Курсовая работа: Стратегический треугольник Москва - Дели - Пекин

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ

РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования

ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

(ДВПИ имени В.В.Куйбышева)

ТИХООКЕАНСКИЙ ИСТИТУТ ПОЛИТИКИ И ПРАВА

КАФЕДРА ПОЛИТИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ

КУРСОВАЯ РАБОТА

СТРАТЕГИЧЕСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК «МОСКВА – ДЕЛИ – ПЕКИН» ВО ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКЕ РОССИИ

Выполнила:

Студентка 3-го курса гр. П-6221

Дриго Мария Александровна

Проверил:

Старший преподаватель

Костюк Антон Валерьевич

Владивосток 2009


ПЛАН

Введение

Глава 1. Формирование стратегического треугольника «Москва – Дели – Пекин»

1.1. Возникновение идеи формирования стратегического треугольника «Москва – Дели – Пекин

1.2. Перспективы политического «треугольника»

Глава 2. Позиции сторон в отношении стратегического треугольника «Москва – Дели – Пекин»

2.1. Российско-китайское стратегическое партнерство

2.2. Партнерские отношения между Индией и Россией

2.3. Китайско-индийские взаимоотношения

Заключение

Список использованной литературы


Введение

Актуальность темы исследования. Азиатская политика России за последнее время существенно изменилась. В советские годы она по преимуществу сводилась к связям с арабскими странами и Индией, которые воспринимались в качестве геополитических союзников СССР, борющихся с "империализмом". Сейчас приоритеты иные. Само формирование азиатского вектора отечественной политики воспринимается, как способ преодолеть зависимость от Запада, восстановить российскую геополитическую субъектность и как вклад в формирование многополярного мира в противовес Pax Americana.

При подготовке к написанию данной курсовой работы были проанализированы различные научные и публицистические работы, которые, основываясь на структуре работы, можно разделить на несколько групп:

Первую группу составляют научные источники, которые помогли сформулировать теоретическую основу работы: рассмотреть идею формирования стратегического треугольника «Москва – Дели – Пекин» и выявить перспективы данного «треугольника». Это, прежде всего, работы Разуваева В.В., Кудинова Л.Б., Михайлова Т.А.

Во вторую группу входят источники, рассматривающие позиции сторон в отношении стратегического треугольника «Москва – Дели – Пекин»: Неклесс А.И., Девятов А., Панарин А.С. Данные авторы рассматривают российско-китайское стратегическое партнерство, партнерские отношения между Индией и Россией, китайско-индийские взаимоотношения.

В связи с этим, выделим цель нашего исследования – комплексная характеристика стратегического треугольника «Москва – Дели – Пекин» во внешней политике России.

Реализация поставленной цели определила следующие задачи:

1.  Рассмотреть возникновение идеи формирования стратегического треугольника «Москва – Дели – Пекин».

2.  Выявить перспективы политического «треугольника».

3.  Рассмотреть российско-китайское стратегическое партнерство.

4.  Определить партнерские отношения между Индией и Россией.

5.  Рассмотреть китайско-индийские взаимоотношения.

Объектом данной работы выступает: стратегический треугольник «Москва – Дели – Пекин».

Предметом данной работы выступает: внешняя политика России.

В своей работе мы использовали следующие методы к исследованию:

·  сравнительный метод;

·  структурно-функциональный метод;

·  метод обобщения;

·  классификационный метод;

·  метод индукции;

·  изучение монографических публикаций и статей;

·  аналитический метод.

Структура нашей работы включает в себя следующие части:

Введение, основная часть, состоящая их двух глав, заключение и список использованной литературы.

В первой главе мы рассмотрим возникновение идеи формирования стратегического треугольника «Москва – Дели – Пекин» и практическую реализацию данной идеи.

Во второй главе мы рассмотрим и проанализируем позиции сторон в отношении стратегического треугольника «Москва – Дели – Пекин».

В заключении подведем итог проведенного исследования.


Глава 1.Формирование стратегического треугольника «Москва –

Дели – Пекин»

 

1.1.  Возникновение идеи формирования стратегического

треугольника «Москва – Дели – Пекин»

В декабре 1998г. премьер-министр России Е.М. Примаков в ходе официального визита в Индию высказал мнение о желательности формирования «стратегического треугольника Москва - Дели - Пекин».[1] Слова тогдашнего руководителя российского правительства оказались хотя и неожиданными, но по-своему логичными. Произнесенные в Дели, они подчеркивали заинтересованность России в укреплении связей между Индией и Китаем в условиях, когда Москва развивала отношения стратегического партнерства с ними и выражала недовольство бомбардировками территории Ирака американскими и английскими самолетами.

Хотя Е.М. Примаков подчеркнул, что его предложение не носит официального характера и он имел в виду лишь желательность такой структуры, как «геополитический треугольник», вопрос о новом «тройственном союзе» постепенно занял заметное место в дискуссиях по вопросам международной и региональной политики.

Первая реакция индийской общественности была в целом осторожной и критической. Отмечая важность развития двусторонних отношений с Пекином, индийская печать подчеркивала сохраняющиеся на этом пути препятствия в виде нерешенной погранично-территориальной проблемы между двумя странами. Вызывала в Дели озабоченность и усматривавшаяся им антизападная направленность предлагаемого тройственного партнерства. Отношения с Западом, в первую очередь с США, имели для индийского правительства существенное значение в период, когда шли переговоры об отмене Вашингтоном экономических санкций, введенных американцами в ответ на проведение Дели в мае 1998г. серии подземных ядерных взрывов.

Развернувшиеся в начале 1999г. события вокруг Косово и военная агрессия НАТО против Югославии вызвали неприятие и настороженность в Дели. Индийское руководство, как, впрочем, и политические элиты многих других государств, восприняли действия Организации Североатлантического договора как покушение на суверенитет национального государства и увидели в них тревожный для себя прецедент. В соответствии с изменившейся обстановкой стала меняться и оценка индийской стороной пожеланий российского премьера. В марте 1999г. глава индийского правительства А.Б. Ваджпаи призвал вернуться к его рассмотрению. Однако в период острого кризиса в отношениях с Пакистаном, в мае-июне того же года, позиция Дели вновь изменилась. Поддержка, оказанная ему Вашингтоном, снизила градус антиамериканских настроений. Разочаровал Дели и Пекин, не отказавшийся от особых отношений с Исламабадом.

Настороженная реакция КНР на слова Примакова обусловливалась рядом причин. Там не забыли утверждений индийского премьера и министра обороны, которые в мае 1998г. оправдывали ядерные испытания угрозами со стороны Китая как потенциального противника. Пекин, так же как и Дели, не вполне устраивал антизападный подтекст сделанного Примаковым предложения, прежде всего из-за роли, которую США, их союзник Япония и объединенная Европа играют в качестве торгово-экономических партнеров Китая. Наконец, согласно традиционным и неоднократно декларировавшимся принципам внешней политики, Пекин предпочитает не вступать в какие-либо альянсы, развивая отношения преимущественно на двусторонней основе.

Реакцией властей в Индии и Китае, однако, не исчерпывался отклик на российское предложение.[2] Определенная часть индийской и китайской общественности отнеслась к нему с пониманием и одобрением. Согласно распространенному мнению, России удалось сохранить на Востоке определенное уважение к себе. Опросы общественного мнения в Китае и Индии показали, что она по-прежнему находится среди самых популярных стран. В Китае не забыли о советской помощи 40-50-х гг., а в Индии помнят о всесторонней и многообразной поддержке, оказывавшейся Москвой на протяжении ряда десятилетий. Тому, что инициатива России о «треугольнике», включающем китайско-индийскую ось, была с интересом встречена частью «политической общественности» Китая и Индии, видимо, способствовало длительное отсутствие серьезных осложнений между ними.

Более того, как бы в ответ на пожелания Е.М. Примакова и в обстановке выше уже отмеченного вмешательства НАТО в Югославии (бомбардировки Белграда привели к жертвам среди граждан КНР и на время изрядно обострили китайско-американские связи) официальные круги Индии и Китая сделали шаги навстречу друг другу. Спустя год после антикитайских выпадов официальных лиц Индии, в июне 1999 г., Пекин посетил индийский министр иностранных дел Дж. Сингх. Его визит ознаменовал улучшение китайско-индийских отношений, что имело особенно существенное значение для Индии, так как он состоялся в разгар ее вооруженного конфликта с Пакистаном.

Посетившие Пекин в том же месяце министр иностранных дел и премьер-министр Пакистана не добились поддержки Китая. И не случайно после этих визитов пакистанское руководство прислушалось к настоятельным пожеланиям Вашингтона и в начале июля приняло меры для прекращения горячей фазы прямого противостояния с Индией в Кашмире. Однако военный переворот в Пакистане в октябре 1999 г. выявил различия в подходах Индии и Китая. Дели не скрыл разочарования в связи с нарушением демократических порядков в соседней стране. Пекин посчитал это внутренним делом Пакистана и пусть не сразу, а лишь по прошествии нескольких месяцев после переворота, в январе 2000 г., согласился принять главу новой администрации генерала П. Мушаррафа.

