Дипломная работа: Формирование и развитие террористических организаций в Пакистане (середина 1980 – 2000 гг.)

Содержание

Введение

Глава 1. Исторические предпосылки возникновения и развития Пакистана

§1 Становление государственности в Пакистане

§2 Появление современного исламского экстремизма

§3 Пакистан в 1947-1977

Глава 2. Исламизация пакистанского общества

§1 Влияние ислама на политику правительства в Пакистане

§2 Экономическое развитие страны под действием принципов ислама

§3 Воздействие ислама в сфере образования, науки, культуры

Глава 3. Возникновение и развитие террористических организаций в современном Пакистане

§ 1 Пакистан как источник международного терроризма

§ 2 Террористические организации и их деятельность

Заключение

Источники


Введение

В современном мире человечеству приходится решать целый ряд проблем глобального значения. Среди которых одно из первых мест занимает терроризм. Сегодня терроризм является фактором, с которым вынуждено считаться любое государство, как в своей внутренней, так и во внешней политики.

Под терроризмом в широком смысле слова понимается социальное явление, которое основано использовании или угрозе использования насилия в виде террористического акта с целью нарастания атмосферы страха и безысходности в обществе во имя достижения целей субъектов террористической деятельности.

Данное определение позволяет обозначить в качестве основных разновидностей терроризма экономический, религиозный, политический. Но нередко эти виды, объединяются и выступают в роли причин возникновения и деятельности террористических организаций.

События последних десятилетий в России, США, Западной Европе и Азии показали, что никто в мире не выработал надежных методов и средств для борьбы с терроризмом. Между тем, многие террористические организации настойчиво подбираются к средствам массового уничтожения.

Наибольшую озабоченность в сегодняшнем мире вызывает исламский экстремизм, который за последнее время лидирует среди международных террористических организаций. Именно в Азиатских странах сегодня проходит первая борьба с терроризмом, именно здесь размещаются самые одиозные террористические организации и самые жестокие террористы.

Для того, чтобы понять сущность исламского терроризма, необходимо выяснить, что такое исламский фундаментализм. Это форма радикального ислама, связанная с верой в то, что для возвращения исламским странам их «былого величия» правоверные мусульмане должны отказаться от всего того, что связанно с «западными духовными ценностями и западным образом жизни». Надо вернуться к истории, и «фундаменту» ислама, точно в таком виде, каким его проповедовал пророк Мухаммад.

Более того, радикальные исламисты убеждены, что если ислам как религия оказался перед лицом смертельной опасности, он может исчезнуть, причем не в результате вторжения каких-нибудь крестоносцев, как это бывало в прошлом, а вследствие «западной отравы», т.е. обольщения современными светскими, материалистическими идеями и соответствующим им образом жизни.

Западные идеи и модели распространяют «гяуры» (неверные) среди подражающих им наивных мусульман. Государство, по их мнению, эффективно умерщвляет истинный ислам через светское законодательство, парламентаризм, научно-материалистическое образование, репрессивный аппарат, средства массовой информации.

Чтобы спасти ислам и свои души, правоверные мусульмане должны объединиться и захватить власть. Экстремизм от ислама не редко выступает в содружестве с национализмом, сепаратизмом и социальным популизмом. Главную роль чаще всего играет обращение к авторитету религии. Отсюда его особенность – объединение различного вида, нацеленные на внутреннюю дестабилизацию и международные конфликты.

В целом исламский экстремизм во всех его разновидностях угрожает всему мировому сообществу и несет ответственность за 80% террористических актов в мире. Они обладают весьма мощной финансовой базой за счет средств радикальных исламских организаций во многих мусульманских странах.

Политические программы большинства исламских экстремистских организаций созвучны - создание исламского государства, через три основных стадии: ведение в мессах скрытой пропагандистской работы (ознакомление); отбор наиболее преданных сторонников, готовых к участию в священной войне-джихаде (структуризация); джихад «без уступок и снисхождение» (реализация).

Конечной целью исламских фундаменталистов в любой стране является создание религиозного государства, управляемого духовенством и руководствующегося законами шариата.

На сегодняшний день подобного результата фундаменталисты пытаются добиться во многих мусульманских странах. Одним из таких государств является и Пакистан. Хотя им это еще и не удалось завершить до конца, но на протяжении более чем десятилетия радикальные исламисты существенно влияли на общественно-политическую ситуацию, в лице исламской фундаменталистской партии Джамаата ислама, во время режима Зиа уль-Хака.

Многочисленные факты, свидетельствующие в глубинной приверженности представителей различных слоев пакистанского общества исламской традиции, в том числе законами шариата, также заставляют думать о некоторой потребности пакистанцев следовать завещанным предкам порядкам, об их принадлежности к миру ислама. Главными носителями идей исламизма, особенно в их экстремальных формах, являются улемы. Главными, но не единственными. Эти настроения в значительной мере присущи и массе рядовых последователей исламской веры, что в свою очередь способствует формированию и развитию террористических организаций на территории Пакистана.

Актуальность темы, определяется еще и тем фактором, что современная политика пакистанского правительства, не только основывается на принципах исламизации всех сторон жизни общества, но и хотя и не официально, продолжает взаимодействовать с новыми религиозными экстремистскими партиями и организациями. К тому же Пакистан продолжает оставаться источником международного терроризма.

При исследовании темы были проанализированы и применены работы советских и современных авторов.

Большинство трудов относятся к 70-80 годам, когда интерес мирового и советского исламоведения к роли различных мусульманских группировок в общей системе внешнеполитических связей был достаточно высок. Внимание исследователей прежде всего было связано с особенностями социально-экономического и историко-культурного развития стран традиционного распространения ислама (в том числе и Пакистана), с взаимоотношение как правительственных и неправительственных организаций, так и отдельных государств, объединяющихся в межгосударственные коалиции. Советские ученые делают важные выводы относительно различных проявлений «исламского фактора» в сфере современных межгосударственных отношений на глобальном, решающем и страховом уровнях.

В то же время интерес советских историков, исламоведов, политологов был направлен, прежде всего, на проблемы национализма, борьбу партий, ориентацию таких государств, как Пакистан, на социалистический или капиталистический путь развития; высказывались опасения попадания мусульманских государств по д влияние капиталистических стран (особенно США).

Все эти тенденции исследовались советскими авторами на примере отдельных направлений и организаций движения «исламской солидарности», а также внешнеполитических акций ряда арабских стран.

Вместе с тем отмечалось все более отчетливое подчинение «политизации ислама» националистическим интересом консервативных группировок. Именно радикальное крыло межгосударственного мусульманского движения оказалось лидирующим в самой идее «мусульманской солидарности». Но на этом выводы советских исследователей в основном заканчивались, лишь констатируя факт влияния ислама на идеологию, право, политику, экономику, общественную жизнь, не прогнозируя и не высказывая опасений подобного взаимодействия в дальнейшем.

Таким образом, исламский терроризм как угроза будущего вообще или не значительно рассматривался советскими учеными. Нет в монографиях сведений о появлении и развитии деятельности террористических групп в исламском мире, и в Пакистане в частности, хотя многие современные террористические организации возникали уже в то время.

Однако многие советские исламоведы достаточно современно оценивают значительное воздействие радикального «исламского фактора» не только на установление внешнеполитических связей между мусульманскими государствами, но и на внутреннюю политику этих стран.

Основными монографиями и статьями советских историков, исламоведов по данной теме являются труды Ганковского Ю.В., Москаленко В.Н., Полонской Л.Р., Жмуйды И.В., Мукиджановой Р.М., Шерковиной Р.И.

Интересны и обширны работы Ю.В. Ганковского «Ислам и проблемы национализма в странах Ближнего и Среднего Востока», «Политическое общество», «Ислам: проблема идеологии, права, политики и экономики».

В них исследуется история Пакистана, политическое положение, проблема национализма. Особую роль автор придает влиянию исламской идеологии на общественно-политическую жизнь, социальную структуру, экономику Пакистана, как особенность исторического развития, которая в настоящее время сдерживает проведение (преобразование) реформ в этих областях.

Показательна монография Москаленко В.Н. «Внешняя политика Пакистана: формирование и основные этапы эволюции», в которой автор анализирует внешнюю политику Пакистана 70-80-х годов и приходит к выводу, что, начиная с 70-х годов «исламский фактор» играет возрастающую роль в укреплении сотрудничества этого государства со странами Юго-Западной Азии. В свою очередь, подобный курс не только оказывал определенное влияние на внутриполитическую обстановку в самом Пакистане, но и максимально использовался им для утверждения собственных позиций в «исламском мире». Итогом такой политики явилось, в частности, пакистанское сближение с консервативными режимами Саудовской Аравии и стран Персидского залива.

Жмуйда И.В. рассматривает в своих статьях и монографиях проблему воздействия исламских принципов на экономику Пакистана, где справедливо утверждает, что традиционно сложившиеся религиозные сборы и налоги становятся обязательной основой современной экономики, тормозя тем самым развитие страны.

Жмуйда И.В. также предоставляет более полные сведения по результатам проведения такой политики в стране: реакция населения, банков, торговых компаний и, как следствие, вывод…

К современным исследователям данной проблематики относятся труды Плешова О.В., Белокреницкого В.Я., Малашенко А.В.

Точка зрения современных авторов разделилась на две позиции.

Одна из них заключается в том, высказывается надежда на дальнейшее развитие Пакистана как светского государства, с помощью поддержки стран Западной Европы и США, которые в течение десятилетий стремились втянуть Пакистан в орбиту своей глобальной политики, поддерживая при этом военные режимы, снабжая их вооружением и финансовыми средствами, и у него есть достаточно шансов преодолеть кризисы в общественно-политической, экономической сферах, стать современным государством, лишенным влияния со стороны исламских радикалистов. Такого мнения придерживаются Белокриницкий В.Я., Малашенко А.В.

Особое значение модернизации придает Белокриницкий В.Я., утверждая, что в Пакистане есть много сторонников этой идеи, большинство их которых понимает модернизацию как путь достижения высоких темпов экономического роста, как средство, с помощью которого страна может занять достойное место в межгосударственном сообществе. Но в тоже время процесс модернизации будет значительно ограничен в связи с особенностями культурно-экономического развития.

Другая точка зрения основывается на позиции, что правительство Пакистана за последнее время больше склоняется к сохранению религиозного государства, находящегося под влиянием экстремистских партий и организаций, стремится к расширению связей с мусульманскими государствами, где большей степени сосредоточена в руках террористических групп и руководителей, поддерживающих идеи исламских фундаменталистов. А существующие в Пакистане гражданские институты носят формальный характер. Этой точки зрения придерживается Плешов О.В.

В монографиях и статьях Плешова О.В. главное внимание сосредоточено на политических процессах, протекающих в Пакистане, усиление тенденций исламского радикализма в Пакистане, влиянии идей радикальных религиозных идей (исламизма) на политическую борьбу между различными силами, а также о перспективах развития демократии. Но в тоже время автор замечает, исходя из политической культуры, традиций и роли ислама в жизни пакистанцев, что на пути утверждения демократии возникает множество препятствий. Плешов О.В. делает прогноз относительно того, что демократия как форма правления и образ жизни скорей всего будет носить, как и прежде, формальный характер.

При написании дипломной работы были использованы Интернет-ресурсы, которые предоставили информацию о современных террористических организациях, связанных с Пакистаном, открыли возможности для исследования периодической печати.

Целью моего исследования является анализ причин и процесса формирования и развития террористических организаций на территории Пакистана и 80-90 годах.

Задачами исследования являются рассмотрение исторических предпосылок исламизации пакистанского общества, проанализировать степень влияния исламских радикальных партий и организаций на политику пакистанского государства в области управления государством, экономики, образования на общество в целом.

Проследить и доказать, что исламисты (наиболее радикальные религиозные партии и организации), для осуществления собственных задач и возведение своей идеологии в ранг государственной, становятся партнером правительства, захватывают господствующие позиции, подчиняют граждан определенному режиму.

Выявить тот факт, что система образования в современном Пакистане является средством обучения воспитания и подготовки новых, фанатично преданных последователей веры. Причем необходимо уточнить, что исламские фундаменталисты в современном Пакистане не только подчиняют ислам собственным политическим интересам, но и то, что терроризм становится для них инструментом внешней политики.

Источники, рассматриваемые в дипломной работе, представляют собой две группы:

- законодательно-политические

- религиозные (Коран, сунна)

К первой группе относятся Конституция Пакистана 1973 г., закон о закяте и ушре, программа партии «Джамаате ислами», которые наиболее полно создают представление о тесном взаимодействии и активном влиянии идеалам радикальной религиозной партийной организации на законодательный процесс и создание Основного закона.

Конституция 1973 г. закрепила уже осуществляемые преобразования и представила возможность для аналогичных шагов в дальнейшем. В целом конституция носит демократическую направленность, провозглашая основные права граждан, но в тоже время содержит и значительные ограничения. Президент обладает обширными полномочиями; сохраняется «Резолюция об основных целях», где провозглашается «суверенитет Аллаха над всем миром», принципы демократии осуществляются «как это предусмотрено исламом». Кроме того среди принципов политики государства содержится требование обеспечить мусульманам Пакистана образ жизни в соответствии с основными принципами ислама: провозглашение ислама государственной религией, обязательное изучение Корана; президентом и премьер-министром могут быть только мусульмане. Зафиксировано обложение мусульманского населения традиционными налогами (закят и ушр). Предусмотрено создание Совета исламской идеологии и Федерального шариатского суда, их деятельность направлена на то, чтобы законодательство было приведено в соответствие с требованиями ислама.

Основными положениями внешней политики Пакистана является «сохранение и укрепление братских отношений с мусульманскими странами; поддержка общих интересов народов Азии, Африки и Латинской Америки; поддержание всеобщего мира и безопасности; укрепление дружественных отношений между всеми странами; содействие решению международных спорных проблем мирными средствами» (ст. 40)[1].

В качестве подтверждения того, что партия «Джамаате ислами» не только предоставляла политическую поддержку и организационно-идеологическое обеспечение военному режиму Зиа уль-Хака, но и стремилась к непосредственному управлению страной, привожу программный документ партии. Основное положение программы сводятся к тому, что необходимо привести все стороны жизни в соответствие с Кораном, сунной и исламскими нормами жизни, главенство шариата над всеми законами, проведение выборов и разработка уставов партии также должна основываться на этих принципах. В программе также содержатся положение, характеризующее ее как демократическую, но это лишь создание видимости для решения собственных задач.

Закон о закяте и ушре представляет собой попытку правительства сгладить социальные противоречия путем введения в экономику Пакистана исламских принципов, предусматривающих отчисление средств имущих в пользу неимущих. По мнению правящих кругов Пакистана это должно способствовать сглаживанию социального неравенства и постепенной стабилизации экономики страны. Но такие популистские меры среди религиозно настроенных масс оказались, в сущности, осуществлены в интересах государства.

Текст закона начинается с преамбулы, в которой разъясняется почему вводятся эти исламские принципы. В ней говорится, что Пакистан, будучи мусульманским государством, должен следовать исламским догмам. Также в тексте довольно часто встречаются ссылки на Коран. Отдельные главы посвящены созданию фонда закята, организации и управления сбором налога и его распределению.

Итак, первая группа источников представляет собой документы, наиболее ярко характеризующие политическую основу управления государством.

Ко второй группе источников относятся Коран и Сунна. Большинство исламских экстремистов, в том числе и пакистанских, для утверждения собственной идеологии обращаются к первоисточникам ислама.

Одним из наиболее интересных и точных переводов и трактований Корана, по мнению многих исламоведов, является труд Проховой В.М.

В этом издании содержатся подробные комментарии автора, каждая сура сопровождается страницей из Корана на арабском языке, текст написан поэтическим языком.

Прочтение отдельных сур Корана подтверждает то мнение, что многие исламские экстремистские организации не просто идеализируют создание общества и государства на основе Корана, но и, трактуя некоторые его положения в своих интересах, воспринимая строительство государства по воле Аллаха на основе шариата для истинных мусульман и борьба с «неверными», является средством реализации целей, выступает террористическая деятельность.

Методология дипломной работы строится на следующих методах: общеисторический, возвратного (ретроспективного) и перспективного анализа.

На основе общеисторического метода в работе рассматриваются предпосылки возникновения государственности на территории Пакистана и развитие государства, начиная с его официального образования в 1947 г. и до современности.

С помощью возвратного или ретроспективного анализа рассматривается проблема влияния ислама на становление государства Пакистан, его социально-политическую, экономическую, образовательную и культурную сферы, начиная с конца 70-х годов. На основе этого метода делается попытка проанализировать причины и истоки появления современных террористических организаций в Пакистане.

Применение перспективного анализа позволяет создать основу для дальнейшего исследования темы, дает возможность определить как существующие сегодня террористические организации в разных странах смогут оказывать сильнейшее воздействие на международную политику и в дальнейшем, к чему могут привести современные методы и средства борьбы с терроризмом.


Глава 1. Исторические предпосылки возникновения и развития Пакистана

 

§1 Становление государственности в Пакистане

Важные изменения в культуре местного населения произошли в VI-VII вв. В 664 г. произошло первое вторжение арабских завоевателей в долину Инда (через Южный Афганистан к Мултану), но только в 711-713 гг. Мухаммад ибн Касим, военачальник омейядского халифа Валида (705-715), сумел завоевать Синд и южную часть Панджаба. Арабское завоевание сопровождалось постепенным распространением ислама, особенно успешно среди местных буддистов, ранее подвергавшихся религиозным преследованиям со стороны раджей-индусов. После падения в 750г. халифата Омейядов Синд превратился в фактически самостоятельное государство. В начале Х в. в независимое княжество обособился Мултан. Лежащими севернее районами владели государи из местной династии Шахи, столицей которых был г. Удабхандапура (совр. селение Унд близ г. Атток).

Прошло более двух с половиной веков, и новая волна мусульманских завоеваний нахлынула на равнины северной Индии, на этот раз со стороны Афганистана. И были это не арабы, а тюрки, во главе которых стоял Махмуд Газнави. В период между 1001 и 1027 гг. он совершил двенадцать набегов на Индию, доходя до Гуджерата на юге и Канауджа на востоке. Набеги сопровождались безжалостными грабежами, расправами с непокорными, кампаниями по насильственному обращению в ислам. В последующие годы влияние ислама постепенно распространяется на восток вплоть до Бенгалии, а в XIV в.

Анклавы мусульманского господства стали возникать и на юге Индии. Следующая волна мусульманских завоеваний пришлась на XII в. и также связана с афганцами. К концу XII в. на большей части территории северной Индии властвовали представители династии Гуридов, их наместник в Индии Кутубуддин Айбак в 1206 г. основал Делийский султанат и объявил себя султаном. Следом за Гуридами султанатом правили династии Туглакидов и Лоди, пока в 1526 г. северная Индия не была завоевана Бабуром, выходцем из Центральной Азии, основавшим династию Моголов, при которых ислам в Индии достиг своего расцвета.

Политическая раздробленность страны и междоусобные феодальные войны способствовали тому, что в конце Х, начале XI в. в бассейне Инда утвердились завоеватели Газневиды.

В 1161 г. их столицей стал Лахор. Территория современного Пакистана оказалась под властью пришлой мусульманской военно-феодальной знати; широкое распространение получил ислам, являвшийся официальной идеологией господствовавшей верхушки класса феодалов. После распада державы Газневидов (1186 г.) бассейн Инда был включен в состав государства Гуридов, а затем Делийского султаната (1206-1525).

Несмотря на бесконечные войны, мятежи феодалов и многократные иноземные вторжения (монголов-в XIII-начале XIV в., Тимура-в конце XIV в.), тормозившие рост производительных сил, крупные города бассейна Инда (особенно расположенные на важнейших торговых путях - Лахор, Мултан, Пешавар, Татта и др.) становятся в эту эпоху важными экономическими и культурными центрами, игравшими большую роль в торговых отношениях между странами, лежащими на запад и на восток от Инда. Эти города являлись также центрами наиболее развитых и густонаселенных районов, где применялось искусственное орошение, выращивались продовольственные и технические культуры, высокого уровня достигли ремесленное производство, строительная техника и т. п. Свое значение они сохранили и после падения Делийского султаната, в эпоху Великих Моголов (1526-1748), под властью которых находились Панджаб, Синд и правобережье Инда.

В начале XVIII в. в результате фактического распада империи Великих Моголов (после смерти падишаха Аурангзеба в 1707 г.) бассейн Инда становится ареной ожесточенной борьбы иранских, афганских и местных феодалов. В середине XVIII в. территорию современного Пакистана подчинил своей власти афганский шах Ахмад-шах Дуррани (1747-1773). В Пенджабе в 60-х годах XVIII в. возникло несколько небольших сикхских княжеств, которые были объединены в единое государство махараджей Ранджит Сингхом (1799-1839). Территорию Белуджистана объединил под своей властью хан Калата Насир-хан Белудж (1750-1795). Несколько небольших феодальных княжеств, которыми правили эмиры из династии Талпуров, возникло в конце XVIII в. в Синде.

Номинально империя Великих Моголов просуществовала до 1858 г., когда последний падишах этой династии Сираджуддин Бахадур-шах II был низложен английскими колонизаторами.

Следует, однако, отметить, что по сравнению с другими покоренными землями (Северная Африка, Малая Азия, Персия, Центральная Азия), где ислам быстро стал господствующей религией, в Индии ислам не сразу прижился и не получил повсеместного признания даже на севере страны. Областями с преимущественно мусульманским населением стали лишь северо-запад, Синд и восточная Бенгалия. Стремление мусульманских завоевателей полностью покорить Индию, сделать ислам единственной, господствующей религией оказалось нереализованным. Согласно традиционалистской трактовке, ислам - не просто религия, а религия в неразрывном единстве с системой правления, нечто вроде государственно-религиозного сплава. Такого государства, то есть по сути исламского, в Индии не было никогда.

Для мусульман-завоевателей мир состоял из двух частей - дар-уль-ислам (обитель ислама) и дар-уль-харб (арена войны). Первая представляла собой место основного обитания мусульман, вторая была населена по преимуществу немусульманами, которых следовало обратить в истинную веру. Перед завоеванными вставал выбор: покориться и принять новую веру, и тогда они становились полноценными гражданами, или покориться, но сохранить собственную веру, более низкий статус зимми. Третий путь предполагал борьбу до последнего.

Зимми по своему социальному статусу стояли ниже мусульман. Они платили особый налог джизайя и не могли рассчитывать на лояльное отношение к себе со стороны властей.

Статус зимми могли получить только те, религиозные верования которых базировались на Священном писании (христиане, иудеи). Строго говоря, индусы не были представителями такой религии и, по букве закона, должны были рассматриваться воинством ислама в качестве харби - тех, кого следует покорить. Однако конкретные условия Южно-Азиатского субконтинента, многочисленность индусов, малочисленность предпочитало идти на компромиссы, а иногда и уклоняться от предписаний Корана. Так, индусам был предоставлен статус зимми, а роль взимателей налогов была отдана брахманам - жрецам религиозного инакомыслия, которых надобно было искоренять в первую очередь. Так были посеяны семена сосуществования ислама и индуизма, что впоследствии дало всходы в виде синкретического ислама, вобравшего в себя некоторые черты обрядов и традиции индуизма.

Немаловажную роль в утверждении ислама на индийской земле сыграло то обстоятельство, что переход представителей низших каст в другую религию был обусловлен стремлением избавиться от социального неравенства, на которое обрекала их господствовавшая в Индии кастовая система; относительная социальная демократичность ислама привлекала их возможностью обрести, наконец, статус равных в единой вере. И еще неизвестно, каких из вновь обращенных было больше: принявших ислам под угрозой смерти или добровольно. Авторитетные исследователи полагают, что последние преобладали.

Тем не менее, созданные мусульманские государственные структуры, в том числе определяющие социальную и политическую организацию общества, действовали, а частично продолжают действовать и сегодня. В Пакистане они, естественно, преобладают.

С начала мусульманских завоеваний в Индии центрами социально-политической деятельности последователей новой веры стали мечети (большинство их содержалось на средства центральных властей), причем число их было немалым. Важная роль в жизни общины принадлежала улемам, ученым богословам, которые, не будучи духовенством по букве суннитских законов, часто выполняли именно эту функцию. Они считали себя посредниками между верующими и Богом, наиболее компетентными толкователями Корана, Сунны и вообще законов шариата. Кроме того, они часто олицетворяли собой гражданскую власть. К улемам относят настоятелей мечетей - мулл и имамов, муэдзинов, призывающих к намазу, хатибов (проповедников), муфтиев (знатоков исламской традиции), кази (судей), мудариссов (учителей в мактабах, медресе). Социальный состав улемов всегда был неоднороден. Наряду с представителями высшей прослойки, такими как имамы соборных мечетей, среди них была и есть значительная прослойка тех, кто живет за счет налогов и платы за совершение религиозных обрядов. В целом можно сказать, что улемы в Индии и Пакистане - это социально-правовая корпоративная группа, действующая как отдельный обособленный институт. Улемы сплошь и рядом претендуют на роль наставников как в личной жизни мусульман, так и во всех вопросах общественной, пытаются формировать политическую ориентацию целых общин и традиционно вмешиваются в решение политических вопросов.

Интересно проследить отношение улемов к идее образования отдельного государства мусульман в Южной Азии. Концепция конфессиональной обособленности вызывала в их среде реакцию от индифферентной до откровенно враждебной. Стандартная (традиционалистская) позиция улемов в этом вопросе состояла в том, что ислам как универсальная мировая религия не может ассоциироваться с государством, ограниченным национальными рамками и отождествляться с ним. Эта мысль заставляла улемов выступать против идеи образования Пакистана. К тому же они опасались, что в случае возникновения такого государства вершить дела в нем будут не они, а секуляристы из партии Мусульманская лига, руководствующиеся в основном западными представлениями и принципами. В прошлом реальная власть улемов всегда зависела от целого ряда обстоятельств, например, от приверженности правителя исламским традициям. Из Великих Моголов самостоятельностью в суждениях и низким мнением об улемах отличался император Акбар, который, помимо прочего, видел в них людей, готовых при возможности ограничить его власть.

Все это было так, но надо сказать, что не все улемы были ограниченными религиозными фанатиками. Порой вместе с завоевателями в Индию приходили и крупные ученые (такие, как аль-Бируни). Монгольское вторжение в Центральную Азию и на Средний Восток вынудило большое число ученых, образованных людей спасаться от орд завоевателей в Индии.

Система, воспроизводившая улемов, имела несколько ступеней. В основе лежала школа при мечети - мактаб - обучавшая письму и чтению, знакомившая учеников с основными положениями Корана и элементами соответствующего фикха. Мактаб ставил задачу сделать из ученика доброго мусульманина, а не образованного человека. Следующая ступень - медресе - предусматривает более серьезное обучение. Здесь преподаются исламские науки - интерпретация положений Корана, хадисов, законы шариата во всей их полноте. Наиболее известные и престижные медресе известны как даруль-улумы (обители наук). Курс упомянутых дисциплин иногда растягивается на годы.

Наиболее знаменитые дар-уль-улумы - Деобандская и Барелвийская школы богословия - после раздела остались в Индии. Улемы, получившие образование в одной из этих школ, обладают особым социальным статусом и пользуются уважением.

Распад империи Великих Моголов, междоусобные войны, вторжения иранских и афганских феодалов способствовали претворению в жизнь захватнических планов английских колонизаторов. В 1843 г. они захватили Синд, в 1845-1849 гг. аннексировали Панджаб; после долголетней кровопролитной борьбы насильственно включили в границы своей колониальной империи в Южной Азии Белуджистан и земли восточнопуштунских племен и княжеств (1854, 1876, 1879 и 1893 гг.). Английское завоевание привело к постепенному превращению захваченных территорий в аграрно-сырьевой придаток метрополии; оно стимулировало производство экспортных сельскохозяйственных культур и создание некоторых материальных предпосылок капиталистического производства. По мере разложения феодальных отношений это создавало объективные возможности развития капитализма, но колониальный гнет деформировал развитие этих процессов, задерживал его на промежуточных этапах, консервировал феодальные пережитки.

Несмотря на колониальное положение земель, вошедших в современный Пакистан, в начале XX в. здесь складывается территориальное разделение труда между отдельными районами, специализировавшимися на производстве различных видов товарной продукции. Усиливаются миграции населения. Наблюдается рост городов. Происходят сдвиги в идеологии и культуре, связанные с изменениями в социальной и классовой структуре населения, постепенным формированием основных классов и социальных прослоек, характерных для буржуазного общества.

Зарождается современная литература и публицистика на местных языках. В прогрессивных кругах общества наблюдается рост патриотических, антиколониалистских настроений. Во второй половине XIX в. возникает национально-освободительное движение народов Пакистана, в котором в начале XX в. формируется революционно-демократическое направление. Большое влияние на его развитие оказала революция 1905-1907 гг. в России. Появляются первые революционно-демократические, рабочие и крестьянские организации, распространяются социалистические идеи. Освободительная борьба народов, нередко принимавшая вооруженные формы (восстания хуров в Синде в 1896-1908 гг.; пограничных пуштунских племен в 1919-1921 гг.; в Пешаваре - в 1930 г.; в Белуджистане - в 1897-1900, 1915-1916, 1925, 1927-1927 гг.), подтачивала устои власти колонизаторов.

Особенности социально-экономического развития народов Пакистана в колониальную эпоху отразились на характере развивающихся здесь национально-освободительных движений. В их идеологии сказывались феодально-патриархальные и религиозно-общинные пережитки. Идеи буржуазного просветительства и национального освобождения нередко выступали в обличье религиозных реформ, зачастую сектантского характера. Эти объективные особенности освободительных движений использовались колонизаторами, которые при подавлении антиколониальной борьбы наряду с репрессиями применяли методы провокаций, разжигания религиозно-общинной розни. Чтобы расколоть антиимпериалистические силы, английские колонизаторы и их пособники с особым старанием разжигали индусско-мусульманскую и сикхско-мусульманскую рознь, играя на противоречиях между различными религиозно-общинными группами имущих классов общества, используя самые реакционные стороны индусской, сикхской и мусульманской религиозно-общинной идеологии.

§2 Появление современного исламского экстремизма

Современный исламизм, или, как его еще называют исламский фундаментализм, не является единой, цельной системой мировоззрения, а скорее представляет собой конгломерат большого количества различных теорий, объединенных общностью некоторых изначальных посылок и сходностью взгляда на современный мир.

Причина заключается именно в том, что арабы забыли ислам и отошли от него. Утрата веры, которая одна только может дать человеку духовную силу и уверенность в правоте своего дела, привела, по словам исламистов, к тому, что арабские солдаты были более склонны бежать, чем сражаться. При этом аргументация фундаменталистов не сводилась к той простой мысли, что «раз общество покинуло Аллаха, то и Аллах оставил общество». Они указывали на то, что арабские государства, чьей официальной идеологией был в то время секулярный национализм, потерпели поражение от страны, которая основана, по их мнению, чисто на религии Победу Израиля они трактовали как победу религиозного государства над секулярным.

«Возрождение ислама» - сложный и многофакторный процесс. Хотя его причины не раз подвергались анализу как советскими, так и зарубежными учеными, имеет смысл еще раз кратко на них остановиться.

В определенной степени «возрождению ислама» способствовала сама специфика этой религии, точнее, два ее взаимосвязанных аспекта. Во-первых, ислам, в отличие, например, от христианства, возник и формировался как государственная религия и это состояние является для него наиболее естественным. Одно из последствий этого-отсутствие в исламе института церкви. Во-вторых, ислам религия тоталитарная, стремящаяся охватить все стороны жизни и деятельности людей – от брачных связей до международной политики, и не зря некоторые исследователи называли его не религией, а образом жизни. К этому можно добавить полное отсутствие в исламе деления на светское и духовное, мирян и клир, «дела людские» и «дела божьи». Таким образом, ислам более всего приспособлен выступать в качестве регулятора всей жизни общества, и эта его особенность, безусловно, дала исламистам широкие возможности для аргументации необходимости «политизации ислама». Помимо этого в арабских странах действовал и продолжает действовать ряд факторов, которые объективно способствуют усилению роли религии в общественной жизни.

1. Исторически большинство арабских стран переживают сейчас этап развития капитализма на весьма неоднородной, многоукладной основе. Иными словами, в них завершается процесс перерастания общества полуфеодального, неразвитого, «восточного» в общество капиталистическое, технологическое, «западное». Этот процесс, называемый обычно модернизацией, неизбежно ведет к увеличению тягот и бедствий значительной части населения. Огромные массы крестьян, мелких ремесленников и торговцев разоряются и скапливаются в городах, пополняя ряды люмпенов и деклассированных элементов. Растет численность маргинальных слоев, составляющих во многих крупных городах уже значительную часть населения. Множество людей потеряли свое место в обществе, потеряли уверенность в завтрашнем дне. Старая, традиционная система ценностей если не сломана, то сильно расшатана, а новая либо не создана, либо представляет собой кальку с системы ценностей Запада, чуждой арабскому обществу. Все это создает практически идеальные условия для расцвета религии.

2. В арабских странах остро ощущается отставание от промышленно развитых стран в социально-экономической, технической и культурной сферах. Ущемленное национальное самолюбие требует компенсации, а так как в материальной сфере это невозможно, то она осуществляется в сфере духовной за счет утверждения традиционных (т. е. исламских) духовных ценностей как якобы превосходящих западные.

Сейчас в развивающихся странах вообще и в арабских странах в частности активно насаждаются западная цивилизация, западная система ценностей, образ жизни, что сопровождается разрушением традиционных мировоззрений, систем взглядов и т. п. Естественно, это вызывает ответную реакцию, т. е. подчеркивание чего-либо своего, характерного для собственной цивилизации, что в арабских странах, как правило, тесно связано с исламом.

3. Существует значительная социально-экономическая разочарованность масс, вызванная отчасти крахом надежд на быстрое и беспроблемное развитие. Вместо обещанного процветания и благополучия обострились трудности и проблемы, возросло и недовольство положением дел. При этом надо заметить, что одним из основных факторов выступает не столько бедность значительных масс населения, сколько социальные контрасты: небоскребы, высящиеся над трущобами. В результате появилась разочарованность в самой модели развития по западному пути, в идее догнать развитые капиталистические страны. Возникла необходимость в своей, выражение «незападной» идеологии развития.

4. Подрыв доверия к партиям и правительствам, которые оказались не в состоянии обеспечить быстрое прогрессивное развитие страны, сопровождается так называемым кризисом легитимизации, т. е. отказом секуляризованных элит от традиционной исламской легитимизации своей власти и переходом их к обоснованию ее законности при помощи светских идеологий. Этому кризису способствует неспособность арабских правительств обеспечить обещанные процветание и социальную справедливость, а также то, что они явно не в силах вернуть себе территории, оккупированные Израилем.

5. В условиях бедственного положения народных масс широкое распространение получает ностальгия по ушедшему золотому веку, по старым временам, когда все якобы было идеально. В арабских странах таким золотым веком считается правление Мухаммеда и четырех праведных халифов, т. е. период раннего ислама.

Безусловно, этим перечнем не исчерпываются объективные причины «возрождения ислама», но здесь перечислены, на наш взгляд, основные факторы, вызвавшие этот процесс.

Коснувшись общих причин «возрождения ислама» перейдем к причинам возникновения уже собственно современного исламского экстремизма. Здесь необходимо провести разницу между появлением идеологии исламского экстремизма, которая зародилась в Египте на рубеже 50-60-х годов, и его распространением, превращением его в серьезного участника политической борьбы, что произошло в 70-х годах.

Важнейшим фактором, способствовавшим возникновению идеологии экстремизма, безусловно, явились преследования и гонения, Эти преследования сыграли двойную роль. Во-первых, любое движение, подвергающееся репрессиям со стороны властей, склонно к радикализации своих взглядов и практики.

Тенденция к ответу отрицанием на отрицание, насилием на насилие в таких случаях проявляется явно и отчетливо. Во-вторых; в результате фактического разгрома ассоциации полицией и органами безопасности способствует дифференциации различных направлений внутри организации.

Иной характер имели причины, обусловившие определенную популярность идей исламского экстремизма и превращение его в значимую политическую силу во многих странах Арабского Востока. К их числу можно отнести общий подъем исламизма и усиление религиозности населения; конфликт традиционных исламских ценностей с современным городским образом жизни; широкую дискредитацию официального ислама и религиозного истеблишмента. Важную роль играло также отсутствие у населения ощущения участия: в общественно-политической жизни, в принятии решений, затрагивающих их жизнь. В сочетании с отсутствием реальных перспектив быстрого достижения экономического благосостояния это приводило к позиции «все не так», к полному и тотальному отрицанию всего современного общества (формой такого отрицания и является исламский экстремизм).

Помимо этого определенную роль сыграло довольно распространенное представление о том, что малочисленная но тесно сплоченная и глубоко убежденная в своей правоте группа способна реально повернуть историю, в частности захватить власть в крупной стране и провести в ней кардинальные преобразования. Такое представление поддерживалось как примерами из истории ислама (малочисленность первоначальной общины Мухаммеда), так и частыми случаями государственных переворотов в развивающихся странах, совершаемых обычно небольшой группой военных. В этом отношении очень способствовала подъему экстремистских настроений победа революции в Иране, которая доказала, что возможно во имя ислама свергнуть правителя, опирающегося на вооруженную до зубов армию, располагающего огромными входами от нефти, пользующегося поддержкой самого имущественного империалистического государства.

Религиозно-политические основы идеологии

Начав с самых общих теоретических посылок исламских экстремистов, необходимо теперь определить их отношение к первоисточникам ислама - Корану и сунне, а также к традиционным системам их интерпретации.

Во-первых, для исламских экстремистов, как, впрочем, и для всех исламских фундаменталистов, характерна опора непосредственно на Коран, возврат, как они говорят, к «живительному источнику» ислама, якобы замутненному за века различными искажениями и неверными трактовками. При этом они исходят из того, что Коран вечен и абсолютно верен (это гарантируется его божественным происхождением), а значит, и нормативен для всех времен и народов в своем полном объеме.

Акцентировать внимание на таком, казалось бы, очевидном для мусульман положении им приходится потому, что сейчас в исламе, особенно в официальном, широко распространена точка зрения, согласно которой Коран можно поделить на две части: его суть, идеи которой вечны, и конкретно-историческую, несущественную часть - (куда, в частности, входят многие предписания, запреты и т. п.). Утверждается, что эта вторая часть была бы с неверными, какими бы благородными и добродетельными ни казались их поступки,- ведь неверие есть зло по определению: «Что идет не от веры - ветвь, спиленная с дерева, оно обречено увянуть и исчезнуть; есть истинно дьявольское деяние, ограниченное и времени»[2].

В своих взглядах на исторический процесс исламские экстремисты выступают как убежденные детерминисты и идеалисты. Они исходят из того, что вся биография человечества полностью контролируется и направляется Аллахом. Люди не могут сами изменить ход истории, они могут лишь координировать свои усилия с волей Аллаха. Даже исламское общество, к созданию которого они стремятся, возникает, с их точки зрения «не в результате усилий людей, а в результате участия людей в потоке истории»[3]. Но в то же время они вовсе не считают победу ислама автоматической, она все же зависит от усилий, прилагаемых мусульманами ради ее осуществления. Противоречивость их позиции в данном вопросе отражает противоречивость самого учения Мухаммада и является проявлением той неувязки между тезисом о всемогуществе бога и свободой воли человека, которая характерна для ислама и других монотеистических религий.

