Курсовая работа: Русско-германские отношения в начале ХХ века

Содержание

Введение

Глава I. Соотношение сил на международной арене в начале ХХ века и внешнеполитическая доктрина Германии в начале ХХ века

Глава II. Попытки русско-германского сближения в 1904-1907 гг.

Заключение

Список литературы

Введение

Проблема отражения на различных уровнях общественного сознания взаимоотношений того или иного социума с окружающим миром за последнее время получила значительную актуальность. Складывающиеся на протяжении сравнительно длительного времени стереотипы восприятия ("образы") других стран и народов, неся на себе определенную социальную нагрузку, в массовом сознании обладают значительной инерционностью и могут выступать в качестве достаточно устойчивого традиционного фактора.

В настоящее время уже очевидна невозможность достоверного анализа состояния и перспектив межгосударственных отношений без учета сложного комплекса чувств и настроений во взаимоотношениях социумов, взаимопроникающих стереотипов и противоречивых представлений, складывающихся под влиянием исторических традиций, идеологической деятельности правящих кругов государств, классовых симпатий или антипатий представителей тех или иных слоев общества.

Не преувеличивая степень обратного воздействия на политику такого рода стереотипов и представлений, заметим, что косвенно они влияют на формирование особого, специфического микроклимата во взаимоотношениях между отдельными народами. Примером такого рода являются российско-германские отношения.

Начало ХХ столетия - это особая эра. Начинался век невиданного динамизма во всех сферах жизни человека и общества, эпоха глобализации мировой истории, когда человечество впервые по-настоящему осознает, в каком взаимозависимом и хрупком мире мы существуем, когда процесс развития отдельных цивилизаций и регионов обретает все больше общих черт. Это начало века торжества разума и науки и одновременно - войн, страшных трагедий, когда под вопрос ставились сами понятия прогресса, гуманизма, ценности человеческой жизни.

В этот период на авансцену мировой политики выходят страны, на протяжении предыдущих веков не игравшие первых ролей в международных отношениях. К числу таких стран мы относим и Германскую империю, заявившую о своей мощи после победы в франко-прусской войне. В этот период Германия начинает играть значительную, если не ведущую роль в мировой политике.

Одним из важных направлений германской внешней политики в рассматриваемый период являются отношения с Российской империей. Германия традиционно являлась союзником России, однако в начале ХХ столетия пути этих двух великих держав коренным образом разошлись в силу ряда причин, вызванных особенностью самой эпохи.

В этой связи представляется актуальным рассмотрение русско-германских отношений начала ХХ века.

Тема курсовой работы сформулирована следующим образом: "Русско-германские отношения в начале ХХ века".

Цель работы: анализ русско-германских отношений в начале ХХ века.

Задачи работы:

1. Соотношение сил на международной арене в начале ХХ века и внешнеполитическая доктрина Германии в начале ХХ века

2. Анализ попыток сближения России и Германии в 1904 - 1907гг.

Для решения данных задач и реализации цели исследования нами были привлечены следующие источники.

Важную часть их составляют официально-документальные материалы, представленные в хрестоматии по истории нового времени и сборниках документов. [1]

Анализ статистических данных, приводимых в сборниках документов по новой истории, позволяет нам исследовать роль Германской империи в мировой экономике и определить ее роль в ряде прочих империалистических держав. [2]

Важным источником является также литература мемуарного характера, анализ которой позволяет выявить субъективные стороны интересующих нас событий. [3]

Переходя к историографии данного вопроса, следует отметить, что всю историографию германской истории ХХ века можно разделить на два периода: период советской историографии и постсоветскую историографию.

В советский период отмечается империалистический характер внутренней и внешней политики Германской и Российской империй накануне Первой мировой войны, при этом подчеркивалась ведущая роль Германии в развязывании войны, а ее позиция определяется как позиция агрессора. [4] В последние десятилетия наметился отход от такого подхода. Историки подчеркивают, что политика Германии и Российской империи накануне Первой мировой войны являлась скорее правилом, нежели исключением, а экспансионистский характер внешней политики обеих стран объясняется особенностями ходя всей предшествующей мировой истории. [5]

Хронологические рамки работы: 1900 - 1907 гг. Нижняя граница - это начала ХХ столетия, верхняя граница - совпадает с датой вступления Российской империи к военному блоку Антанты.

Глава I. Соотношение сил на международной арене в начале ХХ века и внешнеполитическая доктрина Германии в начале ХХ века

Рубеж ХIХ - ХХ веков ознаменовался бурным индустриальным развитием, когда на первый план в экономическом развитии вышли новые технологии и новая техника. Наиболее передовые страны мира (Англия, Франция, США, Германия, Япония) вступили в процесс модернизации, индустриальное общество.

Старые цивилизационные центры, Европа, по-прежнему сохраняли свое лидирующее положение в мировом развитии, но одновременно все более активно проявляют себя новые регионально-государственные образования, прежде всего США и отчасти Япония. Развитые страны мира вступили в эпоху империализма.

Уже в начале века проявилась одна из основных его особенностей: возрастает единство и взаимозависимость мира, цивилизационные процессы приобретают глобальный масштаб, исчезает национальная замкнутость и возможность обособленного развития даже отсталых стран. Все, что происходит внутри государства, отражается на всем мире. Люди осознают это не сразу. [6]

Несмотря на бурное развитие экономики, науки и техники глобальный кризис западной цивилизации в начале ХХ века стал реальностью. Возможности развития вширь за счет присоединения новых колоний и расширения рынков сбыта были исчерпаны. Однако новые великие державы, сложившиеся не так давно национальные государства продолжали руководствоваться старыми ментальными стереотипами о необходимости обширных колониальных владений для продолжения успешного экономического развития, международного престижа. США, Германия, Италия, Япония не желали оставаться во втором эшелоне развития, их интересы в борьбе за новые территории, раздел сфер влияния в мире, военное превосходство неизбежно сталкивались со стремлениями Англии, Франции, Испании, Португалии, Бельгии удержать свои позиции. [7]

На рубеже XIX-XX веков соотношение сил на международной арене резко изменилось. Геополитические устремления великих держав: Великобритании, Франции и России, с одной стороны, Германии с Австро-Венгрией - с другой - привели к необычайно острому соперничеству.

В последней трети XIX века геополитическая картина мира выглядела следующим образом. США и Германия по темпам экономического роста стали опережать и, соответственно, вытеснять на мировом рынке Великобританию и Францию, одновременно претендуя на их колониальные владения. В этой связи крайне обострились отношения между Германией и Великобританией в борьбе как за колонии, так и за господство в морских акваториях. В тот же период образовались два дружественных блока стран, окончательно размежевавших отношения между ними. Началось все с австро-германского союза, образованного в 1879 году по инициативе канцлера Отто фон Бисмарка. Впоследствии к этому альянсу присоединились Болгария и Турция.

Несколько позже сложился так называемый Четверной союз, или Центральный блок, который положил начало серии международных договоров, приведших к созданию в 1891 - 1893 годах оппонирующего русско-французского блока. Далее, в 1904 году Великобритания подписала три конвенции с Францией, которые означали установление англо-французского "Сердечного согласия" - "Entente cordiale" (Антантой этот блок стал называться в начале 1840-х годов, когда в противоречивых отношениях этих двух стран наметилось непродолжительное сближение). В 1907 году с целью урегулирования колониальных вопросов относительно Тибета, Афганистана и Ирана был заключен русско-английский договор, который фактически означал включение России в состав Антанты, или "Тройственного соглашения".

В нараставшем соперничестве каждая из великих держав преследовала собственные интересы.

Российская империя, осознавая необходимость сдерживания экспансии Германии и Австро-Венгрии на Балканах и упрочения там собственных позиций, рассчитывала на отвоевание у Австро-Венгрии Галиции, не исключая при этом установления контроля над находящимися во владении Турции черноморскими проливами Босфор и Дарданеллы.

