Курсовая работа: Диалектные элементы в произведениях К. Паустовского и В. Шукшина

Введение

Глава I. Родной говор писателя в системе русских наречий

1.1. Диалектные элементы в их соотношении с родным говором писателя

1.2 Родной говор писателя В.Шукшина

1.3 Родной говор писателя К.Паустовского

1.4 Единообразие языковых черт говоров Алтайского края

1.5 Особенности говоров Центральной России

1.6 Типы диалектизмов в составе говора

Выводы по I главе

Глава II. Отражение родного говора в прозе современных писателей

2.1 Диалектизмы в прозе В.Шукшина в их соотношении с родным говором

2.2 Диалектные элементы родного говора у К.Паустовского

Выводы по II главе

Заключение

Список использованной литературы


Введение

Актуальность исследования

Вопрос об использовании диалектных слов в литературных произведениях на протяжении долгих лет не оставлял равнодушными многих ученых и писателей. Одни высказывались "за", другие "против" употребления диалектизмов в художественных произведениях. Одни всячески приветствовали живые, народные словечки, расцвечивающие ткань литературного произведения, другие упрекали писателей в злоупотреблении диалектными словами. Таким образом, существовали полярные точки зрения на вопрос о допустимости использования диалектизмов в литературных произведениях. Так, М.Горький говорил: "Щегольство местным словарем – это не только дурной тон, но – препятствие к познанию России Европой. "Словечки" надо оставить филологам, писать без кокетства, четко, просто, крепко, малословно… "Картоха" и тому подобные уродливые "местные наречия" допустимы в языке героев, а когда их говорит автор – это или грубое кокетство, или недостаток художественного вкуса" (6, 57). Думается, не все в этих высказываниях бесспорно. Употребление диалектных слов в авторской речи – далеко не всегда "грубое кокетство" или "недостаток художественного вкуса" писателя, если писатель говорит и пишет на исконном языке народа.

В.Астафьев, который также не раз подвергался критике из-за "злоупотребления диалектизмами", писал, что "герои и повествователь говорят так, как говорят по сию пору в Сибири", и добавлял: "В наши дни человек испытывает неловкость, признаваясь, что не знает ни одного иностранного языка… А разве не стыдно не знать языка, на котором говорит многомиллионная Сибирь? И слова-то какие – выразительные, меткие, точные! Уж не считаем ли мы порой чуть ли не признаком культуры – говорить на языке нивелированном, бесцветном?" (18, 106).

В.Астафьеву вторит и А.Т.Твардовский: "Диалектизмов не нужно бояться, ими нужно пользоваться с толком, и великие старики (Л.Толстой, И.Тургенев, не говоря уж о Лескове, который тут кокетничал) отлично знали об этом и нас, дураков, этому учат. Литература невозможна на так называемом литературном, дистиллированном языке…" (18, 107).

Думается, что мнения авторитетных литераторов звучат достаточно убедительно. Уместно процитировать слова В.Г.Белинского: "Избегая книжного языка, не должно слишком гоняться и за мужицким наречием…" Итак, во всем нужна мера. Ярый противник писания "по-балахонски" М.Горький, по свидетельству современников, так до конца жизни и не смог избавиться от диалектной черты – оканья, которым одарила его родина с ее нижненовгородским говором (18, 107).

Долгое время было распространено мнение, что диалектоносители – люди неграмотные, низкой духовной культуры. Эту точку зрения можно опровергнуть следующим фактом. Приведем пример из речи диалектоносительницы – обыкновенной старухи из рассказа В.Бокова: "Мы подошли с учительницей Полиной к дому бабки Труновой, чтобы поговорить с ее внучкой, не сыграет ли она роль в пьесе. Бабка появилась на крыльце с курицей, браня ее за какую-то оплошность. – Где Люба? – спросил я. – По батожьи ушла. – По что? – Ну, по столбцы. – По что? – Ну, по петушки. – По что? По что? – По стебени. – Не понимаю вас. – Ах, батюшки, какой ты бестолковый. По щавель!" Таким образом, для обозначения одной реалии в отображаемом говоре отмечается пять наименований.

Итак, язык развивается по своим законам, но создатель языка, его хозяин – народ. Благодаря писательскому мастерству литературный язык обогащается за счет народной речи. Поэтому изучение диалектных элементов в языке художественного произведения остается актуальным для русистики. Особенно важно такое изучение в сопоставительном аспекте, поскольку это дает возможность определить как общие принципы использования говора в языке писателей, так и своеобразие, самобытность каждого из них.

Цель и задачи исследования.

Целью данного исследования является проследить, как отражается родной говор писателя в его художественном произведении. Данной целью определяются следующие задачи дипломной работы:

1. Выявить диалектизмы в произведениях писателей, использующих в своих произведениях прямо противоположные территориальные диалекты, - К.Г.Паустовского и В.М.Шукшина.

2. Определить степень отражения в их произведениях диалектизмов родного говора.

3. Проследить, используют ли авторы в своих произведениях диалектные элементы, не связанные с их территориальной принадлежностью.

4. Определить способы и приемы, к которым прибегают писатели при введении диалектизмов в ткань произведения.

Предмет исследования.

Предметом исследования послужили диалектные элементы в произведениях К.Паустовского и В.Шукшина, в которых отразился родной говор писателей. Под родным говором писателя при этом понимается говор той территории, на которой прошли его детство и юность, то есть на которой он родился и вырос. В нашем случае это говоры, принадлежащие к разным двум основным русским наречиям: северновеликорусскому и южновеликорусскому.

Материал исследования.

Фактическим материалом исследования послужили произведения К.Паустовского и В.Шукшина, в которых использованы диалектные элементы их родного говора. Поскольку нами анализируются народные элементы родного края писателей, думается, будет вполне обоснованно остановиться на особенностях этого края.

Родной край В.Шукшина – это Алтайский край. Это земля, которая его родила и вырастила, вдохнув в него свою силу, свое собственное неповторимое своеобразие. Не случайно одна из книг о нем так и называется "Он похож на свою родину".

Родной край К.Паустовского однозначно неопределяем. Он родился в Москве, детство и юность провел на Украине, сначала в деревне, потом в Киеве. Попытка проследить изменение тематики творчества К.Паустовского по географическому признаку принадлежит Ю.Саушкину, который отмечает: "Наконец, все более и более произведений посвящается нашей средней полосе. К.Г.Паустовский останавливается на Центральной России и становится ее певцом (12, 60). Центральную Россию мы и будем условно называть родным краем писателя.

Методы исследования.

Основными методами исследования, используемыми в настоящей работе, являются метод наблюдения, метод сплошной выборки, количественного анализа, описательный и сопоставительный.

Методом сплошной выборки извлекался материал из текстов художественных произведений К.Паустовского и В.Шукшина. Количественный анализ применялся как для определения частоты употребления диалектизмов в авторской речи и речи персонажей, так и для выявления разницы в степени использования диалектных элементов в произведениях изучаемых писателей. Наконец, сопоставительный метод использовался в случае выявления приемов и способов введения диалектизмов в текст К.Паустовским и В.Шукшиным.

Новизна исследования.

Новизна данного исследования состоит в том, что, по располагаемым нами данным, попытка сопоставления использования диалектизмов в произведениях таких разных по художественной манере изложения и, несомненно, талантливых писателей, как К.Паустовский и В.Шукшин, не предпринималась. Кроме того, в данной работе впервые делается упор не на выявление диалектизмов, а на то, как они отражают родной говор писателей и диалектное членение русского языка.

Структура работы.

Дипломная работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.

Рабочая гипотеза исследования.

В художественном произведении писатель использует диалектные элементы своего родного края.


Глава I. Особенности родного говора писателя в системе русских наречий

 

1.1 Исследование диалектных элементов в их соотношении с родным говором писателя

Многочисленные исследования творчества писателей, их языкового своеобразия свидетельствуют о том, что в своих произведениях каждый из них отражает прежде всего особенности речи той территории, на которой он родился и вырос. Совершенно очевидно, что писатель, в прошлом, возможно, носитель определенного диалекта, овладевает литературным языком в процессе своего становления. Однако он сохраняет черты своего родного говора и передает их в создаваемых им произведениях.

Черты северновеликорусского наречия, согласно лингвистическим данным и исследованиям дипломников АГУ имени Абая, отражены со всей полнотой в творчестве Д.Н.Мамина-Сибиряка, Ф.Абрамова, Виля Липатова, В.Распутина. Южновеликорусское наречие представлено в прозе И.С.Тургенева, Н.С.Лескова, так как оно соотносится с их родным говором – Орловской губернией.

1.2 Исследование родного говора писателя В.Шукшина

Огромное богатство творческой личности Василия Шукшина, его органическую народность, как подчеркивают многие исследователи его творческого таланта, с какой-то особой пронзительной душевной теплотой ощущаешь лишь на Алтае.

Эта земля, которая вырастила художника, вдохнув в него свою силу, свое собственное неповторимое своеобразие. Известная пословица гласит: "Что ни город, то норов". Можно продолжить и развить эту мысль: что ни край, что ни земля, то и свой, по-особому творящий талант, свой певец, в общем, все свое, никого не повторяющее и ни на кого более не похожее.

Все без исключения дорогие нам места на земле, где зреет подлинный талант, впервые, еще в детстве получающий мощные жизненные впечатления бытия, подтверждают мысль о последующих глубинных, коренных отпечатках этих впечатлений на всем творческом облике художника, так или иначе соотносящего уже в самые ранние годы весь окружающий мир с самим собою. Думая о В.Шукшине, с особой отчетливостью ощущаешь его на Алтае, его родине, могучей сибирской земле, определившей неповторимость художественного облика писателя.

Родина и народ, со всеми главнейшими своими жизненными проблемами, присущими тому времени, которое отпущено художнику на земле, и составляют содержание его творчества. Шукшин с его незащищенной, ничем не прикрытой и даже наивной будто бы простотой стиля сумел подняться на высокую трибуну исконной российской культуры.

В своих произведениях В.Шукшин использует язык настолько естественный, что он порою кажется записанным на магнитофоне. Возникает самая что ни на есть разговорная, ходовая, совсем будто нелитературная речь. А если приглядеться к ее строгому, продуманному строю, к ритмичной напевной либо рубленой фразе, где все целесообразно выражает содержание, сообразуется с содержанием, полностью подчиняется ему, то можно почувствовать особую, скрытую, неожиданную поэзию и самой этой прозы, и каждого образа.

Однако Шукшин встает перед нами не только как мастер слова, но и как умный, чуткий языковед. Так, в сказании о Родине он начисто отбрасывает наивное представление о том, что разинскому эпосу присущ старинный, тяжеловесно "изукрашенный" архаизмами лексический строй. "Шукшин пишет Разина и его казаков, пользуясь легкой, вполне современной, изящной конструкцией фразы, обнаруживая опять-таки непринужденную песенную возвышенную свободу народного языка, которая несет, однако, с собой великий жизненный смысл, великую раскрепощенность идеи" (24, 174-175).

