действовали против ускоренной социалистической модернизации прибалтийских советских республик, способствовали росту национал-сепаратистских общественных настроений, поддерживали националистическое подполье в республиках. Этому же способствовали бериевская коренизация высшего и среднего звена партийно-хозяйственного аппарата и возвращавшиеся из ссылок бывшие участники вооруженного националистического подполья, которые выдвигались на ответственные посты в сфере образования и культуры.

Осуждение Сталина XX съездом партии многими руководителями в республиках Прибалтики было воспринято как карт-бланш на дальнейшую коренизацию руководящих кадров, устранение русификаторских издержек сталинской эпохи. Съезд породил большие надежды на коренное изменение всей проводимой до середины 50-х годов политики центра в отношении прибалтийских республик.

Прибалтика живо откликнулась на события осени 1956 года в Польше и Венгрии. Особенно сильным всплеск национального движения был в Литве и Эстонии. В конце октября в Вильнюсском университете появились лозунги и листовки с заголовками: «Да здравствует революция в Венгрии, последуем ее примеру!», «Литва — литовцам, русские оккупанты, убирайтесь вон!» В начале ноября 1956 года в Каунасе и Вильнюсе состоялись многотысячные шествия католиков, требующих свободы отправления религиозных обрядов. Демонстранты пели гимн буржуазной Литвы, националистические песни, выкрикивали лозунги «Последуем примеру Венгрии!», «Русские, убирайтесь вон из Литвы!». В Каунасе участники молодежной демонстрации (до 4000 человек) с лозунгами «Долой Москву!», «Долой коммунистов!» пытались прорваться к центру города. После столкновения с милицией группе в 100—150 человек удалось пробиться к зданиям комитета госбезопасности и горкома партии, однако она была рассеяна силами правопорядка. На улицах эстонской столицы тоже слышались националистические песни. В Тарту появились листовки с лозунгами: «Долой русских правителей!», «Смерть русским оккупантам!», «Вон русские из Эстонии!»

Особую тревогу коренного населения вызывал значительный наплыв русскоязычной рабочей силы на промышленные стройки в Прибалтике. По данным переписи населения 1959 года, доля коренной национальности в Литве составляла 79,3 %, в Эстонии — 74,6 %, в Латвии — 62 %. Особенно велика была доля инонационального населения в крупных городах. Лиц коренной национальности в Риге насчитывалось около 44,7 %, в Вильнюсе — 33,6 %. Возникшую острую жилищную проблему местным националистам представлялось «легко решить, если выгнать всех русских». Чтобы избежать потери Ригой своего национального облика, Рижский горком партии принял решение, согласно которому всем нелатышам предписывалось изучить в течение двух лет латышский язык, не усвоивших за это время язык освобождать от работы с предложением покинуть республику. Решение вводило ограничение прописки нелатышей в городе. В апреле 1959 года ЦК КП Латвии принял аналогичное решение, распространяющееся на республику в целом. Подобные решения вынашивались в Таллинском райисполкоме. В письмах, поступающих в ЦК КПСС из республик Прибалтики, сообщалось о проявлениях неприязненного отношения со стороны коренного населения к русским в автобусах, в магазинах и других общественных местах. Решением, принятым ЦК КП Азербайджана в июне 1959 года, предписывалось, что все граждане республики — неазербайджанцы — обязаны в течение полугода выучить и сдать письменный и устный экзамен по азербайджанскому языку, не выдержавшие экзамен подлежали освобождению от работы, т.е. увольнению. Вскоре, однако, решения эти были отменены, первые секретари компартий республик Я. Э. Калнберзиньш и И. Д. Мустафаев сняты со своих постов.

Негативное отношение к русскоязычному населению в Прибалтике формировалось еще и тем, что большинство работников милиции состояло из лиц некоренной национальности. Это создавало зримый образ «оккупанта» в лице русскоязычного населения. Действенность советской пропаганды в Прибалтике была невелика. Куда как действеннее были западные радиостанции и обширная переписка с зарубежными соотечественниками из капиталистических стран. Ими питались антисоветские слухи и разговоры. Наиболее распространенным был слух о скорой войне с последующим освобождением Прибалтики американцами от «русских колонизаторов».

Союзное и республиканское партийное руководство стремилось не допустить разрастания националистических настроений усилением идеологической работы и организационными мерами. Июньский пленум ЦК КП Латвии (1959) определил проявлением национализма предложения руководящих работников Латвии увеличить капиталовложения в легкую промышленность вместо строительства в республике крупных промышленных объектов, намеченных семилетним планом. В октябре 1959 года очередной партийный пленум осудил за националистическую кадровую и языковую политику ряд партийных руководителей республики. Заместитель председателя Совета Министров В. Берклавс, министр сельского хозяйства А. А. Никонов, директор академического института экономики П. П. Дзерве, министр просвещения В. К. Круминьш, выступавшие с предложениями не развивать в Латвии тяжелую индустрию, требовавшую импорта рабочей силы, были сняты с занимаемых постов и переведены на другую работу. Принятые под нажимом Москвы меры устранили наиболее яркие проявления национализма, однако не смогли полностью ликвидировать их. Учитывая настроения большинства коренного населения, руководители прибалтийских республик стремились и в последующем проводить политику «мягкой» дерусификации, всячески демонстрируя при этом показной интернационализм и лояльность центральным властям.

Широкий спектр различных течений и форм имело украинское национальное движение. Замена на посту первого секретаря ЦК КПУ русского украинцем в июне 1953 года положила начало возрождению политики украинизации в республике и большему учету в работе национальной специфики областей, в первую очередь Западной Украины. Репрессивная политика советского руководства на Украине, связанная с послевоенной борьбой с вооруженным националистическим подпольем в Западной Украине и новой кампанией борьбы с «украинским буржуазным национализмом» в Восточной Украине, смягчилась и сошла на нет.

Однако часть западных украинцев продолжали сохранять неприязненное отношение не только к русским кадровым работникам, но и к восточным украинцам, зачисляемым в разряд «москалей». Националистическое мировоззрение объясняется недавностью присоединения Западной Украины к СССР, негативной реакцией на форсирование после войны социалистической перестройки края, сохранением влияния на широкие слои населения запрещенной в 1946 году, но действующей в подполье униатской церкви.