Нужно отметить, что с наибольшим интересом и вниманием высказывания Е.М. Примакова были встречены в самой России, что неудивительно в свете выявившегося со второй трети 90-х годов поворота внешней политики Москвы в сторону усиления связей и контактов с незападными державами, стремления укрепить отношения долговременного, иначе говоря, стратегического партнерства в первую очередь именно с Китаем и Индией. Помимо в целом благожелательных комментариев в печати в Москве начались обсуждение перспектив такой геополитической конфигурации и разработка мер и предложений по движению в сторону ее формирования и закрепления. Возникающие в связи с этим проблемы стали, в частности, предметом обсуждения специалистами в области международных отношений на Востоке, т.к. речь идет именно о «восточном», или азиатском, направлении российской внешней политики.

Следует отметить, что в изданной у нас за последнее десятилетие научной литературе значительное внимание отводилось вопросам, связанным с отдельными «сторонами» предложенного «треугольника», прежде всего связям между Москвой и Пекином, а также между ней и Дели. Менее тщательному анализу подвергались китайско-индийские взаимоотношения.

Некоторого внимания заслуживает также освещение рассматриваемой проблематики на Западе. Союз России и Китая, особенно «большой России», существовавшей до 1917 г. в виде империи, а затем в качестве Советской России и Советского Союза, постоянно находился в центре внимания политической, общественной и академической элиты западноевропейских государств и США. Можно сказать, что призрак такого объединения воспринимался ими как постоянная угроза, угнетал, как кошмарный сон. Короткий период его «материализации», с конца 40-х до рубежа 50-60-х годов, много способствовал популярности идеи «сдерживания коммунизма». О российско-китайском единении вспомнили вновь после полного восстановления двусторонних связей между Москвой и Пекином в начале 90-х годов. Прозрения скептиков и первые пробуксовки на пути прозападной ориентации внешнеполитического курса новой России побудили задуматься над возможностью нового российско-китайского альянса. Если к этому добавить широко распространенные представления о традиционно тесных связях России с Индией, то легко объяснить появление на Западе еще в начале 90-х годов академических работ, где поднимается вопрос о геополитической конфигурации в составе России, Китая и Индии.

Реакция Запада на инициативы Примакова не отличалась остротой. Но они, безусловно, не прошли незамеченными. Хотя перспективы подлинного «союза трех» оцениваются невысоко, но два аспекта российских предложений привлекают внимание и вызывают настороженность на Западе. Во-первых, акцент на военно-техническом сотрудничестве в рамках двусторонних связей России с Китаем и Индией, а также вероятность усиления эффективности такого взаимодействия при дальнейшем укреплении и институционализации «тройки». Во-вторых, влияние такой политики на общественное мнение в странах намечаемого треугольника, перекрестное индицирование антизападных настроений и последствия этого для всей системы мировой политики.

Таким образом, идею формирования стратегического треугольника «Москва – Дели – Пекин» выдвинул в декабре 1998г. премьер-министр России Е.М. Примаков в ходе официального визита в Индию. Хотя Е.М. Примаков подчеркнул, что его предложение не носит официального характера и он имел в виду лишь желательность такой структуры, как «геополитический треугольник», вопрос о новом «тройственном союзе» постепенно занял заметное место в дискуссиях по вопросам международной и региональной политики.


1.2.  Перспективы политического треугольника

Mожно выделить основные (итоговые) позиции, доминирующие сегодня, по проблеме "треугольника" Россия-Индия-Китай:

·  "треугольник" возможен и желателен как реальный геополитический противовес складывающемуся однополюсному американскому миру и как начало создания новой "биполярной системы";

·  "треугольник" невозможен, так как все его "углы" экономически, особенно Китай и Индия, и политически завязаны на США и проамериканский потенциал, таким образом, перевешивает антигегемонистские желания участников;

·  система возможна в "урезанном" варианте - без китайско-индийского вектора, который является самым сложным по сравнению с китайско-российскими и российско-индийскими отношениями и практически неразрешим;

·  взаимодействие возможно исключительно на двусторонней основе, причем основными "пружинами" этого взаимодействия являются потребность Индии и Китая в российских военных поставках (ВТС), а России - в индийских и китайских технологиях и инвестициях;

·  "треугольник" возможен, но исключительно на основе межцивилизационного неполитического взаимодействия, не направленного против третьих стран и основанного на внутриконтинентальной экономической интеграции и кооперации.

По российско-китайскому направлению, самому сильному и дееспособному, торговля составила за 2000 г. 8 млрд. долл. Причем на 2001 г. просматривается тенденция увеличения и выход на 10 млрд., не считая 3-4 млрд. неофициальной региональной (бартерной) торговли. Реальны многомиллиардные газо- и нефтепроекты, активное военно-техническое (ВТС), инвестиционное сотрудничество и пр. Экономический массив имеет и серьезную политическую основу - Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве, подписанный в Москве Владимиром Путиным и Цзян Цзэминем 16 июля 2001 г., закрепил политически и юридически формат долговременного стратегического партнерства. Россия и Китай почти закрыли все вопросы по границе, в 1996 г. создали "Шанхайскую пятерку", имеют хорошо отлаженную систему взаимодействия и поддержки на уровне международных организаций (ООН и др.).[3]

Российско-индийские связи в плане торговли значительно меньше - 1,6 млрд. долл. за 2000 год. К 2005 г. объемы товарооборота планируют довести до 5 млрд. долл. Перспективными являются индийские инвестиции в российскую экономику (в частности, проект Сахалин-1 и др.) и контракты по ВТС. Последние занимают особое место в российско-индийском сотрудничестве. Россия обеспечивает две трети оборонных потребностей Индии, которая платит полностью и в твердой валюте. Индия рассматривает Россию как основной источник передовых технологий, особенно в ядерной и космической областях. В октябре 2000 г. руководители Индии и России подписали Декларацию о стратегическом партнерстве, создав, таким образом, и высокий политический уровень отношений.

Визит 4-7 ноября 2001 г. индийского премьер-министра Атала Бихари Ваджпайи в Россию обозначил новые области долговременного стратегического сотрудничества. По итогам переговоров Владимир Путин и Ваджпайи подписали Московскую Декларацию о борьбе с международным терроризмом и Заявление о стратегической стабильности. На московских переговорах Путиным было отмечено, что как бы удачно ни протекала американская операция в Афганистане, после ее окончания противостоять исламскому фундаментализму "придется, прежде всего, России, Индии и, конечно, Китаю - странам, имеющим значительное влияние на формирование регионального и мирового климата". Одновременно российский президент подчеркнул, что "неуместно было бы говорить о попытках этих трех стран сформировать новую ось или полюс противодействия другим мировым группировкам. Координация усилий России, Индии и Китая нацелена исключительно на выработку адекватных ответов на новые вызовы экстремизма и терроризма".

Индийско-китайское направление - самый слабый компонент системы. Отношения отягощены сложной историей 50-60-х годов, территориальными проблемами, деятельностью далай-ламы и т.д.[4] Тем не менее, и в этом "слабом звене" есть свои позитивные результаты. Торговля за 2000 г. вышла на рубеж в 2 млрд. долл. В 1996 г. Индия и Китай подписали Соглашение о мерах доверия в военной области вдоль линии фактического контроля на границе (базовые положения были подписаны еще в 1993 г.). В мае 2000 г. в Пекине состоялись успешные переговоры между президентом Индии Кочерилом Раманом Нараянаном и председателем КНР Цзян Цзэминем. Обе стороны признали, что пора забыть прошлое и перейти к взаимовыгодному сотрудничеству в экономической и политической сферах. На середину октября нынешнего года были запланированы визиты премьера Индии Ваджпаи в Китай и Чжу Жунцзы в Индию, которые по согласованию сторон в связи с афганскими событиями перенесены на более поздний срок.

Что касается специфики «треугольника», то в настоящее время выделяют некоторые новые моменты. Во-первых, в настоящее время происходит плавное и незаметное смещение функциональных акцентов потенциального "треугольника". В конце 90-х годов в условиях расширения НАТО, югославских бомбардировок и других акций Запада в идее создания "треугольника" достаточно определенно просматривался антизападный (антиамериканский) подтекст. Причем, если Китай и Индия придерживались в своей риторике нейтралитета по отношению к США, то Россия более жестко оппонировала Западу, взяв на себя роль некого неформального лидера в этой "команде". Да и на Западе именно Россию воспринимали как главного инициатора создания подобного "треугольника", хотя всерьез не верили в реальную угрозу данной структуры. Сегодня система Россия-Индия-Китай воспринимается больше как некая часть задуманного американцами единого антитеррористического фронта. Возможно, что стратегия США связана с желанием Вашингтона более активно подключить Индию и Россию к мировой борьбе с терроризмом.

