Реферат: Нестор Махно и национальный вопрос

Наша изуродованная гласность выходит на новый, качественно более изуродованный уровень. Если раньше разоблачения 30-х и 70-х гг. вполне вписывались в стратегию укрепления авторитета партий (мол, плохое было руководство, отчего страдали все, включая партию), то теперь, хочешь-не хочешь, а надо возвращаться к истокам и выяснять - а было ли у партии хоть когда-нибудь хорошее руководство. И тут перед историком встает море разливанное пролитой до 1924 года крови, и не заметить его никак нельзя.

Мало того. Если в 30-е гг. жертвы шли на бойню аки агнцы, то во время гражданской войны политический монополизм встречал мощное сопротивление. Если до сих пор оно расценивалось как происки мировой буржуазии, то теперь такое объяснение, как говорится, не тянет. Нужен, воистину нужен новый козел отпущения, который взял бы на себя, подобно Сталину, грехи тяжкие. Нужен и новый подход к истории Революции, который "объективно" доказал бы, что коммунисты хоть и вели себя не лучшим образом, но без них было ни как нельзя, ибо окружающие их силы были еще более властолюбивы и серы в умственном отношении.

Органическим продуктом этого этапа гласности стала статья В. Голованова о Н. Махно в "Литературной газете". Есть здесь и свой козел отпущения - Л. Троцкий, неуклюжее поведение которого якобы испортило отношение Н. Махно к большевикам, есть здесь и своеобразный "объективизм" - Махно в статье малый честный, но глупый. Эдакий примитивный крестьянский ум с заведомо утопичными взглядами. С этих взглядов мы и начнем наше знакомство с махновским движением.

Наследие махновцев велико, и в этой не большой статье мы попробуем разобраться только в небольшой его сфере - в подходах к решению национального вопроса.

Первое, что бросается в глаза при чтении махновских документов - это воинствующий интернационализм. Махновцам уже видятся контуры мировой революции: "Пример Российских и Украинских крестьян и рабочих заразил другие страны Европы и Америки, и с каждым днем все больше расширяется великая международная социальная революция, которая приведет к возникновению "единой братской семьи рабочих и крестьян". Однако этот интернационализм диаметрально противоположен централистской попытке стереть национальные различия. Дело в том, что нация - социально-культурное образование, которое также скрывает в себе множество социально-культурных типов, нивелируя их "суверенитетом нации", разрезая переходные типы национальными границами.

Н. Махно подрывает комплекс нации снизу, объявляя "верховным" общественным субъектом местное самоуправление: "Такой строй я мыслил только в форме вольного советского строя, при котором вся страна покрывается местными совершенно свободными и самостоятельными социально-общественными самоуправлениями тружеников". А уж эти самоуправления через свои съезды сами установят "порядок взаимности" между собой, считаясь с национальными границами, но не ставя их во главу угла.

Любая попытка подорвать солидарность народов вызывает у Н. Махно однозначно враждебную реакцию: "С первых слов своего "Универсала" он говорит, что Украиной управляют люди, распявшие Христа, и люди пришедшие из "московской обжорки". Братья! Разве вы не слышите в этих словах мрачного призыва к еврейскому погрому! Разве вы не чувствуете стремления атамана Григорьева порвать живую братскую связь революционной Украины с революционной Россией?" Но солидарность народов еще не значит право на унификацию, на навязывание этим народам некой усредненной псевдокультуры. Протягивая руку представителям других наций и национальностей, махновцы дают отповедь попыткам инородного, государственного вмешательства в дела Украинского Левобережья. Во время беседы с Я. Свердловым Н. Махно не соглашается с его словами "Юг России" и поправляет - "Украина".

В речи на II съезде Советов Гуляй-Польского района (по существу всего Приазовья) Н. Махно говорил: "Если товарищи большевики идут из Великороссии на Украину помочь нам в тяжелой борьбе с контрреволюцией, мы должны сказать им: "Добро пожаловать, дорогие братья!" Но если они идут сюда с целью монополизировать Украину - мы скажем им: "Руки прочь!".