Нельзя не согласиться с утверждением Н.П.Толченовой: многого стоят слова Шукшина. Они становятся то тяжкими, как сама алтайская земля с ее драгоценными рудами, то прозрачными, как ее лунный свет. Они органически вбирают в себя, в свою поэтическую природу все богатство оттенков музыкальной русской речи, "где звучит то пушкинская ясность, насквозь просвеченная мысль; то чеховская емкая и строгая содержательность; то непередаваемо щедрая гоголевская взвихренность; то слишком своенравная и своеобычная, будто даже "неправильная", сбивчивая и взволнованная речь Достоевского" (24, 180). Однако, пользуясь всеми манерами изложения великих художников, Шукшин рисует свое неповторимое, оставаясь всюду самим собой, говоря о своем. О родном крае, о родном доме, о родных людях, об Алтае – теме, очень широко выходящей за пределы Алтая, но именно Алтаем порожденной (24, 55).

1.3 Исследование родного говора писателя К.Паустовского

Если родной говор писателя В.Шукшина связан с Алтайским краем, то родной говор К.Паустовского определить однозначно достаточно сложно. Уроженец Москвы, он вырос на Украине в городе Киеве. Однако, учитывая то обстоятельство, что более поздние его произведения посвящены Центральной России, отображают ее язык, родной говор К.Паустовского мы связываем с Центральной Россией.

Как отмечает С.Л.Львов, "появление в творчестве Паустовского пейзажа Центральной России имеет более принципиальное значение для творческого пути писателя, чем расширение географического диапазона его творчества. Показать романтику и красоту морских и горных ландшафтов, поражающих воображение, показать поэзию необычных, героических профессий легче, нежели изобразить богатство и красоту обыкновенной земли, значительность людей, которые на первый взгляд кажутся обыкновенными. Переход к теме Центральной России сопровождается у Паустовского и появлением новых действующих героев – простых людей" (12, 60). "Обыкновенная земля", по словам критика, раскрывается в творчестве Паустовского как земля необыкновенной прелести и становится на долгие годы главным местом действия произведений Паустовского. Он пишет о ней в течение нескольких предвоенных лет, в военные годы и после войны. В рассказах о Центральной России раскрывается не только необыкновенная красота обыкновенного пейзажа, но и необыкновенная красота обыкновенных людей. В одном из эпиграфов К.Паустовский подчеркивает: "Ничего нет в мире милее для меня, чем мой народ, его судьба, чем волшебный русский язык и трогающая сердце то силой, то грустью, то покоем и радостью наша природа" (12, 84).

Об умении живописать словом Паустовский делится в главе "Алмазный язык" книги "Бег времени". Не случайно А.Толстой говорил: "Как же приблизиться к алмазному языку? Как найти его? Законов этого языка нет. Грамматики такого языка нет и сочинить ее нельзя. Но такой алмазный язык существует" (12, 91).

Таким образом, можно сказать, что каждый из анализируемых нами писателей "похож на свою родину" (14). Это наблюдается как в содержательной стороне их произведений, в идейном замысле, в изображении героев, так и в использовании языковых средств, поэтики той земли, которая его взрастила.

1.4 Исследование единообразия языковых черт говоров лтайского края

Территория Алтайского края входит в состав северновеликорусского наречия, а следовательно, ее говоры отражают основные его черты. Вместе с тем, как и любая другая группа говоров, говоры Алтайского края имеют и специфическое, свидетельствующее об их своеобразии. Отметим следующие специфические черты данных говоров:

1) на данной территории отмечается неполное оканье, в отличие от остальных северновеликорусских говоров, где оканье полное: звук [o] произносится на месте орфографического "о" лишь в первом предударном слоге, в остальных же позициях этот звук редуцируется и произносится так же, как в литературном языке: гълова, пъсмотри;

2) Редукция звука [o] в позиции второго, третьего предударного слога приводит к переходу этого звука в [у]: угород, угурцы, утвори (дверь);

3) Звуки [ц] и [ч] обычно различаются, причем [ч] произносится твердо.

4) На месте щ и соответствующего звонкого звукосочетания обычно отмечается произношение долгих твердых звуков [ш] и [ж]: шшука, пушшу, вожжы, дрожжи.

5) Звук [j] в положении между двумя гласными в данных говорах выпадает, а вслед затем происходит стяжение двух одинаковых гласных. Это явление, как правило, происходит в формах глаголов настоящего и простого будущего времени и в окончаниях прилагательных женского и среднего рода: читат, знам, полно (ведро), холодна (вода).

6) На уровне морфологии наблюдается колебание в роде существительных, а также разрушение категории среднего рода в пользу мужского: большой село, мой яйцо.

7) Своеобразием в системе склонения существительных отмечаются формы Р.п. мн.ч., которые имеют окончание -ев, -ов, как систематическое для существительных всех трех родов в отличие от литературного языка. Так, исследователи отмечают следующие примеры такого употребления: сапогов, богачев, дождев, товарищев, озеров, окнов, делов, местов, свадьбов, грушев, песнев (21, 146).

8) В отношении прилагательных в данной группе говоров отмечается специфическое взаимодействие мягкого и твердого вариантов склонения. В частности, отмечаются случаи произношения скотний, холодний, голодний, ватний, пустячняя и: нижный, теперешный, зимная, посторонной. В результате этого взаимодействия возможны такие формы, как летнёй (урожай), синёй (платок), к летнёму (дню).

9) Вопросительно-относительное местоимение что имеет форму чё (чо), отрицательная ничего – форму ничё (ничо).

Широко распространены в данной группе говоров притяжательные местоимения ихний, евонный и подобные.

10) Среди глагольных особенностей следует отметить особенности видового образования. Так, формы совершенного вида отличаются приставками, не характерными для общелитературной нормы. Например, исследователь П.С.Кузнецов отмечает следующие приставные образования совершенного вида: сдумать (лит. продумать, обдумать), удумать (придумать, вздумать), выпомнить (вспомнить), обрать (взять), пригореть (сгореть), заспать (заснуть) (20, 187).

Кроме того, на данной территории отмечается своеобразие, вариантность частицы -ся для возвратных глаголов: нашелясы, опустилсы, остаюса, садис, не балуйса, женилса, перепекса, остануса, боисса, умываемса, постараласа, сделалса.

Форма инфинитива характеризуется наличием конечных -кчи, -гчи, -чти в соответствии с литературным -чь: пекчи, легчи.

11) Особенности отмечаются также в формах страдательных причастий прошедшего времени, которые могут иметь суффикс -т- в соответствии с литературным -н- и наоборот -н- в соответствии с литературным -т: колоный, пороный, ткатый, выгнатый.

12) В области синтаксиса на территории Алтайского края, как и всего северновеликорусского наречия, можно наблюдать конструкцию, не отвечающую нормам литературного языка, состоящую из инфинитива и приинфинитивной формы существительного в И.п. ед.ч. и мн.ч.: надо накосить травы, кормить свинья, носить вода.

Собирателями также отмечены конструкции, в которых главный член безличного предложения с родительным субъекта выражается глаголами бытия быть, бывать: есть у меня дров; волков тоже бывает.

Одной из ярких и жизнестойких форм русских говоров северновеликорусского наречия является сказуемное употребление деепричастия с суффиксами -вши, -ши: он выпивши; окно запотевши; дочка на сенокос уехавши; в лесах лоси опять появивши.

Особый вид сказуемого представляют собой инфинитивно-предикативные слова видать, слыхать, отмечаемые в инфинитивных предложениях: дом ихний отсюда видать; ну что там слыхать? земля уже видать.

13) Специфической рассматриваемой территории отличаются все типы диалектизмов. Данная территория богата собственно лексическими диалектизмами. Поскольку охота, рыболовство для данного края являются достаточно распространенными отраслями хозяйствования, то лексика детализирована именно в данной лексико-тематической группе.

Кроме того, важной сферой деятельности жителей данного края является земледелие, животноводство, что также отражено в своеобразии лексики. Особенностями характеризуются постройки, хозяйственные помещения, предметы домашнего обихода и утвари, предметы и явления окружающей природы. Так, слово мост означает "крыльцо", а слово изба – "комната в доме" и "дом", мерёжа – "рыболовная сеть на обручах", сухлец – "засохшее на корню дерево".

По наблюдениям исследователей, в говорах Сибири и Алтая многообразна лексика кедрового промысла, что связано непосредственно с территориальными особенностями (21, 265).

Особый интерес представляет собой освоение говорами заимствованных слов. Они также отражают чаще всего особенности местного ландшафта, название зверей и рыб, охотничье снаряжение и способы ловли. Большинство заимствованных слов обозначают новые понятие и не имеют русских синонимов. Среди них отмечаются такие слова, как лайда – в значении "песчаная отмель", курья – "залив рукав реки", сахта – "поросшая кустарником болотистая местность", рада – "моховое болото" и другие.

Многие диалектные слова обладают большой семантической емкостью, развивают производные, прямые и переносные значения. Например, слово припасный имеет в говорах значения "дырявый, рваный", "испорченный, неисправный", как прямые; и "больной, слабый" – как переносные (21, 271).

14) Говоры Алтайского края включают в себя богатейшие запасы фразеологического материала, различного и по структуре, и по использованию, и по эмоциональной насыщенности.

1.5 Характеристика и особенности говоров Центральной России

Как свидетельствуют данные лингвистических исследований, говоры Центральной России относятся в большей мере к южновеликорусскому наречию и к переходным, среднерусским говорам. В данном наречии находится и рязанская группа говоров, которая включает в себя говоры юго-запада Рязанской области.

Среди основных особенностей диалектологи отмечают следующие основные приметы:

1) Сильное, а также диссимилятивное яканье. Суть первого из них состоит в том, что звук [а] с предшествующей мягкостью произносится в первом предударном слоге независимо от качества гласного под ударением.

2) Согласный звук [в] обычно сохраняется как губно-зубной, при оглушении переходящий в звук [ф].

3) Твердое цоканье, которое постоянно сменяется различением звуков [ц] и [ц']. Кроме того, на месте [ц'], заменяющего [ч'] литературного языка может быть любой сходный звук, т.е. шепелявое [ц''], [ц', ч'], иногда [ч'].

4) Фрикативный звук [j] с оглушением в [x]; [к] по-прежнему остается непарным по глухости – звонкости согласным.

5) Парные звонкие согласные в конце слова и перед губными согласными обычно не оглушаются. Не оглушаются согласный [б], употребляющийся в соответствии с частицей бы: гаро[д], бума[ж]ка, пришли[б], забрали[б].

