Реферат: Европейское возрождение и развитие России в XVII веке

Работа на тему:

Европейское Возрождение и развитие России в 17 веке

2005

Содержание

Введение. 3

1. Государственное устройство. 5

2. Духовность и быт. 7

3. Начало колонизации Черноземья. 14

Заключение. 18

Список литературы.. 19

Избрание на царство Михаила Федоровича было шагом на пути к политической стабильности, но Смута закончилась не сразу. Первые годы царствования были наполнены восстаниями и войнами; война с Польшей закончилась только в 1618 году. Россия была вынуждена признать утрату западных областей, Смоленска и северских городов; западная граница страны вернулась к рубежам времен Ивана III. Еще более тяжелым было положение на юге; все южные области были опустошены, татары ежегодно переправлялись через Оку и иногда доходили до окрестностей Москвы. За время Смуты в полон были выведены сотни тысяч русских людей, и, принимая московского посла, персидский шах Аббас выражал удивление, что в Русском государстве еще остались люди.[1]

В контексте неомальтузианской теории наиболее важными представляются демографические последствия катастрофы. Великая Смута нанесла страшный удар России. Города лежали в развалинах, повсюду виднелись пепелища деревень.

Северная часть страны, Поморье, была меньше затронута бедствиями, чем центральные области. Часть жителей Замосковья бежала от Смуты на Двину и на Вятку, поэтому население отдельных районов Севера в это время не только не уменьшилось, но и возросло. В 1620-х годах новые деревни, починки, составляли почти половину вятских деревень; в Устьянских волостях на Двине в 1646 году запашка была втрое больше, чем до катастрофы 1569-1572 годов. В годы после Смуты площадь пашни на Севере была больше, чем в разоренном Замосковье; Север на некоторое время стал опорным краем Руси.[2]

В целом, по переписи 1646 года население страны составляло 551 тысячу крестьянских и 31 тысячу посадских дворов. Если принять среднюю населенность двора в 6 человек, то получится 3,5 млн., а с поправкой на недоучет – 4,5-5 млн. На 1620 год численность населения, была, конечно, меньше; если считать ежегодный прирост около 1%, то получится 3,5 млн. В 1550-х годах, по оценке А. И. Копанева, население составляло 9-10 млн., то есть две демографические катастрофы уменьшили население в 2,5-3 раза.

Каковы были социальные последствия катастроф? Неомальтузианская теория утверждает, что экосоциальный кризис нередко порождает автократию и этатистское государство. Вождь партии, добившейся победы на поле брани, часто становится военным диктатором и самодержавным монархом; подавив сопротивление врагов, он железной рукой проводит необходимые реформы. Соответствует ли этому образу российский кризис XVII века?

Очевидно, не соответствует. В российской гражданской войне не было победителя, она закончилась компромиссными выборами нового царя. В январе 1613 года в Москве собрался Земской Собор; помимо бояр, священников, дворян и посадских людей в Соборе впервые участвовали выборные от черносошных крестьян и казаков. Решающее слово в выборах царя оказалось за казаками, которые едва ли не силой заставили бояр принять кандидатуру 17-летнего Михаила Романова.

Характер новой монархии определялся тем обстоятельством, что она родилась вследствие компромисса между сословиями. Монархии стоило большого труда примирить дворян и казаков. После воцарения Михаила многие казаки вернулись к крестьянской жизни и устроились на пашню «по льготе»; другие поступили на царскую службу. Казаки превратились в многочисленное военное сословие, они пользовались внутренним самоуправлением, жили в пограничных крепостях, имели земельные наделы и получали дополнительное денежное жалованье. Часть казаков получила маленькие поместья, от одного до трех дворов зависимых крестьян, некоторые стали дворянами. Таким образом, наиболее активная часть крестьянства не только улучшила свое экономическое положение, но и добилась повышения своего социального статуса.

 Развитию России в 17 веке, ее положению и устройству, возникновению и состоянию новой власти, посвящена данная работа.

Пути развития государства после Смуты определялись задачами восстановления страны. Стране требовалась центра­лизация управленческой власти, чтобы преодолеть развал налоговой системы, упадок хозяйства, разгул преступности, снижение обороноспособности. Постепенно в руках царя сосредоточивалась полнота верховной, законода­тель­ной, исполнительной и судебной власти. Центральные государственные учреждения, называемые приказами, подчинялись непосредственно царю. При первых Романовых система приказов разрасталась по мере усложнения административных задач. Приказы делились на общегосударственные и территориальные.