Безоговорочно принимая суверенитет Аллаха в истории, исламские экстремисты, тем не менее, рассматривают ее как процесс, подчиняющийся определенным законам. Признавая значительные успехи человечества в области покорения материального мира, полностью отрицается за человеческим разумом способность создать адекватную систему ценностей и законов, систему общественного устройства. В силу превосходства разума божественного над разумом человеческим все системы, созданные людьми, заранее уступают системе, созданной Аллахом,- исламу.

Они выдвигает концепцию единого универсального закона, которому подчиняется вся вселенная - и природа и человек. Природа подчиняется законам естественных наук, а человеку Аллах дал шариат, являющийся частью универсального закона, и в силу этого гармоничный с окружающим миром.

Шариат устанавливает не только гармонию между поведением человека и реальностью окружающего мира, но и гармонию между внутренней, глубинной сутью человека и его поведением, что ведет к глубокой духовной удовлетворенности и покою. Говоря иными словами, он считает, что в человеке первоначально заложено желание жить по шариату и лишь происки сил зла сбивают его с этого пути[4].

Таким образом, исламские экстремисты считают, что общество объективно должно жить по шариату и, естественно, ответственность за реализацию этого на практике они возлагают на «истинных» мусульман, т. е. на себя. Отсюда неизбежно вытекает необходимость захвата власти «истинными» мусульманами, ибо, только возглавляя государство, можно добиться такой кардинальной политической, экономической, социальной и культурной перестройки общества, которую они считают обязательной.

В целом логическая цепочка, выстраиваемая исламскими экстремистами, выглядит следующим образом. Цель, поставленная Аллахом перед человечеством, создать и поддерживать на земле общество, построенное согласно ниспосланным законам. Истинно верующие обязаны стремиться к этой цели. Так как существующие сейчас общества исламскими не являются, то необходимо привести их в соответствие с исламом, для чего политическая власть в стране должна оказаться в руках истинных мусульман. Поскольку правящие элиты (как правило, изображаемые как воплощение зла) вряд ли: добровольно уступят власть, ее надо захватить.

При этом подчеркивается, что борьба за установление исламского порядка - это индивидуальный долг каждого верующего. Этот тезис привязывается к более общему положению о том, что истинная вера не может оставаться в сердце мусульманина, она обязательно должна подкрепляться делами, проявляться на практике. Попытки свести ислам к внутренней вере, основанной на эмоциях, и к определенным ритуалам объявляется происками врагов, в частности Запада и христианства. Подчеркивается, что ислам не может являться личным делом каждого и не может существовать просто как мировоззрение отдельных мусульман и обязан выражаться в усилиях, направленных на создание исламского общества.

Любое общество, основанное не на шариате, исламские экстремисты считают не только противоестественным, как было показано выше, но и совершающим преступление против Аллаха. Обосновывается это через понятие хакимийи (Хакимийя - неологизм, означающий высшую власть Аллаха над этим миром. Такого рода действия, как установление законов, не соответствующих шариату, считаются нарушением хакимийи Аллаха и присвоением его прерогатив.). Суть хакимийи для исламских экстремистов заключается в том, что «никто из сотворенных Аллахом не может устанавливать иные законы, чем те, которые были установлены Аллахом»[5], или, иначе говоря люди не имеют законодательной власти, а имеют власть лишь исполнительную. Хакимийя -неотъемлемый атрибут Аллаха, и тот, кто отрицает ее или пытается ее присвоить, -неверный. Ее не может присваивать ни человек, ни класс, ни партия, ни учреждения, ни нация, ни даже весь народ земного шара»[6], т. е. никто и ничто на земле не может изменить исламские законы, обязательные для всего человечества.

Признание хакимийи имеет далеко идущие последствия. Этот принцип отрицает любую форму правления кроме теократии и диктатура и демократия для него одинаково неприемлемы. Правительство страны, как, впрочем, и весь народ, лишено законодательной власти -система законов уже дана отныне и навеки. Любые законы, кроме шариата, не имеют никакой силы- подчиняться им не только не нужно, но и грешно. Соответственно правительства, вводящие какие-либо противоречащие шариату законы или институты, объявляются узурпирующими атрибут Аллаха, а значит, неверными и не имеющими права руководить мусульманами.

Таким образом, хакимийя, являющаяся одним из основных принципов политической теории современного исламского экстремизма, служит основой для критики существующих в мусульманских странах режимов, и в особенности для отказа им в легитимности.

Часто встречающийся элемент идеологии многих исламских экстремистских групп - махдизм. Вера в приход махди - мессии, посланного Аллахом, чтобы спасти мир, и предвестника Страшного Суда - широко распространена в суннизме, хотя и слабо оформлена доктринально.

Социальный идеал исламских экстремистов

Картина идеального общества - наименее разработанная и наименее оригинальная часть идеологии исламских экстремистов. С одной стороны, это отражает неактуальность для них данной проблемы, поскольку гораздо большее значение имеет выработка своего отношения к реалиям современного общества и разработка тактики и стратегии борьбы, а с другой стороны, возможно, их идеологи намеренно оставляли нечеткими контуры будущего, за которое они боролись, чтобы не вызывать ненужных разногласий среди своих сторонников.

В целом, рисуя идеальное общественное устройство, исламские экстремисты остаются в рамках ортодоксального суннизма. Какими же чертами, с их точки зрения, должны обладать «истинно исламские» общество и государство? Основной критерий, это то, что шахада «Нет бога", "кроме Аллаха и Мухаммед- посланник его») «составляет основу всеохватывающей системы жизни мусульманского сообщества вплоть до мелочей». Говоря иначе, мусульмане во всех аспектах жизни и деятельности должны исходить из абсолютного подчинения единственному властителю - Аллаху - и его законам. Основные «вечные и неизменные» принципы, на которых строится исламская цивилизация - к ним относится «поклонение одному только Аллаху; базирование отношений между людьми на вере и единобожие; превосходство человека над всем материальным; развитие человеческих ценностей и обуздание животных желаний; уважение к семье; принятие наместничества Аллаха на земле в соответствии с его руководством и указаниями; верховенство закона Аллаха (шариата) и образа жизни, предписанного им, во всех делах этого наместничества»[7].

Аналогичный подход наблюдается и по отношению к государству. В целом исламским считается государство, возглавляемое мусульманином и полностью проводящее в жизнь все положения шариата.

Вообще, теория общественно-политического устройства у исламских экстремистов основывается на двух китах - на хакимийе и на тотальном характере ислама. Его тотальность подразумевает, что ислам есть система, регулирующая все без исключения аспекты жизни человека и общества, начиная от супружеских связей и кончая международной политикой. Сфера действия шариата, как он заявляет, вовсе не ограничена юридическими вопросами, но включает в себя «отношения, образ жизни, ценности, критерии, привычки и традиции». Принцип тотальности на деле превращает ислам в тоталитарную систему, и государство, взявшееся применять ее на практике, неизбежно окажется тоталитарным государством, стремящимся подавить индивидуальность своих граждан (вернее, подданных) и регламентировать все их поведение. Поскольку же все законы и нормы поведения изначально заданы и ни при каких условиях не могут быть изменены (в силу хакимийи), то идеальное общество исламских экстремистов представляется как чрезвычайно жесткая система, не предоставляющая индивидууму или организации почти никакой свободы выбора, карающая любые отклонения от нормы (которые являются одновременно и грехом, и преступлением) и практически не эволюционирующая.

Вместе с тем исламские экстремисты, настаивая на абсолютности, вечности и неизменности основополагающих принципов исламского общества, допускают возможность существования отдельных его структур в различных формах в зависимости от времени и места его возникновения. В качестве примеров непостоянных элементов общества приводятся его материально-техническая база, устройство государственного аппарата и т. д. – в общем, то, что не регламентируется шариатом.

В том, что касается политической системы общества, то идеалом, с точки зрения большинства исламских экстремистов, является халифат. Их политическая мысль базируется не на понятии государства, а на понятии уммы - сообщества верующих мусульман, объединенных послушанием Аллаху. Возглавляет умму один человек- халиф, - который по решению и с согласия членов уммы наделяется властью - властью административной, исполнительной, но не законодательной, поскольку единственный законодатель-это Аллах. Умма как бы заключает договор с халифом, согласно которому халиф будет править по шариату и в интересах уммы, а умма будет подчиняться ему. Халиф должен быть «взрослым, разумным, набожным мужчиной» и должен быть справедлив[8].

По вопросам, на которые шариат не дает прямого ответа, халиф должен консультироваться с уммой, причем это - его прямая обязанность. Не существует, правда, единого мнения о том, должен ли халиф консультироваться со всем народом или же лишь с улемами.

Расходятся мнения и о том, обязан ли халиф подчиняться мнению улемов (либо народа), или же они могут только советовать, но ничего не решать. Практика исламских экстремистских групп показывает, что в разных группах встречаются разные варианты решения этой проблемы. Вопрос о свержении правителя - это тот пункт, где экстремисты расходятся с наиболее распространенной в суннизме точкой зрения. Примерно с Х в. н. э. улемы были склонны отрицать право мусульман на восстание против несправедливого правителя. Преследуемые страхом смуты, бунта, гражданской войны, они считали, любая власть лучше, чем анархия, и любому мусульманскому правителю необходимо подчиняться, как бы грешен или несправедлив он ни был.

Однако, что существовала и иная точка зрения, близкая к трактовке этой проблемы современными экстремистами. Развивая их идеи, современные исламские экстремисты считают религиозной обязанностью правоверных мусульман бороться с несправедливостью и любым отступлением от шариата, даже если оно исходит от правителя. Обязанности правителя править по шариату соответствует обязанность всех членов уммы подчиняться ей. Пока правители исполняют свой долг перед Аллахом и перед сообществом, долг каждого мусульманина - подчиняться их приказам»[9].

Повиновение правителю имеет, однако, свои границы. Не следует подчиняться тому, кто не соблюдает шариат- тому, кто угнетает и притесняет мусульман (поскольку в сунне сказано, что нет подчинения тому, кто не подчиняется Аллаху, а тирания - грех), а также приказу совершить нечто запрещенное в исламе . Таким образом, правителю надо подчиняться в том, что дозволено Аллахом, в вопросах толкования писания а также в тех случаях, когда ни в Коране, ни в сунне нет указаний, как надо поступать.

Итак, мы имеем политическую систему, в которой законодательная власть в значительной степени отсутствует, а исполнительная принадлежит одному человеку (халифу или эмиру). В его же руках оказываются остатки законодательной и высшая судебная власть. За тем, чтобы он не злоупотреблял этой властью, следит консультативный орган, состоящий из улемов. Подчинение халифу есть религиозная обязанность. Легитимность его основывается на том, что он правит по шариату, на том, что он лично-правоверный мусульманин. В случае нарушения каких-либо из этих условий, его надлежит сместить.

Социально-экономическая система идеального исламского общества более расплывчата, чем политическая. Основу ее составляет принцип справедливости (адаля). Теоретически все люди в исламе равны, все они члены одной уммы, и один может быть лучше другого только в силу большей набожности. Однако вместе с тем ислам признает и имущественное неравенство между людьми как естественную черту исламского общества. При этом исламские экстремисты считают единственной приемлемой основой такого неравенства личный труд человека. Честный труд и адекватная плата за него - один из элементов принципа справедливости, ответственность за соблюдение которого возлагается на правителя.

Предполагается, что в исламском обществе не будет ни очень богатых, ни очень бедных, равно как не будет места ни обману, ни расточительству, ни скряжничеству, и, естественно, ростовщичеству. Это должно обеспечиваться высоким моральным уровнем членов общества, а также исламской налоговой системой, основанной на закяте. Классовые конфликты, с их точки зрения, в таком обществе невозможны, поскольку все будет по справедливости. Исламские экстремисты признают право на частную собственность, прибыль, признают право наследования, но считают, что социальная дифференциация, сдерживаемая государством (в силу принципа справедливости), будет оставаться в приемлемых пределах. Они допускают возможность существования госсектора в экономике, если того потребуют интересы уммы, и настаивают на том, чтобы коммунальное хозяйство не находилось в частных руках. Характерный момент их экономических взглядов - опора на собственные силы, отказ от тесных финансово-экономических связей с Западом.

В общем, ничего оригинального, своего, исламский экстремизм в этой области не предлагает. Реально речь идет не более чем о защите и стимулировании мелкой трудовой собственности при ограничении крупного капитала.

Экономика вообще слабое место исламского экстремизма. В целом социальная утопия исламского экстремизма носит выраженный мелкобуржуазный характер. Ее отличительные черты - упор на религиозные ценности как на основу всей жизни общества, призыв к авторитарности государства и тоталитарности идеологии, отсутствие апелляции к разуму - не меняют каким-либо образа ее сущности.

§3 Пакистан в 1947-1977

Не следует, однако, возникновение и развитие тенденций к государственному обособлению территорий на северо-западе колониальной Британской империи в Южной Азии связывать только с ростом религиозно-общинных противоречий, используемых колонизаторами для укрепления своей власти. Существовали и объективные социально-экономические факторы, способствовавшие формированию этих тенденций.

За годы колониальной зависимости северо-западные районы Южно-азиатского субконтинента превратились в крупного производителя пшеницы, хлопка и другой сельскохозяйственной продукции, значительная часть которой вывозилась за рубеж. Вместе с тем промышленное производство было здесь развито крайне слабо (основная часть промышленных предприятий представляла собой небольшие, часто сезонные заведения по первичной переработке сельскохозяйственного сырья). В результате этих особенностей развития северо-западных районов экономические интересы верхушечных слоев местных имущих классов (среди которых основной тон задавали богатые помещики) постепенно стали приходить в столкновение с экономическими интересами ведущих марварппско-гуджаратских групп индийской буржуазии. Крупная индийская буржуазия добивалась установления протекционных таможенных тарифов для защиты своих предприятий от губительной конкуренции иностранных фирм; она была также заинтересована в получении дешевого сельскохозяйственного сырья для своих фабрик и заводов. Что же касается крупных земельных собственников северо-западных районов (особенно Пенджаба), то они отстаивали противоположную линию, добиваясь создания системы «свободной торговли», которая должна была обеспечить им наиболее благоприятные условия для вывоза сельскохозяйственной продукции на внешние рынки и возможность приобретать там дешевые промышленные товары иностранного производства. Расхождение экономических интересов верхушки земельных собственников северо-западных районов полу-континента и крупной буржуазии Хиндустана и Западной Индии стало основой политического размежевания: уже в 1923 г. раздались требования государственно-административного обособления северо-западных районов. Укреплению тенденций к обособлению содействовал рост в этих районах местной мелкой и средней буржуазии, буржуазной интеллигенции, обращение к предпринимательской деятельности многих мелких помещиков и деревенских богатеев в период между двумя мировыми войнами. В результате тенденции к государственному обособлению северо-западных районов получили массовую поддержку. Но в специфических условиях колониальной Британской Индии эти тенденции оказались окрашенными в религиозно-общинные тона.

22-24 марта 1940 г. на XXVII сессии Мусульманской лиги в Лахоре была принята резолюция, требовавшая образовать в северной части Британской империи в Индии два независимых мусульманских государства: одно - на северо-западе (в его границы должны были войти Пенджаб, Синд, Северо-Западная

Пограничная провинция, Белуджистан, а также Кашмир), другое - на северо-востоке (в составе Бенгалии и Ассами). 8 апреля 1946 г. на конференции мусульман-парламентариев была принята резолюция о создании единого независимого мусульманского государства - Пакистана.

В августе 1947 г. в результате бурного роста антиколониального движения, обусловленного историческими победами прогрессивных сил в годы второй мировой войны, разгромом гитлеровского рейха, милитаристской Японии и их союзников, английские власти были вынуждены предоставить независимость своим колониям на субконтиненте Южной Азии. На месте Британской Индии возникли два доминиона - Индийский Союз и Пакистан. Первым генерал-губернатором Пакистана стал лидер Мусульманской лиги и руководитель движения за создание Пакистана, видный политический и государственный деятель Мухаммад Али Джинна (1876-1948)

Пакистан в 1947-1958 гг.

Образование в августе 1947 г. независимых Индии и Пакистана было важной победой национально-освободительной борьбы народов Британской империи в Южной Азии. В то же время условия, в которых происходил раздел Британской Индии на два независимых государства (массовые миграции индусов и мусульман, кровавые индусско-мусульманские погромы), ослабили как Пакистан, так и Индию и осложнили их взаимоотношения после получения независимости.

Религиозно-общинные принципы, положенные в основу раздела Британской Индии (к Пакистану отошли районы, где численно преобладали мусульмане), привели к тому, что в состав Пакистана, независимость которого была провозглашена 14 августа 1947 г., были включены территориально разобщенные области субконтинента Южной Азии, разделенные 1600 км индийской территории: на северо-западе - Западный Пенджаб, Синд, Северо-Западная Пограничная провинция, Белуджистан; на северо-востоке - Восточная Бенгалия и округ Силхет провинции Ассам.

От эпохи английского владычества Пакистан унаследовал отсталую экономику колониального типа. 90% населения проживало в деревне. В 1948 г. фабричная промышленность дала лишь 1,4% национального дохода страны. Сильные позиции в основных отраслях экономики занимали английские монополии. Требовались незамедлительные социальные, экономические, культурные и административные реформы для ликвидации наследия колониального прошлого, преодоления разрыва в уровнях экономического развития различных частей Пакистана (Восточный Пакистан резко отставал от Западного; в Западном Пакистане Пенджаб и южная часть Синда превосходили по всем экономическим показателям Белуджистан и СЗПП) и укрепления независимости страны. Борьба за определение направлений, темпов и характера этих реформ стала главной осью политической жизни Пакистана.

До 1954 г. в политической жизни страны господствовала Мусульманская лига. Деятельность ее руководства была направлена на укрепление позиций земельных магнатов Западного Пакистана и крупной мусульманской буржуазии (среди которой преобладали переселенцы из Бомбея и других районов Индии).

В 1948-1950 гг. были повышены налоги и акцизы. Возросла земельная рента. Эта политика вызвала широкое недовольство. С конца 1947 г. началось оживление рабочего движения; в 1948 г. была образована Коммунистическая партия Пакистана (КПП). Развернулось крестьянское движение, особенно активное в Восточном Пакистане. Крестьянские волнения заставили правящие круги принять серию аграрных законов. В Восточном Пакистане государство постепенно выкупило земли помещиков, крестьяне - наследственные арендаторы превратились в наследственных владельцев, выплачивающих налог государству. В

Западном Пакистане наследственные арендаторы получили право выкупить свои участки; доля помещиков в урожае была установлена в среднем на уровне 40%. В Восточном Пакистане, а также в Синде и Белуджистане с 1948 г. начало развиваться движение за реорганизацию административного деления Пакистана на национально-лингвистической основе, предоставление провинциям широкой внутренней автономии, выделение им больших ассигнований на экономические и социальные нужды, чем это предусматривалось планами экономического развития

Пакистана (шестилетним с 1950 г.; двухлетним - частью шестилетнего-с 1951 г., первым пятилетним с 1955 г.)[10].

Политически активная часть населения Восточного Пакистана, Синда, Белуджистана и Северо-Западной Пограничной территории: на северо-западе-Западный Панджаб, Синд, Северо-Западная Пограничная провинция, Белуджистан; на северо-востоке - Восточная Бенгалия и округ Силхет провинции Ассам. Политически активная часть населения Восточного Пакистана, Синда, Белуджистана и Северо-Западной Пограничной провинции добивалась также расширения своего участия в государственном аппарате и вооруженных силах страны.

Нерешенность основных проблем развития Пакистана привела к отходу от Мусульманской лиги широких слоев населения, усилению фракционной борьбы в Лиге и возникновению в конце 40-х - начале 50-х годов первых оппозиционных буржуазно-демократических партий («Авами лиг» - Народная лига; «Азад Пакистан» - Свободный Пакистан и др.). Рост экономических трудностей и сохраняющееся влияние английских монополий вызвали недовольство части патриотически настроенного офицерства. В марте 1951 г. участники армейской оппозиции были арестованы (дело о «заговоре в Равалпинди»); репрессиям подверглись также КПП и демократические организации. Обострилась борьба в правящем лагере.

16 октября 1951 г. был убит премьер-министр Пакистана Лиакат Али-хан (1895-1951). Пост премьер-министра занял восточнобенгальский политический деятель Ходжа Назимуддин (1894-1964).

Серьезные противоречия наблюдались в правящих кругах и в связи с обсуждением различных проектов конституции Пакистана. Столкновения в правящем лагере вылились весной 1953 г. в кровавые антиахмадийские волнения в Западном Пакистане, приведшие к отставке правительства Ходжи Назимуддина. В Восточном Пакистане в декабре 1953 г. был создан Объединенный фронт оппозиционных партий. Его основное требование-предоставление этой провинции широкой автономии - должно было укрепить экономические и политические позиции бенгальской национальной буржуазии и расчистить путь для буржуазно-демократических преобразований. В марте 1954 г. Объединенный фронт нанес сокрушительное поражение Мусульманской лиге на выборах в Законодательное собрание Восточного Пакистана. Было сформировано правительство Объединенного фронта во главе с А.К. Фазлул Хаком (1873-1962) –лидером «Кришок срамик» (Крестьянско-рабочей партии). Чтобы сохранить власть, правящие круги ввели в Восточном Пакистане чрезвычайное положение; 30 мая 1954 г. правительство Объединенного фронта было распущено, была запрещена деятельность КПП (5 июля 1954 г. в Восточном и 24 июля 1954 г. в Западном Пакистане).

В то же время правящие круги пошли на некоторые уступки бенгальскому национальному движению, провозгласив бенгальский язык (наряду с урду) государственным языком Пакистана. 24 октября 1954 г. чрезвычайное положение было распространено на всю страну. Было распущено Учредительное собрание Пакистана.

В обстановке растущей политической нестабильности правящим кругам США и Англии удалось втянуть Пакистан в СЕАТО (8 сентября 1954 г.) и в Багдадский пакт (23 сентября 1955 г.; с августа 1959 г. - СЕНТО).

В июне 1955 г. были проведены выборы во второе Учредительное собрание, которые показали дальнейшее падение влияния правящих кругов. Чтобы удержаться у власти, лидеры Мусульманской лиги сформировали в августе 1955 г. коалиционное правительство Мусульманской лиги Объединенного фронта.

Стремясь остановить рост национально-демократических движений, правящие круги провели в октябре 1955 г. объединение Западного Пакистана в единую провинцию.

29 февраля 1956 г. Учредительное собрание приняло конституцию, согласно которой 23 марта 1956 г. доминион Пакистан был провозглашен федеративной Исламской Республикой Пакистан. Конституция установила парламентскую форму правления[11].

Образование коалиции правых лидеров Объединенного фронта с Мусульманской лигой вызвало недовольство левых и центристских партий, входивших в Объединенный фронт. В сентябре 1956 г. было создано коалиционное правительство «Авамилиг»-Республиканская партия, возглавляемая X.Ш. Сухраварди (1893-1963). Однако и это правительство не смогло решить назревших задач страны. Неуклонно росла стоимость жизни. Проходили массовые забастовки рабочих, усилилось крестьянское и национальные движение. Росло стремление демократических сил к консолидации партий, выступавших за коренной пересмотр всей внутренней и внешней политики страны. В ноябре 1956 г. в Западном Пакистане в результате объединения шести прогрессивных партий и организаций возникла Национальная партия, которая в июле 1957 г. слилась с левым крылом «Авами лиг» в единую Национальную народную партию.

Вместе с тем усилившаяся борьба различных группировок в правящем лагере привела в октябре 1957-октябре 1958 г. к серии правительственных кризисов: ушедший в отставку в октябре 1957 г. кабинет X. Ш. Сухраварди сменило коалиционное правительство, которое возглавлял И. И. Чундригар (1897 - 1960); в декабре 1957 г. ему на смену пришло правительство Республиканской партии во главе с М.Ф. Нуном (1893-1970).

Укрепившаяся крупная торгово-промышленная буржуазия выражала недовольство монополией на власть, сосредоточенной в руках земельных магнатов Западного Пакистана. В этих условиях 7-8 октября 1958 г. был совершен военный переворот, отменена конституция, запрещены политические партии. 27 октября 1958 г. обязанности президента взял на себя главнокомандующий вооруженными силами генерал М. Айюб-хан (1907-1974).

Пакистан в 1959-1971 гг.

В результате военного переворота вся полнота власти оказалась сосредоточенной в руках верхушки пакистанской армии, которая руководила администрацией по осуществлению военного положения и заняла ключевые посты в гражданской администрации - военные были назначены министрами, губернаторами провинций, руководителями различных государственных корпораций, послами и т. д. Главный военный администратор генерал М. Айюб-хан (в октябре 1959 г. ему было присвоено звание фельдмаршала) издавал указы, которые имели силу закона, поскольку не существовало выборных законодательных органов. Распоряжения военной администрации были обязательны для всех органов гражданской власти. Губернаторы провинций, руководители гражданской администрации областей и округов в своей деятельности руководствовались указаниями соответствующих военных администраторов. Были созданы военные суды; они разбирали дела, связанные с нарушением законов военного времени, за что предусматривались тяжелые наказания вплоть до смертной казни.

Военный режим сурово подавлял оппозицию. Были арестованы руководители демократических партий и организаций, деятели рабочего, крестьянского и молодежного, движений, представители прогрессивной интеллигенции. Военные власти запретили митинги, демонстрации и забастовки, ввели цензуру на печать; в дальнейшем правительство проводило более гибкий курс, была формально отменена цензура, запрещению подлежали лишь «незаконные забастовки».

Несмотря на препятствия, на существование многочисленных пережитков доколониального и колониального прошлого, в стране происходило развитие капитализма, быстро росло промышленное производство, укреплялся частный сектор экономики, происходила концентрация производства и капитала. В результате выросла и укрепилась крупная торгово-промышленная буржуазия, расширилась предпринимательская деятельность помещичьего класса в целом, ослабли позиции его верхушки, которая упорно держалась за старые привилегии и методы ведения хозяйства, усилились позиции более многочисленных групп помещиков, связанных с предпринимательством. Именно эти слои господствующих классов стали определять государственный курс после смены власти в октябре 1958 г. и отстранения политической группировки, непосредственно проводившей до этого интересы узкой прослойки полуфеодальных земельных магнатов и той части буржуазии, экономическая деятельность которой протекала в сфере обращения.

Ставшая у кормила власти буржуазно-помещичья группа была тесно связана с капиталистическим предпринимательством и заинтересована в его ускоренном развитии. В ее интересах новое правительство провело серию преобразований в различных сферах жизни пакистанского общества. В соответствии с аграрной реформой, объявленной в январе 1959 г., ограничивались размеры помещичьего землевладения; излишки изымались за соответствующую компенсацию и за выкуп распределялись среди крестьян. Затем последовали мероприятия по улучшению технической базы земледелия, внедрению современных методов агрикультуры, увеличению сельскохозяйственных кредитов и т. д. Все это содействовало развитию капиталистического предпринимательства в сельском хозяйстве, переходу помещиков и зажиточной крестьянской верхушки на путь капиталистического производства. Меры в области промышленности, внешней торговли и системы налогообложения сделали более благоприятными условия для развития национального производства.

Народное образование, правосудие, семейное право были очищены от некоторых пережитков прошлого и несколько приближены к требованиям современности. Эти и другие аналогичные действия были непосредственно выгодны тем группам правящих классов, которые после событий 1958 г. стали оказывать решающее влияние на государственные дела. Отмеченные преобразования, означавшие определенную модернизацию пакистанского общества, в известной мере отвечали объективным потребностям развития общества. В этом же направлении действовал и начавшийся процесс диверсификации внешнеэкономических, а затем и внешнеполитических связей Пакистана, расширение сотрудничества с СССР, странами Восточной Европы и развивающимися государствами.

В 60-е годы власти пытались ускорить экономическое развитие Восточного Пакистана и отсталых районов западной части страны. Диктовалось это как стремлением ослабить недовольство жителей этих районов, так и потребностями крупной буржуазии в новых рынках сбыта и источниках сырья. Особое внимание было обращено на укрепление и совершенствование аппарата управления. Права нижестоящих органов несколько расширились, но одновременно усилился контроль над ними со стороны центральных властей. К высшим постам в аппарате увеличился доступ специалистов. Была улучшена подготовка чиновников.

Важное значение для государственного устройства имело введение в октябре 1959 г. единой по всей стране пятиступенчатой системы органов местного самоуправления (система «основ демократии»), соответствовавшей основным единицам территориально-административного деления Пакистана: провинция – область – округ – район - группа деревень или небольшой город. На низшем уровне были созданы первичные органы самоуправления из 10 избранных населением депутатов и 5 членов, назначенных местным чиновником. В обеих провинциях образовалось равное число этих органов с равным количеством избранных депутатов - по 40 тыс. человек. Именно эти депутат (80 тыс. в масштабе всей страны), в соответствии с законом об «основах демократии», составляли коллегию выборщиков для избрания президента страны (по конституции 1962 г. – также парламента и законодательных собраний провинций). Заметим, что равное число выборщиков от обеих провинций при численном преимуществе населения Восточного Пакистана означало ущемление политических прав восточной провинции. Остальные ступени системы «основ демократии» состояли из чиновников, лиц, назначенных властями, и председателей низшего звена органов самоуправления. Функции всех этих органов были весьма ограниченны; вся система «основ демократии» находилась под полным контролем государственного аппарата и, по сути, являлась его частью.

Система «основ демократии» явилась в руках правящих кругов средством, с помощью которого в обстановке растущих требований отмены военного режима можно было заменить его такой структурой, которая по форме была бы конституционно-парламентской, но по содержанию максимально оставалась прежней. Важным шагом по пути осуществления такого плана явились выборы в декабре 1959-январе 1960 г. членов низшего звена органов местного самоуправления, которые 14 февраля 1960 г. избрали президентом страны М. Айюб-хана.

Затем, 1 марта 1962 г., была обнародована выработанная правительством новая конституция[12]. Она устанавливала президентскую форму правления. Глава государства - президент - являлся главой исполнительной власти; он наделялся также значительными законодательными, судебными, финансовыми и чрезвычайными полномочиями. Не был предусмотрен судебный контроль над соблюдением основных прав граждан. Конституция устанавливала двухстепенные выборы высших органов власти: парламент, провинциальные законодательные собрания и президента избирала коллегия выборщиков, состоящая из избранных членов низшего звена «основ демократии». Хотя конституция провозгласила федеративный принцип государственного устройства, она вводила при этом значительные элементы централизма; равное представительство обеих провинций в однопалатном парламенте означало ущемление прав Восточного Пакистана.

На основе конституции в апреле 1962 г. произошли выборы в парламент (Национальное собрание), а в мае - в законодательные собрания провинций. На первом заседании Национального собрания, которое состоялось 8 июня 1962 г., президент М. Айюб-хан объявил об отмене военного положения и о введении в действие конституции страны.

Разработанная правительством, а не представительным органом - Учредительным собранием - конституция вызвала резкую критику со стороны демократической общественности. Под ее давлением власти вынуждены были пойти на уступки. Первая поправка к конституции, принятая в декабре 1963 г., установила судебный контроль над осуществлением прав человека. Были отменены назначения в органы местного самоуправления, разрешена деятельность политических партий. Правым силам удалось усилить исламский характер конституции.

16 июля 1962 г. вступил в действие закон, разрешивший деятельность политических партий, легально существовавших до октября 1958 г. В том же году возобновила деятельность Мусульманская лига, ставшая правящей партией (с декабря 1963 г., ее возглавил ушедший после отмены военного режима с действительной службы М. Айюб-хан). Из нее выделилась группировка, сохранившая то же название, но ставшая в оппозицию к правительству. Оппозиционная Мусульманская лига выражала интересы тех слоев господствующих классов, которые так или иначе были ущемлены режимом М. Айюб-хана (к ним прежде всего относились земельные магнаты, пострадавшие от земельной реформы). Возглавили партию опытные деятели - X. Назимуддин, С. Бахадур-хан, М.М. Даултана, А. Кайюм-хан.

Возобновили деятельность «Авами лиг», выступавшая под руководством Шейха Муджибур Рахмана за демократические преобразования и предоставление Восточному Пакистану широкой автономии, и Национальная народная партия (ННП), выдвинувшая широкую программу прогрессивных преобразований пакистанского общества; во главе ННП стояли Г.Б. Бизенджо, А.X. Бхашани, А. Вали-хан, Музаффар Ахмад, М.X. Усмани.

На правом фланге стали действовать религиозно-общинные партии «Джамаат-и ислами» и «Низам-и ислам». Важную роль в политической жизни страны играла Партия пакистанского народа (Пакистанская народная партия), созданная в 1967 г.

3.А. Бхутто, который после отставки с поста министра иностранных дел в 1966 г. перешел в оппозицию к правительству М. Айюб-хана.

В октябре-ноябре 1964 г. состоялись очередные выборы органов местного самоуправления, а в начале 1965 г. - президента и высших законодательных органов страны. Правительству противостоял блок пяти партий - ННП, «Авами лиг», оппозиционной Мусульманской лиги, «Джамаат-и ислами» и «Низам-и ислам». Несмотря на различия между этими партиями, их объединяло стремление нанести поражение режиму М. Айюб-хана. Кандидатом на пост президента от оппозиции была выдвинута Фатима Джинна, сестра основателя пакистанского государства Мухаммада Али Джинны. Однако на президентских выборах 2 января 1965 г. победу одержал М. Айюб-хан. В результате состоявшихся затем выборов Национального собрания и законодательных собраний провинций правящая Мусульманская лига получила большинство мест во всех этих органах и сформировала центральное и провинциальные правительства.

В то же время в стране росло оппозиционное движение. В его основе лежало недовольство широких масс населения страны. 60-е годы в истории Пакистана были отмечены ускорением его экономического развития. Увеличилась доля национального дохода, создаваемая в промышленности; возросли роль и значение крупного промышленного производства; ускорилось развитие тяжелой промышленности. Все эти экономические успехи не сопровождались какими-то сдвигами к лучшему в положении масс населения, более того, во многом они были достигнуты за их счет. Для ускорения экономического роста потребовалась мобилизация дополнительных средств, что, прежде всего, выразилось в росте налогов. Особенно быстро росли косвенные налоги, которые, как известно, всей своей тяжестью ложатся на широкие массы. Прямые же налоги, уплачиваемые предпринимателями, уменьшились не только относительно, но и абсолютно. Вне сферы прогрессивного подоходного налогообложения оставались доходы помещиков. В стране усиливалась инфляция, росли цены, высок был уровень безработицы. Больше всего от этого пострадали наименее обеспеченные группы населения, доля доходов которых сократилась. Уменьшилась реальная заработная плата рабочих, существенные потери понесли и другие группы с невысокими фиксированными доходами - низкооплачиваемые служащие, учителя и др.. В тяжелом положении находились многочисленные группы мелкой буржуазии, средние городские слои. В немалой степени социально-экономическую жизнь страны осложнил вооруженный конфликт с Индией осенью 1965 г.

Выгоды от ускорившегося экономического развития страны получила верхушка имущих классов, прежде всего крупная буржуазия. Значительно возросли (абсолютно и относительно) доходы наиболее богатых групп населения. В результате концентрации производства и капиталов ведущие монополистические объединения распоряжались огромными средствами: 20 семей контролировали две трети цензовой промышленности и четыре пятых всех страховых фондов и банковских активов.

Подобное положение, рост социального и имущественного неравенства вызывало недовольство подавляющего большинства населения и, по сути, лежало в основе острого социального и политического кризиса, развернувшегося в Пакистане во второй половине 60-х годов. Всеобщий протест вызвал авторитарный характер государственной власти; замены президентской формы правления парламентской, введения всеобщих прямых выборов требовали практически все оппозиционные партии страны. В движении за социально-экономические преобразования, демократизацию страны включились широкие слои населения, в том числе рабочие, учащаяся молодежь, часть мелкой и средней

буржуазии, представители интеллигенции, служащие. Жители Восточного Пакистана активно боролись за экономическое и политическое равноправие провинций. В 1966 г. руководитель «Авамилиг» Шейх Муджибур Рахман выдвинул программу требований из шести пунктов, которая предусматривала демократизацию государственного строя и полную региональную автономию провинций. Для восточнобенгальцев эта программа стала знаменем борьбы. В Западном Пакистане усиливалось требование замены единой провинции четырьмя, созданными по национально-лингвистическому принципу.

Обстановка в Пакистане резко осложнилась в конце 1968- начале 1969 г. По всей стране проходили забастовки, митинги, демонстрации рабочих, студентов, служащих, учащихся. Столкновения с полицией и войсками нередко сопровождались кровопролитием. Репрессии властей лишь усиливали недовольство. В таких условиях правительство было вынуждено пойти на уступки. В феврале 1969 г. власти отменили чрезвычайное положение, введенное в сентябре 1965 г. во время вооруженного конфликта с Индией; были освобождены многие политические заключенные.

21 февраля М. Айюб-хан заявил, что не будет выдвигать свою кандидатуру на очередных президентских выборах (в начале 1970 г.). Вскоре правительство объявило о согласии установить в стране парламентскую систему и ввести всеобщие прямые выборы.

Однако оппозиционное движение в стране нарастало, что во многом было обусловлено отказом правительства на дезинтеграцию Западного Пакистана и предоставление провинциям полной региональной автономии. 25 марта 1969 г. в обстановке усиливающейся политической нестабильности президент М. Айюб-хан сложил с себя все полномочия и передал власть руководству пакистанской армии во главе с ее главнокомандующим генералом А.М. Яхья-ханом. В Пакистане вновь было введено военное положение, распущены законодательные собрания, смещены центральное и провинциальные правительства, отменена конституция. А.М. Яхья-хан возглавил администрацию по осуществлению военного положения, а затем взял на себя обязанности президента страны. Под давлением широкой общественности новое правительство реорганизовало единую провинцию Западный Пакистан, создав на ее месте четыре провинции- Панджаб, Синд, Белуджистан и Северо-Западную Пограничную провинцию, и провело в декабре 1970 г. первые в истории Пакистана всеобщие прямые выборы законодательных органов страны. Была отменена система «основ демократии». Победу на выборах одержали партии, выступавшие с программой демократических преобразований: в Восточном Пакистане - «Авами лиг» и в Западном Пакистане - Партия пакистанского народа.

Поскольку выборы проводились на основе пропорционального представительства, то победившая в восточной провинции «Авами лиг» получила большинство мест и в парламенте страны.

Руководство партии потребовало передачи власти избранному большинству депутатов Национального собрания и закрепления в законодательном порядке права Восточного Пакистана на полную региональную автономию. Отказ военного режима принять эти требования, основанные на волеизъявлении большинства населения страны, жестокие репрессии против него привели к острейшему политическому кризису, перерастанию национального движения восточнобенгальского населения в национально-освободительное, его победе, образованию на месте Восточного Пакистана независимой Народной Республики Бангладеш и широкому вооруженному конфликту между Пакистаном и Индией в декабре 1971 г. Пакистанские войска в Дакке капитулировали 16 декабря 1971 г. Спустя два дня военные действия прекратились и на западе. 20 декабря 1971 г. в обстановке всеобщего недовольства генерал А. М. Яхья-хан вынужден был уйти в отставку, передав власть лидеру Партии пакистанского народа 3. А. Бхутто.