6) Наибольшей пестротой в реализации согласных перед глухими отличаются приставки и предлоги. Конечный согласный приставок, оканчивающихся на -з, всегда ассимилируются перед глухими: иссохла, расквасила, распек, васкрес, беспутый.

В предлоге-приставке из начальный гласный может отпадать, что ведет к одинаковому произношению с и из и их смешению: с Рязани, згнав, з девкой, з вами, з вайны, злазив. Отмечено параллельное употребление з(с) и из: знов – изнов, звим – извим.

В результате смешения этих предлогов появляются фонетические омонимы: знасила – износила, сносила. Смешение употребления этих предлогов очень устойчивая диалектная черта.

7) Смешение среднего рода с женским. Прежде всего это сближение происходит у существительных с безударным окончанием, что проявляется только в согласовании: большая стадо, одна окошко, какая-то болото. Затем отмечается такое же согласование при ударяемости конечного гласного: большая окно, купил кислую молоко, всю село. Наконец, появились новые падежные формы существительных: всю лету, какую-то изделию, сходи за мылой.

8) Представляет собой своеобразие склонение существительных в говорах Центральной России. По наблюдениям исследователей, местная система окончаний существительных первого склонения не совпадает с литературной формой. Предложные формы существительного с основами на твердый согласный Р.п. имеют окончание -е, формы Д.п. и П.п., наряду с окончанием -е, могут иметь окончание -ы, -и. Например: Р.п. – для сястре, Д.-П.п. – о сястри, к Шуры.

Основное отличие местной диалектной системы второго склонения существительного от литературной заключается в не равной распространенности окончания -у в Р.п. и П.п. Окончание -у гораздо продуктивнее: употребление его не ограничено, все существительные могут иметь окончание -у. Например: на рынку, при концу, в дому, в ящичку, в сараю. Это касается также существительных м.р. одушевленных: при отцу, при сыну; и существительных ср.р.: в платью, на солнцу, на окну. Такая продуктивность окончания -у(-ю) в П.п. придает речи ярко выраженный диалектный характер.

Отличие третьего склонения состоит и том, что некоторые, часто встречающиеся слова целиком перешли в 3-ий тип склонения: свинья грязю найдет.

Во множественном числе различия падежных окончаний диалектных форм от литературных обнаруживается в И.п. и Р.п. Основное отклонение диалектного оформления И.п. мн.ч. идет от линий 2-го и 3-го склонения. Окончание -ы, -и получили более широкое распространение за счет окончания -а. Например, в говорах Центральной России говорят: береги, боки, вечеры, глазы, городы, домы, лесы, луги, погрябы, поясы, сёлы, яйцы; а также повсеместно произносят: браты, сыны.

Известно, что в южновеликорусском наречии произошел частичный переход слов ср.р. в ж.р. Поскольку формы существительных И.п. мн.ч. ж.р. оканчиваются на -ы, -и, то носители изучаемых говоров и слова среднего рода, осознаваемые ими как слова женского рода, также стремятся произнести с окончанием -ы, -и.

Кроме того, в говорах Центральной России отмечается огромная тенденция – оформлять И.п. мн.ч. существительных 3-го склонения посредством окончания -а, -я: должностя, крепостя, лошадя, площадя, скатертя, матеря, дочеря, страстя.

9) Своеобразие форм прилагательных состоит в употреблении окончания -ый в И.п. ед.ч. под ударением: злый, косый, больный, чужий, худый, молодый, пустый, золотый.

В Д. и П.п. в безударном и ударном предложениях отмечается как господствующая форма с окончанием -ым: у чужим кармане, у большим сарае, в прошлым году, по живым человеку, в худым доме, в сухим песку.

В И.п. мн.ч. имена прилагательные всех трех родов могут иметь окончания -ыя, -ия: молодыя люди, старыя вороты, худыя коровы, блискучыя бусы, сырыя дровы.

10) Лексика Центральной России, по наблюдениям исследователей, богата словами, отражающими своеобразие природных условий той или иной местности, особенности хозяйственной жизни и быта населения. Она детализирована, особенно в той части, которая относится к ведущей отрасли хозяйства. Так, в рязанских говорах отмечаются слова обожать в значении "уважать, ценить"; аккуратный в значении "статный, ладный" и т.д.

Итак, говорам Алтайского края, входящим в состав северновеликорусского наречия, присущи основные черты данного наречия. По наличию языковых средств эти говоры прямо противоположны говорам Центральной России, которые вмещают в себя основные языковые черты южновеликорусского наречия. Совершенно естественно, что в отдельных случаях эти говоры могут пересекаться и нейтрализоваться. Особенно это проявляется на уровне лексики. Это ведет к тому, что ряд слов, отмеченных в одном говоре, приобретают значения или оттенки значений соответствующих слов другого говора, в результате чего слова приобретают иные смысловые оттенки, а в ряде случаев иную стилистическую маркированность.

1.6 Типы диалектизмов в составе говора

В составе любого говора присутствуют следующие типы диалектизмов.

§ 1. Особенности лексических диалектизмов

Л.А.Шевченко относит к лексическим диалектизмам слова, отличающиеся от литературных рядом характерных признаков, среди которых она выделяет:

а) иной звуковой комплекс при одинаковом звучании;

б) иная семантика при одинаковом звучании;

в) отсутствие параллелей в лексике литературного языка (23, 186).

Исследователи определяют лексические диалектизмы как собственно лексические. Основное их отличие от соответствующих слов литературного языка, обозначающих те же реалии, они видят в корневом различии. Например: серники – спички, глоба – тропинка, студено – холодно.

§ 2. Особенности фонетических диалектизмов

Этот тип диалектных слов отличается от литературных одним или несколькими звуками. Это слова с нерегулярными фонетическими изменениями, наблюдающимися в отдельных лексемах, но не обусловленные звуковой системой данного говора в целом. Например: мтичка – птичка, коряка – коряга, ланпа – лампа.

Следует отметить, что при рассмотрении отражения говора в языке писателя мы учитываем и фонетические черты, отличающиеся определенными закономерностями. Например: сястра, водой, снех. Однако к фонетическим диалектизмам мы их не относим (сравните спорные позиции, которые существуют в лингвистике относительно фонетических диалектизмов). Таким образом, звуковое своеобразие в том или ином слове должно носить лексикологический характер. Только в этом случае данное слово, с нашей точки зрения, будет являться фонетическим диалектизмом.

§ 3.Особенности словообразовательных диалектизмов

В данную группу слов включаются диалектные слова, синонимичные литературным, но отличающиеся от них определенными аффиксальными словообразующимися морфемами. Например: упредить – предупредить, сничтожить – уничтожить, забижать – обижать, зачинаться – начинаться, сполнять – исполнять, сымать – снимать, богачество – богатство.

§ 4. Сущность этнографических диалектизмов

Данной группой объединены слова, называющие предметы, характерные для быта, хозяйства данной местности. Если какой-то предмет, какая-то вещь встречается только на территории распространения данного диалекта, то название этой вещи и будет являться этнографическим диалектизмом. Таким образом, это местное название местной вещи. Именно поэтому этнографический диалектизм не может быть переведен на литературный язык в большинстве случаев. Его нельзя без ущерба для смысла заменить каким-то соответствующим литературным синонимом. Так, в некоторых южнорусских областях носят панёвы. Панева – это разновидность юбки; она шьется из нескольких полотнищ яркой ткани. На севере панев не носят, а там, где их носят, они называются именно так.

§ 5. Особенности семантических диалектизмов

К семантическим диалектизмам относятся слова, обладающие диалектным значением, но соответствующие общелитературным словам. Таким образом, если в говоре общелитературное слово употреблено в значении, не свойственном литературному языку, то это местное значение слова, которое представляет собой семантический (смысловой) диалектизм. Например: угадать – в значении "узнать кого-то в лицо"; ученик – в значении "учитель", пахать – в значении "подметать пол". Эта группа диалектизмов, как правило, в художественных произведениях не используется с целью избежать смыслового заблуждения читателя.

§ 6. Фразеологические диалектизмы

В данную группу диалектной лексики включаются диалектные устойчивые сочетания, имеющие смысловые параллели в литературном языке или не имеющие их. Л.А.Шевченко приводит следующие примеры фразеологических диалектизмов: зол к работе – "трудолюбивый"; остаться на корни – "при разделе остаться жить в отцовском доме"; белая изба – "изба, в которой печь имеет трубу"; балы точить – "балагурить"; биться по рукам – "договориться"; убирать запятки – "уносить ноги" (23, 191).

§ 7. Исследование способов введения диалектизмов в художественном тексте

Настоящий художник слова, тонко чувствующий народную речь и умело использующий ее в своих произведениях, всегда заботится об "уместности" и "понятности" используемой им диалектной лексики или другого диалектного явления. С этой целью диалектные единицы вводятся в художественный текст разными способами. Среди них исследователи отмечают следующие:

а) прямое толкование диалектного слова в сносках или скобках;

б) разъяснение диалектного слова в авторском тексте;

в) концептуальное раскрытие значения диалектизма в пределах предложения или абзаца;

г) толкование диалектизмов в прилагательных к художественному тексту словариках.

Согласно данным исследователей, как наиболее распространенный способ введения в текст диалектного слова ими на фонетическом и грамматическом уровнях диалектного явления наблюдается контекстуальный способ. В этом случае диалектизм является органической, неотъемлемой частью произведения; объяснения не отвлекают, на наш взгляд, внимание читателя от содержания произведения.

Классическим примером умелого разъяснения диалектизма в авторском тексте или в диалоге являются рассказы И.С.Тургенева. Например, в рассказе "Касьян с Красивой Мечи" встречаем: "…неудача, или как говорят у нас, незадача моя продолжалась" (см. рассказ).

Менее распространенным способом введения диалектных слов в ткань художественного произведения является прямое толкование, данное в скобках или в сносках. Так, в рассказе И.С.Тургенева "Хорь и Калиныч" находим: "В Орловской губернии последние леса и площадя исчезнут лет через пять, а болот и в помине нет". Пояснение автор дает в сноске: "Площадями" называются в Орловской губернии большие сплошные массы кустов" (см. рассказ).

Толкование диалектизмов в прилагаемых словариках практически не используется.

Таким образом, диалектизм рассматривается нами на уровне лексики. Различается несколько типов диалектизмов в зависимости от отношения диалектного слова к литературному языку: отличается ли оно отдельным звуком, аффиксом, корневой морфемой, всем звуковым комплексом или по своей семантике. Особо выделяются в каждом говоре собственно лексические диалектизмы, которые подразделяются на тематические группы. Использование их в художественном произведении связано с определенными трудностями: для введения их в текст и толкования писатель применяет разные способы и приемы.