Левобережная Украина в начале века представляла собой калейдоскоп национальностей - русские и украинские деревни, еврейские и немецкие колонии. Люди свыклись с тем, что надо жить рядом. Эти особенности облегчали политику согласования интересов малых национальных социумов на основе их равноправия и диалога. При этом было уже не важно, какая численность доминирует - каждая территориальная община решает свои культурные вопросы самостоятельно, по мере необходимости создавая совместные просветительские органы.

Поскольку в Махновском районе национальности территориально концентрировались, общинное самоуправление значительно смягчало проблему национальных конфликтов. Но не снимало ее. В 1919 г. в Махновском районе еще происходили единичные антисемитские акции (например, вывешивание антисемитских плакатов), за которые Н. Махно расстреливал. Единственный случай погрома в колонии Горькой повлек расстрел всех участников преступления.

Для Н. Махно было очевидно, что такое "наведение порядка" по следам конфликта проблему не решает. Он ищет выход на путях всеобщего вооружения народа. Каждая деревня может сформировать свое подразделение. После этого, как это ни странно для тех, кто рассуждает о наивности идеи всеобщего вооружения, в районе не началась междоусобица. Напротив, внутренний порядок укрепился, что конечно сказалось на уровне развития культуры региона. По свидетельству В. Антнова-Овсеенко в докладе Х. Раковскому: "Гуляй-Поле - один из самых культурных центров Новороссии". В Гуляй-Поле работали 3 средние школы, детсады и деткоммуны. По этой линии Н. Махно направляет многочисленных городских анархистов со столь же разнообразными программами, как и программы государственников. Будущее покажет, кто из них прав. Пусть воспитывают детей и не лезут в политику. В тех местах, где четкого территориального разграничения национальностей не было, создавались национальные формирования, прежде всего еврейская рота.

Интересно, что создание этого подразделения способствовало первому крупному поражению движения. Когда весной 1918 г. в районе резко активизировались украинские националисты, конфронтация с ними быстро вылилась в политическое противостояние анархо-коммунистов и сторонников Центральной Рады. Последние потерпели политическое поражение и перешли к заговорщической деятельности. Здесь ими была использована одна из важнейших черт национальных формирований времен Гражданской войны - их оторванность от социальной среды. Мы знаем, что эту черту национальных формирований с успехом использовали и большевики, превратив латышских, венгерских и других "интернационалистов" в свою ударную силу на внутреннем фронте, и эсеры, воспользовавшиеся помощью чехов, ставших проклятием местного населения. Эти ландскнехты революции, действовавшие в чужой им социально-культурной среде, были универсальным орудием для борьбы с местным населением.

В этом отношении еврейская рота Гуляй-Поля была, конечно, менее опасна, так как состояла из местных жителей. Но у украинских националистов были к ней свои подходы. Дело в том, что после заключения Брестского мира на Украину хлынула Германская армия, в тылу которой приближалась угрожающая погромами Центральная Рада. Шантаж грядущей расправой подействовал: еврейская рота 16 апреля 1918 года в отсутствие Н. Махно совершила в Гуляй-Поле переворот, развалив таким образом оборону против немцев.

Вернувшись в район Приазовья, Махно простил раскаявшегося командира еврейской роты Тарановского и снова привлек его к движению, а под командованием участвовавшего в перевороте Шнейдера формируется еврейская артиллерийская бригада. Создание этого нового национального подразделения производится с учетом горького прошлогоднего урока - еврейская бригада не сможет действовать самостоятельно, без поддержки пехоты. Она нужна не для самообороны (эти задачи выполняет вооруженное население еврейских колонии), а для поддержания национального престижа, Н. Махно пишет о героизме батареи Шнейдера. В то же время она не сможет стать орудие заговора.

С конца 1919 г. Н. Махно уделяет все меньше внимания национальной проблеме - логика Гражданской войны оттесняет ее на задний план. Культурная общность ощущается все слабее, люди сплачиваются вокруг враждующих идей и сословий. Но принципиальные подходы Махновцев к решению национальных проблем не меняются. В этом одна из причин уничтожения ими украинского шовиниста атамана Григорьева, враждебных отношений с петлюровцами даже во время борьбы против общего врага. Характерна и другая деталь - единственным неанархическим изданием, откликнувшимся на смерть Н. Махно сочувственным некрологом была парижская еврейская газета.

