Учебное пособие: Философия военного конфликта

План семинарского занятия

Тема. Философия военного конфликта

1.Философская традиция понимания войны.

2.Эфективность войны.

3.Возможность «вечного» мира.

Сообщения:

1.  Оценка войны в мировых религиях.

2.  Феномен врага как фактор конфликтов и войн.

Методические советы:

Анализируя феномен войны, как крайней формы конфликта, особое внимание обратите на международную классификацию военных конфликтов, рассмотрите способы, пути решение войн, на изученном материале сделайте вывод о современных военных конфликтах.

Рассматривая проблематику второго вопроса, войны, как неотъемлемой врожденной составляющей человеческого существования, следует обратить особое внимание на эволюцию истории человечества от первых цивилизаций до наших дней, делая упор на военные действия человека. В ответе на поставленный вопрос, необходимо проследить эволюцию взглядов на данную проблему с древнейших времен до современности на работах Платона, Гераклита, св. Августина, Г.В. Ф. Гегеля, Ф. Дайсона, М. Говарда, П. Валери, Ф. Ницше, К. Лоренца, Ж де Местра. Следует отметить влияние технического прогресса на сознание человека, и изменение его отношения к насилию. Так же необходимо указать влияние государства на действие общества в предвоенный и военный период, рассмотреть психологические факторы, побуждающие человека к войне. Для более глубокого раскрытия проблематики войны, как неотъемлемой составляющей человеческой жизни целесообразно заслушать сообщения по темам: «Оценка войны в мировых религиях» и «Феномен врага как фактор конфликтов и войн». В сообщениях предлагается опереться на работы К. Шмита, Б. Паскаля, М. Шелера, С. Хангтингтона, С. Кина.

В ответе на вопрос война и военная сила в политических конфликтах, внимание следует остановить на том, чем является война для политики и какие последствия несет за собой в отношении человечества. Проследить использование военной силы в разрешение политических конфликтах в современном мире.

Список литературы

1.  Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М. 1993.

2.  Бертран М. Трудности перехода от контроля над вооружениями к системе мировой безопасности// Международный журнал социальных наук.1991.№3

3.  Галлуа П. Стратегия в ядерный век. М. 1962.

4.  Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. М. 1993 Т. 1-3.

5.  Гиббон Э. закат и падение Римской империи .М. 1997. Т.1-7

6.  Гобс Т. Сочинения. М. 1989 -1991.Т. 1,2.

7.  Гроций Г. О праве войны и мира. М. 1994.

8.  Гусейнов А. А. Понятие насилия и ненасилия// Вопросы философии .- 1994, №6.

9.  Дайсон Ф. Оружие и надежда. М. 1989.

10.  Кант И. Сочинение.Т. 1- 6

11.  Клаузевиц К. О войне. М. 1937. Т. 1,2.

12.  Лоренц К. Агрессия. М. 1994.

13.  Паскаль Б. Мысли. М. 1909.

14.  Платон. Собрание сочинений. Т. 1-4.М 1990.

15.  Розанов В.В. Мысли о литературе. М. 1989.

16.  Сенарклен П. «Реалистическая» парадигма и международные конфликты// Международный журнал социальных наук. 1991. №3

17.  Ожиганов Э. П. Политическая теория Макса Вебера.- Рига .1985.

18.  Цыганков А.П. Г. Моргентау, взгляд на внешнюю политику// Социально – политические науки.- 1991. №1

19.  Шарп Дж. Роль силы в ненасильственной борьбе // Вопросы философии.- 1992.№8.

20.  Шмит К. Понятие политического//Вопросы социологии. 1992.№1.

21.  Энгельс Ф. Роль насилия в истории// Маркс К., Энгельс Ф. Соч., Изд. 2-е Т.21.

Философская традиция понимания войны

Конфликт представляет собой одну из форм международного взаимодействия. Он во многом определяется тем, что в силу ограниченности ресурсов, которыми располагает мировое сообщество, любой отдельно взятый субъект международных отношений не может реализовать свои интересы, не затрагивая интересы других.

Динамика международных отношений определяется тем, что по самой своей природе мощь государства представляет собой относительную величину: выигрыш одного государства если не всегда, то часто оборачивается потерей для другого. Каждое государство или группа государств стремиться усилить собственную безопасность путем наращивания своей военной мощи. Хотя невозможно добиться полной безопасности в мире конкурирующих и соперничающих друг с другом государств, стремление каждого из них укрепить свою мощь и безопасность ведет к уменьшению безопасности других и стимулирует соперничество за большую мощь и безопасность. В этом смысле войну можно рассматривать как проявления принципа борьбы за существование, а в определенных условиях - в контексте концепций выживания наиболее приспособленных к жизни.

Есть разные формы международных конфликтов. Нередко их классификация производится на основе, так называемой теории игр. Так, игра с нулевой сумой подразумевает ситуации, в которых действие участников во время игры не изменяют общую первоначальную сумму. Здесь мы имеем конфликт взаимоисключающих интересов: выигрыш одной стороны оборачивается проигрышем для другой, поскольку победитель получает то, что побежденный теряет.

Выделяют так же игру с положительной суммой , при которой первоначальная сумма может увеличится, отчего выигрывают все вовлеченные стороны , но проигравший выигрывает меньше , и игру с отрицательной суммой , когда она может сократиться , и тогда проигрывают все стороны.

Существуют разные формы, пути и способы разрешение конфликтов. Как, правило, в этом вопросе выделяют морально - правовой, или нормативный, подход и принудительно – переговорный, или метод торга.

Разумеется, с точки зрения сохранения мира и согласия между народами наиболее предпочтителен первый подход, который эффективен в тех случаях, когда между вовлеченными в конфликт сторонами существует согласие по поводу комплекса основных правовых и моральных норм. Однако в тех ситуациях, когда такое согласие отсутствует, одна из вовлеченных сторон навязывает принудительно - переговорный механизм, крайним проявлением межгосударственных конфликтов и одновременно крайним средством их разрешения является война.

Само слово «война» происходит от древне германского werra , корни которого можно обнаружить, например в английском слове wаr. Корни древнегреческого polemos, также означающего «войну», сохранились в словах «полемика», «полемический», «полемист», а латинского слова bellum (война) сохранились в английском belligerent (воинственный). В тех или иных формах это слово есть во всех мировых языках, как прежних эпох, так и современности, что служит одним из показателей универсальности данного феномена.

Война - коллективный акт, отличающийся по своей природе от индивидуальных актов насилия. Называя войну коллективным актом, мы подразумеваем, прежде всего, политически организованное сообщество людей в лице города – государства, княжества, империи в прошлом или национального государства в современном мире или же две противоборствующие стороны в гражданской войне. Иначе говоря, война представляет собой акт взаимодействия не между двумя конкретными лицами, а между государственно-организованными сообществами людей.

К войне, как правило, прибегают тогда, когда стороны, вовлеченные в нее, убежденны в том, что с ее помощью они добьются для себя больших дивидендов, чем с помощью переговоров. В этом смысле прав был немецкий военный теоретик XIX в. К. фон Клаузевиц, утверждавший, что война есть продолжение политики другими средствами. Прав был Клаузевиц и в том, что война не отменяет политику в качестве средства достижения мира. Политика не прекращается и во время войны. Руководители государства несут ответственность, как за войну, так и за достижения мира. Они объявляют войну, ведут и завершают ее. Этот примат политики предполагает подчинение точки зрения военных политике, подчинение армейских руководителей тем, кто принимает политические решения.