Выводы по I главе

1. В произведениях современной и классической прозы последовательно отражается диалектное членение русского языка в соответствии сродным говором писателя.

2. В произведениях В.Шукшина и К.Паустовского отображаются события той земли, которая их вырастила: для В.Шукшина – это Алтайский край, для К.Паустовского – территория Центральной России.

3. Говоры Алтайского края включают в свой состав основные черты северновеликорусского наречия, характеризуясь выпадением интервокального [j], специфическими морфологическими формами, лексическим своеобразием.

4. Говоры Центральной России имеют основные черты южновеликорусского наречия, характеризуясь яканьем, смешением родовых различий существительных, своеобразной системой их склонения, лексическим составом.

5. Рассматриваемые говоры включают в свой состав все типы диалектизмов и различаются прежде всего собственно лексическими диалектизмами.

6. Для введения собственно лексических диалектизмов в художественный текст используются разные способы и приемы.

7. Диалектные элементы используются в художественном произведении с целью придать ему местный колорит.

 


Глава II. Исследования отражениея родного говора в прозе современных писателей

 

2.1 Исследование особенностей диалектизмов в прозе В.Шукшина в их соотношении с родным говором

Трудности в передаче звучащей речи на письме не позволяют писателю, как правило, передать весь ее колорит. В.М.Шукшин и не ставит перед собой такой задачи. Однако в его рассказах некоторые фонетические черты родного говора все же прослеживаются. Думается, употребление глаголов плотют, ростили в такой именно форме можно считать отголоском оканья, характерного для говоров Алтайского края. Например: И сколько плотют за такую работу? (Обида); Алименты свои плотит и довольный, а тут рости, как знаешь… (Вянет, пропадает); Для тебя мы ее ростили, чтоб ты руки распускал?! (Жена мужа в Париж провожала).

Из фонетических особенностей следует указать на передачу фонемы <ф> как звуков [к], [и]: Возьми да постели куфайку хоть, руки-то не отсохнут (Петька Краснов рассказывает); Вон в углу кошма лежит, ты ее под себя, а куфайку-то под голову сверни (Охота жить); Гляди-ко, наездили: раз в год приедут, так она из-за этого иконку в шкап запятила (Калина красная); Им место не в шкапчике, а на стенке (Там же).

Известно, что реализация фонемы <ф> в звуках [к], [и] и звукосочетании [хв] является закономерной фонетической чертой ряда говоров, что и наблюдается при передаче этой черты в данных рассказах В.Шукшина.

Не менее распространенной фонетической чертой говоров Алтайского края является реализация фонемы <х> в звуке [к], что передается и в исследуемых текстах. Отметим следующие примеры: Она бабочка-то ничё, с карактером (Жена мужа в Париж провожала); Потом схожу в контору – тоже возьму карактеристику (Материнское сердце).

Характерное для разговорной речи, в том числе и диалектной, упрощение групп согласных проявляется в слове тогда: Тада, говорит нам, и перед своими совестно не будет (Материнское сердце).

Характерным для говоров Алтайского края является передача щ в звучащей речи как [ш] твердый, долгий звук. Это явление наблюдаем в рассказах В.Шукшина: Ты, Егорка, поплывешь в остров за чашшой (Любавины); Я пошел их шшолкать (Чужие); Разинул рот-то. Шшенок (Гена Пройдисвет).

Другие фонетические закономерности, характерные для говоров Алтайского края, в текстах произведений В.Шукшина нами не зафиксированы.

Более обширно передает в своих рассказах В.Шукшин грамматическое своеобразие родного края. Прежде всего отмечаем особенности в реализации родовых различий существительных. Так, наблюдается тенденция в разрушении среднего рода. Вместо среднего рода в отражаемом говоре отмечается женский род, что проявляется в согласовании с прилагательным или глаголом в прошедшем времени. В текстах рассказов находим следующие примеры: Любая животная любит ласку, а человек – тем более (Письмо); Эх, учили вас, учили, государство деньги на вас тратила (Раскас).

Существительные литературного мужского рода при употреблении в диалектной речи может не измениться, но получить морфологическое оформление в виде окончания женского рода -а: Как тигра бегал (Чужие). О принадлежности данного существительного к мужскому роду говорит согласуемый с ним глагол в мужском роде.

Существительные с суффиксом -ушк – оформляются как слова среднего рода, несмотря на то, что производящие слова являются словами мужского рода. На это указывает окончание -о в производном одушевленном существительном: Вот уже упрямый народишко (Алеша Бесконвойный).

О том, что категория собирательности в диалектной речи развита больше, чем в литературном языке, свидетельствуют собирательные существительные типа холостёжь, образованные по модели литературного слова молодёжь, а также почти совсем утраченные литературным языком существительные с суффиксом -j- (окончанием -о) типа мужичьё. Эти существительные также используются В.Шукшиным: Женатые-то дома, на ремонте, а холостёжь – вроде меня – на кубы (Ваня, как ты здесь?); А там – мужичьё: послушают, послушают, а ночью все равно тайком утянутся (Я пришел дать вам волю).

Несклоняемые существительные в говорах приобретают формы склонения: Я с войны пришел, она тут продавцом в сельпе работала (Страдания молодого Ваганова), а существительные на -мя утрачивают наращение -ен, что также отмечаем в текстах произведений: К такому имю надо фамилию подходящую (Миль пардон, мадам); Ты с ней намучаешься, пока ее разберешь да выкинешь – время-то сколько надо (Калина красная); Корову надо по вымю выбирать (Там же).

Как видим, в результате утраты наращения склонение этих существительных соответствует основному типу второго склонения.

В результате видоизменения отдельные существительные могут переходить в говорах в разряд другого склонения и приобретать другую парадигму. Так, слово церковь имеет морфологическое оформление в говорах путем окончания -а: церква. Отсюда и падежные окончания I спряжения. В рассказах В.Шукшина имеются следующие примеры: Церква-то освободилась теперь (Мастер); Ты знаешь талицкую церкву? (Там же); Атомный век, понимаешь, они хватились церкву жалеть (Крепкий мужик).

Те же самые преобразования отмечаем и у других существительных III типа склонения. Например: Теперь примем все сполна, бог с ей, с жизней (Я пришел дать вам волю); Дурную ты мыслю посоветовала мне (Там же); Боря матерю с отцом разогнал (Боря); Мы тоже когда-то жили у отца с матерей (Письмо); Мы, скажи, матерю скорей забу… (Я пришел дать вам волю).

Как уже отмечалось, в говорах Алтайского края более широко, чем в литературном языке, представлено окончание -у в родительном и предложном падежах, что видно и на материале анализируемых произведений. Вот некоторые примеры: У меня пятнадцать лет трудового стажу (Мой зять украл машину дров); До району от нас девяносто верст (Охота жить); Мы вот тут. Нам что? Нам в уголку (Микроскоп); А положили тебя с краешку, возле Дадовны (Горе).

В предложном падеже единственного числа существительные III склонения приобретают в говорах окончание -е в соответствии с литературным -и: Матери не говори пока, что мы у меня в крове их видели (Микроскоп); С бабой в постеле я ишо, можеть, поговорю (Я пришел дать вам волю).

В этом случае ударение падает на окончание существительных.

Для существительных III склонения также отмечается своеобразие в формах творительного падежа: Катя, доченька, видела я этой ночий худой сон (Письмо).

Во множественном числе в именительном падеже в говорах более распространенным является окончание -ы (-и), которое употребляется, вытесняя окончание -а. Это представлено и в текстах рассказов В.Шукшина: Я пригляделся, а это не яички, а цыпляты живые, маленькие (Горе); Вам чего, ребяты? (Любавины); Пойдешь так ты в златы вороты (Там же).

Существительные на -анин (-янин), которые в литературном языке имеют окончание -е, в диалектах приобретают окончание -ы (-и); Заразы. Мещаны (Жена мужа в Париж провожала). По этому же образцу имеем форму цыганы: Уж на что цыганы – у нас их полно – и то не зайдут (Выбираю деревню на жительство).

В случае, если множественное число существительных приобретает значение собирательности, то, наоборот, употребляется флексия -а в соответствии с литературной флексией -ы. При этом употребление флексии -а отмечается у существительных, осложненных суффиксом -j: Другие, посмотришь, гладкие приедут, как боровья (Светлые души); Детишки играют, волосья дерут (Печки-лавочки).

Этот же суффикс -j осложняет и формы косвенных падежей: Самый натуральный поп – с волосьями (Верую).

В родительном падеже множественного числа в говорах исследуемого региона наиболее продуктивным оказывается окончание -ов, -ев: Таких возбудителев-то знаешь куда девают? (Волки); А у нас ведь как: живут рядом, никаких условиев особых нету (Наказ); У меня возражениев нету (Любавины); Где же мне набраться таких убеждениев? (На кладбище); Надо нам с тобой соединиться против притеснителев (Я пришел дать вам волю).

В отношении прилагательных отметим смешение твердого и мягкого вариантов окончаний, наблюдаемое в слове здешный: - Вы здешний, дедушка? – Здешный (Солнце, старик и девушка).

Как видим, приведенный отрывок диалога между девушкой и стариком свидетельствует о том, что употребление твердого варианта окончания в соответствии с литературным мягким – типичная черта местного говора. Ведь приезжая девушка употребляет это прилагательное в соответствии с литературным языком. Так автор с помощью данного стилистического приема показывает речевой колорит изображаемой местности. Другой пример: А этто вчерашной ночью здремнул маленько (Горе).

Следует отметить, что характерные формы полных прилагательных с выпадением j и последующим стяжением в наших материалах не зафиксированы.

Как показывает собранный материал, говоры Алтайского края отличаются многообразием форм сравнительной степени прилагательных, своеобразной в отношении к литературному языку. Так, прилагательные, образующие сравнительную степень с помощью приставки по-, имеют суффикс -ее в соответствии с литературным -е: Я смотрю туда, а там место-то похужее, победней (Любавины); Да и теперь не знаешь – у тебя песня-то поболе моей (Мой зять украл машину дров).

Заметим попутно, что это же различие между литературной и диалектной формами отмечается у наречий и у слов категории состояния: Иди засыпь овса Монголке. Поболе (Любавины); Ты ее, Егор, не обижай, она у нас – последыш, а последыша жальчее всего (Калина красная).

Среди особенностей форм местоимений, по данным наших материалов, в говоре наблюдается форма ихний (ихный) в соответствии с литературной формой притяжательного местоимения их. Эта черта, как известно, получила распространение во всех говорах и является также неотъемлемой чертой просторечия. Приведем следующий иллюстративный материал: Так и телевизор ихний: все вроде как подглядываешь (Критики); Но прошло много-много лет, все забылось, давно шумела другая жизнь, кричала на земле другая – не ихняя – любовь (Бессовестные); Петро ихний пьяный на каменку свалился (Калина Красная); Взял бы кол хороший, пошел бы в клуб ихный – да колом бы, колом бы всех подряд (Беседы при ясной луне).