Британская империя ставила целью устранить главного конкурента - Германию и упрочить собственное положение ведущей державы, сохраняя господство на море. Одновременно Британия планировала ослабить и подчинить своему внешнеполитическому курсу союзников - Россию и Францию. Последняя жаждала реванша за поражение, понесенное в ходе франко-прусской войны, а главное - хотела возвратить утраченные в 1871 году провинции Эльзас и Лотарингию. [8]

Германия намеревалась нанести поражение Великобритании, чтобы захватить у нее богатые сырьевыми ресурсами колонии, разгромить Францию и закрепить за собой пограничные провинции Эльзас и Лотарингию. Кроме того, Германия стремилась овладеть обширными колониями, принадлежавшими Бельгии и Голландии, на востоке ее геополитические интересы простирались к владениям России - Польше, Украине и Прибалтике, а еще она рассчитывала подчинить своему влиянию Османскую империю (Турцию) и Болгарию, после чего совместно с Австро-Венгрией установить контроль на Балканах. Нацелившись на скорейшее достижение своих целей, германское руководство всячески искало повод для развязывания военных действий, и он в конечном итоге нашелся в Сараево.

После разгрома Франции Германия оказалась самой сильной державой в Европе. Бисмарк дважды пытался начать войну против Франции с целью ее нового разгрома. Лишь вмешательство России помешало этому.

После отставки Бисмарка Германия стала расширять политику колониальных захватов. В 1884 году она захватила территорию, названную затем протекторатом Юго-Западная Африка. В то же время во владение Германии перешли Того, Камерун и Восточная Африка, в бассейне Тихого океана были захвачены часть острова Новая Гвинея и Маршальские острова. [9]

Германия активно участвовала в разделе Китая. Уже к 1890-ым годам колонии Германии в 5 раз превышали её территорию, но были в 12 раз меньше английских.

При проведении колониальной политики Германия столкнулась с интересами Англии и Франции. Претендуя на Марокко, Германия вступила в конфликт с Францией, чуть не привёдший к войне. На море обострились англо-германские противоречия, т.к имперский флот стал вторым по величине после британского. Вступая в борьбу за передел мира, германский империализм начал строительство мощного военно-морского флота.

Внешняя политика Германии в начале XX в. определялась двумя основными факторами - общими тенденциями развития международных отношений в эпоху империализма и внутриполитической ситуацией, благоприятствовавшей нарастанию националистических, шовинистических настроений. Поэтому, помимо сугубо прагматичных проектов колониальной экспансии, германская внешнеполитическая доктрина опиралась на чрезвычайно претенциозные идеологические постулаты. Их основой стала концепция "мировой политики" - превращения Германии в одну из ведущих мировых держав, "способную занять свое место под солнцем". Речь шла не только об изменении баланса сил в системе международных отношений, но и о коренном преобразовании самого европейского политического пространства. [10]

Кайзер базировал свое миросозерцание на трех идеях. Первая: немцы есть избранный богом народ и в силу своих недосягаемых достоинств призваны господствовать над другими народами; вторая: немцы немцам рознь - благо одних есть благо нации, других надо держать в узде; третья: дабы превосходство тевтонской расы было реализовано практически, господь бог послал ей династию Гогенцоллернов, прежде скромных курфюрстов, ныне великих и непобедимых императоров; он же, повинуясь воле божьей, возглавит движение нации к невиданным в истории высотам.

В германских политических и общественных кругах активно проповедовалась идея Срединной Европы - объединения центрально-европейского региона вокруг немецкого этнического ядра. Ведущие идеологи пангерманской экспансии Ф. Ратцель, Р. Челлен, К. Хаусхофер опирались на концепцию "геополитики" - теорию "государства как географического организма, воплощенного в пространстве". Эта идеология была тесно связана с социально-этатистскими, фелькишскими, расистскими воззрениями и находила поддержку среди тех политических сил, которые рассматривали внешнюю экспансию как основное средство решения внутренних проблем немецкого общества. [11]

В конце 80-х - начале 90-х гг. XIX века образовались и развернули активную деятельность общественные организации, открыто проповедовавшие экспансию. В 1887 году было создано Германское колониальное общество, имевшее более трехсот отделений и собственный печатный орган - "Колониальную газету". А три года спустя образовалась организация, которая вскоре стала называться Пангерманским союзом.1 июля 1890 года германское правительство подписало с Англией договор, установивший границы английских и германских колониальных владений. Взамен отказа от притязаний на Уганду и Занзибар Германия получала остров Гельголанд в Северном море. Как реакция на Гельголанд-Занзибарский договор и возник Пангерманский союз. В него вошли люди, считавшие соглашение с Англией предательством национальных интересов.

Пангерманский союз быстро стал массовой организацией. Главным требованием, которое пангерманцы провозгласили на своем организационном собрании, было требование "энергичной политики во имя интересов Германии в Европе и в мире, особенно - продолжения германского колонизаторского движения, и достижения в этой области практических результатов". В сочетании с призывами к экспансии Пангерманский союз открыто проповедовал националистические идеи. Одним из важнейших тезисов пангерманцев была необходимость объединения всех германских народов под крышей одного государства, причем к "братьям по крови" причислялись, например, и буры - потомки голландских переселенцев в Африке. Вообще расизм стал одной из составляющих пангерманской программы. Недаром Макс Вебер называл пангерманцев "взбесившимися антисемитами". [12]

Однако, к началу 1890-х годов, когда общество окончательно захватили мечты о будущем могуществе Германии, одновременно с Пангерманским союзом и подобными ему организациями начало оформляться общественно-политическое движение, которое мы вслед за Эккартом Кером и Вольфгангом Моммзеном будем называть "либеральным империализмом". Это направление возникло как реакция на реалии текущего момента, с одной стороны, и на рост шовинистичеких настроений, с другой. Не одобряя пангерманской агрессивной и националистической риторики, протестуя против различных "колониальных злоупотреблений", "либеральные империалисты" старались вывести идею экспансии из сферы эмоций и найти ей достойное обоснование. Своеобразным манифестом "либерального империализма" стала уже упоминавшаяся здесь Фрейбургская речь Макса Вебера, в которой он сформулировал свою точку зрения относительно дальнейших перспектив Германии. [13]

Вебер связывал эти перспективы с возможностями заморской экспансии, имея в виду при этом экспансию экономическую. Исследуя германскую аграрную отрасль хозяйства, он пришел к выводу, что Германия в скором времени будет зависеть от заокеанских рынков, поэтому необходимо срочно заняться обеспечением себе путей экспорта, а значит - вступить в соперничество с другими державами. "Даже при соблюдении видимости согласия, - сказал Вебер, - экономическая борьба наций за выживание идет своим чередом. В этой борьбе нет места мирным решениям, и только тот, кто эту видимость принимает за реальность, может верить, что когда-нибудь наши потомки будут наслаждаться мирной жизнью". В действительности же "они будут судить своих предков, исходя из того, какое место те завоюют для них в мире".

Дело борьбы за усиление своего государства должна была бы взять на себя буржуазия. Вебер проанализировал возможности германской буржуазии, заявив предварительно, что он сам - "член буржуазных классов". По его мнению, эти возможности очень ограничены - единое германское государство было создано практически без участия буржуазии. Многолетний цезаристский режим Бисмарка никак не способствовал ее усилению. Консервативные юнкеры и незрелый пока пролетариат также не являются политическими силами, способными возглавить движение страны к утверждению на мировой арене. Вебер пессимистически смотрел на будущее Германии и, констатируя необходимость активизации внешней политики, не видел в стране класса, который взял бы на себя основное ее бремя. [14]

Фрейбургская речь Макса Вебера явилась, по сути, единственным произведением, в котором он подробно остановился на проблемах "мировой политики", однако мало что может сравниться с ней по глубине впечатления, которое она оказала на современников. Например, Ханс Дельбрюк, издатель журнала "Пройсише Ярбюхер", называвший себя не либералом, а "либерально настроенным" с готовностью воспринял идею о том, что объединение Германии было только началом ее трудного пути к равенству с другими державами: "После того как немцы отстояли свое национальное единство в борьбе с внутренней и внешней реакцией, они не могут навсегда удовлетвориться тем, что станут лишь европейской континентальной силой, будут придерживаться мира и предоставят другим культурным народам владеть морями и делить между собой континенты". "Англия, Франция, Россия, - писал Дельбрюк, - обладают необъятными колониальными владениями. Для них не так уж важно - получат ли они еще что-нибудь или нет, главное - в целом утвердить свое господство. Для Германии же, которая не располагает ничем более-менее ценным в других частях света, крайне важен самый крошечный клочок земли, самый маленький городок". Дельбрюк расставляет акценты несколько иначе, нежели Макс Вебер, руководствовавшийся главным образом экономическими соображениями. У Дельбрюка нет глубокого экономического анализа колониальной проблемы. Необходимость расширения германской сферы влияния он мотивирует в основном культурно-политическими причинами и интересами национального престижа. Для него первоочередное значение имеет усиление духовного влияния Германии в мире. В интересах всего человечества, полагал он, сделать так, чтобы влияние ведущих европейских держав в мире было примерно равным. Распространение немецкого культурного влияния за пределы Германии было бы на благо всем. В Германии много образованных и энергичных людей, которые не в состоянии найти применение своим способностям, в то время как с их помощью Германия могла бы, например, управлять Индией, не хуже, чем это делают англичане. Нельзя допустить, чтобы через 20-30 лет мир говорил только на двух языках, ведь немцы - высококультурный народ, и области в Европе, где говорят по-немецки, значительно обширнее тех, где говорят, например, по-английски. Поэтому, пишет Дельбрюк, "для нас, немцев жизненно важно, если мы хотим остаться великой нацией, достичь равноправного положения с уже имеющимися колониальными державами". Понятие "интересы нации", в соответствии с настроениями эпохи, начинает постепенно подменять понятие "интересы государства", однако при этом в сознании Дельбрюка не было и не могло быть места примитивному национализму. "Патриотизм не должен опускаться до шовинизма, государственная мысль - до насилия и произвола", - писал он. [15]