Главными целями национального движения на Украине была, в основном, легальная борьба за сохранение национальной культуры, языка. В начале 60-х годов творческая интеллигенция повела движение за чистоту родного языка, против его русификации. В феврале 1963 года состоялась конференция по вопросам украинского языка в Киеве. На ней присутствовало более тысячи работников украинской культуры — писателей, учителей, языковедов. Конференция возбудила ходатайство перед ЦК КП Украины и правительством страны о том, чтобы «во всех учреждениях и предприятиях, на железной дороге и других видах транспорта, в торговле все дела вести на украинском языке». Участники конференции предлагали также открыть средние школы с преподаванием на украинском языке во всех республиках СССР, где живут украинцы. Предложения, выдвинутые на этой конференции, со временем стали требованиями диссидентов, появились на страницах самиздата.

Движение украинских «шестидесятников» вовлекало в свои ряды значительную часть национальной интеллигенции. Ратующие за сохранение национальной культуры интеллигенты собирались в мастерских художников, выставочных залах, музеях, квартирах почитателей украинской старины. Большую известность приобрел киевский клуб творческой молодежи во главе с молодым режиссером Лесем Танюком. В клубе проводились литературные и поэтические вечера, организовывались выставки украинских художников. При нем образовался студенческий межвузовский фольклорно-этнографический кружок и разъездной хор «Жаворонок». Клуб положил начало Шевченковским чтениям 22 мая у памятника поэту. На ставших традиционными чтениях со временем все более откровенно зазвучали диссидентские мотивы. Это стало причиной закрытия клуба властями в 1965 году.

Одним из направлений украинского национального движения была борьба за независимость путем выхода из состава СССР. Движение имело многочисленных сторонников в Западной Украине. Здесь и после разгрома националистического вооруженного движения ОУН были случаи убийства советских работников, поджоги партийных и хозяйственных зданий, другие антисоветские акты. Действовали нелегальные группы, прежде всего студенческие, носившие ярко выраженный националистический характер. Они занимались вывешиванием национальных флагов, распространением листовок с антисоветским содержанием. Так, в марте 1957 года в ряде городов Львовской области распространялись листовки с призывом организовывать комитеты «За самостийную Украину». Листовки подобного содержания были обнаружены в городе Сумы. Деятельность групп большого успеха не имела, она легко пресекалась органами КГБ, однако факт их существования говорил о наличии в этих областях оппозиции к существующей власти. Относительно спокойнее обстояло дело в восточных областях Украины, хотя и здесь (например, в Харькове в 1957 г.) были случаи распространения листовок с антисоветским и националистическим содержанием.

Молодежь, вовлекавшаяся в подпольные группы экстремистского толка, вдохновлялась именем Степана Бандеры, вокруг которого создавался ореол последовательного и несгибаемого борца за свободу и независимость Украины от «русско-коммунистического ига». Так, в 1962 году органы госбезопасности ликвидировали молодежную организацию в Львовской области, носившую имя Бандеры. Ее участники имели подпольные клички, принимали присягу на верность «самостийной Украине», обсуждали способы борьбы против советской власти, приобретения оружия, шрифта, изготовления и распространения листовок.

Иногда поводом для образования национал-сепаратистских групп служила действовавшая Конституция страны. Так, в 1959 году шестеро жителей Львовской области образовали Украинский рабоче-крестьянский союз, который ставил целью добиваться независимости Украины конституционным путем. Будучи арестованным, лидер союза адвокат Л. Г. Лукьяненко заявил следователю, что действовал в правовом поле 14-й статьи Конституции УССР и 17-й статьи Конституции СССР. В ответ на это заявление прозвучало: «Конституция существует для заграницы!», что во многом было характерно для правосознания советского времени.

Однако рубеж 50—60-х годов для украинского национального движения в целом был временем перехода от подпольного этапа к мирному, открытому демократическому движению за национальные права.

В 60-е годах отмечены случаи отдельных национал-сепаратистских выступлений в Белоруссии и в Молдавии. Однако они не носили столь массового характера, как в Прибалтике и на Украине. Лишь небольшая прослойка национальной интеллигенции и учащейся молодежи выступала в защиту национальной культуры и языка. Так, в сентябре 1963 года органами госбезопасности были арестованы участники Белорусской революционной партии. Ее члены стояли на позициях вооруженной борьбы с советской властью и пытались создать в республике разветвленную нелегальную организацию. Попытка националистической деятельности зарегистрирована в Минском госуниверситете, где в октябре 1963 года была раскрыта группа из 13 белорусских студентов, которые на своих собраниях осуждали национальную политику СССР. Характерной особенностью Молдавии была этнокультурная близость молдаван с румынами. «Национализм» в республике чаще всего проявлялся в разговорах о том, что Молдавии необходимо воссоединиться с Румынией. В соседней республике такие разговоры подогревались официальными деятелями и печатью.

Одним из «слабых мест» советской национальной политики в 50-е годы стала Грузия. Почитание Сталина в этой республике носило поистине всенародный характер. Разоблачение его преступлений на XX съезде партии было воспринято как национальное оскорбление. Недовольство центральной властью вылилось в трагические события в Тбилиси 9—10 марта 1956 года, сопровождавшиеся многочисленными человеческими жертвами. Молодежные просталинские митинги и демонстрации с участием множества комсомольцев и коммунистов прошли во многих других городах Грузии. Местами они носили откровенно антирусскую направленность. Вместе с лозунгами «Долой Хрущева!», «Молотова — во главе КПСС!» демонстранты несли и лозунги «Русские, убирайтесь из Грузии!». Националистические настроения в массах не утихали в течение многих лет. К обиде «за Сталина» прибавилась боль за расстрелянных соотечественников в Тбилиси. В 1963 году в Грузии была пресечена деятельность подпольной группы молодых грузинских поэтов. Они занималась изготовлением и распространением антисоветских листовок, осуждающих выступления против Сталина на XXII съезде КПСС.

Борьба за сохранение чистоты грузинского языка привела к возникновению различного рода нелегальных культурных обществ. Одно из них, «Мекартвела сазогадоеба», существовало в Батуми в 1961—1962 годах. В него, кроме представителей интеллигенции, входили государственные служащие. За употребление русских слов на собраниях организации взимался штраф в пользу «общества борющихся за чистоту грузинского языка».

Грузинское руководство во главе с лидером коммунистов В. П. Мжаванадзе снисходительно наблюдало за попытками части грузинской интеллигенции выступать против «русификации» и в тоже время решительно пресекало любые радикальные формы проявления национализма. Поэтому экстремизм не стал характерным признаком грузинского национального движения.