Пакистан в 1972-1977 гг.

Сложное положение, в котором оказалась страна в результате авантюристической политики прежнего режима после отделения восточной части и поражения в вооруженном конфликте с Индией, потребовало энергичных и крупномасштабных действий нового правительства как внутри страны, так и на международной арене. Правительство 3.А. Бхутто провело важные социально-экономические преобразования, направленные на ускорение экономического развития Пакистана, усиление роли государства в сфере экономики, перестройку внешнеторговых связей. Были национализированы предприятия тяжелой промышленности, частные коммерческие банки, страховые, судоходные и другие компании, экспортная торговля хлопком; введено государственное регулирование торговли сахаром, маслом, зерном, некоторыми промышленными товарами широкого потребления. Власти упразднили управляющие агентства - унаследованную от колониализма систему посредников в торговле и предпринимательстве, ввели антимонополистическое законодательство.

В марте 1972 г. была объявлена аграрная реформа, которая существенно ограничивала размеры помещичьего землевладения; излишки подлежали изъятию без компенсации и бесплатному распределению среди безземельных и малоземельных крестьян. Поощрялось развитие кооперативов в деревне. В январе

1977 г. «потолок» землевладения был еще снижен, малоземельные крестьяне освобождались от уплаты налогов.

Все эти преобразования содействовали преодолению тяжелых экономических последствий кризиса 1971 г., стабилизации внутреннего положения в стране. Их значение состояло также и в том, что они несколько ослабили позиции монополистической верхушки пакистанского бизнеса, ее возможности влиять на развитие страны. Проведенные в интересах прежде всего средних предпринимательских слоев города и деревни, эти преобразования отвечали объективным потребностям развития пакистанского общества.

Одновременно укреплялись старые и устанавливались новые внешнеэкономические связи, что позволило в целом решить проблему рынков сбыта пакистанских товаров, принявшую острые формы после потерн восточной провинции. В значительных размерах стала поступать в Пакистан иностранная экономическая помощь; правительству удалось добиться некоторых льгот в отношении погашения существующей внешней задолженности.

В значительной степени нормализовалась обстановка на субконтиненте, чему способствовали индийско-пакистанская встреча в верхах в Симле летом 1972г. и признание Пакистаном в начале 1974 г. Народной Республики Бангладеш.

Важные сдвиги произошли во внутриполитическом положении Пакистана. 21 апреля 1972 г. было отменено военное положение (введенное 25 марта 1969 г.). 14 августа 1973 г. вступила в силу новая конституция[13]; впервые в истории Пакистана Основной закон государства был выработан представительным органом, избранным путем всеобщих выборов по принципу «один человек - один голос». Новая конституция установила республиканский парламентский строй и федеративное устройство, провозгласила буржуазно-демократические свободы и основные права граждан. Широкая автономия предоставлялась провинциям; впервые была создана верхняя палата парламента - сенат, в котором каждая провинция получила равное представительство.

Реформа трудового законодательства расширила права профсоюзов, улучшила социальное страхование и медицинское обслуживание рабочих; впервые было введено пенсионное обеспечение рабочих. День 1 Мая был объявлен Национальным праздником труда. Бесплатным стало обучение во всех государственных учебных заведениях. В несколько раз выросли бюджетные ассигнования на нужды здравоохранения, открылись новые больницы и медпункты, увеличилось производство лекарств.

Правительство 3.А. Бхутто вело активную внешнеполитическую деятельность, которая была отмечена такими акциями, как выход Пакистана из СЕАТО, Британского содружества, так называемой Комиссии по объединению Кореи; признание ГДР и ДРВ (а затем и СРВ), установление дипломатических отношений с КНДР на уровне посольств, предоставление дипломатического статуса представительству ООП. Были восстановлены нарушенные в последний период правления режима А.М. Яхья-хана пакистано-советские связи, получившие затем разностороннее развитие. Важную роль в этом процессе сыграли визиты 3.А. Бхутто в СССР в марте 1972 г. и октябре 1974 г. Широким было сотрудничество Пакистана с КНР, другими социалистическими странами. Связи эти носили взаимовыгодный характер. Расширились контакты с развивающимися государствами, особенно в регионе Ближнего и Среднего Востока; значительных размеров достиг экспорт пакистанской рабочей силы в нефтедобывающие страны, что было новым явлением в жизни Пакистана. Правительство 3.А. Бхутто отошло от традиционной политики конфронтации с Индией и стремилось к нормализации двусторонних отношений.

Деятельности-правительства протекала в сложной обстановке, что определялось рядом крайне неблагоприятных обстоятельств внешнего и внутреннего порядка. Пакистан очень пострадал от разразившихся в середине 70-х годов в капиталистическом мире кризисов - производства, энергетического и валютно-финансового. В этих условиях резко возросли цены на импортируемые Пакистаном товары, особенно на нефть и нефтепродукты; одновременно ухудшились условия сбыта на мировом рынке пакистанских экспортных, прежде всего текстильных товаров. В результате из года в год рос дефицит торгового баланса. Крайне неблагоприятными были погодные условия.

Практически ежегодно происходили стихийные бедствия - наводнения, засухи, землетрясения, наносившие серьезный ущерб народному хозяйству страны.

Руководство Партии пакистанского народа стремилось укрепить экономическую самостоятельность Пакистана и в этих целях развернуло широкую программу развития тяжелой промышленности и производственной инфраструктуры. На ее осуществление потребовались огромные средства. В то же время быстро росли и непроизводственные расходы; ассигнования на военные нужды за 1972-73 - 1976-77 гг. выросли почти вдвое.

Для покрытия быстро растущих расходов правительство прибегало к дефицитному финансированию в значительных размерах; рос внешний и внутренний долг государства. Все это обусловило беспрецедентный рост цен и удорожание жизни. В середине 70-х годов возрос поток переселенцев из сельской местности в города. Новые кварталы трущоб появились в Карачи, Лахоре Мултане и других городах; В городах увеличилось число бездомных и безработных.

Реформы, проводимые правительством 3.А. Бхутто, имели ограниченный характер; они не могли решить коренные проблемы, стоящие перед пакистанским обществом, и удовлетворить нужды широких масс населения, в то же время они задевали интересы весьма влиятельных групп. Встречая сопротивление этих групп, реформы, проводимые бюрократическими методами консервативно настроенным государственным аппаратом, осуществлялись медленно и непоследовательно. Их претворение в жизнь весьма затянулось, позитивные результаты не успели сказаться в должной мере. Провозглашенные и частично осуществленные преобразования породили большие надежды в массах, однако им не суждено было сбыться. Именно в этом и находилась главная причина недовольства людей, обманувшихся в своих ожиданиях.

Непоследовательной была и политика ППН по демократизации страны. Наряду с позитивными методами предпринимались действия прямо противоположного характера. На протяжении всего периода функционирования правительства ППН в стране сохранялось чрезвычайное положение, введенное еще А.М. Яхья-ханом, что значительно снижало эффективность провозглашенных конституцией основных прав граждан. Продолжал действовать и репрессивный закон об обороне Пакистана. Особенно ужесточился внутриполитический курс властей в последний период их деятельности, когда начало нарастать оппозиционное движение. В 1975 г. была запрещена Национальная народная партия, а ее лидеры арестованы. Принятые в 1975 и 1976 гг. поправки к конституции по сути увековечили чрезвычайное положение, увеличили срок превентивного тюремного заключения, существенно ограничили права судебных органов. Это вызвало раздражение и протест пакистанской общественности, накопившееся в различных слоях общества недовольство нашло выход в событиях, связанных с очередными парламентскими выборами.

Эти выборы состоялись в марте 1977 г. Правящей партии противостоял созданный в январе Пакистанский национальный альянс (ПНА) - блок девяти оппозиционных партий. Его основу составили правые религиозно-общинные партии - Мусульманская лига, «Джамаат-и ислами», «Джамиат-и улама-и Пакистан». В альянс вошли Национальная демократическая партия (НДП), созданная после запрещения Национальной народной партии (многие ее члены вступили в НДП), и «Техрик-и-истиклал», лидер которой маршал авиации М. Асгар-хан пользовался в стране некоторым влиянием. Партия пакистанского народа выступила на выборах с малопривлекательной программой «закрепления достигнутого». Все члены ПНА были объединены общей целью нанести поражение правящей партии; для достижения этого активно использовались исламские лозунги, ППН обвинялась в пренебрежении к исламу.

В результате выборов, состоявшихся 7 марта 1977 г., ППН получила почти 80% мест в парламенте. Она сформировала правительство во главе с 3. А. Бхутто. Однако ПНА не признал итогов выборов, обвинив правительство в их фальсификации, бойкотировал выборы в провинциальные законодательные собрания 10 марта и потребовал проведения новых выборов и отставки созданного правительства. Когда власти отказались сделать это, альянс развернул антиправительственную кампанию.

Кампания эта вскоре приобрела массовый характер, в ней приняли участие широкие слои городского населения, недовольны своим положением, тем или иным действием правительства. В движении участвовали средняя буржуазия, опасавшаяся дальнейшей национализации, и мелкая буржуазия, мало что получившая за время правления ППН и особенно тяжело ощущавшая переживаемые страной экономические трудности. Оппозицию поддерживали различные группы рабочих, недовольные дороговизной, непоследовательностью и малой эффективностью правительственных мер в отношении их материального положения. В волнениях активно участвовали городские низы-кули, рикши, посыльные, разносчики, практически ничего не получившие за истекшее пятилетие. На улицах пакистанских городов активно действовали студенты. С молчаливым одобрением относилась к этой кампании значительная часть чиновников и офицеров, которых правительство настроило против себя попытками ограничить традиционную «независимость» гражданской и военной бюрократии. Недовольство всех этих слоев блок оппозиционных партий направил в общее русло борьбы с правительством 3.А. Бхутто. При этом активно использовалась усилившаяся в это время в Пакистане, как и во всем мусульманском мире, политическая роль ислама. Акцентировав внимание на притягательных для простых людей эгалитаристских принципах ислама, ПНА усиленно представлял себя его защитником.

Наконец, по многим данным, антиправительственное движение финансировалось монополистическими кругами и земельной аристократией, недовольными социально-экономическими реформами правящей партии. Следует отметить, что длительные беспорядки в городах причинили существенный экономический урон, что, в свою очередь, ухудшило материальное положение масс населения, содействовало активизации их антиправительственной деятельности.

Правительство пыталось выйти из кризисного состояния путем сочетания уступок и репрессий. Вскоре после начала массового оппозиционного движения власти предложили организовать в стране референдум, поставив вопрос о доверии премьер-министру, а также провести повторные выборы в законодательные собрания провинций и в случае победы оппозиции провести новые парламентские выборы. Одновременно правительство ужесточало свой внутренний курс; в апреле в самых крупных и «беспокойных» городах - Карачи, Лахоре и Хайдарабаде - было введено военное положение. Арестам подверглись руководители ПНА и многие их сторонники. В дальнейшем состоялись переговоры между представителями правительства и ПНА, однако они не увенчались успехом.

Конфликтная ситуация затягивалась. В обстановке растущей политической нестабильности и экономических трудностей к власти вновь пришли военные, совершившие 5 июля государственный переворот. В стране было введено военное положение, распущены законодательные органы, смещены центральное и провинциальные кабинеты министров, приостановлено действие конституции. Вся власть сосредоточилась в руках начальника штаба армии генерала М. Зия-уль-Хака, ставшего главным военным администратором, а с сентября 1978 г. и президентом страны.

Исторические исследования показывают, что политическая культура в Пакистане, складывавшаяся на протяжении десятилетий, а если оперировать историческими категориями, то на протяжении столетий, испытала на себе сильное, а возможно, и решающее влияние со стороны феодалов и улемов. Если отбросить все второстепенное, она основывалась на суевериях и фатализме, т. е. чертах, которые присущи духовному пастырю мусульман - мулле. Именно эта культура повинна, в частности, в том, что по сей день сельский житель (большинство населения) исходит в своих суждениях и предпочтениях из доктрины такдира, предписывающей уважение к традициям и покорность судьбе. Это значит, что он готов принять как божье предназначение все, включая нищету и даже рабский труд на своего феодала. Такое восприятие жизни вкупе с непоколебимыми сектантскими и этническими привязанностями формирует его сознание, предопределяет политические симпатии и антипатии.


Глава 2. Исламизация пакистанского общества

Исламизация по Зия уль-Хаку

Зия уль-Хак происходил из довольно бедной семьи мелкого служащего британской администрации в Джалландаре (Пенджаб). Он принадлежал к кланово-племенной общине (бирадари) арайнов, которым были розданы необрабатываемые земли вокруг английских военных поселений (кантонментов) еще в XIX в. Арайны расселены в основном в Восточном Пенджабе, в долине Сатледжа (Патиала, Амбала), а также в северной части Уттар Прадеш, где они с незапамятных времен занимаются огородничеством, ведут практически монопольную оптовую торговлю зеленью и цветами. Собственно, это профессиональная (земледельческая) каста, принесшая в ислам многие обычаи и ритуалы, бытовавшие у индусских арайнов.

Несмотря на бедность, отец Зия уль-Хака дал ему приличное образование. После окончания престижного колледжа в Дели он поступил на службу в британскую колониальную армию, закончил училище в Индии и служил в нескольких странах Юго-Восточной Азии. После раздела Индии вместе с семьей перебрался в Пакистан и стал служить в пакистанской армии. Все арайны, как правило, набожны и в отличие от большинства населения Пенджаба, да и вообще сельского населения северной Индии, исповедуют ту разновидность ислама, которая делает акцент на строгом следовании положениям Корана и жизненной практике Пророка Мухаммеда. Это была фундаменталистская версия ислама, и потому позиции фундаменталистской партии « Джамаат-и ислами» особенно сильны среди общины арайнов. Почитание святых, пиров, предков, широко распространенное среди прочих пенджабцев, чуждо им. В молодые годы Зия уль-Хак активно поддерживал общественно-религиозное движение за укрепление моральных устоев ислама «Таблики Джамаат» (ТД). Миссионерский фанатизм и сугубо традиционалистские взгляды на роль ислама в современном обществе ТД несколько расходились с фундаментализмом « Джамаат-и ислами», однако обе организации считали себя союзниками. Придя к власти, Зия уль-Хак закрепил за «Таблики Джамаат» право назначать мулл в армии. Известны также довольно тесные связи Зия уль-Хака с исламским теологом и факихом Ашрафом Али Тханви, который в целом исповедовал абсолютистско-традиционалистские взгляды, но что касалось методов действий, то тяготел к фундаменталистам.

Тот факт, что Зия уль-Хак не принадлежал к части Пенджаба, традиционно поставлявшей генералитет армии, а также его набожность, скромность и отрешенность от мирских дел (напускная), в том числе и от политики, его верность заставили З.А. Бхутто остановить выбор на нем в 1976 г. как на очередном начальнике штаба сухопутных сил, хотя при этом Зия уль-Хак должен был опередить шесть или семь генералов, которые по старшинству могли претендовать на этот пост. Люди, хорошо знавшие генерала, всегда скептически воспринимали отзывы о нем как о наивном и, в общем-то, недалеком солдате, который известен своей исполнительностью.

З.А. Бхутто и Зия уль-Хак представляли две абсолютно разные традиции, две религиозные идеологии, два разных понимания добра и зла. Зия уль-Хак понимал и относился с уважением к средним слоям, особенно к тем их представителям, которые испытывали большое разочарование в связи с реформами З.А. Бхутто и видели, что обещанный им «исламский социализм» на практике делал акцент скорее на социализм, чем на ислам. Да и социализм З.А. Бхутто выглядел, по их мнению, непривлекательно. Это были нижние слои среднего класса (торговцы, зажиточные крестьяне, представители свободных профессий в мелких городах, ремесленники). Незадолго до переворота к ним присоединились также студенты и часть преподавателей. В своем большинстве эти группы выступали против секуляризма и широкого использования западного опыта в пакистанской" жизни, то есть идеология ДИ находила среди них спонтанный отклик. Понимание и уважение их мироощущения Зия уль-Хаком обеспечили ему широкую поддержку среди этих социальных сил и помогли удержаться у власти, сохраняя контроль над положением во время волнений 1981, 1983 и 1985 гг., когда временами чаша весов самым опасным образом склонялась в пользу оппозиции. Особенно в 1983 г., отмеченном чрезвычайно опасным для режима взрывом волнений.

Собственно фактор поддержки средних слоев оказался решающим для Зия уль-Хака. Захватив власть в июле 1977 г., он мог не опасаться соперничества с чьей бы то ни было стороны, кроме З.А. Бхутто. Харизма низложенного лидера была исключительно сильна, и если бы Зия уль-Хак провел выборы, как обещал, в течение 90 дней, то результат мог быть только один - победил бы З.А. Бхутто. Таким образом, перед генералом встала очень трудная задача - не допустить выборов и тем самым отвлечь внимание от вопро.са о легитимности армейского вмешательства в политику, сведя к абсолютному минимуму авторитет З.А. Бхутто среди населения.

К решению этой задачи Зия уль-Хак приступил довольно оригинальным способом. В своем выступлении в Кветте он объявил, что ему было божественное откровение (ильхам). В соответствии с исламскими поверьями, такого откровения удостаиваются только редкие мусульмане, отличающиеся примерной набожностью и идеальной чистотой помыслов. Божественное слово передается через посредство Святого Духа, который входит в душу избранника. Зия уль-Хак поведал соплеменникам, что Всевышний велел ему взять на себя задачу построения в Пакистане исламского общества и исламской экономики, то есть то, что все предыдущие режимы обещали, но не смогли сделать. Получалось, таким образом, что не кто иной, как Зия уль-Хак был божьим избранником и лидером, который должен возглавить нацию. Поэтому исламизация всех сторон жизни на том этапе была не продуктом его религиозного фанатизма, а средством легитимизации военного режима, оправданием государственного переворота. Это был путь, следуя по которому, можно было отвести от себя обвинения в узурпации власти, по крайней мере, перед истыми мусульманами. А это было важно, так как конституция (параграф 6) предусматривала смертную казнь за попытки узурпации законной власти.

Поэтому, когда 4 июля 1977 г. началась операция «Справедливая игра» и было объявлено о новых выборах не позже чем через 90 дней, с юридической точки зрения это был государственный переворот: армия грубо вмешалась в политику, на что не имела права. Однако в тот момент эта акция расценивалась далеко не всеми как попытка захвата власти. Принимая во внимание осторожность и осмотрительность генерала, вполне вероятным представляется другое развитие событий в случае, если бы обстановка была иной. Первое, что заставило Зияя уль-Хака подумать о радикальном решении, стали ярость и широта антибхуттовских выступлений в городах. Именно тогда он с удивлением обнаружил, что практически все средние слои городского населения, те, кто известны в Пакистане как «шурафа» (уважаемые люди), враждебно настроены к ЗА. Бхутго, его партии и политике. Кстати, среди городских «шурафа» была значительная прослойка, традиционно поддерживавшая исламские партии, и, прежде всего «Джамаат-и ислами». Тот факт, что настроения, направленные против режима ПНП, окрепли всего за три-четыре месяца, говорил об устойчивой тенденции, которой грех было не воспользоваться.

Характеристика Зия уль-Хака будет неполной, если не затронуть вопрос о его личных политических симпатиях. Во многом они определялись его религиозной ориентацией, тем фактом, что среди арайнов наиболее авторитетной традиционно считалась партия «Джамаат-и ислами». Но помимо этого, безусловно очень важного фактора, мировоззрение Зия уль-Хака формировалось под влиянием внутриполитической борьбы, происходившей в стране, и всех тех специфических явлений, которые были ей свойственны. Проявления коррупции, особенно бросавшиеся в глаза в период правления демократических режимов (при диктатуре их было легче замести под ковер, спрятать от глаз общественности), не только не сделали Зия уль-Хака сторонником демократического пути развития, а напротив, сформировали его решительным противником. Исламистская идея в интерпретации фундаменталистов казалась ему гораздо более конструктивной, чем то неопределенное и, по его мнению, не отвечавшее традициям и запросам мусульман страны, что предлагалось демократами всех оттенков. Это помогает понять позицию Зия уль-Хака по многим вопросам и проливает свет на его предпочтения в выборе консультантов.

Как нельзя более наглядно привязанности и политические симпатии генерала проявились в период подготовки его программы исламизации. К участию в разработке этой программы привлекались только единомышленники. Да и среди последних проводился тщательный отбор. Так, для разработки инноваций исламского характера были приглашены четыре партии, входившие в состав Пакистанского национального альянса - Мусульманская лига (фракция Пира Пагаро), «Джамаат-и ислами», «Джамиат-уль-улема-и ислам» (ДУЙ), Пакистанская демократическая партия. Единственная черта, которая объединяла все эти различные партии, состояла в предпочтении ими исламской идеи демократическому пути.

Среди мусульман Индии, а затем и Пакистана, необходимость исламизации с незапамятных времен была постоянным лозунгом морально-этического значения, поскольку она мыслилась как средство утверждения культурных и духовных традиций всей мусульманской общины. Как орудие политической борьбы она рассматривалась гораздо реже, в основном после 1947 г. Все политические режимы, существовавшие в Пакистане, начиная с 1947 г. в той или иной степени эксплуатировали отдельные аспекты идеи исламского государства. Со своей стороны исламская оппозиция в центр внимания выдвигала вопросы о том, насколько полно удовлетворяют власти требования проведения исламизации. И в то время как правительство (всякое правительство) всегда выступало с позиций поборника исламских ценностей, костяк исламской оппозиции всегда состоял из пуританской группировки, которая обвиняла правительство в недостаточной приверженности исламу и недостаточно последовательном внедрении исламских ценностей во все сферы жизни. Мы уже кратко останавливались на основных причинах, заставивших Зия уль-Хака избрать исламизацию и формой, и, до известной степени, содержанием своей политики. Это было желание легитимизировать переворот и введение военного положения, как, впрочем, и желание избежать предусмотренного конституцией наказания за узурпацию власти, стремление заручиться долгосрочной поддержкой средних слоев населения города и деревни и, наконец, его собственное, личное мировоззрение, обусловленное ориентацией на исламский фундаментализм. Кроме того, генерал хотел получить свободу политического маневра. Он понимал, что при поддержке улемов, которая, как полагал, была ему обеспечена, он сможет в рамках исламизации создавать и распускать политические институты, проводить любые социальные эксперименты, интерпретировать законы, определять направления развития культуры.

Особенно бесценной была свобода действий в политике. Ислам не предписывает четко регламентированных принципов конституционного устройства и политической теории, хотя многие богословы утверждают обратное, ссылаясь на Коран и Сунну. Те политические принципы, которыми руководствовался Пророк Мухаммед при создании государства в Медине, основывались исключительно на сложившейся к тому времени политической практике. Это был продукт согласия Пророка и его единомышленников, то есть практика, меняющаяся, приспособленная к постоянно трансформирующейся действительности. Другими словами, ссылаясь на исламские представления о государстве, глава военного режима получал уникальную возможность творить все, что ему заблагорассудится.

Но для того, чтобы проводить исламизацию в тех масштабах, которые были обещаны Зия уль-Хаком после переворота 1977 г., сил одной армии было недостаточно. Нужно было организационно-идеологическое обеспечение, которое могла дать даже не всякая религиозная партия. Впрочем, «Джамаат-и ислами» была именно такой партией, и Зия уль-Хак хорошо представлял ее потенциал в смысле организационно-идеологического содействия военному режиму. Проблема

состояла в том, чтобы заручиться таким содействием. В принципе, у него были прекрасные личные отношения с давнишним амиром ДИ Мияном Туфаилом Мухаммедом, арайном, как и сам Зия уль-Хак, из той же деревни под Джалландаром. Он вполне мог рассчитывать на помощь ДИ, но, как оказалось, не на любых условиях. Роль пионера исламизации, взятая на себя Зия уль-Хаком, раздражала руководство партии. Кроме того, оно понимало, что, по крайней мере, временно партия должна будет выполнять роль невидимой подпорки военного режима, не получая конкретных выгод от этого. Конечно, это была весомая причина для возникновения трений, которые для случайных наблюдателей представили как принципиальные разногласия. Так, 1 декабря 1982 г. М. Туфаил Мухаммед выступил с заявлением, в котором призывал всех, кто «поддерживает исламскую систему и верит в идеологию Пакистана», сплотиться вокруг программы из 7 пунктов, предлагаемой «Джамаат-и ислами»[14]. Программа предусматривала:

1. приведение всех сторон жизни в Пакистане в соответствие с Кораном, Сунной и исламскими нормами жизни, отмена всех законов и распоряжений, противоречащих нормам ислама, принятие Корана и Сунны в качестве краеугольного камня всех законов и подзаконных актов, главенство шариата над всеми законами с тем, чтобы дать народу исламскую систему, беспрепятственное отправление правосудия, использование природных ресурсов страны во благо процветания ее народа;

2. восстановление действия конституции 1973 г. для избегания конфликтов вокруг уже решенных проблем, создание благоприятной ситуации для передачи власти избранным представителям народа;

3. отказ от использования сектантства для достижения политических целей;

4. отказ от практики обливания друг друга грязью и разработка правил поведения оппонентов во время публичных дебатов, которых должны будут строго придерживаться все, включая политические партии, и в особенности религиозные партии и их лидеры;

5. немедленное проведение выборов по системе пропорционального представительства с обязательной разработкой предвыборных манифестов и уставов партий в соответствии с требованиями Корана и Сунны и идеологии Пакистана при условии, что кандидаты будут придерживаться исламских и в этическом отношении приемлемых принципов;

6. отмена цензуры для газет и разработка правил поведения для них;

7. восстановление гражданских свобод и полномочий судов в соответствии с конституцией. Ни один человек, институт или учреждение не может считать себя неподвластным закону;

Что и говорить, программа вполне демократическая, откровенно оппозиционная и даже враждебная режиму Зия уль-Хака. Даже наиболее непримиримые оппозиционеры не выступали с подобными требованиями. Однако, как показала жизнь, это была всего лишь демонстрация, и вполне убедительная, того, что ДИ нельзя рассматривать как нечто само собой разумеющееся, что, предоставляя политическую поддержку и организационно-идеологическое обеспечение военному режиму, партия рассчитывала на адекватное вознаграждение.

И что касается вознаграждения, то оно выплачивалось в разных видах и довольно регулярно. За один август 1978 г. администрация Зия уль-Хака выпустила две «Белые книги» с материалами средств массовой информации о преследовании, организованном З.А. Бхутто и его правительством, целенаправленных кампаниях по дискредитации «Джамаат-и ислами» и других религиозных партий и их печатных изданий. Назывались имена людей, якобы получавших указания совершать нападки на ДИ, суммы, отпускавшиеся на изготовление пропагандистских материалов, которые подрывали авторитет партии, начиная еще с 1972-1974гг.

Есть и другие объяснения создания видимости оппозиционной деятельности, которую ДИ вела на рубеже 70-х и 80-х гг. Еще в сентябре 1979 г. Пакистанский национальный альянс (ПНА) объявил военный режим антинародным и принял в связи с этим решение о вступлении на путь конфронтации с ним. ДИ, будучи частью альянса, не могла вдруг порвать с ним без ущерба собственному авторитету, как не могла и объявить врагом генерала, которого она еще вчера называла спасителем нации и которому помогла прийти к власти. Отсюда демократическая поза, не обусловленная идеологией партии.

Еще один вариант объяснения оппозиционности ДИ, заслуживающий самого серьезного внимания, выступали за установление тоталитарных режимов, диктатуру, не имеющую ничего общего с демократией, но только в одном случае - после своей окончательной победы и захвата власти. (Для ДИ приемлемым было и участие в управлении страной.) До тех пор, пока власть находилась в чужих руках, они выступали как поборники парламентской демократии. Ведь в условиях либерального парламентаризма создавалась идеальная обстановка для агитационно-пропагандистской деятельности, направленной к привлечению на свою сторону как можно большего числа сторонников.

В феврале 1984 г. Зия уль-Хак запретил деятельность студенческих союзов, прекрасно понимая, что в первую очередь эта акция бьет по ДИ, поскольку «Ислами джамиате тулаба» (ИДТ) была наиболее многочисленной, политически активной и мощной студенческой организацией страны.

Есть немало указаний на то, что Зия уль-Хак прекрасно понимал логику рассуждений руководства ДИ, был детально информирован о расстановке сил в этой партии. Он знал, в частности, о наличии в ДИ группы боевиков, ранее связанных с деятельностью ИДТ, которые считали его заверения в одобрении политики и принципов исламского фундаментализма недостаточно искренними прежде всего потому, что режим Зия уль-Хака никак не хотел занимать ту же линию конфронтации с Америкой, которую проводил режим аятоллы Хомейни в Иране. Именно эта группа была инициатором нападения на посольство США в Исламабаде в 1979 г., на американские культурные центры в Равалпинди, Лахоре и Карачи. Конечно, не одни боевики-экстремисты из ДИ составляли тысячную толпу демонстрантов, готовых выплеснуть свою ненависть к «антиисламским» силам. Были среди них и представители ПНП, и члены более умеренного крыла «Джамаате ислами», считавшие небесполезным время от времени показывать некоторую враждебность в отношении США и полагавшие, что это должно вызывать одобрение режима, провозгласившего (как и режим Хомейни) тотальную исламизацию жизни. Они были уверены в одобрении Зия уль-Хаком акции против американцев. Одобрения не последовало. Позже было высказано сожаление в связи со случившимся. Однако медлительность генерала в нейтрализации действий демонстрантов едва не стоила жизни американскому персоналу.

Исламизация по Зия уль-Хаку была проста по своему содержанию и политической направленности. Она должна была соответствовать воле, желаниям и политическим приоритетам возглавляемого им военного режима. Законодательной основой исламизации Зия уль-Хака стала серия мер, обнародованных им 16 сентября 1979 г., по наведению «исламского порядка». Они охватывали широкий спектр различных сторон деятельности как общественной, так и личной жизни пакистанцев. Президент напомнил, что государство Пакистан якобы было создано исключительно с той целью, чтобы дать его гражданам возможность вести «исламский образ жизни». Среди общественности и в печати эта акция Зия уль-Хака получила название «октябрьской армейской операции». Смысл ее, в частности, состоял в том, чтобы наконец развеять миф о предстоящих парламентских выборах и отмене военного положения. Президент объявил, что отныне законы шариата становятся основополагающими. Деятельность политических партий запрещалась, их штаб-квартиры опечатывались, а счета в банках замораживались. Забастовки, манифестации и митинги также подвергались запрету. Был арестован ряд политических деятелей, в том числе жена казненного апреле этого же года З.А. Бхутто Нусрат, его дочь Беназир, маршал авиации в отставке, лидер «Техрик-и-истикляль» Асгар-хан и другие. Оппозиционные режиму газеты, такие как «Мусават» (Ла-хор), закрывались. Остальные издания отныне должны были смириться с обязательной цензурой. Нарушение этих указаний грозило тюремным заключением на сроком 14 лет, 25 ударами плетью и конфискацией имущества.

В Основной закон был внесен пункт, который устанавливал верховенство военных судов над гражданскими в решении уголовных и прочих дел. Гражданские суды лишались конституционного права приостанавливать или аннулировать постановления и приговоры военных судов. Политическим партиям было предписано зарегистрироваться в Избирательной комиссии, которой в свою очередь были даны указания не регистрировать партии, критически высказывавшиеся в отношении правящего режима или «идеологии Пакистана». Особенно суровые ограничения были, конечно, припасены для ПНП. Было объявлено, что эта партия получает финансирование из-за границы, хотя какими-либо фактами, подтверждавшими это, как выяснилось, режим не располагал. Вопрос об иностранных финансовых средствах, поступавших регулярно на счета ДИ, даже не поднимался, хотя ее патрон - Саудовская Аравия - особенно и не скрывал факта регулярной помощи этой партии. Секрета здесь никогда не было: ДИ занималась теоретическим обоснованием исламизации, оказывала большую помощь режиму в рамках исламизации программ. Кадры ДИ прочно обосновались в армии, госаппарате, системе образования. Студенческое крыло ДИ «Ислами джамиате тулаба» держало в своих руках большую часть студенческой массы. Партия никогда не испытывала недостатка в средствах для издания ежедневных газет, еженедельников и ежемесячников. ДИ энергично помогала режиму в деле изменения общественно-политической атмосферы в стране, способствуя росту авторитета ислама во всех областях жизни. Она видела в этом важное средство преодоления препятствий на пути к власти. Стараниями ДИ в стране заметно возросла роль полуграмотного, темного муллы, который нежданно-негаданно приобрел права арбитра не только в религиозных, но и прочих делах, в том числе политических. Ему дано было право определять любое явление пакистанской жизни как соответствующее или противоречащее нормам ислама, притом что сам мулла подчас имел весьма смутное представление не только о событиях и тенденциях в современном мире, но и о том, что происходит за пределами его мохаллы. Стало правилом, что все, органически не помещавшееся в голове муллы, рассматривалось как «неисламское», а нормой объявлялись вековые догмы, поверья и предрассудки. Требования улемов запретить тот или иной журнал, газету или книгу, как оскорбляющие чувства мусульман или превратно толкующие положения Корана и Сунны, в конце концов, удовлетворялись властями. А если же при этом проявлялись колебания или бездействие, в ход пускалось отработанное средство. Газеты на урду начинали и постепенно нагнетали кампанию протеста, которая на каком-то этапе грозила перерасти в массовые беспорядки на улицах городов. Чтобы избежать неприятностей, власти, как правило, считали меньшим злом запретить издание, о котором шла речь.

Монополия ДИ на идеологическое обеспечение деятельности военного режима повлекла за собой и то, что Совет исламской идеологии (СИИ), орган, который в соответствии с первоначальными заявлениями Зия уль-Хака должен был ведать идеологическими вопросами и выносить рекомендации для решения их главой военной администрации, оказался как бы не у дел.

Подстегивал пакистанскую исламизацию и тот факт, что исламская революция в Иране, произошедшая двумя годами позже военного путча в Пакистане, за эти два года продвинулась дальше по пути исламизации. При этом Зия уль-Хаку, как и другим фундаменталистским ревнителям ислама, не давало покоя то обстоятельство, что идеи исламизации в Иране во многом были навеяны работами и деятельностью таких людей, как М. Икбал и А.А. Маудуди, которые начиная с 30-х гг. разрабатывали вопросы исламизации. Он не мог допустить, чтобы приоритет Пакистана в претворении исламизации в жизнь был утрачен.

Меры, объявленные в октябре 1979 г., полностью укладывались в логику подобных рассуждений. С их помощью Зия уль-Хак явно примерял на себя мантию «мард-и-мумина» (доброго, но сильного вождя). Несмотря на всю интенсивность программы исламизации и ее антидемократическую направленность, демократическая риторика не исчезла из обихода генералов даже в самый разгар кампании исламизации.

Но даже видимость демократии одними только заявлениями и обещаниями создать было трудно. Показатель веры в демократический потенциал военного режима как за рубежом, так и внутри страны неуклонно стремился к нулю. И тогда, в декабре 1981 г., Зия уль-Хак особым декретом создает Федеративный совет (Маджлис-и-шуру) - наполовину консультативный орган, наполовину эрзац-парламент, назначаемый главой военного режима в результате консультаций с приближенными лицами. В выступлении по этому поводу президент перечислил задачи, поставленные перед Маджлисом-и-шурой:

1. помогать правительству в ускорении процесса исламизации;

2. создавать условия для установления в стране «исламской демократии»;

3. поддерживать правительство, высказывая свое мнение и проявляя мудрость в оценке вопросов национального и международного значения;

4. способствовать правительству в преодолении экономических и социальных проблем[15].

Претензии режима на демократичность, во многом обусловленные желанием и впредь получать военно-экономическую помощь США в крупных размерах, заставляли его думать над тем, как избежать прямых обвинений международной общественности в создании у себя в стране тоталитарно-репрессивной системы, враждебной любым проявлениям демократии. Во вновь созданной «шуре» был сформирован специальный комитет во главе с Фидой Мохаммад-ханом, в задачу которого входила разработка рекомендаций о будущей форме правления в Пакистане. Первый доклад комитета содержал сюрпризы для Зия уль-Хака. В нем комитет рекомендовал ввести парламентскую форму правления, отвергал, как неподходящую, систему пропорционального представительства, отрицательно расценивал запрет на деятельность политических партий и их участие в избирательных кампаниях, отмечал демократический и исламский характер конституции 1973 г., подчеркивая при этом необходимость соблюдения гражданских прав и острую потребность в независимой судебной системе. В докладе указывалось, что нужно исправить дисбаланс в распределении функций и полномочий президента и премьер-министра, возложив эту задачу на парламент, избранный в результате всеобщих демократических выборов. Таково было мнение специального комитета, сформированного по принципу лояльности военному режиму!

1 декабря 1984 г. Зия уль-Хак выступил с обращением к нации по радио. В нем он, в частности, заявил: «Нынешнее правительство никогда не пыталось продлить свое существование, прикрываясь исламом». И, как бы сожалея о том, что слишком долго воздерживался от эксплуатации ислама, тут же объявил, что назначает референдум, предметом которого должен стать вопрос, прямо связанный с религией, а результатом - избрание его президентом. Вопрос, на который следовало ответить односложно - «да» или «нет», был сформулирован так: «Санкционирует ли народ Пакистана процесс, начатый генералом Мухаммадом Зия уль-Хаком и направленный на приведение в соответствие законов Пакистана предписаниями ислама, изложенными в священном Коране и Сунне Святого Пророка, на защиту "идеологии Пакистана", на продолжение и консолидацию этого процесса и на беспрепятственную и упорядоченную передачу власти избранным представителям народа?» Далее в тексте говорилось, что в случае если в ходе референдума народ Пакистана ответит на этот вопрос положительно, то будет считаться, что генерал Зия уль-Хак должным образом избран президентом Пакистана на пятилетний срок[16].

Это был второй подобного рода референдум в истории Пакистана. В этом референдуме принимало участие все взрослое население страны, внесенное в списки избирателей, в том числе и противники режима.

Но вопрос был сформулирован так, что ответить на него отрицательно значило бы проголосовать против ислама, против социальной справедливости. Ведь в создании абсолютного большинства ислам был связан с идеями равенства и справедливости. Эта безальтернативность привела к естественному результату - Зия уль-Хак получил президентский мандат на 5 лет. Конечно, сыграло свою роль и то, что вся административная машина была мобилизована на обеспечение успеха

референдума, в то время как оппозиционное Движение за восстановление демократии в условиях строгой цензуры и запрета на массовые сборища никак не могло объяснить избирателям, что подача негативного ответа не будет означать отрицание ислама, а всего лишь продемонстрирует недоверие Зия уль-Хаку.