Краткая форма местоимения ты, характерная для северновеликорусского наречия, отмечается для косвенных падежей: Ну, танцуют, я те скажу (Петька Краснов рассказывает); Вот те и доля – ты говоришь, - продолжал Никитыч (Охота жить); Но ты все-таки полегче, Павел, ну тя к шутам (Живет такой парень); Нет, Нинка, я те серьезно говорю (Калина красная).

Примечательно, что в текстах произведений В.Шукшина нашла отражение форма вопросительно-относительного местоимения чё (чо) и образования от нее: Она бабочка-то ничё, с карактером (Жена мужа в Париж провожала); Старик…а, не приведи господи, правда помрешь, чо я одна делать стану? (Как помирал старик). Данная черта является наиболее своеобразным элементом именно данного говора.

Среди особенностей в употреблении местоимений отметим также предложно-падежную форму личного местоимения она без согласного н: Теперь примем все сполна, бог с ей, с жизней (Я пришел дать вам волю).

Не оставил без внимания автор и такую характерную для северновеликорусского наречия черту в формах глагола настоящего и простого будущего времени, как выпадение интервокального j в позиции между основой и окончанием. О том, что это явление и говоров Алтайского края, свидетельствуют данные речи жителей города Алматы – носителей просторечия. В речи переселенцев из Алтая отмечаем данное явление. Приведем следующий иллюстративный материал из рассказов В.Шукшина: Да сосед наш, господи… Шофером в сельпо работат (Страдания молодого Ваганова); Вот она и успеват – ездит, жена-то его; там огород содярживат и здесь, - жадничат, в основном (Там же); Надо сажать, Георгий Константиныч, ничего не сделашь (Там же).

Глаголы с основой на задненебные согласные г или к, имеющие в литературном языке чередования соответственно с согласными ж и ч при образовании форм настоящего и простого будущего времени, в говорах могут такого чередования не иметь, что обнаруживается и при анализе рассказов В.Шукшина. Например: Мамаша, кто же так оладьи пекет! (На кладбище); С нас и вода и кровь текет (Наказ); А то ведь не берегетесь нисколько (Петька Краснов рассказывает).

Достаточно распространенным явлением в говорах Алтая, исходя из текстовых данных, является глагольная форма будущего времени, представленная глаголом стать в личной форме и инфинитивном основного глагола. При этом глагол стать является семантически нейтральным и не вносит дополнительного лексического значения в конструкцию, а только передает грамматическое значение будущего времени: Старик…а, не приведи господи, правда помрешь, чо я одна делать стану? (Как помирал старик); Да ты что? Как же я врать стану? (Ваньку Тепляшин); Кто же нам теперь верить станет! (Я пришел дать вам волю); Што я тут без ружья делать стану? (Там же).

Формы повелительного наклонения глаголов могут иметь нулевое окончание, отличное от литературного окончания -и, что показывают следующие примеры: Подь ты к лешему (Упорный); Ты мне ее покажь… Покажь, ладно? (Я пришел дать вам волю); Выдь с куреня! (Там же); Ты мои шары не трожь (В воскресенье мать-старушка).

Для глагола бежать отмечается характерное для говоров отсутствие чередования согласных г//ж при образовании формы повелительного наклонения. Бежи, сейчас рванет! Бежи, дура толстая (Гринька Малютин).

Примечательно, что для возвратных глаголов характерен постфикс -си, что тоже наблюдается в наших материалах, как правило, в формах глагола повелительного наклонения: Ну, ну… И радуйси, пока молодой (Упорный). Однако возможна и в форме 2-го лица единственного числа: Ты со своим носом впереди шила везде просунисси (Я пришел дать вам волю); Седеть-то начал, а все не образумисси, все как кобель молодой (Там же); Чего не здороваисси? (Там же).

Среди особенностей в образовании инфинитива глагола следует указать суффикс -ть для ряда глаголов, соответствующий литературному -ти; усложнение форм инфинитива с суффиксом -ти еще одним суффиксом -ть; а также употребление форм инфинитива типа пекчи, о чем говорилось в предыдущей главе как о характерных чертах говоров Алтайского края. Приведем следующие примеры из рассказов В.Шукшина: К мужичкам явиться надо, радость им везть (Я пришел дать вам волю); Везить к вере все войско (Там же); Да она набралась смелости и давай меня учить, как оладушки пекчи (На кладбище); Туда Васька Ус посулился прийтить (Я пришел дать вам волю); Не возьму, для чего к им иттить (Там же).

Из причастий отмечаем формы страдательного залога прошедшего времени с суффиксом -т, которые в литературном языке имеют суффикс -н: Атаман, пожалей ранетого (Я пришел дать вам волю). В данном случае мы имеем дело с последующей субстантивацией, когда причастие становится сначала прилагательным, а затем существительным.

Повсеместно распространенные своеобразные формы страдательных причастий прошедшего времени от глаголов дать, брать, взять типа даденый, брадена, взяден отмечаем и в рассказах В.Шукшина как один из грамматических элементов описываемого говора: Только не нам это решать дадено, вот беда (На кладбище).

В текстах произведений В.Шукшина отмечаются самые разнообразные формы деепричастий. В частности это деепричастия с суффиксом -учи (-ючи): А то потом не оберешься… Тебя жалеючи говорю (ср. лит. жалея – несов. в.) (Волки); Баев, сидючи в конторах, не тратил силы (ср. лит. сидя – несов. в.) (Беседы при ясной луне); И чтоб вы, домой идучи, нигде никаких людей с собой не подговорили (ср. лит. идя – несов. в.) (Я пришел дать вам волю). Как видим, данный суффикс образует деепричастия несовершенного вида. Деепричастия же совершенного вида в нашем случае представлены суффиксом -мши: А за рулем, меня никто ни разу выпимши не видел и никогда не увидит (Раскас); Да выпил он, должно, он дурной выпимши (Материнское сердце).

Приведенные примеры показывают также, что суффикс -мши присоединяется только к глагольной основе слова выпить, следовательно, приобретает лексиколизованный характер. Деепричастие от данного глагола, равно как и от других глаголов совершенного вида, может быть образовано и путем присоединения суффикса -вши: Я по дурости… выпивши был, - признался он (Бессовестные); Молчит, как в рот воды набравши (Генерал Малафейкин).

Из синтаксических черт укажем прежде всего на постфикс -то, употребление которого также связано с северновеликорусским наречием и, в частности, с говорами Алтая и Сибири. В.Шукшин достаточно часто использует эту особенность в речи персонажей: Во звонарь-то! (Генерал Малафейкин); Она бабочка-то ничё, с карактером (Жена мужа в Париж провожала); …а куфайку-то под голову сверни (Охота жить); Церковь-то освободилась теперь (Мастер); Разинул рот-то. Шшенок (Гена Проидисвет); …время-то сколько надо (Калина красная).

Особо следует подчеркнуть, что отмечаемые диалектные особенности характерны в произведениях В.Шукшина прежде всего для речи персонажей. Это и понятно: автор подчеркивает малограмотность своих героев, отмечая при этом колорит речи героев и данной местности; в авторской же речи фонетические и грамматические черты говора ему кажутся недопустимыми, и это справедливо.

Иная картина наблюдается при введении в текст произведений разного рода диалектной лексики (диалектизмов). Они отмечаются не только в речи персонажей, но и в авторской речи. Согласно нашим материалам, в произведениях В.Шукшина встречаются все типы диалектизмов. Прежде всего это фонетические диалектизмы. К ним можно отнести слово аржаной: Вань, ты бы сейчас аржаных лепешек поел (Дамские зимние вечера).

В текстах произведений В.Шукшина встречаются также словообразовательные диалектизмы. К ним можно отнести глаголы здремнуть в соответствии с литературным вздремнуть: А этто вчерашней ночью здремнул маленько (Горе); уревновать (ср. литературное с приставкой при): Да и вы коситесь – уревновали, дураки (Я пришел дать вам волю); заспать (ср. литературное заснуть): Петька с удивлением и горечью постигал, что теперь – ночь. Заспал? (Беседы при ясной луне).

К словообразовательным диалектизмам, на наш взгляд, можно отнести и глаголы с суффиксами -ыва, -ива, -ва со значением многократного действия: В царя игрывал – садись: всех выше теперь будешь (Я пришел дать вам волю); Небось, заморское пивывал (Там же).

Как видим, данные типы диалектизмов отмечаются также в речи персонажей рассказов В.Шукшина. То же можно сказать относительно семантических диалектизмов. Так, слово решить в литературном языке означает "после обдумывания прийти к какому-либо выводу, заключению" и имеет целый ряд других значений, в диалектической же речи это слово имеет значение "убить" (МАС, III, 715). Вот пример употребления данного глагола в диалектном значении: Егорка Любавин бабу свою решил (Любавины). Слово звонарь имеет значение в литературном языке "церковный служитель, звонящий в колокола", в диалектном языке и в просторечном употреблении – "болтун, сплетник", что отмечается с пометой просторечное в МАСе (I, 602). В последнем значении имеем данное слово в рассказе "Генерал Малафейкин": Звонарь, - он негромко сам себе. – Дача у него, видите ли… Во звонарь-то!

Наибольшую группу диалектизмов в рассказах В.Шукшина составляют собственно лексические диалектизмы. Из извлеченных нами лексических диалектизмов обращают на себя внимание следующие: вечерять – с пометой областное дается в словаре как "ужинать" (МАС, I, 159): Клавдия и девочки вечеряли (Сапожки); курыжак – в словаре представлено в значении "иней" (Вл.Даль, II, 221) с пометой северное. На стенах курыжак в ладонь толщиной, промозглый запах застоялого дома (Охота жить); пимы – валенки (МАС, III, 123): Старик, кряхтя, слез с печки, надел пимы, полушубок, взял нож и вышел в сенцы (Космос, нервная система и шмат сала); каменка – в значении вообще печь – арханг, банная печь – сибирское (Вл.Даль, II, 81): Петро ихний… пьяный на каменку свалился (Калина красная).

Кроме того, в рассказах В.Шукшина отмечаются этногеографические диалектизмы. Так, слово шанежки, присущее только Сибири и Алтаю, означает "ватрушки из пресного теста".

