Дипломная работа: Диктатура Цезаря в Древнем Риме

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ УКРАИНЫ

ТАВРИЧЕСКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

им. В.И.ВЕРНАДСКОГО

Кафедра истории древнего мира и средних веков

ДИПЛОМНАЯ РАБОТА

ДИКТАТУРА ЦЕЗАРЯ В ДРЕВНЕМ РИМЕ

БУРМИСТРОВ ВИКТОР АЛЕКСАНДРОВИЧ,

студент VI курса исторического факультета

(заочное отделение)

Научный руководитель:

доктор исторических наук,

профессор Г.М.БУРОВ

СИМФЕРОПОЛЬ

2010

Содержание

Введение

Глава I. Античные авторы о диктатуре Цезаря

Глава II. Диктатура Цезаря в историографии

Глава III. Цезарь как диктатор

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Предлагаемая работа посвящается рассмотрению одной из наиболее сложных и противоречивых проблем в многовековой истории Древнего Рима – вопрос о диктатуре Гая Юлия Цезаря. На первый взгляд может показаться, что в этом историческом явлении все можно подвергнуть однозначной оценке, и проблеме тут нет места, а есть лишь констатации факта, потому что само слово «диктатура» говорит само за себя. К тому же об этом кратком периоде римской истории было оставлено столько свидетельств древних авторов, что дополняя друг друга, они могут, казалось бы, только подтвердить безоговорочность нашей оценки. С другой же стороны, это историческое явление действительно, представляет собой проблему, и такую, которую, и это можно с уверенностью утверждать, не удалось разрешить до настоящего времени. Уже тот факт, что не только диктатура, но даже и тирания в древности имели несколько иной смысл, чем тот, что мы склонны придавать этим словам в наши дни, противоречит однозначности в оценке этого вопроса. Кроме того, и свидетельства античных авторов, и исследования историков нового и новейшего времени, посвященные вопросу о диктатуре Цезаря, никак нельзя назвать полностью идентичными и лишь дополняющими одно другое. Напротив, они не только в чем-то расходятся между собой, но представляют разные концепции и подходы, а порой даже входят в острое противоречие.

Цель работы: с объективной точки зрения попытаться раскрыть характер тех сведений о диктатуре Цезаря, которые мы можем почерпнуть у античных авторов. Поскольку диктатура Цезаря отличается многогранностью, она имеет целый ряд различных аспектов, Здесь дана оценка античными авторами меры легитимности того исключительного положения, которое занял Цезарь в римском государстве, и такие элементы, как преобразование Цезарем государственного строя Рима, социальная опора диктаторского режима и провинциальная политика Цезаря по данным античных авторов. Вот тот круг вопросов, который я попытаюсь в силу своих возможностей, разрешить на страницах этой работы. Поскольку данная работа будет иметь историко-источниковедческий характер, то необходимо отметить методологическую основу анализа наших источников по диктатуре Цезаря: прежде всего, постараться выявить причины, лежащие в основе индивидуального подхода каждого из античных авторов к изображению и оценки единовластного правления Цезаря. Далее, сопоставляя эти данные, попытаться, с одной стороны, обнаружить то общее, что их объединяет, а с другой – найти принципиальные различия между ними, и объяснить причину этих противоречий.

Надо, однако, с самого начала отметить то существенное обстоятельство, что ни один из древних писателей, сведения которого о периоде единовластного правления Юлия Цезаря будут подвергнуты здесь анализу, не создал сочинения, специально посвященного описанию диктатуры Цезаря. И насколько известно, никто и не ставил для себя такой задачи. Для каждого из наших авторов, Цезарь является одной из самых ярких фигур, на фоне той бурной и противоречивой эпохи, которую теперь, глядя с высоты двух прошедших тысячелетий, называют римской революцией, ведущей свой отчет от движения братьев Гракхов, а заканчивающейся битвой при Акциуме¹. Иначе говоря, с того времени, когда происходил кризис римской республики и зарождения империи².

Ведь представление о характере власти Цезаря которое, мы имеем возможность получить из анализа наших источников, приходится или ставить в соответствии с тем обобщенным образом личности Цезаря, который мы находим практически у каждого нашего автора (даже у Саллюстия в его «письмах»), или, наоборот, по мере возможности изолировать, отделять.

Значительное место в нашей работе занимает также историография диктатура Цезаря в новое и новейшее время. Особый очерк (III глава) составляет история римской диктатуры до Цезаря.

Гай Юлий Цезарь, проявил себя в самых разных сферах деятельности. Говоря обобщенно, эти области можно свести к четырем основным: политика, военное дело, литературное и ораторское искусство. Так вот, в сочинениях античных авторов, все эти сферы, или четыре образа Цезаря: политик, полководец, писатель и оратор, синтезированы в некое единое целое, и самый наглядный тому пример – биография Цезаря из серии «Параллельных жизнеописаний» Плутарха. Наша задача заключается в том, чтобы, не поддаваясь соблазну подробного рассмотрения всего образа Юлия Цезаря в целом, затронуть только одно его проявление, которое имело место в тот короткий отрезок времени, когда Цезарь являлся вершителем судьбы всего римского государства в целом и каждого его отдельного подданного.

Гай Юлий Цезарь принадлежит к тем редким избранникам истории, чей образ не тускнеет от времени, чья слава переживает века. Выдающийся полководец, не менее выдающийся государственный деятель, разносторонний гений – таков как будто никем не оспариваемый приговор ряда поколений. В обрамлении таких эпитетов, в блеске таких оценок Цезарь вошел в историю. Но так ли это на самом деле? И всегда ли именно так считалось? Итак, в данной дипломной работе мы попытаемся ответить на эти вопросы.

Глава I . Античные авторы о диктатуре Цезаря

Даная глава будет посвящена рассмотрению важнейших фактов биографии каждого античного автора, произведение которого можно считать источником по проблеме диктатуры Цезаря, на основе которых проясняется их мировоззрение.

Прежде всего, необходимо назвать самих тех авторов, сведения которых будут подвергнуты анализу: Марк Туллий Цицерон, Гай Саллюстий Крисп, Веллей Патеркул, Марк Аней Лукан, Плутарх, Аппиан, Иосиф Флавий и Гай Светоний Транквилл. Кроме того, буду привлечены по интересующей нас теме сведения, которые можно почерпнуть из «Записок о гражданской войне» самого Юлия Цезаря, а также из «Записок об Александрийской и Африканской войнах» его продолжателей, имена которых, к сожалению, не сохранились. Сведения диктатора и неизвестных авторов будут выступать на страницах данной работы как вспомогательный материал.

Далеко не все произведения древних писателей, содержащие сведения о гражданской войне 49 – 45 гг. и установлении диктатуры Цезаря, дошли до нашего времени. Например, не сохранилось сочинение в 17-ти книгах Азиния Поллиона, видного сподвижника Цезаря. Или книги с 110 по 116 монументального труда Тита Ливия «История Рима от основания города» в 142 книгах, где также содержалось изображение того бурного и противоречивого периода римской истории, который до сих пор не может быть оценен исследователями с единой точки зрения.

Сведения Цицерона о диктатуре Цезаря, которые будут подвергнуты здесь анализу, содержаться в его речах и письмах. За период диктатуры Цезаря сохранилось три речи Цицерона: «Речь по поводу возвращения Марка Клавдия Марцелла из изгнания», «Речь в защиту Квинта Лигария» и «Речь в защиту Дейтора». К большому сожалению, у меня не было возможности ознакомиться с содержанием последней речи, так что придется ограничится, лишь двумя первыми. Что касается писем Цицерона, то за период гражданской войны и диктатуры Цезаря, до нашего времени сохранилось всего 215 посланий к разным адресатам. Информация этих писем также является источником, и притом важнейшим. Конечно, своим адресатам Цицерон писал по какому-либо поводу, зачастую совершенно частному, личному, например: в связи с разводом со своей женой Теренцией, с женитьбой на Публии, в связи со смертью своей дочери Туллии или с бегством своего раба. Но в его письмах нередко затрагиваются такие важнейшие и оригинальные моменты, без которых, с одной стороны, невозможно было бы получить сколько-нибудь полное представление об отношении Цицерона к тому исключительному положению, которое, в итоге, занял в Риме Цезарь, а с другой стороны – сама история правления Цезаря была бы гораздо беднее фактами.