Неизвестно, когда идея выборов начала обретать конкретные формы в уме Зия уль-Хака, но объявил он о ней только в начале 1985 г. Конечно, речь шла о выборах на непартийной основе. Практика выборов на партийной основе была признана неисламской. 12 января 1985 г. Зия уль-Хак обратился к нации с сообщением о том, что в следующем месяце состоятся парламентские выборы на непартийной основе. Создавалось впечатление, что это решение генерала было

принято в основном под давлением США, где общественность, в том числе Конгресс, все более настойчиво указывала администрации на аморальность использования в качестве основной базы для активного участия в афганских событиях страны с одним из наиболее свирепых и антидемократических режимов в Азии. Что касалось внутренней оппозиции, то ее способность негативно повлиять на ход выборов не беспокоила Зия уль-Хака. Чтобы этого не случилось, Избирательная комиссия, отвечавшая за регистрацию кандидатов и состоявшая из лояльнейших режиму людей, была снабжена строгими инструкциями относительно того, кто мог стать кандидатом и какими качествами такой человек должен был обладать. Главное, он обязан быть «добрым мусульманином» - характеристика свободная для любой интерпретации. Этот человек также должен иметь авторитет праведника, быть честным и справедливым. Кроме того, он не должен был подвергаться судебному преследованию за аморальные поступки, ни в коей мере не мог иметь какие-либо контакты с ПНП, занимать какой-либо пост в незарегистрированной партии (таковых было большинство), не должен был выступать против «идеологии Пакистана» (свобода для интерпретации опять-таки безграничная). Предпочтение должно было отдаваться бывшим депутатам Маджлис-и-шуры, провинциальных советов, членам центрального и провинциальных правительств, то есть людям, чья лояльность режиму не вызывала сомнений.

Незадолго до выборов президент объявил о своем намерении внести некоторые поправки в конституцию, однако вплоть до выборов даже не заикнулся о содержании поправок, дабы не сделать их предметом обсуждения во время кампании. Помимо конституционных поправок, электорат интересовало множество других проблем, таких как, например, разделение функций между избранным президентом и будущим премьером, с одной стороны, президентом и парламентом - с другой, разделение властных полномочий между центром и провинциями, права и обязанности сената, время и порядок отмены военного положения, статус военных трибуналов и гражданских судов, судьба военных структур в гражданской администрации и правительств. Особый интерес вызывал

вопрос о том, а чего, собственно, будет стоить депутатский мандат, то есть права и обязанности депутатов, и как они будут выступать в новом парламенте - как отдельные личности или как представители каких-то корпоративных объединений, таких, например, как феодальные кланы, религиозные секты или бирадари. Ни на один из этих вопросов ответов не было. Выборы были похожи на игру в прятки в абсолютно темном помещении и к тому же с наглухо заткнутыми ушами. Несмотря на принятые меры, во вновь избранной Маджлис-и-шуре практически сразу же возникли группировки, настроенные критически по отношению к правящему режиму и не упускавшие случая, чтобы показать, что после выборов цель восстановления демократии так же далека, как и прежде. Независимая парламентская группа, выражавшая такие настроения, требовала разрешения деятельности политических партий, несмотря на то, что президент в обращении к обеим палатам Маджлис-и-шуры по случаю ее избрания с угрозой в голосе предупредил, что ожидает от нового органа политической преемственности, то есть полной покорности. Вместо этого получалось так, что наряду с оппозицией в форме Движения за восстановление демократии, лидеры которого в тот момент в основном находились в тюрьме, возникала еще и парламентская оппозиция. Сам премьер-министр Мухаммад-хан Джунеджо выступал за отмену военного положения и запрета на деятельность политических партий.

Чтобы суммировать меры по исламизации, принятые режимом Зияя уль-Хака, без искажений, лучше всего дословно привести их перечисление в брошюре департамента федеральной информации правительства Пакистана, изданной в январе 1987 г.[17]

1. В качестве первого шага была разработана ориентированная на ислам политика в области образования. Были пересмотрены учебники для школ и колледжей, с тем, чтобы привести их в соответствие с национальной идеологией.

2. Радио- и телевизионные программы были переориентированы на правильное представление национального характера пакистанцев.

3. Была создана постоянная комиссия юристов для быстрого и недорогого рассмотрения судебных дел простых граждан.

4. Шариатский факультет на уровне аспирантуры был создан в Университете Каид-и-Азама с тем, чтобы стимулировать изучение законов шариата.

5. Был создан Федеральный шариатский суд, полномочный объявлять недействительными существующие и будущие законы (с определенными исключениями), которые противоречат предписаниям ислама. В случае если какой-то закон признается неисламским, ему предоставлены полномочия выносить постановления, в какой именно мере он противоречит шариату и каким образом с максимальной обстоятельностью и практичностью он может быть наполнен предписаниями Священного Корана и Сунны. Правительство в этом случае должно будет принять его.

6. Были изданы указы, вносящие поправки в существующий уголовный кодекс, относящиеся к определенным видам преступлений и касающиеся движимого имущества, моральных и социальных порядков в обществе с тем, чтобы привести эти статьи в соответствие со Священным Кораном и Сунной.

7. Эти указы заменяли существовавшие законы, относящиеся к таким преступлениям, как кражи, грабеж и разбой, прелюбодеяния, употребление спиртных напитков, исламскими принципами хадуд - строго установленными наказаниями, предписанными Священным Кораном, подтвержденными и утвержденными Сунной Святого Пророка, по поводу которых существовал иджма (консенсус) среди почтенных последователей Святого Пророка.

8. Другие законы, приведенные на сегодняшний день в соответствие с требованиями ислама, относятся к ответным мерам наказания за убийство (кисас) и выплате контрибуции за убийство (дийят), а также даче свидетельских показаний (шахадат).

9. В экономической области были предприняты усилия в целях создания структуры исламского экономического порядка.

 10. Так же обстоит дело с системой налогообложения. В этом направлении в качестве первого шага, направленного на изменение нынешней экономической системы и налоговой структуры, был издан декрет о введении налогов закят и ушр и внесении изменений в «Законы о налоге на богатство, подоходном и земельном налогам».

11. Декрет о введении закята и ушр наделял правительство полномочиями снимать 2,5% с банковских счетов, состоящих из сберегательных депозитов, фиксированных и срочных вкладов, а также акций Национального инвестиционного фонда, Инвестиционной корпорации Пакистана и других компаний, где большинство держателей акций - мусульмане, а также с пенсионных фондов, страховок, рент и пр.

12. С введением налога ушр (тот же закят, только на землю) сфера применения ушр и закята сильно расширилась как в смысле размера собираемых средств, так и удовлетворения насущных нужд местных общин.

Так в Пакистане возникла и со временем пустит корни новая финансовая и экономическая структура, основанная на исламских принципах.

13. Поскольку главным инструментом перехода к исламской экономической и финансовой системе является отмена ссудного (банковского) процента (риба), целый ряд изменений был внесен в финансовую систему Пакистана с тем, чтобы в возрастающей мере отказываться от сделок, основанных на взимании процента. Принципиальная стратегия правительства состоит в том, чтобы перейти от сделок, связанных с выплатой процента, к системе взаимной компенсации потерь и участия в доходах.

14. Для начала деятельность некоторых небанковских финансовых организаций была переключена на новую систему. А недавно новые финансовые инструменты были введены в действие, и система взаимной компенсации потерь и участия в прибылях была распространена на коммерческие банки.

Далее перечисляются несколько пунктов, объясняющих технику перехода к исламской системе экономики и финансов, основанных на отказе от ссудного процента, и перечисляются корпорации, уже работающие по новым правилам. Два последних пункта, тем не менее, заслуживают того, чтобы быть воспроизведенными.

23. 9-я поправка к конституции Пакистана, уже принятая сенатом, ждет своего утверждения Национальной ассамблеей. Поправка предусматривает крупномасштабные и быстрые изменения законов в истинно исламском духе.

24. Таким образом, абсолютно ясно, что нынешние усилия по внедрению исламской системы в Пакистане приносят результаты. Все законы приводятся в абсолютное соответствие с устоями ислама, экономическая, денежная и финансовая системы, действующие в стране, реорганизуются таким образом, чтобы соответствовать нерушимым принципам Веры, гигантские усилия прилагаются, чтобы стимулировать и убеждать народ в необходимости следования требованиям дорогой их сердцу Веры с абсолютной преданностью. Меры, предусмотренные текущим 5-м пятилетним планом, должны реформировать и обновить общество в правильном направлении.

Все сказанное, включая приведенный выше перечень исламских инноваций, представленный официальными властями, дает общее представление о направлениях исламизации и ее целях.

Развитие политической обстановки с самого первого дня существования Пакистана и периодическое вмешательство армии в национальную политику создали обстановку, в которой нормальное развитие демократии, и прежде всего процесс принятия конституции страны, было максимально затруднено. Самые простые и вместе с тем принципиально важные вопросы, без решения которых конституция становилась простой бумажкой, становились вдруг непреодолимыми

препятствиями, вызывавшими затяжные споры. Это были вопросы, связанные с взаимоотношениями религии и государства, избирательным правом (должно ли оно распространяться на всех ли же на ограниченный круг лиц), разделением или неразделением избирательных округов для большинства (мусульман) и меньшинства (представителей других конфессий), созданием федеральной структуры, автономией провинций, введением национального языка, президентской и парламентской формы правления, разделом полномочий между исполнительной и законодательной властями, гражданскими правами в свете исламских законов, ролью судов и т.д. Решение каждого из этих вопросов было тесно связано с корпоративными интересами различных групп населения, среди которых не последнюю роль играли представители религии, улемы. Именно поэтому конституционный процесс был в Пакистане столь трудным и продолжительным.

События, произошедшие в Пакистане после убийства Лиакат Али-хана и беспорядков в Пенджабе 1953 г., а также обостряющиеся противоречия между консервативными религиозными силами и секулярными демократами в Конституционной ассамблее показали, что исламский фундаментализм пришел в национальную политику надолго и рассчитывать на его быстрое поражение и отход от политических дел не приходится. Однако интересы консервативного религиозного крыла депутатов, их понимание политики Пакистана должны будут найти адекватное отражение в Основном законе страны, как это уже было в 1949 г., когда была принята Резолюция о целях. Так оно и произошло.

Первая конституция страны, принятая в 1956 г., спустя девять лет после обретения независимости, была, если ее можно так охарактеризовать, «мягким» синтезом либерально-секулярного демократизма и религиозного консерватизма. В ней содержался целый ряд положений программы фундаменталистов.

В соответствии с этим мировоззрением и была подготовлена конституция 1962 г., воспроизводившая исламские положения прежнего Основного закона с определенными изменениями. Главное – они были облечены в менее жесткие определения " Конституция 1962 г. была отменена очередным Главным администратором военного положения генералом Яхья-ханом в 1969 г. Новая же конституция была принята только 10 апреля 1973 г.[18] Среди голосовавших за ее принятие были представители всех политических партий, представленных в высшем законодательном органе, а также депутаты от всех четырех провинций и Зоны племен. Всего два человека воздержались, «против» не было подано ни одного голоса. Если конституция 1956 г. была составлена Конституционной ассамблеей, сформированной недемократическим путем, а конституция 1962 г. была «дарована» стране Айюб-ханом, то новый Основной закон был разработан и принят депутатами, избранными в результате первых в истории страны истинно демократических выборов. По своему духу этот документ был, конечно, продуктом демократической мысли.

Многие положения, в том числе разделы о правах и обязанностях граждан, соответствовали современному демократическому пониманию отношений между гражданином и государством, а не приспосабливались к канонам исламского государства. Однако большинство исламских положений из прежних конституций в ней было сохранено, а некоторые даже усилены. В ней, к примеру, говорилось, что «исламская система» будет разработана и внедрена в жизнь в течение семи лет. К положению о том, что президент страны обязательно должен быть мусульманином, добавлено, что и премьер-министр непременно должен исповедовать ислам. Раздел конституции 1973 г., посвященный исламским положениям, предусматривал создание Совета исламской идеологии (вместо Исламского консультативного совета), который в течение семи последующих лет должен был подготовить доклад о соответствии пакистанских законов требованиям ислама. Совету также вменялись в обязанности консультативные функции по исламским делам при президенте, губернаторах провинций, Национальной ассамблее и провинциальных собраниях. Совет будет состоять из 8-15 членов, которые обязаны быть не только знатоками ислама, но и должны хорошо разбираться в экономических, юридических и административных проблемах страны. В него, помимо людей, занимавших в прошлом посты судей Верховного суда и Высших судов, проводивших исследовательскую работу, в обязательном порядке войдет одна женщина. В Совете должны были быть представлены различные направления ислама. Срок полномочий членов Совета составит три года. В целом депутаты религиозной оппозиции, тем не менее, расценивали конституцию как антиисламскую и либо воздерживались от посещения дебатов по конституции в Национальной ассамблее, либо выступали с требованиями ультимативного, лозунгового характера, либо демонстрировали понимание стоящих перед страной проблем с отставанием на несколько веков, чем веселили присутствовавших депутатов, прессу и гостей.

Несмотря на то, что исламские положения конституции все же были отражением постоянно реформируемой «мягкой» версии ислама, а не ортодоксального учения в духе фундаменталистов, религиозной оппозиции все-таки удалось настоять на включении в Основной закон положений, объективно ограничивавших власть парламента.

К исламским положениям конституции в результате настойчивых требований, в основном джамаатовцев, были добавлены такие пункты:

- по требованию двух пятых от общего числа депутатов одной из палат парламента или провинциального собрания любой закон может быть направлен в Совет исламской идеологии с целью определения его соответствия предписаниям ислама (ст. 229);

- если закон принят парламентом или провинциальным собранием как отвечающий общественным интересам, но без заключения Совета исламской идеологии, а последний объявил его впоследствии противоречащим предписаниям ислама, то закон этот будет подлежать пересмотру (ст. 230);

- свобода слова и печати могут подвергаться ограничениям в разумных пределах, чтобы не наносить урона «славе ислама» (ст. 19).

Время правления ПНП было для религиозных консерваторов не из лучших: их идеи исламского государства не пользовались особой популярностью.

Только после июльского переворота 1977 г. Зия уль-Хаком было четко заявлено, что «исламская система» подразумевает жизнь в соответствии с законами шариата. Однако и это не устраняло сомнений относительно законодательных норм, которыми отныне должны будут руководствоваться пакистанцы. Дело в том, что разные школы исламского богословия по-своему понимают законы шариата. На это накладывалось и неодинаковое понимание роли и предназначения религии в современном мире. Одни считали, что законы шариата целиком заключены в Священном Коране, другие видели их в практике раннего исламского государства, которая может и должна быть перенесена в условия XX в., третьи рассматривали их как нечто динамично развивающееся вместе с изменениями мира и общества и творчески экстраполирующееся на современные условия. При всем этом каждый грамотный человек в Пакистане помнил слова Каид-и-Азама и премьера Лиакат Али-хана о том, что Пакистан никогда не будет теократическим государством.

Поэтому после прихода к власти Зия уль-Хака, когда была поставлена задача возродить исламские нормы жизни, то есть превратить ислам из во многом этической, культурной категории в закон каждодневного бытия и государственной политики, в пакистанском обществе, как никогда до этого, стало заметно разделение людей на ревнителей ислама, которых было меньшинство, и, воспринимавших ислам как социально-культурную традицию, стоящую особняком от политики, составлявших большинство. Именно эта категория пакистанского населения оставалась носительницей демократических тенденций в условиях крайне идеологизированной политики.

Читая конституцию 1973 г., невольно обращаешь внимание на то, что большинство ее статей прямо или косвенно конфликтуют с действиями военных властей, а статья о государственной измене грозит генералам, совершившим июльский переворот, смертной казнью.

И, тем не менее, Зия уль-Хак не отменил конституцию, а лишь приостановил ее действие. Консультанты Зия уль-Хака из числа религиозных деятелей, включая и джамаатовцев, не советовали ему отменять конституцию 1973 г., потому что создать новую в тот момент, при отсутствии в национальной политике и обществе не то чтобы консенсуса, но даже примерного согласия по основополагающим проблемам жизненного значения, было просто немыслимо. Отменив одну конституцию и не предложив другую, режим предстал бы перед внешним миром тем, чем он и был - кучкой узурпаторов, стремившихся установить в стране армейскую диктатуру, нетерпимую к демократии. Была и другая причина, по которой Конституцию 1973 года никак нельзя было отменять: этот документ гарантировал автономию провинций.

Белуджский национализм, особенно после карательных операций армии в этой провинции, достиг той стадии, когда открыто поговаривали о необходимости создания «Великого Белуджистана», независимого как от Пакистана, так и от Ирана и Афганистана. В этих условиях отменять конституцию, которая служила преградой на пути этих центробежных тенденций и являлась пусть не очень надежной, но все же гарантией от произвола центра в отношении провинций, было равносильно объявлению войны силам регионализма. Вывод был прост.

Предстояло серьезно подумать об изменении конституции 1973 г., а пока что править посредством указов и декретов, откладывая проведение выборов.

В марте 1981 г. Зия уль-Хак издал так называемый Временный конституционный указ (ВКУ), который как бы снимал арест, наложенный на конституцию 1973 г., и содержал инструкции относительно того, какими принципами должно будет руководствоваться правительство в неопределенный период действия закона о военном положении, названный в указе «переходным периодом». Принятие ВКУ было целиком обусловлено соображениями легитимности. Многие внутри страны, в том числе представители судебной власти, а также за пределами Пакистана начали открыто говорить о произволе военных властей и незаконных арестах политических деятелей. В общем, разговоры подобного рода, даже высказывания членов Верховного суда, не особенно тревожили генералов, однако это лишний раз поднимало вопрос о конституционности режима, ставило под сомнение перспективы военно-политического и экономического сотрудничества с США, на которое Зия уль-Хак делал серьезную ставку.

Настоящее значение ВКУ состояло в том, что он фактически отменял конституцию 1973 г., так как отныне в качестве Основного закона должны были выступать только те статьи, которые были перечислены в указе - менее половины из 280 статей. Все остальные отменялись и прекращали свое действие. Среди запрещенных статей оказались и те, которые определяли государственное устройство Пакистана. Конституция 1973 г. устанавливала в стране парламентскую форму правления с демократической структурой власти, при которой исполнительная власть формировалась с согласия выборного законодательного органа. Этот орган контролировал правительство, а последнее было подотчетно ему. При этом независимая судебная власть действовала как арбитр, который бдительно следил, не совершает ли государство посягательств на права граждан. Зия уль-Хак разрушил эту систему.

ВКУ предусматривал также создание Федерального совета (Маджлис-и-шуры) - некое подобие легислатуры, члены которой должны были назначаться президентом. Обязанности шуры (темы дебатов) опять-таки должны были определяться президентом. В лучшем случае это был консультативный, но никак не законодательный орган. Шура, как и назначаемое президентом правительство, должна была быть подпоркой режиму, пользовавшейся номинальными правами.

Дальнейшие ограничения были наложены на деятельность политических партий. Еще в 1979 г. вышло постановление, по которому участие в выборах могли принять только партии, зарегистрированные в Избирательной комиссии. Заявки на регистрацию подали 56 партий. Только 16 из них удостоились благосклонности комиссии и были зарегистрированы. Среди них были главные религиозные партии - ДУП, ДУЙ (Муфтия Махмуда), ДИ, Пакистанская мусульманская лига (фракции Чатхи и Кайума), Мусульманская лига (Пира Пагаро). Однако вскоре после этого выборы в очередной раз были отложены, на этот раз на неопределенный срок, и деятельность партий запрещена.

Статья 14 ВКУ разъясняла, что когда деятельность политических партий возобновится, то функционировать будет разрешено только партиям, зарегистрированным в Избирательной комиссии (на тот момент их было 19). Все другие партии, особенно те, которые «действуют методами, противоречащими исламской идеологии», будут распущены.

Статья 15 недвусмысленно объявляла, что все распоряжения военных властей, начиная с 5 июля 1977 г., все президентские указы, изданные им в качестве главы военной администрации, включая указы об изменении конституции, являются законными и не подлежащими отмене каким бы то ни было судом или судьей.

В соответствии с новым избирательным законодательством, подчеркнул Зия уль-Хак, политическое руководство страной перейдет в руки «благородного и интеллигентного среднего класса, который до сих пор игнорировался». Позже, выступая на пресс-конференции, он сказал, что законодательной основой выборов будут теперь законы шариата, а конституция 1973 г. должна быть «полностью исламизирована».

Что именно он имел в виду, стало понятно во многом после публикации Указа о восстановлении конституции 1973 г. (УВК) в 1985 г.

УВК включал в текст конституции статью, предусматривавшую, что Резолюция о целях, до сих пор служившая преамбулой конституции, на практике никого ни к чему не обязывающей, теперь становилась частью основного текста конституции. Таким образом, издавая указ, Зия уль-Хак идентифицировал собственные политические цели с содержанием Резолюции о целях. Расплывчатые и свободные для интерпретации положения Резолюции давали ему возможность опереться на них законодательно при реализации собственных политических планов. Это был известный всем документ. Благодаря стараниям религиозных кругов его содержание знали даже школьники. Авторитет этого документа был высок, несмотря на то, что принят он был еще в 1949 г., да притом Конституционной ассамблеей, которая прямо не избиралась народом.

Но и в этом отношении не все было просто. Текст Резолюции и преамбулы к конституции совпадали не полностью. В преамбуле конституции 1973 г., как уже отмечалось, были изъяты слова Резолюции о целях о том, что власть, «принадлежащая Всевышнему, делегируется государству Пакистан через посредство его народа». Вместо этого в преамбуле сказано о власти, «которая осуществляется народом и является сутью святой веры во Всевышнего»60, то есть изъяты как раз те слова, которые были жизненно важны для Зия уль-Хака, поскольку могли бы служить ему надежной идеологической опорой. Генералу нужен был не этот, а первоначальный текст, несущий идею делегирования власти государству (а следовательно, его главе), а не народу.

В этом как раз и заключалась суть взглядов и политической философии Зия уль-Хака. Допустить, что народ должен пользоваться властью, значило бы согласиться с тем, что народ будет вершить дела, избирать угодное ему правительство и проводить через него угодную ему политику. Народ, по разумению Зия уль-Хака, должен выступать как объект власти, а субъектом ее будет выступать тот, кому эта власть делегирована Всевышним, то есть государство или личность, представляющая государство, в данном случае он сам.

В своих публичных высказываниях Зия уль-Хак постоянно возвращался к теме формы правления. По всему было видно, что замена парламентской формы правления на президентскую стояла на первом месте в списке его приоритетных задач. Первым шагом в этом направлении была статья 50-я УВК-73, дававшая характеристику парламента. В ней говорилось, что помимо Национальной ассамблеи и сената в парламентскую структуру входит также президент. Такое определение вносило неразбериху в саму идею разделения властей, делая ее как бы лишней и, главное, при формальном сохранении парламентского правления на практике вводило в действие президентское.

Однако венцом «законотворческой» деятельности режима по праву может считаться так называемая 8-я поправка к конституции, которая наделяла главу государства практически неограниченной властью, давала ему право вносить любые поправки к конституцию, распускать парламент и центральное правительство, законодательные ассамблеи провинций и провинциальные правительства. Судебная власть также оказывалась в его подчинении. Последствия этой поправки вызвали тяжелые конфликты уже в 90-е гг.

С самого начала дискуссия по внесенному правительством законопроекту о 8-й поправке приобрела острейший характер, и даже карманный парламент не мог согласиться на широту полномочий, которую она гарантировала президенту. Был опубликован список требований, предъявляемых правительственной скамье. Он включал требования отмены военного положения, восстановления гражданских свобод, суверенитета парламента, провинциальной автономии, гарантированной конституцией 1973 г., социально-экономической справедливости в обществе. Была также предпринята попытка как-то ограничить полномочия президента, предусмотренные законопроектом. С этой целью были выдвинуты требования:

- отстранения премьера только в случае, если Национальная ассамблея выносит ему вотум недоверия;

- роспуска Национальной ассамблеи только в том случае, если совет на этот счет исходит от премьер-министра;

- внесения поправок в конституцию исключительно Национальной ассамблеей;

- избрания главных министров провинций законодательными ассамблеями, а не назначение их;

- сохранения президентом одного только поста конституционного главы государства после отмены военного положения;

- проведения любых референдумов только с согласия премьер-министра.

Этот список начинался с требования признать ультиматум законов шариата. Это, конечно, не означало, что депутаты считали Зия уль-Хака излишне секулярным. Это требование должно было указать общественности на популизм программы исламизации Зия уль-Хака, на то, что главное для него - не соблюдение предписаний ислама, а укрепление режима собственной власти. Кроме того, оппозиция демонстрировала президенту, что ислам - оружие обоюдоострое и попытки монополизировать право на спекуляции исламом будут встречать соответствующее сопротивление.

События, разворачивавшиеся вокруг 8-й поправки, наглядно демонстрировали, какую роль играли в механизме принятия решений религиозные силы (ДИ), допущенные к периферии власти. Во время переговоров между Независимой и Официальной парламентскими группами, выступавшими в дебатах, и с той, и с другой стороны предпринимались различные маневры, включая смену команд, ведущих переговоры. Были внезапные встречи с премьером, президентом. Одно было неизменным - в качестве посредника в организации любых контактов и связующего звена выступал депутат ДИ, в данном случае Хуршид Ахмед. Этот факт демонстрирует истинное место ДИ в структуре власти. Несмотря на попытки партии пробиться в верхний эшелон власти, президент держал ее на расстоянии вытянутой руки, и она вынуждена была довольствоваться ролью консультанта, посредника, организатора чего угодно, но никак не субъекта принимавшихся решений.

Ни одно из требований оппозиции не прошло. Двумя третями голосов 8-я конституционная поправка была принята. Теперь Зия уль-Хак мог не опасаться возмездия за совершенный им переворот: статья 270(а) предписывала Национальной ассамблее утвердить, санкционировать и объявить действительными все законодательные акты военного режима, начиная с Декрета о введении военного положения и до УВК-73.

Она получила название «статьи, освобождающей от наказания». Указы, декреты и поправки, принятые за 11 лет правления военных властей во имя торжества ислама, терзали конституцию, делали ее документом, не только не гарантирующим развитие страны по пути демократии, но, напротив, открывающим неограниченные возможности для нарушения гражданских свобод и упрочения позиций режима, для которого демократия стала ругательным словом.

Гибель Зия уль-Хака в авиационной катастрофе в августе 1988 г. снова поставила страну перед необходимостью выбора дальнейшего пути. Апологеты исламизации предпринимали попытки использовать инерцию политики военного режима с тем, чтобы продолжить проводившийся Зия уль-Хаком курс, однако они натолкнулись на однозначно негативную реакцию общественности.

И дело было совсем не в силе Движения за восстановление демократии (оно было довольно малоэффективным), а в том, что сама армия устала от выполнения неконституционных функций, от болтовни об «особом, предназначенном самим Аллахом назначении», мессианской роли вооруженных сил. Примечательно, что эти настроения были заметны не только среди сэндхерстовской прослойки генералитета, но даже среди части офицерства, разделявшей джамаатовские идеи об армии как страже исламской идеологии (по Шер Али-хану Патауди, «армия - защитница идеологических границ»). Что же до гражданина с улицы, то для него выбор был предельно прост - возврат к жизни под репрессивным режимом или возможность начать с чистого листа.

Собственно, выбор предстал перед нацией как нечто совершенно естественное, как исполнение долголетних чаяний. По мнению большинства, он должен был стать решительным отказом от диктатуры и шагом к давнишней цели и мечте - демократии. Вопрос был в том, как приступить к претворению в жизнь общих, лишенных всякой конкретности и зачастую противоречивых идей. Неясно было, например, что делать с указами военных властей: отменить их все без разбора или сохранить отдельные, признав их полезными. Как поступить с поправками к конституции, изменившими Основной закон до неузнаваемости, с реформами Зия уль-Хака, его нововведениями в административной, экономической, культурной, образовательной и других областях.

К 1988 г. менее половины своей истории Пакистан номинально жил в условиях демократии. Причем это была неустоявшаяся, пестрая, неуверенная в себе демократия - парламентская, президентская и снова парламентская. То есть формально институты демократии существовали, но не работали или работали кое-как. Теперь представился случай с учетом прежнего негативного опыта сделать нужную коррекцию, наполнить понятие «демократия» подобающим содержанием. Особенность момента состояла также в том, что улемы, исламисты после смерти Зия уль-Хака лишились защиты властей и если хотели сохранить за собой положение одной из ведущих сил общества, то должны были добиваться этого в рамках демократической процедуры, то есть через выборы. А результаты всех предыдущих выборов были для исламских партий катастрофически неудачными.

Говоря о современном религиозном экстремизме в Пакистане, мы уделяем основное внимание деятельности ДИ и тенденциям, возникающим в этой партии, не потому, что только она составляет сегодня ядро оппозиционных религиозных сил. ДУЙ, например, за последнее время настолько укрепила свои позиции на политической арене, что порой может поспорить с ДИ как центр притяжения исламских экстремистов. Просто ДИ - это партия, которая десятилетия представляла собой лидера пакистанских фундаменталистов, и процессы, идущие в этой партии, во многом лучше видны и отражают происходящее в лагере исламистов в целом. Диктатура ушла в прошлое и была восстановлена прежняя структура власти, прерогативы президента юридически оставались теми же, что и во времена диктатуры.

С 1988 по 1999 гг. власть четыре раза переходила от Пакистанской народной партии к Пакистанской мусульманской лиге, и, наоборот, ни разу ни одно из правительств Беназир Бхутто и Наваза Шарифа не продержалось в течение всего предусмотренного конституцией срока.

Каждый раз инструментом отставки кабинета министров служил президентский указ о роспуске национальной и провинциальных структур законодательной и исполнительной власти в связи с обвинениями в коррупции и некомпетентности.

Отправляя в отставку правительства, президенты Гулам Исхак-хан, а затем-Фарук-хан Легари использовали полномочия, которые предоставлялись главе государства 8-й конституционной поправкой.

Автором ее был Зия уль-Хак, и принята она была исключительно для того, чтобы оградить его личную власть от каких-либо посягательств. Поправка, по существу, меняла парламентскую форму правления на президентскую.

Законодательные инновации и характер демократии

Необходимость изменения положений 8-й конституционной поправки о распределении полномочий между президентом и премьером ощущали и Беназир Бхутто и Наваз Шариф, однако до прихода к власти последнего в 1997 г. дело до конкретных шагов в этом направлении так и не дошло. Лишь победив на выборах 1997 г., Наваз Шариф решил наконец добиться законодательного ограничения полномочий президента. Тринадцатая конституционная поправка, лишавшая главу государства права роспуска парламента и правительства и наделявшая премьер-министра правом назначать начальника штаба вооруженных сил, была спешно внесена на рассмотрение Национальной ассамблеи вскоре после формирования правительства Пакистанской мусульманской лиги и с помощью квалифицированного большинства принята за один день. Казалось бы, правительство всего лишь ликвидировало перекос в структуре власти, созданный военным диктатором в собственных интересах. Однако те возможности, которые открывало перед Наваз Шарифом перераспределение полномочий между президентом и премьером, были использованы главой правительства исключительно в целях укрепления личной власти. Но сначала о других инновациях Наваза Шарифа в законодательной области.

По уже отработанному сценарию очередная, 14-я, конституционная поправка принималась в таком темпе, чтобы оппозиция не имела возможности собраться с мыслями и высказать к ней свое отношение.

В принципе, поправка была полезной и вполне оправданной, поскольку запрещала перебежки из одной фракции в другую. Политическое дезертирство в описываемое время действительно приняло беспрецедентные масштабы и стало издевкой над самим понятием неподкупности в политике.

Стоит вкратце остановиться на тексте поправки. В нем, в частности, предусматривалось, что «депутат палаты будет считаться перебежчиком, если он: а) допускает нарушения партийной дисциплины, то есть устава партии, правил поведения и объявленной политики; б) голосует, нарушая директивы парламентской фракции партии; в) воздерживается при голосовании, нарушая политику партии в отношении соответствующего законопроекта». И если вина депутата по одному из этих пунктов установлена, то лидер партии может объявить дисквалификации депутата и лишить его мандата. Единственное право, которое оставалось у депутата, - поднимать руку по команде лидера фракции. В политических комментариях по этому поводу резонно указывалось, что число депутатов Национальной ассамблеи после принятия поправки сократилось до числа лидеров партий, представленных в палате. Отмечалось также, что, проведя 14-ю конституционную поправку, Наваз Шариф установил свою диктатуру в парламенте. Парламентская фракция ПМЛ получила название «порабощенного большинства».

Таким образом, и законодательная, и исполнительная ветви власти оказались под полным контролем премьер-министра. Правда, оставалась еще третья независимая ветвь - судебная. По традиции авторитет Верховного суда, который выполняет в Пакистане функции Конституционного суда, был очень высок. До Наваза Шарифа с Главным судьей все были на «вы». Премьер-министр же повел себя с ним как с потенциальным преступником. Камнем преткновения, вызвавшим или повлекшим непримиримое противостояние, стало число членов Верховного суда. Глава суда считал, что их должно быть 17, то есть на 5 человек больше, чем до тех пор.

Премьер вдруг восстал против этого, пригрозив, что проведет через парламент закон, принципиально ограничивающий полномочия высшей судебной инстанции. Президент Фарук-хан Легари встал на сторону Главного судьи, подчеркнув, что вопрос о составе суда входит в число прерогатив главы этого органа. После серии мелких и не имеющих большого значения препирательств премьер отступил, видимо, почувствовав, что попал на зыбкую почву. Тем не менее, результатом конфликта стал раскол Верховного суда. Главный судья Саджад Али Шах вынужден был подать в отставку, а главой суда стал Аджмал Миян, близкий семейству Шарифов человек. Таким образом, и третья ветвь власти перестала быть независимой.

Действия Наваза Шарифа вызвали бурю протеста в лагере оппозиции. В печати появились обвинения в адрес премьера в том, что созданная им система по сути своей - разновидность фашизма и она объективно прокладывает путь к власти военной диктатуре. Последовавшие события, в том числе обстоятельства отставки президента страны Фарука-хана Легари, показали, что опасения оппозиции небеспочвенны.

29 августа 1998 г. Постоянный комитет Национальной ассамблеи по юридическим вопросам большинством голосов принял к рассмотрению проект 15-й конституционной поправки, или, как его еще называли, шариатский законопроект, предлагавший считать законы шариата, то есть Коран и Сунну, а не конституцию, Основным законом страны. Он был принят в отсутствие членов комитета от оппозиции, которым не была дана возможность обсудить содержание законопроекта с руководством своих партий для выработки консолидированной позиции. Законопроект был должным образом представлена обсуждение Национальной ассамблеи и его принятие, как и ожидалось, не вызвало каких-либо трудностей: квалифицированное большинство ПМЛ в палате действовало строго в соответствии с желаниями своего лидера. Этим дело и кончилось, поскольку сенат, в котором ПМЛ не имела большинства, занял в отношении этого законопроекта заведомо отрицательную позицию.

Но еще когда законопроект только обсуждался, против него высказались Ассоциация адвокатов Верховного суда, организации религиозных меньшинств, включая Пакистанский фронт меньшинств президент ПНП Беназир Бхутго, президент Национальной народной партии Аджмал Хаттак, партия мухаджиров, бывший президент страны и председатель партии Миллят Фарук Легари, многие другие деятели и организации. Негативную оценку получил законопроект и за рубежом.

Анализируя систему, которая в период пребывания Наваза Шарифа у власти находилась в стадии становления, в памяти невольно возникает модель исламского государства, предложенная десятилетия назад амиром «Джамаат-и ислами» А.А. Маудуди. И в самом деле, то, что выдавалось Навазом Шарифом за демократию, один к одному совпадает с «теодемократией» мауланы Маудуди. На вершине пирамиды - халиф, контролирующий работу всех ветвей власти. Окончательные решения принимаются только им. Функции остальных органов власти - разрабатывать рекомендации, которые могут быть и не приняты халифом. Суверенитет принадлежит Всевышнему, халиф же – как бы промежуточная инстанция между ним и народом.

Создававшаяся Н. Шарифом система не была копией или прямым следствием разработок Маудуди, но в основе нарождавшегося порядка, безусловно, лежали те же принципы, что и у творца модели «истинно исламского государства». Эти принципы и сегодня живы не только в умах улемов, но в немалой степени и в умах народа. Этим как раз и объясняется то, что на пути демократии в Пакистане, казалось бы, неожиданно возникают препятствия в виде требований неукоснительно следовать исламским предписаниям, в том числе законам шариата.

Реалии сегодняшнего дня

Демократия как форма общественного устройства всегда была весьма слабой в Пакистане, а иногда явно отдавала фарисейством. Даже в периоды гражданского правления декларируемые демократические ценности служили лишь прикрытием авторитаризма. Такой, в частности, была и власть Наваза Шарифа.

Этот феномен вызвал к жизни любопытное явление. Традиционные и признанные политические партии оказались как бы в стороне от главного направления идущей в Пакистане политической борьбы.

Партии, десятилетиями олицетворявшие собой демократический процесс (со всей его местной спецификой), перестали быть хребтом политики и превратились или быстро превращаются в маргинальные, которые, в общем-то, можно и не принимать в расчет, давая долгосрочные прогнозы. Полюсами борьбы и сейчас остаются демократы и исламисты, но первые быстро теряют силы, голос их слабеет. Собственно, демократов в понимании «отца нации» М.А. Джинны в сегодняшнем Пакистане осталось не так уж много. Они явно уступают поле битвы исламистам и армии. Последняя из вечно присутствовавшего, но всегда неожиданно возникавшего, фантома превратилась в постоянный, активный фактор пакистанской политики. Фантом обрел плоть и стал каждодневной реальностью. Необходимо констатировать, что в настоящий момент пакистанское общество более чем когда-либо подвержено влиянию религиозного экстремизма. Избавление от растущих жизненных бед многие пакистанцы видят в исламской альтернативе. Это не значит, что на следующих выборах (если они когда-нибудь и состоятся) они дружно бросятся голосовать за кандидатов от религиозных партий. Уже неоднократно в прошлом они демонстрировали способность отделять зерна от плевел, лозунги исламистов от жизненных потребностей. Однако общий настрой в отношении религиозных партий и вековых порядков меняется в пользу последних. Становится все более очевидным, что еще не пришло время хоронить законы традиционного общества.

Принцип «больше традиционного общества - меньше демократии» работает без сбоев. Наиболее авторитетная религиозная партия страны «Джамаате ислами», образно говоря, все последнее десятилетие находится между искушением отдаться конформизму, став респектабельной буржуазной партией, и желанием не растерять свой авторитет революционной партии среди последователей-фанатиков. Окончательно интегрироваться в политическую систему страны - значит отказаться от революционных методов борьбы за построение «истинно исламского государства», разработанных и предложенных основоположником исламского фундаментализма в Пакистане АА. Маудуди. Между тем инерция вовлечения фундаменталистов в политический процесс набрала во времена Зия уль-Хака такие темпы, что теперь сохраняется как нечто самодовлеющее. Другими словами, властям не надо предпринимать особых усилий, чтобы сдерживать революционный пыл религиозных экстремистов ДИ. Одиннадцатилетняя сопричастность ДИ к делам управления страной в период военной диктатуры объективно укрепила позиции того крыла партии, которое выступает за ее полнокровное и постоянное участие в политическом процессе наряду с другими партиями.

Дело, однако, в том, что в партии активны и представители левого крыла, фундаменталисты-ортодоксы. Они допускают парламентскую и иную популистскую активность, но лишь как тактическую уловку, которая отнюдь не означает отказа от революционных действий в целях захвата власти, если обстановка для этого благоприятна. На руку им играет и тот фактор, что государство любой ориентации (демократической или авторитарной) не может позволить себе непримиримое, а тем более враждебное, отношение к адептам религиозной идеологии. Как раз поэтому на протяжении десятилетий мы наблюдаем, казалось бы, противоречивое, а иногда и просто труднообъяснимое, отношение властей к религиозным партиям.