Однако, признавая верность этого тезиса, необходимо учитывать, что в войне конфликтная сущность политического приобретает настолько интенсивные и обнаженные формы, что сама политика как бы элиминируется, замещаясь голым насилием. Для сражающегося война отпадает сама проблема различение друга и врага, поскольку в войне дихотомия друг – враг предстает как бы в первозданном, очищенным от всех моральных, политических и иных напластований. Противники открыто противостоят друг другу, выделяясь даже своей униформой. « Вот почему – утверждал К. Шмит, - правильны слова одного английского дипломата: политик лучше вышколен для борьбы, чем солдат, ибо политик сражается всю жизнь, а солдат лишь в виде исключения».

Существует множество форм войны: между различными родами, племенами, этносами, народами, странами, империями, коалициями государств; локальные, региональные, мировые; ограниченные, всеобщие, абсолютные и тотальные и т. д. Но в целом, войны разделяются на те, которые ведут две, несколько или множество государств друг с другом, а так же те, которые возникают между различными группами граждан одного государства. В первом случае это классические межгосударственные (или внешние) войны, а во втором - гражданские (или внутренние) войны.

Уже древние греки проводили различие между polemos, т.е. войной с внешним врагом, варварами, и statis - гражданской войной, к категории которой иногда причислялись и войны между самими греческими городами – государствами. Если первые признавались законными и даже поощрялись, то вторые во все времена, как правило, оценивались негативно либо сдержанно. Характерна в этом отношение позиция Ф. Бэкона, который говорил: «Гражданская война подобна жару при лихорадке, но иностранная война подобна жару при упражнениях и служит сохранению здоровья тела». Но, тем не менее, гражданские войны – такие же типичные атрибуты истории человечества почти всех времен и, во всяком случае, большинства народов, как и межгосударственные войны. Показательно, что за сто лет после окончания наполеоновских войн наиболее разрушительные войны произошли не между государствами, а между гражданами государств.

Не всегда легко можно определить линии, разграничивающие внешние и внутренние войны. Например, ответ более или менее ясен в отношении гражданских воин в Древнем Риме в II – I вв. до н.э. (хотя здесь необходимы определенные оговорки, поскольку они велись на громадных территориях во всех регионах Средиземноморья), религиозных войн во Франции во второй половине XVI в., США – в 60 – е годы XIX в., в России после октябрьской революции 1917 г. и т. д.

Но весьма трудно определить, к какой именно категории причислить войны между различными греческими городами – государствами или многочисленные войны за независимость, в которых часто оказывались, вовлечены самые разные интересы и силы. Почти невозможно провести линию разграничения между внутриполитическими и международными аспектами многих гражданских войн, например, вьетнамской в 60 –х и афганской в 80 –х годах. В данном контексте проблемой становится терроризм, который нередко не имеет государственной окраски. Все это свидетельствует о том, что в современном мире во все более растущей степени стирается грань между межгосударственными и гражданскими войнами.

Эффективность войны

Вся история человечества свидетельствует о том, что война – это неотъемлемая врожденная составляющая человеческого существования, точно так же как тяга к игре, пению, снятию стресса, маскарадах и т. д. здесь апологию войны необходимо решите6льно отделить от признания самой реальности этого феномена. Вся жизнь человека построена на антиномиях - это жизнь и смерть, добро и зло, свобода и рабство, и многое другое. Некоторые из антиномий не разрешимы. Возможно, к этой антиномии относится и антиномия между войной и миром.

История человечества это, прежде всего история войн. Упрощая вопрос можно было бы сказать, что животные потому не имеют истории, что они не вели друг с другом войн. Как утверждал Г. В. Ф. Гегель, животное не знает войны, оно знает лишь борьбу, вызванную потребностями в пище, самке, потребностью в территории для охоты и т. д. удовлетворив свою потребность, оно довольствуется полученным и не меняет порядок вещей в природе. Не таков человек. Что бы выйти из животного состояния, он должен выйти за приделы природы, из мира потребностей и стремится к благам, которые природа не может ему предоставить и которые находятся вне приделов чисто биологических устремлений. Человек не только стремится удовлетворить свои биологические потребности, но и жаждет признания себя со стороны другого и, более того, подчинения этого другого.

Таким образом, война имеет своей целью не только физическое выживание, но и навязывание своих ценностей другим . подвергаясь риску поте6рять собственную жизнь , человек который не связан с ней на манер животного, озабоченного сохранением своего существования , утверждает свою самость. При таком положении борьба с другим человеком как бы «гуманизируется» т. е. приобретает человеческое измерение. Отношение к другому человеку – это отношение не только любви, но и конкуренции.

Человек воевал в глубокой древности, он продолжает воевать в наши дни и, по – видимому, будет воевать также в будущем. Менялись представление о типе и характере войн и армий, системах обороны, силовых методах, соответствующих изменяющимся реальностям. Но во все времена человеческие сообщества в различных формах и ипостасях отнюдь не считали мир высшим благом. Более того, большую часть истории человечества почти все попытки создания сколько ни будь крупных держав и империй были связаны с экспансией, завоевание, вмешательством, оккупацией.

Во многом сама история человечества предстает как беспрерывная череда войн племен, народов, наций, империй, кланов партий и т. д. друг с другом. Одни стремились подчинить своему господству чужие страны и народы, другие жаждали воинской славы, третьи считали, что лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Во всяком случае оправдания для войн всегда находились самые убедительные, поскольку человек, если судить по его даяниям, как бы подсознательно руководствовался мефистофелевской максимой - нет в мире вещи , стоящей пощады. Не случайно и то, что с древнейших времен скептики не переставали утверждать, что – человек человеку волк. А из этой формулы вытекал другой, не мание известный постулат – война всех против всех.

Более того, человеку во все эпохи, была свойственна, склонность героизировать, романтизировать и воспевать войну. В этой связи обращает на себя внимание такой феномен, как поддержка войны и даже энтузиазм народа, нередко наблюдающийся в странах перед началом войны. Такая ситуация была, например, почти во всех ведущих европейских государствах на кануне Первой мировой войны. Исследовав общественное мнение и то, как оно отразилось в тогдашней прессе, выступлениях и высказываниях публицистов, общественных и государственных деятелей, английский военный историк М. Говард пришел к выводу, что единственными людьми, кто стремится предотвратить и избежать надвигавшуюся войну , были дипломаты и бизнесмены. Пресса нагнетала страсти, а общественность была настроена по - боевому.

Притягательность войны, склонность к ее героизации отнюдь не уменьшилась и в наши дни, несмотря на страшные опустошения двух мировых войн XX в. Это дает основания для подозрений в том, что человек втайне любит войну. Пытаясь дать ответ на вопрос, почему в США кинофильм «Звездные войны» возглавил список кинобестселлеров, Ф. Дайсон дал этому феномену своеобразную зловещую интерпретацию. « В конце концов, - писал он,- это фильм о войне. Ужасы военных катастроф XX столетия должны были научить людей тому, что войны в наше время слишком трагичны, что бы быть темой для веселого боевика. Но они по-прежнему сознательно и бессознательно любят войну. Возможно, истиной причиной феноменального успеха фильма стало то, что война в нем изображена как этакое невинное развлечение. Удаленность места действия фильма в пространстве и во времени позволило публике проявить свою тайную любовь к войне совершенно открыто».