Во-вторых, новые очертания приобретает пакистанский фактор в "треугольнике", а точнее, китайско-пакистанские отношения, которые до 11 сентября деформировали трехстороннюю систему, особенно по китайско-индийскому направлению. Сегодня можно констатировать некоторое ослабление китайско-пакистанских связей, хотя представитель МИД КНР Сунь Юйси 25 октября 2001 г. на брифинге заявил, что КНР имеет "очень хорошие отношения" с Пакистаном и предоставила ему гуманитарную помощь на сумму 10 млн. юаней (1,2 млн. долл.). Вместе с тем там же было подчеркнуто, что Пекин "хотел бы видеть стабильность в этой стране". Видимо, в китайском руководстве стали понимать, что зашли слишком далеко в сотрудничестве с Исламабадом, который в конце 90-х годов фактически стал, как пишут многие китайские аналитики, "заложником талибов".

Новая ситуация заставляет Китай рассматривать варианты более активного сотрудничества с США и с Индией, в частности, по координации действий в поддержку президента Мушаррафа и другим вопросам, что объективно влияет на дальнейшее улучшение отношений Пекина и Дели.

В-третьих, новые акценты получила проблема распространения ядерного оружия в регионе. Китай сейчас не выступает с критикой решения Индии перейти "ядерный порог". Причем, как считают ведущие китайские эксперты, специальные двусторонние, индийско-китайские соглашения "по этой проблеме преждевременны". Достаточно подписания соглашения о взаимном отказе от применения силы. Одновременно снятие США с Индии и Пакистана ограничительных санкций, наложенных три года назад на Дели и Исламабад после проведения атомных испытаний, можно трактовать как косвенную поддержку их ядерного статуса в обмен на их безоговорочный союз в борьбе против терроризма.

В-четвертых, по-новому видятся и традиционные препятствия китайско-индийских отношений, связанные с территориальными проблемами, деятельностью далай-ламы и пр. И до 11 сентября в Дели неоднократно подчеркивали, что они признавали и признают территориальную целостность Китая, включая Тибет и Тайвань, законное место КНР в ООН, что индийское руководство в 1959 г. во главе с Дж. Неру не имело никакого отношения к бегству далай-ламы и его сподвижников из Китая в Индию, а для современных индийских руководителей деятельность буддийского иерарха - большая обуза и "головная боль". Однако остаются территориальные "нестыковки" по индийско-китайской границе. В Дели с некоторым опасением наблюдают за подготовкой крупного китайского железнодорожного проекта - строительство дороги из провинции Цинхай до Лхасы - столицы Тибета. Дорога явно претендует на место в Книге рекордов Гиннеса как самая высокогорная в мире и сложная по исполнению. Тем не менее, в Пекине и Дели все чаще говорят о необходимости перевода двусторонних отношений в формат "естественного стратегического партнерства".

В этой связи Москва могла бы сыграть конструктивную роль центрального связующего звена между Пекином и Дели, содействуя тому, чтобы в отношениях Китая и Индии доминировало сотрудничество, а не соперничество. Проще это делать на неполитическом уровне, начиная с обсуждения наиболее острых вопросов в научной среде, переходя затем на более высокие официальные инстанции. Первый и удачный опыт в этом плане был продемонстрирован Институтом Дальнего Востока РАН при поддержке президиума РАН и дипломатических ведомств России, Индии и Китая. 5-6 сентября 2001 г. ведущие ученые и эксперты трех стран провели научную конференцию, откровенно обсудив все накопившиеся вопросы трехстороннего сотрудничества. Итоговые материалы конференции еще раз подтверждают, что полное взаимопонимание реально и возможно.

Итак, мы можем сделать вывод о том, что «треугольник» Россия-Индия-Китай видится не как военно-политический блок или союз, а скорее как система гибкого партнерства. Ключевыми задачами этого партнерства будут борьба с общемировыми вызовами - глобальным терроризмом и экстремизмом и экономическое взаимодействие в условиях углубления глобализации. Экономические резервы "треугольника" на сегодняшний день практически не задействованы. Важными аспектами сотрудничества могли бы стать агросфера, совместная разработка минеральных, топливно-энергетических и лесных ресурсов Сибири и Дальнего Востока, обрабатывающая промышленность. Россия, КНР и Индия могут координировать свои проекты в освоении космоса, авиации, энергетике, машиностроении и другом при желательной ориентации на рынки друг друга.


Глава 2. Позиции сторон в отношении стратегического

треугольника «Москва – Дели – Пекин»

 

2.1 Российско-китайское стратегическое партнерство

Отношения между новой, постсоветской Россией и Китаем развивались весьма динамично, стартовав с невысокого уровня. Последний обусловливался состоянием кризиса и напряженности в контактах между Москвой и Пекином на протяжении трех десятилетий. Нормализация двусторонних связей произошла лишь в мае 1989г., во время визита в КНР последнего руководителя СССР М.С. Горбачева.[5] Ровно через два года между двумя странами были согласованы принципы разрешения погранично-территориальных проблем. Достигнутый прогресс определял заинтересованность китайского руководства в продолжение диалога с советскими лидерами и объяснял его настороженность по поводу распада СССР. Пекин, разумеется, признал произошедшие в соседней стране внутриполитические перемены, но отношения с Москвой оказались на некоторое время замороженными в связи с ее первоначальной односторонне прозападной внешнеполитической ориентацией.

Впрочем, уже к осени 1992г. ситуация стала меняться, и в декабре российский президент Б.Н. Ельцин совершил свой первый официальный визит в КНР. В Пекине было подписано совместное заявление об основах взаимных отношений. В сентябре 1994г. Москву посетил председатель КНР Цзян Цзэминь, и в совместном заявлении появились слова о «конструктивном партнерстве». Стороны также объявили о решении отказаться от угрозы применения ядерного оружия и ненацеливании стратегических ракет друг против друга. Третья официальная встреча на высшем уровне состоялась в Пекине в апреле 1996г.

Ровно через год после третьего саммита в апреле 1997г. в Москве состоялась четвертая встреча в верхах, на которой стороны договорились о мероприятиях по укреплению стратегического партнерства. К двусторонней встрече был приурочен второй саммит членов «Шанхайской пятерки», на котором ее участники подписали договор о взаимном сокращении вооруженных сил в приграничных районах. Вместе с первыми соглашениями о мерах доверия в военной области он ознаменовал формирование механизма безопасности в Центральной и Северо-Восточной Азии. В ноябре того же года Б.Н. Ельцин посетил Китай с официальным визитом в третий раз. Наиболее важным его результатом стало подписание соглашения о демаркации восточного участка российско-китайской границы (от Монголии до Тихого океана) протяженностью в 4300 км.

Торгово-экономическое взаимодействие представляет собой вторую важную подсистему двусторонних российско-китайских связей.

Вместе с тем на официальном уровне вопросы торгового взаимодействия занимали периферийное значение. С одной стороны, сказалось отсутствие проблем в области погашения взаимных долговых обязательств, с другой - товарный обмен с рубежа 80-90-х гг. стал осуществляться по частным децентрализованным каналам, главным образом торговцами-«челноками», и носил во многом приграничный межрегиональный характер. В 1991 г. товарообмен достиг солидной цифры в 3,9 млрд. долл. США (здесь и далее - в текущих ценах), в 1992 г. увеличился наполовину - до 5,9 млрд., а в 1993 г. - еще на треть, до 7,7 млрд. В 1994 г. оборот взаимной торговли сократился до 5,1 млрд., затем вновь стал расти, составив 5,5 млрд. долл. в 1995 г. и 6,8 млрд. в 1996 г. Новый спад пришелся на 1997 и 1998 гг. (6,0 и 5,5 млрд. долл.).[6]

В мае 1995 г. стороны подписали соглашение о режиме в районе границы, которое определяет там правила жизни, регламентирует условия торговой и хозяйственной деятельности.

Российско-китайская торговля определялась, разумеется, не только деятельностью «челноков», завозящих в Россию дешевые китайские потребительские товары невысокого качества. Часть китайского экспорта составляли продовольственные продукты, некоторые виды промышленных изделий, а российского - самолеты, автомобили, сельскохозяйственные машины, оборудование, цемент и лес. Неизменно крупной статьей был вывоз продукции черной металлургии. Возрастала роль обмена продукцией предприятий, принадлежащих государственным и крупным частным компаниям.

Торговая составляющая двусторонних связей в существенной мере зависит от экономического взаимодействия, то есть от уровня инвестиций в объекты экономики страны-партнера и технико-технологического сотрудничества. Большинство аналитиков считает, что экономические системы России и Китая обладают изрядной степенью взаимодополняемости. КНР в перспективе может импортировать из Сибири и Дальнего Востока нефть и газ, уголь и электроэнергию. Рамочные соглашения о поставках природного газа и сооружении трубопровода были заключены еще в 1997 г. Россия оказывает Китаю помощь в области ядерной энергетики - сооружении атомной электростанции в провинции Цзяньсу и разработке урановых рудников, а также в сфере энергетики (выполняются контракты на поставку 16 энергоблоков для семи ТЭС). Стоимость машиностроительной продукции в экспортных поставках России в Китай равнялась в середине 90-х гг. 30-40%, в то время как в общем объеме российского экспорта того периода она находилась на уровне 7-8%.