Следует, однако, иметь в виду, что стремление центра без нужды не портить отношения с религиозными партиями и, особенно с ДИ и ДУИ, обусловлено, помимо прочего, боязнью разрушить то единственное связующее начало, которому Пакистан обязан своим существованием. Тот факт, что страна до сих пор избегала ситуаций, когда всерьез возникала угроза распада (исключая, конечно, 1971 г.), объясняется прежде всего действием исламского фактора. Ислам - вот то, что связывает воедино разнородные по этническому, лингвистическому, экономическому, региональному и другим признакам территории. Центр, к какой бы части политического спектра он не тяготел, не может не видеть этого. Ислам стал фактором легитимности того или иного правительства, да и всего государства Пакистан. Исчезни этот фактор завтра, и процесс распада не займет много времени. Государство Пакистан просто перестанет существовать.

Именно это обстоятельство дает в руки ДИ ценный козырь. При возникновении конфликтов между центром и провинциями партия практически всегда стремилась выступать в роли посредника, симпатизирующего центру. Так или иначе, она всегда выступала против сил региональной или этнической обособленности, желая подчеркнуть примат ислама, его верховенство над всеми другими факторами, включая национальный.

Такая линия поведения обусловлена также пониманием, что если общая принадлежность к исламу как главный признак легитимности государства будет по каким-то причинам отвергнут, то ДИ должна будет довольствоваться статусом региональной пенджабской партии.

Симбиоз ДИ и центра выглядит как долгосрочный фактор, который будет действовать до тех пор, пока центробежные тенденции остаются под контролем сил, выступающих за сохранение пакистанской государственности. И, надо сказать, это настоящий симбиоз, объективно необходимый обеим сторонам.

Огромную роль в деле вовлечения ДИ в легитимный политический процесс сыграл Зия уль-Хак. Он исповедовал ту же идеологию исламского фундаментализма, что и ДИ, и потому пошел на частичное удовлетворение политических амбиций партии, предоставив ей место младшего партнера у кормила власти. Не из прекраснодушия, а взамен на идеологическое, пропагандистское и организационное обеспечение интересов и запросов возглавляемого им режима Но времена благополучного существования под сенью военного режима кончились, и партии пришлось задуматься над тем, как строить свою политику дальше, что делать с провозглашенной ею революционностью. Надо было выработать тактику действий с учетом того, что партия оказалась в одной компании с другими политическими силами, где господствовали иные правила игры, критерии целесообразности. Интересно, что, верно прослужив долгие годы в качестве подпорки наиболее антидемократичного режима за всю историю Пакистана, ДИ стала менее опасной для демократии, чем когда бы то ни было. Из нее был основательно выпущен революционный пар. Это и способствовало отходу от нее непримиримых экстремистов, моджахедов по духу, которых прежде ДИ рассматривала как свой золотой актив. В партии началась дискуссия о политической линии между представителями двух противостоящих друг другу крыльев. Она продолжалась на протяжении всей первой половины 90-хгг. Между тем отсутствие определенности отторгало от ДИ все новые кадры. В стране множилось число мелких экстремистских исламских организаций, перетягивавших к себе кадры ДИ и перспективных членов этой партии. Многократно усилилось влияние ДУЙ.

Перед руководством ДИ со всей серьезностью встала проблема обновления имиджа партии, придания ее программе действительной привлекательности в массах молодых, готовых на подвиги во имя ислама экстремистов, ожидавших от ДИ действий по иранскому сценарию.

В ноябре 1997 г. состоялся пленум Центрального рабочего комитета ДИ, который выдвинул ряд положений, в соответствии с которыми партия и впредь обязалась ориентироваться на исламскую революцию.

Генеральный секретарь ДИ Мунаввар Хусейн пояснил на пресс- конференции после пленума, что осуществлять эту задачу ДИ планирует с помощью рекрутирования 4 млн. новых членов, политической подготовкой которых займется 20 тыс. специально назначенных организационных комитетов по всей стране. Особые задачи по индоктринации молодых джамаатовцев, разъяснению им целей и задач исламской революции ставились перед молодежным крылом ДИ «Ислами Джамиате тулаба».

В официальных заявлениях и резолюциях руководства ДИ говорилось, что революция будет осуществляться мирными средствами, но поведение активистов партии противоречило провозглашенным намерениям. Новая революционность уже проявлялась в конкретных действиях.

Ультраисламистские мотивы были модны в основном во времена режима Зия уль-Хака, поощрявшего любые предложения по исламизации всех сторон жизни общества. Даже тогда, в атмосфере всеобщей исламизации, ВС отклонил петицию, охарактеризовав ее как проявление экстремизма.

И вот спустя 18 лет при формально демократическом режиме те же требования прозвучали вновь. Следом за публичной угрозой Кази Хусейна Ахмеда в СЗПП в Верховный суд была подана петиция, в очередной раз призывавшая высшую судебную инстанцию заменить конституцию и вообще все гражданское законодательство шариатом. И снова суд отклонил петицию, однако еще раз было продемонстрировано наличие среди пакистанцев экстремистских настроений, которые ДИ однозначно преподносит как естественную для мусульман потребность следовать завещанной предками традиции, как признак их цивилизационной принадлежности к миру ислама.

Вопрос о политическом будущем ДИ и ДУИ привязан также к другим факторам. Таким, например, как состояние образования в стране. На сегодняшний день на одного учащегося начальной школы из бюджета выделяется менее пяти долларов в год. При этом на одного солдата пакистанской армии, насчитывающей полмиллиона человек, расходуется шесть тысяч долларов. Беднота, как городская, так и сельская, вынуждена отдавать своих детей в религиозные школы, медресе. Там платы не берут, но воспитывают учеников в духе неприятия всего нового, всего, что, по разумению муллы, является прозападным. Таких медресе по всей стране свыше 40 тыс. Тенденция к увеличению роли и значения религиозного образования, если она и впредь будет столь же успешно развиваться, не может не сказаться на будущем всей страны. В сознании рядового пакистанца демократические ценности и дальше будут вытесняться ортодоксально исламскими, фундаменталистскими.

В целом, нужно сказать, исламский фундаментализм, пустивший глубокие корни в Пакистане, пока что довольно далек от достижения своей цели - построения исламского государства. В стране действует конституция, существует сравнительно свободная (для страны с военным режимом во главе) пресса. Попытки заменить конституцию сводом шариатских законов до сих пор не имели успеха.

Однако сказанное не является гарантией против кардинального изменения обстановки и даже кратковременного прихода к власти исламистов. Если принять во внимание ту скорость, с которой исламские принципы проникают во все поры общественной жизни, то следует, по-видимому, признать гипотетическую возможность их победы.

Факт усиления позиций исламских радикалов получил подтверждение, когда генерал Мушарраф вынужден был отказаться от своего обещания внести изменения в так называемый закон о богохульстве, на основании которого преследованиям и репрессиям повсеместно в Пакистане подвергались и продолжают подвергаться религиозные меньшинства - христиане и секта ахмадийя, еще во времена ЗА. Бхутто законодательно объявленная немусульманской.

Установление верховной власти исламистов - рассуждения пока из области гипотетических. Каких-либо прямых указаний на то, что в Исламабаде, даже в перспективе, могут занять кресла в правительстве апологеты исламской идеи, сейчас нет. Речь идет о том, возможно ли такое в принципе.

Важно отметить, что правительства (военное или гражданское) до сих пор не были в состоянии контролировать или даже влиять на симпатии к талибам. Ясно представляет себе, чем эти симпатии могут обернуться для Пакистана, только узкая прослойка интеллигенции.

Их мнение и предостережения являются гласом вопиющего в пустыне, поскольку печатаются в англоязычной печати, а «человек с улицы» (свыше 70% населения Пакистана неграмотны) в лучшем случае читает газеты на местных языках или на урду.

Другими словами, речь идет о неуправляемом и неконтролируемом процессе, называемым многими «талибанизацией Пакистана». Это как раз то, что объективно характеризует сегодня обстановку в стране. Неконтролируемым по той простой причине, что процесс этот исходит от обездоленных и многократно обманутых масс.

Конечно, после решительного присоединения военного режима во главе с генералом Мушаррафом к антитеррористической операции во главе с США этот процесс замедлился, но не остановился совсем.

Между тем, обещания, щедро раздаваемые правительствами и режимами, остаются невыполненными. Ни гражданские, ни военные власти не могут накормить и обустроить народ. В этих условиях людям не остается ничего, кроме веры в хорошо понятные им вековые традиции ислам. Но зачастую это не тот ислам, который проповедуют просвещенные мусульмане, прекрасно понимающие необходимость осовременивания многого в их религии, а примитивный ислам талибов, видящий все в черно-белых тонах.

Подобно высшему офицерству в армии, в верхнем эшелоне бюрократии тоже есть люди, открыто или тайно разделяющие ориентацию на тотальную исламизацию. Их сравнительно немного, но они есть.

Как уже говорилось, нельзя исключать, что исламская волна в перспективе вынесет улемов на самый верх - к власти. Возможно, улемы на какой-то момент и смогут захватить власть, но править самостоятельно - нет, и для этого есть веские причины.

Все парламентские выборы, когда-либо проходившие в стране, заканчивались для них крахом. Это отражает объективную реальность - население страны при всем его уважении к исламу хорошо понимает ограниченные возможности своих духовных пастырей. Улемы совершенно не приспособлены к кропотливой повседневной работе, которая является сутью деятельности любого правительства. Прихожане знают, что их мулла - это человек, который не может похвастаться ничем, кроме формалистического знания Корана и Сунны, и не видит дальше пределов своей мохаллы (квартала). А ведь такие муллы - это костяк любой религиозной партии, и как раз из их среды в случае прихода к власти такой партии будут назначаться министры.

Клирики и военные - это еще не все общество. Помимо крестьян, представляющих большинство населения, есть в нем и такие составляющие, как крупные землевладельцы-феодалы, верхушка бюрократии и крупный (хотя и сравнительно малочисленный) бизнес.

Эти социальные слои и по сей день хорошо представлены в офицерском корпусе пакистанской армии. Традиционно эти силы определяли направления и пути развития Пакистана и оказывали огромное влияние на его государственную политику.

Переворот, устроенный в Пакистане армейским руководством во главе с начальником объединенного комитета родов войск генералом Первезом Мушаррафом 12 октября 1999 г., в очередной раз показал рискованность каких-либо долгосрочных прогнозов относительно тенденций и настроений, существующих в армии. В течение 10 лет после демонтажа режима Зия уль-Хака наиболее квалифицированные аналитики высказывали мнение, что среди офицерства преобладали настроения в пользу выполнения вооруженными силами сугубо конституционных функций - защиты внешних границ. Активное участие армии в политическом процессе и даже ее использование в целях стабилизации внутриполитической обстановки (то есть предусмотренные конституцией функции) якобы признавались нежелательными большинством нынешнего поколения пакистанских офицеров. В этом убеждала позиция, занятая предыдущим начштаба генералом Джехангиром Караматом.

Генерал Первез Мушарраф, которого Наваз Шариф назначил на пост начштаба после Дж. Карамата, повел принципиально иную, отличную от своего предшественника линию. Он с готовностью согласился ввести армию в Синд с целью «наведения порядка» и восстановления законности. Многие открыто приветствовали приход армии и выражали уверенность в том, что только ей по плечу задача наведения порядка не только в провинции, но вообще в стране. Сторонники неучастия вооруженных сил в политике и даже отказа от ограниченной помощи гражданским властям в периоды кризисов оказались в меньшинстве. Армия как бы освободила страну от необходимости следовать по пути так нелегко дающейся ей демократии.

§2 Экономическое развитие страны под действием принципов ислама

Морально-этические нормы поведения мусульманина, установленные Кораном, по мнению военных властей, в полной мере должны были распространяться и на экономическую деятельность общества, живущего по законам исламского государства. В основе экономической деятельности человека должно лежать соответствие между общественным благом (адль) и благотворительностью (ихсан). Государственная политика в области экономики также должна исходить из этих принципов, а следовательно, исключать те проявления современной экономической практики, которые противоречат кораническим предписаниям. К последним относится взимание ссудного процента (риба), широко распространенное повсеместно в мире, в том числе и в Пакистане. Исламская экономика перестает быть исламской, если она отвергает принципы, отражающие проверенную временем мудрость Священного писания.

Исходя из подобного понимания исламской экономики, военный режим и приступил к реформам в этой области. Запрет на ссудный процент был только одним из положений, которые следовало осуществить. Взимание исламских налогов, которые помогли бы обеспечить гармонию между общественным благом и благотворительностью, введение в действие предписанного законами шариата права наследования также относились к числу приоритетных задач.

Но одно дело было теоретически обосновать и принять решение о переходе к той экономической практике, которая существовала в ранний период хиджры, и совсем другое - совместить эту практику с той, которая веками складывалась вдалеке от раннесредневекового Хиджаза и в абсолютно иных условиях. "Другими словами, речь шла о том, чтобы встроить исламскую экономическую систему в реально существующую, не принижая значения исламских принципов и не создавая хаоса в экономике страны. Задача, по мнению многих экспертов-экономистов, абсолютно невозможная. Исламские богословы, тем не менее, утверждали, что связанный с проведением исламских реформ в экономике дуализм постепенно будет исчезать и, в конце концов, уступит место во всех отношениях гармоничному и эффективному экономическому порядку.

Беда была в том, что исследовательской работой по разработке экономической реформы были заняты две группы людей, по своему образованию, культуре и мироощущению совершенно несовместимые.

Ученые-экономисты в области банковского дела, хорошо знакомые с экономической теорией и реалиями современного мира, как правило, не знали арабского языка и даже основ исламских норм, касающихся экономики. Улемы же, на равных правах участвовавшие в разработке принципов проведения реформы, не знали ни европейских языков и не имели ни малейшего представления о современной экономической теории и практике, не говоря уже о нюансах банковского дела.

Исламский университет в Исламабаде, который ввел курс «исламская экономика», только начинал свою исследовательскую деятельность и каких-то надежных ориентиров в деле перестройки экономики предложить не мог. Позже при Исламском университете был создан Международный институт исламской экономики, тесно сотрудничавший с Исследовательским институтом исламской экономики при университете короля Абдель Азиза в Джидде (Саудовская Аравия).

Решающее слово в разработке реформы все же принадлежало современным экономистам, их решения постоянно расходились с рекомендациями улемов. Зачастую исламские богословы должны были довольствоваться формальным соблюдением требований ислама, поскольку их буквальное выполнение повлекло бы за собой дезорганизацию экономической деятельности в стране либо в отдельной сфере экономики. Бывали случаи, когда улемы категорически не соглашались с мнением специалистов, и тогда свое слово должна была сказать верховная власть. Следует отметить, что верховный арбитраж по большей части оказывался все-таки на стороне специалистов-прагматиков.

В общем и целом позиция ученых-экономистов, специалистов по современной экономической теории и практике состояла в том, чтобы свести к абсолютному минимуму изменения в экономической сфере. Более серьезные изменения существовавших структур и сложившихся отношений грозили непредсказуемыми последствиями, ответственность за которые не хотел брать на себя никто.

Усиление влияния ислама вообще и в экономической области в частности было связано с рядом внешних и внутренних факторов. Среди этих факторов такие, как возрастание экономического и политического значения богатых мусульманских стран-экспортеров нефти с консервативными режимами, особенно Саудовской Аравии, с которыми у Пакистана сложились тесные политические отношения и от которых резко возросла его экономическая зависимость; воздействие событий в Иране на религиозные настроения пакистанцев объективно привело к положительному восприятию значительной массой населения исламских законов.

Экономика Пакистана после 1977 г. находится в нестабильном состоянии. Потерпела провал социальная политика государства, растет социальное неравенство, углубляется пропасть между богатством и бедностью. В этих условиях введение в экономику исламских принципов, предусматривающих отчисление средств имущих в пользу неимущих, по мнению правящих кругов Пакистана, будет способствовать сглаживанию социальных противоречий, более равномерному распределению богатства. Все попытки внедрить в современную экономику исламские нормы до прихода к власти военного режима генерала М. Зия-уль-Хака оканчивались неудачей.

Одной из первых акций военного правительства в рамках проводимой исламизации было создание Совета исламской идеологии и шариатских судов, предназначенных для проведения исламских законов и «уничтожения законодательства, несовместимого с исламом». В феврале 1979 г. генерал Зия-уль-Хак объявил о введении исламской системы (включая публичную порку за пьянство, лжесвидетельство, прелюбодеяние и сводничество и отсечение руки за кражу). Одновременно он объявил о постепенном введении исламских принципов в экономику. В сентябре 1980 г. совет улемов завершил формирование шести специальных исламских комитетов по контролю за различными сферами общественной жизни, которым было предложено представить совету доклады с предложениями о мерах по дальнейшей исламизации жизни пакистанского общества.

В экономической области исламизация покоится на введении шариатских норм и предусмотренных Кораном налогов закят и ушр, которые, по мнению М. Зия-уль-Хака, «наиболее полно могут обеспечить решение экономических проблем, стоящих перед страной».

В соответствии с постепенным претворением исламских принципов в экономику правительство Пакистана опубликовало в феврале 1979г. проект закона об ушре и закяте для всеобщего обсуждения, а с 1 июля того же года этот закон был принят де-юре, при этот» оговаривалось, что его действие начнется со специального указания правительства. Такое указание последовало 21 июля 1980г. Однако вокруг введения налога закят в стране развернулась широкая дискуссия. Закят-обязательный «очистительный» налог для мусульман – предполагает выплату в фонд закята 2,5% ежегодных сбережений, превышающих нисаб (минимум богатства), исчисляемый в 87,48 г чистого золота или 612,36 г серебра или их денежным эквивалентом (согласно Корану, мусульманин должен отчислять 5%, или вдвое больше, от указанной суммы).

Первоначально значительная часть населения даже приветствовала введение закята, так как предполагала, что он заменит все другие налоги, включая подоходный. Когда же было разъяснено, что все прежние налоги сохранятся, среди части общества, которая должна платить налог, возникло недовольство. Введение исламского налога приведет к росту налогообложения по крайней мере еще на 30%. Согласно официальным данным, подоходный налог платят примерно 300 тыс. человек, закят же будут платить 20-26 млн., или почти 30% населения страны. Примерно такое же количество людей будет его получать. В результате по планам правительства значительно увеличатся ассигнования на социальные нужды, которые превысят 14% всего текущего бюджета. Такая сумма на них никогда еще не ассигновалась правительством страны.

Если косвенные налоги, лежащие тяжким бременем на плечах трудящихся, ежегодно растут (с 1973-74 г. в среднем на 18,3% в год) и дают 85% всех поступлений в казну, то прямые составляют всего 15% этих поступлений, что в 4-5 раз ниже, чем в других капиталистических странах. Введение закята, который является прямым налогом, должно, по расчетам правящих кругов страны, способствовать упорядочению системы прямого налогообложения и явиться важным рычагом мобилизации денежных накоплений лиц-плательщиков закята.

Вместе с тем в пакистанской печати публиковались материалы, в которых указывалось, что система сбора закята несет в себе элементы социальной несправедливости. Наиболее выгодна она для богатых, поскольку освобождает их от уплаты налога на богатство и сокращает подоходный налог. Лица, которые платят подоходный налог, т. е. имеющие доходы свыше 12 тыс. рупий, получают скидку при его уплате; в то же время каждый, кто имеет доход 1 тыс. рупий, обязан уплатить 2,5% в качестве религиозного налога. По Корану закят платят только мусульмане, причем несовершеннолетние и душевнобольные люди освобождаются от его уплаты. Закят платят только свободные лица, владеющие собственностью, превышающей нисаб. Должники освобождаются от уплаты, пока не ликвидируют долги. Налогом облагается богатство, добытое только законным путем. Лица, принявшие ислам, не платят закят за те годы, когда они были немусульманами.

Принятый закон освобождает от обложения закятом и многие виды имущества, такие, как жилые постройки, одежда, домашняя утварь, скот, используемый только как транспортное средство, личное оружие, незолотые и несеребряные украшения и монеты, книги, орудия и машины, используемые в производительных целях, сельскохозяйственные животные и техника, жемчуг, бриллианты и другие драгоценные камни, мебель и т. д.

Занятом не облагаются заводы и оборудование, строения, занятые владельцем или сданные в аренду, а также собственность, которая вряд ли возвратится к своему бывшему владельцу (украденная, уничтоженная, национализированная, не востребованная должником).

Из приведенного перечня видно, что значительная часть и движимого и недвижимого имущества освобождается от обложения налогом. И, тем не менее, под обложение закятом попадают наиболее важные для мусульман виды собственности - золото, серебро, скот, находящийся на пастбищном содержании, собственность, участвующая в торговле, сельхозпродукция, но главное, против чего выступает имущая часть населения,- банковские депозиты, счета, ценные бумаги, акции, продукция горнодобывающей промышленности.

Согласно Корану, все имущество мусульманина делится на две части: подлежащее принудительному и подлежащее добровольному обложению налогом. Государство не должно вмешиваться в сбор той части закята, которая является добровольной.

На основании этих требований закон о закяте и ушре также делит все имущество плательщиков в Пакистане на две категории: имущество, подлежащее принудительному обложению (амвал-е-Захира) и имущество, подлежащее обложению добровольному (амвал-е-Батниа), определяемому на основании оценки владельца.

Несомненно, что взятие государством функций по сбору принудительной части закята должно способствовать мобилизации финансовых ресурсов, осевших у помещиков и буржуазии, что крайне необходимо и выгодно в условиях экономических трудностей, испытываемых страной. В то же время предоставленная населению возможность платить закят с акций торговых и промышленных "предприятий и небанковских ссуд на основании самооценки открывает пути для утаивания, сокрытия значительных денежных средств.

После введения закона о закяте и ушре де-юре генерал Зия-уль-Хак неоднократно напоминал населению о скором начале взимания налога. Пакистанская печать отмечала, что боязнь публичных выступлений, нежелание портить отношения с шиитами (которые составляют около 20% всего населения и влиятельны в деловом мире), а также организованная подготовка к сбору налога и другие трудности (о них будет сказано ниже) могут отсрочить исполнение этого закона. Однако внутренняя обстановка в стране и желание еще теснее сблизиться с мусульманскими странами-донорами на основе реакционной антиафганской политики и проведении исламизации побудили генерала Зия-уль-Хака ускорить фактическое введение закона о закяте и ушре.

Текст закона о закяте и ушре от 21 июня 1980 г., состоящий из 6 глав, начинается преамбулой, в которой разъясняется, почему вводятся эти исламские принципы. В ней говорится, что Пакистан, будучи мусульманским государством, должен следовать исламским догматам; кроме того, конституция Исламской Республики Пакистан предполагает, что мусульмане Пакистана будут следовать образу жизни, предписанному исламом; и, наконец, закят и ушр являются основными столпами ислама, а, цель сбора закята и ушра состоит в перераспределении средств в пользу нуждающихся, бедных и т. д.[19]

Первые главы закона трактуют 32 различных термина, такие, как «генеральный администратор», «правительственные бумаги», «агентство по сбору» и т. д. Специальные главы посвящены созданию фонда закята, организации и управлению сбором налога, а также его распределению.

25 июня 1979 г., в проекте закона, предполагалось, что главным органом по сбору закята явится центральный совет из 16 членов, включая председателя, который состоял или состоит членом Верховного суда Пакистана. За ним следуют провинциальные советы из 10 членов, включая председателя, также члена провинциального верховного суда. На нижних ступенях - в каждом районе и техсиле - должны быть созданы советы по 7 человек, а в каждой деревне или нескольких деревнях, где численность населения составляет не менее 5 тыс. человек,- также совет из 7 человек.

Состав комитета по закяту и ушру довольно пестр: в него включаются представители как административных, в том числе налоговых, органов, так и духовенства, специалисты по мусульманскому праву и т. д., причем все они считаются государственными чиновниками.

Предоставление комитетам права по взиманию и распределению налогов и передача части средств на оплату услуг сборщиков превращают их в дополнительную часть госаппарата, что ведет к дальнейшему разбуханию расходов на его содержание. Создав внешне несложную систему сбора налогов, на практике правительство столкнулось с рядом трудностей, на которых следует остановиться особо.

Реализация "сбора налогов предполагает создание 32 тыс. местных комитетов закята и ушра. Практический сбор должны осуществлять 225 тыс. человек, причем это должны быть «богобоязненные, набожные и патриотически настроенные люди, которые будут отдавать свое время и энергию на развитие системы закят». Они к тому же должны работать за небольшую плату, ибо шариат разрешает расходовать не более половины собранных в счет закята средств на оплату услуг сборщиков.

Причем сюда же включается зарплата крупных чиновников центрального и провинциальных комитетов закята и т. д., уже высокооплачиваемых. Общее количество людей, связанных с системой закята, превысит 250 тыс. человек, и оплачивать деятельность этой «армии» довольно накладно. Были мнения, что

услуги сборщиков будут стоить больше половины фонда закята, что противоречит шариату. Наем людей, их обучение и т. д. оказались делом сложным и требующим «такого пуританства, которое распространено скорее среди бедняков, чем среди богатых, которые обычно собирают и распределяют закят».

Практическое осуществление закона затруднялось еще и тем, что, как ни парадоксально, в стране, которая долгое время претендовала на лидерство в мусульманском мире и считалась примером для подражания в следовании духу и букве ислама, оказалась острая нехватка ученых богословов, которые могли бы правильно трактовать исламские догмы. Играя на национальных чувствах пакистанцев - богословов, теологов и ученых, которые получили образование на Западе и проживают там, пакистанские власти просили их вернуться на родину и принять активное участие в проведении исламизации пакистанского общества. Чтобы привлечь их в Пакистан, им была обещана оплата труда по высшей категории. Власти разработали также схему 60-дневного пребывания специалистов по исламу в стране с обеспечением «высокой компенсации потерь в связи с нахождением в Пакистане».

Составители закона несколько изменили те 8 направлений, по которым распределяется закят, ибо некоторые из них либо совсем потеряли свое значение, либо их роль трансформировалась. Так, часть средств предназначалась первоначально на освобождение рабов. Этот вид благотворительной помощи исчез.

Совсем иное значение приобрело выделение средств на оплату сборщиков закята. В прежние времена сборщиками были неимущие мусульмане, которые недавно приняли ислам и в результате потеряли свое личное имущество и средства к существованию. Им давалась возможность заниматься сбором закята и получать за это оплату.

Согласно Корану, средства из фонда закята должны расходоваться; на нужды бедняков, сирот, вдов, инвалидов; на сборщиков закята; на тех, «кому велит сердце»; на освобождение от рабства; на облегчение долгового бремени; на дело Аллаха; на путников[20].

Безусловно, если фонд закята будет использоваться так, как предписано Кораном, введение закона может несколько сгладить социальное неравенство в стране, улучшить положение беднейших слоев населения. Но одновременно он делает ряд уступок плательщикам налога, т. е. состоятельной прослойке общества. Кроме того, плательщики налога получают возможность создавать семейные или групповые благотворительные фонды, которые, как показывает опыт расходования средств подобных фондов, созданных монополистическими семьями Хабибов, Испахани, Адамджи и др., используются так или иначе в интересах самих же этих групп.

Законом предусмотрено, что величина закята определяется на основании объявленного богатства и доходов. Однако, как отмечала пакистанская печать, практическое осуществление этого требования столкнется с трудностями, ибо значительная часть налогоплательщиков преуменьшает данные о своих доходах и богатстве, часть же вообще не платит подоходного налога. Если же учесть, что закят вводится как дополнительный налог, число лиц, уклоняющихся от объявления доходов и богатства, по всей видимости, возрастет.

С 15 июля 1980 г.- первого дня рамазана началось распределение закята. Для этих целей Центральный совет по закяту выделил 250 млн. рупий, причем согласно принятым нормам лицам, внесенным в списки нуждающихся, выдается не более 40 рупий в месяц (4 долл.). Интересно отметить, что фактическое выделение средств по провинциям началось позже, ибо они оказались неподготовленными: не были составлены списки, не сформированы комитеты и т. д. В Панджабе, например, число лиц и учреждений, которые должны получать средства из фонда закята, превышает 800 тыс., а в одном Лахоре должно быть создано 600 комитетов.

Согласно президентскому указу от 21 июня 1980 г. банки отчислили 2,5% средств с имеющихся у них частных вкладов в фонд занята. Предполагалось, что эти отчисления составят 500-550 млн. рупий. Фактически было собрано 480,5 млн. рупий. И хотя официальная пресса приветствовала введение мусульманских налогов как «исторический шаг, который наконец-то юридически закрепит одну из главных религиозных основ жизни пакистанского общества», реакция торгово-промышленных и финансовых кругов, которые в принудительном порядке лишились 2,5% своих вкладов, была далека от положительной.

Большое недовольство среди различных кругов пакистанской буржуазии и религиозных сект вызвал тот раздел закона о закяте и ушре, в котором говорится, что государство будет изымать со счетов банков 2,5% вкладов как подлежащих принудительному обложению налогом. С решительными протестами против этого выступили торгово-промышленные палаты Карачи и Лахора, представители финансовой буржуазии. Они заявили, что взимание закята со счетов банков противоречит исламу, ибо, согласно Корану, закятом облагается только личное, «видимое» имущество, а счета компаний и отдельных лиц, относящиеся к «невидимому», не подпадают под эту категорию. Реакцией на этот раздел закона явился резкий спад деловой активности на биржах, массовое изъятие вкладов из банков и утечка капитала из страны. По заявлению Государственного банка Пакистана, только за первый месяц после опубликования проекта закона сумма депозитов в шедульных банках сократилась на 29 млн. рупий. У многих изъятые деньги осели в «кубышках», но еще большая часть была помещена небольшими вкладами в разные банки под вымышленными именами, так как вклады до 1 тыс. рупий не облагаются закятом.

Решительно выступили против введения закята различные мусульманские религиозные секты, общины, течения (шииты, в том числе исмаилиты, ахмадийе и др.). Они объяснили свое несогласие с введением закята тем, что налог должен быть добровольным и что уплаченные шиитами, например, деньги не должны идти в пользу суннитского большинства.

Поскольку эти требования не были приняты ни правительством Зия-уль-Хака, ни Советом исламской идеологии, шиитские лидеры призвали членов своих общин изымать вклады из банков, бойкотировать деятельность всех правительственных комитетов по сбору закята, выйти всем шиитам из созданного правительством постоянного комитета по осуществлению шариатских законов.

Уже в первый день после введения закона богатые пакистанцы начали срочно ликвидировать свои счета в банках и многие из них обратились к иммиграционным властям за визами на выезд, однако всем, кто не уплатил налог, в визах было отказано.

Проведя в начале сентября 1980 г. серию консультаций с представителями ряда мусульманских сект и общин, Зия-уль- Хак объявил 15 сентября 1980 г. о внесении в закон таких поправок, позволяющих шиитским общинам и сектам интерпретировать положения Корана и сунны в соответствии с их религиозными учениями. Одновременно была внесена также поправка, согласно которой при сохранении принципа обязательности отчисления в фонд закята, «если лицо не считает обязательным выплату закята, руководствуясь своей верой и фикхом, оно может быть освобождено при условии представления в письменном виде в шариатский суд заявления в течение 3 месяцев до истечения срока взимания налога». Поправки предусматривают также возврат закят- лицу, считающему, что начисление налога было сделано незаконно. Положительное решение может быть принято шариатским судом только в том случае, если истец представит двух свидетелей и заявление, заверенное магистратом или нотариусом. В случае, если суд не утвердит прошение, заявитель заплатит удвоенный налог.

Столь строгие условия апелляций, по всей видимости, будут сдерживать обращение в суды лиц, недовольных налогом и имеющих претензии к комитетам по сбору закята.

Таким образом, всеобщее введение мусульманского налога встречается с организационными трудностями по его сбору и распределению и даже с сопротивлением отдельных лиц, целых сект и общин, и поэтому правительство вынуждено считаться с мнением мусульманских религиозных меньшинств, учитывать их требования, надеясь тем самым найти сторонников своему режиму.

Весьма остро встал вопрос о распределении средств, собранных в качестве закята, между провинциями. Споры вызвал вопрос о том, насколько должны учитываться региональные диспропорции в развитии, какой механизм распределения следует избрать, чтобы наиболее эффективно способствовать устранению этих диспропорций. В конце концов речь шла о довольно солидных суммах. Согласно президентскому указу от 21 июня 1980 г., банки отчислили с имеющихся частных счетов в фонд закята 500-550 млн рупий. Однако это только

часть тех средств, которые, по представлениям инициаторов реформы, должны были сформировать фонд закята. Другую часть должны были составлять налоги с объявленной реальной части доходов и 11 видов ценных бумаг. Здесь, естественно, возникли трудности, поскольку большинство налогоплательщиков делало все, чтобы приуменьшить величину своих доходов. Размеры фонда, таким образом, мало зависели от объективных факторов. Нужно учитывать, что, по официальным данным, в стране начало функционировать 37 тыс. комитетов и советов закята разных территориальных уровней (от центрального до районных), в которых только на добровольных началах работало свыше 250 тыс. человек. Печать была полна сообщениями о случаях утаивания средств, собранных добровольцами и улемами в виде закята, а также о злоупотреблениях в ходе распределения средств[21].

Коррупция начиналась с составления списков нуждающихся, к числу которых по закону должны были относиться бедняки, сироты, вдовы, инвалиды, безнадежные должники и др. Были отмечены многочисленные случаи, когда средства из фонда попадали не по назначению, а нуждающиеся подолгу (часто без результата) ждали своей очереди на получение вспомоществования. Состоятельная прослойка общества получила право создавать отдельные, семейные, благотворительные фонды и отчислять на их нужды до 15% выплачиваемых в виде закята средств. Так возникли благотворительные фонды монополистических групп Хабибов, Испахани, Адамджи и других. Вместо того, чтобы использоваться на цели, предписываемые Кораном, эти средства по большей части шли на нужды самих этих групп.

Не отставали в махинациях и банки. Они часто переадресовывали сделки с процентом другим банкам, которые по закону не обязаны были применять исламский способ финансирования. Новые способы финансирования на основе участия в прибылях и убытках (мушарака и мудараба) применялись в исключительных случаях и больших доходов не приносили.

Исламизация экономической жизни страны не мыслится правящими кругами без введения еще одного налога - ушра» взимаемого с продукции земледелия, животноводства, пчеловодства, рыбной ловли и других промыслов. В некоторых странах ушр, по существу приравнивается «к рыночным сборам и составляет значительную долю государственного дохода, взимаемого в виде налога со своих подданных и приезжих купцов и торговых предприятий». Некоторые современные богословы приравнивают ушр к одной из разновидностей закята[22].

Согласно принятому 21 июня 1980 г. закону о закяте и ушре последний должен играть вполне самостоятельную роль и ни в коей мере не должен заменять закят. Ушр взимается с продукции земли, а не с ее стоимости. Необлагаемый максимум этой продукции установлен в 948 кг пшеницы или ее зернового эквивалента в денежном исчислении для собственников и арендаторов земли. Денежная стоимость продукции определяется ежегодно по ценам, объявляемым Генеральным администратором.

В отличие от закята ушр взимается и с несовершеннолетних и умалишенных, если у них есть земля. Если закят выплачивается раз в год, то ушр - с каждого урожая (а их может быть даже два и более в год), а также с земли, сданной в аренду.

При коллективном владении землей каждый владелец платит налог со своей доли (а закят-один из членов семьи). Ушр платится также с урожаев приусадебных садов и ферм.

Ушр не платится с той части продукции, которая зарезервирована владельцем для личного потребления. Однако количество даров земли, предназначенное для такого потребления, должно составлять разумную часть всей продукции. Определение «разумной части», основанное на доверии, открывает пути для сокрытия действительных размеров налога. Ушр не платится, если земля в какой-либо сезон или год не обрабатывалась.

Размер ушра по исламу определяется в зависимости от качества земли. Причем более высокий налог взимается там, где производительность земли велика и не требует интенсивного вложения труда; средний-с земли, где требуются большие усилия; наиболее низкий - с земли, требующей больших усилий лица, ее обрабатывающего.

Коран определяет также разную ставку налога в зависимости от того, является ли земля богарной или орошаемой. Однако по поводу размеров ушра, определения качества и созревания фруктов, овощей, сухих фруктов среди ученых богословов, имамов нет единой точки зрения. Одни считают, что ушром должна облагаться вся продукция земли, а другие выступают против взимания налога со скоропортящихся продуктов. Имам Шафии к тому же считал, что ушром должны облагаться только финики и виноград и т. д.[23]

Разработанное в Пакистане положение о взимании ушра отличается от своего классического варианта, и прежде всего по размеру -не 10, а 5% продукции земли. Однако с неорошаемой земли владелец может заплатить и 10%, что разрешается шариатом. Во-вторых, установлен единый размер ушра незвисимо от того, является ли земля богарной или орошаемой.

В соответствии с разделом 6(3) закона о закяте и ушре последний платится наличными деньгами, но если сдается пшеница и рис, то налог может быть покрыт натурой.

Согласно тексту закона, ушр платится местному комитету по сбору закята или прямо тем, кто должен получать по шариату закят.

Сбор налога должен производиться местным советом, в котором будет создан отдел доходов, и он или официальное агентство или какое-либо другое лицо, уполномоченное Главным администратором от имени лица, с которого взимается ушр, представит в письменном виде сведения о сезонном урожае.

Плательщик может представить данные о величине дохода на основе самооценки и сообщить данные в местный комитет по требуемой форме, причем, оценивая размер налога, он должен вычесть из него как расходы на вложенный капитал, которые не облагаются налогом. Местный комитет должен узнать, согласен ли плательщик с размером налога, определенным на основе самооценки.

Касаясь спорных вопросов, возникших в связи с уплатой ушра, закон постановляет, что если местный комитет в положенное время представит свое решение по поводу прошения плательщика, то это решение не подлежит оспариванию ни в суде, ни в каких-либо других инстанциях.

Пункт «д» раздела об ушре гласит, что там, где нарушаются сроки выплаты долга, председатель местного комитета представляет сборщику ушра соответствующий сертификат с указанием просроченной суммы и данных задолжавшего лица. Сборщик после получения сертификата должен востребовать определенную в нем сумму, как будто это была задолженность по уплате земельного налога.

Закон освобождает от уплаты ушра только: а) лиц, получающих средства из фонда закята, и б) получающих с земли менее 948 кг пшеницы.

Сначала публикация проекта, а затем и принятие закона о закяте и ушре и установление срока начала сбора ушра вызвали такую резкую критику и недовольство со стороны влиятельных помещиков и представителей крупного бизнеса, связанного с сельским хозяйством, что правительство объявило о введении сначала закята, отложив на более поздний срок взимание ушра.

