Реферат: Эрос в культуре
РЕФЕРАТ
по дисциплине «Культурология»
по теме: «Эрос в культуре»
Оглавление
Введение. 3
1. Эрос в русской культуре. 5
2. Два аспекта презентации эротического в культуре. 10
Заключение. 18
Список использованной литературы.. 19
Введение
Стремительный рост интереса к эротике в нашем обществе удивления не вызывает. Слишком долго эта важнейшая сторона жизни всякого нормального человека находился под бессмысленным цензурным запретом. Беспокойство вызывает другое также понятное явление – пугающий рост вульгарности в нашем обществе. Поднявшаяся волна пошлости в какой-то мере является прямым результатом недавних запретов. Наше общество похоже на перевозбужденного подростка, впервые открывшего для себя «закрытую тему». Действительно, сегодня наблюдается повышенный интерес к тому, что искренне трактуется как эротика: тиражируется техника секса, издаются специальные журналы для мужчин и женщин, демонстрируются фильмы с садо-мазохистскими сюжетами. Русская национальная культура трещит по швам под натиском западных стереотипов.
Сексуальная революция, прошедшая в России с большим опозданием, как бы эмоционально она не воспринималась частью населения, – движение, несомненно, общегуманное, хотя и не лишенное отрицательных сторон. В общей форме это означает превращение сексуальности из цели в средство. Почему с такой страстностью взялись за пропаганду эротики? Во многом – из чувства противоречия, протеста. Натерпелись – надоело замалчивание этой темы в течение десятилетий. В эротике многие видят не только одно из средств самореализации личности, чуть ли не средство политической борьбы за демократию. От эротики ждут чего-то такого, чего она не может дать, и не берут то, что она дать в состоянии.
Актуальность данной темы определяется именно борьбой двух противоположных взглядов на эротическую составляющую в культуре. С одной точки зрения, эта составляющая должна быть сведена к минимуму, пусть даже путем цензуры, с другой – эротика в культуре необходима и должна представляться широко и свободно. Абсолютизация первой точки зрения приводит к жесткому табуированию всего, что связано с полом, вторая же способна любую отрасль искусства превратить в порнографию.
Целью настоящей работы является исследование существующих взглядов на эротику в культуре, и попытка найти золотую середину, которая позволила бы легитимизировать эротическую компоненту культуры, по своему содержанию вписываясь в триаду «истина-добро-красота»
В связи с поставленной целью можно формулировать следующие задачи исследования:
рассмотреть особенности эротической составляющей на примере русской культуры;
определить понятия эротики и порнографии на примерах мирового искусства.
Реферат состоит из 5 разделов. В первом сформулированы цель и задачи исследования, во втором описываются особенности русской эротической культуры, в третьем дается обзор проблем, связанных с поиском критериев, отграничивающих эротику от порнографии, в четвертом сделаны основные выводы по содержанию работы, в пятом указаны первоисточники по теме работы.
1. Эрос в русской культуре
Люди, несомненно, любили во все времена, но каждая эпоха цивилизации предавала этим отношениям определенную форму и регулировала их при помощи этикета, традиции, социальных норм, системы ценностей и идеалов, делала тем самым людей элементом культурно-исторической реальности. Для каждой конкретной культуры характерны свой идеал любви, определенные ценности и манера ухаживания. Так древние греки различали 4 вида любви: эрос, филиа, агапэ, сторгэ.
Эрос – это восторженная влюбленность, телесная и духовная страсть, тяга к обладанию любимым человеком. Это страсть больше для себя, чем для другого, в ней много я-центризма. Это как бы страсть по мужскому типу, страсть в ключе пылкого юноши или молодого мужчины. Она бывает и у женщин, но гораздо реже.
Филиа – любовь-дружба, более духовное и более спокойное чувство. По своему психологическому облику она стоит ближе всего к любви ( или влюбленности ) молодой девушки. У греков филиа соединяла не только влюбленных, но и друзей.
Агапэ – альтруистическая, духовная любовь. Она полна жертвенности и самоотречения, построена на снисхождении и прощении. Это любовь не ради себя, а ради другого, в отличие от эроса. По своему облику она похожа на материнскую любовь, полную великодушия и самоотверженности. У греков, особенно, во время эллинизма, агапэ была не только любовным чувством, но и идеалом любви к ближнему.