Однако и раньше война занимала немаловажное, если не центральное, место в космогониях и мифах всех прежних эпох и цивилизаций. Существовала довольно тесная связь между религией и войной. В древности, и на Востоке, и на Западе, между собой воевали, как боги, так и люди. Самое почетное место во всех мифах и пантеонах отвадилось богам – воителям и героям – войнам, которые как считалось, разгромив силы зла, дали начало тем или иным народам, основали города, или государства, спасли отечество или совершили какое ни будь другое благородное деяние. В античной Греции защита полиса была неотделима от его защиты богом покровителем. Это, в частности, проявлялось в сакрализации войны. Каждый воин ощущал как бы интимную связь с миром священного. Важность войны подтверждается самой структурой общества того периода, которые в тех или иных вариациях и под разными названиями было разделено на три основных класса: священнослужителей, воинов и землепашцев.

Хотя в произведениях античности можно встретить сочувствие к жертвам войн, война, тем не менее, рассматривалась как неизбежный и даже необходимый элемент отношений между народами и государствами. Например, одна из главных тем «Илиады» Гомера - восславление войны и доблести на поле брани, где нередко участвуют и сами боги. Особенно показательна в этом отношении позиция Гераклита. «Следует знать, - говорил он, - что война всеобща и правда - борьба и что все происходит через борьбу и по необходимости». Война, утверждал Гераклит, «Отец всего и всего царь; одним она предопределила быть богами, другим людьми; одних она сделала рабами, других свободными». Поэтому, считал он, « Гомер был не прав, говоря «да исчезнет война среди людей и богов!» Он не понимал, что молится за погибель вселенной, ибо, если бы его молитва была бы услышана, все вещи исчезли бы».

В оценке места и роли войны с ним не расходился Платон, утверждавший в своих «Законах», что война всех против всех вытекает из самой природы общества, из коренных противоречий, присущих отношениям людей друг к другу. «То, что большинство людей называют миром, - писал он, - есть только имя, на деле же от природы существует вечная непримиримая война между государствами». Такая же война происходит между отдельными поселками, домами в поселке, а так же между людьми. «Все, - утверждал Платон, - находятся в войне со всеми как в общественной, так и в частной жизни, и каждый находится в войне с самим собой».

Рим дал миру триумфальные арки, возводившиеся в честь героев войн. У каждого народа или государства была своя реальная или символическая ее аналогия. Героизация и восславление реальных лиц и персонажей бесчисленных войн так же представляет собой нечто вроде феномена Триумфальной арки. Таковым и является героизация войны.

В трудах по истории прямо – таки львиное место отводится именно лицам, наиболее отличившимся на поле брани. В принципе можно согласиться с Л.И. Мечниковым: « В памяти людей остается лишь то, что ослепляет; но истинные благодетели человеческого рода остаются в тени. именно людей научивших людей употреблению огня, искусству приручения животных и возделывания хлебных злаков, навсегда останутся неизвестными. Пантеон истории населен только извергами, шарлатанами и палачами».

Героизация войны не чужда и современному миру. Здесь не место затрагивать различные литературные, журналистские, массовые и иные ее проявления и изъявления. Задача состоит в том, что бы концентрировать внимание лишь на ее политико-философском аспекте. Среди философов Нового времени наиболее типичное выражение это нашло, например, у Г.В.Ф. Гегеля, П. Прудона и Ф. Ницше. Как отмечал Гегель, жизнь представляет собой вечную трансформацию, ей противопоказаны неподвижность и скука, ассоциирующиеся с миром. Человечество отнюдь не похоже на пруд, который не один ветер не способен привести в движение, поскольку стоячая и гниющая вода ничего, кроме смерти, не отражает.

В подобном же духе Прудон видел в мире мало привлекательную неподвижность, отсутствие жизненности и высмеивал пацифистов, претендовавших на ликвидацию войн из жизни людей. Своего апофеоза апологетика войны достигла у Ф. Ницше. Его Заратустра учил « любить мир, как средство к новым войнам и короткий мир больше чем длинный».

Поэтому мы должны определить, какие именно свойства человеческой природы делают войну столь дьявольски притягательной.

Конечно, войны порождаются вполне осязаемыми материальными, экономическими, социальными, динамическими, религиозными и иными факторами. Однако история предоставляет множество примеров того, что устранение этих и подобных факторов не всегда приводило к недопущению войн в жизни стран и народов.

С древнейших времен мыслители в поисках глубинных причин социальных и политических катаклизмов, войн и революций неизменно обращали свой взор на природу самого человека. Здесь целесообразно сконцентрировать внимание лишь на тех аспектах человеческой природы, что служат побудительными мотивами агрессивного поведения людей. Крайним проявлением, которых и являются войны и вооруженные конфликты.

Абстрагируясь от многочисленных высказываний древних мыслителей, отметим здесь лишь то, что уже св. Августин утверждал, что причины войн коренятся в греховной природе человека, в его первородном грехе и желание Бога покарать людей за их грехи. На этой основе сформировался провиденциалистский подход, согласно которому война находит свое оправдание во вмешательстве Бога, или Проведения. Боссюэ, например, утверждал, что «именно Бог создает воинов и завоевателей».

Особенно интересны рассуждения Ж. де Мэстера. Как он утверждал, война есть не больше не меньше как закон самого мироздания. Это результат « предопределенной страсти», которой наделены все живые существа со времени их творения: растения , животные и прежде всего люди , убивающие не только , чтобы питаться , одеваться и т. д. , но и просто ради того , чтобы убивать. Самое главное, по его мнению, состоит в том, что война приходит тогда, когда вопиющая несправедливость народов «вызывает к мщению Бога». Этот последний аргумент, как считал де Местер, не только объясняет священный характер войны, но и оправдывает ее. По божественному предписанию народ возрождается через войну, которая играет такую же роль, какую для дерева играет подрезка.

История в целом, не каким образом не свидетельствует о человеческой мудрости, скорее, она - летопись человеческого несовершенства, безумия, тщеславия и порока не без основания говорил И. Кант. Не лишены, по - видимому, основания аргументы и доводы авторов, считающих присущие человеку от рождение злое начало, иррациональные и разрушительные побуждения, гордость, тщеславие и корыстолюбие не последними по значимости мотивирующими факторами общественно – исторического развития, важным компонентом которого являются войны.

Движение истории, подчеркивал Гегель, осуществляет ее «дурная сторона», «порочное начало» - неповиновение. Неповиновение, непокорность и мятеж, наряду с другими факторами, стали немаловажным стимулом общественно исторического прогресса. Более того, эту же «дурную сторону» Оскар Уайльд рассматривал как основную добродетель человека, поскольку именно благодаря непокорности и мятежу стал возможен прогресс.

Общество, в конечном счете, живет и развивается по законам, корни которых лежат в природе человека. Это, прежде всего, относится к разного рода войнам и конфликтам. И действительно. Любая война развивается и ведется не богами или демонами, а обыкновенными людьми, и чтобы понять ее природу, необходимо выяснить какие именно человеческие ее вызывают.

«Две опасности угрожают миру – это порядок и беспорядок» - писал П. Валери. порядок и планомерность в их завершенной форме, не есть ли конец всякой жизни, творчества, устремленности в неизведанное? Но вместе с тем хаос - не противен ли он самой сущности самоорганизации человеческой жизни, не есть ли он наилучшее условие для реализации принципа войны всех против всех? Однако, скажем, вмести с В. В. Розановым: « Разве мы не любим иногда хаос, разрушение еще жаднее, чем правильность и созидание?.. однообразие для всех, не противоречит ли коренному началу человеческой природы - индивидуальности, а недвижность будущего и «идеала» - его свободной воли, жажде выбирать то или иное по своему, иногда вопреки внешнему, хотя бы и разумному определению?».

