Курсовая работа: Глобализация как ключевая характерная черта развития мирового хозяйства

Работа на тему:

Глобализация как ключевая характерная черта развития Мирового Хозяйства

2006

Содержание

Введение. 2

Глава 1. Глобализация: сущность, нынешняя фаза, перспективы   5

§ 1.1. Глобалистская мифология. 6

§ 1.2. Пространственно-временной аспект глобализации. 7

§ 1.3. Человечество как глобальная общность. 9

Глава 2. Феномен глобализации в рамках принципа минимального универсума  12

§ 2.1. Вещественно-энергетический уровень. 15

§ 2.2. Функционально-организационный уровень. 16

§ 2.3. Информационный уровень. 18

Глава 3. Глобализация — наивная мечта ХХ века. 20

§ 3.1. Идея глобализации. 20

§ 3.2. Образ "открытого общества". 32

§ 3.3. Глобализм как идеология. 34

Заключение. 38

Литература. 43

Уже несколько лет проблема глобализации находится в центре внимания аналитиков всего мира. Поражает огромное число высказываемых в ходе этой дискуссии мнений относительно природы, факторов и следствий глобальных процессов. Возникает даже сомнение, можно ли привести столь различные позиции к общему знаменателю. В своей статье я попытаюсь это сделать с помощью метода временной дифференциации, то есть, разложив основные уже существующие и ожидаемые эффекты на две или три группы в зависимости от их положения в краткосрочном, среднесрочном или долгосрочном диапазоне возможного будущего.

Отдаленная идеальная цель глобализационных процессов состоит, по-видимому, в создании единого мирового сообщества людей, которые будут следовать приблизительно одинаковым жизненным установкам, и максимизировать свое благосостояние не за счет других представителей человеческого рода и не в ущерб им. Первый возникающий при этом вопрос: "Возможно ли это?" Его уместность подтверждает опыт всей многотысячелетней истории человечества, которая изобилует войнами, конфликтами, столкновениями между более или менее обширными группами людей, объединявшихся то в отдельные роды, племена и другие этнические образования, то в государственные структуры и межгосударственные союзы. Если ответ на первый вопрос будет положительным, то второй заключается в том, в каких формах и с помощью каких методов можно добиться искомого добровольного и устойчивого мирового единства. Третий: "Как скоро это можно сделать?" Попробую если не ответить на поставленные вопросы, то хотя бы порассуждать на эти темы.

Расширение торговли между странами во второй половине ХХ столетия означало не только распространение рыночных отношений капиталистического типа на все уголки мирового пространства. Оно имело также интегрирующий эффект, так как во все большей степени базировалось на внутрипроизводственном разделении труда. Это особенно заметно в рамках внутрикорпорационного торгового обмена. Крупные ТНК сочетают свои торговые операции с вывозом капитала, создают на территории других государств производства, аналогичные тем, которыми они занимаются в своих странах (странах происхождения), или же изготовляют отдельные комплектующие детали и узлы для сложной конечной продукции, выпускаемой ими в одной из стран размещения производства.

Экономическая глобализация существенно меняет не только состав суверенных игроков на мировом рынке, но - постепенно - и институциональный облик мирового экономического пространства. Соотношение между государственными инструментами регулирования торговых и прочих операций и рыночными механизмами сдвигается в пользу последних. Именно это, на мой взгляд, вызвало за последние годы многочисленные слияния и обмены акциями между крупнейшими фирмами мира, которые заняты в одной и той же отрасли ("Рено" и "Ниссан", "Шкода" и "Фольксваген", "Даймлер-Бенц" и "Крайслер" и др.) и заинтересованы в более тесной кооперации. Такого рода слияния особенно впечатляют на фоне продолжающегося бума либеральной идеологии, восхваляющей достоинства атомизированной структуры конкурентного пространства.

Деформируют конкурентное поле и региональные интеграционные процессы. Становясь внутри границ новых региональных объединений более однородным, оно обрастает труднопреодолимыми таможенными преградами по внешнему периметру.

Таким образом, на смену экономике отдельных государств-наций приходят более многообразные, часто закамуфлированные отношения разных субъектов (ТНК, нации, интеграционные регионы). Связи между ними образуются не только под воздействием простого стремления к непосредственной экономической выгоде, возникающей из самой операции товарообмена, но и на основе более широких соображений об общественной пользе.

Глобализация как процесс нарастающей (по всем азимутам) взаимосвязанности человечества за последние примерно два десятилетия прошла (особенно в ее экономическом измерении) половину Кондратьевского цикла: фаза повышения, начавшаяся в 80-е годы, сменилась с середины 90-х фазой понижения, а весь цикл (или так называемая длинная волна) должен завершиться в 20-е годы XXI века. На стыке двух фаз, или на переломе "длинной волны", и возникает ощущение того, что глобализация заканчивается, исчерпывает себя, - кое-кто уже заговорил о постглобализации. Представление о закате глобализации основано на отождествлении этого процесса лишь с его одним, хотя и, безусловно, важным измерением - экономическим, а также на непонимании его циклической природы. Иначе говоря, видеть в глобализации исчерпавший или исчерпывающий себя процесс можно лишь при одномерном, редукционистском к ней подходе как разновидности "трендового" движения, при отказе анализировать ее долгосрочную логику. Тем самым идея финальности глобализации обнаруживает, на мой взгляд, искаженное или даже ложное представление об этом явлении. Широко распространившийся образ умирающей глобализации следует отнести на счет не столько научного, сколько массового сознания. Действительно, глобалистское сознание как особая форма мирового общественного сознания выработало за последние 20 лет устойчивые стереотипы, образующие в совокупности то, что можно назвать глобалистской мифологией.

§ 1.1. Глобалистская мифология

Это совокупность противоречивых и даже взаимоисключающих стереотипов, созданных как господствующими (mainstream), так и различными оппозиционными и альтернативными формами сознания и общественными движениями, которые заявили о себе к началу 90-х годов. Кстати, российское общественное сознание, хотя и весьма неоднородное, явно тяготеет к оппозиционному полюсу, тем более что в нынешней России, отмечает Григорий Померанц, все ощутимее "дует ветер обособления". Столкновение двух полюсов глобалистской мифологии вылилось в острую международную дискуссию (так называемый global talk), в ходе которой на поверхность всплыли все основные постулаты господствующей мифологии. Согласно им глобализация - это процесс:

·     неизбежный, фатально предопределенный;

·     универсализирующий или нивелирующий все различия - от экономических до культурных;

·     тождественный вестернизации или американизации;

·     однонаправленный, то есть безальтернативный;

·     стирающий не только различия, но и неравенства и устраняющий суверенное "территориальное" государство.

В оппозиционных построениях все эти стереотипы глобалистского мэйнстрима выступают как бы в перевернутом виде. Глобализация предстает в них процессом:

·     не предопределенным или неизбежным, а обратимым;

·     имеющим альтернативу в виде национальных и почвеннических идентичностей, противополагаемых вестернизации и американизации;

·     углубляющим неравенства и расчленения в сложившемся мироустройстве, которое трансформируется в систему, где господствует глобальный корпоративный капитализм.

Как видим, глобалистская мифология с ее дуальной структурой вновь возрождает поляризованное, дихотомическое ведение мира, в результате чего теряет позиции идея относительности, релятивизации бинарных оппозиций (Жак Деррида), которая преобладала в конце 80-х-начале 90-х годов. Тем самым глобалистское миросознание способно реанимировать мышление времен холодной войны, чреватое пришествием нового "ледникового периода". Такая опасность исходит как от господствующих стереотипов с их установкой на единый универсальный мир, так и в не меньшей мере от оппозиционных мифов, которые ищут опору в "почве" и в доглобализационном мироощущении. Сходные угрозы характерны и для нынешнего российского сознания, в котором бум радикальных тьермондистских представлений сочетается с романтизацией-идеализацией советского тоталитарного прошлого. Чтобы преодолеть эти опасности или хотя бы их блокировать, необходимы заметные усилия научного сознания, и в первую очередь в той новой отрасли, которую условно именуют глобалистикой.