Важное место в административном устройстве занимала Бояр­ская дума, составлявшая круг ближайших советников и сотрудников царя. В думу входили, в основном, представители аристократических фамилий. При царе Алексее в нее были введены наиболее компетентные выходцы из среднего дворянства. Технические функции в думе выполняли дьяки, секретари и докладчики. Дума, обладая законодательными полномочиями, обсуждала административные и судебные вопросы, составляла указы и законы. Члены думы для проведения конкретных мероприятий создавали специальные комиссии, а также назначались послами, начальниками приказов, воеводами.[3]

Московское государство, находясь в состоянии непрерывной войны, остро нуждалось в регулярной армии. По мере стабилизации государст­венных финансов создаются военные части, носившие более регулярный характер, нежели дворянское ополчение. Это были драгунские, рейтарские и пехотные полки. На воинскую службу привлекались казачьи формирования.

Усиливая централизм в управлении, московские цари понимали опасность перекосов в сторону тотального администрирования. Они признавали наличие церковно-моральных традиций и правовых норм, ограничивающих самодержавие. Нельзя было не считаться и с возросшим гражданским сознанием подданных, которое отражалось в работе Земских соборов, представляющих все русские земли и города. Мнение Земских соборов для Михаила и Алексея Романовых было весомым. Земские соборы заседали почти непрерывно в течение первых 10 лет царствования Михаила, они активно помогали восстановлению Российского государства после Смуты. И в дальнейшем ключевые для общественного бытия вопросы выносились на «совет всей земли» - Соборы обсуждали взятие Азова казаками (1642 г.), принятие нового свода законов (1648 г.) и др. Для обсуждения более частных вопросов правительство неоднократно созывало совещания представителей отдельных сословий.

После Смуты в связи с централизацией управления сокращались полномочия местного самоуправления, во все земли страны из Москвы командировались воеводы, забиравшие в свои руки военную и гражданскую власть. При этом в некоторых центральных и большинстве северных волостей на уездном уровне сохранялось прежнее самоуправле­ние - во главе «все­уезд­ных миров» ставились выборные старосты. Сохранялось также крестьянское и казачье само­управ­ление; помещикам и чиновникам приходилось иметь дело с крестьянскими общинами, действовавшими на принципах круговой поруки и защищавшими своих членов.

Первые Романовы стремились внести элементы централизации и в социальную политику. Все сословия обязаны были служить государству, и отличались лишь характером возложенных на них повинностей. Население делилось на служилых и тяглых людей.[4]

Во главе служилого сословия стояло около сотни боярских фамилий - потомков бывших Великих и удельных князей. Они занимали высшие должности в военном и гражданском управлении, но в течение XVII века их постепенно теснили выходцы из средних служилых слоев. Шло слияние бояр и дворян в один класс «государственных служилых людей». По своим социальным и этническим корням он отличался заметной пестротой: первоначально доступ к государственной службе был открыт всем свободным людям. По мере складывания государственной организации класс служилых приобретал все более замкнутый характер.

Способность дворян исполнять свои военные обязанности зависела от обеспеченности их поместий рабочей силой, от переходов крестьян от одних владельцев к другим. Кроме того, стихийная массовая миграция крестьян на новые земли приводила к сбоям в налоговой системе. Стабилизацию ситуации правительство видело в прикреплении крестьян к земле, то есть в закрепощении.  Прикрепление к земле не означало порабощения крестьян, они по-прежнему считались свободными людьми и могли жаловаться на притеснения помещиков в суд. Однако власть помещиков над крестьянами постепенно возрастала. Более благоприятным было положение государственных и дворцовых крестьян, которые не подчинялись помещикам.

Прикрепление к службе коснулось и других сословий, закреплялись на местах отдельные категории посадского населения. Дворяне в России были не более свободными, чем крестьяне и горожане; они были связаны обязательством пожизненной службы. За каждой общественной группой в общегосударственной структуре за­креплялось определенное место. Применяя гибкую тактику, центральная власть сумела закрепить в структуре государства и казачество. Москва признала за казаками право на самоуправление, на владение землей, оказывала им помощь провиантом, деньгами и оружием. Казачество, со своей стороны, обязывалось нести службу на рубежах Московского царства.

Влиятельным сословием в XVII веке было духовенство, державшее монополию в сфере просвещения, культуры, идеологии. Православное понимание сословных обязанностей как формы религиозного служения приводило к тому, что все население несло всеобщую государственную повинность: дворяне — лично, а крестьяне и горожане - через налоги на содержание войска. Создается своеобразная система российского государственного крепостного права.

В царствование Алексея Михайловича были внесены изменения в судебную систему. Земским собором 1648 года был выработан новый свод законов, получивший название «Соборное уложение». Важнейшими направлениями «Уложения» были защита интересов дворян и горожан на фоне некоторого ограничения привилегий боярства и духовенства, а также протекционизм в пользу русских купцов и промышленников. Крестьяне законодательно были прикреплены к земле.