Если отношения между двумя странами в политико-дипломатической и торгово-экономической, особенно военно-технической, областях в 90-е годы развивались весьма динамично, то процессы в сфере культурно-гуманитарного взаимодействия носили замедленный и сложный характер. С одной стороны, были сняты барьеры, долгие десятилетия существовавшие на пути общения частных лиц и специалистов в различных областях. В Китае, в частности, вновь появились высококвалифицированные технические кадры из России. С другой стороны, выросли масштабы «просачивания» и «оседания» китайцев в России, прежде всего на Дальнем Востоке. По появившимся в середине 90-х годов сильно преувеличенным подсчетам, «демографическое нависание» Китая привело к инфильтрации до 1 млн. китайцев. Согласно реалистическим оценкам, численность законно перебравшихся через границу, но нелегально оставшихся на российской территории граждан КНР не превышает 200 тыс. человек. Тем не менее, присутствие китайской рабочей силы вызывает определенное недовольство властей и местных жителей (для первых они источник различного рода проблем, а для вторых - конкуренты на рынке труда).

Опасения, которые испытывает как население, так и администрация дальневосточных краев и областей, подкрепляются «умозрительными» аргументами о возможном в будущем переселении, «перетекании» миллионов китайцев через границу (а так как на Дальнем Востоке проживает всего 7-8 млн. человек, то, чтобы уравнять там численность россиян и китайцев, Китаю достаточно «отрядить» на это лишь полпроцента своего населения). При этом, как справедливо замечает Д. Тренин, у нас как-то забыли, что накануне Первой мировой войны на Дальнем Востоке с его тогда немногочисленным местным населением существовала китайская диаспора численностью в 300-500 тыс. человек. К тому же лишние рабочие руки в условиях экономического подъема вовсе не были бы лишними, а использование китайских контрактников уже в 90-е годы приносило положительные экономические результаты . Главный вопрос, стоящий перед центральными и местными властями России, состоит, конечно, в том, как обеспечить оживление экономики, но ему сопутствует и решение задачи повышения порога нормального (толерантного) отношения местных жителей к иммигрантам.

Еще одним препятствием в культурно-гуманитарной области служит «шлейф» традиции, сложившейся в эпоху советско-китайской дружбы и «развитого социализма». С российской стороны он проявляется, во-первых, в идеологизированном подходе к связям с КНР, сохранении за ними функции более предпочтительного идейно-политического и внешнеполитического выбора, а также восприятии опыта экономического и политического развития Китая в 80-90-х годах как модели, образца для подражания (по принципу «вот как надо было»). Во-вторых, от прежних времен остался в России комплекс превосходства, отсутствие живого интереса к Китаю, неглубокий характер контактов официальных лиц.

Недостаток понимания меняющегося соотношения сил между двумя державами соседствует с «демонизацией» Китая, возрождением страха перед ним. Всего заметнее эти комплексы проявляются в сознании политического класса, и притом традиционно позитивные настроения больше распространены среди представителей столичной элиты, а негативные - у значительной части провинциальной, сибирской и дальневосточной бюрократии. Китайское общество, медленно эволюционирующее в сторону более открытого, страдает схожими проблемами посттоталитарного менталитета. Большое значение для последнего имеет поиск внешнего врага и списывание на него причины всех несчастий. В роли такового как в официальном политическом, так и общественном, бытовом сознании выступают империализм и гегемонизм.

Отношение к России отличается двойственностью: с одной стороны, она наследница колониального экспансионизма царской России, с другой - не забыт период «братского» единения с ней в борьбе с Западом. Россия воспринимается некоторой частью общественного сознания как партнер в борьбе за справедливость, но из-за ограниченности контактов между китайцами и русскими эти настроения носят по преимуществу отвлеченный характер.

Вместе с тем распространенные в китайском обществе антиимпериалистические и антизападные настроения дают возможность властям легко мобилизовывать массы для участия в акциях протеста против диктата США и Запада на мировой арене. Схожие или близкие позиции Китая и России по этим международным проблемам лежат в основе еще одной составляющей стратегического партнерства. Ее проявлением можно считать реакцию двух государств на меры по «продвижению НАТО на восток». Их неприятие Москвой нашло понимание в Пекине, где заявили о поддержке ее позиции. В то же время Россия, по мнению китайской стороны, вяло отреагировала на укрепление американо-японского оборонительного сотрудничества, о чем было объявлено в сентябре 1997г., хотя оно похоже на дальневосточный аналог расширения НАТО. Одним из ключевых положений, определяющих сходные позиции двух государств в мировых делах, нужно считать убеждение в сохранении за национальным (территориальным) государством всех функций и прерогатив, недопустимости нарушения его суверенитета и вмешательства во внутренние дела. Именно последнее вдохнуло, как представляется, новую жизнь в приверженность концепции пяти принципов мирного сосуществования. Государственной безопасности и целостности угрожают прежде всего национально-сепаратистские движения на окраинах, в периферийно-пограничных регионах крупных и сложных образований, к которым относится и Россия, и Китай. Существенно при этом, что у двух государств имеется во многом общая буферная зона, в которой происходят весьма бурные процессы усиления культурно-цивилизационной и этнонациональной идентичности.

Разделяющий Россию и Китай пояс состоит в основном из фрагментов так называемого мусульманского мира, обладающего наиболее выраженным динамизмом в первую очередь в демографическом плане. Оба государства сталкиваются таким образом со сходным вызовом (в Российской Федерации он дает о себе знать прежде всего на Кавказе, а в КНР - на северо-западе, в Синьцзян-Уйгурском автономном районе). Это, несомненно, способствует сближению позиций Москвы и Пекина по таким вопросам общемировой повестки дня, как борьба с религиозным экстремизмом, международным терроризмом, контрабандой оружия, наркотиков и т.п.

Любопытно, что, хотя мировое сообщество, возглавляемое ныне США и Западом в целом, также выступает против этих явлений, однако его позиция во многом принципиально иная: она исходит из признания возможности нарушения отдельными государствами прав человека, а также интересов национальных и конфессиональных меньшинств и потому допускает вмешательство, иногда весьма радикальное, в их (государств) суверенные дела. То, что при этом западное сообщество оказывается нередко в роли защитника мусульман, придает его политике некоторый происламский оттенок и вызывает обеспокоенность у стран, которым угрожает исламский экстремизм, а к числу последних относятся Россия и Китай, а также Индия.

В Москве и Пекине по этой причине с полным правом рассчитывают на долговременное партнерство по кардинальным вопросам глобальной и региональной повестки дня. Вместе с тем, следует подчеркнуть, что как китайская, так и российская сторона на нынешнем историческом этапе не склонны придавать своим отношениям характер исключительности и недвусмысленной направленности против Запада.

Симптоматичны в этом смысле фразеология и действия руководства КНР. Китайские руководители неизменно подчеркивают, что стратегическое партнерство с Россией вписывается в «международные отношения нового типа», которые не являются «ни союзническими, ни конфронтационными», и что оно не направлено против третьих стран. В ходе своего визита в Россию в ноябре 1998г. Цзян Цзэминь счел необходимым особо подчеркнуть, что обе страны находятся в процессе продвижения к рынку, а также что Китай работает над созданием системы конструктивного, стратегического партнерства с США. О такого рода намерениях, кстати, было объявлено во время его пребывания в Вашингтоне в октябре 1997г. Соответствовали словам и действия Пекина на американском направлении. Характерно, что достигнутое в 1996г. соглашение о «горячей линии» связи между высшими руководителями России и Китая было осуществлено лишь в 1998г., после того как вступило в действие аналогичное средство коммуникации между Пекином и Вашингтоном. Ухудшение в китайско-американских отношениях, пришедшееся на конец 1998 и 1999 гг. и вызванное действиями НАТО на Балканах, а также скандалом в связи с обвинениями КНР в шпионаже, попытках получить доступ к секретам американских разработок в ядерной области, было не слишком продолжительным. В начале 2000 г. стороны договорились о компенсации за ущерб, причиненный зданию посольства КНР в Белграде, и продвинулись по пути присоединения Китая к Всемирной торговой организации (ВТО).[7]

Российская сторона также долгое время старалась избегать использования укреплявшихся связей с Китаем в антизападном контексте. Интересно, что идея установления с Пекином стратегического партнерства принадлежит последовательному стороннику развития связей с Западом первому министру иностранных дел России А.В. Козыреву, который высказал ее в ходе официального визита в Китай еще в январе 1994 г. Известный антизападный налет, между тем, проявился позднее, в предложении Е.М. Примакова об обсуждаемом стратегическом треугольнике Россия - Индия - Китай. Он нашел явное отражение в эмоциональном антиамериканском выпаде президента Б.Н. Ельцина в ходе его последнего неофициального визита в Пекин в декабре 1999г. В начале 2000г., однако, обнаружились признаки ослабления напряженности в отношениях между Россией и Западом. Этому способствовало завершение активной фазы операции НАТО в Косово и российской войсковой антитеррористической операции в Чечне.