§ 1.2. Пространственно-временной аспект глобализации

 Пространственный и даже пространственно-временной аспект глобализации находит отражение в географических дисциплинах, особенно в их исторических ответвлениях. Во франкоязычной литературе "мондиализацию" (эквивалент "глобализации") понимают как трансакционный процесс, порождаемый всевозможными обменами между разными частями земного шара, или как своего рода всеобщий обмен в масштабах человечества. Этот процесс, берущий начало с ХV столетия, обретает современные формы к концу ХIХ века, создавая метапространство - одновременно и особую систему, и среду для различных географических пространств (Оливье Дольфюс). Такое изображение глобализации не ограничено, в сущности, рамками одной дисциплины - географии, коль скоро речь идет о метапространстве и процессе, вовлекающем в себя человечество и всю нашу планету. В геодисциплинах не достигнуто согласие относительно начала глобализации, которое, как правило, относят к ХV-ХVI векам, но, бывает, отодвигают во второе, а то и в пятое тысячелетие до нашей эры (Андре Гундер Франк).

Выработке обобщенного ведения глобализации препятствуют и некоторые стереотипы социального познания, такие в первую очередь, как социоцентризм и абсолютизация системного подхода. Социоцентризм уходит корнями в классическую социологию XIX-XX веков как в либеральной, так и марксистской ее версиях; абсолютизация же системного ведения восходит ко времени зарождения идей Римского клуба, которые стали ядром своего рода системной философии. Социоцентризм, однако, ныне поколеблен постановкой экзистенциальных (выживание) и антропологических ("антропологизация труда") проблем. Правда, и здесь возможны ложные пути - например, когда признают, по Мишелю Бо, равноположенными две логики воспроизводства - человечества и капитализма. Менее заметно, но расшатывается и принцип системоцентризма, по мере того как в синергетике, диатропике и связанных с ними областях математики предметом исследования все больше становятся объекты несистемного класса (мозаичные образования, неопределенные множества).

Сдвиги внутри отдельных дисциплин, развитие междисциплинарного подхода, постепенное размывание научных стереотипов - все это, вместе взятое, образует предпосылки, необходимые для выработки обобщенного, или наддисциплинарного, образа глобализации. Для этого есть и достаточно прочные основания: идеи и концепции самоорганизующейся эволюции (от Эриха Янча до Никиты Моисеева), классические историко-цивилизационные построения (Карл Ясперс, Арнольд Тойнби) и, конечно, инструментарий различных направлений общенаучного знания (систематика, синергетика, диатропика). Эти основания и предпосылки, взятые в их совокупности, сами по себе еще не создают наддисциплинарного образа глобализации. Для его конструирования требуются мыслительные усилия и - вспомним призыв Чарлза Райта Миллса - сила социологического воображения. Прежде всего необходимо отдавать себе отчет: предмет такого изображения не социальное или культурное бытие человечества, а человечество как родовое образование, что предполагает интегральный взгляд на него. Этому способствует растущее внимание философской (особенно этической) мысли к проблеме глобализации (Валентина Федотова), хотя порой реальность такого предмета отрицают (Федор Гиренок). Трудность, однако, в том, что надо представить человечество как целое вопреки тому, что его реальное бытие противоположно: оно дифференцировано и фрагментировано всем ходом эволюции. Иначе говоря, необходима "сборка" предмета, находящегося в разобранном состоянии. Тем самым теоретическое мышление должно идти в направлении, обратном движению реальности, что, впрочем, свойственно научному познанию (как это заметил еще Маркс). Правда, это противодвижение не абсолютно, поскольку дифференциация сопровождалась и сопровождается контрпроцессом - нарастанием взаимосвязанности.

§ 1.3. Человечество как глобальная общность

 Итак, именно человечество предстает в виде глобальной общности. Термин "общность" предпочтительнее термина "система", так как он шире и включает в себя последний, оставляя простор для осмысления человечества в качестве несистемного объекта или же объекта, которому в принципе свойственны разные типы организации (и системный, и несистемный). Во всяком случае, введение термина "общность" позволяет избежать абсолютизации системного подхода, и это напоминает ситуацию начала 30-х годов, когда Николай Кондратьев обратился к понятию "совокупность", полемизируя с системной позицией Николая Бухарина. Понятие "глобальность" следует четко развести с понятием "эволюция человечества", не допустить растворения первого во втором, ибо глобальность характеризует лишь один из аспектов эволюции человечества - взаимосвязанность, взаимосоотнесенность. Наряду с этим действуют и другие механизмы - членения-дифференциации или - несколько в ином ракурсе - диверсификации. Оба этих механизма, в свою очередь, вписаны в две ветви самоорганизующейся эволюции - упорядочивания и беспорядка, и хаос тем самым являет собой особо сложную форму порядка. Итак, я сужаю понятие глобализации, отчленяя его от целостного предмета нашего исследования - человечества, и это первый шаг в развертывании концепции глобальной общности человечества.

 Второй шаг состоит в определении структуры глобальной общности, или глобальности (globalitй, globality) как структуры. Последняя может быть описана через взаимосоотнесенность трех начал человеческого бытия: природного (биологического и небиологического), социального и субъектного (или деятельностного). Структура (или ядро) воплощает, если так можно сказать, абсолютное бытие глобальной общности - в том виде, в каком она создана процессами антропосоциогенеза.

Мотором исторической динамики выступает противоречие между глобальной общностью как родовым образованием и как ее индивидуальным воплощением. Иначе говоря, основное противоречие реализуется в двух формах бытия человечества - родовой и индивидуальной - через опосредующие их различного рода совокупности (социальные, этнические, конфессиональные) и развертывается в смене доминант - природного и социального начал. Историю глобальной общности можно разделить - оставляя в стороне переходы - соответственно на эпохи доминирующего природного начала и доминирующего социального начала. А ныне, в конце XX века, мы вступаем в период, когда меняется сам принцип ее структурирования - от доминирования того или иного начала к их равноположенности.

 Что касается субъектного начала, то оно играет решающую роль в периоды смены эпох глобальной общности, выполняя роль своего рода переключателя, который или переводит доминанту одного начала в доминанту другого, или - на нынешнем этапе - призван перевести стрелку эволюции с принципа доминирования на принцип равноположенности. Смена принципов структурирования знаменует критический момент в эволюции глобальной общности: с одной стороны, исчерпана доминантная роль социального начала, а с другой - открывается необходимость сбалансировать все три начала. Такая ситуация может означать исчерпание одной - социальной - ветви эволюции человечества и деформацию другой - природной, а также необходимость продолжения эволюции через перестройку всех трех ее ветвей: социальной, биологической и небиологической. Исчерпание и последующая реконструкция социальной ветви, ее баланс с другими ветвями отражены в феномене исторического полиморфизма (возрождение культурных, этнических, религиозных общностей), который, не будучи ни архаизацией, ни демодернизацией, включает в себя эти возрожденные формы как моменты обретения историей ее подлинной полноты, как процесс восполнения и наполнения истории.

Третий шаг в развертывании нашей концепции - это описание уже не ядра, а отдельных, частичных параметров глобальной общности: ее организации (строение), состава, отношений, типа развития. По совокупности общих и частичных параметров эволюцию глобальной общности можно подразделить на три этапа:

протоглобализация - от неолитической революции до Осевого времени;

зарождение глобальной общности - от Осевого времени до эпохи Просвещения и индустриальной революции;

формирование глобальной общности - последние 200 лет до конца нашего века.

Ныне, на рубеже второго и третьего тысячелетий, подходит к концу первая большая эпоха (включающая в себя все три упомянутых этапа) в истории глобальной общности и возникает возможность ее качественной трансформации в условиях, когда становится проблематичным само бытие homo sapiens. Переход к этой, второй эпохе глобальной общности может сопровождаться кризисом такого масштаба, с которым несопоставимы кризисы всех остальных времен: неолитической революции, Осевого времени, индустриализма. Чтобы представить себе сложность ситуации смены эпох, охарактеризуем вкратце тот аспект эволюции глобальной общности, который отражен в ее исторических типах.