Армянское национальное движение инспирировалось главным образом идеей возвращения всех исконных армянских земель в единое армянское государство. Имелись в виду Карс, Ардаган, Саракамыш, оказавшиеся в составе Турции, а также Нахичевань и Нагорный Карабах, включенные в Азербайджан. Вокруг идеи о возвращении этих территорий с редким единодушием объединялись партийные и религиозные деятели, радикальные армянские националисты, представители творческой интеллигенции и заграничных армянских диаспор. Подавляющее большинство армян за рубежом жило мыслями о возвращении на историческую родину. Только в первой половине 50-х годов в Армению возвратились 100 тысяч репатриантов. Они во многом способствовали усилению в республике националистических настроений и популярности заграничной националистической партии «Дашнакцутюн».

Карабахский вопрос был поставлен руководителем компартии Армении в ноябре 1945 года. Г. А. Арутинов писал И. В. Сталину, что Нагорно-Карабахская автономная область, примыкающая к территории Армении, с 1923 года входит в состав Азербайджана; население этой области в основном армянское (137 тысяч, 89,5 %), и просил рассмотреть вопрос о включении области в Армению. Запрошенный в этой связи первый секретарь ЦК КП Азербайджана М. Багиров соглашался на передачу при условии включения в Азербайджан трех примыкающих к нему районов Армении с преимущественно азербайджанским населением. Начались переговоры, но вопрос остался нерешенным. Предложение возвратить армянам территории, занятые Турцией, было сделано в ООН в выступлении Арутинова в 1948 году. Нерешенность этих вопросов значительная часть армян связывала с нежеланием советского руководства разрешить армянскую проблему. Это подогревало антисоветские и националистические настроения в массах.

В национальном движении Азербайджана доминирующими являлись мусульманский фактор и социокультурная отчужденность местного населения от советского мировоззрения. Устойчивой национальной оппозиции в Азербайджане в рассматриваемый период не было. Политическая «неразвитость» национального движения в Азербайджане сближала его с национальными движениями республик Средней Азии и Казахстана. Противостояние союзной власти здесь было слабым. Наиболее остро в республике стоял армяно-азербайджанский этнический конфликт. С молчаливого одобрения азербайджанского руководства в республике фактически проводилась политика этнической дискриминации национальных меньшинств — армян, лезгин, талышей. Политика азербайджанизации проявлялась в том, что руководящие партийные и хозяйственные посты в высшем и среднем звене были заняты преимущественно представителями коренного этноса, несмотря на то, что свыше 40 % жителей республики не были азербайджанцами.

«Незрелость» национальных движений в Средней Азии и Казахстане объясняется их сравнительно поздним (в 20—30-е гг.) вступлением в процесс национального строительства. Это строительство повлекло за собой четкую политическую и территориальную идентичность коренного населения. Советская политика коренизации привела к складыванию национальной интеллектуальной и политической элиты. Впечатляющим был и подъем культуры, науки, образования. Местное население в основном положительно восприняло блага индустриальной и урбанизированной культуры. В то же время форсированная модернизация традиционных среднеазиатских культур привела к заметной утрате народами собственных этнических и культурно-экологических ценностей. Навязчивая пропаганда центром идей о старшем брате в содружестве народов, о прогрессивном влиянии русской культуры, языка вызывала обратную реакцию.

Огромное влияние на поведение, характер и стереотипы народов Средней Азии оказывал ислам, являющийся не просто религией, но и образом жизни, мировоззрением, системой этических и эстетических норм. Государственная антирелигиозная политика привела к вытеснению ислама из идеологии и политики в сферу семейно-бытовых отношений. Но эта сфера оставалась практически неприступной для советско-коммунистического мировоззрения. Благодаря этому коренные этносы Средней Азии и Казахстана во многом сохранили фундаментальные традиционные жизненные ценности: многодетную семью, иерархичность и коллективизм социальной организации, культурные и профессиональные предпочтения. Этим же можно объяснить и отсутствие национального движения, выступающего за отделение от СССР. Оппозиция советской власти принимала форму социокультурного и мировоззренческого противостояния традиционного уклада русскоязычной этнической культуре и коммунистической идеологии.

С ослаблением диктата центра над республиками Средней Азии и Казахстана и расширением прав союзных республик в 1957 году (в связи с совнархозами) протест против политической опеки центра со стороны партийных лидеров коренной национальности выражался в требованиях дальнейшего расширения прав регионов, увеличения инвестиций, сокращения притока русских, в выступлениях против тенденции к языковой русификации. Москва еще достаточно жестко реагировала на эту тенденцию. В 1958—1961 годах высшие партийные руководители Туркмении, Узбекистана, Киргизии и Таджикистана (также как и в Азербайджане, Латвии и Молдавии) были обвинены в националистических проявлениях и сняты с занимаемых должностей. На соответствующих пленумах ЦК компартий осуждались имевшие место нарушения национальной политики в этих республиках. Кадровые перемещения вызвали болезненную реакцию со стороны коренной интеллигенции и номенклатуры, которая усматривала в них проявление имперской сущности центра и русскоязычного населения.

Так, с перемещением Н. А. Мухитдинова с поста лидера коммунистов Узбекистана в Президиум ЦК КПСС (17 декабря 1957 г.) и с выдвижением к руководству его протеже С. К. Камалова, в республике началась вторая масштабная коренизация кадров. Местное население воспринимало ее как начало эпохи национального «предвозрождения», отличительным признаком которой стало массовое и демонстративное соблюдение мусульманских обрядов: посещение мечетей, обрезание, бракосочетание и погребение умерших по обычаям предков. Коммунисты в этом отношении вели себя так же, как и «отсталые носители феодально-байских пережитков». С согласия партийного руководства начал возрождаться предусмотренный Кораном сбор пожертвований на благотворительные цели, который в основном предназначался для финансирования религиозных мероприятий. Многие «красные чайные» превратились в центры по пропаганде основ ислама и отправления религиозных обрядов. Заведующий отделом культуры ЦК КП Узбекистана внес на рассмотрение высших партийных инстанций вопрос о замене кириллической основы узбекской письменности арабским алфавитом. Мотивировалось это необходимостью создания кадров арабистов для работы в арабских странах.

Такая «коренизация» не имела поддержки и была осуждена московским руководящим центром в лице М. А. Суслова. В республике против нее выступил председатель Президиума Верховного Совета, народный писатель Узбекистана Ш. Р. Рашидов. 14 марта 1959 года на республиканском пленуме ЦК Камалов был снят с руководящих постов «за допущенное засорение кадров политически неблагополучными элементами» и «примиренчески-покровительственное отношение к националистическим проявлениям». С поста секретаря ЦК по идеологии был также снят Х. Турсунов, как «не внушающий доверия и скрывший националистическое прошлое свое и отца — активного участника басмаческого движения». Первым секретарем ЦК КП Узбекистана был избран Рашидов, который 24 года, вплоть до своей смерти в 1983 году стоял во главе республиканского руководства. В 1959—1961 годах в республике были заменены десятки руководителей министерств и ведомств, многие секретари обкомов, райкомов и горкомов партии.