XVII столетие русской истории было отмечено началом духовной борьбы между российскими «западниками» и сторонниками старых отеческих традиций.[5] Активная часть русского общества, ощутив новизну ситуации, серьезно задумалась о месте России в мире. Много внимания вопросу о новшествах уделяла православная церковь. Не отрицая задач восполнения недостатка светской культуры, развития науки и техники, наиболее дальновидные представители православного духовенства призывали к усилению нравственного начала в русском обществе. Передовые священнослужители ратовали за такое развитие России, которое вело бы к политиче­ской и экономической мощи при сохранении своеобразия духовной культуры. Русский народ пред­ставлялся ими хранителем подлинной христианской нравственности, поэтому они протестовали против распространявшихся из Немецкой слободы «свободных» нравов, выступали против действий правительства Алексея Михайловича, которое не возбраняло курение «дьявольского зелья» - табака - и расширяло сеть кабаков. Церковь призывала к ликвидации пьянства, а кабак представляла как исчадие ада, некие антихрам и антиобщину умерших при жизни, уподобившихся бездушным скотам. «Оне упиваются, а дьявол радуется», - писал протопоп Аввакум.[6]

Традиционная нравственность русских людей оберегалась, прежде всего, церковью, поэтому была связана с религиозностью. Это качество большинства русских не имело ничего общего с фанатизмом и мракобесием. Главным духовным интересом верующих было спасение души, религия для них была не только обрядом, но и высокой нравственной дисциплиной. Православная мораль не являлась кодексом отвлеченных правил, а направлялась на ясное понимание житейского смысла христианских норм: человеколюбия, благочестия, великодушия. Церковные установки к тому времени прочно впитались в русский быт. Религиозно-нравственное подвижничество русских поражало многих приезжающих из-за границы.

Церковь строила свою деятельность так, чтобы влиять на все стороны общественной жизни. Духовенство в России не было замкнутой кастой, оно пополнялось за счет наиболее уважаемых и образованных мирян. Монашество представляло все слои народа - от князей до бездомных. Воздействие царской власти на церковь не было односторонним: для церкви царь был только самым высокопоставленным из мирян, для которого требования христианской этики были обязательны в первую очередь.

Смута принесла в настроения духовенства и монахов элементы ратоборства, поскольку многим монастырям пришлось выступать в качестве крепостей и держать оборону против захватчиков. Дух воинственности сохранялся и после Смуты, проявляясь в непримиримости к проникновению чуждых вероуче­ний. В представлениях православных Смута связывалась с идеологической экспансией Ватикана, с интригами иезуитов.

Эти настроения поначалу поддерживались и царской властью, на которую церковь оказывала сильное влияние. Достаточно сказать, что с 1619 по 1633 год патриархом был Филарет - отец царя Михаила, ставший фактическим правителем страны и определявший мысли, и поступки сына. Церковь формировала державную идеологию, она поставила свою проповедь на службу государству и развивала патриотические идеи школы Сергия Радонежского. Церковь поддерживала учение о том, что Москва является «Третьим Римом», центром православного мира и защитницей всех православных.

Примерно с середины столетия усилилось светское влияние на духовную жизнь общества, а споры между традиционалистами и поклонни­ками новшеств захватили и церковный клир. В немалой степени это связывалось с заметным притоком в Россию украинского духовенства и ученых греческих монахов. На Украине была широко развита сеть православных школ; еще до присоединения Украина стала поставлять в Россию кадры образованного духовенства. Многие выходцы с Украины заняли высокое положение в церковной иерархии, стали митрополитами или писателями-богословами. Один из украинцев - Симеон Полоцкий - получил доступ к царскому двору.

Пополнение православного клира киевлянами и греками вызвало идейные расхождения в русской церкви. С одной стороны, на Украине в условиях господства католической Речи Посполитой росло стремление сохранить православие, и проявлялись антикатолические настроения. С другой стороны, в то время как Русская православная церковь давно была автономной, украин­ская церковь по-прежнему подчинялась Константинополю и перенимала все греческие нововведения. В глазах московского духовенства это являлось отходом от «чистого» православия.

В 1652 году патриархом русской церкви стал Никон, выходец из мордовской глубинки, именовавшийся в миру Никитой Миновым. Новый патриарх начал церковную реформу: вместо старорусской обрядности вводилась греческая, двоеперстие заменялось троеперстием, символом культа был объявлен четырехконечный крест вместо восьмиконечного и т. п. Никон объявил о необходимости исправления старославянских церковных текстов по грече­ским образцам. Занявшиеся исправлением церковных книг выходцы с Украины еще до реформы говорили, что дело образования на Украине поставлено лучше, чем в Московии, и поэтому украинская церковная культура должна быть принята в качестве образца. Переписка текстов означала замену московского диалекта древнерусского языка киев­ским диалектом. Украинское влияние стало проявляться также в иконописи и литургии.

