Курсовая работа: Болезни ликвидаторов аварии на ЧАЭС
Болезни ликвидаторов аварии на ЧАЭС
1. Психологические последствия аварии
Проблема судьбы как жизненного пути личности непосредственно связана с проблемой изменчивости жизни. Вспомним типичное для советской действительности представление, рассматривающее жизненный путь как прямолинейный вектор, устремленный в направлении некоторых существенных, в первую очередь для общества, целей. Жизненные циклы при этом провозглашаются тесно взаимосвязанными, каждый подготавливает почву для последующих. Другими словами, судьба - непрерывное развитие в смысле "движения вверх", восхождения к "светлому будущему".
Последствием доминирующего представления об однозначно цельной логике индивидуальной жизни часто оказывается отсутствие "иммунитета" в отношении разного рода изменений, особенно кардинальных. Единый стержень жизни, встречающий на своем пути преграду, часто ломается, а все, что выстраивалось относительно него, распадается. Несомненно, данная ситуация выступает как травма для личности. Человек попадает как бы в "просвет бытия", когда подлинное и истинное бытие можно углядеть лишь через щель в заборе. "Забор цивилизации" плотно огородил человека, внутри забранного пространства возникла драма, которую экзистенциализм сформулировал так: как жить в неподлинном мире, который мне чужд, притом и потому, что "я есть" в этом мире и в моем "есть" для меня просвечивает подлинность? Как приспособиться к изменяющемуся миру?
В зарубежной научной литературе успешно изучаются место и роль различных жизненных событий, влияющих на здоровье человека. Так, А.Абель исследовала зависимость соматического и психического состояния от того, как вспоминаются личностью негативные и позитивные жизненные события. Испытуемых просили вспомнить и дать полное детальное описание позитивных, негативных и нейтральных жизненных событий. Полученные данные выявили "четкую связь между текущим психическим состоянием и оценкой прошлых событий жизни, а также... показали, что воспоминания изменяют состояние субъекта в соответствии с вспоминаемым событием".
С. Фанк и Б. Хьюстон провели специальное исследование, задачей которого было установление связи между выносливостью и травматичными жизненными событиями. Они обнаружили статистически значимые корреляционные связи между неумением приспосабливаться к окружающей среде и низкой физической выносливостью человека.
Другие авторы, Дж. Браун и К. Мак Гилл приводят данные, что и позитивные жизненные события оказывают негативное влияние на здоровье человека, но лишь при условии низкой самооценки.
Отечественные исследователи проблемы влияния травматичного жизненного события на здоровье человека Л.Г. Дикая и А.В. Махнач связывают данную закономерность с моделью стресса, "согласно которой аккумуляция жизненных событий, несовместимых с представлениями о себе, ведет к соматическим заболеваниям....Для проверки этой гипотезы было проведено два эксперимента, в которых позитивные жизненные события и самооценка предсказывали соматические заболевания. В обоих экспериментах показано, что желаемые жизненные события ассоциировались с усилением болезненных симптомов среди испытуемых с низкой самооценкой".
Г.В. Залевский указывает, что "человек нередко отвечает снижением платичности, гибкости поведения, фиксированными формами поведения разного уровня и вида на экстремальные, стрессогенные ситуации, которые вызывают психические состояния напряженности, тревогу, страх, фрустрации".
Ситуация осложняется тем, что в условиях стремительно изменяющегося мира зачастую непродуманно внедряются новые технологии, которые усиливают число экстремальных событий. Известно, что такие события, наряду с различными поражающими факторами, действуют на человека по-разному. У одних чувство опасности обостряет внимание, ускоряет протекание мыслительных операций, что способствует активным и целесообразным действиям. У других возникшая угроза вызывает так называемое пассивно-оборонительное поведение, когда за сравнительно небольшим по времени периодом повышенной возбудимости следует довольно продолжительный период подавленности и апатии с обострением чувства одиночества и безысходности, что часто мешает трезво оценивать складывающуюся обстановку и принимать адекватные решения.
Так, А. Рабонис и Л. Бикмэн обобщили статистические данные материалов 52 техногенных катастроф и большого количества литературных источников. Выяснилось, что у 35,2% пострадавших имелись стойкие психопатологические симптомы, среди которых 25,8% - депрессии, 29,9%) - повышенная тревожность, 35,8% - соматические психогенные расстройства, 22,9% -развитие алкоголизма. Однако "решающим фактором, определяющим механизмы формирования психических состояний, отражающих процесс адаптации к сложным условиям у человека, является не столько объективная сущность "опасности", "сложности", "трудности" ситуации, сколько ее субъективная, личная оценка человека".
Принципиальное отличие между стихийными бедствиями и "новыми видами беды", такими как радиационная катастрофа, в том, что последняя нарушает аристотелевские принципы драмы". Другими словами, радиационная катастрофа не имеет ни кульминации, когда люди точно знают, что "хуже уже не будет", ни конца, когда можно начинать процесс восстановления. Поэтому, как пишет М.Ю.Киселев, "природные катастрофы можно метафорически сравнить с острыми заболеваниями, в то время как радиационные катастрофы похожи на хронические заболевания".
Интенсивное развитие ядерной энергетики породило интерес общества к последствиям действия доз облучения. Классические положения радиобиологии убеждают в том, что типичным отдаленным последствием лучевого воздействия являются лейкемии и солидные раки, развитие которых ожидается через 10 и более лет после радиационного воздействия. Стоит подчеркнуть, что данная концепция разработана на основе наблюдений за клиническими эффектами больших доз радиации, то есть тех, которые в острый период облучения вызывают классические признаки острой лучевой болезни. Все модели прогнозирования дополнительных случаев онкопатологии, вызываемые большими дозами радиации, так же как и построение социальных программ по предотвращению радиационно индуцированных раков, базировались на анализе эпидемиологических данных и не принимали в расчет показатели индивидуальной реактивности и радиочувствительности человека.
В настоящее время признано положение о зависимости ответной реакции организма человека на облучение от полученной дозы, согласно которому высокие дозы радиации вызывают прямое повреждение тканей и развитие облигатных симптомов лучевой болезни, тогда как малые дозы запускают каскад неспецифических компенсаторно-приспособительных реакций и лишь предрасполагают пострадавшего к развитию у него заболевания.
В последнем случае, как указывают многие авторы, клинические проявления патологии носят случайный, то есть вероятностный характер и во многом зависят от индивидуальной психосоматической предиспозиции человека. Так, А.К. Гуськовой систематизированы и подробно описаны дозовые зависимости изменений нервной системы у ликвидаторов: в диапазоне реальных доз облучения, полученных этими пациентами корреляции изменений состояния нервной системы от дозы облучения не выявлено.
Исследование особенностей психологического статуса ликвидаторов аварии, проведенное А.Г. Чудиновских, не выявило связи обнаруженных нарушений ни с дозовой нагрузкой, официально представленной в документах, ни с временем пребывания на ЧАЭС.
Комплексный анализ выраженности сосудистых и психо-вегетативных нарушений у ликвидаторов, страдающих половыми дисфункциями на фоне диэнцефальных расстройств, не выявил зависимости указанных нарушений от дозы радиационного воздействия.
Поэтому, основываясь на известных дозозависимых эффектах радиации и средних дозах облучения, полученных ликвидаторами, можно было бы предполагать отсутствие значимых и длительно существующих патологических изменений состояния здоровья у участников ликвидации аварии на ЧАЭС.
Тем не менее, многие исследователи обнаруживали большую частоту и тяжесть клинических синдромов у ликвидаторов по сравнению с местным населением, не принимавшим участия в аварийных работах, но получившим примерно такие же дозы облучения. Кроме того, все исследователи подчеркивают наличие психологических деформаций в поведении ликвидаторов аварии на ЧАЭС.
Так, обобщенные данные Медицинского радиационного научного Центра РАМН продемонстрировали, что 80% ликвидаторов, работавших на станции с 1986 по 1988 год и получивших дозы облучения до 35 бэр, в 1993 году имели нарушения адаптационно-защитных систем организма. У них отмечались признаки 1) психологической и социальной дезадаптации; 2)нейро-циркуляторной дистонии; 3) эндокринопатии; 4) иммунодепрессии; 5) дисбаланса в ситеме гомеомтаза.
По мнению главного психиатра 3 ГУ МЗ РФ Д.Д.Федорова, симптомокомплекс, состоящий из пароксизмальных вегетативных расстройств, дисгриппии, эмоциональной неустойчивости и физической истощаемости, формируется у ликвидаторов в интервале от 0,5 до 5,5 лет после работ на ЧАЭС в 90-95% случаев, в том числе при относительно малых дозах облучения. А.К.Чебан обнаружил патогенетический механизм формирования и проградиентного течения дезадаптационного синдрома у облученных лиц с развитием у последних астенического, астено-депрессивного состояний и раннего старения.
Другими словами, авария на Чернобыльской АЭС привела к принципиальным изменениям научных представлений о влиянии ионизирующего излучения на здоровье человека. Сама ситуация аварии представляет собой техногенную катастрофу, расцениваемую большинством вовлеченных в нее как стрессогенную. Вот как описывает Г.У.Медведев поведение, пожалуй, самых высокопрофессиональных работников Чернобыльской АЭС во время аварии: "Главный инженер порою терял самообладание. То впадал в ступор, то начинал голосить, плакать, бить кулаками и лбом о стол, то развивал бурную, лихорадочную деятельность. Звучный баритон его был насыщен предельным напряжением".