4 февраля 1961 года на закрытом партийном активе Рашидов выступил с докладом «Об итогах двухлетней борьбы с антисоветскими элементами», в котором благодарил руководителей КПСС и органов КГБ за «фактическое спасение узбекского народа от попыток империалистов вновь его поработить». В апреле на пленуме ЦК он призывал общественность республики «принять еще более решительные меры по искоренению остатков националистических элементов». Рашидову удалось создать в республике прочную систему личной власти. Республика из года в год увеличивала сдачу хлопка — важнейшего сырья не только для легкой промышленности, но и для оборонного ведомства. Однако созданный в республике режим был очень далек от социализма. В октябре 1964 года с переменой руководства в Москве недруги Рашидова предпринимали попытку отрешить его от власти. Он обвинялся, в частности, в том, что «расставил на ключевые позиции более 300 своих родственников и лично преданных ему людей». Только в аппарате ЦК Компартии Узбекистана было 14 его родственников. Однако Рашидов вполне устраивал Л. И. Брежнева, и не в последнюю очередь из-за щедрых подарков, преподносившихся новому лидеру КПСС.

К началу 60-х годов миграция русскоязычного населения в Среднюю Азию, и особенно в Казахстан, достигла своего апогея. В 1959 году доля населения коренной национальности по сравнению с 1939 годом снизилась в Казахстане с 38,2 до 30 %, в Узбекистане — с 64,4 до 62,1 %, в Таджикистане — с 59,6 до 53,1 %, в Киргизии — с 51,7 до 40,5 %, и лишь в Туркмении она выросла с 59,2 до 60,9 %. Переселенцы в большинстве своем не тяготели к полному вживанию в среднеазиатское общество. Многие из них с высоты своего уровня развития с чувством превосходства и пренебрежения относились к местным жителям. Те платили им тем же, видя в них персонифицированных носителей имперства советской власти. Бытовой национализм проходил по линии этнического размежевания и возникал между русскоязычным (русские, украинцы, евреи и др.) и коренным населением. Национальная дискриминация проявлялось в кадровой политике и приеме в вузы в пользу лиц местной национальности, в русофобских настроениях местного населения. Все это приводило к сравнительно более быстрому росту национального самосознания русского населения национальных окраин в сравнении с центральными районами России. В русском национальном движении в этих регионах были заметны не столько этнические, сколько «державные» мотивы. Для многих здесь впервые становился значимым простой факт, о котором один из читателей «Известий» счел необходимым даже написать в редакцию газеты: «В Российской республике нет ЦК, как это в других союзных республиках, где первым секретарем является представитель своей нации».

Оформление русского национального движения. Критика «культа личности», первые реабилитации репрессированных и другие признаки потепления общественно-политической атмосферы вызвали повсеместный горячий отклик. Одними из первых на перемены откликнулись литераторы. Осенью 1953 года редактируемый А. Т. Твардовским «Новый мир» опубликовал статью В. Померанцева «Об искренности в литературе». В ней проводилась мысль о благотворности различных литературных школ и направлений и необходимости «честно писать», не думая «о выражении лиц высоких и невысоких читателей». В новом обновленческом ключе был написан роман «Времена года» В. Пановой, напечатанный в этом же журнале в октябре—декабре 1953 года и опубликованные ранее статьи В. Овечкина, показывавшие действительность без прикрас и лакировки. В апреле 1954 года на страницах этого журнала появляется статья Ф. Абрамова «Люди колхозной деревни в послевоенной прозе» с резкой критикой схематического изображения реальности в «образцовых» романах о деревне, созданных в 40-е годы. Той же весной в журнале «Знамя» появились главы из романа Б. Пастернака «Доктор Живаго», а в «Новом мире» — повесть «Оттепель» И. Эренбурга. Эти произведения подводили читателей к осознанию губительности атмосферы, царившей в советской стране ранее. Повесть «Оттепель» дала название для обозначения особенностей нового исторического периода в развитии страны, начавшегося после смерти И. В. Сталина.

Однако первую «оттепель» уже в мае 1954 года сменили «заморозки». Центральные газеты вдруг нашли большие недостатки в повестях Пановой, Эренбурга, статьях Померанцева, Абрамова, пьесах Зорина, Мариенгофа, Городецкого, Яновского и подвергли их резкой критике за «клеветнический характер», «очернение советской действительности». А 23 июля секретариат ЦК под председательством Н. С. Хрущева принял постановление в духе 1946 года: осудил Твардовского за подготовленную к публикации поэму «Теркин на том свете». В августе 1954 года он был отстранен от руководства «Новым миром». На его место был поставлен К. М. Симонов. Поэма, ставшая причиной отставки Твардовского, была впервые опубликована по благословению Хрущева 17 августа 1963 года в газете «Известия». На II съезде советских писателей, проходившем 15—26 декабря 1954 года, первые «оттепельные» произведения были осуждены как проявление «стихийного развития» литературы.

Консервативная линия развития литературы, связанная с большими сомнениями во взятом курсе на «десталинизацию» и прекращение борьбы с космополитизмом, получила выражение в журналах «Октябрь» и «Нева». Литературным памятником консерватизма начинавшейся послесталинской эпохи является роман «Тля» И. Шевцова, герои которого, молодые московские художники, ведут борьбу «за реалистическое искусство» с критиками, которым покровительствует знаменитый художник-модернист Барселонский (пародия на И. Эренбурга). Роман был написан в 1952 году и готовился к изданию в издательстве «Молодая гвардия» и журнале «Нева». После смерти Сталина он, естественно, в свет не вышел. О нем вспомнили после разноса Хрущевым художников-модернистов 1 декабря 1962 года в Центральном выставочном зале «Манеж». В 1964 году роман был впервые опубликован.