Реформа Никона имела политический подтекст: именно в это время решался вопрос о присоединении Малороссии. Стремление Никона ввести греческую обрядность объяснялось желанием сделать объединение с Россией привлекательным для украин­цев, продемонстри­ровать отсутствие различий между православием в Московии и на Украине. При этом Никон опирался как на влиятельную прослойку выходцев с Украины, так и на поддержку царя.

Политико-дипломатические цели церковной реформы были, по всей видимости, оправданны.[7] Но она была проведена поспешно, без должной подготовки, и вызвала серьезный раскол в русской церкви. Боровшаяся в годы ордынского ига, в Смутное время за государ­ственную консолидацию, церковь на этот раз сама оказалась расколотой, и это неизбежно роняло ее авторитет в народе.

Наиболее влиятельными из церковных традиционалистов были Иван Неронов, Аввакум Петров, Стефан Вонифатьев, Андрей Денисов, Спиридон Потемкин. Это были даровитые и умные люди, далекие от религиозного фанатизма. К примеру, Потемкин знал пять иностранных языков, Аввакум был талантливым писателем, новатором по стилю и принципам литературного изображения. Интересно, что первые импульсы реформирования пошли именно из этой группировки, к которой, кстати, с 1645 по 1652 год принадлежал и Никон. Вопрос об исправлении накопившихся за века ошибок в богослужебных текстах впервые был поставлен в стенах Троице-Сергиевой лавры.

После того, как дело переписки книг оказалось у приезжих, сторонники старины выступили под флагом «хранителей древнего благочестия». Сказалась приобретенная в Смутное время непримиримость к любому покушению на старорусскую православную традицию. Исправление церковных текстов по греческим образцам вольно или невольно ставило под сомнение канон русских православных святых. Реформа Никона зачеркивала решения Стоглавого собора 1551 года, закрепившего приверженность «старине», бросала тень на традицию школы Сергия Радонежского, делавшей акцент на особый характер русского православия, его отличие от византий­ского. С точки зрения исторических фактов, были правы Аввакум и его товарищи: не русские, а греки отступили от традиций первых христиан, пересмотрев в XII веке обрядовые нормы. Что касается исправления священных книг, то у греков погрешностей и ошибок встречалось не меньше, чем у русских.

Войдя в унию с католичеством в 1439 году, греки, по мнению русских, потеряли право на первенство в православном мире. Еще Иван Грозный выразил общую для русских позицию: «Греки нам не Евангелие. У нас не греческая, а русская вера». Благочестие греков на Руси ставилось под большое сомнение.

Никон после отстранения московских правщиков священных текстов пригласил не только киевлян, но и иностранцев, среди которых выделялись Паисий Лигарид и Арсений Грек. Показательно, что Арсений Грек трижды менял вероисповедание, одно время он был даже мусульманином, а Лигарид за симпатии к католичеству был отлучен константинопольским патриархом от православной церкви. Никону удалось привлечь на свою сторону некоторых представителей высшего клира русской православной церкви: Дмитрия Ростовского, Иллариона Рязанского, Павла Сарского и др. Симеон Полоцкий, его ученики Сильвестр Медведев и Карион Истомин объявляли духовное наследие Руси не имеющим особой ценности. Отрицалась вся сумма привычных идей и обиходных аксиом, в незыблемости которых было уверено все русское население. Русская культура объявлялась отсталой, на вооружение брались европейские стандарты.

Полемика между староверами и никонианами вылилась в настоящую идеологическую войну. Аввакум и его соратники старались действовать силой логики. Их противники, бывало, прибегали к прямым подлогам. Возможность компромисса была мизерной - столь сильный накал приобрела полемика. Кроме того, победа никонианам была фактически гарантирована: за ними стояла государственная власть. Царь Алексей, несмотря на его истовую религиозность, не препятствовал Никону в сломе прежнего церковного уклада. По косвенным данным, за реформой скрывалась надежда Алексея встать во главе всего православного мира. Старообрядцы восприняли Алексея как вероотступника, что подтверждает характеристика, данная царю протопопом Аввакумом: «Отеческое откиня, странное противо­борство возлюбиша, извратишася».[8]

Многими простыми людьми отказ от прежних обрядов переживался как национальная и личная катастрофа. Было непонятно, чем оказался плох привычный уклад, освященный временем. В 1667 году соловецкие монахи подали челобитную Алексею Михайловичу, в которой сквозило явное недоумение: «Учат нас новой вере, якоже мордву или черемису... неведомо для чего». Настроения людей выразились в словах Аввакума: «Выпросил у бога светлую Росию сатана да же очервленит ю кровию мученическою». Старообрядцы опирались на мнение народа, приводя в споре с никонианами аргумент: «Глас народа - глас божий». В ответ на это один из лидеров новообрядчества Карион Истомин усмехался: «Мужик верещит».