Колониальную политику "в высоком смысле этого слова" проповедовал и ученик Дельбрюка Пауль Рорбах, известный публицист. Он критиковал пангерманцев, пропагандировавших идеи экспансии и мирового господства не во имя "высокой колониальной идеи", а в интересах "бронированного немецкого кулака". Рорбах не уставал напоминать, что агрессивные пангерманцы явились причиной многих бед немцев. Ведь именно они настроили мир враждебно по отношению к Германии. Основным направлением немецкой экспансии, согласно Рорбаху, должно стать распространение немецкой "национальной идеи", в том числе - немецкого образа жизни, высокой немецкой культуры, немецкой системы образования. Имеется в виду "идеальное нравственное сохранение германства как созидательной силы современной и будущей мировой истории". При некотором внешнем сходстве с пангерманской риторикой, идеи Рорбаха имеют с ней немного общего. Их автора можно отнести к разряду колониальных романтиков, и от примитивного шовинизма его отделяет пропасть. [16]

Независимо от того, ставились ли во главу угла экономические интересы Германии или ее культурная миссия, идеологов "либерального империализма", как уже говорилось, объединяло неприятие ура-патриотических идей. Они полагали, что необходимость экспансии диктуется временем, однако стремились облечь эту идею в цивилизованные формы. Распространение подобного рода настроений в интеллектуальной среде привело к тому, что некоторые политики начали задумываться о необходимости создания новой либеральной политической организации на их основе.

Среди них выделяется Фридрих Науман, многолетний друг Макса Вебера и видный общественный и политический деятель. Выходец из христианско-социального движения, Науман пришел к идее "национального либерализма" на рубеже веков. Он справедливо полагал, что слабость германского либерализма обусловлена пассивностью и несамостоятельностью буржуазии, которая является основной носительницей либеральных идей. Осознание либеральной буржуазией того факта, что Германия должна играть активную роль на мировой арене, рассуждал Науман, является необходимой предпосылкой возрождения либерализма в качестве широкого движения, выражающего интересы нации, и вернет либералам былое влияние. [17]

По мысли Наумана, ускоренное индустриальное развитие Германии приводит к перегруппировке сил на политической арене. Таким образом, либеральный лагерь Германии конца XIX - начала ХХ века фактически воспринял идею "мировой политики" как центральную в своей новой политической программе. Когда в 1897 году государство устами статс-секретаря по иностранным делам, будущего канцлера Бернгарда фон Бюлова фактически официально провозгласило мировую политику, большинство либералов было уже на стороне правительства. Это привело к тому, что либералы начали поддерживать новые колониальные приобретения Германии и мероприятия по увеличению армии и строительству военно-морского флота. Флотская агитация, в свою очередь, нуждалась в образе врага. Мысль о будущей войне, войне с Англией, не звучала больше как нечто невероятное. Это подтверждают слова Дельбрюка, которыми он приветствовал очередной флотский законопроект: "Мы хотим стать мировой силой и проводить колониальную политику в полном смысле слова. Это не подлежит сомнению. И назад пути нет. От этого зависит будущее нашего народа, желающего сохранить свое место среди великих наций. Эта политика возможна как вопреки Англии, так и в союзе с ней. Первое означает войну, второе - мир". [18]

Если Дельбрюк лишь допускал возможность войны, которая не являлась для него желательным способом разрешения международных проблем, то Фридрих Науман открыто говорил о ее неизбежности и даже необходимости. От традиционно свойственного либералам англофильства у Наумана не осталось и следа. Будущая война будет, собственно, за ликвидацию английского влияния в мире. В ней примет участие каждый, кто захочет "спастись от Англии". Могущественная морская держава виделась ему основным соперником Германии. "Для континентальных европейских государств "интернациональное" значит то же, что и "английское", - писал Науман, - "национальное" же означает, что, например, мы, немцы, не хотим отказываться от нашего будущего, что мы не дадим затащить себя в английскую гавань на пароходе "Великобритания", что мы, напротив, настроены на борьбу за наше национальное существование". [19]

Ключевую роль для определения внешнеполитической стратегии Германии играли противоречия в ее отношениях с Францией и Великобританией. Франко-германский антагонизм имел глубокие исторические корни, а в начале XX в. оказался сопряжен и с прямым колониальным соперничеством двух держав. Его апогеем стало столкновение интересов Германии и Франции в Марокко, послужившее причиной международных кризисов в 1905 и 1911 гг. Не менее острым было противостояние Германии и Великобритании.

Уже в 1899-1902 гг. Германия открыто выступила в поддержку буров, сражавшихся с английской армией. С началом строительства Багдадской железной дороги, рассматривавшейся предпринимательскими кругами Германии как основное средство экономического проникновения на Средний Восток, англо-германское противостояние окончательно приобрело форму межимпериалистского конфликта. А наиболее важным поводом для его обострения стал вызов, брошенный Германией британскому господству на морях. [20]

После принятия в 1898 и 1900 гг. двух "морских законов" в Германии развернулась беспрецедентная гонка морских вооружений, в ходе которой ВМФ был увеличен на 60%. Автор программы перевооружения адмирал фон Тирпиц полагал, что уничтожение военно-морской монополии Великобритании станет сдерживающим факто ром для всей системы международных отношений, а Германия получит возможность решающего политического влияния на любой конфликт. [21]

В этот период в Германии был разработан так называемый план Шлиффена. Альфред фон Шлиффен был начальником Генерального штаба Пруссии в 1891 - 1906 г. г. Его концепция легла в основу германского оперативно-стратегического плана ведения войны. Главная ошибка Шлиффена заключалась в стремлении жестко распланировать всю войну, а не только первые сражения, после которых обстановка могла измениться. Шлиффен осознавал, что долгую войну Германия вряд ли сможет завершить победой из-за недостаточности ресурсов, поэтому он настаивал на "молниеносной" войне. Все силы Германия должна была сосредоточить против Франции на одном направлении. Шлиффен осознавал опасность для Германии войны на два фронта, но исходил из ошибочной предпосылки, что русская мобилизация будет длиться несколько месяцев, а за это время Германия разгромит Францию и Бельгию и "повернется к России". [22]

Образование Антанты поставило германскую дипломатию и военно-политическое руководство перед сложной задачей - стала очевидной неизбежность войны на два фронта в Европе. К 1905 г. генеральный штаб завершил подготовку соответствующего плана ведения военных действий ("план Шлиффена"), предполагающего целесообразность превентивной войны. Для подготовки к ней только в 1909-1914 гг. военные расходы были увеличены на 33%, составив половину государственного бюджета. В качестве основного союзника в Европе рассматривалась империя Габсбургов. Германия активно поддержала балканские притязания Австро-Венгрии, в том числе в период Боснийского кризиса 1908-1909 гг. [23]

В свою очередь, это послужило толчком к быстрому ухудшению русско-германских отношений и стало еще одним шагом к мировому военному конфликту.

По мнению германской дипломатии, Османская империя могла стать более важным стратегическим партнером как с точки зрения грядущей войны, так и для более долговременных отношений.