Махновские идеи по поводу решения национальных проблем не вписываются не только в политику "держать и не пущать", проводимую под флагом перестройки из партийного центра, но и в планы создания централизованных национальных государств. Отсюда стремление даже либеральных публицистов представить его наивным крестьянским малым, скатившимся к бесперспективному политическому бандитизму. По поводу эффективности махновской политики можно спорить, но когда оцениваешь результаты монополизма власти, которому противостояла теория и практика Н. Махно, невольно приходишь к выводу об актуальности принципов, которые он отстаивал 70 лет назад.

Уродливый человек в гигантской папахе с окровавленной саблей в руках. Шевелюра до плеч, безумный взгляд, горы изрубленных тел, сожженные деревни…

Вы конечно узнали образ изверга Махно, бандита Махно, анархиста Махно. Этот образ стал одним из жупелов, которым, наряду с американским империализмом, троцкистско-бухаринскими двурушниками, безродными космополитами, с давних пор запугивают советских граждан. В более приглаженном виде прижился этот образ в научной литературе: "Ограбленные города, свернутые в спираль железнодорожные рельсы, разоренные заводы, кровь, море человеческой крови - вот то наследство, которое оставила махновщина народам России и Украины, не принеся ничего взамен", - пишет советский историк С.Н. Семанов.

Вывод Семанова стремятся подкрепить и другие исследователи махновского движения. Д.Л. Голиков ставит это движение в один ряд с петлюровщиной и григорьевщиной, а С. Канев завершает рассказ о махновщине следующим выводом: "Анархизм на Украине, выступая под лозунгом "третьей революции", стал прямым орудием буржуазно-помещичьей контрреволюции и, естественно, разделил ее участь".

История гражданской войны полна картин удачных и неудачных переворотов, внезапно возникающих и рассыпающихся республик, бонапартов на час и авантюристов, всплывающих то тут, то там, и снова исчезающих с исторической сцены. В этом отношении анархическое движение на Украине стоит особняком. Какие бы вихри не проносились над украинской землей, оно оставалось. Какие бы армии не претендовали на господство в Приазовье - районе махновского движения - оно все время заставляет считаться с собой. Несмотря на кровавый характер борьбы, развернувшейся вокруг этого района, несмотря на террор и спаленные кулацкие хутора (но не крестьянские деревни), махновщина все же внушает уважение своей массовостью, боеспособностью и, главное, теснейшей связью с местными жителями. В армии Махно на протяжении всех трех лет сражались тысячи людей, а в лучшие времена "Махновия" превращалась в европейских размеров "государство" с 20-30-тысячной армией, неоднократно громившей деникинцев. Не вызывает сомнение и та большая роль, которую сыграли махновцы в деле разгрома не только Деникина, но и Врангеля. Кстати, и внешность Махно соответствует столь "солидному" положению и имеет мало общего с карикатурами Кукрыниксов и образом фильма "Хождение по мукам". А когда обращаешься к махновским воззваниям, то сомнениям уж несть числа: "Русская революция чуть не с самого свержения самодержца Николая Кровавого идет по пути установления советского строя, при котором Советы рабочих и крестьянских депутатов на местах стараются наладить истинно свободную жизнь без дармоедов-чиновников и без шкуродеров-помещиков кулаков и капиталистов".

Кто же эти люди? В одном сходятся все - движение возглавили анархисты. Но какие? Анархизм так же многообразен, как и теории сторонников государственности. Если подходить к анархизму как к идейному течению, то мы увидим принципиальные различия анархо-индивидуалистов и анархо-синдикалистов, анархо-коммунистов и анархо-универсалистов.

Лидерство в движении определялось авторитетом среди крестьян и потому принадлежало "батьке" Махно. Единственным "пришлым" теоретиком, оказывавшим большое влияние на взгляды лидеров движения был П.А. Аршинов, старый знакомый, а затем секретарь Махно. Именно взгляды этих двух людей легли в основу идеологии и политики лидерского ядра махновцев, а в известной степени и всего движения.

Н. Махно определяет свои взгляды как анархо-коммунизм "бакунинско-кропоткинского толку". Это противоречивое определение было связано с тем, что Н. Махно почти не читал работ М.А. Бакунина и П.А. Кропоткина и не знал о принципиальных различиях в их концепциях. Н. Махно формировал свои взгляды почти самостоятельно, принимая лишь то, что с его точки зрения соответствовало действительности.