Реформа проводилась с элитарных позиций, сбрасывала со счетов народный дух православия. Никониане ставку делали на «внешнюю мудрость», представляя суть полемики как конфликт между знанием и невежеством. Староверы же старались доказать, что в конфликт во­шли интеллект и дух. Для них главным было нравственное совершенство. Аввакум говорил, что в нравственном смысле все равны - «от царя до псаря». С элитарностью, избранничеством был связан и отказ от старорусских образцов священных текстов в пользу греческих, что затрудняло для рядовых верующих доступ к истине. В дониконианской же культуре царила демократичность. Исправление древнерусских книг по иноземным меркам в глазах традиционалистов выглядело пренебрежением «мужичьей» культурой.

Реформа проводилась с помощью насилия. Никон был склонен к бескомпромиссности и прямолинейности. Он стремился поднять церковь над светской властью и основать в России главенство церкви. Строптивость Никона приводила к странным выходкам в его поведении: он отказался от патриаршества, а затем заявил о своем возвращении: «Сшел я с престола никем не гоним, теперь пришел на престол никем не званный».[9] И царю, и клиру надоели капризы Никона - он был лишен патриаршества. Но к моменту отречения Никон успел внести в проведение реформы дух крайнего радикализма. Она проводилась деспотичными, жесткими, грубыми методами. Старые богослужебные книги отбирались и сжигались. Происходили целые побоища из-за книг. Миряне и монахи тайком уносили их в тайгу и тундру, уходя от преследований. Люди говорили: «По этим книгам столько русских праведниками и Божьими угодниками стали, а теперь они ни во что считаются». Оппозиция реформе проявилась повсеместно: во Владимире, Нижнем Новгороде, Муроме и других городах. Из Соловецкого монастыря раскол распространился по всему Северу. Протест против поспешных новшеств охватил многие слои населения. «Огнем, да кнутом, да виселицей хотят веру утвердить! - возмущался Аввакум. - Которые Апостолы научили так? Не знаю! Мой Христос не приказал нашим Апостолам так учить, еже бы огнем, да кнутом, да виселицей в веру приводить». Сущность дониконовского понимания христианства на Руси заключалась в том, что нельзя силой заставить людей веровать.

До раскола Русь была духовно единой. Разница в образовании, в быте между различными слоями русского общества была количественной, а не качественной. Раскол произошел в тот нелегкий момент, когда страна столкнулась с проблемой выработки подходов к культурным связям с Европой. Реформа готовила почву для распространения пренебрежительных настроений к национальным обычаям и формам организации быта.

Следствием раскола стала определенная путаница в народном мироощущении. Старообрядцы воспринимали историю как «вечность в настоящем», то есть как поток времени, в котором каждый имеет свое четко обозначенное место и несет ответственность за все им содеянное. Идея Страшного суда для старообрядцев имела не мифологический, а глубоко нравственный смысл. Для новообрядцев же идея Страшного суда перестала учитываться в исторических прогнозах, стала предметом риторических упражнений. Мироощущение новообрядцев было меньше связано с веч­ностью, больше - с земными нуждами. Они в определенной степени эман­си­пи­ровались, у них появи­лось больше материального практицизма, желания совладать со временем для достижения быстрых практических результатов.[10]

В борьбе против старообрядцев официальная церковь вынуждена была обратиться за содействием к государству, волей-неволей сделав шаги в сторону подчинения светской власти. Алексей Михайлович этим восполь­зовался, а его сын Петр окончательно расправился с самостоятельностью православной церкви. Петровский абсолютизм на том и строился, что он освободил государственную власть от всех религиозно-нравственных норм.

Государство преследовало старообрядцев. Репрессии против них расширились после смерти Алексея, в царствование Федора Алексеевича и царевны Софьи. В 1681 году было запрещено любое распространение древних книг и сочинений старообрядцев. В 1682 году по приказу царя Федора был сожжен виднейший вождь раскола Аввакум. При Софье был издан закон, окончательно запретивший любую деятельность раскольников. Они проявляли исключительную духовную стойкость, отвечали на репрессии акциями массового самосожжения, когда люди горели целыми родами и общинами.[11]

Оставшиеся старообрядцы внесли своеобразную струю в русскую духовно-культурную мысль, многое сделали для сохранения старины. Они были более грамотными, чем никониане. Старообрядчество продолжило древнерусскую духовную традицию, предписывающую постоянный поиск истины и напряженный нравственный тонус. Раскол ударил по этой традиции, когда после падения престижа официальной церкви светская власть установила контроль над системой образования. Наметилась подмена главных целей образования: вместо человека - носителя высшего духовного начала стали готовить человека, выполняющего узкий круг определенных функций.

Итак, состояние России после Великой смуты было подобно состоянию Европы после кризиса XIV века: обширные пространства запустевших земель, разоренные полувымершие города, государство, которое требуется вновь восстанавливать – но вместе с тем изобилие земли, лесов, природных богатств, которые достались в наследство уцелевшим. Подобно американским фермерам крестьяне могли вновь осваивать свою страну, могли пахать, сколько захочется, и ни помещики, ни слабое государство пока не осмеливались притеснять их, опасаясь нового восстания.