Выше отмечалось, что будут использоваться в качестве источника как речи, так и письма Цицерона. В этой связи необходимо сразу отметить существенный момент. Как отмечал известный исследователь Г. Буасье: «С первого взгляда кажется, что между речами и письмами Цицерона громадная разница, и поневоле хочется спросить себя, каким образом один и тот же человек мог так искусно сочетать совершенно противоположные черты? Можно безошибочно сказать, что и речи, и письма Цицерона имеют одинаковые качества, но они просто яснее заметны в его письмах, так как в них он пользовался большой свободой и откровеннее предавался своей натуре¹». Автор данной работы полностью солидарен с этим мнением.

Особая ценность и даже исключительность информации Цицерона заключается в том, что он является современником Цезаря и все события, о которых он упоминает, происходили, можно сказать, прямо у него на глазах. Но невозможно будет в полной мере проанализировать сведения Цицерона, если не упомянуть о его социальном происхождении и о главных фактах его жизнедеятельности.

Один из самых знаменитых деятелей античного мира неоднократно подчеркивал, что он новый человек на римской политической и общественной арене. И действительно, Цицерон родился не в самом Риме, а в маленьком городке Арпине, на расстоянии 150 км от столицы¹. Цицерон появился на свет в 106 г. до н.э., во всаднической семье². Всадники являлись вторым сословием римского общества, вслед за сенаторами. В основном всадничество представляло собой коммерческие круги, занимавшиеся финансовой деятельностью, в значительной степени – откупным операциями в провинциях. Таким образом, социальное происхождение Цицерона не позволяет причислить его к столичной знати. Цицерон сам не раз заявлял, что его род не следует путать со знатными патрицианским родом Туллиев³. В этом и состояла двусмысленность положения Цицерона, который, являясь защитником сенатской республики, вместе с тем никогда не был для представителей высшего сословия своим, поскольку они считали его выскочкой⁴.

Отец Цицерона располагал достаточными средствами и связями, чтобы дать ему возможность получить хорошее образование в Риме, что было необходимо для успешной государственной и общественной деятельности⁵. Мировоззрение Цицерона с юности склонялось в сторону консерватизма, и учителя его не могли внушить ему симпатий к демократии. Например, учение Академии сохраняло в общих чертах аристократические установки⁶.

Занявшись политикой в конце 80-х годов, при диктатуре Суллы, Цицерон прославился своими смелыми выступлениями, задевающими суллланский режим. Впрочем, не следует преувеличивать храбрость начинающего оратора и адвоката и уж тем более усматривать здесь какие-то демократические тенденции – диктатурой Суллы были недовольны многие аристократические роды, в том числе и Метеллы, под покровительством которых некоторое время находился

Цицерон¹. Почувствовав себя в опасности вследствие своих выступлений, Цицерон предпочел покинуть Италию и отправиться в провинцию, а именно – в Элладу, где он завершил свое образование, обучаясь, кстати сказать, у того же ритора Апилона Молона, у которого учился и сам Цезарь². Вернувшись в Рим, Цицерон стал успешно продвигаться на государственном поприще, занимая в минимальный срок все положенные должности³.

Теперь необходимо оговорить одно существенное в политической деятельности Цицерона обстоятельство, которое прослеживается у него вплоть до Фарсальского сражения. Этим обстоятельством является ориентирование Цицерона на Помпея, которое многие исследователи признают самой крупной его политической ошибкой⁴. Будучи ровесниками, они впервые тесно сошлись во время союзнической войны, когда оба служили в войске Помпея Страбона⁵. Впоследствии их судьбы оказались тесно переплетены. Именно в поддержку кандидатуры Помпея Цицерон выступил по поводу Манилиева законопроекта о назначении главнокомандующего в войне с Митридатом⁶. На защиту Помпея надеялся Цицерон, когда перед ним встала угроза изгнания⁷. И за ним Цицерон, после мучительных колебаний, последовал, когда разразилась гражданская война⁸.

Цицерону импонировало, что Помпей, как и он сам принадлежащий к сословию всадников, добился таких выдающихся успехов на государственном поприще, и при этом, по возможности, пытаясь не вступать в противоречия с существующей государственной системой⁹. Апогеем такого законопослушания Помпея оказался момент, когда он, по возвращении с Востока во главе огромной и преданной ему армии в конце 62 г., вместо того, чтобы оказать давление на правительство и добиться для себя исключительных полномочий, в соответствии с римской конституцией, распустил свои войска и частным человеком вернулся в Рим, чтобы там домогаться для себя триумфа¹.

Таков был характер взаимоотношений Цицерона с Помпеем, о чем более подробно речь пойдет ниже.

Что касается отношений Цицерона с Помпеем, то, разумеется, они начинались задолго до перехода последним реки Рубикон, Самый известный момент, когда можно, в переносном смысле, говорить о первом политическом знакомстве Цицерона с Цезарем, связан с так называемым заговором Катилины, после подавления которого в течении 20-ти лет, вплоть до самой своей смерти, Цицерон с гордостью и, как казалось ему, вполне заслуженно именовал себя спасителем Отечества. Здесь нет места сколько-нибудь подробно освещать историю этого заговора, суть состоит в другом – Цицерон, действительно, сыграл важнейшую роль в его подавлении, будучи консулом, и 63-й год стал его звездным часом. Консул считал всех заговорщиков мятежниками, замышлявшими ниспровергнуть существующий государственный строй. Цицерон, видевший недостатки современного ему внутреннего положения государства, с одной стороны, идеализировал патриархальную старину, а с другой, считал, что всякий, кто посягает на существующее положение вещей, хоть оно и несовершенно, является преступником². Поэтому Цицерон и признал достойными смерти пятерых главных участников заговора, попавших к нему в руки³. Цезарь же, будучи избран претором на 62-й год, выступил против смертной казни заговорщиков, чем чуть было не перечеркнул весь успех Цицерона⁴.

Уже только по одному этому факту видно, что отношения между Цицероном и Цезарем были противоречивые. Однако, эти отношения многие исследователи считают одним из важнейших моментов в истории поздней Римской республики. Высказываются даже такие мнения, что если бы Цезарь объединился с Цицероном после победы в гражданской войне, то окончательное падение республики не состоялось¹. Хотя, как известно, история не терпит сослагательного наклонения.

Что касается степени испытываемых ими друг к другу положительных чувств, то она была неодинаковая. Цезаря ни на каком этапе взаимоотношений с Цицероном нельзя признать его врагом. Но и в особой дружбе они не состояли. Образно выражаясь, Цезарь был расположен более дружественно по отношению к Цицерону, чем наоборот. Это выражено, например, в речи Цицерона «О консульских провинциях», где он утверждает, что не может быть врагом тому, кто покоряет власти Рима неизвестные племена и народы, имена которых никто прежде не слышал². Но Цицерон довольно рано рассмотрел в Цезаре мятежный дух ниспровергателя существующих государственных устоев.

Таким образом, выше были даны краткие сведения, которые могут как-то дополнить и прояснить ту информацию соответствующих писем и речей Цицерона, что будет подвергнуто анализу в дальнейшем.

Следующий автор, сведения которого, правда, не могут быть сопоставимы с Цицероновыми ни по богатству информации, ни по разнообразию содержания, но которые, однако, ничуть не теряют своей важности и даже уникальности, это – Соллюстий.