При оценки данного факта нельзя упускать из вида несовершенство самой человеческой природы, о чем более подробно говорилось выше. Речь, помимо всего прочего, идет о таких качествах человека, как низменные страсти, зависть, алчность и т. д. Среди них выделяют агрессивность, представляющую собой, по – видимому одну из врожденных сущностных характеристик человеческой природы.

Агрессивные побуждения связаны с такими качествами, как честолюбие, устремленность к активному действию, ориентация на успех и т. д., которые могут мотивировать, как разрушительные, так и созидательные действия людей. Разумеется, эти побуждения должны иметь выход, ибо их постоянное подавления тяготит человека и чревато для него непредсказуемыми негативными последствиями. Этот фактор приобрел особую значимость с изобретение оружия, которое, по мнению К. Лоренца, досконально исследовавшего феномен агрессивности, стимулировало внутривидовой отбор людей, что, в свою очередь, послужило фактором, интенсифицировавшим человеческую агрессивность.

Во многом неизбежность войны определялась фактором разделение людей на тех, кто в случае борьбы предпочитает подчинение смерти, и тех, кто готов отдать жизнь, чтобы защищать свои ценности, сохранить или отвоевать свободу. Первых Гегель называл рабами. А вторых – господами. Возможно, одним из первичных атрибутов взаимоотношений людей составляли отношения государства и подчинения, постепенно приобретшие законный и нормальный статус. Сам импульс к выхода человека из мира животных и стадного состояния, видимо, первоначально в головах наиболее продвинутых в своем развитии, как в физическом, так и особенно в интеллектуальном плане, особей, и не исключено, что для « очеловечивания» основной массы сородичей они прибегали не только к уговорам и убежд6ениям, но и к насилию, что в совокупности способствовало постоянной трансформации человека. Как уже указывалось, первые табу коренились в запретах на те или иные действия.

Уже к тому времени восходит разделение людей на наиболее и наименее приспособленных к жизни, на тех, для кого свобода, говоря современным языком, составляла «наивысшую ценность», и на тех, для которых была характерна склонность к « бегству от свободы». Вечной неизбежной спутницей свободы является стремление быть выше и лучше других, подчинить своей воле других, воля к господству над другими, ил, как сказал бы, Ф. Ницше, воля к власти. По – видимому, существует значительная доля истины в доводах представителей реализма, восходящего к Н. Макиавелли и Т. Гоббсу, по мнению, которых стремление к господству составляет врожденное свойство человека. Точно так же дух господства и стремление к господству всегда составляли ведущий фактор мировых процессов.

Интересно, что в «Генеалогии морали» Ницше связывал латинское слова bellum , означающее войну, со словом deullum , означающим дуэль, которое в свою очередь, выводится из слова duonus, являющееся архаической формой слова bonus, т. е. благо. Отсюда утверждал Ницше , duonus стало означать человека дуэли, спора (duo), войны. Если воля к власти объясняет сначала борьбу и насилие, то она также понять войну как силовое противоборство групп людей, подвергая риску саму жизнь.

Можно согласится и не согласится с этим рассуждением. Но представляется очевидным тот факт, что принцип столкновения двух равно великих воль уже составляет зародыш борьбы или войны. первое отношение между людьми, которое родилось в результате войны, это отношение между поработителем и порабощенным, господином и рабом.

Оружие убийства, будучи изобретенным, приобретает собственную логику. Открывая новые возможности убийства, оно, как отмечал К. Лоренц, нарушает существовавшие ранее «равновесие между сравнительно слабыми запретами агрессии и такими же слабыми возможностями убийства». Более того, развитие военной технологии способствовало постепенной деперсонализации, обезличению военного дела, снижению моральной ответственности и увеличению бесчеловечности участников военного конфликта, а так же уменьшения значения их личного героизма и доблести. Увеличение расстояния, на котором действуют орудия убийства, в значительной мере снимает проблемы моральной ответственности, угрызений совести, жалости и других не приятных для убивающего моментов, если, конечно, они возникают.

Считается, что изобретения парохода и огнестрельного оружия подорвало не только социальный порядок рыцарской эпохи, но и ее этику. Именно удаленность от последствий делает возможным то , что даже самый безобидный , казалось бы, человек оказывается способен нажать спусковой курок винтовки или пусковую кнопку ракетоносителя.

Личное знакомство встреча лицом к лицу в определенных случаях сами по себе ведут к притуплению агрессивного импульса, а анонимность усиливает его. Как отмечал Лоренц, бывает так, что «наивный человек испытывает чрезвычайно пылкие чувства злобы, ярости по отношению к «этим Иванам», « этим фрицам» ….- т. е. к соседним народам, клички которых по возможности комбинируются с приставкой «гады». Он может « бушевать против них у себя за столом, но ему и в голову не придет даже простая невежливость, если он оказывается лицом к лицу с представителем ненавистной национальности».

По данным многих исследований коллективная ответственность в определенных условиях способствует снижению моральных критериев. Война же представляет собой коллективный акт, осуществляемый коллективной волей специально приготовленных и предназначенных для этого людей. Этот фактор приобретает все более возрастающую роль по мере технизации и обезличения процесса введения военных действий.

Информационная и телекоммуникационная революция превратили войну из соревнования в грубой силе в соревнование умов в опросе о том, кто именно способен быстрее, эффективнее и масштабнее нанести урон противнику, оставаясь при этом на расстоянии тысячи километров от мест намечаемых ударов.

Однако было бы полным абсурдом сводить все причины войн к одной лишь человеческой агрессии. Конечно, война есть социокультурной и социально психологический феномен. Она – неизбежный результат самого жизнеустройства и жизненного уклада людей. Поэтому, что бы правильно понять сущность войны и найти пути и средства ее предотвращения, необходимо принимать во внимание, как все атрибуты природы человека, так и весь комплекс социальных, социокультурных, экономических, территориально – географических, политических и иных факторов существование человеческих сообществ.

Разумеется, в условиях цивилизации открытая агрессия, как на индивидуальном, так и на коллективном уровне в значительной мере сублимируется, природная агрессивность как бы отходит на дальний план, определяющую значимость приобретают целенаправленный расчет и рациональный выбор. В целом можно согласится с Клаузевицем, который считал что война « представляет собой странную троицу, составленную из насилия как первоначального своего элемента, ненависти и вражды, которые следует рассматривать как слепой природный инстинкт, из игры вероятности и случая , что делает ее свободной душевной деятельностью, из подчиненности ее в качестве орудия политике, благодаря чему она подчиняется простому рассудку».

В принципе все войны носят идеологический характер в том смысле, что каждая из вовлеченных в нее сторон посягает на образ жизни и систему ценностей своего противника. В то же время война, будучи соперничеством, за власть и влияние во всех их формах и проявлениях, - политический акт. Или как писал Клаузевиц, « война есть не только политический акт, но и подлинное орудие политики, продолжение политических отношений, проведение их другими средствами».

Но агрессивность государства питается, прежде всего, агрессивностью его людей, с мотивом агрессии теснейшим образом связано чувство враждебности к чужим. Весь исторический опыт свидетельствует о том, что люди просто не могут обходиться без врагов.

Возможность «вечного» мира

Изучая политические конфликты и используемые в этих конфликтах средства, нельзя обойти тему войны. Война – ровесница и – увы! – почти постоянная спутница политики. Поэтому мы будем рассматривать войну, как политический конфликт социальных общностей, открыто на протяжении хотя бы относительно продолжительного периода использующих в своем противоборстве массовое организованное вооруженное насилие. Такое широкое понимание войны - без фиксации внимания на ее участниках и масштабов – охватывает, как партизанские и гражданские, так и все другие, включая мировые войны. Вместе с тем отметим, что война это не любой политический конфликт, в ходе которого применяется оружие. Выстрелы в декабре 1825 г. на Сенатской площади в Петербурге, как и стрельба на Краснопресненской набережной в Москве в октябре 1993 г., не означали, что в России шла война.