 В соответствии с неомальтузианской теорией, за периодом экосоциального кризиса должен был последовать период восстановления.[12] Постепенно крестьяне стали возвращаться в свои родные места, основывать новые деревни и расчищать лес под пашню. Московское государство постепенно «пополнялось» и «приходило в достоинство», и люди за «многое время тишины и покоя», по выражению источника, «в животах своих пополнились гораздо». В Замосковном крае восстановление было очень быстрым: бежавшее на Север или в Поволжье население возвращалось в окрестности столицы, и уже 1640-х годах здесь восстановился существовавший до Смуты уровень населения. Однако если сравнивать с первой половиной XVI века, то население далеко не достигало прежнего уровня. На новгородчине численность населения в 1646 году была в четыре раза меньше, чем в 1500 году. Медленно восстанавливались города: в середине XVII века население городских посадов оставалась в 2,5 раза меньше, чем столетие назад. В целом,  как отмечалось выше, численность населения в 1646 году оценивается в 4,5-5 млн. В 1550-х годах, по оценке А. И. Копанева население составляло 9-10 млн.[13]

В 1646-1678 годах численность населения возросла с 4,5-5 до 8,6 млн. На новгородчине в этот период население увеличилось более чем в два раза. Огромную роль в процессе восстановления экономики сыграло строительство 800-километровой «Белгородской черты», которая должна была защитить южные области от татарских набегов и обеспечить возможность земледельческого освоения обширных территорий. Строительство укрепленной линии продолжалось 12 лет (1635-1646 гг.), на «черте» было построено 23 города-крепости, несколько десятков острогов, пять больших земляных валов, протяженностью по 25-30 км каждый. В 1648-1654 годах была создана Симбирская черта, продолжившая укрепленную линию до берега Волги.

В 1642-1648 годах в уездах, расположенных вдоль Белгородской черты, большинство крестьян было отписано на государя и зачислено во вновь созданные драгунские полки. Крестьяне были освобождены от податей, они жили в своих деревнях, пахали землю, и раз в неделю проходили военное обучение. Казна обеспечивала драгун оружием, и они должны были нести на «черте» сторожевую службу. Нехватка солдат заставляла зачислять в полки всех желающих, даже беглецов из центральных районов – поэтому сюда держали путь многие беглые. Белгородчина была изобильным краем: урожайность ржи на юге была в 2-3 раза выше, чем в центральных районах, и запасы хлеба в хозяйствах служилых людей в среднем составляли около 500 пудов. В 1639-42 годах власти предлагали платить за работу на жатве 7-10 денег в день, что в пересчете на зерно составляет 14-20 кг. Это была щедрая плата, в два раза больше, чем платили в Подмосковье – однако зажиточные крестьяне юга не желали работать и за эту плату.

Если бы не постоянные войны и татарские набеги, то многие могли бы позавидовать жизни поселенцев Юга.

Белгородская черта стала надежным препятствием на пути татарских набегов. Хотя татары многократно опустошали Белгородчину, им ни разу не удалось прорваться за черту. С середины XVII века началась прочная колонизация южных областей; сюда устремился поток переселенцев из центральных районов. Со времени строительства черты до конца XVII века запашка в южных уездах возросла в 7 раз; примерно так же возросло и население. С 1670-х годов началась помещичья колонизация Юга: помещики стали в массовом масштабе переводить своих крестьян на отмежеванные им земли «дикого поля»; уже в 1678 году три четверти бояр имели владения на Юге. «В Тульских и в Орловских и в иных к тому краю прилегающих местах, – говорилось в докладе Разрядного приказа в 1681 году, – многие государевы ближние люди... помещики и вотчинники в диких полях построили многие села и деревни... а тем в Московском государстве хлеба и съестных запасов учинилось множество и покупке всего цена дешевая...».[14]

Это были процессы огромного значения, ведь оттесненное татарами в северные леса русское крестьянство веками пыталось выйти в черноземные степи. После побед Ивана Грозного Русь продвинулась за Оку в верховья Дона – но во время Смуты татары отбросили поселенцев назад в северные леса. Теперь России наконец-то удалось закрепиться в южных степях; это означало, что мощь русского государства будет расти за счет освоения новых плодородных земель. Скученное на Севере население теперь получило возможность переселяться на юг, и угроза нового перенаселения отодвигалась на столетия. С точки зрения демографически структурной теории процесс колонизации означал расширение экологической ниши – увеличение средств существования (means of subsistence), последствием которого должны были стать уменьшение цен и увеличение реальной заработной платы – те явления, которые действительно отмечались в конце XVII века.