В условиях приближавшейся войны Германия желала захватить новые колонии преимущественно из числа английских, покончить с господством Англии на море, осуществить широкомасштабное расширение своей территории за счет Франции, России, Бельгии, фактически установить свое господство в Европе. [24]

Таким образом, исходя из вышесказанного, можно сделать следующие выводы:

1. На рубеже XIX-XX веков соотношение сил на международной арене резко изменилось. Геополитические устремления великих держав: Великобритании, Франции и России, с одной стороны, Германии с Австро-Венгрией - с другой - привели к необычайно острому соперничеству. В нараставшем соперничестве каждая из великих держав преследовала собственные интересы.

2. После разгрома Франции Германия оказалась самой сильной державой в Европе. После отставки Бисмарка Германия стала расширять политику колониальных захватов. В германских политических и общественных кругах активно проповедовалась идея Срединной Европы - объединения центрально-европейского региона вокруг немецкого этнического ядра. Ключевую роль для определения внешнеполитической стратегии Германии играли противоречия в ее отношениях с Францией и Великобританией.

Глава II. Попытки русско-германского сближения в 1904-1907 гг.

В начале 1900-х гг. Германия была весьма обеспокоена фактом растущего англо-французского сотрудничества. В нём она усматривала препятствие для своих захватнических планов.

После того, как в 1902 г. Англия заключила союз с Японией и получила некоторую уверенность, что ее дальневосточные интересы отныне будут обеспечены японскими руками, после того, далее, как в том же 1902 г. Англия избавилась, наконец, от забот в Южной Африке - английская дипломатия не считала уже необходимым во что бы то ни стало ладить с Германией. Одним из первых симптомов этой перемены явился пересмотр позиции Англии по отношению к Багдадской железной дороге. До сих пор Англия не мешала этому предприятию. Более того, между банкирами велись переговоры об участии в нём английского капитала; это было для немцев весьма желательно, ибо с финансированием строительства дороги Дейче Банк испытывал немало затруднений. Но в апреле 1903 г. эти переговоры были прерваны. Британская пресса настойчиво развивала мысль, что дорога на Багдад является прямым путём, выводящим немцев на подступы к Индии. Английское правительство стало препятствовать осуществлению багдадского железнодорожного проекта. [25]

Багдадская дорога была лишь частным вопросом во всей совокупности англо-германских противоречий. Между Англией и Германией шла борьба за коренной передел мира. Британская дипломатия уже вербовала себе союзников для надвигавшейся европейской войны.

Борьба с Германией толкала Англию на сближение с давней своей соперницей - Францией - и по возможности с Россией. Англия не желала уступать Германии своих колониальных владений. Посредством соглашения с Францией и Россией английская дипломатия рассчитывала лишить Германию возможности играть на англо-русских и англо-французских противоречиях и вымогать у Англии те или иные уступки.

Разразившаяся в 1904 г. русско-японская война ускорила перегруппировку империалистических держав вокруг двух противоположных центров - Англии и Германии.

Статс-секретарь иностранных дел Ленсдаун, сменивший на этом посту Солсбери, полагал, что соглашение с Францией прочнее обеспечит её нейтралитет в русско-японской войне. А это было важно, ибо выступление какой-либо державы на стороне России, по условиям англо-японского союза, вынуждало воевать и Англию.

Убеждённым поборником англо-французского и англо-русского сближения выступал и король Эдуард VII. К уверенности, что этого сближения требуют интересы Англии, у Эдуарда присоединялась личная неприязнь к Вильгельму II. Эдуард VII давно усматривал в Германии главного врага Англии. Германия страшила Эдуарда своей мощью; она раздражала его беспокойной назойливостью, вымогательством колониальных уступок. Бюлов пишет в своих мемуарах, что "могучее развитие германской промышленности, торговли и флота возбуждало в короле те же самые чувства, которые испытывает владелец большой старинной банковской фирмы, когда перед ним вырастает молодой, менее родовитый, несимпатичный ему и очень деятельный конкурент)).

Английская конституция оставляет не много места для вмешательства монарха в руководство политикой. Тем не менее, Эдуард VII сыграл заметную роль в деле примирения Англии с её старыми соперниками. Любитель пошить, законодатель мод, король обладал и дипломатическими способностями, умением обходиться с людьми. Он пользовался особым расположением высшего света едва ли не во всех европейских странах. Это облегчало ему выполнение дипломатических задач. Весной 1903 г. Эдуард VII приехал в Париж. Он придал своему визиту характер довольно эффектной демонстрации англо-французского сближения. Король много говорил в Париже о том, что время вражды ушло в прошлое и что должна наступить эра англо-французской дружбы. [26]

Для Франции вопрос об англо-французском сближении приобретал ещё большую остроту, чем для Англии. Франции нельзя было мешкать, ибо дальневосточная война отвлекала силы России от германской границы. Франция снова оказывалась наедине лицом к лицу со своим опаснейшим восточным соседом.

Соглашение 1902 г. было важным достижением французской дипломатии в плане подготовки к войне с Германией. Понятно, однако, что нейтралитет плохой итальянской армии ни в какой мере не мог возместить Франции частичной утраты русской помощи.

Летом 1903 г. президент Французской республики Лубэ отдал визит королю Эдуарду VII. Его сопровождал Делькассе, главный поборник англо-французского сближения с французской стороны. Между Делькассе и главой Форейн офис лордом Ленсдауном начались деловые переговоры. После отъезда гостей переговоры продолжались между Ленсдауном и французским послом Полем Камбоном. Прежде всего требовалось устранить те острые колониальные разногласия, которые до тех пор разделяли Англию и Францию. Вот почему англо-французский договор принял форму соглашения о разделе колоний. "Делят Африку", - характеризовал Ленин англо-французскую сделку. Соглашение было подписано 8 апреля 1904 г. Договор Антанты представлял собой один из любопытнейших документов, когда-либо выходивших из рук дипломатии. В договоре было две части: одна - предназначавшаяся для опубликования, другая - секретная. "Правительство Французской республики, - гласила статья 1 публичной декларации о Египте и Марокко, - объявляет, что оно не будет препятствовать действиям Англии в этой стране (т.е. в Египте), настаивая на том, чтобы положен был срок британской оккупации, или каким-либо иным образом". В обмен за Египет Англия предоставляла Франции возможность захватить большую часть Марокко. Статья 2 публичной декларации гласила: "Правительство Французской республики объявляет, что оно не имеет намерения изменять политическое положение Марокко. Со своей стороны правительство его британского величества признаёт, что Франции принадлежит следить... за спокойствием в этой стране и оказывать ей помощь во всех потребных ей административных, экономических, финансовых и военных реформах... Оно объявляет, что не будет препятствовать действиям Франции в этом смысле". [27]

В статьях секретного соглашения, в противоположность статье 1 публичной декларации, предусматривалась возможность изменения "политического положения" как Марокко, так и Египта. Здесь речь шла уже о том случае, если "одно из обоих правительств увидело бы себя вынужденным в силу обстоятельств изменить свою политику в отношении Египта или Марокко". На этот случай каждая из договаривающихся сторон ограничивалась по секретному соглашению лишь ограждением своих коммерческих интересов в отношении пошлин, железнодорожных тарифов и т.д., а также обязательством не нарушать свободы судоходства по Суэцкому каналу и не укреплять Марокканского побережья вблизи Гибралтарского пролива.

Статья 3 секретного соглашения вполне ясно вскрывала истинный его смысл. Статья гласила, что область, "прилегающая к Мелилье, Цеуте и другим президам... в тот день, когда султан (Марокко) перестанет осуществлять над нею свою власть, должна войти в сферу влияния Испании". Очевидно, предусматривая переход Марокко под власть Франции, Англия такой оговоркой страховала себя от захвата французами южного побережья Гибралтарского пролива. Отдельная декларация устанавливала раздел Сиама на сферы влияния по реке Менам. Наконец, улаживался ещё ряд колониальных вопросов, сравнительно второстепенного характера. [28]

Согласно от 8 апреля 1904 г. Англия и Франция делили едва ли не последние "свободные" колониальные территории. Тем самым, устраняя взаимные распри, они создавали себе возможность совместно действовать против Германии. После соглашения с Францией английское адмиралтейство стянуло в отечественные воды около 160 военных судов, разбросанных по многочисленным владениям Англии, но главным образом из Средиземного моря; там после соглашения с Францией английские коммуникации оказывались в относительной безопасности. Ещё в 1903 г. Англия начала постройку военно-морских баз на своём восточном побережье, обращенном в сторону Германии. Раньше главные базы английского флота находились на побережье Ламанша, против французских берегов. В английских военно-морских кругах зрела мысль, не лучше ли заблаговременно посредством неожиданного нападения пустить ко дну германский флот, как это когда-то было сделано с датским флотом на Копенгагенском рейде.