Итак, накануне XXI века между Россией и Китаем наладились широкие и взаимовыгодные контакты в различных областях. Это позволяет сторонам надеяться на долгосрочное партнерство, имеющее весьма существенный для них характер. Впрочем, в перспективе в системе взаимоотношений двух крупнейших евразийских государств могут возникнуть осложнения, возможны коллизии и столкновение интересов.

2.2 Партнерские отношения между Россией и Индией

Подобно российско-китайским, связи Москвы и Дели в 90-е годы также развивались по нарастающей. Однако их исходный уровень был существенно более высоким, а потому достижения не были столь впечатляющими. Россия и Индия унаследовали, по сути, в полной мере советско-индийский комплекс взаимосвязей. Известно, что последний на протяжении более чем трех десятилетий имел большое значение для обоих государств. Во второй половине 80-х годов стороны предприняли значительные усилия для сохранения особого характера отношений и вывода их на еще более высокую траекторию . Однако добиться этих целей, по существу, не удалось. К концу десятилетия обнаружились трудности и проблемы во взаимодействии практически на всех главных направлениях. Так, обострилась проблема задолженности Индии Советскому Союзу, медленными темпами реализовывались договоренности, достигнутые в области технико-экономической и военно-технической кооперации. Объемы взаимной торговли имели тенденцию к росту до 1990г., когда они достигли примерно 4 млрд. долл., но и в том рекордном году СССР стоял лишь на десятом месте среди стран - индийских импортеров.[8] Проведение помпезных мероприятий, Дней культуры Индии в Москве и СССР - в Дели, оказалось, по сути, главным достижением в сфере гуманитарного сотрудничества.

Период 1989-1991 гг. для обеих стран оказался кризисным. Вслед за развалом социалистической системы распался СССР, что сопровождалось нараставшим спадом в экономике. В Индии дважды прошли выборы и сменились три правительства. Резко обострилась ситуация на ее севере, в штате Джамму и Кашмир, усилились политические позиции индусского национализма.

Новое, теперь уже российское правительство в Москве попыталось на первых порах внести коррективы в традиционную политику на южно-азиатском направлении. Собственно, подвижки обнаружились в ней уже в конце советского периода и были связаны главным образом с поисками решения афганской проблемы. В сентябре 1991г. советское руководство пошло на уступки США в вопросе об Афганистане и объявило о прекращении помощи дружественному правительству Наджибуллы с января 1992г. Поздней осенью Москву и столицы ряда среднеазиатских республик посетила многочисленная делегация из Пакистана во главе с министром торговли, а в декабре визит в Пакистан нанес вице-президент России А.В. Руцкой. Там он не удержался от того, чтобы сделать ряд заявлений по Кашмиру, которые в Индии восприняли как отход от привычной поддержки ее позиции. Весь этот период можно считать низшей точкой в комплексе взаимоотношений Москвы и Дели за все время их существования, если не считать начального, «сталинского» этапа. Нужно отметить также, что правительство Индии в июле того года приняло меры по либерализации торгово-экономического режима и явной переориентации на разностороннее сотрудничество с Западом. На протяжении 1992 и 1993 гг. стороны предпринимали определенные усилия для исправления ситуации.

В марте 1992 г. в Индии побывал госсекретарь России Г. Бурбулис. Тогда же состоялся в целом малорезультативный визит в Москву министра обороны Индии. Неудача, постигшая новую российскую власть в проведении принципиально иного курса внутренней и внешней политики, создала предпосылки для его постепенного возврата на «круги своя» и привела, в частности, к восстановлению традиционно тесных связей с Индией. Определенное значение в плане пересмотра политики Москвы на южном направлении имело превращение Таджикистана в очаг междоусобных вооруженных действий, а главное - провал попыток с помощью Пакистана найти способ мирной передачи власти в Афганистане.

Символичным в плане возвращения в привычную колею был визит Б.Н. Ельцина в Индию в январе 1993г. В Дели он, по существу, перечеркнул сделанные ранее заявления Руцкого, а также председателя Верховного Совета Р.И. Хасбулатова по Кашмиру, полностью поддержав индийскую позицию, и подчеркнул, что Россия считает его территорию неотъемлемой частью Индии. Знаменательным событием первого (и, как оказалось, последнего) приезда Ельцина в эту страну в качестве президента стало подписание Договора о дружбе и сотрудничестве на 20 лет, пришедшего на смену истекшего в августе 1991г. Договора о мире, дружбе и сотрудничеству. Изменение названия, как и отсутствие статьи девятой о мерах, принимаемых сторонами в случае военной угрозы одной из них, подчеркивало как преемственность, так и определенную новизну в двусторонних связях.

В последующий период стороны обменялись визитами как на высшем, так и на более низком уровне. Летом 1994г. Москву посетил премьер-министр П.В. Нарасимха Рао. Визит ознаменовался подписанием Декларации о защите интересов многонациональных государств и Программы сотрудничества на период до 2000г. В декабре того же года Индию посетил глава российского кабинета министров В.С. Черномырдин. Замена в январе 1996г. на посту министра иностранных дел России «атлантиста» А.В. Козырева прагматиком, востоковедом по образованию Е.М. Примаковым способствовала тому, что Индия заняла более заметное место в приоритетах внешней политики Москвы. Не случайно она оказалась первой страной, которую Примаков посетил в ранге министра. В ответ последовал визит его индийского визави И.К. Гуджрала, а в марте 1997 г., за несколько недель до своей отставки, в Россию приезжал индийский премьер Д.В. Деве Говда. Ответный визит в Дели нанес Е.М. Примаков уже в качестве председателя правительства спустя почти два года. Дата встречи в верхах, второго визита Б.Н. Ельцина в Индию, неоднократно переносилась, и она так и не состоялась вследствие занятости и состояния здоровья первого президента России.

Российско-индийские контакты в 90-е годы развивались по ряду направлений. Выше уже шла речь о политико-дипломатической составляющей. Другой элемент - торгово-экономическое взаимодействие. Отметим, что в первый год связей между Российской Федерацией и Республикой Индия товарообмен между ними, согласно российским источникам, равнялся (в текущих ценах) 1,5 млрд. долл., в 1993 г. он упал до 1,1 млрд. В 1994г. произошло дальнейшее его падение до 1 млрд. долл. В 1993/94 финансовом году объем торговли, по индийским данным, составлял 0,94 млрд., а в течение двух последующих лет возрастал ежегодно примерно на 50% -до 1,4 и 2,1 млрд. В 1996/97 и 1997/98 гг. оборот несколько снизился до 1,8-1,9 млрд., а затем упал еще больше - до уровня в 1-1,5 млрд. долл.[9]

Легко заметить, что объемы взаимной торговли невелики, втрое-вчетверо уступают российско-китайским оборотам. Доля России в индийском внешнем товарообороте колеблется в пределах 2-3%, а Индии в российском - 1-2%. Положительная динамика также в целом отсутствует. Несмотря на это, значение торговой составляющей в партнерских отношениях России и Индии значительно. Нужно иметь в виду, что и в период советско-индийской дружбы на взаимную торговлю приходилась лишь незначительная часть их внешнего товарооборота, те же 2-3% . Главное обстоятельство, как в тот период, так и в 90-е годы, заключается во взаимосвязи торговли с экономическим и военно-техническим сотрудничеством и, по существу, сводится к льготным условиям трансферта российских товаров и услуг в Индию.

Основными сферами российско-индийского взаимодействия в гражданской экономике остаются энергетика (идет строительство теплоэлектростанции и двух ГЭС), черная и цветная металлургия (планы реконструкции ранее построенных заводов), угольная промышленность (разработка при участии российских специалистов ряда месторождений), нефтедобыча (модернизация с российской помощью бездействующих скважин в Индии и возможное участие индийского капитала в освоении нефтяных богатств Западной Сибири, Поволжья и Сахалина), а также ряд других отраслей производственной инфраструктуры и тяжелой промышленности. Вызывает определенный международный резонанс проект совместного сооружения атомной электростанции «Кудан-кулам» на юге штата Тамилнад. Дело в том, что Индия до сих пор не присоединилась к МАГАТЭ, и вопрос об инспекции сооружаемых на ее территории ядерных объектов решается в каждом конкретном случае. Соглашение о строительстве АЭС в г. Куданкулам было подписано еще в 1988г.

Спустя 10 лет министр атомной энергии РФ Е. Адамов подписал в Индии дополнительный протокол, позволяющий приступить к сооружению станции, стоимостью почти 3 млрд. долл. По сообщениям печати, она будет открыта для инспекции экспертами МАГАТЭ.

В конце 90-х годов появились некоторые новые области сотрудничества, прежде всего это совместное производство гражданских воздушных судов российского образца, модернизация ранее поставленных и осуществление поставок в Индию авиационных машин нового поколения. В области научно-технического сотрудничества (лазеры и ускорители, авиационная и строительная техника, иммунология и др.) за 90-е годы завершено в общей сложности около 50 совместных проектов (а с 1987 г. - более 100) и одобрено к реализации свыше 130. В Москве создан российско-индийский центр перспективных компьютерных исследований, где ожидается установка последней версии индийского суперкомпьютера «Парам-10000».