Таким образом, уже вскоре после марта 1953 года дали о себе знать группировки реформаторов-антисталинистов и консерваторов-сталинистов, которые породили в дальнейшем все разнообразие направлений в литературно-художественной и общественной жизни страны. Часть интеллигенции, ставшая на сторону хрущевских реформаций и названная позднее, в конце 60-х годов, либеральной интеллигенцией, поначалу не имела ничего общего с либерализмом как идеологическим течением, отстаивающим свободу предпринимательства, буржуазно-парламентский строй и буржуазную демократию. Понятие «либерализм» в отношении к этой части интеллигенции применимо лишь в его первоначальном смысле, означающем некое свободомыслие, вольнодумство, терпимость, снисходительность. Сталинисты начала 50-х годов не имели ничего общего с консерватизмом как идеологическим течением. Их приверженность к «устаревшим традициям» не предполагала «буржуазного национализма» и воскрешения традиций и порядков дореволюционной России. Просто они увидели в антисталинизме угрозу основам социалистического строя. В силу партийной дисциплины они не выступали открыто против начавшейся борьбы против «культа личности», но все новые тенденции в художественной культуре, выходившие за рамки догматических установок, встречались ими непримиримо.

Своеобразие ситуации в литературно-художественном мире после марта 1953 года во многом определялось тем, что группа писателей и художников, проявившая активность в борьбе с космополитизмом, была сравнительно небольшой и явно проигрывала в численном отношении «жертвам» антикосмополитической борьбы. После реабилитации Михоэлса и «врачей-отравителей» оказалось, что «космополиты» и «низкопоклонники» в большинстве своем не слишком пострадали социально, но они тоже стали требовать реабилитации и компенсаций за причиненный ущерб.

Возникшая в литературно-художественной среде «групповщина» стала проблемой всей последующей истории советской культуры. Складывающуюся ситуацию позднее хорошо обрисовала писательница Л. Н. Васильева в своей книге «Дети Кремля» (М., 1997). «В нашем литературном мире, разделенном на правых — славянофилов и левых — западников, — пишет она, — лакмусовой бумажкой для определения принадлежности писателя к тому или иному лагерю был еврейский вопрос. Если ты еврей, значит, западник, прогрессивный человек. Если наполовину — тоже. Если ни того, ни другого, то муж или жена евреи дают тебе право на вход в левый фланг. Если ни того, ни другого, ни третьего, должен в творчестве проявить лояльность в еврейском вопросе. Точно так же по еврейскому признаку не слишком принимали в свои ряды группы правого, славянофильского фланга».

Видный представитель советской литературной политики, многолетний главный редактор «Литературной газеты» Б. А. Чаковский причину общего недовольства евреев ситуацией, сложившейся в годы войны и в послевоенные годы правления Сталина объяснял, по свидетельству С. Ю. Куняева, следующим образом: «Когда началась война, Сталин увидел, что все интернациональные идеи, все разговоры о солидарности с германским рабочим классом и международным пролетариатом — фикция. Он решил сделать ставку на единственно реальную карту — на национальное чувство русского народа. Постепенно из армии убрали всех евреев-политруков, пропаганда всячески стала использовать имена русских полководцев, верхи стали заигрывать с церковью, а после победы Сталин произнес знаменитый тост за русский народ. Но расплатиться с русским народом за его жертвы было нечем, оставалось одно — объявить его самым великим, самым талантливым. И в угоду этому началась кампания против космополитов, дело врачей, разгон еврейского комитета. Что было! Люди бежали из больниц, натягивали на себя одеяла, когда к ним подходили врачи-евреи. А когда наступил 56-й год и пошли всяческие реабилитации, то среди этих реабилитаций не были реабилитированы евреи, пострадавшие в антисемитских кампаниях. А теперь объясните какому-нибудь рядовому Хаиму, почему этого не произошло. Он живет с обидой в душе. И на эту обиду очень легко ложится всяческая сионистская пропаганда, и Хаим подает заявление на выезд в Израиль». Таким образом, главная причина недовольства евреев своим положением в стране заключалась в том, что их представители не были реабилитированы как жертвы сталинизма в годы борьбы с космополитизмом и не было восстановлено, видимо, вполне устраивающее их status quo ante bellum. Подразумевалось, конечно, что это положение должно было вполне устраивать и русских.

Конфликт групповых интересов перешел в открытую фазу в период с апреля 1955 года по март 1956 года. Требования реабилитации бывших «космополитов» и расследования конкретной вины некоторых литературных чиновников вызвали упреки в «реваншистских настроениях» со стороны писателей, обличавших космополитизм. Наличие «групповщины» в литературной среде осуждалась уже на II съезде писателей в декабре 1954 года. О ней говорил Л. С. Соболев, крупнейший писатель того времени, один из лидеров русского национального течения в литературе.

«Либеральный лагерь» с середины 50-х годов контролировал обстановку в крупнейших в стране Московской и Ленинградской писательских организациях, оказывал сильное влияние на столичные литературные журналы и газеты. Его центральными органами были журналы «Новый мир» и «Юность», а также «Литературная газета» (с 1959 г.). Из других журналов, подчиняющихся правлению Союза советских писателей, либералам сочувствовал журнал «Октябрь» (до 1961 г.).

После ХХ съезда КПСС идеологическое давление со стороны официальных политических и литературных начальников на деятелей литературы и искусства было ослаблено. Ответственность за «перегибы» прежних лет была возложена на Сталина и Жданова. Были восстановлены имена репрессированных деятелей литературы и искусства (В. Э. Мейерхольд, Б. А. Пильняк, И. Э. Бабель, И. И. Катаев). Появились новые издания С. А. Есенина, А. А. Ахматовой, М. М. Зощенко. В мае 1958 года было принято постановление ЦК об исправлении ошибок в оценке опер «Великая дружба», «Богдан Хмельницкий» и «От всего сердца», которое «реабилитировало» обвиненных в «формализме» Д. Д. Шостаковича, С. С. Прокофьева, А. И. Хачатуряна, Н. Я. Мясковского, В. Я. Шебалина. Однако попытки А. А. Фадеева добиться изменения стиля руководства Союзом писателей путем изъятия у министерства культуры идеологических функций привели к опале писателя, закончившего жизнь самоубийством вскоре после ХХ съезда партии — 13 мая 1956 года.

На развитии литературно-художественной и общественной жизни в стране во многом сказалось образование бюро ЦК по РСФСР в рамках решения ХХ съезда партии о расширении прав союзных республик. Бюро было создано 27 февраля 1956 года. Помимо председателя (им стал по совместительству Н. С. Хрущев) в бюро вошли три секретаря ЦК КПСС, первые секретари обкомов наиболее крупных областей (Московской, Ленинградской, Горьковской), а также руководитель правительства России. В структуре нового органа из семи отделов начал функционировать отдел школ и культуры. В годы работы бюро (1956—1966) в РСФСР был создан ряд республиканских организаций, в том числе Союз писателей, Союз художников, Союз композиторов, Сибирское отделение Академии наук СССР в Новосибирске. С июля 1956 года стал издаваться печатный орган РСФСР — газета «Советская Россия», создано общество «Знание» РСФСР. Все это оказывало существенное влияние на развитие культурной жизни в РСФСР и стране в целом.