С другой стороны, контингент пострадавших в аварии был крайне неоднородным по возрасту, социальному статусу, исходному психофизиологическому состоянию, по своей готовности жить и работать в экстремальных условиях. Иными словами, пострадавшие значительно различались между собой по индивидуальной реактивности и личной предрасположенности к стрессовым реакциям. Между тем, по данным Г.М. Румянцевой и М.О. Лебедевой, спустя 5 лет после аварии практически все жители загрязненных территорий, а также ликвидаторы аварии, обследованные в ходе медико-психологического тестирования, оценили аварию на ЧАЭС и ее последствия как тяжелое, выходящее за рамки обычного опыта событие. Все эти противоречивые данные потребовали новых подходов к оценке последствий облучения.
Многообразие реакций людей объясняется особенностями сложных взаимодействий внешнего и внутреннего факторов, к которым относятся характеристика экстремальной ситуации, личностно-типологические качества участников события, их профессиональная и психологическая устойчивость. Тогда можно предположить, что ликвидаторы, привлеченные принудительно по линии военкоматов, а также жители Чернобыльского района, должны отличаться от ликвидаторов-профессионалов, чаще всего добровольно участвовавших в ликвидационных мероприятиях. Д.И. Комаренко предлагает для описания разницы в поведении и реагировании на аварию термин "состояние радиационного напряжения". Сюда входят: " специфический комплекс функциональных расстройств, выявляемый у ликвидаторов аварии и жителей загрязненных территорий, наблюдаемый более чем у 60% обследованных, а также вегетативный, вегето-кардиальный, вегето-неврастенический, вегето-эндокринный, вегето-иммунопатический, вегето-остеопатический и др. синдромы".
В 1У издании официального американского диагностического психиатрического стандарта, вошедшего составной частью в 10 международную классификацию болезней, этот термин носит название PTSD или посттравматическое стрессовое расстройство.
Посттравматическое стрессовое расстройство имеет тенденцию не только не исчезать со временем, но и становиться все более отчетливо выраженным, а также может проявляться на фоне общего внешнего благополучия. Так,, японские специалисты, продолжительное время отслеживающие медико-социальный статус лиц, переживших атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, описывают психологические изменения этой категории людей как закономерные отдаленные последствия радиационного излучения, отмечая, что расстояние от эпицентра и симптомы острого лучевого поражения являются предопределяющими факторами психологического состояния даже спустя 40 лет.
Основные нарушения, связанные с воздействием события, выходящего за пределы обычного человеческого опыта, четко прописаны в DSM 1У и поэтому известны.
Как зафиксировано в описании синдромов PTSD, посттравматические стрессовые расстройства обычно развиваются в течение месяца после события, выходящего за пределы обычного человеческого опыта. Однако пациенты, пережившие психотравмирующее событие, часто не склонны рассказывать о своих переживаниях, а медицинские работники, как правило, не знакомы с симптоматикой PTSD, поэтому больные получают основной диагноз "депрессия", "астено-депрессивное состояние", "астено-ипохондрическое состояние" и тлт. либо диагноз соматического характера.
Возможность развития PTSD, как указывалось выше, остается надолго после психотравмы, симптомы данного расстройства могут варьировать, не совпадать с типичными диагностическими признаками, иметь характер син-дромальной незавершенности, что создает дополнительные трудности в лечении. Так, А.Г. Чудиновских, анализировавший психическое состояние пострадавших в результате аварии на Чернобыльской АЭС, отмечает, что "в большинстве случаев наблюдалось резкое несоответствие между наличием многочисленных жалоб и подчеркнутой озабоченности больных своим состоянием, с одной стороны, и рисунком их поведения в отделении, с другой".
Исследования Тарабриной Н.В., Лазебной Е.О. и Зеленовой М.И. показывают, что главным психологическим последствием пребывания в аварийной Чернобыльской зоне ликвидаторов было "ощущение, что изменилось их поведение, образ мыслей, общий тон настроения, взгляд на жизнь в целом, тип эмоционального реагирования. Эта измененность переживалась как негативная, вызывающая ощущение внутреннего дискомфорта... Ликвидаторы воспринимают себя после Чернобыля как менее "активных", менее "сильных" и менее "хороших" по сравнению с тем, какими они были до Чернобыля". Авторы делают вывод, что негативное восприятие себя ведет к дезадап-тивному поведению, подтверждающему его неполноценность и затрудняющему успешность посттравматической психической адаптации.
П.Т. Петрюк и И.А. Якушенко указывают, что ликвидаторы аварии отличаются "высоким уровнем личностной тревожности, эмоциональной лабильностью, ригидностью, интроверсией, гипотимией и фрустрированностью. Данные личностные особенности клинически проявлялись неуверенностью в своих силах, ощущением социальной незащищенности, пассивностью, депрессивной настроенностью по отношению к своему состоянию, пессимизмом в плане собственных перспектив, неверием в "обещания" официальных государственных структур.
Г.М. Румянцева подчеркивает распространенность различных психических нарушений среди 84,4% ликвидаторов, причем "существенная доля принадлежит депрессиям. Прямых зависимостей от полученной радиационной дозы обнаружено не было...Все это позволило высказать предположение о полифакторной природе психических расстройств у ликвидаторов: с одной стороны, они вторично возникают на фоне соматических, преимущественно сосудистых заболеваний, с другой - через психологический дистресс, связанный с субъективной оценкой факторов аварии и их возможного влияния на здоровье".
Спустя 12 лет после аварии по данным анкетного опроса граждан, участвовавших в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, "36% ликвидаторов все еще не приспособилась к новому для них образу жизни после Чернобыльской аварии, испытывает физические, нравственные, материальные и социальные трудности, состояние тревоги за свою жизнь и будущее, депрессию, чувство безразличия и отчаяния". В более ранней работе О.В. Чинкина указывает на выявившуюся тенденцию как " углубление психической дезадаптации и увеличение риска суицидального поведения" у 84%о ликвидаторов аварии на ЧАЭС.
В.Б. Поздяк, Т.С. Гелда и Е.Ю. Зиборова, проведя мониторинговое исследование суицидологической обстановки среди ликвидаторов аварии, отмечают, что "средний возраст суицидента был 40,9 ±7,4 года, наиболее часто встречаемый возрастной диапазон 30-49 лет. В качестве способа покушений на собственную жизнь 72,7% ликвидаторов "предпочли" сильное травматическое средство в вечерне-ночное время суток и преимущественно в выходной день".
В.А. Клименко, анализируя результаты социологического исследования, проведенного Институтом социологии АН Республики Беларусь в 1998 г., приводит следующие цифры: только у 3% респондентов состояние здоровья за прошедший после аварии период не изменилось. "По мнению ликвидаторов, - пишет В.А. Клименко,- основной причиной ухудшения их здоровья явилась полученная в период ликвидации аварии доза радиоактивного облучения. Вторым фактором, повлекшим ухудшение здоровья, является, по утверждению ликвидаторов, невнимание государства к их нуждам... Ухудшение здоровья в значительной степени повлияло на изменение взглядов на смысл жизни. По данным опроса только 9,5%, а среди пенсионеров 7,8% вполне приспособился к новому образу жизни после аварии".
Н.П. Бавыкина, К.И. Прощаев и А.Н. Ильницкий рассматривают заболевания системы кровообращения как занимающие важное место в структуре разнообразной психосоматической патологии участников ликвидации аварии. Они подчеркивают, что классическое лечение данной патологии " не приносит желаемых результатов несмотря на полноту и адекватность проводимых мероприятий".
Эти данные подтверждаются авторским коллективом Санкт Петербургского НИИ радиационной гигиены МЗ РФ. В этой работе указывается, что при изучении состояния здоровья ликвидаторов аварии обнаружено, что "наиболее выраженной была патология сердечнососудистой системы".
С.П.Успенский и О.С.Успенская при анализе клинической патологии у ликвидаторов аварии на ЧАЭС также указывают, что "ведущей терапевтической патологией является ишемическая болезнь сердца с явлениями стенокардии напряжения, осложненной атеросклеротическим или постинфарктным каридосклерозом, гипертоническая болезнь с ХНК различной степени тяжести".
Связь заболеваний с характером адаптации плодотворно исследуется в психологической литературе. М. Райм и М. Бонами пришли к заключению, что "больным с сердечнососудистыми заболеваниями свойственны два конфликтующих уровня саморегуляции: основной, актуальный уровень, определяющий активность субъекта, связанный с социальными нормами; второй -латентный или подавленный уровень, определяющий тенденцию к пассивности и зависимости".
Связь адаптационных процессов с эмоциональной сферой личности является одним из самых обсуждаемых вопросов в психологии. Отмечая многоуровневый характер адаптации, авторы подчеркивают, что психологическая составляющая адаптационных процессов отличается "наличием сознательного регулирования, в основе которого лежит личностная оценка. Последняя всегда преломляется через эмоциональную сферу". С одной стороны, авторы опираются на точку зрения Ч.Дарвина и У. Кэннона, рассматривавших эмоции как специфический мобилизационный механизм энергетических ресурсов. Так, Р.М.Грановская пишет, что "феномен эмоционального переживания - сигнал для перехода от автоматизмов поддержания физиологического равновесия организма к активной ориентировочной деятельности, поиску условий для адаптации".
Здесь обращается внимание на тесную связь эмоциональности человека с определенностью либо с неопределенностью, как поступающей информации, так и временного интервала ее получения человеком. "Наибольшее стрессо-генное воздействие связано с такой неопределенностью поступления сигналов, когда человек не может предвидеть время воздействия раздражителя", - указывают Е.И. Соколов и Е.В. Белова на особенности радиационного излучения как "раздражителя-невидимки". Если человек может предвидеть последствия действия раздражителя, то у психики есть время на формирование модели поведения, адекватной ситуации. Условия неопределенности "заставляют организм поддерживать постоянное тоническое напряжение соответствующих психофизиологических процессов и поддерживать временные связи нейронов, расходуя напрасно значительное количество энергетических ресурсов".