Сторгэ – любовь-нежность, семейная любовь, полная мягкого внимания к любимому. Она росла из естественной привязанности к родным, напоминала родственные тяготения юношей и девушек.
Но все нынешние ценности ориентированы на одну систему – романтическую любовь. «ХХ век принес стремительную «демократизацию» романтической любви, резкое ускорение того, что с полным основанием можно назвать «революцией чувств», – писал А.Г. Вишневский. – Сегодня романтическая любовь – уже не привилегия избранных, и для миллиона людей она уже не та, что была прежде. Ныне она несравненно сильнее захватывает человека и уже не сводится всего-навсего к эротическому "голосу плоти"». Принципы романтической любви сложились в среде средневековых рыцарей в южной французской провинции Провансе. Сражать и любить! – вот девиз аристократа, но забота и обожание могли относиться лишь к женщине высшего сословия. Рыцарский идеал не отличался интеллектом, зато он предполагал богатую эмоциональную жизнь вплоть до экзальтации; нельзя забывать и тот факт, что дамой сердца рыцарь выбирал обычно замужнюю дворянку.
Нашему воображению сразу рисуется сцена: дама с балкона слушает рыцаря с гитарой и шпагой, поющего ей романсы. Герой здесь не скрывает чувств, а напротив манифестирует их. Современные молодых людей Франции и других романских народов можно по праву считать наследниками этой публичной любви, пылко переживаемой на людях. Виктор Некрасов, проживший свои последние годы в Париже, по словам В. Конецкого, «долго не мог привыкнуть к поцелуям на каждом шагу – в метро. В магазине, на улице остановятся, обнимутся ни с того ни с сего – и взасос...».
Славянская любовная культура также отличается своеобразием в отражении эротического начала. Если в американской культуре акцентируются рациональные, практические соображения (удовлетворение сексуального влечения необходимо для здоровья, для продолжения рода, для стабильности брака), то в – славянской культуре на первое место выходят интимные соображения.
Не без определенного основания может сложиться впечатление, что русская классическая литература декларирует в сексуальных отношениях тотальное целомудрие, вплоть до аскетизма и антиромантизма. «Пока... человечество живет, – говорит герой Л.Н. Толстого, – перед ним стоит идеал и, разумеется, идеал не кроликов или свиней, чтобы расплодиться как можно больше, и не обезьян или парижан, чтобы как можно утонченнее пользоваться удовольствием половой страсти, а идеал, достигаемый воздержанием и чистотой». И все же такая позиция – крайность; чаще целомудрие, т.е. высшая нравственная чистота не отождествляется с девственностью. В рамках интимной культуры вступление в сексуальную связь (в том числе лишение девственности) не ассоциируется с аморальным поведением – просто физические взаимоотношения в любой форме не предназначены для посторонних глаз.
Христианский моральный кодекс напротив рассматривает все отношения вне брака как аморальные, супружеская же сексуальность сводится к репродуктивной функции. Отсюда и особая мистическая ценность девственности: «Выдающий замуж свою девицу, – говорил апостол Павел, – поступает хорошо, а не выдающий поступает еще лучше». Только в новое время любовь начинает рассматриваться как индивидуализированное сексуальное влечение, не сводящееся к размножению. Более того, согласно Вл. Соловьеву, половая любовь и деторождения находятся между собой в обратной зависимости: чем сильнее одно, тем слабее другое.
Если взять некоторые литературные произведения конца ХIХ века, то в них уже можно увидеть двоякое отношение к любви, к общественной морали и жизненным устоям. Так роман П.Д. Боборыкина «Жертва вечерняя», начавший печататься с января 1868 года, доставил автору «успех скандала». Взгляд на «Жертву вечернюю» как на порнографический роман глубоко уязвил Боборыкина. В своих «Воспоминаниях» он неоднократно доказывал, что «замысел «Жертвы вечерней» не имел ничего общего с порнографической литературой, а содержал в себе горький урок и беспощадное изображение пустоты светской жизни, которая и доводит мою героиню до полного нравственного банкротства».