В соответствии с принятым подразделением политических конфликтов на внутренние и международные можно выделить и два наиболее распространенных типа войн и вооруженных конфликтов.

Первый преимущественно связан с использованием насилия как средство внутриполитической борьбы и столкновение социально – политических, этнических, религиозных и т. д. интересов. В истории он представлен гражданскими войнами, повстанческими движениями, вооруженными восстаниями и переворотами. Иллюстрациями здесь могут быть крестьянская война под предводительством Е. Пугачева в 1773 – 1775 гг., события в бывшей Югославии или племенная война в Руанде в последнее десятилетие ХХ в. Для таких войн и вооруженных конфликтов характерны боевые действия сравнительно низкой интенсивности с участием иррегулярных воинских или военизированных формирований – партизанских отрядов, ополчений, отрядов самообороны, боевых дружин, вооруженных объединений, созданных на средства частных лиц или не государственных организаций.

Второй обусловлен политическим противоборством и столкновением интересов государств, межгосударственных союзов, и военно– политических блоков. Войны и вооруженные конфликты этого типа ведут, как правило, регулярные армии, располагающие теми средствами вооруженной борьбы, которые готово предоставить в их распоряжение государство, действующее от имени всего общества в целом. К этому типу войн и конфликтов относятся, например, русско-французские войны 1798 – 1800, 1805 и 1806 – 1807 гг., русско-японская война 1904 – 1905г., боевые действие в Персидском заливе в 1991 г.

Используя такое разграничение, не следует проводить жесткие грани между различными типами вооруженных конфликтов. Можно привести примеры, как гражданские войны (это было в той же Югославии) ведут к вмешательству в события зарубежных государств, а войны между государствами стимулируют вооружение граждан и соответствующие формы их участия в межгосударственном противоборстве, как это было в обеих отечественных войнах, пережитых нашей Родиной. В условиях, когда « государство и общество все больше стремятся отождествлению друг с другом» из 45 вооруженных конфликтов происходивших на нашей планете в 1990 – 1996 гг., вряд ли можно выделить конфликты только одного чистого типа. Скорее, они относятся к тому или к другому из них «по преимуществу», но не полностью.

Последние годы ХХ в. позволяют с осторожным оптимизмом сделать вывод, во взаимоотношения развитых государств значение применяемой военной силы имеет тенденцию к понижению. Кроме того, современная военно – стратегическая ситуация на мировой    арене такова, что использование военной мощи для достижение таких целей, как например поддержка государств и общественно политических движений, использующих террор или « революционное восстание», вызывает ответную реакцию международного сообщества, которая нейтрализует предпринятые усилия и оборачивается морально – и военно – политическими поражением подобных « революционеров».

Примером тому может быть ввод советских войн в Афганистан в декабре 1979г. анализируя причины побудившие руководство СССр к этому шагу, исследователи отмечают, что «выполнение интернационального долга» и прямое оказание военной помощи пришедшему к власти после апрельской революции 1978 г. революционно – репрессивному режиму, было следствием того, что политическое руководство Советского Союза исходило, прежде всего, из интересов укрепления международного влияния СССР, его политического доминирования на мировой арене. Как отмечают специалисты, не Афганистан оно боялось потерять, не 60 лет мира и добрососедских отношений между нашими странами. И даже не безопасность южных рубежей СССР - для него эти рубежи были вполне безопасными с 1943 по 1978 гг. Опасен был именно по советской внешней политики. Если бы СССР пересмотрел сове отношение к использованию вооруженных сил за пределами страны , то это, в свою очередь , поколебало бы и оценку событий в Венгрии в 1956 г. И Чехословакии в 1969 г. Логическая цепочка последствий могла бы быть очень длиной.. Мы знаем сегодня, что и в избранном варианте действий их последствия были прямо противоположены желаемому результату. Это помимо всего прочего указывает на взаимосвязь и взаимообусловленность политических средств, и целей их достижения.

Преимущественное использование тех или иных компонентов силы как инструмента политики открывает возможность выявить реальное, действительное содержание сталкивающихся интересов и политических целей. При этом нередко обнаруживается, что официально декларируемые цели и самые лучшие намеренья в политике выполняют функцию идеологического, пропагандистского обеспечения действий для достижения совсем иных целей, содержание которых отвечает интересам данной социальной общности, всего общества в целом или правящей группы.

Постоянное совершенствование вооружений, особенно быстрое в условиях НТР, привело к тому, что изменились не только формы, но и цели применение военной силы. Создание и распространение ядерного и термоядерного оружия, гонка ядерных вооружений внесли поправки в формулу, подытоживающую многовековой опыт ведения войн для разрешения противоречий в отношениях между государствами и народами: « Война есть не что иное, как продолжение политических отношений с привнесением иных средств». Это формула известного военного теоретика К. Клаузевица уже не может рассматриваться, начиная со второй половины ХХ в., как истина, имеющая всеобщее и безусловное значение для всех и всегда. И политической, и военной наукой убедительно обоснован тезис о том, что такой вид войны, как мировая ядерная, не является средством рациональной политики, направленной на передел мира, власти или ресурсов, ибо ведет к само уничтожению человечества как целого.

Поддерживая это утверждение, получившее широкое распространение в зарубежной и отечественной литературе, не будем идеализировать современность и постараемся реалистично рассмотреть роль военной силы в достижении целей, к которым стремятся участники политических конфликтов.

В этой связи надо учитывать, что во - первых, сегодня не существует абсолютной неизбежности перерастание «малой», т.е. локальной ядерной войны, в « большую мировую, а, следовательно, есть и опасность «малой» ядерной войны. Во-вторых, постоянно сближаются не только мощь и разрушительная сила обычного и ядерного оружия, но и последствия их применения, что не мешает массированному использованию обычных вооружений. (Экологические последствия вооруженного конфликта в Персидском заливе или в Чечне - лишь малая часть из возможных тому примеров.) В-третьих, если не сама война, то подготовка к любой войне - ядерной, обычной, малой или большой - была, есть и будет средством политики, инструментом достижения целей, поставленных перед собой участниками политического конфликта. В-четвертых, многие из больших и малых войн, известных нашей истории и современности, вызваны отнюдь не «рациональной политикой». Далеко не всегда те, кто принимает политическое решение об использовании вооруженного насилия, руководствуются рациональными соображениями. Их место нередко занимают эмоции, религиозные, династические или даже спортивные страсти. Так было, например, в 1969 г., когда вооруженный конфликт между Гондурасом и Сальвадором, получивший в литературе название «футбольная война», был спровоцирован итогом матча футбольных команд этих стран.

До сих пор не утратило своего» предостерегающего значения и другое замечание К. Клаузевица: «Политика, используя войну, уклоняется от всех строгих выводов, вытекающих из природы войны, мало заботится о конечных возможностях, интересуется лишь ближайшими вероятностями». К. Клаузевиц считал, что «когда политика становится более грандиозной и мощной, то таковой же становится и война; и этот рост может дойти до такой высоты, что война приобретает свой абсолютный облик».

