Реферат: Дворянская патерналистская монархия XVIII в.

дворянская патерналистская монархия xviii в.

Калининград 2011

Содержание

1.  Новое обоснование легитимности власти и изменения в политическом сознании

2.  Роль дворянства в государственном управлении

3.  Роль закона в государственном управлении

4.  Список литературы

Новое обоснование легитимности власти и изменения в политическом сознании

Обоснование легитимности власти государя и, следовательно, государственной власти, которая персонифицировалась в царе, в XVIII в. существенно изменилось. Новый официальный взгляд на легитимность власти был ясно выражен в комментарии к «Уставу о престолонаследии» под заглавием «Правда воли монаршей во определение наследника державы своей» в соответствии с теорией договорного происхождения власти, господствовавшей в то время в Западной Европе: власть возникла по договору и для пользы подданных, народ передал власть в руки монарха навсегда и безусловно. Это рациональное основание власти было непонятно народным массам и, очевидно, предназначалось для социальных верхов. Вторым основанием признавалось церковное учение о богоустановленности власти, но в соответствии с духом времени известные слова из Библии получают современную интерпретацию: «Всякий государь, наследием или избранием скипетр получивший, от Бога оный приемлет (курсив мой. — Б. М.)». Чтобы примирить договорную теорию и учение о богоустановленности власти, провозглашается принцип: «Глас народа — глас Божий». Всякая власть от Бога, потому что народная воля управляется Божьей волей. Третье основание власти состояло в том, что она имеет целью общее благо всех подданных — их телесное и духовное благосостояние, лучшее земное устроение и общий мир. Эта цель, однако, может быть достигнута в том случае, если государство распоряжается и телом, и душой подданных, устанавливает для них различие добра и зла, употребляет и направляет силы и способности каждого к цели, намеченной властью. В целом новое обоснование власти стало в основном рациональным, в то время как в XVII в. оно было по преимуществу религиозным. Это имело принципиальное значение для новой государственности — снимало с государя ограничение традицией и обычаем. Традиция переставала быть священной, а древность государственных институтов — критерием их совершенства, что позволило верховной власти на законном основании вносить в государственный строй и общественный быт большие изменения, руководствуясь вполне рациональным соображением — стремлением к общему благу. Изменение характера русской государственности при Петре I отразилось в самом названии России: Святая Русь стала называться Российской империей — священное государство стало светским. Из обоснования легитимности выводились три правила поведения для подданных:

1) выполнять все повеления власти без ропота и сопротивления;

2) никогда не судить своего государя;

3) не указывать монарху, что делать.

Легко видеть, насколько эти правила были не применимы для политического поведения подданных в XVII в., когда подданные выбирали государя и давали ему советы и указания. Но изменились также прежние традиционные и религиозные цели власти и правила поведения государя. Ему вменялось в обязанность заботиться о всенародной пользе и благе Отечества, понимаемыми теперь не в религиозном смысле, как было прежде, — как забота о спасении душ своих поданных, а в светском аспекте — как забота о материальном благополучии подданных и экономическом и политическом процветании государства. В XVII в. этот взгляд имел единичных приверженцев, например в лице Юрия Крижанича. В начале XVIII в. сам Петр I претворял его в жизнь. Царь лично проходил государственную службу в соответствии с введенным им самим новым порядком — начиная с низших чинов наравне со своими подданными. В 1711 г. Петр ввел новую форму присяги на имя не только государя, как было прежде, но и государства. В том же году, участвуя в прутской военной кампании, он отдал Сенату распоряжение, что если он попадет в плен, то не исполнять его приказаний, а если погибнет, то выбрать между собою достойнейшего в наследники.

При Петре I власть монарха приобрела самодержавный характер де-факто и формально-юридически. Законодательное определение самодержавия дано в ряде указов, и в частности в 1716 г. в Воинском уставе: «Его величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах отчет дать не должен, но силу и власть имеет свои государства и земли, яко христианский государь, по своей воле и благомыслию управлять». В Регламенте Духовной коллегии в 1721 г. власть монарха прямо названа «самодержавною». Как видим, Петр I, отказавшись от одной половины старой формулы легитимности власти, накладывавшей на государя обязанность ограничивать свою власть моралью, религией и традицией, в полной мере воспользовался второй половиной формулы, дававшей легитимному государю полную свободу рук и воли. В манифесте Анны Иоанновны о вступлении на престол в 1730 г. подтверждается «самодержавство» императорской власти. Екатерина II, следуя духу просвещенного абсолютизма, в своем Наказе рационально обосновывала необходимость самодержавия для России двумя обстоятельствами: огромным пространством российского государства, чтобы быстрота решений монарха могла компенсировать дальность расстояний (аргумент Монтескье), и выгодой для подданных повиноваться одному господину, а не многим (намекая на аристократический и демократический образ правления). Императрица в духе века Просвещения подновила и обоснование легитимности самодержавной власти. Просвещенный самодержавный монарх может и должен соединить знания и власть, насаждать всей полнотой своей власти естественное право и рациональные истины, недоступные темным массам, направить действия людей «к получению самого большого для них добра», не отнимая при этом их «естественной свободы». Екатерина II более настойчиво и последовательно, чем Петр I, стремилась к утверждению в России «законной монархии», способной реа- лизовать общественные потребности в благополучии каждого подданного. В царствование Павла I в 1797 г. самодержавная власть государя еще раз получила законодательную формулировку.