Процессы глобализации сегодня оказались в центре массового сознания и научного дискурса. В тоже время идеи глобализации мира, а также последующих модернизации и информатизации не новы. В работах многих ученых формировались теории, освещающие данные процессы с разных точек зрения. Так в рамках формационного подхода К.Маркс, а в последствии и Г.Браверман высказывали идеи глобализации производства в условиях монополистического капитала, о переходе от общества с диктатурой пролетариата к обществу без классов [1, с. 59-61]. Теоретиками цивилизационного подхода (А.Тойнби, О.Шпенглер, Н.Я.Данилевский) процесс глобализации рассматривается через понятие единой земной цивилизации, возникающей за счет слияния других цивилизаций на основе диалога культур, не отрицающей многообразие культур, но базирующейся на этом многообразии как богатстве человеческого рода [2, с.7]. Кроме того, можно выделить еще как минимум три аспекта глобализации, которыми занимались ведущие социологи, философы и политологи:

- формирование мировых рынков, интернационализация экономики, рост взаимосвязи и взаимозависимости национальных и мировых хозяйств отражены в работах начала прошлого века Дж. Гобсона, Р. Гильфердинга, К.Каутского;

- процесс модернизации, происходящий вследствие глобализации, в результате которого происходит трансформация традиционных ценностей, структур, отношений в модернизированные, "современные", рассматривался широким кругом ученых: М.Вебер, Э.Дюркгейм, К.Маркс, Р. Парк, Ф.Теннис, Г.Беккер, М.Леви, Т.Парсонс, У.Ростоу, Дж.Грегор, Р.Редфильд,С.Эйзенштаур, Д.Ношемейер, Г.Алмонд, А.Гершенкрон, Б.Мур и др. [3, с.14-15];

- об информации (ее производстве, сохранении и распространении), занимающей центральное место в системе нового постиндустриального общества, писали А.Кларк, Ф.Махлупа, Д.Белл [4, с.169].

Итак, глобализация стала одним из важнейших факторов развития в конце XX в. Однако, по мнению современных ученых, ее воздействие на социально-экономические процессы и положение отдельных стран и регионов, по крайней мере, неоднозначно [5, с.13-14]. Последние несколько лет не раз велись дискуссии представителями науки, бизнеса и даже главами государств о характере влияния глобализации, которые зачастую сводились к перечню угроз, вытекающих из этого процесса. Данная точка зрения, по мнению автора, имеет существенный изъян, т.к. любая развивающаяся система (в том числе и современное общество на стадии глобализации) должна иметь как минимум два элемента (в данном случае это положительное и отрицательное влияние глобализации), противоречие между которыми и лежит в основе ее развития. В этом проявляется известный диалектический закон единства и борьбы противоположностей. Наиболее развернутое представление настоящей ситуации можно получить, рассмотрев процесс глобализации современного общества в рамках теории минимального универсума, т.е. на различных уровнях и подсистемах социума [6, с.57]. Краткое содержание данной систематизации представлено в таблице.

Действие процесса глобализации в современном обществе

Рассмотрим каждый уровень отдельно.

§ 2.1. Вещественно-энергетический уровень

Научно-техническая революция реализовала многие мечты человечества: найдены пути лечения многих смертельных заболеваний, увеличилась средняя продолжительность жизни человека во многих развитых странах, созданы трудо- и ресурсосберегающие технологии, снизилась зависимость от многих видов промышленного сырья и многое, многое другое. В тоже время, современное человечество, стремясь установить свое господство над природой, столкнулось с ситуацией, когда функционирование искусственно созданной "второй природы" - техносферы - породило целый круг проблем планетарного значения. Перерастающие в конфликт противоречия первого рода - между человеком и природой, и противоречия второго рода - между общностями в самом социуме неминуемо приводят к социальным, экологическим, технологическим катастрофам [7, с.23].

В рамках процесса глобализации речь не идет о природных катастрофах, вызванных стихийными силами самой природы. Здесь как раз проявляется положительный потенциал глобализации, а точнее быстро развивающегося технического прогресса, помогающего минимизировать потери (например, с помощью научного прогноза, быстрой передачи информации, новейших поисковых средств и т.д.). Большую тревогу вызывают экологические и техногенные катастрофы, в своей основе имеющие антропогенное воздействие на биосферу. Экологические катастрофы выражены в основном в нарушении баланса в соотношении различных биологических видов жизненной пирамиды, основных круговоротов, что в конечном счете подрывает биосферную восстановительную способность. В свою очередь, энергетические, ядерные, транспортные, инфраструктурные катастрофические аварии объясняются рассогласованием взаимодействия элементов человеко-машинных систем. В этом типе катастроф с развитием техники огромную значимость получает человеческий фактор - инженерные ошибки, просчеты персонала, неэффективная помощь спасательных служб [8, с.56].

Причинами большинства катастроф вещественно-энергетического уровня является увеличение использования ресурсов земли и моря для нужд человечества. И здесь человечество приближается к опасной грани. По подсчетам профессора Эдварда О.Уилсона из Гарвардского университета, для того, чтобы каждому землянину достичь уровня потребления США, потребуется дополнительно около четырех планет Земля. Это значит, что 5 миллиардов человек, проживающих в развивающих странах, никогда не смогут достичь уровня изобилия сегодняшней Америки. Но в стремлении добиться достойной жизни для своих граждан развивающиеся страны так или иначе идут по следам развитого мира в эксплуатации естественных ресурсов жизни [5, с.19-20].

Современные катастрофы представляют собой комплексные феномены и теснейшим образом связаны с экономическими и политическими аспектами жизни. Соответственно, для решения проблем вещественно-энергетического уровня необходимо обратиться к рассмотрению процессов, происходящих на функционально - организационном уровне социума.

§ 2.2. Функционально-организационный уровень

На данном уровне по теории минимального универсума рассматривается два элемента общественной жизни - экономические и политические процессы. Исходя из того, что чаще всего под глобализацией понимают интеграцию рынков и финансов [5, с.13], то можно предположить, что процесс глобализации наиболее проявлен в реальности настоящего времени на функционально-организационном уровне социума. Хотя, возможно, речь идет не о степени проявленности, а о степени осознанности.

Глобализация экономической деятельности поставила под сомнения принципы, правила и способы организации производственной и коммерческой деятельности, которые были характерны для индустриального общества и национального государства. Интернационализация привела к усилению взаимодействия отдельных государств, экономик и культур и придала новые формы процессу внедрения инноваций в производство. Она денационализировала центры принятия решений, в результате чего стали формироваться совершенно новые отношения между государством и предприятиями, между экономической и политической властями. Основной чертой глобализации является то, что производство и потребление товаров и услуг минуют национальные границы, мировой рынок перестает быть совокупностью национальных рынков и выступает как единое целое, регулируемое национальными мировыми стандартами и нормами. В тоже время, современный процесс глобализации производства постепенно уходит от стандартизации и унификации потребления. В рамках транснациональной организации производство оказывается хорошо приспособленным к потребностям местного рынка, учитывающим экономические, культурные, климатические и другие различия.

Глобализация экономики и производства приближает грядущий конец "национального государства" как центрального стратегического пространства для функционирования экономики и развития технологии. Данный процесс вызывает критику и беспокойство многих политиков и ученых по причине того, что глобализация представляет неравные права для ее участников. Мир не интегрируется с учетом интересов всех государств, а по существу американизируется. Америка значительно опережает все другие страны по размерам и мощи экономики, эффективности рынков капитала и лидирует с огромным отрывом в торговле по Интернету. В условиях растущей конкуренции в мире это дает США большие преимущества. Кроме того, глобализация усиливает неравенство в стартовых позициях разных стран. Прежде всего, США и Запада, с одной стороны, и остального мира, включая Россию, с другой. Теоретически глобализация должна способствовать более быстрому росту уровня жизни населения, созданию новых возможностей для всех людей в мире. Однако этого не происходит. Преимущества Запада в информатике могут привести к еще большему разрыву между развитыми и развивающимися странами [5, с.14].