Как и Цицерон, Саллюстий происходил из всаднического сословия и не был уроженцем Рима – он родился в Амитерне в 86 г.³ Таким образом, Саллюстий был младшим современником Цезаря, в то время как Цицерон – старшим. Саллюстий также получил образование в Риме⁴. Интересно отметить, что Саллюстий дважды обращался к литературной деятельности: в начале и в конце своего жизненного пути; в первом случае он был членом кружка Нигидия Фигула (кстати сказать, в будущем ревностного помпеянца)¹. Между этими периодами лежит большой промежуток времени, который Саллюстий посвятил занятию государственной деятельности. Саллюстий с молодых лет стремился к политической карьере и начал ее в рядах «Народной партии» как противник нобилитета². В 55 г. Саллюстий был квестором и, вместо того, чтобы занять следующую ступень в иерархии магистратур – должность эдила, предпочел сделаться плебейским трибуном, обязанности которого он исполнял в 52 г. Саллюстий, будучи трибуном, возбуждал на сходках народ против Милона, убийцы «народного вождя» Клодия. В своей политической деятельности Саллюстий ориентировался на Цезаря. Странно, однако, что цезарианец Саллюстий, в следующем году подвизался в качестве легала (в провинции Сирия) явного недоброжелателя Цезаря, М. Бибула, немедленно вступившего в ряды помпейской партии два года спустя³. Очевидно, это можно объяснить тем, что Саллюстий, в первую очередь, все-таки руководствовался соображениями личной выгоды. В 50 г. Саллюстию пришлось испытать очень неприятные переживания, так как он был исключен из сената за якобы безнравственное поведение, но на самом деле как цезарианец⁴. По мнению некоторых исследователей, именно это событие сильно озлобило Саллюстия против нобилитета⁵ и окончательно толкнуло его в ряды цезарианской партии, тем более, что сам Цезарь восстановил его в составе сената с началом гражданской войны⁶. Во время военных действий Саллюстий отличился и после разгрома Цезарем армии Сципиона в Африке: наш автор был назначен наместником образованной из бывшего царства Юбы провинции Новая Африка⁷. После мартовских ид 44 г. Саллюстий счел для себя за благо отказаться от продолжения государственной деятельности и возобновить литературное творчество, удалившись в свою усадьбу¹.

Саллюстий является автором ряда произведений, в которых очень четко прослеживается его политическое мировоззрение. В 43-42 гг. вышла в свет его монография «О заговоре Катилины», где давалось подробное изложение событий, которые потрясли римское государство. В этом сочинении центральный герой – Катилина, подан на фоне разложения римского общества, как продукт этого разложения². Саллюстий рисует картину вырождения идеального староримского общественного порядка, которое началось с разрушения Карфагена, после чего непомерно возросли корыстолюбие и честолюбие³. Саллюстий утверждает, что корень зла содержит в себе плутократическая олигархия, из среды которой вышел и Каталина⁴. Следующая монография, «Югуртинская война», выпущенная в свет в 42-41 гг., содержала изображение ужасной коррумпированности и продажности римского нобилитета, что использовал в своих целях Югурта, в связи с чем военные действия на первых порах протекали чрезвычайно вяло и нерешительно. Римскому нобилитету противопоставил Саллюстий в своем сочинении такого же «нового человека», как и он сам – Гая Мария, который является для автора «Югуртинской войны» подлинным героем, гордостью римского народа⁵. Последним произведением Саллюстия, к сожалению лишь частично сохранившемся, является «История» – последовательное изложение событий за период с 78 по 67 гг. Однако, и по уцелевшим фрагментам имеется возможность судить, что Саллюстий хотел показать накал напряженной борьбы между народом и нобилитетом, лишь изредка затухавший, когда угрожала внешняя опасность⁶.

Таким образом, на основании приведенных выше кратких характеристик литературных произведений Саллюстия можно сделать вывод, что Саллюстий, как и Цицерон, не идеализировал современное ему состояние государства, но в отличии от Цицерона он не был защитником существующих устоев. Обвиняя римский нобилитет в разложении, Саллюстий и Каталину клеймит вовсе не как одного из мятежников, столь ненавистных Цицерону, а в качестве того же нобиля. А один из главных виновников гражданской войны 80-х гг. Гай Марий оказывается для Саллюстия героем только потому, что тот противостоял коррумпированности нобилитету.

Причина, по которой Саллюстий привлечен в качестве автора, дающего сведения о диктатуре Цезаря – это наличие среди его сочинений двух писем к Цезарю о государственных делах. Одно из них датируется 50 или началом 49 г., а другое – 46г. Здесь, разумеется, не место для анализа самих этих писем, об этом речь пойдет ниже. Сейчас же можно лишь указать на то обстоятельство, что подлинность этих писем неоднократно подвергалась сомнению¹. Такие сомнения были высказаны еще в XVI веке². В дальнейшем в историографии были высказаны мнения и «за», и «против». Например, Т. Моммзен считал «Письма» подложными, но Э. Мейер склонялся в пользу подлинности «Писем». В 20-30 годах XX века подавляющее большинство исследователей высказалось в пользу подлинности этих «Писем», однако Р. Сайм поколебал эту уверенность³. Но сейчас все же принято считать, что письма написаны в I веке до н.э. и принадлежат Саллюстию⁴.

Саллюстий и Цицерон в общем ряду авторов, информация которых по интересующей нас проблеме будет подвергнута анализу, выделяются в том отношении, что они являлись и современниками Цезаря, и людьми, в той или иной степени лично с ним соприкасавшимися. И прежде чем перейти к изложению кратких сведений о других авторах, нелишним было бы сопоставить Цицерона и Саллюстия.

Оба они являются типичными идеологами эпохи гражданских войн¹. В древности господствовало представление, по которому Цицерон и Саллюстий были личными врагами. Это представление основывалось, главным образом, на взаимных инвективах, якобы действительно написанных Цицероном и Саллюстием. Но подлинность этих инвектив вызывает сильные сомнения. Например, в своем памфлете Саллюстий не мог упрекать Цицерона за то, что тот является «новым человеком», так как сам Саллюстий выступал в том же качестве². Кроме того, Саллюстий, как сторонник Цезаря, не мог поносить Цицерона за угождение перед диктатором³.

Как уже было отмечено выше, Саллюстий еще до гражданской войны в своей политической деятельности ориентировался на Цезаря, а когда разразилась междоусобица, будущий историк выступил в рядах цезарианцев. Саллюстий, как тоже уже отмечалось, адресовал Цезарю два письма о государственных делах, первое из которых (в рукописи значится вторым) датируется приблизительно 50 г. или самым началом 49 г., а второе – однозначно 46 г., уже после африканской кампании Цезаря. Второе письмо Саллюстия дает ретроспективный взгляд на события начала гражданской войны. Так, Саллюстий писал Цезарю, что тот воевал с человеком, «прославленным, могущественным, жадным до власти, не столько мудрым, сколько удачливым; за ним последовали лишь немногие, ставшие твоими недругами, из-за того, что считали себя несправедливо обиженными, а также те, кто был связан с ним родственными или иными тесными узами. Власти же не разделял с ним никто, а если бы Помпей смог это стерпеть, война не потрясла бы всего мира»¹.

Нетрудно заметить, что Саллюстий вполне сходится с Цезарем в объяснении причин гражданской войны, обвиняя в ее развязывании не самого Цезаря, а его недоброжелателей. Из этого следует, что если Саллюстий считал ведение войны со стороны Цезаря справедливым делом, то и то положение, которое последний занял вследствие своей победы в этой войне, Саллюстий не мог не признавать вполне законным, тем более, что он, в своих письмах, предлагал Цезарю как диктатору целый ряд мероприятий по устройству государства, сотрясенного войной.

Резким диссонансом позиции Цезаря и Саллюстия выступают сведения, которые имеется возможность извлечь из соответствующих писем третьего современника и участника гражданской войны – Марка Туллия Цицерона. Письма Цицерона, написанные по самым горячим следам тех переломных событий, являются ценнейшим источником сведений. Сквозь них проглядывает человек, который всей своей душой за государство, оказывающееся на краю гибели, который находится в смятении и трепете.

Еще за три месяца до начало гражданской войны Цицерон писал к Аттику из Малой Азии, что он прослышал о поразительных ужасах со стороны Цезаря, в связи с тем, что тот не распустит свое войско ни при каких условиях¹. Нельзя не заметить резкий контраст с подходом к этой проблеме самого Цезаря и Саллюстия, которые вовсе не считали, что необходимо было распускать армию. У Цицерона было острое предчувствие гражданской войны. Примерно в то же время(то есть, осенью 50 г.) он писал Аттику, что ему кажется, что он предвидит такую великую схватку, какой не бывало раньше². И, наконец, Цицерон вовсе не был в восторге от такой перспективы. И вместе с тем, уж если это неизбежно, то Цицерон безаппеляционно заявляет своему адресату, что, по его мнению, лучше разделить с Помпеем поражение, чем с Цезарем – победу³. Цицерон желал предотвратить стремительно нараставшие грозные события. Он писал в декабре 50 г., что, хоть и согласен с Помпеем, но самого Помпея будет склонять к согласию⁴, что, все более опасаясь за положение государства, он полагает, что во что бы ни стало нужен мир, ибо победа принесет много бед и, конечно, тиранию¹; что в результате разговора с Помпеем о создавшейся ситуации, он, Цицерон, увидел, что нет не только надежды на примирение, но, со стороны Помпея – и желания² и что наконец, никогда государство не было в большей опасности³.