Самым существенным образом на развитие литературно-общественной жизни страны повлиял Союз писателей РСФСР. Решение о его создании было принято 13 мая 1957 года. В декабре того же года прошел учредительный съезд нового союза. Председателем союза стал Леонид Соболев, многие другие писатели, сочувствующие русской национальной идее, заняли административные посты. И уже вскоре после этого центральный печатный орган Союза писателей России, газета «Литература и жизнь», стала заявлять себя как оппонент либеральных начинаний в литературе, а принадлежащий союзу альманах (с 1964 г. ежемесячный журнал) «Наш современник» превратился в один из главных журналов «консервативного» направления в литературе.

Группировка русских «консерваторов», сложившаяся в ССП СССР к середине 50-х годов, состояла из двух основных частей. Во-первых, это были признанные писатели С. Н. Сергеев-Ценский, Л. С. Соболев, Л. М. Леонов, Н. П. Смирнов, Н. П. Кончаловская, М. А. Шолохов, М. С. Бубеннов, А. В. Софронов, С. В. Михалков, Я. В. Смеляков, В. А. Закруткин, литературные критики М. С. Шкерин, К. И. Прийма. Вторую группу составляли недавние фронтовики, большая часть которых училась во второй половине 40-х годов в Литературном институте в Москве. Из них известность приобрели М. Н. Алексеев, Ю. В. Бондарев, В. С. Бушин, М. М. Годенко, Г. А. Исаев, И. И. Кобзев, М. П. Лобанов, А. Я. Марков, В. А. Солоухин, И. Ф. Стаднюк, Н. К. Старшинов, Ф. Г. Сухов, В. Д. Федоров, И. М. Шевцов, С. И. Шуртаков. В середине 50-х годов эти бывшие фронтовики начали занимать влиятельные позиции в Союзе писателей России. Фронтовики были главной силой русского общественного движения, сущность которого, на наш взгляд, точнее всего определил современный историк и писатель С. Н. Семанов. Он полагает, что «русское национальное движение, возродившееся как нормальный русский патриотизм в годы войны с фашистской Германией» является «одной из форм борьбы за права человека». Оформившись в годы «хрущевской оттепели», русское национальное движение оставляет свой заметный след и на последующих этапах отечественной истории.

Коррективы теоретических основ национальной политики: новое открытие «новой исторической общности».На волне критики «культа личности» в 1956 году были впервые опубликованы ленинские письма («К вопросу о национальностях или об “автономизации”» от 30—31 декабря 1922 г.; и др.), говорящие о временных разногласиях между Лениным и Сталиным по вопросам образования СССР. Смысл публикации сводился к тому, что Сталин имел свою особую, «неправильную» позицию по этим вопросам в отличие от «правильных» установок истинного создателя Союза ССР. Здравый смысл сталинской позиции и исторический опыт, накопленный к середине 50-х годов, по существу, был проигнорирован. Между тем с позиции наших дней становятся отчетливо видными изъяны ленинского плана создания союзного государства. История образования и последующего развития СССР показывает, что русские национально-государственные интересы были, по сути дела, принесены в жертву ленинско-троцкистской утопии — интересам призрачного Мирового СССР и национализму «угнетенных» народов бывшей царской России. Сталин должного упорства в отстаивании своего «плана автономизации» для СССР не проявил. Как считают многие современные историки, в том числе и автор этих строк, реализация сталинского плана создавала бы гораздо лучшие предпосылки для последующей оптимизации государственного устройства и всей системы межнациональных отношений в стране. Для осуществления знаменитого принципа об участии в строительстве и функционировании союзного государства всех народов бывшей России «вместе и наравне» ленинский план был совершенно не пригоден. Ярким свидетельством этого является иерархия народов и национально-государственных образований, без труда различаемая в архитектонике СССР.

Вместо реалистического анализа процессов в национальной сфере и соответствующего реформирования национально-государственного устройства СССР власть в очередной раз увлеклась утопическим проектом «окончательного решения национального вопроса», связывая его с форсированной ломкой национальных перегородок, стиранием национальных различий, с ассимилированием наций в советском обществе, иначе говоря, с денационализацией. Оживление ленинских установок, ориентирующих национальную политику с продвижением к социалистической цели, заключающейся не только в сближении наций, но и в слиянии их, происходило в связи с вынашиваемым в конце 50-х годов планом непосредственного построения коммунизма в СССР в предстоящие 20 лет. Н. С. Хрущев говорил в 1959 году, что по мере реализации этого плана «успешнее будет идти процесс слияния народов в единую коммунистическую семью». Уловив знакомую мелодию, чуткие обществоведы сразу же вспомнили раннего Энгельса и романтику первых российских революционных лет и принялись вновь уверять многоплеменных соотечественников в том, что «стратегическая линия рабочего класса и его партии... направлена на слияние всех наций, на преодоление национальных перегородок и различий» (В. А. Аврорин), в будущем коммунистическом обществе «все население Советского Союза будет представлять единую коммунистическую нацию» (Л. П. Потапов). На пути к этому «молодые и родственные нации, видимо, раньше, чем старые и неродственные... начнут сливаться в единую нацию» (А. А. Сатыбалов). Социалистические нации и страны, в представлении Хрущева, не могли замыкаться в своих границах и опираться только на свои силы. «Если бы это было так, — говорил он, — мы были бы не коммунистами-интернационалистами, а стали бы национал-социалистами».

Как и следовало ожидать, в проект новой программы КПСС М. А. Суслов включил положение о том, что «в СССР происходит слияние наций и их языков, образование одной нации с одним языком, с единой общей культурой». Известный государственный и политический деятель А. А. Андреев провозгласил со страниц главного теоретического партийного журнала: в СССР «выковывается единая социалистическая нация» (Коммунист. 1960. № 6).

Коллегам Хрущева по Президиуму ЦК КПСС (прежде всех О. В. Куусинену, Н. А. Мухитдинову) удалось убедить его не ставить в партийной программе невыполнимые задачи. Частично согласившись с ними, Хрущев актуализировал высказанную ранее идею о появлении в СССР «новой исторической общности». В докладе о программе КПСС он объявил, что результаты интеграционных процессов в национальной сфере уже привели к тому, что «в СССР сложилась новая историческая общность людей различных национальностей, имеющих общие черты — советский народ». Однако в программный документ положение включено не было. Это значило, что ему, как и аналогичным утверждениям, высказанным в литературе на предыдущих этапах развития общественной мысли (Н. И. Бухарин, М. В. Нечкина, И. Е. Кравцев, Н. И. Матюшкин, М. Д. Каммари), еще не придавалось концептуально-методологического значения.