§ 2.3. Информационный уровень

Развитие рынка, его зональная сегментация порождает потребность в постоянной скоростной передаче огромных потоков коммерческой информации. Эти потоки вместе с политической, бытовой, научно-технической и транспортной информацией порождают своего рода информационную атмосферу планеты. Информация становится основным сырьем для процесса принятия решения. В отличие от естественного сырья, информация приходит в неограниченном разнообразии форм из неограниченного разнообразия источников. Ее экономическая ценность также разнообразна. Для кого-то она стоит миллионы, для кого-то - ничего. Она - инструмент контроля и в корпорации, и в экономике, и в политике. [4, с.171]

Влияние информации и информационных технологий нельзя переоценить. Так политологи, говоря о развитии человеческой цивилизации, как правило, в первую очередь имеют в виду новые информационные технологии. С 90-х гг. XX в. информация взаимодействует уже не по законам национально-государственных структур, а по законам транснационального глобального развития. [4, с.170] Получение информации стало неотъемлемым правом каждого человека и гражданина "в интересах осуществления не запрещенной законом деятельности, физического, духовного и интеллектуального развития".

Развитие новых информационных коммуникационных технологий предоставило человечеству новые возможности. Так, например, Интернет - одна из наиболее перспективных из имеющихся на сегодняшний день технических возможностей обеспечить межкультурное взаимодействие, сотрудничество и синергию. В связи с этим Окинавская хартия глобального информационного общества в 2000 г. провозгласила преодоление дигитального (или цифрового) раскола между различными слоями населения основной задачей мирового сообщества [9, с.64-65].

Активное взаимодействие культур, как считают некоторые теоретики, носит не только положительный эффект, но также может повлечь за собой формирование человека, свободного от догмата любых культурных традиций и норм, прекрасно понимающего всю их условность, абсолютно искреннего по отношению к собственным природным инстинктам, ценящего прежде всего потребление, в том числе потребление информации, т.е. космополита, владеющего правилами любой языковой игры и столь же легко освобождающийся от них. Искусственность, насыщенность языковыми играми наиболее характерна для Интернета. Но иллюзия бесконечной виртуальной активности оборачивается отчуждением от реальных деятельностных процессов, протекающих в обществе.

Итак, процесс глобализации на информационном уровне играет особую роль, именно здесь он приобретает особую самостоятельность и значимость, вследствие чего современное общество зачастую рассматривается как информационное [4, с. 170].

Таким образом, использование принципа минимального универсума позволяет не только обозначить проявления процесса глобализации в различных структурах социума, но и пояснить, что именно информационный уровень является базовой точкой развития современного общества, всех процессов глобализации [6, с.98-101]. Кроме того, риски и выгоды глобализации в рамках принципа минимального универсума являются взаимосвязанными полярными характеристиками современными общества и неотъемлемы от процесса его развития [6, с.105].

§ 3.1. Идея глобализации

В начале 70-х годов прошедшего века, когда еще не было столь популярно понятие глобализации, внимание социальных мыслителей привлекали так называемые глобальные проблемы человечества, среди которых — предотвращение ядерной катастрофы, проблемы экологии, демографии, исчерпаемости ресурсов и т.д. — все, что несколько позже академик Н.Н. Моисеев назвал проблемой коэволюции человека и биосферы. Трудно переоценить ту роль, которую суждено было сыграть академику И.Т. Фролову в осмыслении глобальных проблем и в объединении усилий наиболее талантливых отечественных и зарубежных ученых, посвятивших себя их всестороннему исследованию.

Конец ХХ столетия останется в памяти человечества эпохой великих надежд, отчасти сбывшихся, отчасти нереализовавшихся. На протяжении ближайших лет предстоит увидеть, в какой степени эти ожидания были обоснованными, а в какой — иллюзорными. Особого внимания заслуживает вопрос о том, суждено ли воплотиться в жизнь мечте о глобализации современного мира, о свободном хозяйственном обмене между его регионами, едином информационном пространстве и доминировании в мировом масштабе принципов гуманистического социального устрой­ства.

Идея глобализации — одна из самых молодых социологических конструкций; вплоть до 1987 г. в базе данных библиотеки Конгресса в Вашингтоне не содержится упоминаний о книгах, в названии которых использовалось бы поня­тие “глобализация”. В научный оборот его ввел Р. Робертсо­н, впервые использовавший данный те­рмин в 1983 г.; в 1985 г. он дал его подробное толкование, а в 1992 г. изложил основы своей кон­цепции в специальном исследовании. С начала 90-х годов количество книг и статей на эту тему стало увеличи­ваться лавинообразно, и сегодня подавляющее большинство экономистов считает, что хозяйственная глобализация является наиболее значимым социальным процессом конца ХХ века, хотя многие признают в то же время, что “[переживаемый ныне] переходный период будет исключительно трудным для всех его современников”[1][1].

Идея глобализации стала популярной по нескольким причинам. Во-первых, западный мир вышел из тяжелых испытаний 70–80-х годов и вос­становил свою роль мировой экономической доминанты. Во-вторых, информаци­он­ная революция позволила связать воедино отдельные реги­оны планеты. В-третьих, крушение коммунизма, а затем и кризис в Азии создали иллюзию победы либера­льных ценностей в мировом масштабе. В-четвертых, серьез­ное значение имел растущий культур­ный обмен между странами периферии и “пер­вым миром”.

Все эти обстоятельства играют, разумеется, значительную роль, однако реальной базой для гло­­бализа­ции, на наш взг­ляд, может выступать только неумолимая потребность отдельных экономик в активном взаимодействии друг с другом. Между тем технологический прогресс западных обществ, как это ни парадоксально, объек­тивно вызы­вает к жизни их возрастающую самодостаточность. Постиндустриальные страны Запада уверенно преодолевают зависимость от развивающихся стран в области поставок сырья (с 1980 по 1997 г. потребление нефти и газа в расчете на доллар валового национа­льного продукта снизилось в США на 29%, а потребности экономик ОЭСР (Организация экономического сотрудничества и развития) в природных ресурсах должны снизиться в ближайшие годы в десять раз — с 300 кг на 100 долл. производимого ВНП в 1996 г. до 31 кг в 2015). Они аб­солютно доминируют в сфере высоких технологий (семь ведущих постиндустриальных стран обладают более чем 80% мировой компьютерной техники, более чем 90% высокотехнологичного про­изводства и почти 90% всех зарегистрирован­ных в мире патентов, затрачивая на НИОКР в среднем около 400 млрд. долл. в год). В 90-е годы они добились превосходства даже в сельском хозяйстве (сегодня себестоимость американского зерна ниже, чем производимого в африканских странах, а экспорт сельскохозяйственной продукции из США с начала 70-х годов вырос в сопоставимых ценах почти в десять раз). Следствием этого стала тенденция к самоизоляции постиндустриального мира, что особенно заметно при рассмотрении современной международной торгов­ли, движения инвестиций и перетоков рабочей силы.

Таким образом, сама глобализация стала одной из важнейших глобальных проблем человечества.

Теория глобализации стала квинтэссенцией наивно-оптимистичес­кой со­циологической традиции 90-х годов. Глобализация преподносилась как явление новое для эконо­мической, социальной и культурной сфер, как средство повсеместного распространения за­падных ценностей и инструмент формирования общемирового сообщества, как залог бы­строго освоения повсюду в мире научно-технических достижений и вовлече­ния пе­риферий­ных регионов планеты в мировое хозяйство. Каждый из этих аспектов глобализации нес определенную идеологическую нагрузку, оказавшуюся, с точки зрения теории, несостоятельной.

Глобализация не может считаться принципиально новым явлением международной жизни. Чтобы убедиться в этом, можно даже не останавливаться на чисто количественных параметрах отдельных ее “волн”, на том факте, что в конце XIX века масштабы международных торговых, инвестици­онных и особенно миграционных потоков были несравненно бóльшими, нежели в начале XXI. Гораздо более важным представляется иное обстоятельство, проясняющееся при более пристальном анализе самого понятия “глобализация”. Совершенно очевидно, что данный термин используется для обозначения процессов, в том или ином аспекте охватывающих весь мир. Но что представляет собой этот мир  и кто отождествляет его с масштабами всей планеты? Разумеется, подобное тождество могут усматривать лишь представители западной цивилизации, способные свободно передвигаться по всему миру и получать адекватную и своевременную информацию обо всех происходя­щих на планете событиях. Для большинства же наших современников, населяющих так называемую мировую периферию, мир ограничен пределами их локального сообщества, а всепланетный масштаб тех или иных процессов вряд ли доступен даже их вообра­жению. На рубеже XX–XXI столетий новой оказалась не та совокупность явлений, которая стала обозначаться термином “глобализация”, а глубина нашего осмысления гло­бализационных процессов; помещая понятие глобализации в центр современной социологии, мы нарушаем философское правило, предписывающее не умножать количество сущностей сверх необходимости.