Важной стороной экономического взаимодействия России и Индии может стать совместная, при финансовом участии индийской стороны, работа по развитию морского порта в Новороссийске, а также осуществление проекта прокладки транспортного коридора «Север-Юг». Речь идет о масштабной инфраструктуре по перевозке товаров и грузов через Россию, Каспийское море, территорию Ирана, Персидский залив и Аравийское море с выходом в индийские порты с использованием паромов и морских судов, железнодорожных составов и автопоездов. Усовершенствование морских и комбинированных путей сообщения позволит существенно удешевить и многократно увеличить товарообмен между странами.

Ведущей составляющей российско-индийских отношений является военно-техническое сотрудничество. Согласно сведениям, систематизированным СИПРИ, в 1992-1998 гг. Россия поставила Индии 10 истребителей МиГ-21 и столько же машин МиГ-29СИ. В 1996 г. заключен контракт на поставку 40 тяжелых истребителей дальнего действия Су-ЗОМК. Стоимость сделки оценивается в 1,55 млрд. долл. К 1997 г. в Индию были переправлены 8 машин. В последующие годы должны производиться сборка, оснащение и поставка остальных 32 самолетов в варианте Су-ЗОМКИ (модернизированные, коммерческие, индийские). Имеются планы производства по лицензии еще 120 машин этого типа. К 1997 г. завершилась программа сборки по контракту 1983 г. 165 истребителей МиГ-27М (индийское название «Бахадур»). Москва согласилась продать Дели для оснащения истребителей около 2000 ракет класса «воздух-воздух» (поставлено более 200). Кроме того, в Индию доставлены 400 противотанковых ракет для вертолетов Ми-24. Для пополнения военно-морских сил Индия закупила у России две современные подлодки класса «Кило». В целях оснащения индийских боевых судов поставлены 13 противокорабельных и противовоздушных ракетных комплекса и почти 500 ракет к ним и, помимо того, 40 морских радаров для контроля за огнем и разведкой. По лицензии 1987 г. на верфях Индии построили 8 корветов класса «Тарантул» (местное наименование - «Вибхути»).

Особенностью военно-технического сотрудничества двух государств можно считать его рассчитанный на длительные сроки плановый характер. В 1994г. Индия стала первой страной, с которой Россия заключила долговременную, до 2000 г., программу военно-технического сотрудничества на общую сумму в 7-8 млрд. долл. (по другим данным, 8-10 млрд.). В 1998г. подписан вариант нового рамочного соглашения о военно-техническом сотрудничестве на период до 2010г., стоимостью 15-17 млрд. долл.

Москва предлагает включить в экспорт нетрадиционную продукцию - компьютеры, электронную технику и др. Индия, в свою очередь, борется с демпингом российских товаров, прежде всего стали. В 1998г. она установила минимальную пороговую цену на горячекатаную сталь российского производства, поставив под угрозу перспективы ее сбыта на индийском рынке (на черные металлы в последние годы приходилось более 20% российского экспорта).

В еще одной области двусторонних отношений -культурно-гуманитарной - за 90-е годы был достигнут немалый прогресс. Расширились контакты между представителями стран на различных уровнях и в разных областях. Увеличился поток туристов и возрос обмен специалистами, учеными и преподавательскими кадрами. Расширился контингент индийских студентов, обучающихся в российских вузах. Вырос интерес к индийской культуре в России, чему в немалой степени способствовала деятельность посольства Индии в Москве, а также общественных организаций и научных учреждений по связям с Индией.

Вместе с тем, сохранились некоторые старые и возникли новые проблемы. К числу первых надо отнести элементы формализма в двусторонних контактах, обилие принимаемых решений и проволочки с их реализацией. Причем это касается не только культурной сферы сотрудничества. Заметим, кстати, что отмечаемое некоторыми авторами социокультурное сходство двух стран объясняется отчасти силой и влиянием бюрократии, ее склонностью к «бумаготворчеству» и выдвижению малореальных целей.

К новым проблемам надо отнести перемены в отношении индийцев к России. В советское время она воспринималась как альтернатива Западу, миру бывших хозяев-англичан и могущественных американцев. Распад СССР удивил и огорчил многих в Индии, заставив пересмотреть точку зрения на тенденции мирового развития. Переоценка взглядов на социализм и Советский Союз, информация об экономическом кризисе и падении уровня жизни в России на фоне несомненных успехов в Индии способствовали появлению у некоторых индийцев чувства превосходства, желания «поставить русских на место». Именно этим можно в какой-то мере объяснить инцидент, связанный с содержанием в тюрьме в течение ряда лет без предъявления обвинения летчиков латышской компании, имеющих российское гражданство, и решением суда г. Калькутты, приговорившего их в начале 2000 г. к пожизненному заключению. Хотя этот случай, вероятно, скажется на восприятии Индии в России, он, несомненно, не способен существенно отразиться на двусторонних отношениях. Одной из плодотворных сфер сотрудничества на протяжении 90-х годов и особенно в конце десятилетия было взаимодействие по глобальным и региональным вопросам. Существенная общность позиций России, Индии и, как отмечалось выше, Китая, проявлялась в видении современного политического мира как многополюсного, свободного от диктата одного центра силы и влияния. Отсюда неодобрение в Индии идей продвижения НАТО на восток от Западной Европы, ее поддержка стремления Москвы остаться самостоятельной силой, на помощь которой можно было бы рассчитывать в случае конфликта интересов с Западом.

Большое значение имеет для Дели поддержка Москвой его стремления поднять свой международный престиж, в частности, занять место постоянного члена Совета Безопасности ООН. Россия также заинтересована в согласованной с Индией позиции на международных форумах и конференциях. Авторитет этой страны в мировых делах увеличивается и может быть сравним по многим параметрам со значением Китая. Некоторый сбой, произошедший в отношениях между двумя странами в связи с испытаниями Индией ядерных устройств в мае 1998 г., носил неглубокий характер. Москва должна была проявить солидарность с развитыми государствами - членами одного с ней «клуба восьми». Однако она отказалась поддержать политику экономических санкций, к которой призывали и прибегли США, Япония и некоторые другие страны. Со своей стороны Дели с пониманием относится к усилиям Москвы навести порядок на Северном Кавказе, справедливо усматривая немало общего между своими действиями против кашмирских террористов и операциями Москвы по борьбе с чеченскими боевиками. Симпатии двух государств на рубеже веков скреплены сходным характером угроз - опасностями местного сепаратизма, «настоянного» на идеях исламской солидарности.

Весьма согласованно действовали дипломатические ведомства двух государств в период кризиса в Косово в марте-июне 1999г. Главным был при этом не мусульманский фактор, хотя представляется, что для Индии он имел определенное значение, а прецедент с нарушением прав суверенного государства без санкции ООН и одобрения всего мирового сообщества.

Вместе с тем, подобно Пекину, Дели не собирается в нынешней ситуации отказываться от исключительно выгодных для него в экономическом, да и в политическом отношении контактов с Западом. Не случайно президент К.Р. Нараянан осенью 1999г. назвал США и Россию двумя главными стратегическими партнерами Индии. Такое заявление не противоречит и политике российской стороны, также установившей разветвленную сеть партнерских связей с Америкой и другими развитыми государствами.

Таким образом, двустороннее сотрудничество Москвы и Дели остается весьма тесным и органичным. Оно отвечает конкретным интересам обеих сторон, а долговременный характер партнерства предопределен комплексом геополитических констант: отсутствием общей границы и наличием «полосы отчуждения» в виде «языка» мусульманских сообществ, простирающегося в широтном направлении по центру Евразийского материка.

2.3 Китайско-индийские взаимоотношения

Определенный динамизм присущ на нынешнем этапе и отношениям между Китаем и Индией. Однако им еще далеко до уровня российско-китайских и российско-индийских связей. Начавшийся уже в середине 50-х годов подспудный отход от кратковременного «братства» Китая и Индии перешел с 1959г. в стадию открытой размолвки, а осенью 1962 г. привел к пограничной войне, в которой китайские войска доказали свое превосходство над индийскими. «Добавив к урону оскорбление», пекинское руководство пошло на одностороннее прекращение огня и отвело свои войска на исходные позиции. Попытки решить пограничную проблему по горячим следам не принесли результата, несмотря на посредничество влиятельной группы афро-азиатских государств. Понизив уровень дипломатических контактов (отозвав послов), стороны не перешли грань полномасштабного их разрыва, но дважды в ходе индийско-пакистанских конфликтов (в 1965 и 1971 гг.) Пекин занимал позиции, которые в Дели, да и в мире, рассматривали как угрожающие, чреватые вступлением Китая в войну против Индии. С 1976г. по инициативе Индии произошло восстановление в полном объеме двусторонних дипломатических отношений, и начался медленный и неровный процесс улучшения связей, где камнем преткновения являлись пограничные споры, ситуация в пригималайском районе, а также альянс КНР с соседом - антагонистом Индии - Пакистаном и взаимные обвинения в поддержке оппозиционных и сепаратистских выступлений на национальных окраинах друг друга.