Как видно из приведенных свидетельств, Цицерон отнюдь не входил в число ярых помпеянцев, которые готовы были, не раздумывая, ринуться вслед за своим вождем в водоворот войны. Цицерон не победы хочет для Помпея, он не хочет самой войны, считая её величайшим бедствием⁴.

Нельзя не заметить также разочарованности Цицерона в предводителе республиканцев, неуверенность в котором он высказывал еще до начала гражданской войны. Например, в январе 49 г., Цицерон пишет о действиях Помпея, называя их глупыми и неосмотрительными⁵. Цицерон уверяет, что нет ничего более нелепого, чем то, что Помпей бежал из Рима⁶; что Помпей слаб, так как у него нет ни присутствия духа, ни осмотрительности⁷, и так далее. Однако, в итоге Цицерон все-таки последовал за Помпеем, но по двум причинам: во-первых, он считал себя лично ему обязанным за содействие в возвращении из изгнания еще в 57 г., а во-вторых, и это главное, так как все-таки Помпей состоял во главе сил, защищавших незыблемость существующего государственного строя.

Но как же Цицерон относился к Цезарю во время разгара гражданской войны, что определяет, разумеется, и ту меру легитимности, которую он предавал положению, занятому Цезарем в результате победы в этой междоусобице? В письме от 12 января 49 г., т.е. через 2 дня после начала военных действий, Цицерон отмечает, что Цезарь несколько бессовестен, что удерживает за собой и войска, и провинцию (т.е. – Цизальпинскую Галлию) против воле сената⁸. Очевидно, что Цицерон считал Цезаря обязанным повиноваться воли сената, как высшего правительственного органа римского государства, в то время, как ни Цезарь за собой, ни Саллюстий за ним такой обязанности не признавали. В другом письме Цицерон сравнивает Цезаря с Ганнибалом (в отношении к Италии и Риму), уверяет, что Цезарь – безумный и жалкий человек, никогда не видевший даже тени прекрасного. Потрясают слова Цицерона: «И все это он делает, по его словам, ради достоинства. Но где достоинство, если не там, где честь? Честь, следовательно, иметь войска без официального разрешения; занимать города, населенные гражданами; …задумать множество преступлений, чтобы высшую богиню – власть иметь?.. Клянусь, я предпочел бы… умереть тысячу раз, чем однажды задумать такое.»¹. В другом месте Цицерон именует Цезаря Писистратом², который был знаменитым тираном древности. И еще одно место, где, весной 49 г. Цицерон пишет о Цезаре, что тот пылает яростью и преступлением и требует назначить себя тираном. И если так Цицерон определял роль Цезаря, которую тот играл в развязывании гражданской войны и в ее ходе, то можно себе представить, какую меру законности отводил Цицерон положению Цезаря, занятому им в результате его победы в той войне, где он выступал, по глубокому убеждению Цицерона, в качестве посягающего на республиканские устои римского государства, столь священные для Цицерона, хоть и видевшего недостатки существующей системы, а потому и идеализировавшего несовременное ему состояние государства, а прошлое³.

Теперь, установив, какую меру легитимности придавал тому исклю-чительному положению в римском государстве, которое он занял, сам Цезарь, а также два его современника – Саллюстий (полностью солидарный с ним) и Цицерон (резко ему противоречащий), необходимо перейти к характеристике сведений авторов родившихся после гражданской войны 49-45 гг. и диктатуры Цезаря, взгляд которых на степень законности положения Цезаря представлял собой ретроспекцию – с дистанцией от примерно семидесяти лет (у Веллея Патеркула) до целых двухсот (у Аппиана).

Понятное дело, Веллей Патеркул, как наиболее близко отстоящий по времени от той эпохи автор, и должен быть первым в этом ряду. Событием, связанным с гражданской войной и с диктатурой Цезаря историк посвятил главы с 48-й по 56-ю своего труда, а позже, уже после описания убийства Цезаря, Веллей вновь возвращается к тому времени, упоминая о движении Милона Целия Руфа, в 68-й главе. У Веллея Патеркула мы находим характеристику обоих соперников – и Помпея, и Цезаря. Так, Помпея историк ставит очень высоко, заверяя, что описание величия этого мужа потребовало бы многих томов, но в столь кратком сочинении он, Веллей, вынужден сказать лишь немногое¹. Цезаря, Веллей также считает величайшим деятелем². Историк восхищается ими обоими в равной степени и считает их равновеликими. Однако, Веллей признает, что эти два величайших деятеля не могли мирно сосуществовать, так как согласие между ними было неустойчивым из-за борьбы за власть³. Историк немало места в своем, в целом кратком сочинении, отводит описанию предыстории гражданской войны, ее началу и характеристике противоборствующих сторон. Нельзя не отметить, в первую очередь, что Веллей Патеркул, так же как и Цицерон, считает эту войну величайшим бедствием и горем для государства и его граждан. Так, историк поздравляет Кв. Катулла, обоих Лукуллов, Метелла и Гортензия, которые процветали в государстве, не знавшем взаимной вражды(конечно, это явная натяжка) и благополучно скончались еще до того, как началась гражданская война и государство было ввергнуто в пучину гибели и хаоса⁴. Историк резко порицает губительную деятельность народного трибуна Куриона, разжигателя междоусобных расприй⁵.

Веллей считает вполне справедливым и законным, чтобы и Цезарь, и Помпей одновременно распустили бы свои войска¹, и разоблачает, по его мнению, лицемерное поведение Помпея, который, поддакивая тем, кто требовал от Цезаря роспуска армии, в то же время отказывался разоружиться сам². Веллей признает требования Цезаря вполне справедливыми и что войне не было бы места, если б не злокозненная деятельность Куриона и ему подобных³. Характеризуя дело каждого из соперников в вспыхнувшей войне, Веллей признает Помпеево дело более справедливым, а Цезарево – более надежным⁴; отмечает, что там (т.е., со стороны Помпея) – все блистательно, что Помпея вооружает авторитет сената, а Цезаря – доверие воинов⁵. Веллей утверждает, что Цезарь не упустил ничего из того, что могло бы способствовать сохранению мира⁶, а когда все средства были исчерпаны и тому угрожала участь стать частным лицом, он решился перейти Рубикон⁷.

Таким образом, в отношении сведений Веллея Патеркула по данной проблеме можно сделать следующие обобщающие замечания. Как раз таки у Веллея и может идти речь об определении какой–то меры законности в исключительном положении Цезаря, которое он занял вследствие победы в гражданской войне, потому что, в процентном выражении сам Цезарь, а также Саллюстий определяли эту меру в 100, а Цицерон, наоборот, в 0%. У Веллея же налицо осторожный и взвешенный подход. Автор «Римской истории» признает, что лучше, если б этой войны не было вовсе, а причиной ее считает противостояние двух великих личностей, которых столкнули низкие и завистливые люди. Веллей признает наличие попыток Цезаря решить дело миром, но переход его через Рубикон он все-таки явно не одобряет, что видно из того указания, что дело Помпея более справедливое. Следовательно, Веллей считает, что то положение, которое впоследствии занял Цезарь, является законным с точки зрения победителя, но вовсе не законным с точки зрения гражданина своего государства.

Марк Аней Лукан, своей поэмой «Фарсалия» и своей гибелью заслуживший славу тираноненавистника, очень четко на страницах дает понять, какова его позиция в вопросе о законности власти Цезаря.