Глобализация не служит инструментом формирования под­­линно единого мира. Если в прежние эпохи происходило расширение границ различных, порой даже противостоявших друг другу миров, то современная глобализация, хотим мы того или нет, воплощает собой экспансию исключительно европейской цивилизации. Не следует считать глобализацию инструментом взаимодействия и развития различных культур и традиций; она была и останется средством построения евроцентричного мира. Так называемые “боковые ветви Запада” являются на деле европейскими ветвями, потому что история второй половины XIX и всего ХХ века не дает нам приме­ров того, чтобы какая-либо из этих ветвей дала бы жизнь тому, что можно было бы назвать порождением Запада как такового. Анализ фактов приводит к выводу, что в современных условиях унификация становится все менее вероятной; об этом же говорит и эволюция методов европейской экспансии. Глобализация, на первых ее этапах поддерживавшаяся политическими методами, ныне переместилась в экономическую и финансовую сферу. Поэтому в наступившем столетии культурная интеграция, против которой на­правлены наиболее пафосные выступления антиглобалистов, не представляет собой необходимого ус­ловия преобладания западных стран над остальным миром и потому вообще может быть снята с повестки дня. Европейская цивилизация сохраняет и сохранит свои куль­турные основы в хозяйственно субординированном, но культурно и идеологически раз­нородном мире.

Глобализация в экономическом плане не сближает, а субординирует регионы и страны мира. Каждый этап европейской экспансии, начи­ная с развития средиземноморской торговли и до наших дней, был обусловлен научно-тех­ническими достижениями и поступательной сменой господствующих технологических укладов. Именно эта динамика позволила европейцам пройти ряд последовате­льно сменявших друг друга форм социальной организации за два тысячелетия, в то время как в остальном мире традиционные общес­тва сохранялись в практически неизменной фор­ме. В истории Европы основные факторы, обеспечивавшие хозяйствен­ный прогресс, сменились не один раз: военная сила античности уступила место средневековой монополии на землю, затем ведущую роль стали играть владельцы капитала. Так или иначе, контроль над наиболее редким в обществе ресурсом, редким фактором производства оставался основой социальной поляризации. Но если это так, то мировое неравенство в современных условиях непреодолимо. В самом деле, с начала ХХ столетия западные хозяйственные системы все в бóльшей степени обретали черты “экономик, основанных на знаниях”, где именно знания - способ­ность перерабатывать получаемую информацию и производить новую - оказались гла­в­ным производственным ресурсом.

Производство информации и уникальной продукции, в которой запечатлены основные достижения культуры, ради­кально отличается от производства других материальных благ:  оно требует высокого, а не низкого, как в индустриальном обществе, уровня образования ра­бот­ни­ков; в процес­се производства происходит со­вер­шенствование рабочей силы, а не ее истощение; потребление науко- и информационноемкой продукции становится фак­тором, способствующим, а не препятствующим накоплению капитала, и, наконец, информационный продукт может быть реализован многократно, при­­нося владельцу прибыли, но оставаясь при этом его собственностью. Именно с того момента, как западные экономики стали “основываться на знаниях”, любые попытки “догоняющего” развития, предполагающего мобилизацию традиционных факторов производства, оказались обречены. “Новое нера­венство”, этот продукт новой экономики, выступает результатом не столько внешней экс­пансии западного мира, сколько его внутреннего прогресса; глобализация же, которую нередко считают причиной углубления современного неравенства, не является таковой; просто она не способна стать значимым фактором его преодоления.

Глобализация не преодолевает, а закрепляет периферийный ха­рактер отдельных стран, что обусловливается ее внутренней логикой. На всех эта­пах расширения пределов влияния той или иной цивилизации возникало хорошо известное историкам противоречие между метрополией, стремившейся навязать свою волю, и ко­лониями или провинциями, желавшими бóльшей самостоятельности и автономии. Ес­ли обратиться к опыту империй прошлого, мы увидим, что все они - от восточных дес­потий и Древнего Рима до Британской империи и Советского Союза - распались именно в силу невозможности оптимизировать отношения между центром и периферией. В то же время сама идея колонизации исключала и исключает возможность полного ин­­корпорирования провинции в единое централизованное государство; даже в СССР, где были достигнуты впечатляющие результаты в решении этой вековечной проблемы, она так и не была снята с повестки дня. В этой связи следует еще раз подчеркнуть, что европейская модель расширения границ своей цивилизации базировалась не столько на покорении иных народов и их инкорпорировании в зону сво­его влияния, сколько на создании новых обще­ств европейского типа, в которых сами же европейцы составляли либо абсолютное большинство, либо значительную их часть. Именно поэтому современную глобализацию схематически можно представить в виде нескольких концентрических кругов, идущих от центра к периферии. Первый из них охватывает Западную Европу, США, Канаду, Австралию и Новую Зеландию. Второй включает в себя страны с сильным европейским культурным влия­нием и значительной ролью выходцев из Европы; сюда относятся Россия, Латинская Америка и некоторые государства Ближнего Востока, в первую очередь Израиль. В третий круг входят страны, бывшие колониями европейских метрополий и воспринявшие многие из западных ценностей; это, прежде всего, Индия, а также некоторые страны Северной Африки, ЮАР, ряд азиатских государств. Для стран четвертого круга обретение независимости стало ско­рее проблемой, чем достижением - к ним относится большинство африканских го­сударств. Совершенно отдельное место занимают страны Азии - Япония, Корея, Тайвань, Малайзия и Сингапур, - которые успешно копируют западный образ жизни, со­храняя собственную систему ценностей, а также мусульманские страны, по сей день остающиеся малопонятными выходцам с Запада. Сохранение разделенности современного мира на центр и периферию обусловлено не столько различиями в параметрах экономического развития тех или иных стран, столько глубиной проникновения европейской культуры и европейских традиций в жизнь их народов. Сегодня как никогда очевидно, что перенос культурных достижений предполагает, по словам Т. фон Лауэ, не меньше, чем непрерывную “революцию окультуривания” (revolution of reculturation); возможность подобной революции не подлежит даже обсуждению в условиях, когда одно лишь предположение о перспективе массовой миграции из центра в направлении периферии вызывает улыбку. Таким образом, единый и унифицирова­нный мир не был и не может быть целью глобализационного процесса.

И, наконец дальнейшее развертывание процессов глобализации вряд ли может дать повод для исторического оптимизма. Это не значит, что мы солидаризируемся с каким-либо из современных антиглобалистских движений. Вовлеченность той или иной страны в процессы глобализации безусловно способствует ее экономическому, социальному и культурному развитию. Но интерес к культурным и социальным традициям стран периферии в наши дни, как и прежде, носит в развитых странах подчеркнуто антропологический характер, не предполагаю­щий во­с­­при­ятия таковых в качестве значимого источника общецивилизационного про­г­­ресса. Глобализация в ее современном виде способствует решению ряда проблем, стоящих перед стра­нами периферии; она не является причиной нарастающего неравенства и ни­щеты; между тем, и это необходимо четко сознавать, она не способна исправить недос­татки и пороки современной системы, неотъемлемым элементом которой сама является.

Концепции глобализации, в рамках которых предпринимаются попытки осмыслить современный мир, в основных своих чертах сформировались во второй половине 80-х и в начале 90-х годов ХХ в. Это было время, когда уходило в прошлое конфронтационное политическое сознание, утрачивалось ощущение неизбежности социальных конфликтов, укреплялись надежды на бескризисное развитие, а главным инструмен­том пост­роения новой цивилизации считалось повсеместное утверждение обще­челове­ч­е­ских ценностей и демократических принципов. Последнее де­сятилетие ХХ в., несмотря на то, что оно принесло многим народам беды и разочаро­вания, в мировом масштабе стало периодом исторического оптимизма.