В титуле государя произошли перемены. С 1721 г. царь принял титул императора. Смысл императорского титула состоял в том, что он указывал на стремление России следовать западноевропейским традициям, в то время как царский титул говорил о преемственности русских государей с византийскими. По мере расширения государства постепенно изменялась территориальная часть титула, а в предикате государя появились определения, которые подчеркивали новый статус государя: «Августейший», «Всепросветлейший», «Державнейший». Изменилось обращение народа к государю. Петр I в 1701 г. приказал просителям писаться полными, а не уничижительными именами (не Ивашка, а Иван, не Дашка, а Дарья и т. д.), как было принято до этого, и вместо «холопа» подписываться «рабом», замененным при Екатерине II «подданным». Смысл этих изменений состоял в том, что полное имя, согласно русскому речевому этикету, сообщало человеку больше достоинства. Слова «раб» и «холоп» имели одинаковое значение — «безусловно преданный слуга, покорнейший слуга», но в 1701 г. слово «холоп» использовалось для обозначения реально существующей социальной группы лично зависимых людей с самым низком социальным статусом, а слово «раб» имело только общее значение лично зависимого человека. Одновременно Петр I запретил становиться на колени и снимать шляпу перед дворцом, сохранив этот ритуал для церквей, дав рациональное обоснование своему запрету: дворец — не церковь. К прежним государственным регалиям (шапка Мономаха, скипетр, держава и царская цепь) добавились корона (1724), порфира, подбитая горностаем, государственный меч и государственное знамя из желтого атласа с государственным гербом посередине и гербами областей по бокам (1742). С 1724 г. короновался не только государь, но и государыня, а обряд коронования, начиная с Екатерины I, стал происходить по европейскому образцу. Как показал Р. Уортман, в течение XVIII—первой половины XIX в. сложная система придворных ритуалов, церемоний, празднеств, приемов и символов утверждала образ монарха как героя, просвещенного лидера, одобренного Богом и обществом. Все эти новые моменты служили двоякой цели: поставить российских императоров вровень с западноевропейскими и максимально высоко над подданными, как бы компенсируя частичную утрату властью божественного характера. Секуляризация власти требовала иных символов для ее утверждения.

После утверждения самодержавного характера власти государь для получения прав на престол более не нуждался в чьем-либо одобрении. Основанием законности передачи престола в XVIII в. стала воля прежнего монарха, выраженная в завещании, ритуал коронования, который сильно секуляризировался, и присяга подданных. В 1797 г. Павел I изменил закон о престолонаследии Петра I от 1722 г. По новому закону вместо произвольного назначения царствующим лицом наследника престол переходил по праву первородства по мужской линии царствующего дома. Этот закон с небольшими дополнениями действовал до конца империи. Участие народа в коронационных торжествах было ограниченным и потеряло прежнее значение: оно перестало служить средством придания церемонии легитимности с помощью публичности, способом получения народного одобрения нового монарха. Вступление на престол сопровождалось изданием манифеста к на- роду и одинаковой для всех присягой подданных. Однако в 1741 г. Елизаветой Петровной было запрещено приводить к присяге помещичьих крестьян (48% всего населения страны), как объяснялось в указе, ввиду принесения за них присяги со стороны помещиков.

В XVIII в. изменился также формуляр царских указов. Старинная формула «государь указал и бояре приговорили» исчезает с начала XVIII в. Вместо ссылок на ходатайства подданных, совещания с Боярской думой и решения земских соборов мы встречаем только указание на монаршую волю, подкрепляемое ссылкой на государственный интерес. «Мы, Петр первый, Царь и самодержец всероссийский, и проч., и проч., и проч., объявляем сей указ всем подданным нашего государства». «Мы, Петр III, по данной нам от Всевышнего власти, из высочайшей нашей императорской милости <...> жалуем всему российскому благородному дворянству вольность и свободу».