В начале ХХ века, после первой русской революции, во время недолгой отмены тяжелого гнета цензуры в среде интеллигенции сразу стало ощущаться свежее дыхание свободы. Это душевное раскрепощение, освобождение от всяческих запретов породило и массу непривычной литературы, выходящей за рамки недавней благопристойности и религиозной морали. Так в 1916 году в свет выходит переводный сборник под редакцией В. Брюсова. В предисловии он пишет: «В этом сборнике «Эротопегний» соединены переводы тех стихотворений римских поэтов, которые не могут и не должны стать достоянием широких кругов читателей». Русскому интеллигенту, пусть и самых широких взглядов, было трудно представить себе общедоступность эротических презентаций.
Говоря о русской культуре, нельзя не упомянуть один из самых знаменитых и скандальных романов ХХ века – романом Владимира Набокова «Лолита». Его издание на русском языке разрешили только в 1965 году. Но и на свободном Западе многие критики долгое время считали его безнравственным, всячески преследовали его и запрещали, смущаясь юным возрастом героини. «... "Лолита" вовсе не буксир, тащащий за собой барку морали», – иронизировал сам автор, а в письме к М. Бишопу в марте 1956 года заявлял: «Я спокоен в моей уверенности, что это – серьезное произведение искусства, и что ни один суд не сможет доказать, что она [книга] "порочна и непристойна"...» Через обвинение в порнографии прошли известнейшие романы ХХ века: «Улисс» считался порнографическим романом в Америке до 40-х годов, до 60-х – «Тропик рака» Генри Миллера. Набоковская «Лолита» один год считалась порнографией, затем стала бестселлером.
В советском искусстве эротический аспект был табуирован. Отблеск интереса к нему широко представлен лишь в «народном искусстве», бытовом и уголовном шансоне. Знаменитая песня Утесова «У самовара я и моя Маша» была запрещена за озорной намек, что супругов может связывать не только страсть к строительству коммунизма. Социальные и культурные последствия такого жесткого запрета были в целом, негативными.
Однако некоторые исследователи считают, что нельзя говорить о полном отсутствии эротики в советское время. Эротика был лишь трансформирована, сублимирована в соответствии с социальными задачами. Еще в начале Октябрьской эпохи первые советские интеллигенты – Луначарский, например, – относились к эротике с некоторым барственно-доброжелательным снисхождением – «Нам нужна здоровая эротика!» В начале ХХ века среди европейских авангардистов в связи с возникшим культом машины развиваются эксцентричные идеи об эротизме механизма – воплощении космической созидательной энергии. Но только в нашей стране эти мотивы приобрели конкретные черты, ведь станок как эротический символ встраивался в общий культ утилитарного.
В середине 20-х вся эротическая проблематика попала в руки «неистовых ревнителей». «Половая жизнь как неотъемлемая часть прочего боевого арсенала пролетариата» – это не пародия, а, увы, существовавший подход, сформулированный в научной монографии А.Б. Залкинда «Революция и молодежь». Переведя страну на казарменное положение и заняв все свободное время граждан работой, спортом и военно-идеологической подготовкой, они добились тотальной сублимации любовной энергии в коллективных формах. Коллективный эротизм унифицировал характер и красоту советской молодежи, приблизив ликующего рабочего к колхознице, сделав мужеподобными женщин. Скульптура Мухиной «Рабочий и колхозница» – это не только символ трудового союза серпа и молота, но и идеальная, с точки зрения искусства того времени, пара сексуального соответствия. Советским людям было дано два главных объекта сублимированного сексуального влечения: Вождь-Отец и Родина-Мать. Падение культового режима было пережито народом, по крайней мере, той его частью, которая искренне верила революционным догматам, как тяжелая сексуальная травма.
2. Два аспекта презентации эротического в культуре
В любом обществе всегда имелась и имеется определенная часть людей – малоискушенных, которые искренне убеждены, что искусство должно изображать только прекрасное. А ведь хорошо известно, что изображение некрасивого, даже безобразного с общественной точки зрения всегда было предметом искусства: химеры Нотр-Дама, невероятные композиции Сальвадора Дали или же грустная, удивительная скульптура Родена, название которой говорит само за себя: «Та, которая была прекрасной Омиер»... Да, да! Не Венера Милосская с крутыми бедрами, а увядшая женщина с иссохшими грудями! И это – тот же Роден, автор «Весны» и «Первого поцелуя»... Луи Фердинанд Селин высказался точно и недвусмысленно: «В уродстве столько же возможностей для искусства, сколько в красоте». И вот именно эта контрастность, многомерность, противоречивость человеческой сущности – человеческой, а не идеальной умозрительной ее модели – воистину прекрасна!