С другой стороны, существует точка зрения Г. Селье и К. Изарда, рассматривавших эмоциональное напряжение как биологически целесообразную реакцию организма. В.С. Ротенберг и В.В.Аршавский указывали, что "расстройство здоровья рассматривается не как автоматическое следствие длительного и интенсивного напряжения, а как результат недостаточной эффективности этих механизмов, которые в принципе как раз и призваны обеспечить сопротивляемость в любых условиях".
Я.В. Семке замечает: "С этих позиций эмоциональный стресс требует неоднозначной оценки: в зависимости от силы, длительности, положительной или отрицательной эмоциональной реакции он может протекать в нормальных пределах или переходить в болезненное состояние... В результате происходящих сдвигов... развиваются специфические "болезни социальной адаптации".
В.П. Казначеев, рассматривая аффективный аспект адаптации как основной в саморегуляции поведения, предлагает несколько вариантов приспособительных процессов. Первый связан с так называемым спринтерским типом адаптации, суть которого в наличии большого резерва сил организма, мобилизирующегося при мощном, но кратковременном стимуле. Второй вариант адаптационной стратегии назван В.П. Казначеевым стайерским и предполагает способность выдерживать длительные нагрузки без существенных потерь. Недостатком первого варианта выступает малая приемлемость для организма длительных нагрузок, даже средней интенсивности, второго -малая устойчивость к внезапным нагрузкам. С этих позиций радиационное излучение является как длительным, так и неконтролируемым, а следовательно внезапным фактором среды, что приводит как "спринтеров", так и "стайеров" в состояние компенсации, которая "сама по себе... на определенном этапе составляет различные степени переходного состояния. Одним из таких состояний является атеросклероз".
Как указывается в клинической литературе, "приспособительное в своем начале явление - инфильтрация липидами отдельных структур артериальной стенки для восполнения ее энергетических потребностей - становится впоследствии причиной сердечнососудистых заболеваний, перейдя количественные в энергетическом плане соотношения".Такое переходное состояние можно охарактеризовать как предболезнь, при котором происходит "разрастание адаптационной цепи, протекающее в определенный период благополучно для организма, может в дальнейшем привести к энергетической задолженности, а потом к истощению. После длительного периода гиперфункции может развиться "локальное изнашивание", сопровождающееся гибелью клеток, затруднением в обновлении структур, снижением белкового баланса".
В.С. Ротенберг и В.В. Аршавский выдвигают вариант поисковой активности, как "общий неспецифический фактор, который определяет устойчивость организма к стрессу и вредным воздействиям". Такой вариант назван ими отказом от поиска, при этом подчеркивается, что "стадия напряжения не непосредственно и не постепенно переходит в стадию истощения, стресс сменяется дистрессом только тогда, когда поиск уступает место отказу от поиска". Причем "поиск должен возникать в ситуации, когда какие-то потребности субъекта не могут быть удовлетворены за счет предшествующих хорошо отработанных навыков поведения" ".
Обращает на себя внимание тесная связь, регистрируемая представителями данного подхода, эмоциональной сферы личности с ее потребностями. К. Изард, например, понятие базовых потребностей и эмоциональную направленность ставит в один ряд, подчеркивая при этом, что "эмоции рассматриваются не только как основная мотивационная система организма, но и в качестве фундаментальных личностных процессов, придающих смысл и значение человеческому существованию".
Направление, базирующееся на работах У. Кэннона, Г. Селье и К.Бернара, связывает понимание адаптации с гомеостазом. "Из биологического и медицинского этот принцип перенесен в психологию, вызвав протест, но в большинстве случаев неосознаваемый и не подкрепленный глубокими теоретическими исследованиями, а поэтому не изменивший его господствующего положения ",- писал А. Асмолов. В данных работах проводится прямая связь адаптации с гомеостазом, сохранение которого на всех уровнях организации человека декларируется как цель и значение адаптации. "В понятие гомеостаза включаются два взаимосвязанных процесса - достижение устойчивого равновесия и саморегуляция. Соответственно адаптационные процессы проявляются как инерционные и приспособительные". Инерционные процессы адаптации, по нашему мнению, связаны с неадекватной ориентацией на старые цели, тогда как приспособительные - с новыми целями в изменившихся условиях. Причем наличие либо отсутствие гомеостаза уже на уровне организма есть психологический маркер адаптированности человека к новым условиям.
Основные выводы о взаимовлиянии болезни и адаптации предполагают наличие механизмов приспособления на двух уровнях. Первый уровень связан с индивидными свойствами человека, которые "преимущественно могут быть объяснены в контексте гомеостатических моделей адаптации, особенно когда речь идет о филогенетически наиболее древних уровнях организации индивида". Однако нельзя отрицать возможность существования индивидных неадаптивных проявлений, которые являются адаптационными на уровне популяции, например генетическую предрасположенность к определенному паттерну поведения.
Как считает В.П. Казначеев, на личностном уровне сосуществуют два типа регуляции поведения: адаптивный и неадаптивный, принципом разделения которых служит соотношение цели и результата активности. Причем индивидуально неадаптивное поведение может рассматриваться как адаптивное на социальном, то есть личностном уровне.
У. Флик также объясняет здоровье с позиций уровней адаптации, предполагая следующий "алгоритм формирования патологии: хроническая психическая травма -» хроническое психическое напряжение дезадаптация -» патологические нарушения". Такой подход опирается на предположение, что "психика - наиболее совершенный и наиболее ранимый аппарат приспособления человека к социальной и экологической среде. При действии на организм чрезвычайных раздражителей, в условиях острого и особенно хронического напряжения данный вид адаптации может нарушаться в первую очередь. В результате существования психосоматических взаимоотношений это приводит к изменениям на более низких уровнях структурно-функциональной организации".
Как связаны телесный и личностный уровни в процессе адаптации? Попытки выявления механизмов их взаимодействия дают противоречивые результаты. Так, А. Элиац выдвинул гипотезу о существовании связи уровня реактивности индивида со стилем саморегуляции, то есть характерным для данного индивида способом регуляции своих взаимоотношений со средой. Согласно этой гипотезе, для индивидов, которым свойственна низкая потребность в стимуляции и высокая реактивность, характерен пассивный стиль саморегуляции - поведение, направленное на устранение рассогласований между субъектом и средой. Простое же приспособление к среде как низкая реактивность требует гораздо большей проявленности актив-. ности человека.
Данная гипотеза проверена Я. Стреляу в эксперименте на 130 мальчиках 15-17 лет. Данный автор определял стиль саморегуляции в трех ситуациях: "1. Приспособление своих целей к реальному положению вещей.
2. Приспособление своих действий к тому, чтобы в новой ситуации существовала возможность достижения целей.
3. Активные действия в ситуации, затрудняющей осуществление целей. Показателем активного стиля саморегуляции считался высокий результат, показанный во всех трех ситуациях, тогда как низкий результат рассматривался как показатель пассивного стиля саморегуляции".
В.А. Петровский обозначил данный феномен "постулатом сообразности". Смысл данного постулата состоит в утверждении, что при анализе тех или иных стремлений человека, "можно как бы взойти к той цели, которая, в
Iконечном счете, движет поведением, каким бы противоречивым и неразумным не представлялись при "поверхностном" наблюдении основанные на ней побуждения и стремления людей". Другими словами, при подобном подходе адаптивность представляет собой тенденцию субъекта к реализации и воспроизведении в деятельности уже имеющихся стремлений, направленных на осуществление тех действий, целесообразность которых была подтверждена предшествующим опытом. Неадаптивность как расхождение в свою очередь представляет противоречие между преследуемой субъектом целью и результатом его активности.
Таким образом, понятие неадаптивности имеет достаточно размытые критерии. Неадаптированность может раскрываться как характеристика личности и как характеристика личностной организации. Данное понятие может выступать синонимом дезадаптации, может иметь отношение к стилям саморегуляции и пр. С нашей точки зрения, во всех случаях необходимо говорить о различных вариантах адаптации, представляющих собой как бы шкалу, на одном конце которой - конструктивное самосохранительное поведение, на другой неконструктивное, саморазрушительное поведение.
Эта позиция активно разработана Ф.З.Меерсоном, который указывал, что фенотипическая адаптация есть ни что иное, как " развивающийся в ходе индивидуальной жизни процесс, в результате которого организм приобретает отсутствовавшую ранее устойчивость к определенному фактору среды и таким образом получает возможность жить в условиях, ранее не совместимых с жизнью, решать задачи, ранее не разрешимые". Понятно, что в фенотипе отсутствует сформированный механизм, готовый на приспособление к любому фактору среды, например, к радиоактивному излучению. Ситуация осложняется тем, что у человека отсутствует физиологический аппарат, с помощью которого он может ощущать данный фактор. Зрение, слух, вкус, тактильные ощущения, запах, движение здесь бессильны.
Ф.З. Меерсон вводит понятие "цена адаптации", выделяя несколько стадий адаптивного процесса. Первая стадия названа срочной адаптацией и характеризуется мобилизацией предсуществующих адаптационных механизмов как гиперфункцией или началом формирования функциональной системы, ответственной за адаптацию. На этой стадии происходят "расточительные и лишь иногда удачные ориентировочные движения,., выраженное увеличение распада структур, резкое увеличение траты стрессорных гормонов и нейроме-диаторов и пр.". "Очевидно, - подчеркивает Ф.З. Меерсон, - что эта совокупность сдвигов по своему значению для организма не ограничивается простым расходом энергии, а сопровождается разрушением и последующей реконструкцией структур, которые составляют суть понятия о "цене адаптации" и вместе с тем главную предпосылку превращения адаптации в болезнь".".
Вторая стадия называется "переход срочной адаптации в долговременную" и представляет собой увеличение мощности всех систем, принимающих участие в адаптации. Главный механизм этой стадии связан с "активацией синтеза нуклеиновых кислот и белков в клетках системы, специфически ответственной за адаптацию". Ф.З.Меерсон указывает, что на данной стадии "стресс-реакция может превращаться из звена адаптации в звено патогенеза и возникают многочисленные стрессорные заболевания - от язвенных повреждений желудка, гипертонии и тяжелых повреждений сердца до возникновения иммунодефицитных состояний и активации бластоматозного роста".