Выше уже отмечалось, каково было первоначальное намерение поэта в отношении своего произведения, и что заставило его изменить свои планы. Однако, не следует преувеличивать влияние ссоры с Нероном на душевную метаморфозу Лукана. Автор «Фарсалии» нигде не выказывает особого уважения к памяти Цезаря. Уже в 1 книге, где приводится посвящение Нерону и просьба о его благосклонности, выраженная в форме настоящего панегирика, поэт очень нелестно отзывается о Цезаре. Лукан утверждает, что Цезарь не может признать кого бы то ни было первым¹; что Цезарь имел только одну радость- как могучий поток устремляется вперед, не зная пощады²; и что он с ликованьем в душе путь пролагал меж развалин³. Поэт сравнивает Цезаря с молнией⁴. Однако, вместе с тем необходимо отметить, что и Помпея Лукан также вовсе не оправдывает, когда заверяет, что равных не терпит Помпей⁵; и утверждает, что в чьем оружии более права - ведать грешно⁶. Однозначно отрицательным является отношение Лукана к гражданской войне⁷. Притом такое отношение сохраняется на протяжении всей поэмы. К Помпею же и к Цезарю отношение поэта на протяжении поэмы постепенно меняется. Помпей приобретает все более величественные и, и вместе с тем, трагические черты. В момент своей гибели он изображается просто как какой-нибудь эпический герой. Цезарь же, наоборот, изображается все в большей степени мрачным и отталкивающим злодеем. Лукан называет Цезаря во брани свирепым, ищущим только дороги, залитой кровью⁸; утверждает, что Цезарь предпочитает не входить открытыми воротами, а разбивать их, и поля мирных поселян, готовых смириться перед ним, жечь огнем¹. Притом, с того момента, когда Цезарь отпускал на свободу плененного им Л. Домиция, Лукан восклицает, что для гражданина наихудшая кара – это прощение за принадлежность к числу борцов за свободу Отечества². Лукан, изображая возвращение Цезаря в Рим, отмечает реакцию народа, что нигде вождя не встречали клики ликующих толп, но Цезарю, по уверению поэта, приятен был ужас, который он внушал³. По Лукану, Цезаря в Риме лишь ненавидеть могли⁴. Показательно описание Луканом эпизода с созывом Цезарем сената, когда поэт замечает, что его (Цезаря) своевольных решений стал очевидцем сенат⁵. Описывая осаду Массилии, Лукан возносит хвалу этому городу, который смог хоть на некоторое время задержать будущего властелина над своими согражданами⁶. Изображая события войны 49 г. в Испании, Лукан словами М.Петрея к войску утверждает, что Цезарь, приняв сдавшихся в плен воинов-сограждан, получит новых рабов⁷.

Таким образом, на основании всего вышеотмеченного можно совершенно определенно установить, какую же меру легитимности придавал Лукан такому сложившемуся положению вещей, при котором абсолютная и бессрочная власть попала в руки одному человеку. Если выразиться очень коротко, то можно лишь сказать одно – никакую. На всем протяжении поэмы Лукана приводятся такие сведения и в такой постановке, которые однозначно свидетельствуют о том, что Лукан считал Цезаря тираном, насильно получившим немыслимую, с точки зрения традиционной системы римских магистратур (хотя выше было показано, это совсем не так, ибо нарушений римской конституции и до Цезаря было немало) путем вооруженного захвата, честолюбивым злодеем, шагающим по трупам. И при этом, в принципе, такой подход ясен уже с самого начала «Фарсалии», когда еще не произошла пресловутая душевная метаморфоза Лукана. Нетрудно заметить, что Лукан в своих взглядах по этому вопросу очень близко сходится с Цицероном, они занимают, практически, одну и ту же позицию. Из этого следует, что отношение Цицерона к Цезарю как к тирану и узурпатору не осталось на уровне его личного мнения, а также, разумеется, ненависти ярых помпеянцев, а получило свою традицию, так, что Лукан, живший почти через 100 лет после смерти Цицерона, говорит как бы его словами.

Глава II. Должность диктатора в Риме до Цезаря

Интерес к личности Цезаря находился в прямо пропорциональной зависимости от общего внимания к античности в целом. В середине века изучению античности уделяли недостаточное внимание, главным образом в связи с историей первоначального христианства. В Цезаре же в то время видели, прежде всего, некое олицетворение абсолютной императорской власти. Но эпоха Возрождения, которая характеризовалась резким увеличением интереса к античному населению, по новому взглянула на классическую древность и, в соответствии со своим антропоцентризмом, выдвинула ряд ярких образов виднейших деятелей античного мира. Но в основном это относилось к области искусства – для гуманистов истинными кумирами были Цицерон или Вергилий, но никак не Цезарь. Однако, вместе с тем можно утверждать, что Цезаря как личность открыл один из виднейших деятелей Ренессанса, Франческо Петрарка, отказавшись от одностороннего взгляда на Цезаря как на олицетворение абсолютной власти.¹

Если же говорить о подробной разработке важнейших моментов в истории перехода от республики к империи в Древнем Рима, одним из основных этапов которого являлась деятельность Юлия Цезаря, то здесь может подразумеваться лишь историография нового времени и дальнейшие исследования современных ученых. Во многом благодаря немецким историкам XIX века сложился тот мифический образ Цезаря – сверхчеловека, который и сейчас, в принципе, принимает немало людей, занимающихся изучением древней истории, особенно дилетантов. Родоначальником такого подхода следует признать известного исследователя Друманна, который в своей истории Рима утверждал, будто бы Цезарь с самых юных лет поставил для себя цель достигнуть монархической власти и стремился добиться этой задачи, преодолевая любые препятствия. По Друманну, Цезарь не исключал в своих действиях на пути к вожделенной мечте, наряду с отчаянной смелостью и решительностью, также и холодный расчет, и что будто бы такие видные деятели, как Помпей, Красс или Цицерон, были только пешками в его руках. Друманн не жалел уничтожительных эпитетов в адрес выдающихся современников Цезаря, третируя даже Цицерона.¹

Но как не странно, знаменитому немецкому историку, лауреату Нобелевской премии в области литературы Т. Моммзену, хотя он и был последователем Друманна, удалось создать гораздо более стройную и яркую апологетическую концепцию места Цезаря в истории Древнего Рима в такой степени, что всех последующих исследователей периода поздней римской Республики нельзя не разделить на сторонников концепции Моммзена и на ее противников. Т. Моммзен придавал Юлию Цезарю совершенно исключительную роль не только в римской истории, но даже и во всемирной. «Именно в эпоху Юлия Цезаря были намечены все пути, по которым с тех пор и идет человечество»². Для Т. Моммзена, Цезарь – гениальный человек. Он прозорливый политик и искусный дипломат, не знающий себе равных полководец и выдающийся писатель и оратор. Но прежде всего Цезарь – государственный человек.³

Главная его отличительная особенность – полнейшая гармония во всем. Эта апологическая концепция была изложена в XI главе III тома «Римской истории». Моммзен также считал, что Цезарь смолоду стремился к монархической власти, и тоже, как и Друманн, принижал роль и значение его современников. Например, Помпей для Моммзена – человек, дюжинный во всем, кроме своих амбиций. Для такого подхода к оценке Т.Моммзеном значения Цезаря для римской истории существовала реальная почва – историк, создавая III том своего труда в 50-е годах XIX в., выразил чаяния немецкой буржуазии, мечтавшей об объединении Германии под властью демократического монарха.⁴

Из историков ХХ в., склонявшихся в сторону концепции Т. Моммзена, не принимая во внимание таких крайних апологетов, как, например, Гундольф, написавший сочинение «Цезарь. История его славы» или Брондес, создавший двухтомный труд, посвященный Цезарю¹, стоит особо выделить выдающегося немецкого историка М. Гельцера. Известный исследователь позднереспубликанского периода существования римского государства, он написал капитальную биографию Цезаря. В своей работе М.Гельцер утверждал, что Цезарь, несмотря на видимое поражение, выраженное в заговоре на его жизнь и в его убийстве в мартовские иды 44г., все-таки остается победителем, ибо политическая жизнь последующего времени развивалась по пути, проложенном им². Октавиан Август, по мнению Гельцера, хоть и использовал менее вызывающие формы господства, но империя, тем не менее, утвердилась на основах, созданных Цезарем, когда на смену сенатской олигархии пришла военная монархия³.

Гельцер не отрицал наличия у Цезаря монархического поползновения, но полагал, что Цезарь впервые задумался о том, чтобы получить в свои руки абсолютную власть, когда его долго не было в Риме во время Галльской войны и нахождения в окраинных землях тогдашней ойкумены, где полисные традиции отсутствовали⁴. Кстати, Гельцер не был одинок в своем таком мнении. Например, Паис полагал, что монархический идеал сформировался у Цезаря во время пребывания в Египте под влиянием знаменитой Клеопатры⁵.