«Абсолютный облик» войны в современную эпоху - это картина уничтоженной цивилизации, нашей планеты, лишенной жизни. Такая перспектива не может устроить ни одного здравомыслящего человека и быть принята в качестве «конечной возможности» противоборства во имя достижения, какой бы то ни было цели. Любая политическая доктрина, претендующая на осознанное использование военной силы как средства достижения национальных, групповых или любых других общественных ин­тересов, вынуждена считаться с этим. Поэтому именно обладание ядерным оружием в современных условиях многими политиками и военными рассматривается пусть как не очень надежная, но все же гарантия сохранения мира. Еще в первые годы ядерной эры видный французский военный теоретик генерал Пьер Галлуа писал: «С самых древних времен инициатор войны, взвешивая риск, которому он подвергался, умел сравнивать его с причинами конфликта. Даже если война кончалась в его пользу, нужно было, чтобы цена, которую он платил за победу, не была чрезмерно высокой, по сравнению с получаемыми в результате войны выгодами. Теперь же в отличие от прошлого, ошибка в оценке всех "про" и "контра" может оказаться роковой». Добавлю от себя: роковой и для всего человечества.

Тем не менее, стремление жить в мире без войн еще отнюдь не означает стремления жить в мире без оружия. Отсутствие такой связи характерно для любого периода человеческой истории. Ядерное оружие сделало этот факт еще более очевидным и понятным. Очень ясно и доходчиво об этом говорила М. Тэтчер - «железная леди», многие годы занимавшая пост премьер-министра Великобритании: «Я заинтересована в мире без войны, а не в мире без ядерного оружия. Невозможно забыть то, что известно о ядерном оружии, точно так же, как нельзя похоронить изобретение динамита или других взрывчатых веществ. Эти сведения известны. Тираны родятся во всем мире. Они будут рождаться и впредь. Нам же необходимо располагать оборонительным потенциалом достаточного уровня и достаточного качества, включая ядерные средства, чтобы обеспечить себе надежную защиту от нападения, с тем, чтобы любой агрессор знал, что никогда не сможет победить. И я считаю, что для этого надо иметь ядерное оружие».

Сталкиваясь с политикой, основанной на этой логике, и полемизируя, с М. Тэтчер, советский руководитель М. С. Горбачев противопоставил ей в числе прочих такой аргумент: «Лучше сидеть в удобном мягком кресле, чем на пороховой бочке». С уходом этих политических лидеров с их постов этот спор, конечно, не закончился. Ответ на вопрос: «Какой же мир, в конечном счете, безопасней, надежней, "лучше" и для кого?» - может дать только политическая практика.

Говоря же о куда более типичных для политики неядерных конфликтах, хотелось бы подчеркнуть, что использование вооруженного насилия, нанося зачастую невосполнимый ущерб и унося человеческие жизни, делает конфликт более острым и глубоким, усугубляет мотивацию противников желанием отомстить. Отсюда зависимость: «насилие порождает насилие». Вопреки усилиям проповедников идеи ненасилия в большинстве политических конфликтов пролитие крови, использование вооруженного насилия рано или поздно порождает его ответное применение и новую кровь.

Но отсюда, же появилась и другая идея - идея дозированного, ограниченного и регулируемого политического использования военной силы. Эта идея опирается на предположение, что, поднимаясь (или опускаясь) по ступеням «эскалации» конфликта, тщательно и взвешенно анализируя ответную реакцию противника на использование силы, можно добиться желаемых целей, даже и не прибегая к открытым военным действиям. Как правило, это преимущественно «политическое» использование вооруженных сил включает в себя такие действия, как изменения в их размещении; демонстрация своего флага в районе, представляющем интерес для другой стороны конфликта; открытая или скрытая военная угроза (иногда в форме «утечки информации»), оказывающая влияние на процесс принятия про­тивником политических решений и т. д. Важно, что такое использование военной силы свойственно как для внутренних, так и для международных политических конфликтов. При этом задуманная политиками «демонстрация силы» очень часто ведет к необходимости ее вынужденного боевого применения военными. Споры между ними об ответственности за результаты предпринятых действий далеко не всегда получают однозначное разрешение. Это, в частности, подтверждается событиями в Баку, Вильнюсе, Москве, Риге и Тбилиси накануне распада СССР.

О том, какую угрозу и какой масштаб может представлять подобное использование военной силы на мировой арене, свидетельствуют события в октябре 1962 г., получившие название «Карибский кризис».

Стремление уменьшить политическое влияние США, подорвать их доминирующие позиции в Западном полушарии, вызвало с советской стороны искушение, которое, по словам некоторых ученых-международников, оформилось в приписываемое Н. С. Хрущеву пожелание «запустить ежа в штаны американцам».

Решением политического руководства СССР выполнение этой задачи было возложено на группу советских войск на Кубе. По данным, приводимым в научной литературе, эта группа должна была включать в себя 43-ю ракетную дивизию, в состав которой входило пять ракетных полков, имевших ракеты Р-12 и Р-14 с ядерными зарядами и способных поражать цели на континентальной части США вплоть до канадской границы. Суммарная мощность ядерного потенциала ракет, размещенных на Кубе, составила 36 мегатонн, т. е. почти в 2000 раз больше, чем мощность бомбы, сброшенной на Хиросиму. Кроме того, на вооружении советских войск на Кубе имелись крылатые ракеты, способные нести ядерные боеголовки; планировалось иметь на Кубе 11 подводных лодок (из них 7 ракетных), 2 крейсера, 4 эсминца (из них 2 ракетных), 12 ракетных катеров, вспомогательные суда и 33 бомбардировщика.

Как бы ни оценивать само наличие этого «искушения», развившийся крупномасштабный конфликт в системе политических отношений на мировой арене недвусмысленно показал, что угроза применения вооруженных, в том числе ракетно-ядерных, сил является не только реальной опасностью для мира, но и действенным средством воздействия на политику даже «сверхдержав».

Говоря о роли военной силы в современных политических конфликтах, подчеркнем: ее использование ни в коем случае не означает лишь непосредственного боевого применения в ходе конфликта. В данном случае имеется в виду не только принципиальная невозможность или малая вероятность открытого применения вооруженного насилия в том или ином политическом конфликте. Уже сама информация об уровне военного потенциала сторон, его структуре и возможности использования может оказывать, в зависимости от его величины и эффективности, сдерживающее или, напротив, провоцирующее влияние на участников политики.

Заканчивая эту главу, хотелось бы обратить внимание на главное: политический конфликт - это та сфера человеческих отношений, где утверждение о «бессилии силы», не теряя своего морально – нравственного и даже юридически – правового смысла, лишь в исключительных, единичных случаях находит свое практическое подтверждение. От части это связано с самим содержанием, которое политологи вкладывают в это понятие, видя в нем и мощь и слабость , и силу ненависти, и силу любви. Ну, куда в большей мере это объясняется самой природой политического конфликта как процесса, течение и результаты которого определяются соотношением сил, распределяются по силе противоборствующих сторон.

Оценка феномена войны в мировых религиях

Не случайно, что войне уделялось столь значительное внимание во всех схоронившихся ныне религиях мира. Только буддизм как бы игнорирует ее или не рассматривает как средство убеждения. Впрочем такой подход вытекает из самой сущности буддизма, основанного на принципах терпимости, уважение к мнению и позиции других и отказа от убийства. ему чужды столь характерная для других религиозных систем идея «священной войны» установка на обращение в свою веру силой оружия.

Однако в священных книгах индуизма - Ведах – богиня Индра сакролизирует военную силу до такой степени, что она рассматривается как источник самой жизни. Особо важное место занимает война в трех религиях - иудаизме, христианстве и исламе. Все они будучи основаны на идеи любви к ближнему и приверженности миру, вместе с тем в силу убежденности каждой из них в своей исключительности несли в себе семена войны.