После принятия Закона 22 июня 1980 г. и начала сбора и распределения закята генерал Зия-уль-Хак объявил, что сбор ушра начнется с I октября 1980 г., однако эта дата соблюдена не была. Поскольку существует оппозиция закону, Зия-уль-Хак призвал к бдительности против подрывных действий «некоторых элементов, которые противятся исламизации жизни пакистанского общества и готовы чуть ли не развязать войну против ислама в стране».[24]

Реакция населения на принятие закона была в целом недоброжелательной. Критиковались многие положения закона об ушре. Основная же критика сводилась к тому, что налог в равной степени должны платить все помещики, зажиточные фермеры, крестьяне-собственники и арендаторы, которые в большинстве своем владеют или арендуют клочки земли, не собирают с них более 948 кг пшеницы (или получают денежный эквивалент), а потому должны внести 5% стоимости продукции в качестве ушра. Таким образом, под налог попадает та

часть сельскохозяйственного населения, которая из-за незначительности наделов (менее 12,5 акра поливной и 25 акров неполивной земли) освобождена от уплаты поземельного налога.

Ныне же по принятому закону не облагаемый ушром максимум сельхозпродукции соответствует 1,5-2 акрам земли, что в 6-7 раз повышает уровень налогообложения по сравнению с поземельным налогом.

Безусловно, расширение массовой базы налогоплательщиков выгодно государству, но введение ушра больно ударит по доходам основной массы сельскохозяйственного населения, 60% которых и так ведут нерентабельные хозяйства и имеют доход не более 80 рупий в месяц (8 долл.).

Закон делает для помещиков и буржуазии скидки при уплате ушра. Так, если ими уплачен налог, то они освобождаются от земельного налога или ушра на вложение капитала. Это значит, что все помещики и та часть буржуазии, которая занята предпринимательством в сельском хозяйстве, получают значительные льготы, ведь вложения капитала крестьянами и арендаторами, как правило, крайне невелики.

Более того, с конца 70-х годов в Панджабе, например, значительно возрос, налог на воду и одновременно сократились государственные субсидии на различные компоненты производства. Это в первую очередь почувствовали мелкие и средние хозяйства, на плечи которых теперь ляжет и ушр.

Закон критиковался и в связи с тем, что, поскольку в нем есть указание на дифференцированность земли и обложение ее ушром (5 или 10%, хотя и на добровольных началах) в зависимости от того, является ли она богарной или поливной, необходимо было критически отнестись к современным понятиям «поливная» и «неполивная» земля. Если раньше богарные земли давали большую отдачу, то теперь благодаря обводнению и вложениям капитала поливные земли дают большие урожаи, поэтому в законе необходимо было учесть это.

Большое недовольство вызвало решение Зия-уль-Хака провести реорганизацию банков на «исламских принципах в течение трех лет», т. е. до апреля 1981 г. Она предполагает запрет на взимание ростовщического процента (риба), о чем говорится во многих сурах Корана. Однако и шариат и Коран всячески поощряют торговлю, которая и есть взимание процента в виде торговой прибыли, существующей в скрытом виде.

Объявленное военным администратором решение отменить в ближайшем будущем взимание процента в банках вызвало оппозицию этому решению в разных кругах общественности. Как отмечала пакистанская печать, этот запрет пойдет на пользу только крупным финансовым дельцам.

В случае отмены процента крупные дебиторы получат беспроцентные займы и окажутся даже в более выгодном положении, чем сейчас. Мелкие же депоненты, которые получают процент со своих вкладов, лишатся его. В результате произойдет дальнейший перелив капитала от бедных к богатым, еще больше усилится неравенство в распределении доходов и богатства.

Вполне естественно, что основная масса вкладчиков может прекратить вносить средства в банки.

И действительно, новые меры по отмене процента создадут большие трудности для получения банковских средств, особенно средним и мелким заемщиком, так как будет создана сложная система продажи депозитов с разными видами кредитов (депозиты на инвестиции, на общие цели для финансирования

оборотного капитала и т. д.). Внутри каждой группы депозитных сертификатов будут подгруппы для привязывания используемых фондов к определенным областям экономической деятельности. В конечном счете банковские депозиты будут иметь вид портфельных инвестиций и пользоваться ими будет возможно так же, как и счетами Инвестиционной корпорации Пакистана. По новой системе вкладчики должны ждать, пока банк получит прибыль на предоставленный заемный капитал. Это, несомненно, может отпугнуть дебиторов, поэтому предлагается выплачивать им «временные дивиденды», пока не будут получены сведения о прибылях заемщиков, а также создавать в банках резервные средства, чтобы использовать их в «трудные» годы. Различные специалисты, занимавшиеся разработкой мер по замене процента, считают; что переход к новой системе должен быть осторожным и постепенным, ибо в противном случае владельцы денег либо просто увеличат расходы на личные нужды, либо начнут вкладывать их в отрасли, обеспечивающие гарантированный доход.

Ислам не разрешает производство сделок под процент и ростовщичество, что может создать трудности в мусульманском деловом мире, однако практически ни одна из стран пока не отказалась от кредитных операций как внутри своих стран, так и на международной арене. Так, главный оплот ислама в настоящее время - Саудовская Аравия - получает огромные прибыли за счет помещения своих нефтедолларов в банки развитых капиталистических стран и предоставляет тому же Пакистану займы и кредиты под высокий процент, хотя на словах выступает поборником исламизации мусульманского мира.

Единственным международным органом, функционирующим по исламским законам, является Исламский банк развития, в основу деятельности которого положено получение не процента, а прибыли с сооруженных с его финансовой помощью объектов.

Взяв за основу деятельность этого банка, правительство Зия-уль-Хака начало частичный запрет риба, сосредоточив внимание пока на деятельности трех корпораций - Корпорации по финансированию жилищного строительства (КФЖС), Инвестиционной корпорации Пакистана (ИКП) и Национальном инвестиционном тресте (НИТ). Пока освобождаются от взимания процента ипотеки и кредиты, не превышающие 100 тыс. рупий, предоставленные этими корпорациями. В основу их деятельности положен принцип участия кредитора в прибылях.

Кроме того, КФЖС заменила взимание с ипотек ниже 100 тыс. рупий сложного нарастающего процента на простой, но высокий (13) процент, который выше банковского на 3%.

Это значит, что если ранее за заем в 100 тыс. рупий за 20 лет нужно было заплатить 293 тыс. рупий, то теперь-187 тыс.

Однако те 70 тыс. человек, которые получили займы ранее, не подпадают под новые правила. Новая схема осложнила выплату долга, сократив срок его погашения с 20 до 12 лет, что вызвало недовольство потенциальных застройщиков, тем более что значительную часть средств пакистанская буржуазия вкладывает сейчас в строительство, усиливая перелив капитала из промышленности в эту сферу хозяйства. Освобождение жилых построек от уплаты с них закята сделает борьбу за кредиты КФЖС еще более острой.

Две другие корпорации (ИКП и НИТ) объединены сейчас в одну инвестиционную организацию, выполняющую банковские функции без взимания процента.

Правящие круги планируют также прекратить взимание процента с ссуд, выдаваемых на покупку некоторых товаров широкого потребления. С декабря 1978 г. отменены проценты по ссудам на покупку велосипедов.

Проведенная реформа трех корпораций по выдаче беспроцентных кредитов на условиях партнерства и участия в прибылях, как считают западные специалисты, мало что изменит для мелких и средних получателей, так как их предоставление носит ограниченный характер. Если же в будущем такая форма станет господствующей, то выгоды получат крупные финансовые дельцы и государственные корпорации, которые будут пользоваться, как и прежде, преимуществом в получении кредитов.

В моменты усиления выступлений против монополий, принявших особенно острый характер в конце 60-х – начале 70-х годов, отказ от ссудного процента использовался как введение исламского принципа, который должен «ограничить концентрацию богатства в руках немногих, поскольку отказ от взимания процента приведет к более рациональному распределению капитала, ограничит рост монополий»[25].

 Получалось так, что ориентированная на исламизацию экономическая политика, которая во время ее разработки будто бы пользовалась одобрением большинства, в разгар своего проведения осуждалась практически всеми. Ученые-экономисты отказывались идти в деле исламизации экономики так далеко, как требовали исламские богословы, улемы со своей стороны жаловались, что к их рекомендациям относятся свысока и чаще всего безосновательно отвергают. Банковские работники отказывались проводить большие организационные изменения и ломку установившейся десятилетиями практики без соответствующих гарантий со стороны властей. Власти не были настроены давать какие-либо гарантии. Общественность, думавшая ранее, что закят заменит собою все другие налоги, обнаружила, что это всего лишь дополнительный налог, и стала поговаривать о махинациях, на которых под прикрытием исламизации пытаются нажиться криминальные элементы.

Настроения недовольства подогревались некоторыми неблагоприятными данными об общем состоянии экономики. Расходы на оборону при Зия уль-Хаке, как, впрочем, и до этого, достигли 40,2% расходной части бюджета (6,6% ВВП в 1987 г.). Таким образом, Пакистан входил в число 30 стран мира, расходы которых на военные нужды превышали 6% ВВП. В действительности они должны были составить гораздо более внушительную сумму, так как не включали затраты на повышение зарплаты армейскому персоналу, на военную технику и снаряжение, поставляемые по ранее заключенным контрактам, и финансирование выплат по займам и кредитам. На душу населения расходы на оборону в этом году составили 365 рупий, в то время как на образование и здравоохранение - только 111 рупий.

Некоторые цифры свидетельствовали о понижении, а не о повышении, как принято было считать, уровня жизни в стране. Конечно, поток эмиграции рабочей силы на Ближний и Средний Восток способствовал росту благосостояния значительной части граждан, но, ослабляя отдельные проблемы, связанные с перенаселением, он одновременно увеличивал его масштабы. По мере втягивания Пакистана в движение мирового капитала все явственнее ощущалась перенаселенность города и деревни, все больше становилось безработных. Треть населения не получала минимального необходимого для здоровья количества калорий в день. В 197273 г. средний пакистанец потреблял 160,8 кг зерна в год, а в 1981-82 г. - только 155,5 кг.

Проведение исламизации экономической жизни пакистанского общества имеет внутренний и внешний аспекты. Генерал Зия-уль-Хак пытается найти опору военному режиму внутри страны, сделать его более популярным среди религиозно настроенных масс, предотвратить возможность соединения демократических и религиозных выступлений.

В плане международном действия Зия-уль-Хака должны иметь положительный резонанс в богатых нефтедобывающих странах, особенно в Саудовской Аравии, ОАЭ и некоторых других государствах. Пакистан, как считает генерал, бросает вызов мусульманскому миру, где исламские экономические законы применяются крайне ограниченно.

Противоречивость политики исламизации состоит в том, что, с одной стороны, Зия-уль-Хак пытается найти поддержку своему режиму у религиозной части и беднейших слоев населения, обещая им «лучшую жизнь», с другой - затрагивает интересы крупной и средней буржуазии и помещиков, изымая у них часть накоплений.

В то же время при внешней направленности против зажиточных слоев населения исламские принципы в экономике создают многочисленные условия для утаивания и сокрытия действительных размеров богатств и предоставляют богатым плательщикам ряд льгот, позволяющих значительно снизить величину закята и ушра.

В пропагандистском плане введением исламских законов правящие круги Пакистана надеются скрыть провал своей социальной программы, отвлечь внимание общественности от растущего в стране социального неравенства.

Объективно введение прямых налогов должно служить мобилизации денежных ресурсов, осевших у зажиточной части населения, и передачи большей их части в конечном счете в пользу государства. Это крайне необходимо в условиях постоянного дефицита бюджета, роста милитаризации, расходов на атомную программу и т. д.

Против исламских законов в стране выступает широкая оппозиция, включающая различные слои общества - от крестьян до крупных помещиков и капиталистов, от суннитов до различных мусульманских общин и сект, главным образом шиитов.

Изъятие денег из банков, утечка капитала из страны, распродажа акций по бросовым ценам, снижение деловой активности - все это свидетельствует о том, что богатая часть населения Пакистана недовольна и боится дальнейших мер по исламизации экономической жизни страны.

Опасаются исламизации и пакистанцы, работающие за рубежом. Введение мусульманских налогов, беспроцентной банковской системы «охлаждает» их желание переводить деньги на родину и особенно вкладывать капитал в банковские счета и государственные корпорации, которые не могут обеспечить им гарантированных доходов на вложенный капитал.

Таким образом, Пакистан, который представляют как один из центров «исламского взрыва», «исламского возрождения» или «новой исламской революции», своей политикой исламизации пытается приспособить ислам к основам капиталистического строя.

§3 Воздействие ислама в сфере образования, науки, культуры

Современные процессы глобализации активизируют стремление мирового сообщества к созданию единого образовательного пространства. Вместе с тем не ослабевают усилия мусульманских стран по выработке своей самостоятельной концепции национального просвещения с учетом традиционной культуры, исламской системы ценностей, морали и этики. Работа в этом направлении ведется на международном, региональном и страновом уровнях.

Первые международные конференции в Тизи-узу (1973 г.), Мекке (1977, 1981, 1984 гг.), а также Исламабаде (1982 г.) положили начало созданию унифицированной исламской образовательной модели, адаптации мусульманского образования к новым условиям развития исламской цивилизации, которое способствовало бы ее духовному единению и культурной интеграции.

Исламская Республика Пакистан является одной из ведущих стран мусульманского мира, где мусульмане составляют примерно 97% населения. Разрабатываемая здесь национальная модель воспитания и обучения достаточно репрезентативно отражает процессы, происходящие в области образования в странах мусульманской уммы.

Формирование традиционной пакистанской системы просвещения, представленной теологическими учебными заведениями (мактаба, Мадраса и дар ул-улум), имеет глубокие исторические корни. Оно связано с проникновением в УП-УШ вв. ислама на покоренные арабскими завоевателями северные территории Южной Азии (частью вошедших впоследствии в состав Пакистана).

Влияние персо-исламской культуры, местного этноконфессионального плюрализма и индуистского просветительства на данную систему образования способствовало приобретению ею отдельных региональных особенностей в содержании и методах обучения. При этом она основывалась на педагогических традициях исламской культуры. Образование было ограничено рамками канонических текстов и имело религиозную направленность.

В соответствии с мусульманской доктриной само содержание человеческих знаний сводилось к усвоению исламских традиций, постижению веры и пониманию мира посредством широкой просвещенности. Распространение знаний и овладение ими считалось одной из важнейших обязанностей правоверного мусульманина. Поэтому каждый член мусульманской общины старался оказать всяческую поддержку развитию мусульманского просвещения. К грамотным людям в обществе относились с уважением и почтением. Социальная значимость мусульманской системы образования во многом определялась тем, что она служила одним из основных источников передачи религиозных взглядов и реализовывалась через сеть духовных центров мусульманской общины. Именно при таких центрах (мечетях) возникали мусульманские учебные заведения, которые были доступны и бесплатны для всех прихожан независимо от их социального положения. И у мечетей, и у созданных при них конфессиональных школ была одна цель: воспитание членов мусульманской уммы, и особенно молодого поколения, в духе ислама посредством включения их в систему исламских этико-правовых норм.

Экспансия западноевропейского образа жизни в период колониального господства Британии (вторая половина XVIII века - первая половина XX века) привела к ослаблению позиций традиционной мусульманской системы просвещения и зарождению школы европейского типа по образцу метрополии. Она была чужда мусульманской общине, не отвечала ее религиозным, социокультурным традициям и потребностям, поэтому мусульмане долгое время проявляли пассивное отношение к попыткам радикальной модернизации образовательных структур по западному образцу. Чего нельзя сказать об индусском населении, более гибко адаптировавшемся к новым условиям иноземного правления и многое воспринявшем от Запада и его педагогических традиций.

Переход Индии под власть британской короны (в 1858 г., до того она управлялась английской Ост-Индской торговой компанией) и сопутствующие тому перемены заставили мусульманскую общину избрать политику терпимости и сотрудничества с новыми властями и пересмотреть свое негативное отношение к культурным и научно-техническим достижениям тогдашнего западного мира.

Одна из первых концепций обновления и модернизации исламского просвещения была разработана и реализована видным мусульманским просветителем Сайд Ахмад-ханом (1817-1898гг.), учредившим в Алигархе первый мусульманский университет (первоначально - Англо-Восточный колледж). В нем студенты, наряду с традиционными теологическими дисциплинами, изучали также современные науки и западноевропейскую философию. Однако это направление реформирования мусульманского просвещения носило ограниченный характер и не получило широкого распространения в условиях колониальной зависимости. Сложившаяся в результате образовательных реформ британских властей (1835-1854 гг.), частично видоизмененная английская система просвещения не претерпела в дальнейшем значительных изменений и продолжает функционировать в современном Пакистане.

Возникновение в 1947г. независимого Пакистана создало благоприятные условия для формирования национальной системы образования на широкой общекультурной, гуманно-демократической основе, отвечающей задачам социально-экономического и политического развития суверенного государства. Разработка концепции национальной школы шла по двум направлениям: традиционалистскому и модернистскому. Сторонники первого направления, выражавшие взгляды своего идейного лидера Абул Ала Маудуди (1903-1979 гг.), выступали за возврат к историческим корням, питающим традиционную мусульманскую систему образования, и полный отказ от чуждых пакистанцам по своей природе западных ценностей и ориентиров. Исламские модернисты - последователи идей Сайд Ахмад-хана указывали на необходимость создания интегрированной модели обучения и воспитания, сочетающей в себе достижения западной цивилизации с нормами и ценностными установками ислама.

На различных этапах исторического развития пакистанского общества эти два направления находятся в постоянном противодействии и имеют различную степень востребованности.

Следует отметить, что исламский статус пакистанского государства, закрепленный во всех трех конституциях страны (1956 г., 1962 г., 1973 г.), носил с момента провозглашения независимости до 1977 г. в основном декларативный характер, так как внутренняя и внешняя политика страны в этот период, по существу, была светской и реализовывалась в государственных институтах преимущественно западного образца. Однако, наряду с ними, в структуру Пакистана включались и отдельные исламские институты, призванные гарантировать соответствие государственной жизни принципам ислама.

Так, статья 31 Конституции 1973 г. закрепляла религиозную направленность образования и воспитания в общеобразовательных школах. В ней, в частности, говорится: «Изучение Священного Корана и исламиата обязательно, кроме того, следует поощрять изучение арабского языка». В соответствии с реформой образования (1972 г.) «исламиат» (закон божий) - стал обязательным предметом обучения в начальной и средней школе. Для изучения пакистанцами арабского языка, на котором написан Коран были, в частности, созданы учебные телепрограммы[26].

Исламизация как инструмент внедрения в сознание людей исламской религиозной идеологии распространялась прежде всего на образование. При Зия уль-Хаке тщательному пересмотру подверглись школьные учебники, программы обучения в колледжах и университетах. Они должны были соответствовать «идеологии Пакистана». История страны подавалась теперь как ряд событий, подводивших ее к идее создания исламского государства. Три этапа истории выделялись как наиболее значимые, даже судьбоносные: принятие Конституционной ассамблеей в 1949 г. Резолюции о целях, принятие в 1951 г. известными улемами (в составе 31 человека) 22 принципов конституционного устройства государства Пакистан, являвшихся, по сути дела, творением рук А.А. Маудуди и его сподвижников. И конечно, программа исламизации, проводившаяся военным режимом Зия уль-Хака.

События между этими вехами, как следовало из учебников, по своей важности были несопоставимы с вышеперечисленными. Порой факты были настолько незначительными, что о них вообще забывали упоминать или упоминали вскользь. Так, на задний план оказались отодвинутыми поражение Пакистана в войне 1971 г., пленение 90 с лишним тысяч пакистанского военного персонала, весь период правления ПНП и др.

Исламизация всех сфер жизнедеятельности пакистанского общества получила наибольшее распространение после установления в 1977 г. военной диктатуры во главе с М. Зия-уль-Хаком, поставившего ислам на защиту своих политических интересов.

Политика исламизации пакистанского общества была направлена на широкое использование мусульманской идеологии в социально-экономической, политической и культурной жизни государства.

На основе принятой в 1978 г. новой национальной политики в области образования правительство образовало государственный Комитет по исламизации просвещения для возвращения образовательной системы к традиционным корням и ценностям.

С целью «развития и формирования у молодого поколения в соответствии с положениями Корана и Сунны характера, поведения и образа жизни, достойных правоверного мусульманина», указывалось на необходимость пересмотра учебников и учебных планов общеобразовательной и высших школ на основе исламской идеолог.

Во время визита в Исламабадский университет в декабре 1979 г. Зия уль-Хак строжайшим образом предупредил преподавательский состав школ, колледжей и университетов, что режим не потерпит в их среде «антиисламские и антипакистанские элементы». Всякий, кто попытается заронить в сознание молодежи идеи атеизма или секуляризма, сказал он, подвергнется строгому наказанию. На практике это означало, что ни один из преподавателей, не разделяющих идеологическую концепцию ДИ, не сможет больше заниматься своим делом.

Уникальность положения в области пакистанского образования определялась также тем, что такие учебные заведения, как Национальный институт современных языков, колледж в Гхора Гали и другие, были переданы под непосредственный контроль Директората образования при штаб-квартире вооруженных сил. Так было легче контролировать ход обучения. Исследовательские учреждения типа Института стратегических исследований в Исламабаде, департамента стратегических исследований при университете Каид-и-Азама, Института региональных исследований стали прибежищем для офицеров-отставников, а возглавлялись они, как правило, генерал-лейтенантами.

У ВВС была своя квота образовательных учреждений, за которые они несли ответственность.

Готовность оказывать помощь в исламизации образования неизменно выказывала Саудовская Аравия. Помимо советников, работавших на постоянной основе при правительстве Пакистана, в страну направлялись делегации, помогавшие в проведении мероприятий, связанных с исламизацией, и советом, и материально. Причем никакие, даже мелкие, локальные сборища не рассматривались саудидами как маловажные и недостойные серьезного к ним отношения. Так, трехдневный симпозиум, организованный в июле 1979 г. в Пешаваре местным отделением «Ислами джамиате тулаба», студенческим крылом ДИ, посетила саудовская делегация в составе 20 человек.

Повестка дня симпозиума предусматривала рассмотрение трех вопросов:

1) величие ислама как пути решения современных проблем, в особенности проблем Пакистана;

2) состояние пакистанской экономики;

3) джихад и исламское возрождение.

Присутствие саудовской делегации обусловило представительный характер симпозиума. На него приехали представители высшего руководства ДИ, лидеры Афганистана - Б. Раббани и Г. Хекматьяр. На симпозиуме присутствовало около 3 тыс. человек, хотя, как указывалось в депеше американского посольства в Вашингтон, со ссылкой на представителя руководства Пешаварского университета, под эгидой которого проводилось мероприятие, такое количество народа объяснялось тем, что на него хлынули рассыльные, сторожа, молодежь из близлежащих деревень, рассчитывавшие на бесплатное угощение.

Октябрьская операция армии в 1979 г. оказала глубокое воздействие, в том числе и на образование. Все, или почти все, нововведения бхуттовского режима в этой области были отменены. Из библиотек стали исчезать книги на светские или сугубо научные темы. Она поразила все исследовательские заведения, где советы ДИ относительно исламизации были приняты к исполнению.

Институт исламских исследований, созданный еще в 60-е гг., после слияния с Исламабадским исламским университетом превратился в прибежище ДИ. Функционеры партии, активно работавшие на поприще исламизации, сделали из него департамент пропаганды. Журналы института «Исламикстадиз»,«Аль-Дирасаталь-исламия», «Фикр-о-назар» фактически стали изданиями ДB. В результате проведения этой политики к 1981 г., по официальным данным, из 551 учебника, действовавшего в стране, изымались все «антиисламские» материалы. Арабский язык стал обязательным предметом для учащихся У1-УШ классов общеобразовательной школы.

Характерная черта учебников того времени - их «коммунальная» направленность, черта, которая и раньше в какой-то степени присутствовала в пакистанских учебных пособиях. Но теперь она была возведена в ранг государственной позиции. Особенно язвительной пропаганде подвергались индусы и синкретическая исламская секта ахмадийя.

Индусы представали перед учениками и студентами как коварные кровопийцы, готовые предавать, обманывать и вообще совершать самые гадкие дела. Такими они подавались, например, в книге Шамима Хусейна Кадри, бывшего главного судьи Лахорского Высшего суда, «Создание Пакистана», рекомендованной в качестве учебного пособия.

В учебнике «Пакистановедение», опубликованном в 1982 г. в Лахоре, автор М.Д. Зафар указывал в предисловии, что главная цель новой политики в области образования состоит в том, чтобы «насаждать истинный дух патриотизма, любви и привязанности к своей стране, религии и культуре через ясное понимание идеологии Пакистана». Все в этом учебнике рассматривается через призму религиозного конфликта между индусами и мусульманами. «Акбару, - пишет он, - удалось создать сильную империю. Оглядываясь назад, можно сказать, что в XVI в. "Хиндустан" исчез и был полностью поглощен "Пакистаном". Дух "Пакистана" продолжал крепнуть во время правления Аурангзеба. Это вызывало противодействие индусов, и Аурангзебу пришлось вести длительные войны против воинственных маратхов. В XVIII в. кризис, переживаемый могольской Индией, усилился, конфликт между индусами и мусульманами углубился. Воин- ственные маратхи возглавили движение за оживление индуизма и дошли до ворот Дели». Если раньше в учебниках содержались хотя бы краткие описания древних культур, некогда процветавших на территории нынешнего Пакистана, таких как Мохенджо-Даро, Хараппа, Гандхара, то теперь все доисламское попросту перестало существовать[27].

Изменился подход даже к движению за Пакистан. Раньше оно трактовалось как протест против засилья индусов в политике колониальной Индии, теперь - исключительно как движение за ренессанс ислама.

Менталитет улемов, полагающих, что у военных больше оснований и прав для правления страной, чем у людей, избранных демократическим путем, отразился и на разработанной ими программе обучения молодежи. В учебниках было полно описаний великих битв, принесших победы воителям ислама, ссылок на подвиги гази (участников войн за веру, газаватов) и шахидов (погибших за веру мучеников).

Вранье учебников привело к тому, что чуть ли не вся нация привыкла к удобному мифу, будто развал Пакистана в 1971 г. и образование Бангладеш было результатом широкого международного заговора, который сплели Индия и Советский Союз и который оказался эффективным благодаря деятельности «антинациональных элементов» внутри страны. В итоге, когда юноша попадал в армию, то это был уже не сырой материал, а наполовину сформированный исламский солдат с осознанной мотивацией и ясными целями. Немного добавочной индоктринации в ходе армейской подготовки - и защитник веры был готов.

Начиная с 1981 г. в учебный план вузов по подготовке к степени бакалавра наук в качестве обязательного предмета вводился исламиат и пакистановедение. Этим двум учебным дисциплинам отводилась главная роль в формировании исламского мировоззрения, мусульманского образа жизни у пакистанской молодежи.

Как подчеркивается в предисловии к учебнику «Пакистановедение» для высших учебных заведений (автор: М.М. Юсаф, 1989 г.), «цель этого обязательного курса - дать логическое обоснование необходимости возникновения Пакистана. Это будет способствовать не только укреплению веры и чувства патриотизма у молодежи, но и окажет влияние на их физическую и моральную подготовку в борьбе против всякого рода явных и скрытых посягательств на идеологию Пакистана. Изложенный в данном учебнике материал в целом соответствует содержанию учебников этого курса на всех других ступенях обучения, порой дублирует этот материал, превозносит идею «избранности» мусульман Аллахом по отношению к другим народам, проводит деление людей на «верных» и «неверных». В одном из учебников по исламиату для высших учебных заведений указывается, что «в мире существуют только две нации: одна - мусульмане, другая - "кафиры"» (немусульмане, отвергающие веру в Аллаха)[28].

Идеи исламского вероучения отражены в курсах социально-политических, гуманитарных и естественнонаучных дисциплин, изучаемых в общеобразовательной школе и высших учебных заведениях.

Исламизация, предпринятая правительством Зии-уль-Хака, не миновала и сферы научных знаний. На Всеисламской научной конференции, состоявшейся в Исламабаде в ноябре 1983 г., была высказана необходимость замены современной науки так называемой «исламской наукой», основой которой является Коран и его интерпретация в естественнонаучном, филологическом, общественно-политическом и теологическом аспектах.

Пакистанские традиционалисты во главе с Маулана Абул Ала Маудуди выступали главными защитниками исламской науки и образования в стране. В одной из своих лекций по исламскому образованию он, в частности, осуждал преподавателей за то, что те ведут учетные курсы географии, физики, химии, биологии, зоологии, экономики без опоры на ислам: «Анализ сущности современного образования и обычаев сразу же показывает противоречие с сущностью исламского образования и обычаев.

Вы преподаете молодым умам философию, которая стремится объяснить вселенную без Аллаха. Вы преподаете естественные науки, которые лишены доказательств и здравого смысла. Вы преподаете им экономику, юриспруденцию, социологию, по духу и сущности, отличающиеся от учения ислама. И вы все еще

ожидаете сформировать у них исламскую точку зрения на жизнь?» При таком обучении, где духовное отделено от мирского, достичь цели исламского образования, по его мнению, невозможно. Для этого, как он утверждал, необходима новая система образования, которая «не требует введения еще одного курса духовного обучения. Вместо этого все предметы должны быть заменены на религиозные ("диниат") курсы».

Таким образом, все формы знаний, не берущие начало в религии, должны быть отвергнуты. Надо сказать, что саудиды, начавшие привлекать в страну новые технологии, были более терпимы к науке как истоку этих технологий и высказывались на этот счет гораздо более сдержанно. Подобный подход к науке в Пакистане определял тот факт, что на ее развитие в год тратилось 0,17% ВВП. Пакистан находился ниже 13-го места в мире по публикации научных трудов в 1984 г.(Для сравнения - Индия находилась в этот момент на седьмом).

В зияульхаковском Пакистане пропагандировалась теория, согласно которой правильность научных положений зависит от правильности интерпретации соответствующих коранических догматов. Коран, указывали сторонники этой теории, представляет собой набор законов жизни и, как таковой, содержит в себе решительно все научные идеи, их надо лишь отыскать и правильно интерпретировать. Первез Худбхой описывает некоторые «открытия», к которым пришли видные представители пакистанской науки того времени, положившие в основу своих изысканий упомянутую теорию. Представитель Пакистана в ООН по науке и технике (имя не называется) высчитал, что небо удаляется от нас со скоростью на один сантиметр в Секунду медленнее, чем скорость света. Он также пришел к заключению, что молитва, совершаемая в определенную ночь, в тысячу раз более эффективна, чем молитвы в другие дни (ночи). Это открытие было сделано путем совмещения одного из айятов Корана с формулой теории вероятности Эйнштейна с добавлением к ним значения «1000». Худбхой приводит также результаты изысканий другого пакистанца, занимавшего видный пост в Комиссии по атомной энергии. Этот последователь «исламской науки», опираясь на свидетельства Корана, поставил задачу обуздания невиданной энергии джиннов с тем, чтобы решить проблему энергетического кризиса. Он же пришел к выводу, что небо - не что иное, как «черная дыра». В книге инженера Фатеха Мухаммада детально разбирается установленный этим инженером факт, что через призму Священного писания любые направления науки - от квантовой механики до генной инженерии - становятся понятными и объяснимыми. Он, кстати, пришел к выводу, что не небо, а ад - «черная дыра».

Пакистанский Совет по науке и технике издавал научный журнал «Наука и техника в исламском мире». Его редакционная коллегия включала ряд известных в стране имен, среди которых были советник премьер-министра по вопросам науки, президент Академии наук Пакистана, председатель пакистанского научного фонда. Обзор четырех выпусков этого журнала (с июля 1985 г. по март 1986 г.) показал, что из 28 опубликованных статей (2329 страниц текста) только 4 имели отношение к науке. Остальные были посвящены следующим темам: о пределах или границах, предусмотренных Аллахом, о контрактах (мукатат) в Коране, о коранических айятах, содержащих ссылки на науку и технику (в нескольких номерах), о хадисах, содержащих ссылки на научные и технические знания (в нескольких номерах), о военной мысли в исламе, о власти веры в исламе, о механизме работы Судного дня. Одна статья была посвящена сравнению джиннов с европейцами, поскольку они достигли невозможного для простых смертных.

Ликвидация военного режима после гибели Зия-уль-Хака в авиакатастрофе и установление в стране конституционно-парламентской формы правления с 1988г. помешали традиционалистам воплотить свои планы в полном объеме, но и не заставили их уйти в небытие.

Противоборство традиционалистов и модернистов в формировании и развитии национальной системы просвещения нашло отражение во всех образовательных реформах и мероприятиях пакистанского государства. Среди них можно выделить помимо уже вышеперечисленных и следующие наиболее важные вехи: национальные конференции по вопросам просвещения (1947, 1951, 1989гг.); Шестилетний план развития образования (1952); Комиссия по национальному образованию (1959), Комиссия по проблемам студенчества (1966); реформы образования (1970, 1992, 1998, 2000), Анализ материалов и документов по данным этапам обновления пакистанской школы показывает, что второе направление, реформаторство, все же превалирует над традиционалистским. Оно более перспективно и отвечает требованиям современной эпохи.

Видным представителем исламских модернистов в современном Пакистане является Хаким Мохаммед Сайд (1920-1998 гг.), основавший в 1983 г. на филантропической основе в Карачи Город культуры и знаний («Мадиат уль-Хикмат»). Это уникальный по своей значимости просветительский центр с широкой сетью воспитательно-образовательных и культурных учреждений. Он представляет собой комплекс непрерывного образования с приютом для детей-сирот на 2 тысячи человек, общеобразовательной школой на 5 тысяч детей, университетом на 10 тысяч студентов, аспирантурой, исследовательским институтом и медицинским центром, богатейшей библиотекой, научным музеем, ботаническим садом, домом культуры, стадионом, детским развлекательным городком. Здесь сама структура образования выстроена по западной английской модели, а содержание обучения и воспитания соответствует нормам и ценностным установкам ислама, вместе с тем учитывает и достижения мировой науки.

Будучи глубоко верующим человеком, правоверным мусульманином, ведущий магнат пакистанской фармакологической индустрии, специалист по греко-арабской, тибетской медицине Хаким Сайд активно включился в просветительскую деятельность. Сама идея о создании этого Города культуры и знаний родилась у него во время молитвы перед Каабой, когда он совершал в 1982г. хадж в Мекку. По его признанию, он «потерял веру в нынешнее поколение. Теперь дети являются единственной надеждой для этой страны. Это пришло мне на ум как-то вдруг. Я был в Медине. Внезапно мое сердце и душа озарились, и внутренний голос сказал мне: "Сайд, ты должен сделать это!"».

Мечтой Хакиа Сайда - филантропа и гуманиста - было создание таких центров культуры и знаний во всех крупных городах Пакистана. Еще при его жизни началось строительство подобного учебно-воспитательного комплекса в Исламабаде, была выделена площадка под строительство и в г. Лахоре. Хаким Сайд глубоко верил в то, что ликвидация неграмотности в стране является главным условием процветания Пакистана, устранения религиозной нетерпимости и экстремизма, жертвой которых он сам и стал.

Надо отметить, что в Пакистане параллельно с современной системой образования продолжают функционировать традиционные теологические учебные заведения различных уровней. К 1999г. около 500 тысяч учащихся обучалось в 5900 Мадраса и дар ул-улум. Из них 98% - суннитских и 2% - шиитских. Основой обучения в суннитских религиозных школах являются богословские нормы, присущие традиционалистским направлениям ислама: барелви, деобанди, а также ахл-и хадис. В некоторых школах учащиеся получают одновременно и военную подготовку. Учебные планы суннитских теологических учебных заведений, разработанные еще в XVIII веке, фактически мало изменились. Они включают такие курсы, как: 1) арабская грамматика; 2) синтаксис; 3) риторика; 4) философия и логика; 5) диалектическая теология (илм аль калам); 6) Тафсир; 7) Фикх; 8) исламская юриспруденция; 9) Хадисы; 10) математика[29].

Показательно, что многие лидеры афганского движения «Талибан» являются выпускниками данных Мадраса и дар ул-улум. Так, губернатор Джалалабада, граничащего с Пакистаном, - выпускник дар ул-улум Хаккани в Пешаваре. Посол правительства Талибан в Пакистане - выпускник дар ул-улум Бинори-тауи в г.Карачи и т. д. Как справедливо отмечает американский историк и политолог Хафиз Малик, «от выпускников этих учебных заведений трудно ожидать современных взглядов по религиозным или политическим вопросам. Кругозор талибов обусловлен ... застывшим, допотопным образованием».

Исламизации подлежало все, что могло быть исламизировано. В школах была введена чадра для девочек, обязательная для всех полуденная молитва, начиная с шестого класса - обязательное обучение всех арабскому языку. Чтение Корана стало необходимым для получения свидетельства об окончании средней школы, грамотность была поставлена в зависимость от религиозных познаний, мактабы (школы при мечетях) по своему статусу были приравнены к общеобразовательным школам, знание теософии стало обязательным условием для назначения на должность преподавателя в любой области знаний, во всех предметах особо выделялись те стороны, которые хотя бы косвенно касались религиозных аспектов, и в частности - «исламских ценностей». Акцент на религии в образовании, преимущественное внимание ритуальным аспектам религии, та же схоластическая методика преподавания химии или, скажем, физики, что и закона божьего, в большинстве учебных заведений способствовали быстрому снижению стандартов образования. Процент неграмотности в стране, превышавший 70%, не показывал никаких признаков понижения. Этому способствовало существование прессы на урду, особенно провинциальной, контролируемой, как правило, религиозными партиями. Специальные колонки, авторами которых были улемы, стали настоящими рассадниками суеверий, невежественных советов по всем поводам – от правил личной гигиены до моральных аспектов воспитания подрастающего поколения. Деградация коснулась не только небольших школ и колледжей. Она поразила все исследовательские заведения, где советы ДИ относительно исламизации были приняты к исполнению.

Институт исламских исследований, созданный еще в 60-е гг., после слияния с Исламабадским исламским университетом превратился в прибежище ДИ. Функционеры партии, активно работавшие на поприще исламизации, сделали из него департамент пропаганды. Журналы института «Исламикстадиз», «Аль-Дирасаталь-исламия», «Фикр-о-назар» фактически стали изданиями ДИ. Надо оговориться, что сказанное выше никак не относилось к учебным заведениям, в которых могли обучаться только очень состоятельные люди, представители пакистанской элиты. Стандарты обучения в них оставались высокими, ДИ доступа в них не имела, и религиозная индокгринация на них не распространялась: выпускники оказывались на высокооплачиваемых постах в банках, сфере управления, многие уезжали за границу.

Теологические учебные заведения Пакистана (за исключением Международного исламского университета в Исламабаде и немногочисленных исламских центров) являются вотчиной исламских традиционалистов, сопротивляющихся любым попыткам их реформирования. Не находят у них поддержки и последние инициативы правительства генерала П. Мушаррафа (симпатизирующего взглядам Камаля Ататюрка) адаптировать религиозное образование к современным условиям, упорядочить деятельность теологических учебных заведений, внести изменения в их учебные планы, создать образцовую модель дар ул-улум.

Вместе с тем исламские богословы всех пяти мазхабов, представленных в Пакистане, вынуждены констатировать, что «большинство предметов в религиозных институтах устарели и излагаются на примитивном арабском языке». Они полагают, что такие предметы, как английский язык, математика, история и другие современные дисциплины должны включаться в учебные планы в качестве обязательных предметов. Высказывается сожаление в связи с тем, что существующие различия между суннитскими масхабами, а также суннитско-шиитская рознь ведут к религиозной нетерпимости и экстремизму, дестабилизируют жизнь страны.