Третья стадия характеризуется наличием системного структурного следа, отсутствием стресс-реакции и совершенным приспособлением. Она названа стадией сформировавшейся долговременной адаптации.
Четвертая стадия истощения не является, по Ф.З.Меерсону, обязательной. На данной стадии "большая нагрузка на системы, доминирующие в процессе адаптации, приводит к чрезмерной гипертрофии их клеток, а в дальнейшем к угнетению синтеза РНК и белка, нарушению обновления структур и изнашиванию с развитием органного и системного склероза".
Основой индивидуальной адаптации к новому фактору, таким образом, служит комплекс структурных изменений, который назван Ф.З.Меерсоном системным структурным следом. Ключевым звеном механизма, обеспечивающего данный процесс, является "существующая в клетках взаимозависимость между функцией и генетическим аппаратом. Через эту взаимосвязь функциональная нагрузка, вызванная действием факторов среды, а также прямое влияние гормонов и медиаторов, приводят к увеличению синтеза нуклеиновых кислот и белков и как следствие, к формированию структурного следа в системах, специфически ответственных за адаптацию организма". К таким системам традиционно относят мембранные структуры клеток, ответственные за передачу информации, ионный транспорт, энергообеспечение. Однако именно радиационное облучение даже менее 1Гр, то есть в диапазоне так называемых "малых доз", приводит к стойким сдвигам в синаптической передаче информации. При этом активно выделяющиеся глюкокортикоиды воздействуют в первую очередь на полисинаптические, а не на олигосинаптические реакции. "Кроме того, - как указывают медики, проводившие клинические исследования ликвидаторов, - у участников аварии диагностируются стойкие сдвиги в гормональном гомеостазе, изменяющие адаптивные реакции организма, соотношение процессов торможения и возбуждения в коре больших полушарий".
Ф.З. Меерсон также отмечает, что в процессе индивидуальной долговременной адаптации, формируемые системные структурные следы "по своему биологическому значению обращены в будущее. Они защищают человека от предстоящих встреч с опасными факторами среды, от повреждений при таких встречах ". Однако " в большинстве случаев арсенал адаптационных реакций, сформировавшихся в ходе индивидуальной адаптации,... реализуется негармонично". Этот процесс напрямую связан, по нашему мнению, с индивидуально-личностными особенностями человека.
Американский исследователь Дж. Вильсон также предположил, что форма реагирования человека на травмирующее событие, а также успешность дальнейшей адаптации к повседневной жизни, зависят не только от самого события, но и от психологических характеристик личности пострадавшего. Этим автором был предложен личностно-средовой подход к объяснению посттравматического стрессового синдрома. Составными компонентами такого подхода являются следующие:
1. Характеристики личности пострадавшего, включая мотивы, черты характера, убеждения, ценностные ориентации, сформированность эмоциональной сферы и т.п.
2. Средовые и ситуационные факторы, состоящие из:
а) характера травмы;
б) структуры травмы;
в) характеристики травматического опыта;
г) характеристики посттравматического социального окружения.
Д.Вильсон считает, что вышеназванные компоненты тесно взаимодействуют между собой. Это и определяет индивидуальную субъективную реакцию человека на травмирующую ситуацию. Например, «реакцией человека с устойчивыми моральными убеждениями в ситуации острого морального конфликта может быть сильный аффективный дистресс, когнитивное искажение своей роли в ситуации, появление чувства вины за случившееся, в результате чего сразу же или через некоторое время после события у него могут возникнуть проявления PTSD или другие нарушения», - пишет Д.Вильсон.
3. Индивидуальные субъективные реакции человека на травму:
а) эмоциональные реакции;
б) изменения когнитивного стиля, то есть способности оценивать события, анализировать ситуацию;
в) изменения в мотивационной сфере;
г) изменения на нейрофизиологическом уровне;
д) усилия, предпринимаемые личностью для приспособления к изменившимся требованиям ситуации.
Факторы этого компонента определяют составные элементы четвертого пункта, названного Д.Вильсоном адаптационным.
4. Посттравматическая адаптация, которая может быть выражена:
а) в острой форме;
б) в хронической форме;
в) в соотнесении с возрастом человека и обстоятельствами его жизни.
При этом Д. Вильсон подчеркивает, что "несмотря на то, что травмирующая ситуация может в большей или меньшей степени воздействовать на какой-то один уровень, это воздействие может привести к нарушению или полному разрушению равновесия между всеми уровнями функционирования индивидуума, в результате чего у человека могут наблюдаться проявления различных патологических разрушений".
М. Аргайль, А. Фарнхем и Д. Грехем обращают внимание на характеристики проблемной психологической ситуации, в которую попадает человек. Ими выделяются следующие признаки события, названного проблемной психической ситуацией: «1) наличие препятствия к осуществлению целенаправленной деятельности личности; 2) ощущение блокады потребностей, сопровождаемое переживанием осознаваемых трудностей на пути к цели; 3) негативные эмоциональные переживания, связанные с ситуацией; 4) незнание путей, способов решения проблемы, изменения ситуации или выхода из нее; 5) потребность в принятии любого решения".
Г.В. Залевский анализирует основные варианты поведения, которые можно наблюдать у человека, попавшего в сложную ситуацию. Данный автор вводит понятие психической ригидности, понимая под ней "форму адаптации, но более низкого уровня", другими словами, "трудность коррекции программы поведения в целом или ее отдельных элементов в связи с объективной необходимостью и разной степенью осознавания и принятия этой необходимости". Следовательно, человек, попавший в новые условия, может быть либо ригиден, либо флексибилен, причем "чем выше негативные напряжения, тем выше психическая ригидность и сильнее проявления фиксированных форм поведения". Причем зачастую "человек сам себя ограничивает, поскольку он на разных уровнях сознания руководствуется... "разрешающей и не разрешающей" принимать решения информацией".
Ориентируясь на вышеприведенные точки зрения разных исследователей процесса адаптации можно предположить, что только интегрированный подход к пониманию механизма возникновения PTSD-синдрома у конкретного человека позволяет учитывать взаимосвязанные и взаимообусловленные уровни функционирования психики. Мы предполагаем, что у ликвидаторов аварии на Чернобыльской АЭС под воздействием в первую очередь радиационного фактора, составляющего сущностную основу данной экстремальной ситуации, могут формироваться саморазрушительные тенденции, проявляющиеся как на органическом, так и на личностном уровнях.
Проблемы приспособления к новым условиям существования, связанные в первую очередь с неопределенностью социального статуса и страхом возможных отдаленных последствий радиационного облучения, осложнились у данной категории пациентов глобальными переменами в обществе. Даже обычные люди, не участвовавшие ни в каких экстремальных событиях, ощущают экзистенциальную заброшенность в реформаторский период. "Только один из каждых десяти считает, что он - в "фаворитах" новой жизни и вполне к ней приспособлен. Никак не могут адаптироваться к нынешним условиям не менее пяти-шести человек из каждых десяти, и оставшиеся трое-четверо находятся в том неопределенном состоянии, когда сами не знают, приспособились ли они за десять лет к этой жизни или нет. Таким образом, есть основания утверждать, что до 90% простых людей в стране не чувствуют еще себя не только "хозяевами жизни", но даже и участниками, рассчитывающими на маломальский успех", - так характеризует общее состояние населения России М. Плюснин.
Другой проблемой ликвидаторов аварии на ЧАЭС является хроническая депривация базовых потребностей, что осложняет процесс адаптации к новым условиям. Образно выражаясь, открыв дверь в запретную комнату, причем без собственного желания и без предварительной подготовки, человек выпустил оттуда множество монстров, которые требуют внимания и личной ответственности. Оказавшись один на один с экзистенциональным ужасом существования, человек попал в ситуацию "пробуксовки", когда, выражаясь словами Б.Паскаля, "Я в ужасном и полном неведении. Я не знаю, что такое мое тело, что такое мои чувства, что такое моя душа, что такое та часть моего Я, которая думает то, что я говорю, которая размышляет обо всем и о самой себе и все-таки знает себя не больше, чем все остальное...Я как тень, которая продолжает только момент и никогда не возвращается. Все, что я осознаю, это только то, что я должен скоро умереть; но чего я больше всего не знаю, это смерть, которой я не умею избежать".
2. Специфика болезни системы кровообращения ликвидаторов аварии на ЧАЭС
Психосоматические расстройства у людей при патологии системы кровообращения традиционно рассматривались лишь в пределах двух патогенетических возможностей: либо в качестве факторов, повышающих риск развития кардиологической патологии, либо следующей за ней и распространенной церебро-васкулярной дисфункции. Однако в настоящее время, как подчеркнул А.Б. Смулевич, признано, что «на фоне хронического стресса, при последствиях экологических катастроф и социальных катаклизмов эти две ипостаси психосоматических взаимоотношений в клинике внутренних болезней тесно переплетаются и создают небывалый до этого новый рисунок патогенеза, клиники и эпидемиологии сердечно-сосудистой патологии».
Анализ общей структуры заболеваемости ликвидаторов аварии на ЧАЭС, стоящих на учете в Региональном центре радиационной медицины при областной больнице №2 г. Екатеринбурга, подтверждает выводы А.Б.Смулевича. Так, в период с 1992 г. по 1996 г. "наиболее динамичными оказались заболевания органов кровообращения, их уровень по отношению к 1992 году возрос на 119,6%, тогда как темп изменения удельных весов других классов болезней в структуре общей заболеваемости был значительно ниже и колебался от -18,2% до + 39,9%. Таким образом, патологические состояния, в которых главенствующую роль играют нарушения деятельности системы кровообращения, занимают в структуре причин инвалидности ликвидаторов безусловно значимое место, а именно 73%".