Но в мире нет ничего более вдохновляющего, чем надежды, как и нет ничего более разочаровывающего, чем иллюзии. И если последовательные скептики упус­­кают из виду возможности, открывающие путь более благоприятному ходу событий, то и без­удержные оптимисты зачастую не обращают внимания на факторы, угрожающие развертыванию многообещающих тенденций. Неправдоподобно быстрые социальные изменения на поверку чаще всего оказываются поверхностными, а связанные с ними тенденции быстро сходят на нет, не в силах преодолеть даже относительно слабых препятствий.

Многие историки предпочитают подразделять исторический путь человечества на периоды, не сугубо хронологические, а обусловленные циклами развития определенных тен­денций. Иногда, следуя подходу, предложенному Ф. Броделем, их называют “длинными столетиями” (long centuries); рассматривая выстроенную таким образом периодизацию, нельзя не заметить, что, во-первых, она применяется лишь к последним семи-восьми векам, и что, во-вторых, границы каждой из выделяемых эпох все меньше выходят за хронологические пределы столетий. Воспроизводя подобный подход на более узком промежутке времени, мы можем выделить завершающее ХХ век “длинное десятилетие”, начавшееся с паде­ния Берлинской стены 9 ноября 1989 г. и завершившееся 11 сентября 2001 г. апо­калипсическими атаками террористов-смертников на Нью-Йорк и Вашингтон. Буквально на рубеже столетий произошла резкая смена ориентиров, характеризовавших завершающий отрезок прошлого столетия, и это примечательно прежде всего тем, что такая “смена вех” не только “закрывает” краткий исторический пе­риод, но и ставит под сомнение многие концептуальные положения, сформировавшиеся на протя­жении всей второй половины ХХ века.

Какие же должны были произойти изменения, чтобы можно было говорить о “смене вех” за одно лишь, с точки зрения истории, мгновение?

Прежде всего, 1998–2002 гг. ознаменовались масштабными трансформациями в хозяйственной сфере. Если еще пять лет назад мир находился на пороге технологического бу­ма, то сегодня экономики развитых стран пожинают горькие плоды излишней увлече­н­ности информационными технологиями. Если пять лет назад мало кто сомневался на Западе, что для роста фондовых индексов практически нет пределов, то сегодня возникают сомнения относительно возможных пределов их падения. Если пять лет назад никого не смущали прог­нозы, что в недалеком будущем страны Юго-Восточной Азии потеснят США и За­падную Европу с лидирующих позиций, то в наши дни подобные сценарии могут быть восприняты лишь как неудачная шутка. Однако все эти перемены, сколь бы драмати­чными они ни были, вряд ли требуют переосмыс­ления широких социо­логических концепций. Вместе с тем последнее десятилетие продемонстрировало, что политическая и социальная структура постиндустриальных стран, а в еще большей степени - исповедуемые их гражданами ценности и присущие им стереотипы поведения не опреде­ляются экономическими факторами в той мере, в какой это допускали прежде. Если в 60-е годы известный французский социолог Р. Арон заявлял, что “Европа состо­ит не из двух коренным образом отличных миров: советского и западного, а пред­ставляет со­­бой единую ре­альность - индустри­альную цивилизацию”, а американский экономист Дж.К. Гэлбрейт указывал, что “конвергенция между двумя мнимо отличными индустриальными системами идет по всем основным направлениям,.. и со временем, причем, пожалуй, даже раньше, чем можно предположить, она устранит ощущение неизбежнос­ти конфликта [между ними], основанного на их непредолимых различиях”, то к концу 90-х не только стало очевидно, что эти прогнозы не оправдались, но и появились основания предположить, что даже в рамках индустриальной системы западного типа существуют глубокие различия, причем они, скорее, не преодолевают­ся, а нарастают.

Не менее существенными оказались и социальные перемены - и в отдельных странах, и в мире в целом, - пришедшиеся на 1998–2002 гг. После имевшего место в первой половине 90-х годов сокращения масштабов материального неравенства в США и За­падной Европе проблема имущественного расслоения приобрела новую остроту. Реальностью стало формирование относительно замкнутых социальных об­щ­ностей, структурирующих прежде относительно однородный средний класс. Масшта­бное повышение доходов высокообразованных работников создало новые оси социаль­ного противостояния. Разрыв, порожденный информационной революцией, очевидно проявляется при сравнении положения дел в различных регионах планеты. Если в середине ХХ века средние доходы в расчете на душу населения в развитом мире пре­восходили показатели стран, ныне относящихся к “развивающимся”, в 7–9 раз, то сущест­вующий в наши дни разрыв составляет 50–75 раз. “Расколотая цивилизация” ста­ла реальностью.

Период 1998–2002 годов запомнится современникам и серьезными политическими сдвигами, изменившими облик нашего мира. В значительной мере оказалась преодолена свойственная всему послевоенному этапу истории тенденция к политической партикуляризации и сегментации. Резко заявив о себе в начале 90-х годов, она постепенно начала уступать место консолидационным и интеграционным процессам, самым впечатляющим примером которых стало со­здание Европейского союза с последующей унификацией законодательства, гражданст­ва и даже денежного оборота. Вне зависимости от того, считают исследователи про­текающие в Европе процессы наиболее адекватной формой глобализации или вообще не относят их к проявлениям таковой, с точки зрения политолога формирование постнациональных политических образований, возникновение новых оснований гражданст­ва, модернизация демократических принципов и иные процессы, тесно связанные с европейской интеграцией, представляют особый интерес. И несмотря на то, что современная объединенная Европа последовате­льно выступает за неприменение силы в международных отношениях, многие рассматривают ее в качестве единственного противовеса беспрецедентному геополити­ческому влиянию США. Вне всякого сомнения,  события 11 сентября 2001 г. положили начало новой геополитической реальности; тем не менее, процессы, порожденные террористическими актами, имеют, как мы полагаем, преходящий характер. Они неспособны повернуть вспять трансформацию государства-нации. Такая трансформация, включающая в себя изменение внутренних основ гражданства, модификацию де­мокра­ти­ческих процедур и принципов функционирования гражданского общества, составит значительную часть политических процессов в новом столетии.

В последние годы наметилось серьезное переосмысление места человека в современном обществе. Дискуссии на эту тему затрагивают весьма широкий спектр актуальных вопросов. В первую очередь, разуме­ется, западные исследователи акцентируют внимание на дроблении и, соответственно, усложнении структуры самих развитых обществ, на уменьшении роли публичной сферы, на росте индивидуализ­ма и автономности граждан. Именно на рубеже XX–XXI столетий явно негативные акценты, преобладавшие в оценке подобной трансформации сменились более нейтральным отношением к ней как к процессу станов­ления скорее не индивидуализированного, a персонализированного общества. Но вместе с тем обнаружилась и весьма сомнительная тенденция применения традиционных принципов либера­льной политической и социальной теории не только к индивидам, но и к группам и сообществам, формирующимся в том числе по этническим, расовым или национальным признакам. В какой-то мере эта тенденция представляет собой понятную реакцию на слишком прямолинейные концепции “конфликта цивилизаций”, но она бросает вызов концептуальным идеям соподчинения человека и общества, на которых веками базировалась за­пад­ная модель социального устройства.

Сегодня можно без преувеличения утверждать, что проблема человека — наиболее сложная и актуальная во всем комплексе общественных нау  - вновь вышла на первый план в теоретической социологии. Нет сомнений, что необходимы новые подходы к ее осмыслению, что одна из настоятельных потребностей обществоведения в XXI в. заключается в творческом пересмотре ряда сложившихся стереотипов, и в этом может сыграть свою положительную роль творческое наследие И.Т. Фролова.

§ 3.2. Образ "открытого общества"

Прежде чем ответить на вопрос, происходит ли "глобализация", хорошо бы понять, чту это такое. Как утверждает один из авторов, исследующих "глобальное управление" (global governance), в дискуссиях на эту тему "за какофонией слов" "скрыты споры о фундаментальных вещах". Но поскольку они скрыты, оценить их "фундаментальность" не так просто.