Следует отметить, что эротического искусства как универсальной формы вообще не существует; для японца хэиянской эпохи самым эротичным было стихотворение, в котором описывается блеск луны на реке. Главным становится предчувствие того, что стоит за эротическим переживанием, которое человек может достигнуть индивидуально. Эротическое искусство указывает путь к этому переживанию, но никогда не предъявляет его зрителю с порнографической убедительностью. Порнографии в искусстве не существует. Дело не в моральном порицании и отрицании порнографии: это не искусство Дело в том, что в отличие от искусства, которое тоже вынуждено подчиняться товарно-рыночным законам, но которое обладает при этом и неким трудноопределимым духовным сверхзначением, порнография – просто товар, и ничего больше, это нечто несомненно отличное от искусства, которое насквозь пронизано именно личностными переживаниями. Различие между порнографией и эротикой нужно искать не в содержательном, а в стилистическом слое художественного произведения, то есть в том слое, который только и значим для определения – произведение искусства перед нами или нет. Обратим внимание, что риск порнографии особенно велик в низкоструктурированных видах искусства – в кино, фотоискусстве, в зрелищах, где художник манипулирует физическими телами или их фотохимическими отпечатками.
Следует сказать, что эротическое создается искусством заслонения сексуального объекта, в то время как при порнопоказе сексуальный объект подвергается полному разглядыванию – заслонение теряет всякий смысл. Возбуждение охватывает разглядывающего в силу машинизации того, что было органичным, интимным и запретных. В культуре большинства народов мужчины и женщины не обладают равным правом на взгляд. Мужчина «имеет право» разглядывать проходящих мимо женщин, женщины же «не имеют права» разглядывать мужчин. Таким образом, женщине культурной традицией предопределено место эротического объекта. Феминистское движение, в том числе и в искусстве, ведет борьбу с этой унизительной, по его мнению традицией, ведь женское тело становится в таком контексте «товаром». Здесь стоит вспомнить отношение к женскому телу в разные эпохи. Так в античную эпоху, где все было подчинено принципу «вещественности и телесности», человеческое тело стало ценнейшим материалом. Но, что самое интересное, на ранней стадии развития античной скульптуры обнажению подвергались мужские тела, а женские умело драпировались. Позднее греки приходят к пониманию красоты обнаженного тела, которое не требует иных украшений, кроме данных ему самой природой. Но античная скульптура была только холодным прекрасным человеческим телом, в которое не вдохнули огонь жизни. Вскоре с развитием изобразительного искусства в бездонных глазницах заискрился взгляд – изображение ожило и стало более приближено к живому оригиналу.
В христианскую эпоху красота обнаженного человеческого тела отступила на второй план, уступив место религиозным сюжетам и напоминанию о грехопадении, когда нагота стала восприниматься как что-то постыдное. Постепенно женщины драпируются настолько, что все прекрасные формы теряются. Эпоха Возрождения возвращает художников к античным образцам, но вне искусства «ню» воспринимается как что-то мерзкое, вернее, выходящее за рамки общественной морали.
На рубеже ХХ века происходит высвобождение женского тела из оков корсета, которое знаменитый французский портной того времени Поль Пуаре сравнил с падением Бастилии. Это освобождение тела имело резонанс в культуре. Получил развитие спорт, резко изменился характер хореографии и т.д. Изменению характера одежды шло параллельно внедрению в культуру начала века мотивов Востока, как символической страны утонченной и извращенной эротики. Поразительно, что раскованное женское тело первоначально часто драпируется в «восточные» одежды – тот же Пуаре вводит моду на шаровары и брюки для женщин, – по типу близкие к мужским одеяниям. Вскоре на подиуме появляется миниатюрная манекенщица Твигги, родоначальница моды «мини». Женское тело становится достоянием общественности и заставляет общество пересмотреть взгляд на запреты обнажения.