В 1678 году в Черноземном центре проживало уже 1,8 млн. человек, в то время как в старом Нечерноземном центре – 3,5 млн. На Белгородчине насчитывалось 260 тысяч не имевших крепостных детей боярских - «однодворцев», поставлявших в войско 40 тысяч солдат, драгун, рейтар. У служилых людей были крепкие хозяйства: на двор в среднем приходилось 3 лошади и 4 коровы. Небедно жили и дворцовые крестьяне: в Тамбовском уезде большинство дворов имело 2-3 лошади, 2-3 коровы и с избытком обеспечивало себя хлебом.[15]

Вся территория страны разделялась на две части, старые, «заселенные», и новые, «заселявшиеся» области. По оценке Я. Е. Водарского за вторую половину XVII века площадь пашни в «заселенных» областях возросла с 8 до 13 млн. десятин, а в «заселявшихся» областях – с 4 до 16 млн. Таким образом, уступая в численности населения, новые «заселявшиеся» области уже превосходили старые «заселенные» по размерам запашки. Юг стал поставщиком хлеба для центральных районов; в конце 70-х годов эти поставки достигали 1 млн. пудов, и правительство не раз с удовлетворением отмечало рост «хлебного пополнения».

Неомальтузианская теория утверждает, что период восстановления характеризуется относительно медленным ростом городов. Действительно, наличие свободных земель не создавало у крестьян стимула к занятию ремеслом и переселению в города, поэтому в XVII веке города росли сравнительно медленно. Русские города этого периода были в большей степени крепостями и административными центрами, нежели торгово-ремесленными поселениями. Жившие в городах «служилые люди» – дворяне, стрельцы, казаки и т. д. – по своей численности превосходили «посадских людей», торговцев и ремесленников. По оценке Я. Е. Водарского в 1652 году городское население составляло 247 тыс. человек мужского пола, в том числе 139 тыс. служилых и 108 тыс. посадских людей, в 1678 году – 329 тыс. человек, в том числе 149 тыс. служилых и 134 тыс. посадских людей. Население Москвы в 1640-х годах насчитывало около 38 тыс. жителей мужского пола, в том числе около 20 тыс. служилых, 10 тыс. посадских и 8 тыс. «прочих»; к 1680 году число жителей возросло до 51 тыс. в том числе 20 тыс. служилых, 20 тыс. посадских и 11 тыс. «прочих». Другие города намного уступали размерами Москве; в Ярославле в конце XVII века насчитывалось 8 тыс. жителей мужского пола, в Пскове, Казани и Астрахани – 5 тыс. Новгород, когда-то превосходивший по размерам Москву, находился в глубоком упадке, мужское население этого города не превышало 3 тыс.[16]

Среди городского населения выделялась богатая торгово-промышленная верхушка – гости, торговые люди гостиной и суконной сотен. Это привилегированное купечество вело торговлю в масштабе всей страны и имело капиталы в тысячи рублей, однако оно было очень немногочисленно: в конце XVII века оно насчитывало лишь 250-300 семей. Собственно же посадские люди были в основной массе мелкими ремесленниками и торговцами, торговавшими со скамей и лотков, и стоимость товаров у них не достигала подчас одного рубля.

После разорения времен Смуты уровень развития ремесел и промышленности оставался низким. Крупное ремесло было представлено несколькими десятками кожевенных мастерских и винокурен. На соляных промыслах близ Соли Камской в конце XVII века имелось около 200 варниц, на которых было занято около 4 тыс. работников. Мануфактуры были редким явлением; они обычно принадлежали либо дворцовому хозяйству, либо иностранцам. Голландские предприниматели построили близ Тулы и Каширы несколько доменных заводов, в основном отливавших пушки. В начале 1660-х годов на этих предприятиях насчитывалось всего лишь 119 постоянных рабочих, в том числе 56 иностранцев.[17]

Возникшая на основе компромисса новая власть была слабой. Вместо того, чтобы требовать, царь и Собор просили взаймы деньги у купцов Строгановых. Для содержания ратников освободившего Москву ополчения Земской собор решил собрать «пятую деньгу» с посадских жителей.

Таким образом, вопреки предсказаниям неомальтузианской теории, российский кризис не привел к укреплению этатистской монархии, скорее наоборот, он привел к ослаблению государства и монархии.[18] Следует ли отсюда, что теория должна быть отвергнута? Нет, не следует – нужно напомнить, что выводы этой теории носят вероятностный характер, она утверждает, что один из исходов более вероятен, чем другие – и только. Возможность других исходов не отвергается, и можно найти примеры, когда экосоциальный кризис не приводил к усилению монархии.