Слухи об этих замыслах дошли и до немцев.23 ноября 1904 г. Вильгельм писал главе внешнеполитического ведомству Бернхарду фон Бюлову: "Я сегодня получил новое сообщение о всё более ухудшающемся настроении, о статьях, которые прямо призывают к нападению, а также о разговорах с дамами из морских кругов; они открыто заявляли, что нам вскоре должны объявить войну, так как наш флот пока ещё настолько мал, что его можно уничтожить без опасности для Англии, а через два года будет уже поздно". [29]

Сначала немцы внешне не реагировали на заключение Антанты. Но по мере того, как Россия терпела поражения в войне с Японией, германские империалисты стали смелеть. И вот, в ответ на англо-французскую Антанту германская дипломатия в лице Гольштейна задумала встречный дипломатический маневр. Она решилась на попытку заключить союз с Россией. Хотя и поздно, но Бюлов и Гольштейн поняли, что их политика балансирования между Россией и Англией была ошибкой. Момент был для Германии благоприятен. Во время войны с Японией Россия, естественно, нуждалась в дружественных отношениях с Германией. Германское правительство не упустило такого случая, чтобы вытянуть у царизма максимум уступок. Первым средством оплаты немецкой "дружбы" стал торговый договор, который немцы навязали России в 1904 г. Они использовали стеснённое положение царского правительства, чтобы заставить его снизить пошлины на фабрикаты. Договор широко открывал путь в Россию для германских товаров и для германского капитала. Он способствовал росту немецкого Василия в народном хозяйстве России. Когда на Дальний Восток была отправлена из Балтики эскадра адмирала Рожественского, то германское правительство дозволило своим судовладельцам снабжать русские суда в пути углём. Это ещё более увеличило зависимость России от Германии. [30]

В конце октября 1904 г. неожиданный инцидент породил англо-русский конфликт. Адмирал Рожественский получил ложные агентурные сведения, что в Северном море его поджидают японские миноносцы. Опасаясь нападения, Рожественский обстрелял близ Доггер-Банка, неподалёку от Гулля, английские рыболовные суда, приняв их за японские эсминцы. Так возник гулльский инцидент. Не довольствуясь дипломатическим протестом, английское правительство приступило к некоторым подготовительным мероприятиям военного характера. [31]

Германская дипломатия уже давно поджидала какого-либо подобного момента - как хищник подкарауливает добычу. Теперь ей показалось, что настало время для прыжка. Кайзер лично телеграфировал царю, сообщая, что Англия намерена помешать Германии снабжать углём русский военный флот; он предлагал совместно положить конец этим поползновениям и сообща принудить Францию присоединиться к России и Германии для солидарного отпора Англии. Царь и его правительство были напуганы возможностью военных осложнений с Англией. Николай по телеграфу ответил Вильгельму согласием и попросил прислать проект союзного договора. Ответ Вильгельма гласил: "Дорогой Ники! Твоя милая телеграмма доставила мне удовольствие, показав, что в трудную минуту я могу быть тебе полезным. Я немедленно обратился к канцлеру, и мы оба тайно, не сообщая об этом никому, составили, согласно твоему желанию, 3 статьи договора. Пусть будет так, как ты говоришь. Будем вместе". К этому чувствительному посланию прилагался проект союзного договора. "В случае, если одна из двух империй подвергнется нападению со стороны одной из европейских держав, - гласил проект, - союзница её придёт к ней на помощь всеми своими сухопутными и морскими силами. В случае надобности обе союзницы будут также действовать совместно, чтобы напомнить Франции об обязательствах, принятых ею на себя, согласно условиям договора франко-русского союза". [32]

Николай II и Ламздорф предложили внести в проект некоторые поправки. Но вскоре в Петербурге возникло сомнение: не лучше ли предварительно показать проект договора французам? Об этом царь сообщил Вильгельму. Фактически это означало срыв переговоров: Германии как раз надо было поставить Францию перед совершившимся фактом русско-германского соглашения. "Дорогой Бюлов, - сообщил Вильгельм своему канцлеру, - при сем посылаю вам только что полученную от царя шифрованную телеграмму, которую я расшифровал при помощи Куно и Гогенау. Его величество начинает прошибать холодный пот из-за галлов, и он такая тряпка, что даже этот договор с нами не желает заключать без их разрешения, а значит, не желает его заключать также и против них. По моему мнению, нельзя допустить, чтобы Париж что-нибудь узнал, прежде чем мы получим подпись „царя-батюшки". Ибо если до подписания договора сообщить Делькассе, то это равносильно тому, что он даст телеграмму Камбону и в тот же вечер её напечатают в „ Times" и „Figaro”, а тогда делу конец... Такой оборот дела очень огорчает, но не удивляет меня: он (т.е. царь) по отношению к галлам - из-за займов - слишком бесхребетен". [33]

Дело ограничилось тем, что по категорическому требованию немцев 12 декабря им была гарантирована вооружённая помощь России в случае, если у них возникнет конфликт с Англией специально из-за угольных поставок русскому флоту.

Почему царское правительство отказалось от союза с Германией? Союз с Германией означал разрыв союза с Францией и вовлекал Россию в фарватер германской политики. Это главное. Другой причиной отказа была финансовая зависимость русского царизма от французского капитала. В дни переговоров с Германией министр финансов Коковцев представил царю доклад. В нём исчислялось, что при использовании всех трёх доступных России денежных рынков - парижского берлинского и амстердамского - в течение 1905 г. удастся занять не более 500 миллионов рублей, которых хватит лишь на 8 месяцев войны. А между тем предвиделся ещё дефицит в 40 миллионов в обыкновенном бюджете. Из 500 миллионов, на получение которых, по исчислению Коковцева, могла рассчитывать Россия на германском рынке, уже было добыто всё, что возможно было оттуда выкачать. Там только что приступили к реализации займа в 231 миллион, которые поступали России мелкими долями в течение всего следующего, 1905 г. Остальные 270 миллионов германский капитал дать уже не мог; их можно было получить лишь в Париже. При таких условиях ссориться с французами не приходилось. [34]

В течение 1904 г. было уже немало фактов, свидетельствовавших, что на каждый симптом русско-германского сближения Париж отвечает ударом по царским финансам. Когда русскому правительству пришлось заплатить Германия за её нейтралитет торговым договором, французское правительство в порядке компенсации выговорило передачу русских военных заказов французским промышленникам, хотя их цены и были выше германских. В результате Россия переплачивала на шрапнели, лишь бы не терять доступа к парижскому денежному рынку.

Как бы то ни было, Германии не удалось заключить союз с Россией. Таким образом, эта первая попытка германской дипломатии парировать англо-французское соглашение сорвалась.

Пользуясь родственным положением, кайзер имел большое влияние на своего русского кузена. При этом отношения двух императоров были далеко небезоблачными. Ездили друг к другу в гости и на парады, отмечали семейные юбилеи, обменивались подарками. В гостях приятно щекотали самолюбие друг друга застольными объяснениями в любви, изысканными комплиментами. А расставшись, злословили друг другу вслед, награждали один другого прозвищами, ехидными эпитетами. Мелочная склока между императорами принимала подчас столь нудный и затяжной характер, что встревоженные дипломатические службы были вынуждены вмешиваться в их отношения. Иногда же возникали инциденты скандальные, где помельче, где покрупнее. [35]

Так, примерно с 1906 года стали в России замечать, что принц Генрих Прусский (брат кайзера) и его жена Ирена (сестра русской царицы), приезжая к родственникам в гости, проявляют непомерное любопытство по" части секретных государственных сведений, которые, казалось бы, не должны их интересовать. Бросалось в глаза, что на балах и раутах в среде знати они держатся поближе к военным, главам ведомств, экспертам по специальным вопросам. Складывалось все чаще впечатление, что они не столько гости, сколько эмиссары и соглядатаи. "Я, - вспоминает современник, - впервые подвергся одному из таких странных расспросов в зиму 1909-1910 года, когда познакомился с этой высокопоставленной четой в Петербурге на балу у графини Е.Н. Клейнмихель... Позднее они еще не раз пытались задавать мне нескромные вопросы при встречах в знатных домах Петербурга в 1913 и 1914 году, в домах старой московской знати, у сестры Ирены - великой княгини Елизаветы Федоровны в Малом Кремлевском дворце... "[36]

И далее, у того же современника: "Они "удостаивали" меня своего внимания и интереса, несмотря на всю свою чопорность, настойчиво расспрашивая о положении дел в России... Возможно, что всю свою долгую жизнь они посвятили объединению обеих династий, служению интересам той и другой. Но, конечно, в первую очередь - германской. Чем они руководствовались, упорно и последовательно занимаясь собиранием сведений в русской среде? Одним лишь праздным любопытством или осведомительными целями в интересах Германской империи и династии? Для меня нет сомнения - вторым". [37]

Итак, по указаниям кайзера его брат вкупе с сестрой Александры Федоровны шпионят в России, собирая для Берлина сведения из таких источников, какие заурядному шпиону были недоступны.