Существенное значение в развитии патогенеза заболеваний ликвидаторов аварии на ЧАЭС "начинают играть процессы преждевременного патологического старения и снижение сосудистой реактивности". В итоге, несмотря на прекращение действия негативных факторов, в первую очередь радиационного облучения, продолжается прогредиентное снижение уровня как соматического, так и психического здоровья участников травматического события. Так у ликвидаторов аварии на ЧАЭС сердечнососудистая патология приобретает своеобразные черты: "развивается на 7-10 лет раньше своего "возрастного" эквивалента, сопровождается множественными микроангиопатиями, гиалинозом мелких сосудов, психопатологическим развитием личности, склерозированием паренхиматозных органов, отвечающих за иммунологический и биохимический гомеостаз, а также ригидностью к проводимой психо-, фармако- и физиотерапии". Кроме того, была установлена статистически достоверная разница между интегральным выражением алгоритмов реакций у здоровых людей и у ликвидаторов аварии. Так, у здоровых лиц номограмма, совокупно отражающая баланс нервно-рефлекторной регуляции "имеет форму параболы с вершиной, обращенной кверху, и по своему виду напоминает синусоиду. Эта синусоида по общебиологическим законам описывает адекватно протекающий процесс адаптации и указывает на фаз-ность реакции биологической системы в зависимости от интенсивности приложенного раздражителя: активной реакции на малые дозы облучения, привыкание к действию раздражителя при средних нагрузках и снижении реактивности при продолжающемся увеличении интенсивности воздействия. У ликвидаторов последствий аварии по сравнению с нормой кривая оказалась расположена в зеркальном отображении и мела прямо противоположную направленность своих ветвей: ее ветви устремляются вверх как в диапазоне малых значений оси абсциссы, так и при их увеличении". На наш взгляд, вышесказанное свидетельствует о включившихся механизмах саморазрушительного поведения на органическом уровне.
Можно предполагать, что клинические данные указывают на лучевую болезнь. Однако Г.В. Талалаевой было установлено, что практически все пациенты, вошедшие в выборку, получили дозу облучения ниже значений, вызывающих лучевую болезнь. Кроме того, на момент исследования костномозговой синдром не был диагностирован ни у одного из пациентов Областного Центра радиационной медицины.
В результате проведенного исследования было установлено наличие четких клинико-психологических параллелей и алгоритм осознаваемых и неосознаваемых психосоматических моделей саморазрушительного поведения пациентов, участвовавших в ликвидации аварии на ЧАЭС.
Рассмотрим диаграмму 1.Так, анализ внутренней картины болезни в целом по выборке показал, что первое место делят смешанный и диффузный типы отношения к заболеванию.
Наиболее часто встречающиеся типы в диффузном отношении к болезни - тревожный, ипохондрический и меланхолический. Это свидетельствует о интрапсихической направленности реагирования на болезнь у данных пациентов с преимущественным нарушением самовосприятия и восприятия себя в болезни.
"Эмоционально-аффективный аспект отношений у больных с этими типами реагирования клинически выражается в реакциях по типу раздражительной слабости, подавленном, угнетенном состоянии, "уходом" в болезнь, отказе от борьбы - "капитуляции" перед заболеванием",- напоминают разработчики методики "Тип отношения к болезни".
Составные компоненты смешанного типа характеризуют наличие внутреннего конфликта, так как принадлежат к разным векторам адаптированности в ситуации болезни. Так, сензитивный тип связан с проблемой оценки значимого окружения и соответствия системе ожиданий, то есть относится к интерпсихическому варианту реагирования на болезнь. Тревожный тип отношения к болезни включается в интрапсихическую направленность, то есть, связан с глубокими внутренними переживаниями по поводу своего заболевания. Эргопатический тип предполагает, что у пациента достаточно сил и энергии для того, чтобы сублимировать свою активность в другие виды деятельности, "убегая" тем самым от болезни. Такое внутренне противоречивое реагирование на болезнь ведет к нарушению личностного функционирования больных. Они "или стесняются своего заболевания, или "используют" его в своих целях, строят концепции паранойяльного характера относительно своего здоровья, проявляют гетерогенные агрессивные тенденции, обвиняя окружающих в своем недуге и др.".
На втором месте - гармоническое отношение к болезни, которое характеризует трезвую оценку своего заболевания. Однако при внимательном изучении протоколов исследования оказалось, что у данной категории пациентов вторым по значимости, хотя и не вошедшим в "диагностическую зону", выступает сензитивный тип реагирования на болезнь. Этот факт с достаточной степенью вероятности сигнализирует о наличии психологических проблем в системе взаимодействий со значимым окружением даже у данной когорты ликвидаторов.
На третьем месте - эргопатическое отношение к болезням, которое демонстрируют 13% ликвидаторов аварии на ЧАЭС. Пытаясь "убежать" от болезни, ликвидаторы аварии преуменьшают ее значение, вплоть до вытеснения, отрицания факта заболевания и ухода в другие виды деятельности. Следствием такого "бегства" является реальная потеря различных льгот, положенных ликвидаторам по закону. Как подчеркивал Б.Д. Карвасарский, "одним из важнейших показателей личностной адаптированности служит адекватность намеченных целей возможности их реализации в заданных условиях". Понятно, что группа инвалидности для этих пациентов выступает как своеобразный "допуск" к серьезной материальной компенсации участия в ликвидации аварии на ЧАЭС. Для большинства пациентов, возможность получать государственную компенсацию - единственный источник доходов. С другой стороны, средний возраст ликвидаторов предполагает активность в разных видах деятельности, в том числе и профессиональной, общественной, семейной и пр. Поэтому они оказываются перед дилеммой: либо демонстрировать клиническую симптоматику своего заболевания, на основании которой определена группа, либо оставаться здоровыми мужчинами.
«Где нет поступка, "субъектно" разрывающего цепь обстоятельств, там нет и происшествия, "объектно" взламывающего ход индивидуальной жизни», - подчеркивал М. Эпштейн. Л. Росс и Р. Нисбетт, говоря о ситуациях, когда человек вынужден подстраивать собственные убеждения под поведение, приводят пример: "Если кто-то вынужден произнести речь, не отражающую убеждений, исповедуемых им до этого, и при этом он не получает за это деньги, то существующие у такого оратора внутренние установки смещаются в направлении требуемой от него позиции. Однако на пути данного процесса возникает непреодолимое препятствие, если за произнесение речи оратору выплачивается существенная сумма денег. В этом случае произнесение неискренней речи вполне согласуется с получаемой за это платой и человек готов признать отсутствие связи между своими прежними убеждениями и тем, что он вынужден сказать".
"Платой" за смену убеждений становится напряжение. Клинические и экспериментальные данные свидетельствуют о сложной структуре психического напряжения, демонстрируемой ликвидаторами аварии.
Так, Т.А. Немчин выделяет три степени выраженности состояния напряжения. Первую стадию можно назвать напряжением с большой долей условности. "По сути, это состояние покоя, своеобразной невключенности субъекта в деятельность для достижения цели... Испытуемые не ощущают каких-либо явлений соматического или психического дискомфорта или, напротив, комфорта и не расценивают ситуацию, в которой они оказались, как экстремальную".
Вторая степень психического напряжения характеризуется мобилизацией всех систем организма и структур психики для достижения конкретной цели. При напряжении этой степени возрастает эффективность основных свойств психических познавательных процессов, повышается уровень активированности динамических характеристик нервной системы, усиливается энергообмен и пр.
Третья степень выражена "дезорганизацией психической деятельности, существенными отклонениями в психомоторике, глубокими сдвигами в ней-родинамических характеристиках, серьезными отклонениями в ряде энергетических показателей и ярко проявленным чувством физического и психического дискомфорта". Анализируя основные показатели третьей степени напряжения, Т.А. Немчин подчеркивает, что "наиболее выраженные сдвиги наблюдаются со стороны психической деятельности".
Колебания между потребностью демонстрировать активные, то есть "здоровые" формы поведения и потребностью в рентных установках связаны с напряжениехМ и включены в невротичные проявления, зафиксированные у 56% испытуемых. Об этом писал еще К.Г.Юнг: "Человек не может безнаказанно отделаться от самого себя в пользу искусственной личности.... Социально "сильный мужчина" в "частной жизни" - чаще всего дитя по отношению к состоянию собственных чувств, его общественная дисциплинированность в частной жизни буксует. Его "любовь к своей профессии" дома обращается в меланхолию; его "безупречная" публичная мораль под маской выглядит поразительно...; на его самозабвенный альтруизм... его дети смотрят иначе".
Полученная информация позволяет выделить существенную роль психологических компонентов в патогенезе системы кровообращения у ликвидаторов аварии. Сравнительный анализ внутренней картины болезни у группы пациентов, имеющих сосудистую патологию и у больных, страдающих кардиологическими расстройствами, обнаружил существенное психосоматическое различие. Данное различие было подтверждено статистически. В целом структура отношения к болезни у разных когорт пациентов выглядит следующим образом.
Как видно из Гистограммы 2, среди ликвидаторов, имеющих органические сосудистые изменения в деятельности системы кровообращения, каждый четвертый адекватно относится к своему заболеванию, тогда как среди пациентов с кардиологическими расстройствами таких лишь 6%.
На первых местах в обеих группах поликомпонентные типы отношения к своему заболеванию. В группе больных с кардиологическими расстройствами преобладает диффузное отношение к болезни, большая часть которых имеет в анамнезе инфаркт миокарда. В группе пациентов с сосудистой патологией - смешанное отношение.
Выделенные группы ликвидаторов в целом отличаются по иерархии типов отношения к болезни. Так, на втором месте у пациентов с кардиологическими диагнозами находится эргопатическое отношение, на третьем - анозогно-зическое отношение, что соответствует интерпсихической модели.