Вот пример контекстного употребления данного диалектизма: Виделось, как мать-старушка подошла к воротам тюрьмы, а в узелке у нее – передачка: сальца кусочек, шанежки, соль в тряпочке… (В воскресенье мать-старушка). С пометой сибирское представлено в словаре слово чалдон в значении "коренной житель Сибири", что отмечаем и у Шукшина: Щиблетов не стал дожидаться, пока они своими чалдонскими мозгами сообразят, что ответить, скрипуче повернулся, кашлянул в кулак и пошел в машину (Ораторский прием) (Значение см. в МАСе, IV, 652). Из контекста вытекает в данном случае "недалекий, глупый человек". Однако в таком значении это прилагательное в словарях не зафиксировано. Слово туесок отмечаем в следующем контексте: Кадки, кадушки, бочонки, туески – целый склад (Космос, нервная система и шмат сала). Согласно данным МАСа, туес – круглый берестяный короб с тугой крышкой для хранения и переноса меда, икры, ягод (МАС, IV, 424).

С пометой алтайское отмечаем фразеологический диалектизм скатать шлык, что значит "отодрать за волосы, взбить их на голове шапкой": Пойду Маньке шлык скатаю (Суд).

Как видим, способ, которым пользуется автор при введении диалектизмов, контекстуальный. Других способов введения диалектизмов в текст нами не отмечено.

Таким образом, диалектные элементы, используемые В.Шукшиным в своих произведениях, принадлежат главным образом к говорам Алтайского края и Сибири. Общими для всех говоров свойствами, не связанными только с северновеликорусским наречием, является передача фонемы <ф> как звуков [к], [и] или звукосочетания [хв]; смешение родовых различий существительных; употребление притяжательного местоимения ихний, своеобразные формы причастий и деепричастий.

2.2 Исследование особенностей диалектных элементы родного говора у К.Паустовского

К.Паустовский не случайно считается мастером слова. В его произведениях много описаний природы, рассуждений. Это отражается на стилистической манере писателя, на тех языковых средствах, которые он использует. Думается, с этим связано и незначительное число диалектных элементов фонетического и грамматического характера, которые он использует в речи своих героев.

Как показывают проведенные нами исследования, фонетические и грамматические черты, отраженные К.Паустовским в речи героев, связаны с южновеликорусским наречием, с его рязанским говором.

На фонетическом уровне следует отметить отражение яканья: тялуш (Последний черт); нарушение в чередовании согласных по сравнению с литературным языком; слухай (в нескольких рассказах); не пужайся (Мещорская сторона); пущай (Последний черт). Элементы яканья отражены также в следующих репликах: - Да не курослеп это, а медуница; Мядуница! – даже с некоторым восхищением повторил мальчик (Золотая роза); Трявога, трявога! – сердито сказала девочка с хрипловатым голосом (Золотая роза).

На грамматическом уровне обращает на себя внимание смешение родов. Так, в текстах отмечаем употребление женского рода вместо мужского с соответствующим морфологическим оформлением: музея – Летошний год гоняли меня в музею (Мещорская сторона). Употребление того же рода существительного, но с другим окончанием: жизня – Вот она какая, жизня наша (Там же). В женском роде с соответствующим морфологическим оформлением употреблено слово путя: На Прорву подались, верьте мне, бабочки! – крикнула высокая и худая вдова, прозванная Грушей-пророчицей. – Другой пути у них нету, у горемычных моих! (Золотой линь).

Кроме того, отмечаются некоторые особенности в употреблении окончаний существительных и прилагательных. Как и для говоров Алтайского края, для рязанских говоров более употребительным является окончание -у в родительном и предложном падежах единственного числа: для музею надо бы взять живьем (Мещорская сторона); наблюдается смешение твердого и мягкого вариантов окончаний: Насилу мужики ценами меня от нее отбили (Последний черт); окончание -ай у прилагательного именительного падежа единственного числа мужского рода: ягод, милай, нынче нетути даже на Глухом озере (Последний черт).

Как и в случае отражения говора Алтайского края, для отражения специфики рязанского говора используется местоимение ихний: Может, ихнее это дело корейки не стоит (Мещорская сторона); наблюдается отсутствие согласного н после приставок у личных местоимений: Ребят по ём будут учить (Там же).

В единичном случае отмечается выпадение интервокального (в окончаниях прилагательных с последующим стяжением окончания в один гласный: Совецко правительство тоже за это по головке не побалует (Последний черт); а также типичная для южновеликорусского наречия черта – мягкий согласный [т'] в окончаниях глаголов 3 лица единственного и множественного числа: я лежу, кричу в голос, а она меня рветь, она меня терзаеть (Там же). Широко представленный во многих говорах южновеликорусского наречия постфикс -си также отмечаем в анализируемых произведениях: Я обстрекалси-и-и! – вдруг опять густо заревел мальчик (Золотая роза).

Очень часто используется в речи персонажей и повсеместно распространенная форма страдательного причастия даденый: А за что им такие леса были дадены, дедушка? – спросила девочка (Мещорская сторона).

Также в речи персонажей рассказов К.Паустовского отмечаются своеобразные наречия, союзы, характерные для говоров Центральной России: покуль, одкуль (21, 179), например: Одкуль? – спросила девочка (Мещорская сторона); Она сидит, покуль я приду (Там же).

Среди синтаксических черт следует указать на беспредложное употребление формы существительного в соответствии с литературной предложной конструкцией на + В.п. существительного: дойдешь до Прорвы и вали, милый, край Прорвы вали, не сумлевайся (Там же). О том, что данная конструкция специфична для рязанских говоров, свидетельствует использование подобной конструкции в поэзии С.Есенина – уроженца Рязанского края: Я хочу рассказать тебе поле (ср. лит. рассказать о поле).

Свойственное говорам южновеликорусского наречия повторное употребление предлога в словосочетании с определительным значением также отмечаем у К.Паустовского. Воспользуемся для иллюстрации той же репликой: вали, не сумлевайся до самой до горелой ивы (Там же).

Таким образом, звучащая речь и грамматические элементы, свойственные рязанскому говору, используются К.Паустовским лишь спорадически. В большей мере колорит данной местности отражается писателем при употреблении разных типов диалектизмов – местных слов.

Местное слово живет как в речи героев, так и в авторских рассуждениях. Известно, что диалектизмами Рязанской области много занимался Владимир Даль. По наблюдениям А.А.Никольского, "более широко представлена диалектная лексика рязанских говоров в словаре Даля. В четырех томах словаря имеется около 800 областных слов Рязанской губернии" (13, 7). Кроме того, актуальным для современности остается Словарь д.Деулино Рязанского края. Таким образом, извлеченная нами диалектная лексика могла быть сопоставлена с данными этих и других словарей.

Прежде всего отметим фонетические диалектизмы в повестях и рассказах К.Паустовского. Они характерны для авторской речи. Чувствуется любовь писателя к мещорской стороне и добрая ирония, ласковая усмешка: Был на днях за Окой, в Новоселках, пил с Фраером пиво в чайной под "пикусами" и доказывал ему, что Лермонтов сильнее Пушкина (Мещорская сторона); Больше всего старики любят поговорить… о водяных еропланах (Там же); Скусная пища (Золотая мень).

С определенной долей осторожности к фонетическим диалектизмам можно отнести звукоподражательные глаголы, к которым прибегает автор в повествовании. Таким семантическим выразительным, ярким диалектизмом является звукоподражательный глагол жундеть: В нагретых травах "жундели" шмели (Мещорская сторона).

Как видим, введенные в авторское повествование фонетические диалектизмы заключены в кавычки с целью выделить их, показать, что они находятся вне системы литературного языка.

Как подчеркивает Т.С.Жбанова, "у рязанцев – особая интонация, особая мелодика: певучесть, некоторая растянутость гласных. Паустовский многократно передает подобное произношение то с помощью контекстуальных синонимов к глаголу "говорить": замела, отвечала нараспев; то графически подчеркивая интонационный рисунок, то вводя в реплики мещерских жителей характерные междометия (9, 46): Учительница наконец решилась и спросила одну из старух, бабку Матрену: - Одинокая, должно быть, была эта старушка? – И-и, мила-ая, - тотчас запела Матрена, -почитай что совсем одино-кая (Телеграмма); …в ответ на упреки бабы отвечали нараспев, пряча глаза: - И-и-и, милай, ягод нынче нетути даже на Глухом озере (Последний черт).

В ряде случаев К.Паустовский прибегает к словообразовательным диалектизмам. Ряд из них отличается приставками от соответствующих литературных: Как ночь, так он весь, до самой макушки как ночнет гореть синим огнем! Как ночнет! (Золотая роза); я совсем слаба стала, ничего почитай и не ела, - говорила она. – Воробей и тот за день больше нащиплет (Стекольный мастер); Запрошлое лето, - сказал он, торопясь и захлебываясь, - тут два писателя тоже рыбу ловили (Вороненское лето).

Примечательно, что в Словаре д.Деулино отличается слово запрошлый в значении "позапрошлый", что свидетельствует о его принадлежности к рязанскому говору.

Среди словообразовательных диалектизмов с особой приставкой отметим также следующие, подавая их в контексте: Об моих портах разговор идет до самой Рязани. Сказывают, даже в газетах печатали (ср. лит. рассказывают) (Последний черт); Вечный спокой (ср. лит. покой) (Стекольный мастер); Он вернулся к Жеку и сказал сердито, утирая картузом лицо (ср. лит. вытирая) (Стекольный мастер); Ну, тмины тоже какие-то советуют потреблять (ср. лит. употреблять) (Там же).

Ряд словообразовательных диалектизмов отличается от соответствующих литературных слов другими аффиксами: Их держать надо слабо-слабо, как воробышка. А нечто вы так можете? А раз не можете – так глядите издаля (Стекольный мастер). Употребив это местное слово, Паустовский использует его в авторской речи. И ребята, сопя и вытирая рукавом носы, смотрели "издаля" на стеклянные игрушки (Там же).

Из приведенных примеров видно, что автор по-разному вводит данный диалектизм в текст. Если в речи персонажа он дается без кавычек и дополнительных разъяснений, то в авторской речи он заковычен, как не свойственный литературному языку, а используемый только с целью придания повествования местного колорита, с целью отразить особенности русского говора Рязанщины. Причем используется данное слово в авторской речи уже после употребления его в речи персонажа, здесь же, в том же тексте. Это еще одно своеобразие стилистической манеры выдающегося мастера слова, которым является К.Паустовский.

Достаточно редко автор прибегает к семантическим диалектизмам. Известное литературному языку слово больно употреблено в следующем контексте: Был он поет хороший, только больно чудной (Мещорская сторона). Согласно Словарю д.Деулино, слово больно имеет значение в говоре "очень, весьма" (7, 62), что вытекает и из приведенного контекста.

Слово цельный, имеющее в литературном языке значение "обладающий единством" (МАС, IV, 639), в говорах обозначает "целый", что отражено в МАСе с пометой просторечное (МАС, IV, 639). Это последнее значение используется Паустовским: Копали его цельный месяц (Мещорская сторона).