Таким образом, налицо целое направление в историографии XIX-ХХ вв., которое можно назвать апологетическим.

Но почти одновременно с рождением концепции Т.Моммзена появились работы ряда ученых, которые если и не являлись антиподами этой концепции, то, во всяком случае, значительно ей противоречили. К.Нич в своей «Истории римской республики» приписывал Цезарю не созидательную, а разрушительную роль. По мнению Нича, Цезарь виновен в том, что он, благодаря своей деятельности, прекратил существование Римской республики, которой он, однако, не смог создать равноценную замену¹.

Противником концепции Т.Моммзена выступил также итальянский историк Г.Ферреро, написавший «Величие и падение Рима». Характеристика Цезаря у Ферреро вытекает из отрицательного отношения к телеологизму Друманна и Моммзена². По мнению Ферреро, Цезарь – гениальный… авантюрист. Иногда он реализовывал свои дерзкие планы, но зачастую оказывался игрушкой в руках обстоятельств³. Как считал Ферреро, Цезарь стремился избежать гражданской войны, но допускал при этом ощибку за ошибкой⁴. По Ферреро, после победы в междоусобной борьбе положение Цезаря оказалось непрочным: занимая, по видимости исключительное место в государстве и обладая, казалось бы, абсолютной властью, в действительности диктатор был вынужден угождать то одной, то другой группе своих сторонников и использовать свою, на самом деле шаткую власть, для их задабривания⁵. То есть, Цезарь не имел, по мнению итальянского исследователя, прочной социальной опоры. Следовательно, по Г.Ферреро, и государство Цезарь оказался не в состоянии восстановить⁶.

Автор интересного исследования «Монархия Цезаря и принципат Помпея», немецкий историк Э.Мейер развил своеобразную точку зрения на особенности переломного периода в становлении нового римского государственного строя. По мнению Мейера, Помпей и Цезарь являлись создателями двух различных систем государственного устройства⁷. Помпей своим беспрецедентным положением, когда он, занимая сразу несколько абсолютно несовместимых должностей, а в 52г. был даже консулом «без коллеги», являлся, по Мейеру, неким прообразом принцепса при такой системе, когда существует сенатская республика, а принцепс выступает в роли первоприсутствующего в сенате, в функции охранителя - республиканских устоев¹. Как считал Мейер, именно Помпей, а не Цезарь, был непосредственным предшественником Октавиана Августа², который, как известно, и создал систему принципата, просуществовавшую до конца III в. Цезарь же, по мнению немецкого исследователя, стремился создать монархию эллинистического типа и предвосхитил развитие римского государства на несколько веков вперед³. Характеристике Цезаря Мейер посвятил две главы своего исследования: «Личность и цели Цезаря.» и «Цель Цезаря. Абсолютная монархия»⁴.

Английский историк Р.Сайм в своей «Римской революции» постарался дать осторожную и взвешенную оценку деятельности Юлия Цезаря. Сайм считал, что практические цели Цезаря определялись стремлением ликвидировать последствия гражданской войны⁵. Поэтому автократизм диктатора, по мнению Сайма, был вынужденным, он обусловливался обстоятельствами. Исходя из этого, Р.Сайм отрицал стремление Цезаря к абсолютной власти⁶.

Стоит коснуться и российской историографии. В круг интересов Р.Ю.Виппера, историка широкого профиля, оставившего заметный след в развитии русской историографии⁷, входило и изучение позднеереспуб-ликанского периода римской истории. Кризис и падение римской республики Виппер связывал с упадком демократии. Виппер считал, что Цезаря нельзя назвать вождем римской демократии и продолжателем дела Гракхов⁸. Рассматривая историю Цезаря в социальном плане, Виппер выступал противником телеологизма. По Випперу, Цезарь, первоначально действительно сторонник демократической оппозиции и позднее – вождь партии популяров, впоследствии отошел от нее и стал политическим деятелем, опирающимся на военную силу, солдатским вождем⁹.

М.И.Ростовцев, автор исследования «Рождение Римской империи», считал, что нельзя с достаточной степенью точности определить, допускал ли Цезарь в 50-е года мысль о том, что военное столкновение с Помпеем и сенатской партией неизбежно, но, во всяком случае, он не исключал возможности двоевластия¹. Ростовцев, по сути дела, поддерживал теорию Мейера, когда утверждал, что исключительные полномочия Гнея Помпея, которые он сосредоточил в своих руках в 52 г., явились прецедентом для будущего принципата². Ростовцев полагал, что Цезарь, в результате прихода к власти, не изменил внешнего облика римской конституции, так как остались в наличии те же сенат, народное собрание и магистраты, но внутреннее содержание государственного строя подверглось значительной переделке, ибо над республиканскими структурами выросла неограниченная власть одного, в наибольшей степени напоминающая тиранию греческого образца³.

Советский исследователь Н.А.Машкин в своем капитальном труде «Принципат Августа» уделил значительное место оценке деятельности Цезаря на различных этапах его политической карьеры. Машкин дал развернутую характеристику такому историческому феномену, как «цезаризм». По мнению историка, сущность «цезаризма» заключается в умелом и ловком лавировании между различными слоями римского общества⁴. Машкин выступил резким противником телеологического подхода.

Много внимания разработке различных аспектов кризиса и падения римской республики и перехода к империи уделил С.Л.Утченко, автор таких исследований, как «Юлий Цезарь», «Цицерон и его время», «Идейно-политическая борьба в Риме накануне падения республики и др.

В «Юлии Цезаре», Утченко подробно осветил историю диктатуры Цезаря, высказал свой взгляд на понятие «цезаризм». Утченко отказался от трактовки «цезаризма» как общеисторической категории, укладывая этот феномен только в рамки истории Древнего Рима¹.

Таким образом, в самом сжатом виде были представлены основные взгляды виднейших представителей российской и западноевропейской историографии XIX-XX вв. о деятельности Юлия Цезаря как важнейшего этапа переходного периода от республики к империи в Древнем Риме, о личности Цезаря и о характере его власти. Нельзя не признать, что взгляды эти отличаются удивительным разнообразием. Во многом это можно объяснить тем, что все ученые опирались в своих исследованиях на данные, главным образом, почерпнутые из сочинений античных авторов. Можно ли допустить, что было бы такое разнообразие концепций и подходов в новой историографии, если бы они основывались на полностью идентичных друг другу источниках? Едва ли. С другой стороны, такое разнообразие мнений и оценок свидетельствует о необычной сложности и трудноразрешимости проблемы диктатуры Цезаря.

Глава III. Должность диктатора в Риме до Цезаря

Диктатура Цезаря тоже, разумеется, не могла возникнуть на пустом месте, без каких-либо причин. Предпосылки эти нельзя не признавать глубинными, имеющими свои истоки за много десятилетий до 40-х гг. I в. до н.э. Основная причина заключается в том, что система магистратур сложилась еще в то время, когда Рим был совсем не тем, чем он стал впоследствии, не мировой державой, раскинувшей свои владения на трех континентах, а сравнительно скромным городом-государством в Средней Италии¹. Система магистратур, включающая в себя такие должности, как два ежегодно сменяемых консула, обладающих высшей властью, а также преторов, ведавших судебными делами, эдилов, занимавшихся благоустройством города и квесторов, ведавших финансами, предназначалась для города-государства, но и как не для мировой державы. Когда Рим начал постепенно, вследствие многочисленных войн, расширять свою территорию и терять черты, присущие полису, тогда стали возникать компромиссные варианты, задача которых заключалась в приспособлении системы магистратур к изменяющимся условиям. Например, консулы и преторы после сложения своих полномочий становились проконсулами и пропреторами с властью наместников в присоединенных территориях. Эти должности тоже были годичными.