У участников ликвидации аварии на ЧАЭС, переживших инфаркт миокарда, эргопатического и анозогнозического отношений к болезни как самостоятельных типов не выявлено. В данной когорте пациентов на втором месте смешанный и сензитивный типы отношения к болезни. Причем смешанный тип состоит преимущественно из сензитивного и неврастенического типов, что сигналит о проблемах адаптации к новым пост-радиационным условиям именно в этой группе.
У больных с сосудистыми патологиями на втором месте гармонический тип, а на третьем - сензитивный тип, что соответствует интрапсихической модели дезадаптации. Следовательно, можно сделать вывод о сложной, противоречивой картине отношения к болезни у ликвидаторов аварии, имеющих сосудистую патологию.
Другими словами, уже первичный анализ отношения ликвидаторов аварии к своему заболеванию позволяет выделить дезадаптационные модели поведения как неконструктивные, невротические по своей сути способы приспособления к новым для них условиям. Каковы психологические механизмы складывания этих моделей?
Как было установлено, невротические модели поведения связаны с по-требностной сферой личности. Рассмотрим гистограмму З.На первом месте в целом по данной выборке находится потребность в индивидуальной любви как сила, толкающая человека на объединение с конкретным, единичным человеком, как стремление к созданию связи с другим человеком, в которой бы чувствовалось полное удовлетворение. У ликвидаторов последствий аварии с инфарктом миокарда данная потребность зафиксирована у 98%. Дж. Франкл писал, что "нет сомнений в том, что все люди излучают энергию - либидо... Однако это неопределенное, глубинное стремление, которое названо жизненной силой или Эросом, подвергается множеству метаморфоз в течение жизни индивида. По существу, все эти превращения в разные фазы развития служат цели сохранения самого индивида и сохранения вида. Но, несмотря на то, что эти стадии можно считать биологически детерминированными, в них вновь и вновь происходят различные трансформации уже психологического толка, как ответ на окружающие условия. Ибо в течение развития на индивида и его либидозные импульсы накладываются различные фрустрации, запрещения, враждебность и непринятие, вызывая развитие защитных механизмов..., которые определяют характер личности и часто вызывают невротические или психотические симптомы".
Гистограмма 3. Актуальные потребности ликвидаторов с разными расстройствами
Если проанализировать структуру актуальных потребностей участников Чернобыльских событий, имеющих кардиологические расстройства и сосудистую патологию, то выясняется, что по показателям и они существенно не отличаются. Участники ликвидации аварии на ЧАЭС в актуальном состоянии демонстрируют "самоограничивающую" модель поведения, которая характеризуется пассивностью, отчужденностью, цеплянием за старые связи и в конечном счете, утратой своего Я, о чем сигналит вектор.
Вектор S назван Л.Сонди Танатос-фактором. "Сущность фактора S заключается в потребностях разрушения и саморазрушения. Он является в системе побуждений судьбоанализа радикалом деструкции... и аналогичен влечению к смерти", что сигналит о выраженной потребности к саморазрушению в обеих группах ликвидаторов аварии.
Саморазрушительный паттерн поведения подтверждается структурой смертности ликвидаторов аварии. Так, по данным официальной статистики Регионального центра радиационной медицины "больше половины умерших, независимо от года пребывания на ЧАЭС, скончались в результате суицидальных действий, отравлений и травм. Второе место среди причин смертности и первое место среди заболеваний, приведших к смерти занимали болезни системы кровообращения".
Суицидальное поведение часто связывают с материальными проблемами, скудностью жизни, неустроенностью и пр. На наш взгляд, это только вершина айсберга, лишь повод к суициду. Н.Бердяев, анализируя эпидемию суицидов среди русских эмигрантов, подчеркивал, "самоубийца вызывает роковую решимость в других; он сеет смерть", указывая на исторический смысл, заключающийся в том, что русские не выдержали исторического испытания, что русская душа ослабла и разлагается. Вслед за Ф. Ницше философ утверждает, что человек может вынести страдание, если оно не является бессмысленным.
"Самое страшное для человека, когда весь окружающий мир - чужой, враждебный, холодный, безучастный к нужде и горю", - так формулирует Н.Бердяев причину, толкающую человека к самоубийству. Безучастность к страданию и ужасу усугубляется в картине мира ликвидаторов аварии на ЧАЭС еще и тем, что мир для них стал чужим. До участия в Чернобыльских событиях мир, особенно в лице государственных структур, конечно чаще всего был равнодушен к человеку. Однако человек мог найти убежище в собственном доме, среди родных. Свои не нанесут невосполнимого ущерба, не предадут, потому что предать можно только чужое. События, связанные с ситуацией, выходящей за пределы обычного человеческого опыта, ставят ликвидатора в позицию, когда весь мир становится чужим. "Проблематичность существования личности, прошедшей через катастрофическую, экстремальную экзистенцию состоит в остановке, прерывании психотрансформации личности, функционирование которой локализуется в пределах экстремальной личностной метаморфозы.... Метаморфоза личности уцелевшего идет вразрез с миром возвращения", - пишет М.Ш.Магомед-
Эминов. Личность оказывается между двумя полюсами: "полюсом жизневос-хождения и полюсом жизнепадения как утратой личностью жизненности". Следовательно, смысл суицида не в том, что человек не может пережить участие в экстремальном событии, не в предательстве тех, кто был своим еще недавно, а в экзистенциальной чуждости внешнего мира, в котором нет места личности.
При анализе других актуальных потребностей участников ликвидации последствий аварии обнаружились различия. Данные различия статистически достоверны. Так, по показателю - t экс. = 2,768 при t кр. = 1, 982 и по показателю -1 экс.= 2,134 при t кр. = 1, 544. Данная тенденция демонстрирует "стремление перенести... экзистенциальную силу на объекты окружающего мира, т.е. спроецировать и, таким образом, усилить могущество окружающего мира до всемогущества, снизив собственную экзистенциальную силу до беспомощности". В группе кардиологических больных большинство участников ликвидации аварии, имеющих данную актуальную потребность - с инфарктом миокарда. У пациентов без инфаркта чаще диагностируется, что трактуется как признак разрядки потребности в любой форме.
Выявленный в процессе психодиагностики показатель означает также "очищение побудительных стремлений от осознанных желаний, связанных с бессилием Я, т.е. с отсутствием у него занимаемой позиции". Среди ликвидаторов с кардиологическими расстройствами таких 56,25%, тогда как среди пациентов с сосудистой патологией только 15,38%).
Накопление и суммация неудовлетворенных потребностей приводят к неразрешимым конфликтам. С одной стороны, человек стремится к любви, как бы растворяясь в партнере, демонстрируя жертвенность и самоотдачу. С другой стороны, занимая промежуточную позицию между собой и другим, такая личность не может вернуться к себе, становясь как бы эхом другого, отстраняясь от себя.
Другая тенденция - - связана, по Л.Сонди, с "защитным механизмом Я,... как особой формы, в рамках которой Я пытается защититься от всевозможных опасностей". В результате исследования установлено, что показатель имеет знак 0 и встречается у кардиологических пациентов с инфарктом у 62%, а у пациентов с такими же расстройствами, без инфаркта у 49% и свидетельствует о дизентеграции как полном отказе Я от защитных действий, диагностируемых как «сумеречное состояние, бессильное, потерявшееся Я».
Особенности черт характера дезинтегрированного Я следующие: 1) постоянный страх вины; 2) маска добродушия, готовности к самопожертвованию; 3) ангел на улице и черт дома; 4) неестественность; 5) "комплекс Обло-мова" 6) однобокое существование; 7) ношение персональной окаменевшей маски, почти сросшейся с лицом; 8) прекрасный специалист на работе, но невыносим как член семьи". Каждый второй пациент с кардиологическими расстройствами с инфарктом миокарда и каждый третий с сосудистой патологией характеризуется подобным образом.
Векторная картина С, продиагностированная у половины пациентов обеих групп, подтверждает вышесказанное, так как представляет в понимании Л.Сонди "картину контакта у невротиков, отказывающихся иметь свое собственное Я ". Рассмотрим Таб.18.
Процент невротических реакций в группе пациентов с сосудистыми расстройствами выше, чем во второй группе. Так, в первой группе он составляет 67%, во второй - 51%). Причем в группе пациентов с кардиологическими патологиями невротические модели поведения имеют 100% больных с инфарктом миокарда.
При статистической обработке результатов была обнаружена тесная прямая связь между наличием невротических моделей поведения и диффузным типом отношения к болезни, который чаще демонстрируют больные с кардиологическими расстройствами и с инфарктом миокарда.
Была установлена тесная связь между показателем невроза и вытесненной потребностью. Так, 42% пациентов с кардиологическими нарушениями без инфаркта и 61% с сосудистыми патологиями характеризуются как «инертные люди во всех областях существования», отказавшиеся от поиска новых объектов в мире. Но в актуальном состоянии у каждого второго ликвидатора аварии с невротическими моделями поведения выявлена амбивалентность потребности в поиске объектов. Это дает основание предполагать, что сущность неврозов ликвидаторов аварии на ЧАЭС связана в первую очередь с зависимостью от другого человека, в которой с одной стороны, присутствует желание сделать любимого человека счастливым во что бы то ни стало, с другой - отказ в удовлетворении собственной потребности становления собственного Я. Неся свою любовь каждому, такая личность не верит, что ее потребность в любви будет реализована с каким-то новым объектом, поэтому цепляется за старый объект. У таких личностей в основании невроза лежит "страх утраты, страх перед изолирующим дистанцированием, беззащитностью и одиночеством, страх быть покинутым".
По определению Л.Сонди, таких людей можно назвать "потерявшимися", дезинтегрированными личностями либо с отсутствием стремлений во внешней среде, либо с деформированными потребностями в данной среде.