Главное, что выделяет анархистов - неприятие государства. И сразу возникает вопрос: кто будет решать общие проблемы?

Семьдесят лет назад этот вопрос возникал реже. Достаточно вспомнить, что идеал коммунизма, маячивший на горизонте - вот-вот и достигнем - есть идеал той же анархии, то есть общества без государства. Потребовались десятилетия, чтобы вытравить из массового сознания идеи безгосударственности, чтобы мы перестали понимать простую, казалось бы, вещь: государство - это не общество, а машина подавления общества, "форма власти над этой общественностью", как говорил Н. Махно.

Еще в XIX веке была установлена связь между государственным насилием и эксплуатацией. Чиновничий аппарат, обладая собственными социальными интересами, учится уходить из-под контроля общества и служить себе, а не ему. Оторвавшись от населения, государственный аппарат начинает подбирать свой состав самостоятельно, руководствуясь критерием преданности клану, а не критерием эффективности. Уникальная возможность бесконтрольной эксплуатации общества через налоговую систему заставляет государство бороться с любыми попытками контроля над собой, противостоять инициативе снизу, в конечном итоге - личности.

Государственная система, с точки зрения анархистов, является, таким образом, главным препятствием на пути развития человека. Оно должно быть заменено другими формами общественной координации, основанными на самоуправлении свободных личностей.

Но как этого достичь? Махно предлагает следующее: "Такой строй я мыслил только в форме вольного советского строя, при котором вся страна покрывается местными совершенно свободными и самостоятельными социально-общественными самоуправлениями тружеников".

Местное самоуправление. Община. Мы привыкли видеть в ней лишь консервативные стороны, забывая о том потенциале демократической культуры, который накопили крестьяне к началу XX века. Люди умели самостоятельно решать множество вопросов в рамках компетенции общины всем миром, не спрашивая разрешения у начальства. Взаимосвязь людей, которая часто трактуется как подавление личности коллективом, чем дальше, тем больше компенсировалось участием человека в принятии общих решений. Но Н. Махно видит и корни контрреволюционности общины - узость ее кругозора, воспитанное веками внутренне согласие отдать государству решение тех вопросов, которые лежат за межой общинного мира. И государство пользуется этим спокойствием, вмешивается в общинные дела, выкачивая средства через налоги. Необходимо разрушить государственное право на решение общих дел, подчинив органы координации общинным советам: "Через свои районные, областные и общенациональные съезды эти местные, хозяйственные и общественные органы самоуправления устанавливают общую схему порядка и трудовой взаимности между собой. Создают учетно-статистическое, распределительное и посредническое федеральное бюро, вокруг которого тесно объединяются и при помощи которого в интересах всей страны, всего ее свободного трудового народа, согласовывают на поприще всестороннего социально-общественного строительства свою работу".

Как видим, здесь есть много общего с традиционными социал-демократическими моделями: и общественное регулирование экономики, и планирование. Но есть в этих построениях и то, что принципиально отличает концепцию Н. Махно от всего спектра политических учений государственнического направления: система власти (именно власти, ибо серьезный анархизм не предполагает немедленного безвластия) базируется на местном самоуправлении и вырастает из него снизу вверх через съезды Советов - ключевое звено в концепции Махно.

Но где гарантии, что новые органы координации, плановые и статистические центры не замкнутся на себе, не превратятся в новый источник угнетения?

"Наша трудовая община будет иметь всю полноту власти у самой себя и свою волю, свои хозяйственные и иные планы и соображения будет проводить через свои органы, которые она сама создает, но которые не наделяет никакой властью, а только лишь определенными поручениями", - писали Н. Махно и П. Аршинов в мае 1919 года.

Это одна из первых формулировок концепции распыленной власти, которая затем разрабатывалась неонародниками, а сейчас, конечно вне связи с предшествующими мыслителями, принимается европейским движением "зеленых". Идеи возвращаются, потому что остаются породившие их проблемы. Демократическая мысль снова и снова приходит к выводу, что власть должна быть децентрализована и в территориальном, и в отраслевом отношениях. Объединение трудящихся (и не только сельские, но и городские) могут создавать органы с четкой задачей. Эти органы не имеют права присваивать себе дополнительные полномочия и объединятся в единую систему исполнительной власти. Связь между ними осуществляется через всесильное самоуправление трудящихся - съезды советов.