Необходимо отметить еще такую должность, как диктатор. Появление такого должностного лица в системе римских магистратур объясняется превратностями того времени, когда могла возникнуть такая чрезвычайная обстановка, что необходима была концентрация высшей власти в одних руках. К примеру, во время тяжелейшего для Рима периода II Пунической войны, когда угроза самому существованию римского государства в лице Ганнибала, действовавшего со своей армией в Италии, была очень реальной, был назначен диктатор, которым стал знаменитый

Квинт Фабий Максим Кунктатор. Характер староримской диктатуры, заключался в ее совершенной автономности. Сущность этой должности ясна – это как бы возвращение к царской власти.¹ Но надо отметить, что староримская диктатура была весьма кратковременной должностью, срок её не мог превышать полугодичный отрезок времени. Собственно, диктатура являлась очень древней латинской должностью, но чем именно она была вызвана в Риме, до сего времени остается невыясненным.²

Как видим, уже на ранней стадии своего существования, римское государство со своей должностной системой было вынуждено приспосабливаться к изменяющимся обстоятельствам, как более частного (например, какая-нибудь чрезвычайная ситуация), так и более общего (превращение города-государства в крупную державу) характера. Из этого следует, что система римских магистратур, формально оставаясь статичной (те же консулы, преторы и т.д.), фактически была подвержена внутренним изменениям при сохранении внешней формы. То есть, она отнюдь не являлась на протяжении веков чем-то нерушимым и незыблемым.

Но к рубежу II и I вв. до н.э., когда Рим уже в течение нескольких десятилетий существовал в качестве средиземноморской державы, возникла качественно новая явление в системе магистратур – появились так называемые экстраординарные магистратуры.³ Развитие этого явления было выражением политического кризиса, приведшего в конечном счете, к гражданским войнам и установлению монархии.⁴ Система экстраординарных магистратур свидетельствовала о кризисе республиканского строя.⁵ Собственно говоря. Следует различать 2 понятия – кризис полиса и кризис республики. Их нельзя считать полностью идентичными, они не равновелики и не совпадают по времени. Кризис полиса начался с укрупнения территории города Рима, а завершился союзнической войной, протекавшей в 91–88 гг., когда римское гражданство перестало быть достоянием только одних римлян, а распространилось и на жителей Италии, местом проживания которых не был сам город Рим.⁷ Кризис же республики можно рассматривать как следствие кризиса полиса.¹

Таким образом возникновение и развитие экстраординарных магистратур явилось важным поворотом в течении римской истории, в конечном счете, можно смело утверждать, что нити этого феномена тянутся к диктатуре Цезаря, а саму эту диктатуру вполне возможно рассматривать как следствие этого процесса, а также как высшее его проявление.

Причиной установления системы экстраординарных магистратур послужило частое возникновение таких ситуаций, когда существующие политические органы не могли справиться с возникшими затруднениями.² Можно привести несколько наиболее ярких и показательных примеров.

Впервые об экстраординарной магистратуре, как таковой можно говорить в связи с событиями 121 г., когда консулы были наделены чрезвычайными полномочиями в борьбе против Гая Гракха на основании так называемого «пусть консулы усмотрят».³

Следующим примером может быть диктатура Луция Корнелия Суллы, явление совершенно беспрецедентное во всей истории Древнего Рима до того времени, бывшая непосредственным следствием гражданской войны 80-х годов и грозным предзнаменованием грядущей окончательно гибели республики. Сама память Суллы очень резко осуждалась по вполне понятной причине. Прежде всего помнили о его кровавых проскрипциях. В XVIII веке на Суллу смотрели исключительно как на кровожадного тирана.⁴ Оценка же деятельности Суллы в последующей историографии была противоречивой. Так, Моммзен называл Суллу консерватором, сторонником и защитником сенатской олигархии, Каркопино, напротив, считал Суллу чуть ли не революционером.¹

Можно, в целом, согласиться с тем утверждением, что Суллу нельзя считать тираном, в полном смысле этого слова, так как главная черта тирана – насильственный захват власти и удержании её любой ценой, Сулла же вполне добровольно сложил свои полномочия.² Личное стремление к власти, вряд ли играло в планах Суллы ведущую роль.³ Всю полноту власти дала победа Суллы в гражданской войне над Гаям Марием и его сторонниками.⁴ Получив власть, Сулла предпринял ряд мероприятий, направленных, по его мнению, на установление порядка в государстве и укреплении положения в сенатской олигархии, как высшего и правящего сословия. Сулла понимал, что необходимы, с одной стороны уступки настолько обширные, насколько это было совместимо в сохранением аристократического правления, а с другой – репрессивные меры, чтобы ввести в русло и сдержать расходившиеся страсти и разнузданную волю.⁵ Сулла не был по природе ни жесток, ни злопамятен, но теперь он был вынужден идти на репрессивные меры, чтобы с корнем вырвать мятежный дух.⁶ Репрессии были проведены, главным образом, посредством проскрипций, в результате чего было уничтожено около 50 сенаторов и 1600 всадников, а их имущество подлежало конфискации.⁷ Из своих ветеранов, а также вольноотпущенников (так называемые Корнелии), Сулла пытался сделать опору своему режиму. Так, в интересах ветеранов он осуществил насильственную экспроприацию земельных владений своих политических противников, и 120 тыс. человек оказались облагодетельствованными за чужой счет.⁸ Сенат Сулла постарался поставить так же высоко, как тот стоял прежде – пополнил число сенаторов, упразднил цензуру и отменил назначение в сенат.¹ С другой стороны, Сулла свел на нет почти всякое значение народного собрания. А народных трибунов настолько лишил влияния, что теперь они, занимая эту должность, уже не могли претендовать ни на какую другую, а для своей интерцессии они должны были терять теперь, по иронии, испрашивать разрешения у того же сената, против которого как правило, они эту интерцессию и проводили.²

Таким образом, полученная на основании чрезвычайного закона Валерия, прецедентом которого были те решение об экстраординарных полномочиях, что к этому времени насчитывали уже полувековую давность,³ власть Суллы была направлена на установление такого порядка в государстве, что для диктатора казался наилучшим, и который можно назвать консервативно-охранительным.⁴ Но если реформы Суллы соответствовали интересам аристократии, то единоличное его правление, исключительный вес, который при нем приобрели наемная армия и клиентела, противоречили целям и задачам аристократов.⁵

Как видим, диктатура Суллы не имела ничего общего со староримской диктатурой (кроме одного и того же названия), но была качественно новым явлением.⁶

Позже экстраординарные магистратуры получили свои дальнейшие прецеденты. Так, в силу особых полномочий вели войну в Испании против Квинта Сертория, Цецилий Метелл и Гней Помпей. В 74 г. пропретор М. Антоний был наделен чрезвычайными полномочиями в борьбе против пиратов, так как действия его должны были осуществляться в разных областях.⁷ Исключительные полномочия, Гней Помпей в очень короткий промежуток времени дважды – по закону Габиния от 67 г. для борьбы с пиратами и по закону Манилия от 66 г. для завершения затянувшейся войны с понтийским царем Митридатом IV,¹ так же не умещались ни в какие рамки. Далее, разве можно признать полностью соответствующему ложному представлению о незыблемости и нерушимости в течении веков римского государственного строя возникновение в 60 г. так называемого первого триумвирата (названного так по аналогии со вторым)? Первый триумвират явился следствием дальнейшего углубления кризиса республиканского строя, когда благодаря негибкой политике правящих верхов была создана оппозиция сенату в лице Помпея, Цезаря и Лициния Красса, которая однако, имела целью не демократизацию римского государства, а удовлетворение своих личных амбиций.² Сущность этой коалиции хорошо понимали современники. Так, М. Теренций Варрон Реатинский называл этот союз трехглавым чудовищем, а Цицерон утверждал, что власть в государстве перешла к трем неумеренным людям и что подчинение им – это рабство.³ Кроме того, следует отметить тот немаловажный факт, что многие исследователи признавали за Цезарем ведущую роль в этой тройке и полагали, что созданием им триумвирата являлось убедительнейшим доказательством его монархических устремлений.⁴ Во всяком случае, ими почти единогласно признается, что первый триумвират был одной из ступеней, ведущих к самодержавию.⁵