Проводимая в стране на современном этапе образовательная политика направлена на дальнейшее «внедрение исламских ценностей». Уровень грамотности населения предполагается увеличить с 34% (один из самых низких показателей в мире) до 70% к 2010 г. Введение всеобщего начального обучения в стране планируется достичь во многом с помощью возрождения традиционных мусульманских учебных заведений (мактаба), широко привлекая общественность, неправительственные филантропические организации, в том числе и конфессиональные. Мусульманская традиция обучения и воспитания сохраняет свои позиции в пакистанском обществе и является одной из основных компонентов в разработке концепции национальной школы.

Вмешательство армии в дела образования было настолько явным и беспардонным, что это стало вызывать протесты, приобретавшие характер общественного движения. Требования, предъявляемые армии, предусматривали:

1. передачу армейскими чинами, находящимися на действительной службе, всех школ, колледжей, учебных и исследовательских заведений в руки гражданских властей;

2. отказ в предоставлении отставным офицерам каких-либо должностей в учебных заведениях за исключением тех случаев, когда они обладают соответствующей квалификацией;

3. запрет отставникам даже с необходимой квалификацией занимать должности главных администраторов (директоров, глав департаментов, деканов, вице-канцлеров и пр.);

4. закрепленный в конституционном порядке запрет военным оказывать какое-либо воздействие на учебные заведения в кантонментах (военных городках);

5. отмену специальных квот на учебу в любых учебных заведениях как для военного персонала, находящегося на действительной службе, так и в отставке, а также для их детей;

6. резкое сокращение численности Армейского образовательного корпуса, ограничение его главы званием подполковника; контроль за образованием в бригадах, дивизиях и корпусах может быть поручен обыкновенным офицерам;

7. контроль за медицинскими и инженерными колледжами армии должен осуществляться университетами и преподавательский состав в них должен быть гражданским.

Проблемы с образованием, встававшие перед каждым юношей, достигшим соответствующего возраста, были хорошо описаны Камилой Хайят во «Вьюпойнт»: «Интересно и вместе с тем страшно наблюдать, что могут сделать с молодым человеком, родившимся под сенью одного военного режима и достигшим зрелости при другом. Годы угнетения и промывания мозгов в образовательных учреждениях, жизнь в замкнутом, душном мире, созданном болтовней недоумков (бородатых улемов или "деятелей" другого сорта), телевидения и радио, подкрепляемым написанными на потребу дня учебниками, не позволяет многим представить себе окружающую действительность под каким-то другим углом зрения, ощутить, что по-настоящему демократические порядки далеки от той единственной формы правления, которую они знают, что индийцы и Советы, которых их научили бояться и ненавидеть, может быть, и не представляют для них опасности.

Такого рода выводы, естественно, требуют основательного самостоятельного чтения и умственных способностей, ибо только это может нейтрализовать эффект книг, которые достоверно информируют вас, что "Неру был жестоким злодеем" и что "все мусульмане пропадут в единой Индии"»[30].

Преподаватель истории в университете Синда Мубарак Али рассказывал о том, как стали выглядеть программы истории после введения идеологических мотивов в качестве критерия целесообразности включения в них тех или иных тем. После того, как над этим поработали исламские идеологи, история исламского мира стала, например, выглядеть очень легкой и простой - жизнь Пророка, Омейяды, Аббасиды и все. Этот курс одновременно преподавался как на школьном, так и на университетском уровнях. Знание источников не требовалось. Желательно было прочтение одной лишь официально одобренной книги «Тарикх-и-ислам» («История ислама») некоего доктора Хамида, и сдача экзамена не представляла проблем. Переход с преподавания на английском языке на урду и синдхи сделал недоступной для студентов богатую историческую литературу, в частности по истории Южной Азии[31].

Не лучше обстояло дело с наукой. В XVI в. Шейх Ахмед Сирхинди, известный богослов, издал фатву, запрещавшую мусульманам заниматься математикой и другими науками, исходящими с Запада, и предписывал сосредоточиться на чисто религиозном образовании.

К концу XX в., в период правления военного режима Зия уль-Хака, улемы повторяли, что современная наука - не что иное, как проявление западного засилья, от которого следует избавляться и которое необходимо заменить «исламской наукой». Последняя же, подчеркивали улемы ДИ, - наука идеологическая и, по их определению, стоит на более высокой ступени развития, чем «наука христианская» или «наука коммунистическая». Методы и цели «исламской науки» в корне отличаются от уже упомянутых, так как черпают силу в Священном Коране. Именно этот лейтмотив звучал в выступлениях пакистанских делегатов на Исламской научной конференции, состоявшейся в ноябре 1983 г. в Исламабаде.

Годы, прошедшие после диктатуры Зия уль-Хака, привнесли в политическую жизнь Пакистана некоторые новые моменты. К ним, прежде всего, следует отнести два: заметное ослабление сил демократии и превращение армии в постоянно действующий и мощный фактор национальной политики.

Религиозные экстремисты в лице наиболее мощных религиозных партий ДИ и ДУЙ по-прежнему стремятся к верховной власти в стране, но ощущают (в особенности после 11 сентября 2001 г.) наличие серьезных трудностей на этом пути. Конформизм или интеграция в политический процесс в качестве одной из респектабельных буржуазных партий лишил ДИ ее революционного ореола и привел к отходу от нее значительной массы исламских фундаменталистов, провозгласивших своей целью исламскую революцию.

Полюсами политической борьбы по-прежнему остаются силы демократии и исламисты. Несмотря на временное ослабление своих позиций, именно силы демократии и исламисты должны будут решать вопрос о том, какой выбор надлежит сделать Пакистану между демократией и авторитаризмом. Исходя из нынешнего соотношения сил между исламистами и демократами, по-видимому, это будет некая усеченная, номинальная демократия с ощутимой исламской составляющей. Выбор пути, впрочем, не обязательно будет сопровождаться чисто мирными средствами. Судя по настрою исламистов, принадлежащих к экстремистскому крылу, исключать возможность всплесков насилия не возьмется никто. Не проходит и дня без того, чтобы какой-нибудь лидер многочисленных фундаменталистских группировок не выступил с призывом к «решительным» действиям в таких вопросах, как построение в Пакистане «истинно исламского общества» или разрешение кашмирской проблемы. США в этой связи объявили некоторые из таких группировок террористическими. Их причастность к террористической деятельности в Кашмире, Афганистане, а в некоторых случаях и в Чечне установлена.


Глава 3. Возникновение и развитие террористических организаций в современном Пакистане

 

Исламский фундаментализм, пустивший глубокие корни в Пакистане, пока что довольно далек от достижения своей цели - построения исламского государства. В стране действует конституция, существует независимая судебная система, сравнительно свободная (для страны с военным режимом во главе) пресса. Попытки заменить конституцию сводом шариатских законов до сих пор не имели успеха.

Однако сказанное не является гарантией против кардинального изменения обстановки и даже прихода к власти исламистов. Если принять во внимание ту скорость, с которой исламские принципы проникают во все поры общественной жизни, то следует, по-видимому, признать гипотетическую возможность их победы.

Возможность конечного торжества исламистов проявилась и в отношении многих в Пакистане к режиму Талибан в соседнем Афганистане. Симпатии к талибам, исходящие снизу, со стороны соответствующим образом индоктринированных, неграмотных рядовых мусульман, были выражением искренних пожеланий им одержать победу и установить власть ислама во всей стране. И что особенно настораживает - исламисты проецировали вариант развития обстановки в Афганистане на Пакистан, видя в этом один из путей, а может быть, и главный-путь учреждения в стране исламского государства.

Аналитики еще недавно проводили параллели между Пакистаном и Афганистаном, рассматривая перспективы торжества исламистов в их борьбе за исламское государство. Что касается общественных настроений в отношении ислама и его роли в государственной политике, то тут, вероятно, возражений быть не может. Но руководящая роль клириков за счет олигархов-землевладельцев, несомненно – это продукт неоправданных фантазий.

Иногда можно слышать возражения в связи с тем, что, мол, в Афганистане исламские фундаменталисты довольно продолжительное время осуществляли руководящую роль не только в сельской местности, но и повсюду, куда простиралась их власть, и то же самое хотя бы теоретически может когда-то произойти и в Пакистане. Эти возражения не корректны. Дело в том, что Афганистан в своем развитии сильно отстает от Пакистана. Успехи талибов во многом определялись тем, что они не встречали практически никакого сопротивления со стороны тех сил, которые когда-то обладали немалой властью в сельской местности, а именно - местных феодалов. Крупные помещики- латифундисты либо сгинули в пламени революции и гражданской войны, либо подались в эмиграцию, либо стали жертвами переделов (в том числе и путем военного захвата) собственности, включая и землю. Факт тот, что политическое влияние, которое они когда-то оказывали на ситуацию в деревне, в момент нашествия талибов отсутствовало.

В частности, поэтому успехи талибов были столь впечатляющими. Препятствием для талибанизации в Пакистане может стать и верхний эшелон госаппарата. Руководящее чиновничество было всегда напрямую причастно к принятию правительственных решений. Делить эту привилегию с кем бы то ни было, прежде всего, потому, что она связана с прямыми материальными выгодами, эта категория бюрократов вряд ли согласится.

Точно так же воспрепятствовала бы приходу к власти пакистанских талибов и предпринимательская прослойка. У нее уже накопился кое-какой опыт деятельности при военном положении, не так уж плохо она чувствовала себя и при Айюб-хане, и в условиях номинальной демократии (при Беназир Бхугто и Навазе Шарифе) и ставить на карту свой не без труда завоеванный статус она не станет.

Следует оговориться, что действительность всегда оказывается более многогранной, чем любые прогнозы. Но уже сейчас можно сказать с уверенностью, что ползучая талибанизация, прародителем и жертвой которой оказался Пакистан; сулит этой стране только одно - годы политической нестабильности и экономической деградации. Если эта угроза, конечно, все еще существует. Беда Пакистана в том, что на сегодняшний день в нем нет демократических лидеров национального масштаба, которые могли бы открыть народу глаза на опасность исламизации по сценарию экстремистов и повести за собой массы. Пока что во многом лидерство сохраняли за собой местные улемы, бывшие пособники и идеологические братья Тсшибов. Если военный режим во главе с генералом Первезом Мушаррафом намерен удержать бразды правления и выполнить обещание восстановить в стране демократию, то необходимо всерьез подумать о мерах, которые способны остановить процесс распространения агрессивного исламского радикализма.

Говоря о быстроте распространения исламских порядков в стиле «Талибан», нельзя не обратить внимание на то, что происходит сегодня в различных районах страны, в частности на северной границе Пакистана с Афганистаном - в редком по природной красоте округе Малаканд (северо-западная пограничная провинция - СЗПП).

Местный мулла Зия уль-Хак издал фатву, которая обязывает правоверных убивать без разбора всех «англосаксов», имея в виду и англичан, и американцев. «Эти неверные запретили Усаме бен Ладену путешествовать (по Афганистану. - О. П.). Почему мы должны разрешать им путешествовать здесь», - спрашивает мулла. В той же фатве он пригрозил пакистанским женщинам, работающим в этой местности на различные международные благотворительные организации, что их будут похищать и насильно «выдавать замуж» (читай насиловать. - О. П.). Эти акции должны будут показать похищаемым, что их место - у домашнего очага, уточнил он. Происходящее в округе Малаканд не является чем-то исключительным в СЗПП. И из других районов провинции поступают сообщения о рейдах фанатиков, их налетах на частные дома, уничтожении телевизионных приемников, видео- и аудиоаппаратуры, порче телевизионных кабелей и спутниковых антенн как средств «распространения антиисламской философии».

Горный район Дир, ставший известным как другой рассадник агрессивного исламского фундаментализма, готовит для военных действий в Афганистане и Кашмире воинов джихада. На подступах к городу вдоль дороги красуются призывы: «Присоединяйся к джихаду!» и «Сокрушим Индию!» (совсем как в конце 1971 г., накануне поражения пакистанской армии в Бангладеш). Сведения об интенсивности идущей здесь работы по набору рекрутов для ведения джихада в различных районах мира закрепили за Диром репутацию одного из главных центров исламского радикализма в Пакистане.

Еще одна цитадель джихада находится в другом отдаленном приграничном районе СЗПП - местечке Акора Хаттак. Здесь находится дар уль-улум Хаккани, одна из главных семинарий, или медрессе, в стенах которой прошли подготовку многие видные фигуры в мире джихада. Наставник и ментор Сами уль-Хак с гордостью называет среди них нынешнего министра внутренних дел правительства «Талибан» в Афганистане Хайруллу Хайрхва и главу исламской полиции Афганистана Каламуддина, одно имя которого наводит ужас на людей по ту сторону пакистано-афганской границы. Поступающие из провинции сообщения говорят о том, что местная администрация нередко прямо или косвенно поддерживает экстремизм мулл. Поддержка порой исходит и из центра.

Исламские радикалы явно набирают силы. Не случайно генерал Мушарраф вынужден был отказаться от своего обещания внести изменения в так называемый закон о богохульстве, на основании которого преследованиям и репрессиям повсеместно в Пакистане подвергались и продолжают подвергаться религиозные меньшинства - христиане и секта ахмадийя, еще во времена 3.А. Бхутто законодательно объявленная немусульманской.

Возможность конечного торжества исламистов дает себя знать и в отношении многих в Пакистане к режиму «Талибан» в соседнем Афганистане. Симпатии к талибам - это не конъюнктура, не сиюминутные политические соображения. Это выражение искренних пожеланий им одержать победу и установить власть ислама во всей стране, исходящие снизу, со стороны, как правило, неграмотных рядовых мусульман. И что особенно настораживает - исламисты проецируют вариант развития обстановки в Афганистане на Пакистан, видя в этом один из путей, а может быть, и главный путь учреждения в стране исламского государства.

Теперь, когда пакистано-американские отношения характеризуются заметным охлаждением в связи с изменениями в геополитической обстановке и прекращением американской помощи Пакистану, число политиков в религиозных партиях, делавших ставку на экономическую помощь США, практически сошло на нет. Победу одержали те, кто с самого начала утверждал, что надеяться на экономический прогресс с помощью врагов ислама, какими являются США, нереально, а то и глупо. Если и надеяться на какую-то внешнюю помощь, то только на помощь исламских стран, подчеркивали они.

Сейчас положение осложняется и тем, что в вооруженных силах, в том числе на уровне генералитета, идеи исламистов имеют своих приверженцев. Надо думать, этим объясняется то, что Джамаате ислами устами своего амира Кази Хусейна Ахмеда в последнее время резко критикует действия П. Мушаррафа и даже требует его ухода с поста главы исполнительной власти. Показательно, что Ахмед ничего не говорит о необходимости восстановления гражданской власти, и как в Пакистане говорят, «уходе армии в казармы». Его риторика направлена лично на генерала Мушаррафа и его ближайшее окружение. Надо сказать, что П. Мушарраф прекрасно информирован о настроениях в армии и предпринимает превентивные акции.

31 августа 2000 г. он произвел важные перестановки в своем ближайшем окружении. Генерал Азиз-хан, начальник генштаба и фигура №2 в иерархии военного режима, был смещен со своих постов и назначен командующим корпусом в Лахоре. Азиз-хан известен как человек, который осуществлял контакты с режимом «Талибан» и вообще отвечал за политику на афганском направлении. Его имя ассоциировалось с проталибской линией в политике Пакистана.

Установление верховной власти исламистов - это пока из области гипотетических рассуждений. Каких-либо прямых указаний на то, что в Исламабаде готовы занять кресла в правительстве апологеты исламской идеи, сейчас нет. Речь идет о существовании такой возможности в принципе.

Важно отметить, что правительства (военное или гражданское) до сих пор не были в состоянии контролировать или даже влиять на процесс роста симпатий к талибам. Ясно представляет себе, чем эти симпатии могут обернуться для Пакистана, только узкая прослойка интеллигенции. Их мнение и предостережения является гласом вопиющего в пустыне, поскольку печатаются в англоязычной печати, а «человек с улицы» (около 60% населения Пакистана неграмотны) в лучшем случае читает газеты на местных языках и на урду. Так что любой политический деятель, вздумавший поднять движение против распространения в стране идеологии талибов, столкнется с непреодолимыми трудностями и обречен на поражение.

Другими словами, мы имеем дело с неуправляемым и неконтролируемым процессом талибанизации Пакистана - тем главным, что объективно характеризует сегодня обстановку в стране. Неконтролируемым по той простой причине, что процесс этот исходит от обездоленных и многократно обманутых масс. Обещания, щедро раздаваемые разными правительствами и разными режимами, остаются невыполненными. Ни гражданские, ни военные власти не могут накормить и обустроить народ. В этих условиях людям не остается ничего, кроме веры в хорошо понятные им вековые традиции и ислам. Но не тот ислам, который проповедуют просвещенные мусульмане, прекрасно понимающие нужду в осовременивании многого в их религии, а примитивный ислам талибов, видящий все в черно-белых тонах.

Напрасно некоторые наблюдатели полагают, что процесс этот искусно дирижируется улемами и является воплощением хорошо продуманного и целенаправленного плана. Улемы, конечно, с удовольствием пользуются возможностями, которые дает им эта талибанизация, радостно плывут на гребне исламской волны, ошибочно считая, что они являются хозяевами положения. Они организуют поставки продовольствия, одеял и медикаментов в Афганистан, поддерживают прямые контакты с афганскими улемами (которые часто занимают видные посты в правительстве), призывают мусульман игнорировать международные санкции в отношении талибов - и только.

Подобно высшему офицерству в армии, в верхнем эшелоне бюрократии тоже есть люди, разделяющие ориентацию на тотальную исламизацию. Их сравнительно немного, но они есть.

Надо полагать, что реалистическая оценка мощи исламских радикалов, прежде всего в армии и госаппарате, объясняет осторожность Мушаррафа во всем, что касается ислама. Если раньше он, не колеблясь, говорил о своих симпатиях к турецкому Кемалю Ататюрку, который еще 80 с лишним лет назад понял губительность пути, предлагаемого исламистами, то теперь этих мотивов в его публичных выступлениях не найти. Он стал более дипломатичен и порой даже делает реверансы в сторону религиозных партий и организаций. Правда, что касается последних, по крайней мере Джамаате ислами (ДИ), то после отставки Азиз-хана их первоначальные симпатии к Мушаррафу - дело прошлое. Поэтому-то амир ДИ Казн Хусейн Ахмед и требует замены главы исполнительной власти как не оправдавшего надежд мусульман, не возражая, однако, против дальнейшего пребывания генералов у кормила власти.

Как уже говорилось, нельзя исключать, что исламская волна в перспективе вынесет улемы на самый верх - к власти. Говорить о существовании в армии ориентации на исламизацию жизни и политики заставляет то, что командование понимает: если улемам и суждено занять руководящие позиции и управлять страной, то только с одобрения и при эффективной поддержке со стороны вооруженных сил. Возможно, улемы и смогут захватить власть, но править самостоятельно - нет, и для этого есть веские причины.

Все парламентские выборы, когда-либо состоявшиеся в стране, заканчивались для них крахом. Это отражает объективную реальность - население страны при всем его уважении к исламу хорошо понимает ограниченные возможности своих пастырей духовных. Улемы владеют технологией возбуждения волны общественного недовольства (одобрения, осуждения и пр.), но совершенно не приспособлены к кропотливой повседневной работе, которая является сутью деятельности любого правительства. Прихожане знают, что их мулла - это человек, который не может похвастаться ничем, кроме формалистического знания Корана и Сунны и не видит дальше пределов его мохаллы (квартала). А ведь такие муллы - это костяк любой религиозной партии, и как раз из этой среды в случае прихода к власти его партии будут назначаться министры.

Совсем другое дело - улемы в тандеме с армией. За два с половиной десятилетия у власти армия приобрела кое-какой опыт администрирования и научилась решать элементарные проблемы управления. В перспективе и этот тандем не может быть долговечным. Опыт режима Зия уль-Хака говорит о том, что после нескольких лет у власти у генералитета едва хватало сил, чтобы преодолевать мятежи и кризисы, выходить из то и дело возникавших тупиковых ситуаций. Но дело не только в том, насколько эффективно каждая их двух сил может реализовать свой правящий статус.

Клерики и военные - это еще не все общество. Помимо крестьян, представляющих большинство населения, есть в нем и такие составные, как крупные землевладельцы-феодалы, верхушка бюрократии и крупный (хотя и сравнительно малочисленный) бизнес. Эти социальные слои и по сей день хорошо представлены в офицерском корпусе пакистанской армии. Традиционно эти силы определяли направления и пути развития Пакистана и оказывали огромное влияние на его государственную политику.

Если проанализировать социально-политическую активность земельной олигархии в Пакистане, то мы убедимся, что сегодня, как и прежде, она играет роль ведущей силы, особенно в сельской местности. Предположим, что в стране произошла исламская революция, о которой так много говорят улемы, и возникли предпосылки для перегруппировки сил на социально-политической арене в деревне.

Что крупные помещики добровольно уступят свои традиционные позиции и передадут функции главной социальной силы исламистам? Ясно, что ответ может быть только отрицательным.

Аналитики порой проводят параллели между Пакистаном и Афганистаном, рассматривая перспективы торжества исламистов в их борьбе за исламское государство. Что касается общественных настроений в отношении ислама и его роли в государственной политике, то тут, вероятно, возражений быть не может. Но относительно руководящей роли клериков за счет олигархов-землевладельцев, несомненно - это продукт неоправданных фантазий.

Иногда можно слышать возражения в связи с тем, что, мол, в Афганистане исламские фундаменталисты таки осуществляют руководящую роль не только в сельской местности, но и повсюду, куда простирается их власть, и что хотя бы теоретически то же самое может произойти и в Пакистане. Эти возражения не корректны.

Дело в том, что Афганистан в своем развитии отстает от Пакистана. Помимо этого сегодня там сложилась совершенно особая обстановка. Успехи талибов во многом определяются тем, что они не встречали практически никакого сопротивления со стороны тех сил, которые когда-то обладали немалой властью в сельской местности, а именно - местных феодалов. Крупные помещики-латифундисты либо сгинули в пламени революции и гражданской войны, либо подались в эмиграцию, либо стали жертвами переделов (в том числе и путем военного захвата) собственности, включая и землю. Факт тот, что политическое влияние, которое они когда-то оказывали на ситуацию в деревне, в момент нашествия талибов как фактор отсутствовало. В частности, поэтому успехи талибов были столь впечатляющими.

Препятствием для талибанизации в Пакистане может стать и верхний эшелон госаппарата, руководящее чиновничество было всегда напрямую причастно к принятию правительственных решений. Делить эту привилегию с кем бы то ни было, прежде всего потому, что она связана с прямыми материальными выгодами, эта категория бюрократов вряд ли согласится.

Точно так же воспрепятствует приходу к власти пакистанских талибов и предпринимательская прослойка. У нее уже накопился кое-какой опыт деятельности в условиях военного положения, не так уж плохо она чувствовала себя и при Айюб-хане, и в условиях номинальной демократии (при Беназир Бхутто и Навазе Шарифе), и ставить на карту свой не без труда завоеванный статус она не станет.

Отдельный вопрос - позиция армии. В конкретных условиях Пакистана выбор, который был открыт для нее состоял, в: а) строгом следовании предписаниям конституции, в соответствии с которыми ее наипервейшей задачей и функцией является поддержание боеспособности и защита государственных границ, а также (в исключительных обстоятельствах) ограниченная по масштабам помощь гражданским властям; б) прямом нарушении конституции и незаконном захвате государственной власти.

В первом случае все действия армии предусмотрены Основным законом, то есть имеют четкие юридические рамки. Во втором - ни о каких рамках речи идти не могло, так как армия сама их устанавливала и была наивысшей властной инстанцией. Зия уль-Хак прибегал к помощи религиозной партии Джамаате исла-ми, то есть как бы делил с ней власть на условиях неравнозначного партнерства, при которых военные занимали высшую ступень в структуре власти, а улемы - несколькими ступенями ниже, предоставляя военному режиму идеологическое и организационное обеспечение. Никогда не возникало вопроса, кто в стране главный, а кто выполняет функцию поддержки. Нет никаких оснований полагать, что армия вдруг согласится поменяться местами с улемами и занять подчиненное положение, обслуживая чьи-то интересы. Когда представители армейского командования выражают симпатии к исламистам или движению «Талибан», то это никак не означает их поддержку идеи победы такого движения в Пакистане. Это скорее ностальгия по временам Зия уль-Хака.

§ 2 Террористические организации и их деятельность

Достаточно долго рассадником терроризма в Азии был Пакистан, который поддерживал сепаратистские группы в сопредельных районах. В Кашмире Пакистан приступил к подобной деятельности еще в 1970-е годы, когда им было начато обучение сикхских боевиков и членов других сепаратистских движений в Индии. К середине 1980-х годов Исламабад начала расширять свою деятельность за счет афганских моджахедов. Эта деятельность осуществлялась при финансовой помощи США, Саудовской Аравии и некоторых других стран. По оценке американских экспертов в этот период Пакистаном были обучены и вооружены около 20 тысяч человек.

К 1990 г. в Кашмире насчитывалось более 30 воинственных группировок. Боевики терроризировали население Кашмира, требуя принять жесткие ваххабитские кодексы поведения, распространяли антииндийские настроения, особенно среди молодежи. Наибольшая активность в деятельности этих организаций отмечена в начале 1990-х годов, когда их число достигло 120.

В последующем часть из них в результате действия индийских сил безопасности была раздроблена. К сентябрю 1999 г. уже насчитывалось всего 9 таких групп. Все эти воинственные группировки, использующие в своих названиях терминологию джихада, проводят активную диверсионную деятельность не только против Индии, но и ряда мусульманских регионов на сопредельных территориях. Строго руководствуясь религиозно-политическими установками ваххабизма, они рассматривают проблему Кашмира не как территориальную проблему, но как путь к объединению с мусульманской частью Индии.

Ниже будут рассмотрены наиболее известные террористические организации, связанные с Пакистаном.

Эксперт центра Карнеги Анатоль Ливен — тонкий знаток исламского мира, России, Центральной и Южной Азии, в качестве корреспондента «Таймс» он освещал войну в Афганистане, военные действия в Карабахе, Грузии и Абхазии, а также первую чеченскую войну. Он считает, что наиболее тяжелой проблемой с точки зрения борьбы с терроризмом после Афганистана является Пакистан. Эта страна переживает длительный период крайней политической неустойчивости.

В Пакистане происходит рост исламистского экстремизма, что объясняется, во-первых, тем, что в стране возросло влияние пуританских мусульманских сект типа «Джамаат-э ахл-э хадис» (Общество последователей хадиса), которое является группой проваххабитского толка, имеет много сторонников среди пакистанского духовенства и, очевидно, влиятельна среди чиновников и военных; во-вторых, воскрешены воинственные группы типа «Марказ дава ва-л-иршад», «Алихван», «Хизб ал-муджахидин», «Сепах-е сахаба», «Лашкар-е джангви» и, в-третьих, в стране растет напряжение между суннитами и шиитским меньшинством)".

И хотя руководство Пакистана поддержало США в антитеррористической операции против «Талибана» и «Аль-Кайды», считать проблему терроризма в стране решенной не представляется возможным. В стране достаточно сильны позиции мусульманских экстремистов и эта страна, по всей видимости, не единожды будет фигурировать в сводках борьбы с терроризмом.

Исламская благотворительная организация “Ал-Харамейн”

На сегодняшний день религиозная идеология оказывает значительное воздействие на создание очагов конфликтности по всему миру. Об этом свидетельствует тот факт, что во многом под ее влиянием были созданы горячие точки на Северном Кавказе, в Боснии и Косово, в Албании и Македонии, в Северной Африке (в Алжире), на Филиппинах, в Кашмире, Пакистане и т.д.

Исламская идеология состоит из политических взглядов в исламе: идеи “панисламизма”, концепции “исламского государства”, учения о джихаде, исламизации СМИ. Его цель - создание политических институтов в исламе, а проявляется он в форме исламской пропаганды.

На современном этапе наиболее значительную роль в мировой исламской идеологии играет исламская пропаганда, которая ведется через различные благотворительные, военные и военно-политические организации целого ряда стран, как Саудовская Аравия, Ливия, Иран, Судан.

Одной из самых многочисленных и авторитетных организаций, занимающихся распространением исламской пропаганды, выступает “Ал-Харамейн” (при переводе с арабского языка означает “Две святыни”), являющаяся одной из наиболее крупных и влиятельных саудовских неправительственных исламских организаций, созданной в Саудовской Аравии в 1992 году.

Организация имеет тесные контакты и координирует свою деятельность с такими крупными исламскими структурами, как “Всемирная лига исламской молодежи”, “Международная исламская организация спасения”, а также с правительственными учреждениями, в частности, министерством по делам ислама. Министр этого ведомства Салех Абдель Азиз Аль-Шейх является главным куратором организации. Ее председатель - шейх Акиль Абдель Азиз Аль-Акиль.

Штаб-квартира организации находится в г. Эр-Рияде, региональные отделения расположены почти во всех провинциях КСА. В настоящее время, за рубежом “Харамейн” представлен 21 бюро (Азербайджан, Грузия, Бангладеш, Йемен, Сомали, Кения, Албания, Босния и Герцеговина, США, Канада и т.д.) и 10 полномочными представителями (Казахстан, Китай, Бельгия, Германия, Ливан, Иордания, Палестина и т.д.), организуют работу на территории более чем 50 стран.

Наибольшую активность благотворительный фонд осуществляет в Пакистане. Бюро организации в Исламабаде возглавляет Насер Мухаммед Аль-Гилян. Ежемесячный бюджет представительства составляет 150 тыс. сауд. риалов (40 тыс.долл.).

Одним из главных направлений деятельности “Ал-Харамейн” в Пакистане является воспитание сирот, в основном это дети “моджахедов”, погибших во время афганской войны. В конце марта 2001 г. саудовская делегация во главе с заместителем председателя М.Аль-Кады провела инспекцию и посетила ряд подшефных сиротских домов, расположенных в городах Пешавар (“Центр Джаъафар бен Абу Талиб” и “Центр Абу Ханифа”) и Дир Газихан (“Центр Омар бен Ясир”), в которых находится 730 подопечных - мальчиков. Воспитательный процесс в сиротских домах ведется под контролем “Ал-Харамейн” исключительно в “чистом” исламском духе, и выпускники этих учебных заведений в своем большинстве вливаются в ряды “моджахедов” движения “Талибан”. Отдельно, в Дир Газихан, находится школа для девочек, рассчитанная на 1000 человек.

Одновременно “Ал-Харамейн” спонсирует 33 выпускников саудовских религиозных учебных заведений, преподающих в исламских центрах, школах исламского законоведения, а также опекает 60 имамов мечетей. На сегодняшний день в Пакистане на средства организации построено 110 мечетей, еще 12 находятся в процессе строительства.

Кроме того, с позиций своего пакистанского бюро “Ал-Харамейн” оказывает финансовую и идеологическую помощь радикальным группировкам в Афганистане и Пакистане, как “Джамаа ад-Даъават Аль-Куран ва Сунна” (Пешавар) и “Аль-Джамаъия Аль-Марказия ли Ахль Аль-Хадис”.

Так, имеются сведения, что в горах северо-западной пограничной провинции (СЗПП) Пакистана “Дарраи Азим”, “Руд” под контролем пакистанских спецслужб находятся несколько сотен остатков ИДУ, исламистов ОТО, СУАР, Чечни, а также 6 человек из Кыргызстана, а отдельная часть в лагере беженцев “Каюмобод” под Карачи. Другая часть боевиков скрывается в районах Улус вали (Бадахшан) и Ишкамиш Афганистана.

Именно через пакистанские спецслужбы “Ал Харамейн” оказывает помощь этим беженцам, финансовую поддержку, обеспечивает эпикировкой и национальными паспортами ИРП под вымышленными именами.

Представители организации не скрывают, что Пакистан, в силу его ядерного статуса и важного стратегического положения, занимает особое место в планах “Ал-Харамейн”. Так, в ближайшее время в Исламабаде, Лахоре и Карачи запланировано развернуть строительство крупных исламских центров, каждый из которых включал бы в себя мечеть, сиротский дом и производство по изготовлению аудио- и видеокассет, пропагандирующих воззрения саудовских радикалов.

Тем не менее, под давлением США, власти КСА начали контролировать счета всех благотворительных организаций. Согласно имеющимся данным, в КСА зарегистрирована 241 организация; эти организации в течении 10 лет оказывали финансовую помощь различным экстремистским и террористическим организациям Пакистана.

Так, США начали проводить совместную с Саудовской Аравией операцию по замораживанию счетов двух отделений саудовской благотворительной организации. Американцы подозревают ее в финансовой поддержке террористической деятельности. Эти филиалы исламского фонда “Ал-Харамейн” действовали в Сомали и Боснии-Герцеговине. Министерство финансов США заявило, что оно обнаружило связи между этими подразделениями фонда и сетью “Аль-Каида” Усамы бен Ладена, сомалийской организацией “Аль-Джихад Аль-Ислами” и египетской группировкой “Аль-ГамаатАль-Исламия”.

Как сообщил глава фонда Акил аль-Акил, его организация получала неоднократные обвинения от властей США, которые подозревают ее в финансировании терроризма. Ежегодно крупнейший саудовский благотворительный фонд тратил за границей по тридцать миллионов долларов, и, как утверждает Акил аль-Акил, все они шли на нужды бедных мусульман. Отделения “Аль-Харамайны” в Сомали и Боснии по требованию Соединенных Штатов были закрыты еще в прошлом году. Все остальные филиалы – в Кении, Танзании, Индонезии и Пакистане – будут закрыты в ближайшие месяцы.

Королевский двор ибн Саудов и пакистанская военщина всегда придерживались политики двойных стандартов. Заведомо известно, что принимаемые ими меры как всегда половинчаты в отношении исламистов, поскольку указанные круги не порвут связи с руководящим ядром радикальных организаций.

АЛЬ-ЗУЛЬФИКАР

(al - ZULFUKAR - SWORD of PROPHET - МЕЧ ПРОРОКА)[32]

Террористическая группа в Пакистане. Возможно, является нелегальным боевым крылом Объединенного национального движения (политическая партия потомков эмигрантов из Индии). Развертывание оперативной активности фиксируется с 1978 г. Состав руководства и численность неизвестны. Оперативные параметры - периодические теракты с применением огнестрельного оружия и СВУ (в основном в поездах, автобусах, мечетях и т.д.). Основная операционная зона - провинция Синд. Внешние контакты - сотрудничество с индийской разведывательной службой RAW (предположительно); ранее фиксировались контакты с афганской спецслужбой HAD / WAD.

АЛЬ-БАДР (al-BADR) [33]

Также именуется al-Badr Mudjahedin.

Кашмирская вооруженная группировка в Пакистане. Образовалась в 1998 г. на основе одной из иностранных фракций ВРПО Hizbul-Mujahedin. Входит в Объединенный совет Джихада (см.) и систему транснациональных ВРПО. Запрещена правительством Пакистана в январе 2002 г. Военно-политические лидеры - Бахт Замин-хан, Насер Ахмед, Лукман. Численность личного состава – до 250 - 300 боевиков (кашмирцы, пакистанские и афганские пуштуны). Вооружение – стрелковое оружие, ПТС, мины. Основная операционная зона в Кашмире – район г. Сринагар. Объекты группировки на территории Пакистана фиксируются в г. Кветта (бюро по набору добровольцев, Северо-западная пограничная провинция), г. Лахор (провинция Пенджаб), н.п. Машера (пакистанская зона контроля Кашмира). Боевики группировки принимали участие в боевых действиях в Кашмире (в т.ч. в Каргильской операции 1999 г.), на Северном Кавказе (Дагестан, Чечня, 1999 - 2000 г.г.), в Афганистане (2001 – 02 г.г.). На территории ЧРИ в период 90-х г.г. действовала группа численностью до 40 боевиков (ПК Абу Абдалла Джаафар). Каналы самофинансирования группировки - реализация наркотиков и поддельных долларов США; помощь транснациональных ВРПО, исламских НРПО.

БРИГАДА 055 (BRIGADE 055) [34]

Оперативно-боевое формирование организации al-Qaida в Афганистане. Создано в 1998 г. Формально входило в состав ВС Исламского эмирата Афганистан / ИДТ. Командир – Джума Намангани. Численность – до 1.500 боевиков (арабы, узбеки, уйгуры, чеченцы и др. этнические группы иностранного добровольческого контингента). Тяжелое вооружение - 15 – 20 танков Т-55, артиллерия, минометы, ПТРК, ЗУ. Формирование было окружено силами Северного альянса в районе г. Кундуз в ноябре 2001 г. и фактически разгромлено; значительная часть личного уничтожена и пленена. Остаточный состав интегрирован в переформированные структуры al-Qaida в Восточном Афганистане и на сопредельной территории Пакистана

Джамаат ул-Фукра (США - Пакистан) [35]

(Jamaat ul-Fuqra, Impoverished, Jamaat al-Fuqra, Jihad Council for North America, Muhammad Commandos, Muslims of the Americas, Soldiers of Allah)

Наиболее опасная сегодна террористическая организация исламских экстремистов, действующвя в США. ДФ создана в 1980 в Бруклине, Нью-Йорк, в результате раскола "Чёрных мусульман". Со временем распространила влияние на Пакистан (чему способствовало вторжение Советской Армии в Афганистан) и Северную Африку.

Идеологически ориентируются на восстановление "чистого" ислама. Реализацией исламистской доктрины ДФ стали традиционные для организаций подобного типа терроризм и стремление создавать изолированные поселения в сельской местности, чтобы практиковаться в вере и уберечься от влияния западной культуры. Значительное количество подобных селений расположено в Северной Америке.

Во главе организации находятся пакистанец шейх Мубарак Али Гилани , Хусейн Абдаллах (США), экс-агент разведки Пакистана Имтияз.

Центр организации находится в Пакистане (Лахор), американская штаб-квартира находится в Нью-Йорке. ДФ состоит из многочисленных ячеек, напрямую не подчиняющихся единому руководству.

Боевые операции ДФ проводит на территории Канады, Карибского бассейна, США (Аризона, Колорадо, Нью-Йорк, Пенсильвания, Северо-Запад), Пакистана, Индии. Боевые операции проводит в Индии с территории Пакистана в интересах кашмирских сепаратистов. На территории США ДФ предпринимали вооружённые нападения и взрывы против не разделяющих взглядов ДФ мусульман, а также представителей других национальных и религиозных меньшинств: кришнаитов, индусов, евреев.

ДФ осуществляет координацию с террористическими группировками кашмирских террористов (Hizb ul-Mujahedin и др.), исламистами Филиппин и Афганистана, Хамас, "Черными Мусульманами", Пакистанской и Иранской разведками, правящим в Судане "Национальным Исламским Фронтом".

В своих рядах насчитывает до 300 активных боевиков и до 3000 сторонников.

Финансирование осуществляется за счёт собственных средств и пожертвований сторонников.

ИСЛАМСКИЙ ДЖИХАД – КАШМИР (HARKAT ul - JEHADI / HUJI - MOVEMENT of HOLY WAR) [36]

Кашмирско-пакистанская военизированная группировка. Создана в 80-х г.г. при поддержке межведомственной разведки Пакистана; принимала участие в военных действиях в Афганистане. В начале 90-х г.г. перенесла боевую активность на территорию Кашмира. В 1993 г. вошла в состав группировки Harkat ul-Mujahedin / Harkat ul-Ansar в качестве самостоятельного подразделения. Запрещена правительством Пакистана в январе 2002 г. Официальные регистры – Патриотический Акт США 2001 г. Сведения по составу руководства, численности, наличию вооружения по состоянию на текущий период отсутствуют.