В практически-политическом отношении наибольший интерес представляет раздел Программы КПСС «Задачи партии в области национальных отношений». Их развитие в СССР к началу 60-х годов. Программа характеризует следующим образом: «В условиях социализма происходит расцвет наций, укреплявших их суверенитет. Развитие наций осуществляется не на путях усиления национальной розни, национальной ограниченности и эгоизма, как это происходит при капитализме, а на путях их сближения, братской взаимопомощи и дружбы. Возникновение новых промышленных центров, открытие и разработка природных богатств, освоение целинных земель и развитие всех видов транспорта усиливают подвижность населения, содействуют расширению взаимного общения народов Советского Союза. В советских республиках совместно живут и дружно трудятся люди многих национальностей. Границы между союзными республиками в пределах СССР все более теряют свое былое значение, поскольку все нации равноправны, их жизнь строится на единой социалистической основе и в равной мере удовлетворяются материальные и духовные запросы каждого народа, все они объединены общими жизненными интересами в одну семью и совместно идут к единой цели — коммунизму. У советских людей разных национальностей сложились общие черты духовного облика, порожденные новым типом общественных отношений и воплотившие в себе лучшие традиции народов СССР».

Эта характеристика весьма показательна сочетанием лакировочной полуправды с противоречивым смыслом. Конкретные исследования истории национальных отношений, например В. И. Козловым в книге «История трагедии великого народа: Русский вопрос» (М., 1997), показывают, что провозглашенное в партийных документах и в Конституции СССР «равноправие наций» на деле не существовало, да и не могло быть достигнуто в условиях привилегированного положения «титульных наций» соответствующих республик по сравнению с инонациональными группами и при иерархическом статусе самих национально-территориальных образований. Материальные и духовные интересы каждого народа удовлетворялись отнюдь не в равной мере, в неблагоприятном положении при этом оказался крупнейший в стране русский народ. Из того факта, что в Советском Союзе увеличилась подвижность населения, совсем не следовало, что границы между республиками теряли значение. Этому явно противоречит утверждение об укреплении суверенитета наций. В Программе далее отмечено, что «расширение прав союзных республик в руководстве хозяйством дало большие положительные результаты», однако ставилась задача преодолеть «проявления местничества и национального эгоизма». Партийный документ содержал неопределенное (допускающее различные интерпретации) положение о том, что национальные отношения в стране характеризуются «дальнейшим сближением наций и достижением их полного единства».

При разработке новой советской Конституции, ведшейся комиссией под председательством Хрущева, снова рассматривались предложения о необходимости учитывать, что в СССР «идет консолидация единых национальностей в единую коммунистическую нацию», поэтому рекомендовалось снять графу о национальности из паспортов. Однако полного ренессанса «левацкого интернационализма» в 50—60-е годы не произошло. Состоявшийся после отставки Хрущева XXIII съезд партии (март—апрель 1966 г.) внес успокоение в смятенные ряды интеллектуалов и творческой интеллигенции из союзных республик. В докладе ЦК партии съезду содержалась новая уточненная формулировка о советском народе. Был применен термин «многонациональный советский народ». Это исключало возможность отождествления «новой общности» и «полного единства наций» с новой коммунистической нацией, якобы выковывающейся из традиционных этнических групп и заменяющей их. Традиционалисты одержали победу над «леваками» в теории и в практической национальной политике.

Как «новая общность» стала отличительным признаком «развитого социализма». В трудах государствоведов после принятия Программы строительства коммунизма корректировались представления о дальнейших этапах в развитии советского федерализма и наций. Предполагалось, что ближайшей перспективой является развитие автономий в единые советские республики, а в дальнейшем, уже в условиях полной победы коммунизма, должно произойти слияние республик, подготовляемое уже в 60-е годы путем создания межреспубликанских органов. В результате слияния республик будет «постепенно завершаться процесс слияния наций, объединенных до завершения этого процесса федеративной системой на началах общественных организаций» (С. М. Равин). То есть допускалась возможность сохранения федерализма в будущем безгосударственном коммунистическом обществе. Представлялось, что негосударственный федерализм, основанный на началах общественного объединения наций, будет служить задаче завершения слияния наций и после перехода к безнациональному обществу исчерпает свою необходимость.

С апреля 1962 года велась разработка новой советской Конституции. Первый проект нового Основного Закона был подготовлен к июлю 1964 года. Для реализации национальных прав в новых условиях предлагалось «создать национальные комитеты по вопросам культуры и просвещения», то есть обеспечивать дальнейшее развитие национальностей посредством культурно-национальной автономии. Подобные же предложения поступали и в Конституционную комиссию, продолжившую работу над проектом после отставки Н. С. Хрущева. В частности, предлагалось зафиксировать в Конституции, что в Советском Союзе «живет одна нация — советская», в соответствии с этим в паспортах следовало бы в графе национальность писать: «советский», или перестать указывать в документах национальность.

С принятием в 1961 году Программы КПСС, конечно же, связывалось начало нового этапа в развитии национальных отношений в стране. Особенности этапа виделись в дальнейшем сближении наций и достижении их «полного единства». Предполагалось, что «строительство материально-технической базы коммунизма ведет к еще более тесному объединению советских народов. Все интенсивнее становится обмен материальными и духовными богатствами между нациями, растет вклад каждой республики в общее дело коммунистического строительства. Стирание граней между классами и развитие коммунистических общественных отношений усиливают социальную однородность наций, способствуют развитию общих коммунистических черт культуры, морали и быта, дальнейшему укреплению взаимного доверия и дружбы между ними. С победой коммунизма в СССР произойдет еще большее сближение наций, возрастет их экономическая и идейная общность, разовьются общие коммунистические черты их духовного облика. Однако стирание национальных различий, в особенности языковых различий, — значительно более длительный процесс, чем стирание классовых различий». Национальную политику, призванную регулировать национальные отношения на новом этапе их развития, партия обязывалась проводить «с позиций пролетарского интернационализма, на основе… ленинской национальной политики», не допуская «ни игнорирования, ни раздувания национальных особенностей». Важнейшей целью этой политики было «по-прежнему» обеспечение фактического равенства наций, народностей «с полным учетом их интересов, уделяя особое внимание тем районам страны, которые нуждаются в более быстром развитии». Растущие в процессе коммунистического строительства блага было обещано «справедливо распределять среди всех наций и народностей».