И наконец, нельзя не отметить то исключительное, совершенно недопустимое, с точки зрения староримских государственных традиций, положение несчастливого соперника Цезаря, которое он на протяжении целого ряда лет занимал в римском государстве. Помпей, еще в 25-летнем возрасте, вопреки всяким прецедентам, удостоившийся триумфа, в 36 лет, т.е. – в 70 г., не занимая перед этим никакой магистратуры (квестор, эдил, претор) ставший консулом, в 67 – 66 гг. сосредоточивший в своих руках почти неограниченную власть в связи с чрезвычайной обстановкой и бывший наиболее весомой фигурой в первом триумвирате, в середине и во второй половине 50 гг. сосредоточил в своих руках абсолютно несовместимые, и при этом очень важные функции.¹ Еще в 57 г. он получил чрезвычайные полномочия, связанные с обеспечением города Рима продовольствием.² Сохраняя эту функцию на протяжении ряда лет, в 55 г. он получил проконсульскую власть в обеих Испаниях на 5-летие, но сам при этом оставался в окрестностях Рима, наблюдая за развитием событий в городе, а Испаниями управлял посредством своих легатов (что, конечно, было по идее, совершенно недопустимо).³ А позже, когда обстановка в Риме, в следствии обострения политической борьбы накалилась до предела и, с одной стороны, наметилось резкое охлаждение взаимоотношений между Цезарем и Помпеем из-за их соперничества, а с другой – началось сближение Помпея с тем самым нобилитетом, против которого он не однократно выступал прежде, в то время, когда улицы Рима стали ареной столкновений между вооруженными отрядами крайнего демагога и проходимца Клодия и сторонника нобилитета Милона и когда возрастала нервозность в связь с завершением Галльской войны и грядущим возвращением Цезаря во главе огромной закаленной в боях и преданной ему армией, в котором видели опасность для существующего государственного строя, на повестку дня встал вопрос о назначении диктатора (в лице Помпея, конечно), который сумел бы стабилизировать обстановку, и когда это назначение показалось уж слишком неблагозвучным, то, в конце-концов, на исходе февраля 52 г. по предложению М. Бибула, Помпей был избран консулом без коллеги, чего конечно же не случалось со времен легендарного Брута.⁴

Сделавшись консулом без коллеги, Помпей занял положение, которое противоречило всяким прецедентам – он, как проконсул, обязан был находиться в Испаниях, но никак не в Риме, однако он, не слагая проконсула, стал вместе с тем консулом, при это сохраняя свои обязанности по снабжению Рима продовольствием.¹ Связав свою судьбу, в конце своей жизни и политической карьеры, с сенатской аристократией, Помпей в разразившейся вскоре гражданской войне выступил в качестве главы нобилитета, подняв свой меч на защиту республики, хотя сам в мечтах лелеял желания обрести неограниченную и бессрочную власть в государстве (на что указывают буквально все наши источники).²

Помпей имел возможность сосредоточивать в своих руках такие полномочия, прежде всего вследствие того, что он опирался в своих действиях на армию, т.к. он выступал на римской политической и общественной арене в качестве победоносного полководца. И прежде чем перейти к анализу сведений античных авторов о той мере законности, который каждый из них придавал факту занятия Цезарем высшего и исключительного положения в римском государстве, необходимо отметить роль армии в политической жизни первого века до н.э.

Эту роль вполне можно назвать еще одним показателем кризиса республиканского строя. Это было связано с процессом профессионализации римской армии и ее все большей эмансипированности от государства, начало которому положила военная реформа Гая Мария.³ Суть этой реформы заключалась в том, что традиционное староримское крестьянское ополчение было заменено профессиональной наемной армией, для солдат которой военное ремесло стало делом всей жизни, а не от случая к случаю, а по выходе в отставку солдаты получали земельные участки, так называемые ветеранские наделы.

Соответственно, возрастали и авторитет военного вождя, преданность которому заменяла легионерам преданность государству, и самостоятельность самих солдат.¹ Армия становилась новой и самостоятельной социально-политической силой.² Именно как военный вождь, вследствие победы в вооруженной борьбе, смог получить власть Сулла.³ Но армия не являлась исключительно только послушным орудием в руках вождя. Отношения между полководцем и армией представляли взаимный интерес.⁴ Итак, реформа Мария имела такие следствия, которые, конечно, не смог предугадать ни сам инициатор этого преобразования, ни все те, кто его одобрил.

Заключение

Подводя итог, я считаю уместным привести следующие высказывания Р.Ю. Виппера, который в своем труде «Очерки истории Римской империи» отметил «Допустим, что сенат не имел права отказать Цезарю в продолжении его полномочий, и в то же время оставлять аналогичный авторитет за Помпеем. Но сколько бы ни был Цезарь обижен сенатом сравнительно со своим прежним коллегой, объявление с его стороны войны в 49 г. все-таки остается государственным переворотом, совершенно таким же актом произвола генерала и его армии, как и поход Суллы на Рим весной 88 г., возмущением против старинной римской конституции. Ссылка на естественную самозащиту и на исключительное право великой личности будет уже отказом от юридической точки зрения».

Таким образом, в данной работе была подвергнута, по возможности, подробному анализу проблема установления каждым соответствующим античным автором той или иной степени легитимности занятого Цезарем исключительного положения среди римских граждан. В работе было отмечено, что прецеденты подобных противоречий римской государственной системы были неоднократными и до Цезаря, сам его противник Помпей имеет к ним самое прямое отношение. Подвергнув анализу позицию каждого из них в этом вопросе, нельзя не признать, что между ними не наблюдается никакого единства, а скорее, наоборот, острые противоречия. И это, по мнению автора, является еще одним доказательством того, что тема данной работы сложна, противоречива и многоаспективна.

Список использованной литературы

Античные авторы

Лукан, Фарсалия. –М.: Наука, 1993.–349 с.

Саллюстий, Письма к Цезарю и государственных делах.–345с.

Светоний, Жизнь двенадцати цезарей. –М. Наука, 1993.

Цезарь. Записки о Галльской войне. Гай Саллюстий Крисп. Сочинения. Изд.: АСТ, Ладомир, 2007г.–752 с.

Цезарь, Записки о Галльской войне, о Гражданской войне, об Алексан-дрийской войне, об Африканской войне.–М.:Ладомир. 2001.–752с.

Цицерон, Письма Марка Туллия Цицерона.–М.:Наука, 2008. Том 1.–341с.

Современные авторы

Беккер К.Ф. Древняя история.–СПб:– 1843.–417с.

Блох А. Сословная и социальная история Римской републики. –СПб: Изд. Битнера В.В., 1904.–111с.

Буассье Г. Цицерон и его друзья. Очерк римского общества во времена Цезаря.–М.:Изд.К.Т. Солдатикова, 1880,–368с.

Виппер Р.Ю. Очерки истории римской империи.–Берлин:Государственное изд.,1923.–434с.

Герье В.И. История Римского народа.–М.: Просвещение,2002.–349с.

Горштейн В.О. Цицерон в годы гражданской войны.-М., Наука, 1993.-191с.

Грабарь-Пассек М.Е. Марк Туллий Цицерон.//Цицерон. Речи. В 2-х т.,

Егоров А.Б. Политические взгляды Саллюстия.//Античный полис.-Л.:Изд.ЛГУ,1979,–101-124с.

Ковалев С.И. Марк Туллий Цицерон.//Цицерон. Письма. В 3-х томах, том 1.–М.–Л.; Изд. АН СССР, 1949,– 387-402

Машкин Н.А.–М.: Высшая школа, 2006

Моммзен Т. История Рима.–СПб.:Ювента, 1995.–560с.

Мотус А.А. Цицерон и Саллюстий в их отношениях к гражданским войнам Древнего Рима.//Античный мир и археология.-Саратов:Изд. СГУ,1983,-33–46с.

Покровский И.А. История Римского Права. 1917. www.allpraro.ru.-2004

Покровский М.М. Юлий Цезарь//Цезарь. Записки о Галльской и гражданской войнах. 1976. www.allpravo.ru. –2004

Ростовцев М.И. Общество и хозяйство в Римской империи:–СПб.: Наука, 2000. – 400 с.

Сергеев В.С. Очерки по истории Древнего Рима. –М.: Госизд., 1922. – 240с.

Тронский. Очерки из истории латинского языка. М.; Л., 1953. С. 151

Утченко С.Л. Кризис и падение римской республики.–М.: Наука, 1966. – 88 с.

Утченко С.Л. Римская армия в I в. до н.э.//ВДИ.–1962,–№4.–с.29 – 45.

Утченко С.Л. Цицерон и его время.–М.: Мысль, 1986.–352 с.

Утченко С.Л. Юлий Цезарь.–М.: Мысль, 1976.–365 с.

Штаерман Е.М. Цицерон и Цезарь в послевоенной буржуазной литературе//ВДИ-1950,-№3. -152 – 160с.