Тема войны в Ветхом Завете порождает множество сложных проблем. Здесь с самого начала мы сталкиваемся с парадоксальным противоречием между богом добрым - творцом всего живого и богом жестоким, кровожадным призывающим свой народ к вечной борьбе. Причем, когда Израиль одерживает победу, сражение восславляется, потому что оно свидетельствует о постоянном присутствии Яхве. И, наоборот, поражение Израиля изображается как результат гнева Яхве против своего неверного или коррумпированного народа.

В новом Завете мы встречаемся с еще большими противоречиями в оценке войны. Это, во – первых, принцип непротивления злу насилием в первоначальном христианстве, возрожденный в протестантизме и пацифисткой традиции. Во – вторых, идея законной справедливой войны и, в – третьих, оправдание войны ради нее самой. С первого взгляда может сложиться впечатления, сто св. Писание исключает или, во всяком случае, не одобряет использование силы войны. Заповедь Моисея «Не убий», знаменитое изречение Иисуса «Поднявший меч, от меча и погибнет», приводимое в Евангелии от Матфея, и др. служат основой первоначального христианского «пацифизма».

Особо важное значение имеет то, что новая религия, предлагавшая себя в качестве замены иудаизму, основывалась на идеях единства человеческого рода, братства, равенства. Как утверждал св. Павел, «нет больше ни еврея, ни язычника, ни грека, ни раба, ни свободного человека, ни мужчины, ни женщины, поскольку все едины во Иисусе Христе». В первоначальном христианстве, как это виделось большинству теологов, христианину предписывалось вести борьбу в духовной сфере, пренебрегая материальной стороной жизни. Современник императора Константина Лактаций писал « Человек настолько святое создание, убивать его по какой либо причини есть зло, и невозможно не подчиняться этой заповеди Бога».

При императоре Константине христианство стала официальной религией Римской империи, и христиане стали перед необходимостью защищать империю и бороться с ее врагами. Уже св. Афанасий утверждал, что нельзя убивать никого, кроме врага на войне. А св. Амвросий более четко заявлял, что «сила защищающая родину против варваров, фактически соответствует справедливости». Наиболее полную разработку эта проблема нашла в трудах св. Августина, предпринявшего попытку определить критерии и принципы войны, в соответствии с которыми можно было бы провести различие между «справедливыми» и «несправедливыми» войнами. Разумеется, вопрос о том, справедлива война или нет, сам собой отпадал, если противниками в ней выступали язычники, позже еретики, а с VII в. мусульмане, стремительно вступившие на мировую арену.

Пытаясь достигнуть единства христианского мира, папы действительно стремились исключить как локальные, так и международные войны. Они учредили специальные дни, когда запрещались какие либо враждебные действия, первоначально это были субботние дни. Временами период такого запрета охватывал почти половину недели. Следует отметить так же то, что папы пытались смягчить последствия войны, запретив использование войны между христианами особых видов оружия, например арбалет в XII в. или огнестрельное в XIV в.

 Особенно настойчивые шаги в предотвращении войны и сохранении мира христианская церковь применяла в XIX и XX вв. Руководство католической церкви не переставало говорить о ее мирной и миротворческой миссии. Так, папа Лев XIII при организации первой Гаагской конференции в 1988 г. поддержал инициативу царя России, выступившего с предложением «сделать более редкой и менее кровавой ужасную игру войны». В 1917 году папа Бенуа XV обратился к воюющим странам с торжественным призывом к миру. Во время второй мировой войны папа Пий XII много раз апеллировал в пользу мира , при этом не называя агрессора.

Новый импульс активизации деятельности католической церкви по сохранению мира дал папа Иоанн XXIII в своей энциклике Мир на земле, в которой обосновалась идея создания публичного властного органа, наделенного широкими полномочиями для предотвращения конфликтов. Эта позиция получила подтверждение на II Ватиканском соборе в 1962 - 1965 гг. Однако в своем новогоднем послании 1990 года, на кануне начала войны в Персидском заливе папа Иоанн Павел II одобрил вмешательство с войск западных стран во главе с США на том основании, что эта война призвана восстановить попранное право другого государства. В соответствии с линией Ватиканского собора, согласно которой « мир не есть полное отсутствие войны», папа высказался в пользу законной коллективной обороны.

Однако если апеллировать к историческому опыту, то обнаружится, что иудео – христианская мораль, рассматриваемая как основа современной западной цивилизации и, соответственно, либеральной демократии , не отвратила людей от войн и противоборства не на жизнь, а на смерть. Более того, в свете вселенских масштабов безумства и плясок смерти, устроенных западной ветвью человеческого рода в 20 веке, создается впечатление о существовании некоей обратной зависимости уровня нравственного падения людей от уровня развития цивилизации.

Верность этого тезиса можно продемонстрировать множеством примеров из истории христианства со времени его утверждения в качестве официальной религии римской империи. Известно, что одним из главных аргументов при введение христианства в империи послужило убеждение в том, что новая вера способна спасти ее от морального и духовного разложения. В своем послании к императору Трояну Плиний через 80 лет после смерти Иисуса Христа сетовал на то, что « храмы почти ни кем не посещаются, что священные жертвы с трудом находят покупателей и что суеверие не только заразило города, но даже распространилось по деревням и по самым глухим местам Понта и Вифиния».

Поэтому не удивительно, что, ратуя, за введение христианства в Римской империи, Лактанций убеждал императора Константина в том, что это приведет к восстановлению нравственности и счастью людей, что поклонение истинному Богу положит конец войнам и раздорам, а нечестные желания и себялюбивые страсти будут подавленны познанием Евангелие.

Но последующая история Римской империи, да и всей Европы показала, что ожидания Лактанция не оправдались. Сам же первый христианский император Константин запятнал свое царствование неоправданными убийствами, войнами и насилием. Показано, что не что вроде современного Лидице было устроено в 390 году в Фесалонике – главном городе иллирийских провинций. Там по незначительному поводу произошел мятеж, в ходе которого разъяренная толпа убила главного начальника расквартированных здесь войск Бофирика и еще несколько офицеров. Наказание благочестивого императора не заставило себя долго ждать. Под благовидным предлогом жители Фессалоники от имени императора были, приглашены в городской цирк. Как только публика оказалась в полном сборе, солдатам, находившимся вокруг цирка в засаде, был подан сигнал к общей резне. В течении трех часов те безжалостно убивали всех, мужчин и женщин, детей и стариков, виновных и невиновных. По разным подсчетом погибло от 7 до 15 тыс. человек.

Обстоятельно проанализировав перипетии насаждения христианства в Римской империи, Э. Гиббон пришел к выводу, что «во время своих внутренних раздоров христиане причинили одни другим больше зла, чем, сколько они перетерпели от усердия неверующих». Опустошения, причиненные Риму варварами во главе с язычниками Аларихом и Аттилой, по свидетельству историков, были менее губительны, чем действия войск католика Карла V, который сам себя называл королем римлян. Неслучайно знаменитый епископ готов Ульфила при переводе библии на язык своих соплеменников, благоразумно опустил четыре Книги царств, что бы не дать дополнительный стимул к усилению их свирепости и кровожадности.

В данном контексте интерес представляет позиция великого художника Леонардо да Винчи. В своих сочинениях, не предназначенных для публикаций, он, в частности, утверждал, что изобрел подводную лодку, устройство которой он счел целесообразным не излагать, памятуя о « злой природе людей, которые практиковали бы убийства на дне морей, разрушая самые нижние части кораблей и потопляя их с командами на их борту».