Это время бурного развития фотографии, которая позволяет настолько приблизить модель к оригиналу, что иногда забывается то, что перед нами произведение искусство. Как и художников, фотографов живо заинтересовала нагота. Но тут же встал вопрос – насколько можно раздеть модель, чтобы не вызвать протест общественности, не переступить границу дозволенного в искусстве. Даже вопрос не в том, на сколько раздеть, а как раздеть. Когда нет искусства или хотя бы ремесла, то эротика становится особенно мстительным жанром, тем паче в фотографии, ведь, раздевая модель, фотограф в первую очередь раздевает самого себя.
Обратимся к такому социальному институту как театр. Прежде всего, очевидно, что в театре сильной эротической провокацией служит непосредственная телесная близость, возбуждающая желание физического контакта. В середине XVIII века общеизвестные преобразования сделали непреодолимой линию рампы. Это было важнейшим шагом, одновременно удалившим актера от зрителя и сблизившим его с произведением искусства. Прямой контакт с исполнителем, находящимся за запретной чертой, сохранился в опосредованных формах: понравившихся актеров засыпали цветами, не понравившихся – гнилыми овощами, и в том и в другом случае «прикасаясь» к объекту эмоции. С течением времени появился автограф, точнее ритуал получения автографа. Автограф «звезды» на фотографии свидетельствует о моменте личного контакта с плотью и кровью артиста, становится "оттиском" подлинного, внесценического, внеэкранного, тела. Вместе с тем главной привилегией зрителя остается сам процесс смотрения. Свобода смотрения, возможная в театре, сформулировала и тип поведения в зале, ставшем объектом самосозерцания.
Мужчины достаточно откровенно, с недопустимой в других социальных собраниях бесцеремонностью, разглядывают женщин. В XVIII-XIX веках посетительницы театра иногда использовали маску, предмет актерского реквизита, что гарантировало неузнанность и соответственную свободу поведения. Физическая привлекательность одновременно акцентировалось людьми и суммировалось культурой. Фундаментальное желание актера – нравиться публике, главное желание зрителя – получить удовольствие от увиденного. Вместе с тем эстетика, мораль искали для «стана и ножек» дополнительных мотивировок или стремились свести их воздействие до минимума. Женщин играли мужчины, актрисам не разрешалось переодеваться в костюм противоположного пола, табуировалось телесное соприкосновение и т.д. Все это скорее разнообразило эротические коннотации зрелища: как отмечал Р. Барт, живое тело, превращаясь в знак, неизбежно обладает двойным означаемым, всегда отсылает и к самому себе. Сегодняшняя мода или интерес к «жизни человеческого тела» в принципе ушел из театра. Снятие табу оказалось недостаточным для проникновения, точнее, обретения эротики сценой. Актеры так же не умеют показывать, как зритель – смотреть. В этой системе координат возможна грубая порнография, но не легкая эротика, о которой говорит Барт и которая неотделима от искусства смотрения.
В балете, в новаторских изысканиях Касьяна Ярославича Голейзовского обнаженные тела подчеркивают остроту подлинных чувств – особенно эффектным был бросок героини на руки кавалеров и обнажение Саломеи до пояса во время танца «Семи покрывал». Но его балет «Саломея» успех оказался более скандальный, чем эстетический. Пресса вскользь отметила красоту линий танца и тут же сосредоточилась на проблемах обнажения тела на сцене, обрушиваясь на эротику постановки. О танце Саломеи писали, что он напоминает «пляски австралийских туземцев корообари, которые имитируют в своих танцах половые акт».
Проблема наготы на сцене к 1923 году достигла особой остроты, и когда Камерный балет показал «Саломею», отдельные критики попытались разделить бытовое восприятие обнаженного тела и его художественную значимость, утверждая, что оголенность имеет отношение к сексуальной проблеме, а обнаженность – к проблеме эстетической. «Современности чуждо обнаженное тело. Тело существует лишь сексуально и не может, поэтому, служить объектом чисто зрительского восприятия. Поэтому обнаженное тело в танце прекрасный, может быть, аргумент для сбора переполненной аудитории, но не задача чистой хореографии». Голейзовский, обнажая тела танцовщиков, верил в самоценность пластики, тело танцовщика было для него средоточием красоты, свободы, идеальным и главным материалом для хореографических композиций.