Однако «развернутое строительство коммунизма» в стране продолжалось недолго. В ноябре 1967 года Л. И. Брежнев объявил, что в СССР построено развитое социалистическое общество, в дальнейшем предстояло его совершенствовать, коммунистические цели отодвигались за пределы обозримого исторического горизонта. Новые власти отказались и от других методологических новаций хрущевского периода. Однако положение о новой исторической общности было сохранено и получило дальнейшее развитие. В докладе ЦК партии XXIII съезду (март—апрель 1966 г.) содержалась уточненная формулировка о советском народе. Был применен термин «многонациональный советский народ». Левацкие трактовки новой общности были раскритикованы (в частности, в работах А. М. Егиазаряна, И. М. Дзюбы) и приглушены.

Положение о якобы сформировавшейся в СССР новой исторической общности содержались в выступлениях генерального секретаря ЦК КПСС на XXIV (1971) и XXV (1976) съездах партии. В развитие этого положения в ИМЛ при ЦК КПСС была подготовлена и выпущена двумя изданиями книга «Ленинизм и национальный вопрос в современных условиях» (1972, 1974), дававшая официозную трактовку феномена. В книге разъяснялось: «Советский народ представляет собой не какую-то новую нацию, а является исторической, более широкой, чем нация нового типа, общностью людей, охватывающей все народы СССР. Понятие “советский народ” появилось как отражение коренных изменений сущности и облика советских наций, как выражение их всестороннего сближения, роста их интернациональных черт. Но и при тесном переплетении интернационального и национального в социалистических нациях последние образуют советский народ, оставаясь в то же время его национальными компонентами». Упрочение «новой исторической общности» представлялось важнейшей целью государственной национальной политики. На протяжении 70—80-х годов в стране было издано несметное количество книг и статей, призванных создать видимость благополучия и успехов в осуществлении «ленинской национальной политики».

Видимость движения теоретической мысли создавалась полными изощренной схоластики трудами, трактующими соотношение расцвета, сближения и слияния наций, национальное и интернациональное, характер интернационалистических процессов в обществе. В действительности же ширился разрыв между наукой, политикой и жизнью. Оживляющееся национальное самосознание третировалось как проявление национализма. Реальные противоречия национальной жизни и межнациональных отношений игнорировались. «Нациология» в условиях «развитого социализма» заметно активизировалась по праздничным датам — в связи со съездами партии, юбилеями Октябрьской революции и образования СССР. Это не могло не накладывать отпечатка «заздравности» на значительную часть трудов, посвященных национальной проблематике.

Новая историческая общность людей в СССР была не только сотворенным мифом, но и реальностью. В нынешних средствах массовой информации признание того, что были действительно советские люди, часто отождествляется лишь со своего рода неполноценностью (отсюда презрительное — «совок»). Однако этим не отменяется тот факт, что на уровне общественной рефлексии ощущение «советсконародности» имелось. Любители футбола разных национальностей болели как за «своих» за киевское и тбилисское «Динамо», ереванский «Арарат», за «наших» советских космонавтов, независимо от их национальной принадлежности. Широкую популярность приобрела песня с романтическим интернационалистско-космополитическим рефреном: «Сердце волнуется. Почтовый пакуется груз. // Мой адрес не дом и не улица, // мой адрес Советский Союз». То есть определенно существовало некое субстанционарное пространство не с этническим, а гражданским основанием.

В этой связи вряд ли следует оценивать только как «национальный нигилизм» позицию авторов писем в редакции газет в период обсуждения Конституции СССР 1977 года, в которых предлагалось фиксировать в паспортах: «национальность: советский, родной язык: армянский». Вряд ли надо ставить клеймо «шовинист» и на тех, кто считал необходимым дополнить статью 36 проекта Конституции фразой: «Требовать сообщения сведений о своей национальности в каких бы то ни было официальных документах (паспортах, удостоверениях, билетах, именных анкетах и т. п.) запрещается». Тем самым «советские люди» пытались ослабить «нациесохраняющие» параметры официальных документов ради усиления «маркировок» его принадлежности к общегражданской, политической общности советских людей. Многие из них воспринимали эту общность как советскую нацию и гордились своей принадлежностью к ней. Известны яркие стихотворные выражения этой гордости. «Я в Державу верую — вечную! // Эту // Красную по смыслу. // По флагу. // По цвету. // Никогда не спрячусь // за кондовой завесой… // По национальности // Я — // Советский» (Р. Рождественский).

В постсоветское время сохранилось немало авторитетных обществоведов, продолжающих убеждать, как это делает, например, С. Г. Кара-Мурза, что «согласно всем современным представлениям о государстве и нации, советский народ был нормальной полиэтнической нацией, не менее реальной, чем американская, бразильская или индийская нации». Разумеется, степень «советскости» была различной у разных групп населения, однако единое хозяйство, единая школа и единая армия делали советский народ гораздо более сплоченным, чем названные полиэтнические нации. Убедительным аргументом в пользу существования такой общности является рост числа этнически смешанных браков, интернационализации наиболее интимной семейно-личностной сферы. Переписью населения 1959 года в стране было зафиксировано 50,3 млн семей, из них 10,3 % смешанных в национальном отношении. К 1970 году смешанные семьи составляли 13,5 %, в 1979 году — 14,9 %, а в 1989 году — 17,5 % (12,8 млн из 77,1 млн семей). За каждым из супругов обычно стояли группы родственников, которые таким образом многократно увеличивали число породненных между собой людей различных национальностей.

О формировании новой общности говорили также данные переписей о значительном числе нерусских людей, признававших русский язык межнационального общения своим «родным» языком. По переписи 1926 года было зафиксировано 6,4 млн таких людей, в 1959 году — 10,2 млн, в 1979 году — 13 млн, а в 1989 году их насчитывалось уже 18,7 млн человек. Если бы процесс перехода на русский язык не был достаточно естественным и добровольным, то подавляющее большинство этих людей не стало бы называть его «родным», ограничиваясь указанием на «свободное владение» им. Переписи населения показывали также постоянный рост числа людей, свободно использующих русский язык наряду с родным национальным языком. В 1970 году в СССР жили 241,7 млн человек (из них 53,4 % были русскими). К 1989 году их число увеличилось до 286,7 млн, среди них русских по национальности насчитывалось 145,2 млн (50,6 %). В России в 1989 году русские составляли 81,5 % из 147,4 миллионов жителей. При этом русский язык считало родным и свободно им владело 81,4 % населения СССР и 88 % населения России.