Постоянно осложняемые выходками Вильгельма, взаимоотношения двух дворов - петербургского и берлинского - были в общем "скорее теплыми, чем горячими", а в периоды политических осложнений становились "скорее прохладными, чем теплыми".

Кайзер приложил немало усилий в деле развязывания русско-японской войны. "Император Николай, когда вступил на престол, не мог относиться к японцам особенно доброжелательно... - писал Витте. - Он придерживался мнения о японцах как о нации антипатичной, ничтожной и бессильной, которая может быть уничтожена одним щелчком российского гиганта..." На этой слепой предвзятости, смешавшейся с безответственным пренебрежением, нетрудно было сыграть кузену "Вилли", который рассчитывал извлечь выгоду для себя. Вильгельм подталкивал царя к столкновению россказнями о слабости и ничтожестве Японии. А в Токио (через посредство своих дипломатов) распалял страсти комплиментами японскому динамизму, славословиями империи Восходящего солнца, уверениями в слабости "русского колосса на глиняных ногах", а, кроме того, секретными соглашениями о германской помощи оружием, военными инструкторами и разведывательной информацией. [38]

Царя кайзер заверял в своем желании помочь делу отражения "желтой опасности", исходящей из Японии и Китая, а микадо и пекинского богдыхана - в сочувствии идее оттеснения русских с Дальнего Востока если не до Москвы, то, во всяком случае, до Байкала, на худой конец - до Читы. Замысел кайзера был следующим: втравить в дальневосточный конфликт русскую армию, вынудив ее ослабить прикрытие западной границы страны; повиснув над этой границей, навязать России такие условия дальнейших экономических и политических отношений с рейхом, которые открыли бы ему путь к гегемонии в Европе.

Какой-нибудь специальной обстановки для дипломатических ходов в этом направлении не требовалось. Использовался любой случай. Например, кайзер приехал в гости в Петергоф. Вдвоем с царем прогуливался в шарабане по парку. Неожиданно гость задал хозяину вопрос: будет ли он возражать, если германский военный флот захватит китайский порт Циндао?

Николай против, но застигнут врасплох, сразу не нашелся, что ответить. Своих помощников, однако, поставил в известность о каверзном вопросе. Инцидент сказался серьезными последствиями. Германские корабли пошли в бухту Циндао, войска высадились. Через своего посла в Токио кайзер довел до сведения японцев, будто Николай сам предложил ему "совместно двигаться в глубь Азии", будто он посоветовал немцам "сделать за Циндао следующий шаг", в то же время с Россией "совместно подготовиться к устранению японского барьера". [39]

Обозначилась перспектива резкой активизации политики и военных приготовлений Японии против России, чего и добивался Вильгельм. Несомненно, что "один из толчков к этому дал император Вильгельм своим захватом Циндао", как считал Витте. Он всячески старался "втиснуть нас в дальневосточные авантюры... стремился к тому, чтобы отвлечь все наши силы на Дальний Восток... это и было им вполне достигнуто".

Исследованиями советских историков Б.А. Романова и А.С. Ерусалимского давно доказано, что кайзер попросту лгал, когда говорил японцам о своей договоренности с царем. В действительности Николай ни в Петергофе, ни в каком-либо другом месте не давал согласия на немецкое вторжение в Китай вообще, на захват Циндао в частности. В провокационных целях Вильгельм раздул лживую версию о русско-германской договоренности о Дальнем Востоке, чтобы подтолкнуть развязывание конфликта в этом районе мира. Он оперировал характерным для него набором приемов: дипломатией канонерок и крейсеров, службой плаща и кинжала, а также использовал любые более или менее благоприятные для его замыслов обстоятельства. Николай, правда, впредь при встречах держался с Вильгельмом поосторожнее, как, например, при следующем свидании их в Потсдаме. Однако не слишком длительными были эти старания превозмочь собственную опрометчивость. [40]

Военному взрыву предшествовали длительные русско-японские переговоры. В тот момент, когда эти переговоры резко осложнились и стало очевидно, что японцы, невзирая на уступчивость Петербурга, клонят к разрыву, царь и царица поехали в гости к родственникам и Дармштадт. Не считаясь с тем, что нависла опасность войны, царь взял с собой руководителей военного и внешнеполитического ведомств (в том числе министра иностранных дел Ламздорфа), а также группу генералов и своей военно-походной канцелярии (нечто вроде передвижного филиала Главного штаба). Эта группа сопровождающих поселяется во дворце великого герцога (брата царицы). С их помощью Николай пытается из Гессена руководить как делами империи вообще, так и в особенности действиями своего наместника на Дальнем Востоке Алексеева. [41]

Для Вильгельма, напрягавшего в те дни все усилия, чтобы связать Россию вооруженным конфликтом на Дальнем Востоке, появление русского центра власти на германской территории было даром неба. На глазах у его разведки и генерального штаба ежедневно проходил поток секретной информации на восток и обратно. В герцогском дворце, кишащем шпионами кайзера (и первым среди них был сам гостеприимный хозяин), царские офицеры день за днем отрабатывали штабную документацию, шифровали приказы и директивы, расшифровывали доклады и донесения, поступавшие из Петербурга, Харбина, Порт-Артура. Изо дня в день немецкие дешифровальщики клали кайзеру на стол копии перехватов. Он был в курсе всех замышляемых ходов и маневров царского правительства на Дальнем Востоке, включая передвижения и боевую подготовку вооруженных сил. Вся переписка Николая оказалась перед Вильгельмом как открытая карта.

Установлено, что перехваченную в Дармштадте информацию кайзер передавал (по крайней мере частично) японскому генеральному штабу. Витте ужаснулся, узнав об этой "вакханалии беспечности" в компании, разбившей свой табор во дворце Эрнста Людвига Гессенского. Министра двора Фредерикса, прибывшего из Дармштадта в Петербург, Витте спросил, как тот мог равнодушно взирать на столь преступное отношение к интересам государственной безопасности. Фредерикс возразил: он обращал внимание государя императора на опасность утечки и перехвата сведений, но тот ничего не пожелал изменить. Осталось без результата такое же предостережение Ламздорфу, сделанное Витте. [42]

Современники свидетельствуют, что горечь потерь, причиненных внезапным и вероломным нападением японских милитаристов, переживала в 1904 году вся Россия. Война продолжалась девятнадцать месяцев; русская армия потеряла 400 тысяч человек убитыми, ранеными, больными и попавшими в плен: война обошлась России в 2,5 миллиарда золотых рублей прямых военных расходов, не считая 500 миллионов рублей, потерянных в виде отошедшего к Японии имущества и потопленных военных и торговых кораблей.

Пока в Европе развёртывалась дипломатическая битва вокруг англо-французского договора от 8 апреля 1904 г., в Восточной Азии продолжалась вооруженная борьба. Царизм терпел одно поражение за другим. За Ляояном последовало падение Порт-Артура, затем разгром при Мукдене и, наконец, гибель русского флота при Цусиме в мае 1905 г. В России нарастала буржуазно-демократическая революция. Тяжёлое положение царского правительства и вспышка марокканского кризиса побудили германскую дипломатию сделать в июле 1905 г. ещё одну попытку оторвать Россию от Франции и заключить русско-германский союз. С одобрения Бюлова Вильгельм во время морской прогулки предложил Николаю встретиться в Балтике. Встреча состоялась в июле 1905 г. в финляндских шхерах, около острова Бьёрке. Вильгельм предложил Николаю вернуться к прошлогоднему проекту союзного договора. Он убедил царя подписать документ, сходный с тем, который обсуждался в конце минувшего года. Николай согласился. Подписав договор, он призвал сопровождавшего его морского министра Бирилёва, закрыл ладонью текст и велел Бирилёву расписаться под ним. Тот подмахнул. Таким образом, царская подпись была контрассигнирована министром в соответствии с требованием основных законов империи. [43]

По возвращении в столицу царь сообщил о договоре Ламздорфу. Тот пришёл в смятение. Немедля он посвятил в дело Витте. Оба принялись убеждать царя уведомить Вильгельма, что договор не может войти в силу, пока Франция не даст на него своего согласия. Так царь и поступил. Это было, конечно, дипломатической формой отказа.