В построения Н. Махно бросается в глаза нарочитое нежелание детально описывать черты будущего общества. Не в пример многим социальным утопистам прошлого Н. Махно считает, что общины (советы) сами определят конкретные формы своего существования. Но принципы им определены достаточно четко.

Но будут ли эти принципы приняты крестьянско-рабочей массой? Согласится ли с ними народ страны, которому впервые за многие столетия представилась возможность самому определять свою судьбу? Массовое движение, начавшееся в 1917 году, было во многом созвучно идеям самоуправления и автономии. Фабзавкомы, многочисленные комитеты, союзы, да и сами Советы в первый период своего существования, были живым воплощением этих идей. Это давало большие шансы на успех анархическому течению, которое, по словам П. Аршинова, "отстаивало систему самоуправляющихся производственных Светов, фабрично-заводских комитетов, кооперативов".

И действительно, идеология будущих лидеров махновщины была поддержана широкими слоями крестьян Приазовья. Этот район характеризовался высокой хозяйственной активностью и давними традициями местного самоуправления. Крестьянам импонировало стремление анархистов избавить их от государственного гнета и от любых других форм эксплуатации. Проникая в массовое сознание крестьян, идеи вождей движения частично принимались, а частично корректировались, возвращаясь в резолюциях крестьянских съездов и собраний.

Начало этого диалога относится к весне 1917 года, когда Группа анархистов-коммунистов стала лидирующей силой в Гуляй-польском крестьянском Совете и повела борьбу против уездных властей, местных кулаков и помещиков. Эта борьба закончилась успешно - в сентябре 1917 г. анархисты начали в районе аграрную реформу, организацию на добровольных началах сельскохозяйственных коммун. Уже в этот период в Группе анархо-коммунистов выделяется Н. Махно, возвратившийся с каторги, которую отбывал за участие в террористической организации.

Заняв пост председателя крестьянского союза (затем Совета), Н. Махно развернул кипучую организаторскую работу. Но уже тогда в его взаимоотношениях с выборными органами проявлялись черты формальности - Совет в случае чего можно поставить перед фактом, навязать ему свое мнение, опираясь на "партийную" группу анархо-коммунистов. Читатель может возразить: разве мало было таких примеров в год рождения Российской демократии? Лидеров различных политических группировок волновало то, как отнесутся массы к тому или иному шагу, а не доля участия тех же масс в принятии решения. В том-то и дело, что когда люди не умеют обращаться с демократическими механизмами, они легче учатся обращаться с винтовкой.

После победы Советской власти на Екатеринославщине, Гуляй-Польский Совет продолжал держаться самостоятельно, огрызаясь на любое вмешательство близлежащего Александровского ревкома. Впрочем, последний своим административным рвением только мешал начинаниям гуляй-польцев, самое важное из которых в условиях надвигающегося голода заключалось в прямом продуктообмене с московскими рабочими.

Отношение двух "советских властей" в этот период можно охарактеризовать как недоверчивое. Ревком с опаской глядел на "самостийный" политический центр, игнорирующий любые указания; а махновцев раздражало вмешательство в их дела извне. Впрочем, такое соседство продолжалось недолго.

Развитие революционного процесса в Гуляй-Поле было прервано 16 апреля 1918 г. переворотом, совершенным под руководством украинских националистов. Через несколько дней в город вошли немецкие войска. Так перед революционерами Гуляй-Поля встал вопрос о вооруженном пути революции. Красногвардейские отряды, слабо связанные с местным населением, откатывались под напором немецкой военной машины. Эвакуировались и анархисты. Но не надолго.

В июле 1918 г. Н. Махно снова появился в родных краях. Он восстанавливал прежние связи с крестьянами, которых все более выводила из себя немецкая "продразверстка". В октябре удалось начать партизанские операции в тылу немцев. И тут неожиданно проявился военный талант Н. Махно. После боя в Дибривках, когда маленький отряд "махновцев" разбил целый батальон австрийцев, крестьяне поняли, что "батько" способен защитить их от оккупантов. Нравилась крестьянам и жестокая справедливость атамана. Расстрелы "врагов трудового народа", пылающие поместья и кулацкие хутора приучали народ к жестокости. Впрочем, вместе с "махновцами" в этот год "училась" вся страна, что не оправдывает, конечно, каждый отдельный урок.