После серии безуспешных переговоров в первой половине 80-х годов и кратковременного обострения обстановки на китайско-индийской границе в конце 1986 - весной 1987 гг. наметился сдвиг, связанный с изменением всего алгоритма международных связей как в мире, так и в регионе. Состоявшийся в декабре 1988 г. визит премьер-министра Индии Р. Ганди в Пекин был первым контактом на высшем уровне после почти 30-летнего перерыва. Он стал возможен в условиях потепления советско-китайских отношений, отсутствия оппозиции визиту со стороны Москвы.[10]

В 90-х годах визиты между высшими руководителями двух стран приобрели регулярный характер. В 1991 г. Индию посетил с ответным визитом премьер Госсовета КНР Ли Пэн, в 1993г. в Китае побывал Нарасимха Рао. В 1996г. состоялся визит в Индию Цзян Цзэминя, а в следующем году - ответная поездка Нараянана. Наиболее существенными из состоявшихся обменов высокими делегациями были визиты 1993 и 1996 гг., когда стороны подписали направленные на создание атмосферы доверия соглашения о поддержании мира и порядка в пограничных районах вдоль линии фактического контроля.

С мая 1998г. отношения между Пекином и Дели вступили, как уже отмечалось, в полосу кризиса. Оправдывая перед западным сообществом испытания ядерного оружия, руководство Индии указало на Китай как на главную для себя угрозу и потенциального противника номер один. Естественная негативная реакция Пекина на эти заявления привела к снижению уровня двусторонних связей. Спад, однако, продолжался недолго. В ходе упоминавшегося визита в Китай министра иностранных дел Индии (июнь 1999 г.) стороны объявили об устранении разногласий, подтвердили приверженность пяти принципам мирного сосуществования (панчашила) и договорились о мерах по созданию механизма по обеспечению безопасности.

Торговля между Китаем и Индией возобновилась в 1977г., оставаясь долгое время крайне незначительной по объему. К 1988 г. она достигла 246 млн. долл. и находилась на этом уровне до 1991г. Затем начался неуклонный рост товарооборота. В середине десятилетия он превысил 1 млрд. долл., а в 1998г. приблизился к 2 млрд., обогнав, таким образом, объем индийско-российской торговли. В то же время для Китая даже такой товарооборот едва превышает полпроцента общего, а для Индии - находится в пределах полутора процентов.

Военная составляющая в торгово-экономических связях практически отсутствует, но контакты между оборонными ведомствами установлены. Их главы в середине 90-х годов обменялись визитами. Крайне ограниченными оставались масштабы культурно-гуманитарного сотрудничества. Гималаи и горно-пустынный ареал к востоку от них, как и в прежние века, служат барьером, разделяющим гигантские скопления людей, населяющих южную и восточную полуостровные части Азии. Морскими и воздушными видами сообщения пользовались в 90-е годы лишь немногочисленные группы официальных лиц, журналистов и туристов.

Наиболее активным было взаимодействие дипломатий двух государств по ряду вопросов мировой политики, связанных с преобладанием в ней влияния Запада и его односторонними силовыми акциями. Особенно явно близость позиций Пекина и Дели проявилась в период косовского кризиса 1999г. Оба государства обеспокоены также проблемой исламского экстремизма. Индия озабочена его воздействием на ситуацию в Кашмире, а Китай - на положение в его северо-западных областях, прежде всего бывшем Восточном Туркестане, ныне - Синьцзян-Уйгурском автономном районе. Характерно при этом, что в конце 90-х годов наблюдалось одновременное оживление оппозиционных настроений и усиление террористической активности в Кашмире и Синьцзяне.

Вместе с тем, в сфере мировых и региональных процессов между двумя азиатскими гигантами остается немало точек расхождения. Главная из них - выше уже упомянутое стремление Индии пополнить ряды членов ядерного клуба. Китай с неодобрением и осуждением отнесся к ядерным испытаниям в Индии по ряду соображений. Во-первых, они были ударом по его престижу, ибо до них КНР являлся единственной азиатской ядерной державой, а после мая 1998г. в Азии оказалось сразу три государства, обладающих прошедшим испытания ядерным оружием, - Китай, Индия и Пакистан. Во-вторых, взрывы в Индии явились определенным вызовом безопасности Китая. И дело не только в том, что индийская сторона оправдывала их проведение угрозами с его стороны, но также в обозначившейся как реальность перспективе столкнуться в обозримом будущем с действительно сильным ядерным соседом. Показательно в этом смысле, что опубликованный в Индии для обсуждения в сентябре 1999г. проект ядерной доктрины предусматривает создание комплексов ракетно-ядерных сил, и, по некоторым сведениям, Дели планирует обзавестись арсеналом в 400 боезарядов, что превосходит нынешнее их число (примерно 300) у Китая. Наконец, в-третьих, Пекин не может не учитывать последствий превращения Южной Азии в ядерную зону, понимая, что этот факт увеличивает также и меру его ответственности за мир и спокойствие там. Традиционно тесные связи с Пакистаном, сотрудничество с ним по военной линии увеличивают трудности при определении политического курса Китая на южно-азиатском направлении.

Противоречивый характер китайско-индийских взаимосвязей выявляется и при рассмотрении их интересов в ареале Индийского океана. Обе державы понимают значение торгово-транспортных путей, пересекающих океан с запада на восток. Нефть, добываемая в странах Аравии и Персидского залива, широким потоком направляется в Азиатско-Тихоокеанский регион. Индия и Китай в крупных размерах импортируют нефть и нефтепродукты, и в будущем их потребности в ввозе энергоносителей возрастут. Отсюда - стратегическое значение присутствия в водах Индийского океана.

Дели с начала 80-х годов приступил к программе строительства крупного океанского флота. КНР значительно раньше начала создание военно-морских сил и к середине 90-х годов имела почти 400 боевых кораблей, свыше 50 подлодок, в том числе несколько атомных. Количество подводных и надводных боевых судов у Индии в 10-12 раз меньше, но у Китая нет непосредственного выхода в Индийский океан. Его, в принципе, могут обеспечить Пекину тесные связи с руководством Пакистана и Мьянмы (Бирмы). Логистически (с учетом транспортно-географических факторов) более эффективным для Китая является, несомненно, последний вариант. Сообщения об аренде им у Мьянмы пунктов морского базирования и о сооружении станции слежения близ принадлежащих Индии Андаманских островов подтверждают предположения о соперничестве военно-морских сил двух держав в районе Бенгальского залива.

Сильным раздражителем в отношениях Пекина и Дели оставался комплекс их сложных связей с Пакистаном. Расстановка сил в этом треугольнике сложилась в основном в 1962-1963 гг., вслед за пограничной войной Китая и Индии и подписанием китайско-пакистанского соглашения о разграничении ответственности в зоне фактического контроля двух стран в районе Кашмира и Синьцзяна.[11] С рубежа 80-90-х годов в привычном соотношении произошли некоторые подвижки. Пекину удалось снять заметный крен в пользу Исламабада в позиции по кашмирскому спору, но в индийском и мировом общественном мнении закрепилось представление о том, что Китай продолжал оказывать Пакистану существенную помощь в совершенствовании ракетной техники и ядерного оружия.

Давно отлаженные и глубоко укорененные связи между военными чинами и оборонными ведомствами двух государств, без сомнения, вызывали тревогу и недовольство военного и разведывательного сообществ Индии.

Неудовольствие Дели вызывает, безусловно, и то обстоятельство, что Пекин, благодаря тесным связям с Исламабадом, способен оказывать реальное и весьма существенное влияние на развитие ситуации на субконтиненте. Это обстоятельство наглядно проявилось в ходе вооруженного противостояния между Индией и Пакистаном в мае-июле 1999г. в секторе Каргил на линии контроля в Кашмире. Пекин и Вашингтон оказались двумя внешними силами, которые способствовали прекращению огня и переводу противоборства в скрытую фазу. Дели позитивно оценивает умеренную и конструктивную роль китайской дипломатии, но при этом испытывает, очевидно, определенное раздражение в связи с превращением Китая в одного из действующих «ответственно», широко признанных и влиятельных членов мирового сообщества. Имеются еще два обстоятельства, отрицательно сказывающиеся на китайско-индийских взаимосвязях. Первое - нерешенность погранично-территориальной проблемы. Ее суть на данном этапе связана с сохраняющимися претензиями Индии на часть территории, фактически контролируемой Китаем в районе Аксай Чина, или так называемого западного сектора протяженной китайско-индийской границы. Попытки разрешить пограничный спор, который отбрасывает «длинную тень» на двусторонние отношения, предпринимались многократно. В 1981-1987 гг. состоялись восемь раундов переговоров на эту тему между представителями двух государств. В 1988г. стороны договорились о создании объединенной рабочей группы для разрешения застарелого конфликта.