Напрасно кайзер взывал к царю: "Мы подали друг другу руки и дали свои подписи перед богом... Что подписано, то подписано". Призывы кайзера остались без ответа. Кстати, к этому времени и мир с Японией уже был подписан; Россия стала меньше зависеть от Германии. Портсмутский мир открывал возможности и для переговоров с Парижем о предоставлении займа. При этом предполагалось привлечь не только французские банки, но и лондонский банкирский дом "Бр. Бэринг", а может быть, и американца Моргана. Бьёркский договор сделал бы невозможным получение займа ни в Лондоне, ни в Париже. Между тем в целях подавления революции заём был нужен царизму более чем когда-либо. Если Вильгельм II и Бюлов рассчитывали использовать внутренние затруднения царизма для расторжения франко-русского союза, то они ошиблись: революция 1905 г. ещё больше обострила нужду царизма во французских деньгах. [44]

Черту под попытками германо-русского союза подвел Портсмутский мирный договор. Этим договором фиксировались итоги и сдвиги, которые западная пресса в те дни восхищенно определяла как "дальневосточный феномен", "японское чудо". В действительности чуда никакого не было. Ларчик открывался сравнительно просто.

Японскому милитаризму подставил плечо для подъема на пьедестал его маньчжурской победы германский империализм. И не он один. С апреля 1904 по июль 1905 года Япония получила от Германии, Англии и США четыре займа на общую сумму до полумиллиарда долларов, которыми была покрыта почти половина ее расходов на войну.

Но с добычей вышла из конфликта не только Япония. Чужими руками вытащил из дальневосточного костра груду каштанов и Вильгельм II. Он делал ставку на длительное изнурение России в этой войне. Расчет оказался не столь уже неточным: от схватки, которая Россию действительно ослабила на многие годы, Германия, по мнению Витте, "выиграла больше всех". Еще 28 июля I904 года Витте по прямому указанию Николая без всяких оговорок подписал в Берлине новый торговый договор с Германией, точнее, дополнительную конвенцию к русско-германскому договору о торговле и мореплавании 1894 года. По этому соглашению немцы резко повышали пошлины на русскую пшеницу и рожь; русские же ставки обложения германского промышленного ввоза в Россию оставались на прежнем крайне низком уровне. Пошлины па поставляемый из России в Германию лес были снижены, а на изделия русской деревообрабатывающей промышленности повышены. В общем и целом еще более, чем в 1894 году, усугублялась роль русского экономического партнера как поставщика сырья. Договор был пронизан стремлением германских экспансионистов удержать Россию в роли поставщика дешевого сырья для германской промышленности, а также широко раскрытого, не защищенного таможенными барьерами рынка сбыта немецких промышленных товаров. [45]

Начиная с весны 1904 года, шпионы систематически сообщали кайзеру о фактической оголенности западной русской границы, которая в результате перебросок войск на Дальний Восток потеряла свое прежнее прикрытие армейскими контингентами. Судьба этих контингентов: часть растаяла в боях (400 тысяч убитыми, ранеными и попавшими к плен); часть была расформирована на Дальнем Востоке и в Сибири с прикреплением солдат к земле путем распределения между ними наделов. Наиболее же благонадежные полки, в первую очередь казачьи, были расположены во внутренних губерниях с задачей помочь властям удержать в повиновении население. Таким образом, западная граница Россия оставалась ослабленной еще несколько лет.

Далее, воспользовавшись моментом, когда Россия и Япония вступили в вооруженное противоборство, кайзеровская Германия без особых помех укрепилась на захваченном еще в 1898 году плацдарме, открывавшем возможность дальнейшего империалистического проникновения в Китай. Не теряя времени, кайзеровские морские стратеги во главе с Тирпицем в течение 1904 - 1905 гг. переоборудовали и оснастили Циндао как главную базу своего военного флота в Восточной Азии. Впрочем, удерживали они эту базу сравнительно недолго. Их японские выученики не дали им там засидеться.23 августа 1914 года Япония, присоединившаяся к Антанте, объявила войну Германии и захватила Циндао, а также группу тихоокеанских островов (Каролинские, Марианские и Маршалловы). [46]

31 августа 1907 г. не без содействия Франции было подписано англо-русское соглашение. С русской стороны его подписал Извольский, с английской - посол в Петербурге, поборник англо-русской Антанты А. Никольсон.

Соглашение касалось Афганистана, Тибета и Персии. Персию разделили на три зоны: северную - русскую, южную (точнее, юго-восточную) - английскую и среднюю - нейтральную. Каждая сторона обязывалась не искать концессий политического или коммерческого свойства в "чужой" зоне и не препятствовать получению их партнёром. В нейтральной зоне каждая сторона сохраняла право добиваться концессий, не мешая таковым же действиям другого участника договора.

Соглашение предусматривало право контроля над доходами персидского правительства в русской и английской зонах. Контроль предполагалось ввести в случае неисправности персидского правительства в платежах по займам русскому Учётно-ссудному банку или английскому Шахиншахскому банку. При этом русское правительство могло установить контроль над доходами персидской казны, поступавшими с областей, отнесённых к русской зоне. Английское правительство получало соответствующие возможности в пределах своей зоны. Оба правительства обязывались "войти предварительно в дружественный обмен мнений в видах определения по взаимному согласию означенных мер контроля".

Афганистан Россия признавала находящимся "вне сферы русского влияния" и обязывалась "пользоваться для всех своих политических сношений с Афганистаном посредничеством британского правительства". [47]

И Россия и Англия давали обязательство не вмешиваться во внутренние дела Тибета, не нарушать его территориальной целостности и сноситься с ним исключительно через сюзеренное китайское правительство.

Соглашение 1907 г. создало так называемое Тройственное согласие - тройственную Антанту в составе Англии, Франции и России, противостоящую Тройственному союзу Германии, Австро-Венгрии и Италии. Впрочем, Италия в результате франко-итальянского соглашения в 1902 г. фактически уже отошла от Тройственного союза. Таким образом, в результате своей агрессивной политики Германия оказывалась изолированной - вдвоём со своей слабой союзницей Австро-Венгрией. При этом соглашениями всех членов Антанты с Японией в большей или меньшей мере обеспечивались их тылы на Дальнем Востоке. Это имело, конечно, немаловажное значение в случае войны с Германией.

Таким образом, исходя из вышесказанного, мы пришли к выводу о том, что Германии не удалось использовать благоприятную обстановку, создавшуюся вследствие ослабления царской России в 1904 - 1906 гг. Германская дипломатия не смогла ни оторвать Россию от Франции, ни расстроить англо-французскую Антанту, ни воспрепятствовать присоединения к этому военному блоку России в 1907г.

Заключение

Германия традиционно являлась союзником России, однако в начале ХХ столетия пути этих двух великих держав коренным образом разошлись в силу ряда причин, вызванных особенностью самой эпохи. На рубеже XIX-XX веков соотношение сил на международной арене резко изменилось. Геополитические устремления великих держав: Великобритании, Франции и России, с одной стороны, Германии с Австро-Венгрией - с другой - привели к необычайно острому соперничеству. В нараставшем соперничестве каждая из великих держав преследовала собственные интересы.

После разгрома Франции Германия оказалась самой сильной державой в Европе. После отставки Бисмарка Германия стала расширять политику колониальных захватов. В германских политических и общественных кругах активно проповедовалась идея Срединной Европы - объединения центрально-европейского региона вокруг немецкого этнического ядра. Ключевую роль для определения внешнеполитической стратегии Германии играли противоречия в ее отношениях с Францией и Великобританией.

Германии не удалось использовать благоприятную обстановку, создавшуюся вследствие ослабления царской России в 1904 - 1906 гг. Германская дипломатия не смогла ни оторвать Россию от Франции, ни расстроить англо-французскую Антанту, ни воспрепятствовать присоединения к этому военному блоку России в 1907г.