Невротические состояния проявляются через опасные модели поведения. Так, большинство пациентов с невротическими моделями поведения в опасных моделях поведения имеют суицидальные попытки.
Наиболее часто встречаемая опасность во всей выборке - депрессия. Депрессивные состояния диагностированы у 87% пациентов с инфарктом, у 32%> пациентов с кардиологическими расстройствами без инфаркта и у 53% с сосудистой патологией. Депрессивные личности демонстрируют форму страха, связанную с "существованием единства и целостности Я и с глубинным переживанием утраты безопасности". Пассивная выжидательная позиция таких людей связана в первую очередь с их центральной проблемой как "неудавшимся поворотом к себе", недостатком развития своего существования как субъекта... Чем настойчивее они стараются уменьшить страх перед собственным существованием, тем больше отвергают собственную личность, что создает неразрешимую ситуацию". Поэтому так значимо для них взаимоотношение с другим человеком, который превращается в сверхценный объект.
Другой человек необходим и для того, чтобы удовлетворить потребность в персональной любви, пусть пассивно. У ликвидаторов преобладает потребность в прежнем партнере, в том, который уже найден и с которым невозможно расстаться. "Любящая самоотверженность стремится посвятить себя партнеру и без связи своего существования с другим человеком невозможна", - подчеркивает Ф.Риман. Тенденция "не расставаться" выливается в накопительство всего нужного и ненужного. Это потребность, создавшая Плюшкина. Главной опасностью реализации этой потребности является либо угроза одиночества, либо невозможность прервать связь, которая уже потеряла смысл. Другими словами, человек оказался в рабской зависимости от имеющегося дуального союза. Чаще всего источником неодолимого стремления к обладанию и контролю над ситуацией является переживание собственной недостаточности. Тот же самый источник ответствен за наличие стремления к не-впусканию в себя другого и отдалению от него. Неравнодушие к другому может повлечь за собой ту или иную форму зависимости. И стремление к возобладанию над другим, и стремление не впустить в себя другого, когда, по Гегелю, нечто пытается сохранить форму " в-себе-и-для-себя-бытия", когда оно упорно противится своему закабалению, проявляются при установлении отношений зависимости.
Это углубляет проблематичность адаптации к новым условиям жизни, сигналя об отсутствии устойчивости к изменениям. Отсюда необходимость постоянного контроля себя и ситуации, что требует достаточной напряженности, которая выявлена у 89% участников чернобыльской катастрофы.
Экстремальная ситуация в норме включает адаптационный вариант поисковой активности, который и определяет устойчивость организма к стрессу и вредным воздействиям окружающей среды. Причем подобный вариант возникает лишь при условии непредвиденных обстоятельств, когда человек не может заранее предугадать силу и продолжительность воздействия вредного фактора. Деформированным вариантом адаптации к неожиданной угрозе, осложненной психическим напряжением, является "обученная беспомощность". М.Селигман приводит пример формирования такого варианта. Животное подвергали ударам электрического тока, которые нельзя было предотвратить. После ряда попыток избежать наказания, животное становилось пассивным и безынициативным, хотя функциональные пробы показывали высокий уровень эмоционального напряжения. Если позже это же животное оказывалось в ситуации, когда появлялась возможность не получать наказание, то оно оказывалось неспособным к такому поведению. Животное, которое изначально имело возможность избегать ударов током, чаще всего находило выходы из ситуации и в дальнейшем.
В.С. Ротенберг и В.В. Аршавский назвали такую ситуацию «ожиданием катастрофы». Лучший способ фрустрировать человека в ситуации ожидания катастрофы - «поставить в ситуацию, когда они не могут контролировать события».
Этот вывод подтверждается результатами, полученными с помощью методики Дж. Келли.
Обращает внимание набор характеристик, имеющих самые высокие факторные нагрузки по показателю «Я-реальное» у данной группы пациентов, четко диагностируемый как неосознаваемое ожидание катастрофы. Распределение характеристик на оси конструкта «Я-реальное» ассиметрично. На правом полюсе, обычно представленном противоположными характеристиками, не имеющими отношения к значимым людям, характеристики отсутствуют. Стоит отметить дистанцированность данной группы пациентов от значимых людей при выполнении методики. Так, характеристики, наиболее часто употребляемые пациентами с инфарктом миокарда и имеющие наибольшие веса в факторном анализе, крайне редко использовались относительно выбранных персонажей.
Показатель рыхлости-жесткости равен 42%, все характеристики тесно связаны между собой, что сигналит о высоком уровне напряжения, конфликтности и дезадаптационных процессах.
Для того чтобы чувствовать себя достаточно спокойно и уверенно в состоянии предкатастрофической настороженности, человеку часто оказывается достаточно умения распознавать так называемые "флаги катастроф". Данное понятие ввел математик Р.Гилмор, который отмечает: "Хотя катастрофы обнаруживаются при качественных исследованиях уравнений, существует эффект обратной связи, который иногда позволяет получить качественные следствия даже в том случае, когда мы не знаем самих уравнений, при условии, что мы в состоянии установить наличие и тип катастрофы... Как только один из флагов зафиксирован, то есть установлен признак, свидетельствующий о наличии катастрофы, управляющие параметры можно изменять". Далее автор специально подчеркивает, что в случаях возрастающей неопределенности можно предусмотреть:
"- упрощенную модельную потенциальную функцию, зависящую только от существенных переменных состояния и управляющих параметров, либо соответствующий росток потенциальной функции, который в свою очередь может подсказать, какой в действительности процесс имеет место"; -нужность либо ненужность использования переменных для использования всех этих данных в проявлении основных флагов катастрофы. Возвращаясь к понятию флагов катастрофы, необходимо подчеркнуть, что различение таких сигналов имеет чрезвычайно большое значение в условиях необходимости двигаться "сквозь чужое". С этих позиций радиация представляется безусловно примером флаговой среды, где опасность нельзя просчитать, обнаружить без специальных приборов и с честью выйти из затруднительного положения. Радиоактивное излучение опосредованно, то есть после прекращения действия, продолжает деформировать жизненное пространство, поэтому необходимо научиться различать флаги - установить "потенциальную функцию", ее "росток", соответствующий "тип уравнения", нужность либо ненужность использования переменных вообще. Другими словами, поиски смысла существования в пост- радиационный период связаны не с живучестью как таковой, а со способностью выживать, не с пластичностью, позволяющей адаптироваться к новым условиям, а с умением избегать новых ударов.
В.А. Моляко называет основные причины, которые приводят к явлению, названному данным автором скрытой чернобыльской радиоактивной паникой. Мы же можем обозначить данные проявления как "флаги катастрофы". К ним относятся: "страх перед полной неопределенностью и непредсказуемостью общего воздействия радиации на человека; страх перед возможными последствиями разрушения в зоне АЭС; отсутствие постоянной правдивой информации об истинном положении; отсутствие для подавляющего большинства людей медицинского контроля, консультаций; постоянные слухи о гибели людей, облучении, заболеваниях; постоянный страх перед болезнями, особенно онкологическими; неадекватная запросам людей работа средств массовой информации; нарушение режима сна, отдыха, питания, усугубление психического состояния вследствие биофизического ослабления организма".
То немногое из вышеуказанного, что может осознать человек, это страх и снижение биофизического функционирования организма, проявляющиеся в беспокойстве, дискомфорте, мнительности, повышенном внимании к теме радиации.
С другой стороны, подсознательное функционирование психики превращается в "безумное", по определению Д. Калшеда, указывающего, что "функционируя подобно иммунной системе организма, система самосохранения активно атакует объекты, которые распознаются как "чужеродные" или "опасные". Части переживания, содержащие чувства уязвимости и незащищенности, рассматриваются как "опасные" элементы и, соответственно, подвергаются атаке. Эти атаки предназначены для того, чтобы разрушить надежды на установление реальных объектных отношений пациента... Точно так же, как иммунная система может ошибочно атаковать тот самый организм, который она призвана защищать, так и система самосохранения может превратиться в систему саморазрушения, ввергнуть внутренний мир в кошмар аутоагрессии". Поэтому можно констатировать, что отсутствие четко обозначенных сигналов опасности не позволяет участникам ликвидации аварии на ЧАЭС обнаружить новые способы выживания и иные, адекватные модели избегания опасностей.
Рассмотрим вытесненные потребности ликвидаторов последствий аварии на ЧАЭС.
Гистограмма 4. Вытесненные потребности у ликвидаторов аварии на ЧАЭС с разными расстройствами
Анализ вытесненных потребностей в группе с кардиологическими расстройствами и в группе с сосудистой патологией участников Чернобыльской катастрофы демонстрирует достоверные различия в данных группах. Так, у пациентов с кардиологическими проблемами без инфаркта первое место делят потребность в пассивности и потребность в прикреплении. Причем потребность в прикреплении трактуется Л.Сонди как "стремление держаться за жизнь и существование, предохранять себя от болезней, несчастий и гибели".
Потребность в пассивности вытеснена у 69% ликвидаторов с инфарктом, что превращает ее в бессознательную цель, сигналя о том, что пациент оказался в ситуации страдания. А.Кемпински, анализируя ситуации, связанные с "невозможностью осуществления собственного выбора активности", характеризовал их как "вызывающие установку страха".
Страх - это, несомненно, предупреждение об опасности, и в равной степени оно содержит как возможности к преодолению опасности, так и возможности к уклонению от угрозы. Если в первом случае можно констатировать наличие возможностей личности к активному приспособлению и зрелости человека, то второй вариант приводит к стагнации, которая тормозит личностное развитие, не позволяя осознать страх. Страх чаще неосознаваем, когда угроза как причина страха - неопределенна. "Он бывает сильнее, если нет возможности действовать, если человек чувствует себя в отношении опасности беззащитным".