Тема "глобализации", широко обсуждаемая в политике, науке, средствах массовой информации, стала, с одной стороны, всепроникающей, а с другой - столь расплывчато трактуемой, что это не может не компрометировать сам предмет. Чтобы избежать нечеткости, сначала тезисно изложим позицию.

1. Нельзя сказать что-либо внятное о нашем предмете, игнорируя воздействие, оказанное на мир войной 1999 года на Балканах и явной "глобализацией" Североатлантического союза, особенно с принятием на сессии НАТО в Вашингтоне новой стратегической концепции блока, ориентирующей его на расширение за пределы своей сферы ответственности. После Косова мы имеем другой мир, нежели тот, что существовал до 24 марта 1999 года. Недаром в Концепции национальной безопасности Российской Федерации тенденция к "глобализации" НАТО посредством ее расширения на Восток отнесена к числу основных угроз национальной безопасности нашей страны.

2. Термин "глобализация", когда его употребляют, как часто бывает, абстрактно, без указания на объект глобализации, теряет смысл. Пресловутая "глобализация мира" не только банальность, утверждающая, что мир всемирен и шарообразен, но, увы, еще и мнимая величина, беспредметное ничто. Принуждение к работе с такого рода мнимостями обессиливает ум и обезоруживает современного человека перед лицом угроз, действительно планетарных по своей природе и связанных в первую очередь с глобализацией процессов передачи информации, финансовых рынков и новейших видов оружия массового уничтожения. Все это в полной мере обнаружило себя в последней трети XX столетия.

3. Реально идущие процессы планетарного охвата необходимо отличать от глобализма как идеологии; последняя тоже реальность, но идеального плана. Как и всякая идеология, глобализм - это фальсифицированное мировоззрение. Он имеет свои метафизические корни и выступает ныне главным претендентом на всемирную победу в идеологической борьбе с ослабевшими конкурентами.

4. Образ "открытого общества", пропагандируемого Джорджем Соросом, - характернейший инструмент глобализма. Книжные труды Сороса, фигуры во многих отношениях замечательной, вместе с его деятельностью финансиста позволяют, принимая также во внимание последние попытки Всемирной торговой организации (ВТО) ускорить "глобализацию", лучше увидеть связь между идеологическими схемами глобализма, с одной стороны, и практикой глобализации таких ключевых отраслей, как международные финансы и международная торговля, с другой.

§ 3.3. Глобализм как идеология

Реальный процесс глобализации средств и технологий передачи информации, финансовых рынков, новейших видов оружия находит свое оформление в идеологии глобализма. На сегодняшний день это самый влиятельный "изм" из всех существующих. Важно то, что глобалистский проект, сформулированный в последней трети XX века, предстает унифицированной и, надо сказать, своевременной заменой двух сошедших со сцены либо существенно потесненных идеологий Нового времени - либерализма и коммунизма. В исторической ретроспективе протяженностью свыше 400 лет, начиная с религиозных войн XVI века и кончая призывами Римского клуба к "глобальной революции", мы постоянно имеем дело с движением, возрождением и распространением революции, по всем признакам и перманентной, и мировой.

О генетическом сродстве либерализма и коммунизма я писал в заметках на книгу известного французского историка Франсуа Фюре "Прошлое одной иллюзии": "Происхождение коммунистической иллюзии может быть понято лишь в ее неразрывной связи с рационалистической иллюзией - иллюзией абстрактного равенства любых индивидуальных "Я", равенства в "общечеловеке". Идеальное совпадение демократической одержимости равенством и коммунистической иллюзии мы наблюдаем в фигуре демократа и коммуниста Бабёфа, верного сына французской революции, возвещавшего, что она лишь "предвестник другой, более великой... революции, которая будет последней"" .

 Глобализм как идеология, идя на смену либеральному и коммунистическому миропониманиям, продолжает дело Революции с большой буквы - Революции как эпохи, как универсума, как страсти. Язык глобалиста - это язык революционера. Недаром, например, Джордж Сорос так любит подчеркивать свой значительный вклад в революции 1989 года в Восточной Европе .

Революция, рассматриваемая не как единичное событие в том или ином месте, но как реальность, признаки которой отличают Новое время от того, что предшествовало ему и что грядет за ним, - это стержень и основное содержание эпохи модерна. Революция притязает на мир, она всегда глобальна. Это понимали авторы "Манифеста Коммунистической партии", хорошо видевшие, что революция не ограничится разрушением алтарей и тронов, хотя и это важно: без разрушения алтаря и трона революция невозможна, в ниспровержении она находит свой смысл; так называемая созидательная работа революции насквозь утопична: обещания революционеров всегда ведут к утопосу, то есть месту, которого нет. Авторы "Манифеста" предполагали и еще одно: они писали в 1848 году, что класс, который вершит революцию, вернее, от имени которого она вершится, пересоздаст наперекор Создателю весь мир "по своему образу и подобию", открывая тем самым глобальное поприще для этой низкой пародии на сотворение мира - для Революции.

Тот же глобальный пафос мировой революции отчетливо прозвучал в 1968 году, когда Бжезинский - его слова я цитирую не первый раз - написал: "Наша эпоха не просто революционная: мы вошли в фазу новой метаморфозы всей человеческой истории. Мир стоит на пороге трансформации, которая по своим историческим и человеческим последствиям будет более драматичной, чем та, что была вызвана французской или большевистской революциями... В 2000 году признбют, что Робеспьер и Ленин были мягкими реформаторами ".

Глобализм как идеология революционен, революция как практика нигилистического разрушения глобальна: предоставленная самой себе, она действительно не способна остановиться и - в 2000 году, как в 1917-м, - может победить только в мировом масштабе.

Но глобализм, устойчивые идеологические модели которого, повторяю, не могли появиться раньше последней трети ХХ века, развивается и набирает силу во времена всеобщего духовного кризиса. "Рушится прежняя картина мира, теряет смысл вся система старых понятий, - писал в 1994 году немецкий философ-либерал Гюнтер Рормозер. - Не функционирует и язык, посредством которого мы могли бы интерпретировать нашу историческую ситуацию... У нас нет более ответа на вопрос о цели общественного развития. Тем самым, по существу, теряют почву под ногами все идеологии..." Поэтому глобализм, революционизируя мир, не только наследует в этом либерализму и коммунизму, но и одновременно выступает их могильщиком. Почву под ногами теряют все идеологии, и глобалистский дискурс в некоторых частях - это уже даже не идеология, а своего рода заклинание. Глобализм - не только высшая стадия либерализма и коммунизма, это последняя стадия мировоззренчески фальсифицированного постижения мира.

Сегодня отчетливо видно, что глобализм в его разных личинах, требовательно указуя на конец эпохи новоевропейской цивилизации Нового времени либо даже на конец 2000-летнего христианства, ставит в центр утверждаемого глобалистской утопией грядущего порядка оккультный знак "Нового мира" или "Нового века".

Я не буду проводить аналогию с "Новым миром" Олдоса Хаксли, этой опередившей время утопией 30-х годов; сегодня мы впервые имеем дело с утопией, которая реально угрожает осуществлением.

Хочу лишь отметить, что в метафизическом плане глобалистская идеология стремится отменить действительную проблематику НОВОГО времени, рожденную христианством и ставшую символом необратимого начала - начала истории как особого модуса бытия. Глобализм - это идеология подмены, не позволяющая рассмотреть, что есть два новых времени - действительное и мнимое: Новое время христианского благовестия, содержащее обетование "новой твари", и антихристианская фальсификация Нового времени в утопии "нового секулярного порядка"  - novus ordo saeclorum.