Список литературы

А. Источники:

1.         Документы внешней политики СССР. Т.2. М., 1983.

2.         Международные отношения 1870 - 1918 гг. М., 1940.

3.         Русско-германские отношения 1873 - 1914 (Документы из секретного архива Министерства иностранных дел). М., 1922.

4.         Сборник договоров России с другими государствами.1856 - 1917. М., 1959.

5.         Сборник документов по новой истории. Т.3. М., 1989.

6.         Тирпиц А. Воспоминания. М., 1990.

7.         Хрестоматия по новой истории. Т.2.М., 1971.

Б. Литература:

8.         Аптекер Г. Лауреаты империализма.М., 1955.

9.         Бабанцев Н.Ф., Прокофьев В.П. Германская империя 1871 - 1918 гг. Красноярск, 1984.

10.       Бовыкин В.И. Очерки истории внешней политики России. Конец XIX – 1917 г. М., 1960.

11.       Всемирная история. Т. 19. Минск, 1997.

12.       Гуч П.П. История современной Европы. М. - Л., 1925.

13.       Европейская безопасность и сотрудничество: Предпосылки, проблемы, перспективы. М., 1976.

14.       Из истории буржуазной дипломатии и межимпериалистического соперничества в конце XIX - первой половине XX в.: Сб. ст. / Отв. ред.С. С. Григорцевич. Томск, 1985.

15.       Историография международных отношений в новое и новейшее время. Саратов, 1990.

16.       История Германии. Т.3. М., 1988.

17.       История дипломатии. Т.2. М., 1979.

18.       Казанцев Ю.И. Международные отношения и внешняя политика России (ХХ век). Ростов-на-Дону, 2002.

19.       Касвинов М.К. Двадцать три ступени вниз. М., 1982.

20.       Краснов Ю.М. От конфронтации к сотрудничеству. М., 1976.

21.       Ланггут Г. Немцы в поисках безопасности. М., 1995.

22.       Лебедева М.М. Мировая политика. М., 2003.

23.       Людвиг Э. Последний Гогенцолерн. М., 1991.

24.       Международные отношения в эпоху империализма. М. - Л., 1935.

25.       Новейшая история стран Европы и Америки. ХХ век. 1900 - 1945. М., 2003.

26.       Патрушев А.И. Германская история. М., 2003.

27.       Пленков О.Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. СПб., 1997.

28.       Прокопьев В.П. История германской государственности. Калининград, 1985.

29.       Сорвина Г.Н. Экономическая мысль ХХ столетия: страницы истории. М., 2000.

30.       Тарле Е.В. Европа в эпоху империализма.1871-1919 // Соч. Т.5.М., 1958.

31.       Тарле Е.В. Европа от венского конгресса до версальского мира 1814-1919 гг. Пг., 1924.

32.       Тейлор А. Борьба за господство в Европе.1848 - 1918. М., 1958.

33.       Уткин А. Война двух императоров // Вокруг света. 2005. №1. С.146 - 159.

34.       Фей С. Происхождение мировой войны. Т.1.М. - Л., 1934.

35.       Хальгартен П. Империализм до 1914 г. Социологическое исследование германской внешней политики до первой мировой войны. М., 1958.

[1] Сборник договоров России с другими государствами. 1856 – 1917. М., 1959; Международные отношения 1870 – 1918 гг. М., 1940; Русско-германские отношения 1873 – 1914 (Документы из секретного архива Министерства иностранных дел). М., 1922.

[2] Документы внешней политики СССР. Т.2. М., 1983; Сборник документов по новой истории. Т.3. М., 1989; Хрестоматия по новой истории. Т.2. М., 1971.

[3] Тирпиц А. Воспоминания. М., 1990.

[4] Тарле Е.В. Европа от венского конгресса до версальского мира 1814-1919 гг. Пг., 1924; Тарле Е.В. Европа в эпоху империализма. 1871-1919//Соч. Т.5. М., 1958; Фей С. Происхождение мировой войны. Т.1. М. – Л., 1934; Историография международных отношений в новое и новейшее время. Саратов, 1990; Хальгартен П. Империализм до 1914 г. Социологическое исследование германской внешней политики до первой мировой войны. М., 1958.

[5] Уткин А. Война двух императоров//Вокруг света. 2005. №1. С.146 – 159.

[6] Прокопьев В.П. История германской государственности. Калининград, 1985. С105.

[7] Патрушев А. И. Германская история. М., 2003. С.277.

[8] Прокопьев В.П. История германской государственности. Калининград, 1985. С.106.

[9] Из истории буржуазной дипломатии и межимпериалистического соперничества в конце XIX – первой половине XX в.: Сб. ст. / Отв. ред. С.С. Григорцевич. Томск, 1985. С.177.

[10] Из истории буржуазной дипломатии и межимпериалистического соперничества в конце XIX – первой половине XX в.: Сб. ст. / Отв. ред. С.С. Григорцевич. Томск, 1985. С.178.

[11] Пленков О. Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. СПб., 1997. С.70.

[12] Пленков О. Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. СПб., 1997. С.37.

[13] Пленков О. Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. СПб., 1997. С.38.

[14] Пленков О. Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. СПб., 1997. С.39.

[15] Пленков О. Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. СПб., 1997. С.39 – 40.

[16] Бабанцев Н.Ф., Прокофьев В.П. Германская империя 1871 – 1918 гг. Красноярск, 1984. С.108.

[17] Пленков О. Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. СПб., 1997. С.41.

[18] Пленков О.Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. СПб., 1997. С.42.

[19] Пленков О.Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. СПб., 1997. С.42.

[20] Казанцев Ю.И. Международные отношения и внешняя политика России (ХХ век). Ростов-на-Дону, 2002. С.48.

[21] Бабанцев Н.Ф., Прокофьев В.П. Германская империя 1871 – 1918 гг. Красноярск, 1984. С.111.

[22] Хрестоматия по новой истории. Т.2. М., 1971. С.115.

[23] Патрушев А. И. Германская история. М., 2003. С.279.

[24] Казанцев Ю. И. Международные отношения и внешняя политика России (ХХ век). Ростов-на-Дону, 2002. С.51.

[25] Из истории буржуазной дипломатии и межимпериалистического соперничества в конце XIX – первой половине XX в.: Сб. ст. / Отв. ред. С.С. Григорцевич. Томск, 1985. С.183.

[26] Казанцев Ю.И. Международные отношения и внешняя политика России (ХХ век). Ростов-на-Дону, 2002. С.54.

[27] Сборник документов по новой истории. Т.3.  М., 1989. С.371.

[28] Сборник документов по новой истории. Т.3. М., 1989. С.372.

[29] Хрестоматия по новой истории. Т.2. М., 1971. С.451.

[30] Казанцев Ю. И. Международные отношения и внешняя политика России (ХХ век). Ростов-на-Дону, 2002. С.55.

[31] Касвинов М. К. Двадцать три ступени вниз. М., 1982. С.37.

[32] Касвинов М. К. Двадцать три ступени вниз. М., 1982. С.39.

[33] Касвинов М. К. Двадцать три ступени вниз. М., 1982. С.40.

[34] Касвинов М. К. Двадцать три ступени вниз. М., 1982. С.42.

[35] Там же.

[36] Цит. По Касвинов М.К. Двадцать три ступени вниз. М., 1982. С.44.

[37] Там же.

[38] Бовыкин В.И. Очерки истории внешней политики России. Конец XIX -1917г. М., 1960. С.176.

[39] Касвинов М. К. Двадцать три ступени вниз. М., 1982. С.49.

[40] Бовыкин В.И. Очерки истории внешней политики России. Конец XIX -1917г. М., 1960. С.181.

[41] Касвинов М. К. Двадцать три ступени вниз. М., 1982. С.51.

[42] Уткин А. Война двух императоров//Вокруг света. 2005. №1. С.147.

[43] Уткин А. Война двух императоров//Вокруг света. 2005. №1. С.148.

[44] Уткин А. Война двух императоров//Вокруг света. 2005. №1. С.148.

[45] Уткин А. Война двух императоров//Вокруг света. 2005. №1. С.151.

[46] Казанцев Ю. И. Международные отношения и внешняя политика России (ХХ век). Ростов-на-Дону, 2002. С.58.

[47] Сборник документов по новой истории. Т.3.  М., 1989. С.380 – 381.