Более того, теория демографических циклов рассматривает цикл в целом, и утверждает, что переход от слабого государства с частной собственностью на землю к этатистской монархии вероятен в фазе кризиса, или до него, в фазе Сжатия. И такой переход в российском цикле XVI века действительно имел место: его завершающие моменты относятся к правлению Ивана Грозного. Что происходит с этатистской монархией позже, в период кризиса? Как показывает статистических анализ исследованных циклов, наиболее частый исход – это завоевание внешними врагами, но встречаются также случаи, когда восстанавливалась частная собственность на землю и случаи, когда существенных перемен не происходило – монархия сохранялась.

Исход российского цикла, нужно отнести, очевидно, к последнему варианту развития событий. Несмотря на тяжелый кризис, этатистская монархия устояла, и главным свидетельством этого было сохранение поместной системы и государственной собственности на землю. Дворяне не стали собственниками своих земель; они по-прежнему несли государеву службу, то есть сохранились те отношения, о которых писал Р. Ченслор: «В этой стране нет собственников, но каждый обязан идти по требованию государя…»[19]

1. Вернадский Г.В. Русская история: Учебник.  М., 1997;
2. Гумилев Л.Н. От Руси до России. Очерки по русской истории.: Пособие для общеобразоват. учебн. заведений / Под ред. А.М. Панченко.  М., 1996
3. Ионов И. Н. Российская цивилизация, IX - начало ХХ вв.: Учебн. кн. общеобразоват. учреждений. М., 1995
4. История СССР с древнейших времен до конца XVIII века/ Под. ред.Б. А. Рыбакова. М., 1975; Мунчаев Ш. М., Устинов В. В. История России. М., 2000;
5. Маркова А. Н., Скворцова Е. М., Андреева И. А. История России. М., 2001
6. Павленко Н. И., Кобрин В. Б., Федоров В. А. История СССР с древнейших времен до 1861 года. Учебное пособие для вузов. М., 1989
7. Сахаров А.Н., Буганов В.И. История с древнейших времен до конца XVII ве­ка: Учебн. для об­щеобразоват. учреждений / Под ред. А.Н. Са­харова.  3-е изд. М., 1997

[1] Вернадский Г.В. Русская история: Учебник.  М., 1997; С. 295

[2] Гумилев Л.Н. От Руси до России. Очерки по русской истории.: Пособие для общеобразоват. учебн. заведений / Под ред. А.М. Панченко.  М., 1996 С. 187

[3] Ионов И. Н. Российская цивилизация, IX - начало ХХ вв.: Учебн. кн. общеобразоват. учреждений. М., 2001 С. 228

[4] Ионов И. Н. Российская цивилизация, IX - начало ХХ вв.: Учебн. кн. общеобразоват. учреждений. М., 2001 С. 232

[5] История СССР с древнейших времен до конца XVIII века/ Под. ред.Б. А. Рыбакова. М., 1999; С. 103

[6] Сахаров А.Н., Буганов В.И. История с древнейших времен до конца XVII ве­ка: Учебн. для об­щеобразоват. учреждений / Под ред. А.Н. Са­харова.  3-е изд. М., 2001 С. 392

[7] Сахаров А.Н., Буганов В.И. История с древнейших времен до конца XVII ве­ка: Учебн. для об­щеобразоват. учреждений / Под ред. А.Н. Са­харова.  3-е изд. М., 2001 С. 340

[8] Павленко Н. И., Кобрин В. Б., Федоров В. А. История СССР с древнейших времен до 1861 года. Учебное пособие для вузов. М., 2002 С. 419

[9] Павленко Н. И., Кобрин В. Б., Федоров В. А. История СССР с древнейших времен до 1861 года. Учебное пособие для вузов. М., 2002 С. 454

[10] Мунчаев Ш. М., Устинов В. В. История России. М., 2000 С. 391

[11] Маркова А. Н., Скворцова Е. М., Андреева И. А. История России. М., 2001 С. 194

[12] Павленко Н. И., Кобрин В. Б., Федоров В. А. История СССР с древнейших времен до 1861 года. Учебное пособие для вузов. М., 2002 С. 394

[13] Павленко Н. И., Кобрин В. Б., Федоров В. А. История СССР с древнейших времен до 1861 года. Учебное пособие для вузов. М., 2002 С. 427

[14] Павленко Н. И., Кобрин В. Б., Федоров В. А. История СССР с древнейших времен до 1861 года. Учебное пособие для вузов. М., 2002 С. 508

[15] Мунчаев Ш. М., Устинов В. В. История России. М., 2000 С. 193

[16] Мунчаев Ш. М., Устинов В. В. История России. М., 2000 С. 294

[17] Мунчаев Ш. М., Устинов В. В. История России. М., 2000 С. 321

[18] Павленко Н. И., Кобрин В. Б., Федоров В. А. История СССР с древнейших времен до 1861 года. Учебное пособие для вузов. М., 2002 С. 593

[19] Павленко Н. И., Кобрин В. Б., Федоров В. А. История СССР с древнейших времен до 1861 года. Учебное пособие для вузов. М., 2002 С. 597