В ином значении по сравнению с литературным языком используется слово страсть: В болоте она (кость) валялась. Вроде олень. Роги – с этот вагон. Прямо страсть (Мещорская сторона), имеющее значение "ужас, страх", что отмечают и словари, дающие соответствующие пометы этому значению (МАС, IV, 282).

Слово способнее, судя по используемому контексту, употребляется в значении "удобнее": А это нам способнее было бы (Мещорская сторона); слово товарки – в значении "товарищи, подружки". Как же твоей березе не облететь, когда все ее товарки в лесах облетели? Какими глазищами она весной на них взглянет? (Подарок); слово чисто приобретает в диалектах значение "точно": А все они чисто сестры (Золотая роза); слово нешто – "разве": А нешто вы так можете? (Стекольный мастер); Нешто можно в черта стрелять? (Последний черт).

Спорадически используются фразеологические диалектизмы, например: поморки отбить: А ты, милая, - сказала Клава притворным, сладеньким голосом, - не бей ребятишек своих. Недолго и поморки отбить (Золотая роза). Толкование фразеологизма поморки отбить предлагает Вл.Даль, который дает это сочетание в своем словаре с пометой курское "потерять память, сознание" (Вл.Даль, III, 378).

Наиболее значительную группу диалектной лексики составляют соответственно лексические диалектизмы.

По меткому наблюдению Т.С.Жбановой, К.Паустовский большей частью незаметно включает диалектизмы в словесную ткань языка. Они не выделяются, не привлекают к себе внимания читателя (9, 51). И с этим нельзя не согласиться. Такое умение достигается прежде всего правильным отбором семантически выразительных слов говора.

При введении диалектной лексики К.Паустовский использует самые разные способы. Однако способ толкования диалектного слова, характерный именно для Паустовского – маленький рассказ. Как подчеркивает Т.С.Жбанова, это способ, раскрывающий своеобразие творческого почерка писателя (9, 53). Так, в "Мещорской стороне" читаем: "К востоку от Боровых озер лежат громадные мещорские болота – "мшары" или "омшары". Это заросшие в течение тысячелетий озера. Они занимают площадь в триста тысяч гектаров".

Таким образом, слово мшары толкуется путем введения литературного синонима, а также при помощи обширного контекста. Примечательно, что в Словаре д.Деулино данное слово дается с иным толкованием: "низкое, покрытое мхом место в лесу, заросшее кустарником и деревьями" (7, 369). Думается, именно в последнем значении используется данное слово в следующем контексте: "…а за Музгой подавайся к холмищу, а за холмищем дорога известная – через мшары до самого озера (Мещорская сторона); в первом значении с введением толкования прямо в тексте отмечаем: Шли без дорог, перебирались через сухие болота – мшары, где нога тонула по колено в коричневых мхах (Последний черт).

Толкование в тексте, пояснения использует автор и при введении другой местной лексики. Слово материк определяется им как "бывший высокий берег озера" (Мещорская сторона), слово остров – как "бугры, поросшие сосняком и папоротником… Местные жители до сих пор так и зовут эти бугры "островами". На "островах" ночуют лоси (Там же). И далее в тексте несколько раз используется слово остров, заключенное в кавычки: За два часа мы прошли только два километра. Впереди показался "остров" (Там же); С нами был писатель Гайдар. Он обошел весь остров: "Остров" был небольшой, со всех сторон его окружали мшары, только далеко на горизонте были видны еще два "острова" (Там же); Мы нехотя встали, пошли к нему, и он показал нам на сырой земле, там, где "остров" переходил в мшары, громадные свежие следы лося (Там же); В ста шагах от "острова" следы привели нас к небольшому "окну" с чистой, холодной водой.

Как видим, слово окно не имеет авторского толкования в тексте, а дается в кавычках, чтобы таким образом отграничить его от литературного омонима.

Толкование в тексте использует автор также и при введении диалектизма вековуша: Я жил первый год в Солотче у краткой старушки, старой девы и сельской портнихи, Марьям Михайловны. Ее звали вековушей – весь свой век она коротала одна, без мужа, без детей (Мещорская сторона).

Часто описание предмета или явления сопровождается авторскими ремарками типа "по-местному", "так называют" и т.д. Этот способ очень распространен у К.Паустовского. Вот некоторый иллюстративный материал: Возле колодца, где весь день гремят ведрами босоногие болтливые девчонки в ситцевых выгоревших платьях, надо свернуть в проулок, или по-местному, в прожог (Золотая роза); Солотча – извилистая, неглубокая река. В ее богачах стоят под берегами стан язей. Вода в Солотче красного цвета. Такую воду крестьяне зовут "суровой" (Мещорская сторона).

В Словаре д.Деулино слово прожог определяется как "промежуток между соседними домами, оставляемый в противопожарных целях" (7, 463), отсюда корень этого слова жог. Слово суровый в том же Словаре дается как употребляемое в двух значениях: 1) Холодный (о погоде, воде в реке и т.п.) с оттенком значения "жесткий" (о воде); 2) перен. Угрюмый, мрачный, неприветливый (о человеке) (7, 549). У Паустовского это слово употреблено во втором значении, о нем свидетельствуют такие слова, как "извилистая", "красного цвета".

Очень часто собственно лексические диалектизмы объясняются не путем прямого авторского толкования, а с помощью речи персонажей. Приведем следующий пример: - Чего в летошный год нашли? – спросила баба. – Торчак! – Чегой-то? – Торчак. Ну, кость древнюю. В болоте она валялась. Вроде олень (Мещорская сторона).

Многие собственно лексические диалектизмы объясняются контекстуально. Они также отмечаются и в авторской речи, и в речи персонажей. Так, в речи персонажей отмечаем слово калган: Тут человек рыбу лавит, а вы калган подняли на весь свет (Золотая роза). В Словаре Вл.Даля дается слово калгатиться с пометкой тамбовское и со значением "беспокоиться" (I, II, 77). Отсюда и слово калган имеет значение "беспокойство, шум"

К собственно лексическим диалектизмам, отмечаемым в произведениях К.Паустовского, принадлежит также слово сухомень, употребляемое в следующем контексте: Сухомень! – вздохнул дед. – Надо думать, к вечеру ха-ароший дождь натянет (Золотой линь). Данное слово отсутствует как в Словаре Вл.Даля, тк и в областных словарях и в МАСе. В Словаре д.Деулино находим только прилагательное сухой в значении "засушливый, с небольшим количеством дождя" (7, 550), а в МАСе – сушь – в значении "жаркая, сухая погода" (МАС, IV, 313).

Характерное для южновеликорусского наречия прилагательное летошный также находит свое толкование в контексте Паустовского: Чего в летошный год нашли? (Мещорская сторона). Слово летошный толкуется в Словаре д.Деулино, где отмечается три значения: 1) прошлый, предшествующий, минувший (главным образом о годе); 2) прошлогодний, относящийся к прошлому году; 3) будущий, относящийся к будущему году (о каком-нибудь периоде времени) (7, 274).

Зачастую автор вводит диалектизмы для создания образности, для усиления экспрессивности. Некоторые диалектизмы помогают создать яркий художественный образ, который не может быть создан употреблением литературного синонима. Образные: диалектные слова находим в рассказе "Последний черт": Порты у меня – первый сорт, - говорил он и оттягивал штанину. – Об моих портах разговор идет до самой Рязани… Весь колхоз наш знаменитость получил через эту дуроломную птицу.

Слово дуроломный приводится в Словаре д.Деулино и толкуется как "взбалмошный, неуравновешенный" (7, 156).

Немалое значение имеет и то обстоятельство, что писатель использует не специфические диалектизмы, а характерные для многих говоров. Например, слово шалый приводится в МАСе с пометой, просторечное со значением "шальной" (МАС, IV, 699). Оно же как производное от глагола шалаться отличается в Словаре д.Деулино – "бродить без дела, слоняться" (7, 602). В рассказах К.Паустовского отмечаем: Теперь девки сюда понапрут за ягодами – только держись! Шалая птица, сроду такой не видал (Последний черт). Как свидетельствуют данные контекста, прилагательное шалый отмечаем в данном случае в первом значении.

Глагол сплоховать также не является специфической лексемой южновеликорусского наречия. В Словаре д.Деулино он представлен со следующими значениями: 1) производный от прилагательного плохой; 2) больной, слабый, бессильный ведет к литературному синониму заболеть (7, 405); Отсыплю вот этих ягод стакана два, сварю настой, буду сам пить и бабке Гане снесу – она у нас сплоховала (Стекольный мастер).

Слово лягва определяется как "лягушка" в Словаре Вл.Даля и отмечается в рассказах К.Паустовского: Лягва тоже не зря кричит, - объяснил дед, слегка обеспокоенный нашим угрюмым молчанием. – Лягва, милок, перед грозой завсегда тревожится… и лягва – кило в ней было весу, не меньше – сиганула прямо в казанок… Черта ли мне в этой лягве! Я во время германской войны во Франции был, там лягву едят почем зря (Золотой линь).

Распространенный в говорах диалектизм зыбка также находим у писателя: Как ступнешь ногой, зыбка, сразу проваливаешься (Мещорская сторона). В нашем примере это слово имеет отличное от словарей значение.

По данным словарей диалектизм зыбка имеет литературные синонимы колыбель, люлька, качалка (Вл.Даль, I, 697; Словарь д.Деулино, 202). Владимир Даль дает это слово в Словаре с пометой северо-восточное. Однако исходя из того, что о но отмечается в Словаре д.Деулино, надо полагать, что диалектизм получил более широкое распространение и может попасть в разряд просторечных слов. Это связано с тем, что в корне диалектизма легко распознается внутреннее значение слова, однокоренного со словом зыбкий – легко приходящий в движение, колебание (МАС, I, 624). Примечательно, что слово зыбка с пометой областное дается также в МАСе (I, 624).

Ряд диалектизмов у Паустовского повторяется из рассказа в рассказ. Например, диалектизм болтун, являющийся омоничным известному литературному слову: На улице мы встретили пастуха. Он гнал стадо коров. У каждой коровы на шее медный "болтун" (Кордон); В Мещорском крае можно увидеть сосновые боры, где так торжественно и тихо, что бубенчик – "болтун" заблудившейся коровы слышен далеко, почти за километр (Мещорская сторона).

Приведенные примеры свидетельствуют о том, что данный диалектизм по-разному вводится автором в двух случаях. В первом автор использует контекст. Особенно показательным становится определение – прилагательное медный. Сам диалектизм подается в кавычках с целью отграничения его от литературного слова. Во втором случае писателем вводится литературный синоним, с помощью которого удается образно представить данный предмет. Нельзя не заметить также и лексическую общность между литературным и диалектным словами.