Современная адаптация России происходит в условиях ускорения мировых процессов. Технологический источник этого ускорения - центр развитого капитализма. Без соответствующей экономической политики государств и транснациональных компаний вообще трудно представить себе тот взрыв инвестиционной, инновационной и коммерческой активности, с которым прежде всего связывают процессы глобализации. Однако, ни технологические инновации, ни коммерческая экспансия не протекают в политическом вакууме и потому отнюдь не гарантированы, если отсутствуют определенные условия. В частности, экономическая глобализация невозможна без поддержки крупных государств, гарантирующих частному капиталу права собственности и свободу инвестирования. Например, предыдущие «глобализации» и коммерческие экспансии проходили в условиях политического доминирования империй—Британской в 19_м веке и Голландской в 17_м. Не секретом является и то, что за плечами современной глобализации находится единственная в мире Американская сверхдержава. Очевидно и другое: политическим является не только продвижение глобализации, но и приспособление к ней. Государства, регионы, общественные движения находили и будут находить формы выживания и приспособления в условиях глобализации, сохраняя при этом свои особенности и культурные ценности. Рассмотрим коротко некоторые из сложностей этого процесса адаптации применительно к четырем принципиально важным измерениям глобализации - экономическому, геополитическому, культурному и эпистемологическому. Экономически глобализация, несмотря на предсказания таких ее либеральных пророков, как Фрэнсис Фукуяма и Томас Фридман, отнюдь не привела пока к большей гомогенности экономического поведения в мире. Вместо этого можно наблюдать новые линии социально-экономического размежевания и новые попытки переформулировать национальные и региональные экономические интересы, а также возникновение новых форм бедности и зависимости в мире.

Новая эпоха отличается своей либерально-коммерческой ориентацией и принципиально отлична в этом от политически и идеологически расколотого мира холодной войны. Однако при этом новые интересы, как и прежде, определяются в соответствии с историческим прошлым и характером сформировавшихся ценностей. Новая экономическая политика служит, таким образом, укреплению локальных ценностей, а не способствует их отмене.

Геополитически глобализация также отнюдь не сопровождается пока большей однородностью, не говоря уже об отмене локальных политических интересов. Гонки вооружений сохранились, хотя и изменили свою территориальную конфигурацию.

Беззаконие и новые формы насилия похоронили имевшиеся в начале 1990_х надежды на возникновение эры всеобщего мира.

Cентябрьские атаки на США в 2001 году стали мощной демонстрацией приватизации средств насилия и роста мирового терроризма. В бывшем СССР исчезновение империи в исторически нестабильном окружении незамедлительно создало ваккум безопасности и привело к возникновению целого ряда новых конфликтов. При всем своем разнообразии эти конфликты-этнические, энергетические, внутриполитические и пограничные - оказались принципиально новым вызовом и стимулировали возрождение геополитического мышления, как в России, так и за ее пределами. Горькая ирония заключается в том, что свердержавная мощь военной машины США сопровождалась и продолжает сопровождаться, вопреки предсказаниям апологетов однополярности, не укреплением мира и безопасности, а ростом конфликтности во всех уголках земного шара.

Наряду с экономическими и геополитическими переменами, глобализация привела к новым размежеваниям социокультурного характера. В различных регионах планеты западноцентричные проекты мирового порядка все чаще воспринимаются, как неспособные установить справедливую и стабильную международную систему из-за их неспособности к пониманию других культур. По мнению некоторых ученых, подобные проекты не столько способствуют продвижению диалога, необходимого для формирования новой — более эффективной и более справедливой - международной системы, сколько способствуют дальнейшему росту изоляционизма и недоверия между субъектами мировой политики. В западных теориях МО необычайно возрос интерес к проблемам культурного самоопределения, вновь ставя под сомнение перспективы возникновения глобальной системы ценностей. Ряд исследователей, как например, Самуэль Хантингтон, прогнозировали «столкновение цивилизаций», или войну по культурно_религиозныму признаку в качастве ближайшего будущее мировой политики. Вопросы культурного взаимопонимания и взаимодействия оказались в центре внимания международников.

Наконец, глобализация по-новому поставила и проблему общественного познания. Сегодня даже оптимисты отнюдь не убеждены в универсальности получаемого международниками знания. Несмотря на постепенную транснационализацию и глобализацию МО как дисциплины, многие убеждены, что МО продолжает быть не чем иным, как изощренной идеологией и набором концептуальных инструментов, используемых для оправдания глобальной гегемонии Запада. Проблема этноцентризма как элемент теории познания все более внимательно анализируется международниками, и исследователи заново осознают старую веберовскую мудрость, согласно которой у всякого знания имеются свои культурные границы.

Трудно, но постепенно крепнет понимание того, что рост глобального социального знания - это необычайно сложный процесс, не отменяющий культурных различий в мире.

Повторим основную мысль данного раздела: наука МО в России сформировалась и успешно становится на ноги как cамостоятельная дисциплина. Вместе с тем, если всерьез ставить задачу интеграции в глобальное сообщество, вся основная работа у российских международников еще впереди. Нам представляется, что такая интеграция не будет успешной без решения вопросов национальной идентичности и осознания своего «Я» в мире. Мы также полагаем, что российский интеллектуальный потенциал значителен и вполне может способствовать преодолению обозначенного кризиса идентичности и дальнейшему развитию МО в России. Интеграция в глобальную общественную науку не может быть линейным или детерминистским процессом по причине сохраняющихся принципиальных отличий локальных культур друг от друга. Такие культуры различаются по своему историческому опыту, а также помещены в особые современные ситуации, что не может не воздействовать на их восприятие мира и их восприятие в мире. Развитие глобальной социальной науки не может и не должно быть односторонним процессом, в котором один (Запад) является учителем, а все остальные - его учениками. Единство мира, его целостность не отменяет его культурного многообразия, что предполагает взаимность обучения представителей разных культур при сохранении и развитии их особенностей.

Учитывая эти соображения, мы позволим себе сформулировать некоторые нормы для стремящихся к развитию глобального знания в условиях многокультурного мира. Работающим на Западе необходимо осознать, что знание не является культурно универсальным и воспринимается по разному в различных культурных сообществах. Следует понимать, что развитие подлинно глобальных и международных исследований, укрепляющих доверие и уважение в мире, возможно только на основе признания плюрализма и разнообразия культур и цивилизаций. Для работающих в России и в иных незападных контекстах это означает необходимость преодоления горизонтов культурного национализма. Имеющийся у России богатый интеллектуальный капитал, важной частью которого являются классовый политико-экономический анализ, геополитическое мышление, культурно-исторические теории и религиознофилософская познавательная традиция, должно пополняться и далее. Однако условием такого пополнения должно стать переосмысление этого интеллектуального капитала в соответствующем духе откытости. В глобализующемся мире, национализм не менее опасен, чем имперский этноцентризм Запада. В новых глобальных условиях международникам следует разрабатывать стратегии культурной адаптации, а не изоляционизма. Их миссия в том, чтобы объяснить нередко имперски настроенному Западу, что мы хотим интеграции в мировое общество, но не любой интеграции и не на любых условиях. Как сказал по этому случаю Эдвард Саид, миссия интеллектуалов состоит в том, чтобы вступать в диалог с имперским центром, «вовлекаться в имперский дискурс, преобразовывать его и заставлять его признать маргинализованные, репрессированные или забытые истории».

1.   Концепция национальной безопасности Российской Федерации // Независимое военное обозрение. # 1. 2000. 14-20 янв.

2.   Ротфельд А.Д. Новая философия мирового порядка // Нез. газ. 2002. 25 марта.

3.   Ясперс К. Духовная ситуация времени // Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Республика, 2004.

4.   Максименко В.И. Координаты современности: (К дискуссии о "постсовременном мире" в журнале "Восток") // Восток. 2002. # 2.

5.   Сорос Дж. Сорос о Соросе: Опережая перемены. М.: ИНФРА-М, 1996.

6.   Рормозер Г. Кризис либерализма. М.: РАН; Институт философии, 2001.

7.   Быков А.Н. Мировой финансовый кризис и уроки для России: (Вопросы антикризисного регулирования). М.: Эпикон, 2002

8.   Сорос Дж. Кризис мирового капитализма. М.: РАН; Институт философии, 2001.

9.   Померанц Г. Перекличка временного и вечного в диалоге культурных миров // Рубежи. 2003. # 1

10.            Бузгалин А.В., Колганов А.И. Капитал и труд в глобальном сообществе XXI века: "По ту сторону" миражей информационного общества: (Три тезиса к дискуссии) // Постиндустриальный мир: Центр, Периферия, Россия. М., 2002. Сб. 1