В течение последующих лет прошло 10 заседаний этой группы с участием заместителя министра иностранных дел Китая и его коллеги, секретаря МИД Индии. Выше уже упоминалось о заключении подготовленных этими встречами соглашений, касающихся положения в зоне соприкосновения пограничных и приграничных сил двух государств. Достигнутая в июне 1999г. договоренность о формировании механизма обеспечения безопасности означает, что поиски решения проблемы будут продолжены. Стороны одновременно, по существу, подтвердили желание положить спорный вопрос «под сукно» и развивать связи без постоянной оглядки на него. Второе осложняющее двусторонние связи обстоятельство - тибетский вопрос. Восстание части местного буддийского населения в Тибетском районе КНР в 1959г. и бегство в Индию духовного главы крупнейшей общины гэлукпа-далай-ламы серьезно осложнили индийско-китайские отношения и явились одной из причин, способствовавших их кризису на протяжении 60-80-х годов. Продолжающееся пребывание далай-ламы в Индии и сохранение напряженности в Тибете и в 90-х годах негативно отражалось на китайском восприятии действий руководства соседней страны. В начале 2000г. границу между Тибетом и Индией смог перейти еще один лидер тибетско-буддийской общины - кармапа-лама. Этот факт заставил вновь обратить внимание на нерешенность тибетского вопроса в Китае и взрывоопасный характер, который он может иметь для отношений между двумя государствами.

Подводя итог рассмотрению достижений и проблем во взаимосвязях Пекина и Дели, можно сделать вывод о том, что, в отличие от двух других сторон «треугольника» Россия - Китай - Индия, эта сторона является наименее выраженной, намеченной лишь пунктиром. На рубеже веков перспективы преобразования китайско-индийского партнерства в стратегическое едва просматриваются, хотя, разумеется, нельзя исключить их появления в более или менее отдаленном будущем.


Заключение

Данная курсовая работа рассмотрела все задачи, которые мы перед собой поставили: было рассмотрено возникновение идеи формирования стратегического треугольника «Москва – Дели – Пекин»; выявлены перспективы политического «треугольника»; рассмотрены российско-китайское стратегическое партнерство, отношения между Индией и Россией, китайско-индийские взаимоотношения.

В первой главе мы выявили, что идею формирования стратегического треугольника «Москва – Дели – Пекин» выдвинул в декабре 1998г. премьер-министр России Е.М. Примаков в ходе официального визита в Индию. Хотя Е.М. Примаков подчеркнул, что его предложение не носит официального характера и он имел в виду лишь желательность такой структуры, как «геополитический треугольник», вопрос о новом «тройственном союзе» постепенно занял заметное место в дискуссиях по вопросам международной и региональной политики. «Треугольник» Россия-Индия-Китай видится не как военно-политический блок или союз, а скорее как система гибкого партнерства. Ключевыми задачами этого партнерства будут борьба с общемировыми вызовами - глобальным терроризмом и экстремизмом и экономическое взаимодействие в условиях углубления глобализации. Экономические резервы "треугольника" на сегодняшний день практически не задействованы. Важными аспектами сотрудничества могли бы стать агросфера, совместная разработка минеральных, топливно-энергетических и лесных ресурсов Сибири и Дальнего Востока, обрабатывающая промышленность. Россия, КНР и Индия могут координировать свои проекты в освоении космоса, авиации, энергетике, машиностроении и другом при желательной ориентации на рынки друг друга.

Во второй главе мы рассмотрели позиции сторон в отношении стратегического треугольника «Москва – Дели – Пекин».

В первом параграфе, рассматривая российско-китайское стратегическое партнерство, мы пришли к выводу о том, что накануне XXI века между Россией и Китаем наладились широкие и взаимовыгодные контакты в различных областях. Это позволяет сторонам надеяться на долгосрочное партнерство, имеющее весьма существенный для них характер.

Что касается партнерских отношений между Индией и Россией, то двустороннее сотрудничество Москвы и Дели остается весьма тесным и органичным. Оно отвечает конкретным интересам обеих сторон, а долговременный характер партнерства предопределен комплексом геополитических констант: отсутствием общей границы и наличием «полосы отчуждения» в виде «языка» мусульманских сообществ, простирающегося в широтном направлении по центру Евразийского материка.

Наконец, в третьем параграфе мы рассмотрели китайско-индийские взаимоотношения: в отличие от двух других сторон «треугольника» Россия - Китай - Индия, эта сторона является наименее выраженной, намеченной лишь пунктиром. На рубеже веков перспективы преобразования китайско-индийского партнерства в стратегическое едва просматриваются, хотя, разумеется, нельзя исключить их появления в более или менее отдаленном будущем.


Список использованной литературы

1.  Василенко И.А. Геополитика современного мира. Учебное пособие. — М.: Центр, 2006 – 384 с.;

2.  Девятов А. Китай и Россия в двадцать первом веке. — М.: Аспект, 2002 – 248 с.;

3.  Дусинский И.И. Геополитика России. — М.:Инфра, 2003 – 183 с.;

4.  Киселев С.Г. Основной инстинкт цивилизаций и геополитические вызовы России. — М.: Наука, 2002 – 130 с.;

5.  Колосов В.А. Российская геополитика: традиционные концепции и современные вызовы. // Общественные науки и современность 1996 - №3 - с.86;

6.  Колосов В.А., Мироненко С.М. Геополитика и политическая география. – М.: Аспект Пресс, 2001 – 304 с.;

7.  Кудинов Л.Б. Геополитические интересы и стратегия России в азиатско-тихоокеанском регионе в XXI веке. — М.: Николо М, 2001 – 148 с.;

8.  Михайлов Т.А. Эволюция геополитических идей. — М.: Инфра, 1999 – 74 с.;

9.  Неклесса А.И. Глобальное сообщество: картография постсовременного мира. — М.: Николо М, 2002 – 124 с.;

10.  Неклесса А.И. Россия в системе геоэкономических координат XXI века // Неклесса А.И. Путь в XXI век: стратегические проблемы и перспективы российской экономики. — М.: Наука, 1999 – 317 с.;

11.  Панарин А.С. Россия в цивилизационном процессе: (между атлантизмом и евразийством). — М.: Наука, 1995 – 115 с.;

12.  Панарин А.С. Глобальное политическое прогнозирование в условиях стратегической нестабильности. — М.: Центр, 1999 – 265 с.;

13.  Петров В.Л. Геополитика России. — М.: Гардарика, 2003 – 307 с.;

14.  Поздняков Э.А. Геополитика. — М.: АСТ, 1995 – 267 С.

15.  Позднякова Э.А. Геополитика: теория и практика. – М.: АСТ, 1998 – 283 с.;

16.  Разуваев В.В. Геополитика постсоветского пространства. — М.: Наука, 1993 – 192 с.;

17.  Торкунов А.В. Современные международные отношения и мировая политика. — М.: Просвещение: МГИМО, 2004 – 270 с.;

18.  Улунян А.А., Сергеев Е.Ю. Новейшая история зарубежных. – М.: Просвящение, 2000 – 193 с.;

19.  Уткин А.И. Глобализация: процесс и осмысление. — М.: Аспект, 2002 – 356 с.;

20.  Шершнев Л.И. Об оптимизации приоритетов России: прогнозы и реалии / Доклад на «круглом столе» в рамках постоянно действующей международной конференции и проекта Союза цивилизаций России — Индии — Китая - Москва, 08.04.04.



[1] Улунян А.А., Сергеев Е.Ю. Новейшая история зарубежных. – М.: Просвящение, 2000 – 156 С.

[2] Шершнев Л.И. Об оптимизации приоритетов России: прогнозы и реалии / Доклад на «круглом столе» в рамках постоянно действующей международной конференции и проекта Союза цивилизаций России — Индии — Китая -  Москва, 08.04.04.

[3] Колосов В.А. Российская геополитика: традиционные концепции и современные вызовы. // Общественные науки и современность 1996 - №3 - с.86.

[4] Торкунов А.В. Современные международные отношения и мировая политика. — М.: Просвещение: МГИМО, 2004 – 267 С.

[5] Неклесс А.И. Глобальное сообщество: картография постсовременного мира. —  М.: Николо М, 2002 – 79 С.

[6] Девятов А. Китай и Россия в двадцать первом веке. — М.: Аспект, 2002 – 176 С.

[7] Панарин А.С. Россия в цивилизационном процессе: (между атлантизмом и евразийством). — М.: Наука, 1995 – 94 С.

[8] Колосов В.А., Мироненко С.М. Геополитика и политическая география. – М.: Аспект Пресс, 2001 – 159 С.

[9] Киселев С.Г. Основной инстинкт цивилизаций и геополитические вызовы России. — М.: Наука, 2002 – 57 С.

[10] Василенко И.А. Геополитика современного мира. Учебное пособие. — М.: Центр, 2006 – 215 С.

[11] Поздняков Э.А. Геополитика. — М.: АСТ, 1995 – 267 С.