ЛАШКАР-Е-ДЖАНГВИ (LASHKAR-e-JHANGVI / LEJ - the ARMY of JHANGVI) [37]

Военизированная группировка суннитской общины Пакистана. Создана в 1996г. при поддержке религиозно-политических организаций, относящихся к направлению секты Деобанди. Группировка запрещена правительством Пакистана в 2002 г. Лидер - Риза Басра. Численность боевого состава неизвестна. Вооружение – АК, автоматические винтовки, РГ, РПГ, минометы. Основные операционные зоны – провинция Пенджаб (г.г. Лахор, Мултан, Сиалкот). Оперативные параметры - участие в процессе политического насилия с применением огнестрельного оружия и СВУ. Основные объекты терактов - представители шиитской общины. Группировка произвела неудачное покушение на премьер-министра Пакистана Наваза Шарифа (январь 1999 г.); предположительно участвовала в убийстве 5 военнослужащих ВВС Ирана в г. Равалпинди. Неоднократно фиксировались угрозы терактов в отношении объектов и граждан США в Пакистане. Часть боевого состава приняла участие в боевых действиях в Афганистане (2001 – 02 г.г.). Оперативные контакты - группировки Aimal Khufia Action Committee; Islam Inqilabi Mahaz (Движение исламской революции - организация ветеранов афганской войны в г. Лахор). Возможно, имеются контакты с организацией бен Ладена.

ЛАШКАР-И-ТАЙБА (LASKRAR-e-TAYYABA / LT / LET – ARMY of the PURE – ARMY of the PIOUS – ARMY of the RIGHTEOUS – АРМИЯ ВЕРУЮЩИХ / ЧИСТЫХ)[38]

 Военизированная группировка в Пакистане. Экстремистская организация «Лашкар-э-Тайба» (Армия чистых) возникла во время войны в Афганистане в начале 1980-х годов. Состоит из пакистанских и афганских боевиков. Причем финансировалась организация Саудовской Аравией — ближайшей союзницей США на Ближнем Востоке.

Является боевым крылом религиозно-политической организации Markaz-e Daawat-ul-Irshad (MDI) и тесно взаимодействует с бен Ладеном. В свою очередь, «Дават уль-аршад» относится к приверженцам саудовской ветви ваххабизма. По данным компетентных источников, боевики «Лашкар-э-Тайба» принимали участие в боевых действиях во всех конфликтах в мусульманских странах, а также против федеральных сил в Чечне.

Создана в 1980 г. в г. Лахор (по другим сведениям – в 1987 г. в г. Мудрике) с целью военной поддержки сил афганского сопротивления. Входит в состав Объединенного совета Джихада. Находится под идейным влиянием ваххабистского течения ислама (секта Ahl al-Hadees). Группировка официально объявила джихад США и Израилю, а также реализацию двух самостоятельных военно-политических программ Jihad-e-Afghanistan, Jihad-e-Kashmir. С 1993 г. ведет боевые действия в Кашмире. В мае - июле 1999 г. приняла участие в широкомасштабном вторжении кашмирских ВФ в индийскую зону контроля в секторе Каргил. С осени 2001 г. участвует в боевых действиях в Афганистане. Запрещена решением правительства Пакистана от 12.01.02 г. Официальные регистры – Патриотический Акт США 2001 г.; Акт 2001 г. о терроризме (Великобритания).

Военно-политический лидер – профессор Хафиз Мухаммад Саид (находится в заключении). Официальные представители политического крыла – Абдул Рахман Дахил, Абу Осама, Абдулла Мунтазир, Абу Умар. Командиры ВФ – Заки ур-Рахман Лакви, мулла Амир Хамза, Яхъя Муджахид. Численность постоянного состава ВФ – 300 – 400 чел. (включает не менее 100 боевиков арабского происхождения); переменного состава – несколько тысяч чел. С осени 2001 г. фиксируется тенденция к увеличению численности. Личный состав имеет камуфлированную униформу единого образца. Вооружение – стрелковое оружие (АК, автоматические винтовки); РПГ; тяжелые пулеметы; минометы; ППМ / ПТМ / СВУ. Боевая подготовка ВФ опирается на краткосрочные начальные курсы (срок 3 недели), осуществляемые в лагере Музаффарабад и мобильных УЦ. В последующем выпускники направляются в центры повышенной и специальной подготовки, и далее в распоряжение боевых формирований в Кашмире, Афганистане, Косово, Чечне, Узбекистане, Таджикистане. До осени 2001 г. боевики LET проходили специализированную подготовку в УЦ Джалилабад (Афганистан). Операционные зоны - долина Кашмира, сектора Пунч, Дода, Раджаури Основные базовые районы находятся на территории Пакистана (г.г. Мудрике, Музаффарабад, другие населенные пункты пакистанского сектора Кашмира и провинции Пенджаб). С начала 2002 г. фиксируется свертывание активности структур на территории Пакистана и перевод их деятельности в конспиративный режим.

Оперативные параметры на поле боя – партизанские боевые действия низкой интенсивности в индийской зоне контроля в Кашмире. С лета 1999 г. фиксируется активное применение боевиков - смертников (fidayeen) для диверсий против постов и других объектов индийских сил безопасности (только за 6 мес. уничтожено св. 60 военнослужащих). При проведении операций в основном применяется ВВ типа RDX.. Оперативные параметры вне поля боя – теракты с применением СВУ; массовые расправы над коллаборационистами и представителями немусульманских общин в населенных пунктах Кашмирской долины. Структуры политического прикрытия – центры Markaz Dawah wal Irshad, Markaz-e-Tyyaba Muridke. По состоянию на конец 2001 г. группировка контролировала св. 100 религиозных школ, в учебную программу которых включены элементы боевой подготовки. Каналы финансирования – сбор средств и добровольных пожертвований со сторонников.Внешние контакты - организация УБЛ; ИДТ; пакистанские, арабские, филиппинские, чеченские ВРПО / НРПО; пакистанская разведывательная служба ISI; разведывательная служба Саудовской Аравии. Во второй половине 80-х г.г. фиксировались оперативные контакты с ЦРУ США. В октябре 2000 г. группировка объявила о наборе 20.000 добровольцев для направления в зону арабо-израильского конфликта (реальные мероприятия предприняты не были). До 600 боевиков LET приняли участие в боевых действиях в Афганистане зимой 2001 / 02 г.г. Контролируемые СМИ – ежемесячный журнал Ad-Daawa (Призыв).

«Дават уль-аршад» оказывает финансовую и военную помощь сепаратистам на Северном Кавказе. Так, после завершения первой чеченской кампании ее члены остались на Кавказе для распространения ваххабизма. Известно также, что эта организация проводит активную деятельность в государствах Средней Азии. Участвует в подготовке и вооруженных выступлениях боевиков из числа таджикских и узбекских радикалов. Имеет тысячи сторонников в Пакистане, базируется в его, восточных районах и, так же как «Харакат уль-моджахедин», ведет войну с индийской армией в штате Джамма и Кашмир. Ее лидер Хафиз Сайд объявил джихад Израилю. Организация попала в поле зрения американских спецслужб сразу после того, как пассажирские лайнеры торпедировали небоскребы в Нью-Йорке и здание Пентагона в Вашингтоне. Именно группировка «Лашкар-э-Тайба» взяла на себя ответственность за проведение этих акций. Было заявлено, что эту серию терактов совершила группа исламских смертников под руководством некоего Абу Самама. Через некоторое время представитель этой группировки опроверг заявление о причастности к этим терактам. Но было уже поздно, американские спецслужбы сделали свои выводы. Организация попала в «черный» список.

КРЫЛО ДЖИХАДА В АРАВИИ (al-JANAH al-JIHADI fil-JAZEERA al-ARABIYA – HOLY WAR WING in the ARABIAN PENINSULA) [39]

Военизированная религиозно-политическая группа в Саудовской Аравии.

Предположительно входит в состав организации бен Ладена.

Впервые зафиксирована весной 1995 г. Выступает против правящей династии и военного присутствия США, Великобритании на территории страны. Запрещена законом. Идейный лидер - шейх Салман бен Фахд аль-Ода. Состав оперативного руководства неизвестен. Численность - до 5.000 боевиков и активистов (в т.ч. ветераны войны в Афганистане) + 15.000 - 20.000 чел. сочувствующих (в т.ч. до 10.000 активистов шиитской общины Восточной провинции Саудовской Аравии). Филиал группы в Эр-Рияде выделен в самостоятельное подразделение - Вооруженное исламское движение. Все структуры функционируют в конспиративном режиме. Внешние контакты – организация УБЛ; Общенародный арабо-исламский конгресс; спецслужбы Ирана. Подготовка боевиков осуществляется в Судане, Афганистане, Пакистане, Йемене.

Харакат ул-Ансар (Harakat ul-Ansar, Пакистан)[40]

Исламистская группировака, борющаяся за присоединение Кашмира к Пакистану. Создана в октябре 1993 года в результате соединения пакистанских группировок Харакат ул-Джихад ал-Ислами и Харакат ул-Муджахедин.

Лидер ХУА Маулана Садатулла Хан провозгласил целью борьбу против неверующих и антиисламских сил. На территории Кашмира ХУА провёл серию дивирсий против военных и гражданских объектов Индии. Также осуществляет помощь мусульманским организациям, находящимся на территроии Кашмира, таким, как Ал-Фаран (ответственна за похищение четырёх иностранцев в 1995 г.).

Организация располагает разнообразным вооружением: лёгкое и тяжёлое стрелковое, миномёты, ракеты, взрывчатка.

Организация располагает несколькими тысячами боевиков, находящимися в Кашмире, Пакистане, Индии. Ядро организации составляют до 300 ветеранов войны в Афганистане: пакистанцы, кашмирцы, афганцы и арабы. Для исламистов, разделяющих цели борьбы Харакат ул-Ансар, открыт доступ в организацию. Для них проводятся курсы боевой подготовки. Основная база организации находится в Музафарабаде; организация располагает офисами в большинстве Пакистанских городов, в террористической деятельности опирается на тренировочные лагеря и базы боевиков, находящиеся в Афганистане и Пакистане.

Другой аспект деятельности Харакат - международный исламский терроризм. Боевики ХУА принимают участие в вооружённых действиях на территории Бирмы (Араканс), Боснии (где впервые появились в 1992), Таджикистана (в 1992 - 1994 принимали участие в военных дейситвиях на территории таджикистана, позже вели подготовку боевиков исламской оппозиции, базирующейся в южных районах страны и Афганистане), на Филлипинах, в странах Ближнего Востока. Халед Аван так комментирует международную террористическую деятельность Харакат: "Мы полагаем, что границы никогда не могли разделить мусульман. Мы - одна нация, и мы будем едины". ХУА получает финансовую поддержку от Саудовской Аравии и других традиционалистских арабских режимов.

Харакат эль-Моджахедин (ХЭМ) [41]

Полное наименование "Харакат уль-муджахидин" (ХУМ), также известный как "Харакат уль-ансар", ХУА, "Аль-хадид", "Аль-хадит", "Аль-фаран"

Описание Бывший "Харакат уль-ансар", включенный в перечень иностранных террористических организаций в октябре 1997 г., ХУМ представляет собой базирующуюся в Пакистане исламскую мятежную группу, которая действует, главным образом, в Кашмире. Ее лидер Фазлур Рехман Халиль связан с бин Ладеном и в феврале 1998 г. подписал его "фатву", призывающую к атакам на американские и западные интересы. Имеет лагеря по подготовке террористов в восточном Афганистане и понесла потери при ракетных ударах США по связанным с бин Ладеном учебным лагерям в Ховсте в августе 1998 г. Впоследствии Фазлур Рехман Халиль заявил, что ХУМ отомстит Соединенным Штатам.

Деятельность. Имела лагеря по подготовке террористов в восточном Афганистане. «Харакат уль-моджахедин» понесла потери после ударов по учебной базе в Хосте в августе 1998 года, за что лидеры организации обещали отомстить США.

«Харакат уль-моджахедин» проводит спецоперации против индийских войск и мирных граждан в Кашмире.

В июле 1995 г. боевики похитили пятерых западных туристов. Один из пленников был убит в августе 1995 г., а четверо казнены через три месяца. Боевики организации принимали участие в вооруженных действиях на территории Бирмы (Араканс), Боснии (где впервые появились в 1992 г.), Таджикистана (где в 1992—1994 гг. принимали участие в военных действиях, позже вели подготовку боевиков исламской оппозиции, базирующейся в южных районах страны и в Афганистане), на Филиппинах, в странах Ближнего Востока. Лидеры организации так обосновывают эту практику: «Мы полагаем, что границы никогда не могли разделить мусульман. Мы — одна нация, и мы будем едины».

При проведении террористических актов использует тяжелые и легкие пулеметы, штурмовые винтовки, автоматы, минометы, взрывчатку и ракеты. Несколько тысяч боевиков находятся в Азад-Кашмире (Пакистан), на юге Кашмира и Доды (Индия). Этнический состав организации достаточно пестрый: среди них есть арабы (ветераны войны в Афганистане), пакистанцы, афганцы и кашмирцы. Главная база располагается в Музаффарабаде (Пакистан). Принимает пожертвования из Саудовской Аравии; Пакистана и некоторых других исламских стран.

Численность Насчитывает несколько тысяч вооруженных сторонников в Азад-Кашмире (Пакистан), а также на юге Кашмира и Доды (Индия). Среди сторонников преобладают пакистанцы и кашмирцы, однако среди них есть и афганцы, а также арабы-ветераны войны в Афганистане. Использует легкие и тяжелые пулеметы и автоматы, штурмовые винтовки, минометы, взрывчатые вещества и ракеты.

Расположение. Главная база находится в Музаффарабаде (Пакистан), однако члены организации ведут зона действия повстанческую и террористическую деятельность в основном в Кашмире. Подготовку своих боевиков Харакат эль-моджахедин (ХЭМ) ведет в Афганистане и Пакистане.

Внешняя. Принимает пожертвования из Саудовской Аравии и других стран Персидского залива и помощь исламских государств, а также от пакистанцев и кашмирцев. Источник и объем военной помощи ХЭМ неизвестны.


Заключение

Менее чем полувековая история исламской идеологии было определяющим в становлении и развитии государства.

Последние же двадцать лет еще более утвердили тесную взаимосвязь государственной власти и религиозных партий и организаций, прежде всего сторонников исламского фундаментализма

Они вынуждают правительство идти на уступки, создавая основу для превращения законов Шариата в правовую основу, при этом подстраивая Коран под свою идеологию.

Важным становится тот факт, что эти организации распространяют свои идеи на все сферы жизни общества, и таким образом, тормозят развитие государства. Помимо этого, для осуществления собственных задач, эти радикально настроенные партии и организации оказывают сильнейшее воздействие на воспитание и образование нового поколения, при чем настаивают на совмещении религиозного и воинствующего начала.

 К тому же современная власть в лице Н. Шарифа П. Мушаррафа в своей политике косвенно поддерживает эти организации. Происходит новое слияние армии с силами и идеалами исламского радикализма. Это в свою очередь способствует формированию и развитию террористических организаций на территории Пакистана, а также распространение, влияние и установление контактов с международными террористическими организациями.

Фактическое превращение ислама в государственную религию было обусловлено во-первых, тем, что ислам и так был в Пакистане господствующей формой общественного сознания, а во-вторых, тем, что это диктовалось потребностями военного режима Зия уль-Хака, так как обеспечивало в глазах большей части населения легетивность военной власти.

Было бы слишком просто и неправильно считать, что неудачи демократии связаны в Пакистане исключительно с происками религиозных экстремистов из правых религиозных партий. Следует, по-видимому, учитывать и особенности политической культуры, определяющей общественное сознание в этой стране, то

есть те факторы, которые препятствуют превращению мусульманской общины в электорат, субъект демократии.

Исторические исследования показывают, что политическая культура в Пакистане, складывавшаяся на протяжении десятилетий, а если оперировать историческими категориями, то на протяжении столетий, испытала на себе сильное, а возможно, и решающее влияние со стороны феодалов и улемов. Если отбросить все второстепенное, она основывалась на суевериях и фатализме, т. е. чертах, которые присущи духовному пастырю мусульман - мулле. Именно эта культура повинна, в частности, в том, что по сей день сельский житель (большинство населения) исходит в своих суждениях и предпочтениях из доктрины такдира, предписывающей уважение к традициям и покорность судьбе. Это значит, что он готов принять как божье предназначение все, включая нищету и даже рабский труд на своего феодала. Такое восприятие жизни вкупе с непоколебимыми сектантскими и этническими привязанностями формирует его сознание, предопределяет политические симпатии и антипатии.

Тот факт, что в ходе четырех последних избирательных кампаний (1988-1997 гг.) борьба шла не между экономико-политическими программами, а между личностями (кланами), во многом объясняется этим. Другими словами, законы традиционного общества и религия выступают в качестве фактора консерватизма и социально-политического статус-кво, даже когда на пути позитивных преобразований не стоит препятствий в виде диктатуры.

Что касается северо-запада Индии, то англичане оставили здесь после себя слаборазвитую экономическую и социальную структуру. Следует, однако, отметить, что вместе с этим они оставили в наследство Пакистану слаженный бюрократический аппарат и приличную армию. Соответственно, делами в народившемся государстве заправляли крупная земельная аристократия и верхушка госаппарата, а также военные как часть госаппарата со специфическими функциями. Предпринимательская прослойка, или буржуазия, была очень слабой и не могла претендовать на право голоса в государственных делах, а ведь именно она была носительницей демократической идеологии, силой, которая была непосредственно заинтересована в установлении в Пакистане демократической системы правления.

Это не значит, что в Пакистане после Джинны не осталось сил, которые считают утверждение в стране демократии делом своей жизни. Такие силы есть, и, несмотря на то, что они сравнительно малочисленны, их голос хорошо слышен. Это, конечно, пакистанская интеллигенция, представители так называемых свободных профессий (юристы, врачи, журналисты, художники и др.), а также крепнущая (хотя и медленно) буржуазия. Более того, магистральная линия политической борьбы в стране проходит именно между демократами и сторонниками построения в стране «истинно исламского государства», среди которых наиболее организованной и многочисленной партией является Джамаате ислами (ДИ).

Эта партия, а также родственная ей по идеологии и приближающаяся по политическому влиянию Джамиатул улемае ислам (ДУЙ) были инициаторами законодательного закрепления исламских принципов. В действующей конституции преамбула – это почти дословно Резолюция о целях, подготовленная религиозными партиями в 1949 г. Демократы сделали им эту уступку, ошибочно полагая, что это тактический шаг назад, который можно будет нейтрализовать в будущем. Между тем с Резолюции о целях началось наступление исламистов на позиции демократов, наступление, нередко приносившее им победу.

Давая характеристику нынешней политической ситуации в Пакистане, следует подчеркнуть, что в расстановке сил в последнее десятилетие произошли определенные, довольно значительные изменения. При том, что разделительная линия в принципе, как и раньше, проходит между демократами и исламистами, позиции первых заметно ослабли, в то время как сторонники исламского пути развития в целом не только сохранили силы, но и заметно приумножили число своих последователей.

Новым моментом является очередной выход на авансцену национальной политики вооруженных сил. Военный режим генерала Первеза Мушаррафа не отменял конституцию, не вводил военного положения, однако именно ему принадлежит вся полнота власти.

Взаимоотношения между исламистами и армией в Пакистане всегда были неровными. Айнзб-хан на дух не принимал религиозные партии и вообще исламистов, хорошо понимая мотивацию их политики и плохо скрытое стремление к власти. Несмотря на собственную религиозность, он считал, что вера и религия должны быть отделены от политики. Примерно таких же взглядов придерживался и Яхья-хан. Исламисты при них были в оппозиции, а при Айюб-хане ДИ как инициатор преследований против секты ахмадийя в 1954г. подверглась довольно суровым репрессиям.

Сотни активистов ДИ были осуждены, а амиру партии маулане Маудуди был вынесен смертный приговор, позже, правда, отмененный Верховным судом.

Совсем другая ситуация сложилась при военном диктаторе Зия уль-Хаке. Он исповедовал ислам ДИ, и потому сразу же после переворота, в результате которого он пришел к власти, эта партия была привлечена в качестве главного консультанта в деле законодательной и прочей исламизации. Позже она стала младшим партнером военного режима. В течение одиннадцати лет ДИ выполняла функцию главного арбитра в вопросах, связанных с религиозными нововведениями. Эта сравнительно важная роль, однако, нисколько не уменьшила аппетитов ДИ. Она никогда не переставала думать о верховной власти, но прагматизм диктовал ей умеренность и послушание: сила армии была неизмеримо

больше возможностей партии. Положение младшего партнера даже давало определенные выгоды. Можно было, например, расправляться с наиболее серьезными пропагандистами светского пути развития руками военных, не беря на себя ответственность за репрессии.

Армия выдала ДИ карт-бланш в деле идеологической индоктринации населения. В качестве противопоставления принципам секуляризма и демократии идеологами ДИ выдвигалась так называемая «идеология Пакистана», состоявшая их четырех главных компонентов: 1) ислам - государственная религия, 2) урду - национальный язык, 3) Кашмир - неотъемлемая часть Пакистана, 4) сильная армия - гарант целостности и процветания страны.

Объявление ислама государственной религией должно было стать первым шагом на пути превращения Пакистана в исламское теократическое государство. Урду как национальный язык мыслился как средство подавления и постепенной ликвидации регионалистских тенденций среди коренного населения. Признание

Кашмира в качестве неотъемлемой части Пакистана должно было лишний раз продемонстрировать единство мусульман (в конце концов, это был единственный лозунг «идеологии Пакистана», не вызывавший разногласий. И потом ведь «К» в аббревиатуре «Пакистан» означал Кашмир). И наконец, пункт, касавшийся армии как гаранта целостности и процветания Пакистана, делал вооруженные силы одной из опор ДИ и способствовал утверждению среди офицерского состава идеи исламизации.

Задача исламской идеологизации общества, выполнение которой взяла на себя ДИ, была не из легких. История Пакистана, по версии ДИ, начиналась не в те доисторические времена, когда процветала цивилизация Гандхары и долины Инда (Мохенджо Даро и Хараппы), а с завоевания Синда омейядским военачальником Мухаммедом бин Касимом в VIII веке нашей эры, и вообще, Пакистан как в те далекие времена, так и сейчас — это часть Среднего Востока, но не Южной Азии. Какое-либо влияние индийской (индусской) культуры на культуру мусульманской общины отрицалось. В связи с этим классический танец как порождение культуры индуизма был запрещен, музыка и театральные постановки тоже практически попали под запрет. С раннего возраста детям преподавали арабский язык (как правило, очень плохо, так как учителями были местные муллы), а все, что было связано с этноисторическими корнями, напрочь отрицалось. Стоит задуматься над тем, что сегодняшние талибы-пуштуны в Афганистане - это как раз и есть продукт подобного рода обучения.

В настоящий момент пакистанское общество более чем когда-либо подвержено влиянию религиозного экстремизма. Демократия как форма общественного устройства всегда была весьма слабой в Пакистане,- а иногда явно. Даже в периоды гражданского правления декларируемые демократические ценности служили лишь прикрытием авторитаризма. Такой, в частности, была и власть Наваза Шарифа. Многие пакистанцы сегодня видят избавление от жизненных бед в исламской альтернативе. Это не значит, что на следующих выборах (когда и если они состоятся) они дружно бросятся голосовать за кандидатов от религиозных партий. Они уже демонстрировали способность отделять зерна от плевел, лозунги исламистов от их реальных возможностей. Однако нельзя не отметить, что общий настрой в отношении религиозных партий и вековых порядков меняется в пользу последних. Становится все более очевидным, что еще не пришло время хоронить законы традиционного общества. Именно во времена кризисов они восстают и заявляют о себе. Принцип «больше традиционного общества - меньше демократии» работает без сбоев.

Надо сказать, что после гибели Зия уль-Хака ДИ переживала нелегкие времена. Протекции центра она лишилась и стремление к власти могла теперь реализовать только через выборы, а этот путь не обещал ей ничего хорошего. 11-летнее безбедное существование под крылышком армии укрепило позиции конформистов, которые заявляли, что излишняя революционность только отдаляет партию от власти. Начался отток из ДИ фанатично настроенных элементов. Они присоединялись к различным множившимся джихадистским организациям, готовившим моджахедов для заброски в Кашмир и Афганистан.

Только в конце 90-х руководство партии осознало, что потеря революционного имиджа грозит ДИ превращением в политического маргинала. Поэтому после пленума 1997г. партия берет курс на привлечение в свои ряды массы новых членов, которым было обещано построение исламского государства даже с помощью крайних, революционных средств.

Новая революционность использовалась, однако, в основном для рекрутирования молодежи, но не против правящего режима. Даже правление Наваза Шарифа подвергалось сравнительно мягкой критике. В вопросе отношения к армии (после октября 1999 г.) ДИ и ее лидеры демонстрировали заметную умеренность.

С одной стороны, это был признак интеграции ДИ в истэблишмент, с другой - указание на то, что партия продолжает питать надежды на будущее сотрудничество с военными властями.

Переворот, совершенный 12 октября 2000 года генералом П. Мушаррафом, показал рискованность каких-либо долгосрочных прогнозов относительно настроений в армии. Следует признать, что широко распространенная точка зрения о нежелании армии после 1988 г. выполнять какие-либо неконституционные функции и активно участвовать в политическом процессе оказалась ошибочной. Несмотря на заявления двух предыдущих начштаба Мирзы Аслам Бега и Джехангира Карамата о том, что отныне армия сосредоточит все свое внимание исключительно на защите государственных границ, следующий военачальник генерал П. Мушарраф отмел эту точку зрения как устаревшую. Сторонники неучастия армии в политике и отказа от помощи гражданским властям во времена кризисов оказались в меньшинстве.

Интересно, однако, отношение командования вооруженными силами к религиозным партиям и исламу как политическому фактору. Нет сомнений, что среднее звено офицерства или значительная его часть, а также и часть генералитета, как и прежде, находится под влиянием исламских фундаменталистов и ДИ как наиболее организованной их силы. Генералитет, ответственный за принятие решений, не един и придерживается разных точек зрения на проблему взаимоотношений с улемами.

Относительно личной позиции генерала Мушаррафа ясности тоже нет. С одной стороны, аналитики склоняются к тому, что он скорее тяготеет к принципиальной позиции турецкого реформатора Кемаля Ататюрка, исповедовавшего секулярные взгляды, чем Зия уль-Хака. Однако в поведении генерала наблюдается определенная противоречивость. Наряду со смещением начштаба и человека №2 в иерархии военной власти генерала Азиз-хана, он сделал несколько реверансов в сторону религиозных экстремистов, а главное - встал на их сторону в вопросах отношения к терроризму, по Кашмиру и режиму «Талибан» в Афганистане. В ходе переговоров с президентом США Клинтоном, совершившим кратковременную остановку в Исламабаде по пути из Индии в 2000 г., он дал свою собственную трактовку понятия терроризм и заявил, что следует различать терроризм и освободительную борьбу народов. Из чего следовало, что действия пакистанских джихадистских организаций в Кашмире, например, это освободительная борьба. Между тем США официально объявили некоторые из них террористическими.

В настоящий момент ни исламисты, никто другой не в состоянии бросить вызов армии и заявить о своих претензиях на власть. Если у главы режима нет тайных альтернативных планов, то, по-видимому, из трех лет, отпущенных Мушаррафу Верховным судом Пакистана на то, чтобы поставить страну на путь стабильного развития, он останется у руля еще два оставшихся года. Что будет потом, предсказать трудно. Ясно лишь, что придет время, и бразды правления будут переданы гражданским лицам. Как показывает жизненная практика, армия, несмотря на опыт пребывания у власти, не может долгое время управлять государством, она просто не для этого создана. Даже поддержать политическую стабильность - то, ради чего, по словам генералов, совершаются перевороты, она может лишь сравнительно непродолжительное время. Дальше неизбежно начинаются волнения и беспорядки, ведущие к отчуждению от военного режима целых социальных слоев и даже провинций. Так было при Айюб-хане, Яхья-хане и Зия уль-Хаке.

Вместе с тем поступательное усиление исламистов говорит о том, что нельзя исключать их выдвижение на передовые позиции пакистанской политики и даже прихода к власти, вполне возможно в тандеме с армией. Кто в этом тандеме будет играть главную скрипку, другой вопрос. Во всяком случае в национальной политике ислам будет играть роль неотъемлемого, а возможно, определяющего элемента.


Источники

1.Коран. Перевод смыслов и комментарии. Пер. Прехова В.М. М., 2002.

2.Ганковский Ю.В., Москаленко В.Н. Три конституции Пакистана, 1975

Литература:

1.    Белокреницкий В.Я. Исламский радикализм Пакистана: эволюция и роль в регионе. Центральная Азия и Кавказ. 2003. № 6.

2.    Белокреницкий В.Я. Особенности модернизации на мусульманском Востоке. М., 1997.

3.    Белокреницкий В.Я. Элементы «большой игры» в войне Запада против терроризма // Центральная Азия и Кавказ. 2001. № 6/18.

4.    Ганковский Ю.В. Ислам и социальные структуры Ближнего и Среднего Востока. М., 1990.

5.    Ганковский Ю.В. Ближний и Средний Восток: Экономика и история. М., 1983.

6.    Ганковский Ю.В. и Гордон-Полонская Л.В. История Пакистана. М., 1961.

7.    Ганковский Ю.В. и Москаленко В.Н. Политическое положение в Пакистане. Государственный переворот 1958 г. и военная диктатура 1960.

8.    Ганковский Ю.В. Ислам и проблемы национализма в странах Ближнего и Среднего Востока. М., 1986.

9.    Ганковский Ю.В. Пакистан: история и экономика. М., 1980

10.  Ганковский Ю.В.Ислам: проблемы идеологии, права, политики и экономики. М., 1985.

11.  Ганковский Ю.В.Пакистанское общество. М., 1987

12.  Гареева Г.И. Фундаментализм и опыт государственного строительства в Пакистане // Ислам и политика / Отв. ред. Белокреницкий В.Я. и Егорин А.З. М., 2001.

13.  Добаев И.П. Исламский радикализм: генезис, эволюция, практика. Ростов-на-Дону. 2003.

14.  Еремеев Д.Е. Ислам: Образ жизни и стиль мышления. М., 1990.

15.  Жмуйда И.В. Исламизация в Пакистане // Вопросы научного атеизма, 1983, вып. 31.

16.  Жмуйда И.В. Исламские принципы в экономике Пакистана // Ислам в странах Ближнего и Среднего Востока: Сб.ст. М., 1982.

17.  Жмуйда И.В. Пакистан: внутренние и внешние факторы развития (70-80гг.) М., 1988.

18.  Змеевский А., Тарабрин В. Терроризм. Нужны скоординированные усилия мирового сообщества. // Международная жизнь. 1996. № 4.

19.  Игнатенко, Степанянц, Морозова. Пакистан: проблемы политики и экономики. М., 1978.

20.  Илларионов С.И. Террор и антитеррор в современном мироустройстве. М., 2003.

21.  Ислам в современной политике стран Востока (конца 70 – начала 80 гг. ХХ в.). М., 1987.

22.  Ислам в странах Ближнего и Среднего Востока. М., 1982.

23.  Ислам на постсоветском пространстве: взгляд изнутри. М., 2001.

24.  Керимов Г.М., Ислам и его влияние на общественно-политическую жизнь народов Ближнего и Среднего Востока. М., 1982.

25.  Кожушко Е.Н. Современный терроризм: Анализ основных направлений/ Под общ. ред. Тараса А.Е. 2000.

26.  Коровиков А.В. Исламский экстремизм в арабских странах. М., 1990.

27.  Косиченко А.Г., Асимбаев М.С., Султанов Б.К., Шаманов А.Ж., БегашевН.К., Нурмухамедов Б.Ж. Современный терроризм: взгляд из Центральной Азии. Алматы, 2002.

28.  Левин З.И. Ислам в арабских странах: нетрадиционализм и возрожденчество (вторая половина ХХ в.)- Зарубежный Восток. М., 1983.

29.  Левин З.И. О пределах радикальности «исламского социализма» (арабские страны). Ислам: проблемы идеологии, права, политики и экономики. М., 1985.

30.  Малашенко И.В. В поисках альтернативны: арабские концепции путей развития. М., 1991.

31.  Маудуди А.А. Образ жизни в исламе. М., 1993.

32.  Москаленко В.Н. Внешняя политика Пакистана: Формирование и основные этапы эволюции. 1984. С.213.

33.  Москаленко В.Н. Проблемы современного Пакистана. М., 1970.

34.  Мукиджанова Р.М., Пакистан, Южная Азия и политика США. 1974

35.  Пакистан: Справочник. М., 1991.

36.  Плешов О.В. Ислам, исламизм и номинальная демократия в Пакистане. М.,2003.

37.  Плешов О.В. Талибанизация Пакистана -угроза реальная или мнимая?//Мусульманские страны у границ СНГ. : Сб.ст. М., 2001.

38.  Полонская Л. Р. Мусульманские течения в общественной мысли Индии и Пакистана.М., 1981

39.  Полонская Л.Р. Ислам и политика на современном Востоке. – Наука и религия,М., 1983. №8.

40.  Пономарев Ю.А История мусульманской религии Пакистана. М., 1982

41.  Примаков Е.М., Война «исламского фундаментализма». Проблемы и уроки. //Вопросы философии. 1985. № 6.

42.  Серенко И.Н. Пакистан: народное образование и религия //Мусумальнские страны у границ СНГ:Сб.ст.М., 1994.

43.  Требин М.П. Терроризм в ХХ1 веке. Минск, 2003.

44.  Хантингтон С. Столкновение цивилизаций? // Полис 1994. № 1.

45.  Шерковина Р.И. Политические партии и политическая борьба в Пакистане 60-70 г.г.М., 1983.

46.  National Education Pelicy’92 (1992-2002). Islamabad: Ministry of Education, 1992, p.13

Интернет-ресурсы

1. www.terrorism.ru

2. Ветер с Востока// Итоги – 2004. №25 (www.itogi.ru)

3. Саид Ахмад ДЖАЛОЛИДДИН, Исламская благотворительная организация “Ал-Харамейн”, Лондон 10,сентябpя 2003 (http://www.navi.kz/articles/?artid=4385)

[1] Ганковский Ю.В., Москаленко В.Н. Три конституции Пакистана, 1975. С.82

[2] Коран. Перевод смыслов и комментарии. Пер. Прехова В.М. М., 2002.С.54

[3] Коран. Перевод смыслов и комментарии. Пер. Прехова В.М. М., 2002. С.62

[4] Цитата по:Коровиков А.В. Исламский экстремизм в арабских странах. М., 1990. С.39

[5] Коран. Перевод смыслов и комментарии. Пер. Прехова В.М. М., 2002. С.65

[6] Цитата по:Коровиков А.В. Исламский экстремизм в арабских странах. М., 1990.С.43

[7] Коран. Перевод смыслов и комментарии. Пер. Прехова В.М. М., 2002. С.70

[8] Цитата по:Коровиков А.В. Исламский экстремизм в арабских странах. М., 1990.С.47

[9] Коран. Перевод смыслов и комментарии. Пер. Прехова В.М. М., 2002. С.72

[10] ПАРТИЯ ПАКИСТАНСКОГО НАРОДА (ППН), основана в 1967 З.А.Бхутто. В предвыборном манифесте партии в 1970, считавшемся ее программой, политическое кредо ППН определялось тремя основными лозунгами: «Ислам — наша вера, демократия — наша форма правления, социализм — наша экономическая система». Манифест выдвигал задачу построения в Пакистане бесклассового общества, основанного на социальной справедливости. Предполагалось осуществить ликвидацию в стране монополий, национализировать основные отрасли промышленности, банки, страховые компании, транспорт, уничтожить феодальные пережитки в аграрных отношениях, развить кооперативное движение в деревне, улучшить условия жизни и труда рабочего класса. В области внешней политики акцент делался на расширение отношений с мусульманскими странами, осуждение военных блоков.

[11] Ганковский Ю.В., Москаленко В.Н. Три конституции Пакистана, 1975. С.64

[12] Ганковский Ю.В., Москаленко В.Н. Три конституции Пакистана, 1975. С.64

[13] Ганковский Ю.В., Москаленко В.Н. Три конституции Пакистана, 1975. С.32

[14] Шерковина Р.И. Политические партии и политическая борьба в Пакистане М., 1983. С.24

[15] Цитата по: Плешов О.В. Ислам, исламизм и номинальная демократия в Пакистане. М.,2003.С.105

[16] Цитата по: Плешов О.В. Ислам, исламизм и номинальная демократия в Пакистане. М.,2003.С.110

[17] Ганковский Ю.В.Пакистанское общество. М., 1987. С.40

[18] Ганковский Ю.В., Москаленко В.Н. Три конституции Пакистана, 1975. С.50

[19] Жмуйда И.В. Исламские принципы в экономике Пакистана // Ислам в странах Ближнего и Среднего Востока: Сб.ст. М., 1истана, 1975. С.50

[19] Жмуйда И.В. Исламские принципы в экономике Пакистана // Ислам в странах Ближнего и Среднего Востока: Сб.ст. М., 1982. С.158

[20] Коран. Перевод смыслов и комментарии. Пер. Прехова В.М. М., 2002.С.80

[21] Цитата по: Плешов О.В. Ислам, исламизм и номинальная демократия в Пакистане. М.,2003. С.113

[22] Жмуйда И.В. Исламские принципы в экономике Пакистана // Ислам в странах Ближнего и Среднего Востока: Сб.ст. М., 1982. С.160

[23] Коран. Перевод смыслов и комментарии. Пер. Прехова В.М. М., 2002.С.86

[24] Жмуйда И.В. Исламские принципы в экономике Пакистана // Ислам в странах Ближнего и Среднего Востока: Сб.ст. М., 1982. С.166.

[25] Цитата по: Плешов О.В. Ислам, исламизм и номинальная демократия в Пакистане. М.,2003.С.115

[26] Ганковский Ю.В., Москаленко В.Н. Три конституции Пакистана, 1975. С.72

[27] Серенко И.Н. Пакистан: народное образование и религия //Мусульманские страны у границ СНГ:Сб.ст.М., 1994. С.230

[28] Серенко И.Н. Пакистан: народное образование и религия //Мусульманнские страны у границ СНГ:Сб.ст.М., 1994. С.235

[29] National Education Pelicy’92 (1992-2002). Islamabad: Ministry of Education, 1992, p.13

[30] National Education Pelicy’92 (1992-2002). Islamabad: Ministry of Education, 1992, p.13

[31] Там же, р.20

[32] www.terrorism.ru

[33] www.terrorism.ru

[34] Там же.

[35] www.quardantiterror.ru

[36] www.terrorism.ru

[37] www.terrorism.ru

[38] www.terrorism.ru

[39] Ветер с Востока// Итогию – 2004. №25 (www.itogi.ru)

[40] www.terrorism.ru

[41] www.terrorism.ru