Со времени своих первых побед Н. Махно мог рассчитывать на вооруженную помощь "мирного" населения в своих ночных налетах.

После ноябрьской революции в Германии, когда начался откат немцев на Запад, именно "махновцы" оказались хозяевами обширной территории Приазовья, граничившей с Донбассом, Крымом и крупным промышленным центром Украины Екатеринославом. После неудачного налета на этот город в декабре 1918 г. территория махновского района на некоторое время стабилизировалась. Перед лидерами движения стал вопрос о преобразованиях на освобожденных землях, об обороне их от вторжений извне. Собирались ли они "вводить анархизм" в Приазовье и на кого могли опереться в своей борьбе?

Н. Махно считал, что если массы не осознают необходимость борьбы со злом государственности, анархическое движение должно идти с ними, отодвигая свой анархизм на второй план: "…Когда массы начинают проявлять к нему доверие, оно не должно увлекаться этим доверием и не должно отрываться от различных изгибов первоначально развивающихся событий, хотя бы и не анархических, но революционных, в которых масса развивала свой начальный порыв. Но надо и не пропустить момента, когда с этими изгибами нужно и самим разойтись, и отвести от них трудящиеся массы".

Чуткость к требованиям широких слоев трудящихся района создавала движению прочную опору в крестьянской массе. Антикулацкая и антипомещичья направленность "махновщины" привлекли к ней и середняцкие, и бедняцкие слои. Голос бедняков звучит в резолюциях Второго съезда Советов Гуляй-Польского района (февраль 1919 года): "Впредь же до разрешения земельного вопроса окончательным образом съезд выносит свое пожелание, чтобы земельные комитеты на местах немедленно взяли на учет все помещичьи, удельные и другие земли и распределили бы их между безземельными и малоземельными крестьянами, обеспечив и вообще всех граждан посевными материалами".

Большую роль в движении играли и рабочие. Приазовье было чрезвычайно насыщенно разного рода предприятиями, начиная с черепичных и кончая машиностроительными и металлургическими. Рядом находился Донбасс, Екатеринослав, порты Азовского моря, где работали многие жители района. С началом хозяйственного кризиса они хлынули домой, и приняли активное участие в событиях. Достаточно сказать, что виднейшие лидеры движения П. Аршинов, Б. Веретельников, В. Белаш, Чубенко, и сам Нестор Махно были в свое время рабочими.

Многообразие социальных сил в движении порождало широкую палитру подходов к необходимым преобразованиям. Но значительный земельный фонд, конфискованный у кулаков и помещиков, давал возможность относительно безболезненно согласовывать различные интересы: желающие могли организовывать из своих участков сельскохозяйственные коммуны (крупнейшая из них им. Р. Люксембург насчитывала 285 человек и засеяла 125 десятин земли ("Путь к свободе", # 2, 1919 г.)), другие - укреплять общинные узы или оставаться на отрубах. Как мы уже видели, немалое внимание уделялось наделению землей малоземельных и пришлых. При помощи анархистов сельское самоуправление развивало и культурно-просветительскую работу, что позволило В. Антонову-Овсеенко отметить: "Гуляй-Поле - один из самых культурных центров Новороссии".

Какую роль играла в этих процессах политическая организация движения? Согласование различных мнений и интересов в масштабах всего района происходило на съездах Советов и фронтовиков. В 1919 г. таких съездов было три (январь, февраль, апрель). Их резолюции, принятые после жарких дискуссий, созвучны идеям лидеров движения: "В нашей повстанческой борьбе нам нужна единая братская семья рабочих и крестьян, защищающая землю, правду и волю. Второй районный съезд фронтовиков настойчиво призывает товарищей крестьян и рабочих, чтоб самим на местах без насильственных указок и приказов вопреки насильникам и притеснителям всего мира строить новое свободное общество без властителей панов, без подчиненных рабов, без богачей и без бедняков".