Где же та граница, что пролегла между эротикой и порнографией? Эта граница устанавливается не какими-то внешними формальными признаками, а внутренним безошибочным чувством каждого человека. Эротика? Порно? В первом случае мы испытываем прилив счастья и нежности, как любящие, как принятые в братство; во втором – пошловато ухмыляемся и отводим глаза в сторону, как соучастники. Еще Платон в диалоге «Лисид» заметил: «А разве это не безвкусица, когда слова и песни не очаровывают, но лишь возбуждают?» Так вот порнофильмы, порнокартинки, стихи, песни не очаровывают, а возбуждают. Нужно так же отметить, что порнография – это такое непродуманное понятие, такая свалка, куда мы сбрасываем и то, что в сексе совершенно не интересно, и то, что, напротив, слишком интересно.
Возьмем «фильмы подсматривания» начала 90-х. В обширной серии подобных фильмов герой подглядывает в замочную скважину, в телескоп и т.д. за своими соседями. Дверь, окно, расстояние мешает физическому контакту героя с объектом его любопытства, но придают этому объекту подчеркнуто эротическое значение просто в силу того, что за ним подглядывают. Эротический элемент, хотя часто и в скрытом виде, лежит в основе кинематографической эстетики. Что такое фильм на элементарном уровне? Это некий объект на экране, предъявленный глазу зрителя. В большинстве случаев в игровом кино этим объектом является человеческое тело. Чтобы удерживать внимание зрителя в течение нескольких часов, тело должно обладать притягательностью, магией, которые в широком смысле можно определить как эротическую притягательность, потому что нет более сильного магнита для глаз человека, чем эротическая привлекательность тела.
Среди порнофильмов много таких, которые не представляют никакого интереса («Эммануэль»), это то, что называется «секс за кофейным столиком». Но есть и фильмы, открывающие перед человеком возможности, простирающиеся за границы антропоморфного, и эти фильмы трактуются как порнографические только потому, что они не соответствуют культурным ожиданиям. Типичный пример «Империя чувств» Оссима. В прокате его хотели пустить как порнографический, но продюсер отказался. Хотя все формальные киноприличия были нарушены: допускается показ половых органов слишком близко и продолжительное время, особенно «в работе». Но на самом деле в этом фильме представлен очень дистанцированный взгляд на пол, заставляющий отнести его скорее к японским искусствам, в основе которого лежит буддийский канон доведение чего-либо до совершенства. Как японец до совершенства упражняется в стрельбе из лука, так и в «Империи чувств» показано, до чего могут дойти мужчина и женщина, если они пойдут в сексе до конца.
Когда режиссер включает в фильм эротическую сцену, это может быть сигнал о том, что он чувствует себя свободным настолько, что может показать порнуху. Однако мы слишком заняты поиском границ эротического в кино, театре, живописи... Создается впечатление, что эротическое в нашей жизни существует отдельно от всего остального. Конечно так или иначе в центре эротического скрывается некий очаг, возбуждающий сексуальную энергию зрителя (и это не обязательно половой акт). Феллини к примеру создает огромную дистанцию по отношению к обычному половому акту, особенно в «Казанове». У него не случайно там при этом включается заводная птичка; это одна из метафор механистичности гетеросексуального полового акта, «поэтом» которого был Джакомо Казанова. Там есть еще эпизод соревнования, где Казанова и какой-то дюжий крестьянин одновременно совокупляются с двумя женщинами на время: кто дольше? Любой видимый объект может быть эротизирован, если он подвергается хоть частичному заслонению, в отличие от порнообъекта, который всегда открыт и выставлен на обозрение зрителю. В некоторых сценах «Казановы» Феллини как раз и проводится идея заслонения с исключительной точностью: всегда на передний план выступает то, что должно заслонять.