Таким образом, писатель варьирует разъяснение диалектизмов, добавляет какую-нибудь выразительную подробность, образную деталь, яркое сравнение. Среди употребляемых Паустовским собственно лексических диалектизмов находим также и нераскрытые, неиспользованные в своем значении. Такое явление в своем исследовании подчеркивает и Т.С.Жбанова, объясняя употребление диалектизма тем, что "любые вставки, объяснения нарушили бы целостность текста, и писатель избежал их. По-видимому, его вполне устраивало не детально точное, а общее представление о предмете, которое получил читатель" (9, 49). Так, в текстах находим такие слова, как шушун, понева, кукан. Из контекста можно определить, что шушун, понева – наименования одежды: Перед смертью Ганя надела лучшую старинную одежду. Я впервые увидел белый рязанский шушун, новенький черный платок с белыми цветами, повязанный на голове, и синюю клетчатую поневу (Стекольный мастер).

Диалектизм шушун с пометой архангельское, костромское, ярославское, сибирское определяется в Словаре Владимира Даля как "кофта, шушпан" (IV, 650). Если обратить внимание на представленные пометы, то данный диалектизм принадлежит к северновеликорусскому наречию. Однако писатель вводит в текст определение рязанский, по которому можно догадываться о том, что на юге тоже была распространена такая одежда, но, видимо, имела там определенное своеобразие. Таким образом, одно и то же наименование в диалектах может относиться к отличающимся в определенной мере реалиям: кофта, которую носили на севере и юге России, несколько отличались, но имели одно и то же наименование шушун. Только южновеликорусским является диалектизм понева, о чем уже говорилось в предыдущей главе: это своеобразная юбка, которую могли сшить только на юге.

Нераскрытым в тексте остается и диалектизм кукан: Однажды они примчались и, запыхавшись, рассказали, что на рассвете кот пронесся, приседая, через огороды и протащил в зубах кукан с окунями. Мы бросились в погреб и обнаружили пропажу кукана; в нем было десять жирных окуней, пойманных на Прорве.

Слово кукан с пометой областное приводится в МАСе и толкуется следующим образом: "бечева, на которую нанизывается рыба". Вместе с тем, позволим себе заметить, что К.Паустовский использует предложно-падежную форму в нем (в кукане) с предлогом в, что вводит в заблуждение читателя, на наш взгляд. Ведь если предположить изначально, что кукан – бечева, то следует ждать предлог на. Поэтому позволим заметить, что в данном случае диалектизм введен неудачно. Других примеров неудачного, на наш взгляд, введения диалектизмов в текстах К.Паустовского нами не отмечено.

В рассказах К.Паустовского нами зафиксированы лишь случаи употребления диалектизмов, которые с трудом поддаются группировке их по тем или иным типам. Это, думается, отмеченные лишь автором в процессе общения с местными жителями слова, которые затем перенесены им в текст. Это в полной мере можно отнести к слову тмины. Житель села безграмотный, по-своему произносит слово иноязычного происхождения витамины. В его речи оно звучит, как тмины, но не зафиксировано в словарях даже местного значения, так как является своеобразным "освоением" его местными жителями. Это своего рода фонетический диалектизм, но с трудом укладывающийся в систему своего определения. Кроме того, слово употреблено спорадически и не вошло в лексическую систему данного говора. Его носителем является один и тот же персонаж произведения: - Ты бы, говорит, лучше тмины пил. – Чего? – спросил я. – Ну, тмины там какие-то советуют потреблять. Настой из шиповника. От него, говорят, происходит долголетняя жизнь. И далее тот же старик после того как узнал, что умерла его жена, говорит: Не поспел я тмины ей приготовить (Стекольный мастер). Употребление этого слова в последней реплике обладает особой экспрессией, так как придает рассказу горькую иронию.

Таким образом, писатель варьирует разъяснение диалектизмов, добавляет какую-нибудь выразительную подробность, образную деталь, яркое сравнение. Все это придает произведению местный колорит, одновременно не лишая его литературности.


Выводы по II главе

1. В произведениях В.Шукшина и К.Паустовского отражены основные диалектные черты их родного края. Для В.Шукшина это говоры Алтайского края, для К.Паустовского – говоры Центральной России.

2. В исследуемых произведениях отмечен ряд диалектной лексики, которая также связана с говорами родного края писателя. Это лексика северновеликорусского наречия в произведениях В.Шукшина и лексика южновеликорусского наречия у К.Паустовского.

3. Целый ряд отмеченных нами в произведениях писателей диалектных элементов принадлежат обоим наречиям, а на уровне лексики отмечаются некоторые слова северного наречия у К.Паустовского и южного наречия у В.Шукшина. Думается, это свидетельствует о взаимопроникновении наречий.

4. Способы введения собственно лексических диалектизмов в исследуемых произведениях разнообразны. Наиболее распространенным из них является контекстуальный. Своеобразным, присущим только К.Паустовскому, способом является введение в текст маленького рассказа, благодаря которому становится понятен используемый диалектизм.


Заключение

Исследуемый материал диалектных элементов в произведениях В.Шукшина и К.Паустовского подтверждает тезис о том, что они похожи на свою родину. Они отразили в речи своих героев, в авторской речи те диалектные черты, которые характерны для их родного края. Это элементы оканья, цоканья, своеобразие морфологических форм существительных, формы глаголов настоящего и простого будущего времени с выпадением интервального j в положении между основой и окончанием, выпадение j в окончаниях полных прилагательных, лексическое своеобразие в произведениях В.Шукшина. Это оканье и яканье, особенности форм второго склонения существительных, смешение родовых различий, своеобразие лексики в произведениях К.Паустовского.

Вместе с тем, как показывает наше исследование, часть диалектных черт в данных произведениях трудно с уверенностью отнести к определенному говору и наречию в целом. Это свидетельствует о взаимопроникновении наречий в русском языке. Так, слово шушун использует К.Паустовский, хотя это собственно лексический диалектизм архангельского, ярославского и сибирского края, которые принадлежат к северновеликорусскому наречию, о чем свидетельствуют словари.

Часть лексики, распространенной на территории обоих наречий, уже переходит в разряд просторечной.

Авторы вводят диалектные черты ненавязчиво, не перегружают ими произведения, а используют мастерски, как органическую часть всего текста с целью придания ему местной окрашенности. Они заботятся о том, чтобы каждый введенный диалектный элемент был понятен читателю. Особенно это касается собственно лексических диалектизмов, для толкования которых используется главным образом контекст, а у К.Паустовского еще и маленький рассказ внутри произведения, который помогает раскрыть смысл диалектизма. Все это связывает произведения К.Паустовского и В.Шукшина с той землей, которая их взрастила.

Таким образом, на примере творчества В.Шукшина и К.Паустовского ярко прослеживается отражение диалектного членения русского языка в современной прозе.


Список использованной литературы

1.      Артеменко Е.П. Некоторые особенности мастерства Л.Н.Толстого в создании разговорной речи действующих лиц драмы "Власть тьмы" // Труды Воронежского университета, т.63; Филологический сб. – Воронеж, 1961. – С. 173-182.

2.      Белинский В.Г. Взгляд на русскую литературу 1847 года // Взгляд на русскую литературу. – М.: Современник, 1982. – С. 518-598.

3.      Ветвицкий В.Г. Диалектизмы как средство создания местного колорита в романе М.Шолохова "Тихий Дон". – Л.: ЛГУ, 1956. – 216 с.

4.      Гальченко И.Е. Семантико-стилистическая характеристика диалектной лексики романа М.Шолохова "Поднятая целина" // Учен.зап. Северо-Осетинского пединститута, т.23, вып. 23, 1958. – С. 23-28.

5.      Генкель М.Г. Частотный словарь романа М.Н.Мамина-Сибиряка "Приваловские миллионы". – М.: Наука, 1987.

6.      Горький М. Письмо к И.Ф.Калинникову // Литературное обозрение, 1976, № 10. – С. 54-59.

7.      Губанов В.В. Язык крестьянства в произведениях А.П.Чехова // Русский язык в школе, 1950, № 3. – С. 61-65.

8.      Демидова К.И. Проблемы уральской диалектной лексикологии и лексикографии. – Челябинск, 1982. – 95 с.

9.      Жбанова Т.С. У рязанцев особая интонация "О мещорском языке" Паустовского // Русская речь, 1995, № 5. – С. 46-53.

10.    Калинин А.В. Лексика русского языка. – М.: МГУ, 1978. – 232 с.

11.    Коготокова Л.Н. Диалектизмы в языке рассказов А.П.Чехова // Учен.зап. Куйбышевского пединститута, вып. 66, 1969. – С. 13-16.

12.    Львов С.П. Константин Паустовский. – М., 1956. – 162 с.

13.    Никольский А.А. История изучения говоров рязанской области. – Рязань, 1989. – 85 с.

14.    Он похож на свою родину. – Барнаул, 1989. – 248 с.

15.    Оклянский Ю. Дом на угоре. – М.: Художественная литература, 1990. – 208 с.

16.    Оссовецкий И.А. Исследование в области лексикологии русских народных говоров. – Автореферат докт.дисс. … филол. наук. – М., 1971. – 49 с.

17.    Паникерская Т.Г. Диалектизмы в повести В.И.Белова "Привычное дело" // Учен.зап. АГПИ, т. 471, 1970. – С. 21-25.

18.    Петрищева Е.Ф. Внелитературная лексика в современной художественной прозе // Стилистика художественной литературы. – М.6 Наука, 1982. – С. 8-11.

19.    Прохорова В.И. Диалектизмы в языке художественной литературы. – М.: МГУ, 1957. – 98 с.

20.    Русская диалектология // Под ред. П.С.Кузнецова. – М.: Просвещение, 1973.

21.    Русская диалектология // Под ред. Н.А.Мещерского. – М.: Просвещение, 1973.

22.    Собинникова В.И. Диалекты и просторечия в составе национального языка по данным исторического языкознания. – Воронеж, 1992.

23.    Современный русский язык // Под ред. П.П.Шубы. – Мн.: БГУ, 1979. – С. 185-193.

24.    Толченова Н.П. Василий Шукшин – его земля и люди. – Барнаул, 1979. – 208 с.

Словари

25.      Владимир Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. – Санкт-Петербург, 1882, т.I-IV.

26.      Лингвистический энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1990.

27.      Ожегов С.И. Словарь русского языка. – М., 1978.

28.      Областной словарь Новосибирской области. – Новосибирск, 1976.

29.      Словарь русских говоров Среднего Урала. – Свердловск, 1964, т.I-VII.

30.      Словарь русского языка / Под ред. А.П.Евгеньевой. – Т. I-IV, 1985-1988.

31.      Словарь современного русского народного говора д.Деулино Рязанского р-на Рязанской обл. / Под ред. И.А.Оссовецкого. – М., 1969.