Чувство страха, как было установлено при анализе теоретических подходов к данной проблеме связано с тревогой. Тревожность как относительно устойчивая личностная черта большинства ликвидаторов аварии на ЧАЭС, отмечается многими авторами Так, Ю.М.Губачев с соавторами указывают, что " в качестве психического состояния тревога детерминируется условиями неопределенности. При наличии дефицита информации возникает генерализованная боязнь неудовлетворения как биологических, так и социальных потребностей, что ведет к дезорганизации психических и соматических функций".
Ф.Б. Березин обращает внимание на связь тревоги и потребностей. Он подчеркивает, что "при любом нарушении сбалансированности системы человек-среда недостаточность психических или физических ресурсов индивидуума для удовлетворения актуальных потребностей, рассогласование самой системы потребностей, опасения, связанные с вероятной неспособностью реализовать значимые устремления в будущем, а также с тем, что новые требования среды могут обнаружить несостоятельность, являются источником тревоги". Причем тревога "по интенсивности и длительности неадекватная ситуации, препятствует формированию адаптивного поведения, приводит к нарушению поведенческой интеграции, к возникновению вторичных проявлений, которые наряду с тревогой определяют психическое состояние субъекта, а в случае развития клинически выраженных нарушений - картину этих нарушений".
Полученные данные перекликаются как с выводами Ф.В.Березина, так и с предложенными в DSM-4 основными синдромами и симптоматикой посттравматического стрессового расстройства, рассматриваемого как психосоматическая нозология. Клиническая картина у ликвидаторов аварии с кардиологическими нарушениями проявляется через объективно диагностируемый гиперкинетический сердечный синдром, параксизмальные суправентри-кулярные тахикардии, синдром вегето-сосудистой дистонии, а субъективно - через боли в области сердца, страх смерти, одышки, необъяснимую тревогу и пр.
Можно ли полученные данные по показателю вытесненных потребностей трактовать как наличие у определенной группы участников ликвидации аварии без неврозов самосохранительного поведения?
У пациентов с сосудистыми расстройствами и нарушениями, но без неврозов на первом месте вытесненная потребность в добре, оборотной стороной которой выступает страх нарушить определенные традиции, "избыток" совести. На втором месте оказалась тенденция к "застреванию" как цепляние за жизнь или какой-то другой реальный объект".
Половина вошедших в общую выборку ликвидаторов аварии имеют вытесненную потребность в добре, терпимости, справедливости, совестливости по отношению к окружающим людям, которая в векторной картине трактуется как чувство вины. "Вина возникает в ситуациях, связанных с чувством ответственности. Существует тесная связь между чувством ответственности и порогом эмоции вины. Следует подчеркнуть, что причиной для переживания вины с равной легкостью и с равной вероятностью, может стать как действие, так и бездействие" - пишет К.Изард. То есть вина - это как бы сигнал, изнутри оповещающий человека о том, что между ним и миром образовался разлад. Вина чаще связана с уже совершенным, с необратимостью времени. Осознавая необратимость времени и невозможность вернуться в прежний мир, к первоначальному положению дел, человек не перестает, однако, мысленно перебирать упущенные шансы. И это обстоятельство наполняет его душу горечью и сожалением, требуя искупления. В этом смысле мы можем назвать осознаваемое чувство вины "флагом катастрофы".
"Экзистенциальная вина приходит к человеку, когда он осознает, что на самом деле имеет обязательства перед собственным бытием, когда он понимает, насколько важно реализовать свой потенциал. Человек - не тополиный пух, погоняемый взбалмошным июньским ветром. Мы очень материальны и должны иметь какой-то вес и какой-то смысл", - пишет Д. Багенталь.
Невозможность вытеснить из сознания воспоминание о ситуации, к которой была причастна личность, соединенная с отсутствием осмысленности произошедшего, делает человека безутешным. Если ностальгия - это сожаление о прошлом, с которым связываются положительные переживания, то вина, напротив, отражает сожаление о проклятом прошлом, которое бесцеремонно вторгается в настоящее, заслоняя собой мир. Поглощенный навязчивыми воспоминаниями, человек изолирован не только от будущего, но и от далекого минувшего, предшествовавшего событию, а также не может адаптироваться в настоящем. "Вина ложится на сердце тяжелым грузом ",- метафорично описывает такое положение К. Изард, подчеркивая тем самым, что вина это, по выражению Ф. Ницше, "жестокая и бесполезная казнь", причиняющая человеку страдания и бессмысленная по сути, что приводит в конечном итоге к самоубийству во всех смыслах этого слова.
Таким образом, если и говорить о тенденции к самосохранительному поведению у ликвидаторов аварии на ЧАЭС, то можно предполагать, что к таковым можно отнести 6% пациентов с кардиологическими нарушениями, без инфаркта с гармоническим типом отношения к болезни и каждого четвертого пациента с сосудистой патологией, также имеющих данный тип.
Однако клиницисты подтверждают выдвинутое предположение частично. «Дифференцированный анализ эффективности лечения ликвидаторов аварии на ЧАЭС, принадлежащим к разным клиническим группам, выявил их неоднородность не только к исходному состоянию, но и по их реакции на проводимые оздоровительные мероприятия. Комплексная терапия в условиях стационара у ликвидаторов с кардиологическим диагнозом уменьшала, а у ликвидаторов с сосудистой патологией, наоборот, увеличивала выраженность дезадаптационных клинических нарушений".
Мы можем объяснить данную тенденцию особенностями психосоматических проявлений расстройств и нарушений в этих когортах. Так, кардиологические расстройства ликвидаторов аварии, не переживших инфаркт, носят функциональный характер, т.е. имеют психосоматическую природу. Длительная комплексная терапия в стационаре позволяет этим пациентам получить заботу, внимание со стороны медицинского персонала, что позволяет удовлетворить потребность в любви.
Сосудистая патология проявляется через сосудистые катастрофы по типу инсульта, церебро-васкулярнцю болезнь, атеросклероз нижних конечностей, дисциркуляторную энцефалопатию, гипертензии, патологическую реактивность сосудистой стенки на фармакопрепараты, другими словами, проявляется через морфологические нарушения. Следовательно, клиническая картина данной патологии в меньшей степени включает психогенные факторы, т.е. имеет соматопсихическую природу. Данная группа устала от проявлений болезни, от лечения, которое они рассматривают как бессмысленное, от проблем взаимодействия с миром. Отсюда - капитуляция перед болезнью и ухудшение состояния.
Пациенты из этой группы, имеющие гармоническое отношение к болезни, скорее всего, осознают ситуацию болезни, но вряд ли это принесло им облегчение. Онтологические основания жизни конкретного человека задаются не тем, чем они уже стали или становятся, а тем, чего еще нет - своим проектом, который присутствует в настоящем в качестве неисчерпаемых возможностей будущего. Любая возможность несет в себе не только позитивные свершения, реализацию целей, она может быть угрозой для существования единичного, то есть самого человека. У человека должно быть мужество для жизни в пост-радиационной ситуации, которого нет у ликвидаторов.
Пациенты с сосудистой патологией без невроза осознают свое состояние и демонстрируют конструктивный смысл через рентное поведение. Однако и в данной группе данный смысл не связан с адаптированностью к ситуации, т.к. отказ государственных структур либо медицинского персонала в удовлетворении рентных потребностей приводит к агрессивному поведению, что отнимает силы и здоровье участников ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, ухудшая их состояние.
Пациенты с сосудистой патологией и неврозом характеризуются, как было установлено в исследовании, инертностью, отказом взаимодействовать с миром, уходом во внутренний мир. Поэтому в данной группе чаще присутствует неосознаваемый преградный смысл, связанный с саморазрушительной тенденцией и дезадаптацией.
Отсутствие осознавания ситуации, наличие межличностной конфликтности, противоречивая внутренняя картина болезни приводят большинство участников ликвидации последствий аварии на ЧАЭС с кардиологическими нарушениями к преградному неосознаваемому смыслу и дезадаптации.
Ликвидаторы аварии на ЧАЭС с инфарктом миокарда переживают свои расстройства и болезни также неосознанно, демонстрируя в структуре смысловой реальности бессмысленность. Попытки приспособиться к новой ситуации приводят личность к дезадаптивным способам регуляции, что заканчивается преградным неосознаваемым смыслом. Преградный смысл либо отсутствие смысла включает саморазрушительное поведение, демонстрируемое большинством участников ликвидации последствий аварии на ЧАЭС.
Литература
1. Дикая Л.Г. Отношение человека к неблагоприятным жизненным событиям и факторы его формирования/ Л.Г.Дикая, А.В.Махнач //Психологический журнал. -1996.- №3.-С.137-148.
2. Давыдовский И.В. Проблемы причинности в медицине / И. В. Давыдовский.- М.: Медицина, 1962. -112 с.
3. Гуськова А.К. Основные источники психологической напряженности и реакции различных групп лиц, вовлеченных в радиационную аварию, меры их коррекции / А.К. Гуськова // Социально-психологическая реабилитация населения, пострадавшего от экологических и техногенных катастроф: Тез. докл. V Международной научной конференции. Минск, 1998. - С.72.
4. Гуменюк Н.В. Исследование механизмов психической адаптации к эмоциональному напряжению у лиц с вазоспастическим вариантом ишемической болезни сердца / Н.В.Гуменюк. - СПб.,1994. - 68 с.
5. Губачев Ю.М. Психогенные расстройства кровообращения / Ю.М.Г>бачев, В.М.Дорничев, О.А.Ковалев. - СПб.: Политтехника,1993.- 248 с.
6. Грановская P.M. Элементы практической психологии / Р. М. Грановская. - СПб.: Свет,1997.-608 с.
7. Гаврилюк В.В. Динамика ценностных ориентации в период социальной трансформации / В.В Гаврилюк, Н.А.Трикоз// Социологические исследования.- 2002.-№1.-С.96-105.