По-другому происходит в ситуации открытого фильма, например, «Калигулы». «Калигула» не считается порнофильмом, говоря о формальной классификации. Продюсер этого фильма специально пригласил сниматься очень крупных актеров (например, Джона Гилгуда), чтобы убрать порноэффект, поэтому формально этот фильм не является порнографическим, что и обеспечило фильму высокий уровень проката, но это только формально... Это все настолько условно, что почти невозможно установить различия. Хотя можно сказать эротическое создается искусством заслонения сексуального объекта, в то время как при порнопоказе сексуальный объект, во-первых, подвергается полному разглядыванию – заслонение теряет всякий смысл. Возбуждение охватывает разглядывающего в силу машинизации того, что было органичным, интимным и запретным. Вот в этом и заключено главное различие между порно- и эротическим фильмом. При просмотре последнего зритель впитывает красоту женского и мужского тела, любуется прекрасной обстановкой, восхищается романтикой отношений между мужчиной и женщиной, уходящей за границы обыденности, просто секса – на все накинута вуаль стыдливости, но стыдливости не за свое тело или проявление физиологии. А за то, что это могло быть еще более красиво, эстетично... Человек, воспитанный на прекрасных эротических картинах, никогда не «клюнет» на дешевое порно, в котором на задний план кидается красота, отбрасывая всякую стыдливость, а на первый план выставляется грубый механизм секса в будничной обстановки без налета романтики, иногда находящийся на грани животной грубости и насилия, почерпнутого из откровений маркиза де Сада.
Фильм, каким бы он ни был, несет смысловую нагрузку, и зритель подвергается психологической атаке, воздействующей на чувственность на уровне подсознания. Эротическим феноменом кино в своих работах занимался Эйзенштейн, который еще в молодости начал строить свою теорию на основе работ немецких теоретиков «выразительного движения». Он понимал, что на самом глубинном уровне фильм воздействует на наиболее архаические, связанные с эротикой элементы психики. В случае эротического фильма зритель повышает уровень эротической культуры, и трудно представить такого человека в роли садиста или насильника, в случае порно такие последствия не исключены...
Заключение
Как было уже сказано, нет четких границ между эротикой и порно, поэтому и первое и второе попадает на потребительский рынок и становится востребованным. На чем играют производители порнухи-чернухи? На низком культурном уровне, на некоторых умственных отклонениях, на низкой возрастной планке?.. Потребитель находится. Так в Германии производится до 7.000.000 порнокассет, и 75% взрослых мужчин являются постоянными клиентами порнопрокатов. Американцы, бравирующие высотой своей морали, тратят ежегодно на порнопродукцию до 11 миллиардов долларов, а ежедневный гонорар «актрис» составляет минимум 330 долларов, а у модных актрис зарплата доходит и до 2.500 долларов в день. Из менее известных стран-производителей стоит упомянуть Францию, чье порно отличается красотой, изяществом и чуть ли не психологизмом и направлено на «среднего» француза, которому не надо чего-то «чересчур». Отечественная порноиндустрия делает только первые шаги и особыми успехами пока похвастаться не может.
Вопросы нравственности в сочетании с интимной стороной жизни всегда интересовали людей, этим объясняется интерес широкой публики к проблемам связанным с ее отображением в любых феноменах искусства. Не случайно во введении упоминалась классическая триада духовной культуры человечества: истина – добро – красота, сформулированная еще в античности. Думается, что сочетание принципов этизма (примат благого, гуманного) и эстетизма (примат красоты, изящества, тонкости) в любом произведении искусства не позволят перейти грань, отделяющую эротику от порнографии.
Список использованной литературы
1. Габриэлян Н. М. Пол. Культура. Религия // Общественные науки и современность. 1996. № 6.
2. Гачев Г.Д. Национальный Эрос в культуре // Общественные науки и современность. 1996. № 6.
3. Гуревич П. С. Человек и культура М.: «Дрофа», 1998г.
4. Ерасов Б.С.Социальная культурология: В 2-х ч. Ч.1 - М.: АО «Аспект Пресс», 1994. – 384 с.
5. Культурология. Курс лекций под ред. А.А. Родугина Изд. “Центр” Москва 1998г.
6. Культурология /Под ред. А. Н. Марковой М., 1998г.
7. Левинас Э. Философское определение идеи культуры. // Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. – М.:Прогресс, 1990. – С.86-97
8. Поликарпов В.С. Лекции по культурологии. М.: «Гардарики», 1997. –344 с.
9. Чучин-Русов А.Е. Гендерные аспекты культуры // Общественные науки и современность. 1996. № 6
10. Грищенко И. В., Щеглова Л. В. Культурные факторы в формировании мужской и женской идентичности // Социокультурные исследования: Сб. статей. Вып. 3. Волгоград, 1997. С. 45-58.