Резко высказывались делегаты против "дармоедов" чиновников. Мощная антибюрократическая тенденция движения не давала разрастись его собственной бюрократии. Наибольший аппарат имел штаб Махно, занимавшийся даже культурно-просветительской работой, но вся его гражданская (а формально и военная) деятельность находилась под контролем исполнительного органа съездов - Военно-революционного совета.

Очевидно, что гарантом сложившейся системы власти была Повстанческая армия, призванная ограждать общественные структуры от насильственного вмешательства извне и изнутри. Последнее было одной из главных проблем "махновского" штаба, начиная с января 1919 г. Периодические вспышки бандитизма были вообще чрезвычайно характерны для этого периода революции: "В городе грабежи, пьянство, разгул, которые начинают захлестывать армию", - докладывал после занятия Харькова командующий группой войск РККА В. Ауссем. Другой эпизод: "В конце апреля полк стоял на станции Тетерев, красноармейцы безнаказанно бесчинствовали - грабили, убивали пассажиров, убили несколько евреев", - вспоминает В. Антонов-Овсеенко о похождениях 9 полка РККА. Здесь уместно привести фрагмент беседы наркома Украины А. Затонского с красноармейцами, которых пришлось уговаривать не поворачивать на Киев, чтобы "разделаться с Чекой и Коммунией": "Наконец один ужо пожилой дядько спрашивает: "А чи правда, що Раковский жид, бо кажуть, що раньше большовики були, а потим жиди коммуниста Раковского посадили…" Удостоверяю, что товарищ Раковский самого православного происхождения, что коммунисты - это те же большевики…".

Разгул солдатского бандитизма, принимающего часто антисемитскую окраску, можно объяснить психологической ситуацией, в которой оказался солдат в 1918-1919 годах. Он был силой, на которую опиралась диктатура. Он добывал партиям власть и считал себя вправе в случае чего "навести порядок". Сила порождала ощущение вседозволенности, постоянные перебои в снабжении и выдаче жалования - ощущение "неблагодарности" со стороны властей.

Комплектование махновской армии из местных крестьян серьезно затрудняло бандитизм в основной зоне движения. Периодически его вспышки, особенно участившиеся в январе, встречались репрессиями, что позволило к весне стабилизировать положение. И все же эта сторона революции угнетала Н. Махно, который напишет в последствии: "В этой жестокой борьбе моральные стороны преследуемой нами цели будут неизбежно уродоваться и будут такими уродливыми казаться всем до тех пор, пока связанное с этой целью намечаемое нами дело борьбы не будет признано всем населением своим делом и не начнет развиваться и охраняться непосредственно им самим".

В январе 1919 г. до этого было еще далеко. Зона движения была окружена враждебной средой, отрезана от крупных городов и источников промышленного сырья. Стало ясно, что к идеалам приазовского крестьянина и его вождей в одиночку не приблизится. Тем временем набеги казаков Краснова на район переросли в методическое наступление генерала Виноградова. В конце января фронт приблизился вплотную к Гуляй-Полю. У махновцев кончались последние патроны, когда в район Екатеринослава вышли авангардные части РККА…

Взаимоотношения с Центральной Советской властью представляют собой наиболее драматичную сторону истории движения, в конечном счете определившую его трагедию. Основу сотрудничества этих двух сил составляли не только прагматические интересы, но и взаимооценка, общность понимания некоторых вопросов революции.

Первоначально обе стороны надеялись на то, что союзник осознает "свои ошибки" и перейдет на платформу оппонента. Если большевистское руководство возлагало в этом свои надежды на комплекс воспитательных и организационных мероприятий, то Н. Махно - скорее на логику революционного процесса, на сближение авангарда революции с позицией широких трудовых масс, в том числе и крестьянских:

"…В этих зеленых, толстых и сочных стебельках растет великая, не подлежащая цифровой оценке помощь революции. Нужно только, чтобы революционные власти поумнели и отказались от многого в своих действиях; иначе ведь население пойдет против революции; иначе население, трудовое население не найдет в завоеваниях революции полного удовлетворения и только одним отказом оказать революции добровольную материальную ("в смысле пищи") помощь нанесет ей удар несравненно более сильный, чем какие бы то ни было вооруженные отряды калединской, корниловской и иной контрреволюции".