И действительно, вся история Запада воочию показала, что христианские добродетели у европейских народов органически уживались со свирепостью и кровожадностью в их взаимоотношениях зависимо от того, кем они были, иноверцами или христианами. Например, разграбление Константинополя крестоносцами по своей жестокости и вандализму не шло ни в какое сравнение с его взятием с турками – османами в 1453 г. напомню в этой связи, что религиозные войны во многом изобретения Запада. Что касается, XIX и XX, то именно христианские народы стали инициаторами самых кровавых войн в истории человечества.

Одно из центральных мест в исламе занимает джихад, или священная война. Апелляция к священной войне содержится в Коране и кодифицирована мусульманскими юристами. Под лозунгом джихада сам Мохаммед и первые арабские завоеватели вели свои победоносные войны. Обращает на себя внимание тот факт, что в Каране редко используется слова « аль – харб», означающее войну. Но в тоже время часто встречается слово «джихад», т.е. «священная война». Причем, по мнению специалистов, о джихаде нет речи на первоначальном этапе формирования нового вероисповедания, т.е. в период, когда Мохаммед проповедовал еще в Мекке. Тема джихада появляется лишь после переезда в Медину.

Поместив Коран в соответствующий исторический контекст, комментаторы пришли к выводу, что ранний ислам игнорировал войну в силу в силу того, что он еще не представлял угрозы для существующего социального порядка в Мекке. Наоборот, в Медине пророк стал главой группы, которая была вынуждена защищаться, что бы выжить, его проповедь монотеизма противоречила политеизму бедуинов, и ему не чего не оставалось, как защищаться теми же средствами. В этом смысле джихад вкладывается в рамки доисламского обычая набегов. Но исламу предстояло утвердить себя также в борьбе с другой монотеистической верой в лице иудаизма, который был слишком близок географически, но пользовался преимуществом из за своей древности. В дальнейшем в силу многих причин джихад стал одним из сущностных элементов ислама

Различаются три толкования джихада. Это, во – первых, «большой джихад», означающий борьбу верующего с самим собой, против собственного внутреннего врага, против собственных страстей, наклонностей, пороков. Это духовный джихад, не имеющий ничего общего с войной в буквальном смысле слова. Во – вторых, «внутренний малый джихад», т. е. в самом исламском мире (дар эль- ислам), имеющая своей целью борьбу против врагов в пределах самой общины верующих мусульман, или, иначе говоря, против вероотступников. Она призвана оправдать подавление силой малый джихадом смысл го общего с войной в буквальном смысл еслова. врага зок географически, но пользовался преимущес кааккаку ккккакк как восставших меньшинств, так и политической оппозиции, не подчиняющаяся исламским заповедям. И, наконец, в- третьих, «внешний малый джихад», направленный против неверных во внешнем мире, за пределами самого исламского мира, составляющий (дар эль – ислам), или сферу войны. Он может означать либо наступательную войну, призванную расширять границ мира ислама , либо оборонительную войну, направленную на защиту своей территории от вторгшихся в нее врагов. Таким образом, этот последний тип джихада означает, прежде всего, внешнюю борьбу, но духовный джихад или «большой внутренний джихад» всегда присутствует во всех спорах и дискуссиях относительно « малого внешнего джихада».

Некоторые теологи отдавали предпочтение « большому джихаду» в ущерб вооруженной борьбе против неверных. В X – XI веках так называемые братья «чистоты» говорили о двух типах джихада. Они полагали, что малый джихад носит временный характер, поскольку с окончательной победой над неверными и их обращением в мусульманскую веру он потерял смысл. Что касается большого джихада, то он более важен, поскольку это сугубо религиозный феномен, он затрагивает вечное, спасение и проклятие. Верующего можно освободить от малого джихада, но нельзя освободить от большого джихада.

 В последние два три десятилетия вопрос о джихаде приобрел дополнительную актуальность в связи с выдвижением на авансцену возрожденческих и фундаменталистских движений как шиитского, так и суннитского толка. Наиболее законченные формы это возрождение приняло в Иране во второй половине 70 – х годов начало 80 – х годов под руководством аятоллы Хомейни, который дал ей антиимпериалистическую направленность. Она стала центральной в идеологии движения Хезболлах и особенно широко практикуется разного рода террористическими группами и движениями.

Феномен врага как фактор конфликтов и войн

Можно соглашаться или не соглашаться с моральными, нравственными или иными увещеваниями, но как отмечал Шмит «то, что народы группируются по противоположности и сегодня действительна и дана как реальная возможность каждому политически существующему народу,- это разумному отрицать невозможно.

В политической сфере враг – это не просто конкурент в экономике противник в спортивных или иных состязаниях или не доброжелатель в частной обычной жизни. Здесь говоря словами Шмита, «борющиеся совокупность людей, противостоящая точно такой же совокупности». Вся история христианского мира служит наглядным подтверждением того, что христиане отнюдь не подставляли правую щеку тем, кто ударял их полевой. Более того, часто они сами выступали инициаторами войн, условно говоря, давая такие пощечины другим.

В самой человеческой природе, видимо корениться потребность иметь врага – злобного и беспощадного, и в силу этого подлежащего уничтожению. Привычка направлять свою враждебность вовне, на чужаков, привилась человеку в месте со способностью рассуждать, смеяться удивлять радоваться. Б. Паскаль приводил такую притчу, « - За что ты меня убиваешь? – Как за что, друг ты ведь живешь, на том берегу реки? Живи ты на этом, я бы и впрямь совершил не правое дело, но ты живешь по ту сторону, значит дело мое правое».

Как установлено антропологическими и этнографическими исследованиями, практика использования посторонних, в качестве козлов отпущения стара как мир. Если не было реального врага, который угрожал бы единству и сплоченности племени, то его придумывали. На этой основе уже в родоплеменных отношениях появились антитезы, мы – они, свой – чужой. В глазах представителя одного племени, представитель другого рода, племени, он не человек, а он нелюдь.

Когда в семье в коллективе, в стране дела идут плохо, слишком часто появляется искушение найти виновников всех бед. В их качестве выступают различные меньшинства религиозные, национальные и т. д., а на международной арене это государства которые якобы вынашивают планы завоевание или порабощения страны. Внешний враг в данном случае часто служит фактором, объединяющий расколотую нацию. И действительно прав был психолог С. Кин «С начало мы создаем образ врага. Образ претворяет оружие. Мы убиваем других мысленно, а затем изобретаем палицу или баллистические ракеты, что бы убить их физически. Пропаганда опережает технологию».

С окончанием Холодной войны и биполярного миропорядка этот комплекс отнюдь не исчез и не может исчезнуть. Хангтингтон в своей работе «Столкновение цивилизаций» писал о том, « что если 20 век веком столкновения идеологий, то 21 столетие станет веком столкновением цивилизаций или религий, поскольку противоречия, сложившиеся столетиями, более фундаментальны, чем различия между политическими идеологиями и политическими режимами. Следующая мировая война, если она разгорится, будет войной между цивилизациями.

Естественно, что феномен врага и отражающие его понятия не может просто так исчезнуть, они принимают лишь новые формы. А война как отмечал, Шмит «есть крайняя реализация вражды, и она представляет собой реальную возможность, покуда смысл имеет понятие врага.

Это особенно верно, если учитывать, что характерное для современного мира возрастание, с одной стороны закрытости, а с другой – открытости ведет к дестабилизации, к фрагментации и неустойчивости, восхождению толп одиночек, новых пиратов, тоталитарных сект и банд террористов, мафии и разного рода джентльменов удачи.