Но ни та, ни другая сторона не собиралась "умнеть". Все более очевидным становилось различие самих подходов к решению социально-политических проблем. В ход пошли классовые оценки. Теория "мелкобуржуазности" любой оппозиции, возникающей в революционном лагере читателю известна хорошо. Она применялась и против махновского движения. Рассмотрим классовые оценки, которые теоретики последнего давали большевикам. Хотя эти взгляды были окончательно сформулированы уже после революции, сами подходы наметились несомненно переломной весной 1919 г. и видны во многих махновских документах.

Острый конфликт интересов крестьянства и части рабочих с политикой военного коммунизма привел к тому, что теоретики махновского движения начали распознавать за "военно-коммунистической" моделью действительную опасность - закрепление организационной работы за фиксированными слоями общества и монополизацию ими распоряжения как орудиями, так и результатами производства. А за этим неизбежна бесконтрольность в их деятельности.

П. Аршинов подробно рассматривает нарастание командных тенденций в революции: "В ряде городов профсоюзы и фабрично-заводские комитеты приступили к перенятию предприятий и товаров в свое веденье, к удалению предпринимателей, к самостоятельному проведению тарифов и т.д. Но все эти шаги встретили противодействие со стороны ставшей уже государственной машиной коммунистической партии". П. Аршинов пытается проникнуть в психологию коммунистов, в логику, которая движет их действиями: "Период разрушения, преодоления сил капиталистического режима закончился, начался период коммунистического строительства, возведения пролетарского здания. Поэтому революция может идти теперь вперед только органы государства. Продолжение же прошлого состояния страны, когда рабочие продолжают командовать с улицы, с фабрик и заводов, а крестьяне совсем не видят новой власти, пытаясь наладить свою жизнь независимо от нее, носит в себе опасные последствия, может дезорганизовать государственную роль партии".

Итак, с точки зрения П. Аршинова, стремление коммунистов поставить революционные процессы под тотальный контроль государства вызвано их партийным эгоизмом, за которым маячит классовый эгоизм "новой буржуазии". А отсюда вывод: чтобы революция развивалась не сверху вниз, а снизу вверх, чтобы трудящиеся сами, без опеки сверху создавали новые формы жизни, чуждые эксплуатации, необходима принципиально беспартийная система. Это конечно не значит, что партии следует запретить - махновский район в этом смысле был одним из самых плюралистичных. Беспартийная система предполагает состояние, при котором партии и общественные движения имеют одинаковые возможности влиять на систему власти, но ни одна организация не сможет захватить власть в масштабах страны.

Критика партийности звучит и в размышлениях Н. Махно: революционные партии "при всех потугах, подчас колоссальных и достойных уважения, не могут вместить в рамки своих партийных доктрин ширь и глубину жизни трудящихся". Столкновение партийных активистов, облеченных в формы доктрин, разрушает единство трудящихся, вовлекает их в междоусобную борьбу, которая выгодна прежде всего самим партийным руководителям: "Нет партий…нет политических организаций, а есть кучки политических шарлатанов, которые во имя личных выгод и острых ощущений на путях достижения своих целей уничтожают трудовой народ…"

В борьбе за власть политические партии стравливают рабочих и крестьян, которые "бросаются в объятия какой-либо из этих политических партий, и этим, распылив свой трудовой фронт, обессиливают свою классовую мощь".

Такой взгляд на революционный процесс диктовал стратегию махновского движения - союз со всеми силами, стоящими на платформе советской власти и растворение в этом союзе партийных разногласий. Н. Махно считал, что борьбу с подчинением советов бюрократическому аппарату целесообразно вести "изнутри" единого революционного фронта. Но для этого сотрудничество с другими революционными силами должно быть равноправным. Особенно раздражало лидеров движения ситуация, при которой "многомиллионное крестьянство любой губернии, положенное на чашку политических весов, будет перетянуто любым губкомом партии". Бывших рабочих Н. Махно и П. Аршинова почему-то не убеждали рассуждения о том, что пролетариат, в силу самих условий производства приученный беспрекословно подчинятся вышестоящему начальнику, более сознателен, чем привыкший хозяйствовать самостоятельно крестьянин. Махновцы требовали полного равенства в правах всех трудящихся, и в начале казалось, что это требование вполне приемлемо хотя бы в условиях локального "эксперимента".

Список литературы

А.В. Шубин. Нестор Махно и национальный вопрос.