Петр I — первый царь, нарушивший традицию оправдывать свои действия ссылками на старину и открыто действовавший в соответствии с рациональными соображениями, при первой возможности навсегда избавился от патриарха, Боярской думы, Освященного собора и перестал созывать земские соборы. Последний Земский собор был созван в 1683 г., Боярская дума прекратила свое существование в 1700 г., Освященный собор был заменен Синодом в 1721 г., но фактически прекратил свое существование в 1700 г. со смертью последнего патриарха. Тот факт, что самодержавный государь с огромной силой воли и энергией не хотел иметь рядом с собой эти учреждения, свидетельствует в пользу того, что они действительно ограничивали царя. Через 5 лет после смерти Петра I, в 1730 г., при избрании на престол Анны Иоанновны, аристократия сделала последнюю реальную попытку восстановить свое прежнее значение и ограничить самодержавие. Авантюра провалилась, так как среди дворянства взяли верх сторонники самодержавия. Церковь была взята под контроль государства. В административном отношении она стала управляться Синодом, хотя и состоявшим из церковных иерархов, но под общим руководством светского обер-прокурора, назначаемого императором. Синод являлся высшим законосовещательным (с правом законодательной инициативы), административным и судебным правительственным учреждением по делам Русской православной церкви, обладавшим значительной автономией. В экономическом отношении церковь была ослаблена: в 1701 г. был учрежден Монастырский приказ — государственный орган, взявший на себя все административно-финансовые и судебные вопросы управления церковными землями и крестьянами. Весьма показательны две детали, в которых отразились и изменение положения церкви, и светский характер императорской власти. В 1730 г.

Анна Иоанновна во время коронации в соборе вошла в алтарь, что в православии делать женщинам воспрещается, и причастилась по священническому чину (с 1676 г. так причащались государи мужского пола). С 1742 г., начиная с Елизаветы Петровны, возложение на себя короны и порфиры стало производиться не высшим церковным иерархом, как прежде, а самим государем.

Несмотря на ослабление роли духовенства в государственном управлении, оно по-прежнему выполняло свои идеологические функции в обществе. Феофан Прокопович — главный идеолог Петра I и Анны Иоанновны, давший новое обоснование легитимности власти, был новгородским архиепископом. Прокопович пытался совместить научное и религиозное обоснования легитимности самодержавия, что в принципе не свойственно православию. Дело в том, что он обучался в иезуитской коллегии в Риме, был несколько лет католиком, а по своим убеждениям был близок к протестантским богословам. Однако в своем большинстве православное духовенство чуждалось плодов католического просвещения и поддерживало традиционную концепцию власти, обосновывая прежде всего патерналистскую точку зрения на самодержавие. Представление об этом дают образцовые проповеди, составленные в Синоде и епархиальных управлениях для приходских священников, а также и официальный взгляд православной церкви, отчетливо выраженный в учении одного из главных теоретиков православия московского митрополита Филарета (1783—1867). Царская власть сравнивается Филаретом с властью отцовской. «Как власть отца не сотворена самим отцом и не дарована ему сыном, а произошла вместе с человеком от Того, Кто сотворил человека, то открывается, что глубочайший источник и вы- сочайшее начало власти только в Боге». От него же идет и власть царская. «Бог по образу Своего небесного единоначалия устроил на земле царя, по образу Своего вседержительства — царя самодержавного, по образу Своего непреходящего царствования — царя наследственного». Священное венчание на царство сообщает царской власти святость, а союзу между царем и народом — любовь. «Самодержавием Россия стоит твердо. Царь, по истинному о нем понятию, есть глава и душа царства. Закон, мертвый в книгах, оживает в деяниях, а верховный государственный деятель и возбудитель и одушевитель подчиненных деятелей есть царь». Деятельность царя неразрывно связана с осуществлением воли Божьей. «Благо народу и государству, в котором всеобщим светлым средоточием стоит царь, свободно ограничивающий свое самодержавие волей Отца небесного». Такое подчинение царской власти Богу создает союз церкви и государства, которые дружно и в одинаковом направлении ведут народ ко благу.

«Православная Церковь и государство в России состоят в единении и согласии». Как видим, этот взгляд на самодержавие мало изменился по сравнению с XVII в., он был понятен и близок народному воззрению на государя как на сакрального монарха.

Верховная власть в течение всего императорского периода поддерживала патерналистскую точку зрения на государя. В ряде своих писем, т. е. неофициально и, следовательно, по убеждению, и в указах, т. е. вполне официально, Петр I откровенно высказывал свое отношение к подданным, как к детям: «Наш народ яко дети». Поэтому титул «Отца Отечества», который Петр I принял в 1721 г., адекватно отражал взгляды государя, его окружения и подданных на характер его власти. Титулом «Матери Отечества» наградила Екатерину II в 1767 г. Комиссия для составления Нового уложения. В ряде правительственных указов XVIII—XIX вв. имеются ссылки на патерналистский характер императорской власти. Официальный историограф в царствование Александра I Н. М. Карамзин полагал: «В монархе российском соединяются все власти: наше правление есть отеческое, патриархальное. Отец семейства судит без протокола — так и монарх в иных случаях должен необходимо действовать по единой совести». Все императоры вплоть до Николая II включительно воспитывались в духе патерналистской идеологии; им с детства внушалось, что «русские цари, как защитники и носители национального духа страны, должны являться для народа последним оплотом отеческой доброты и бесконечной справедливости». Патерналистские идеи господствовали в русской армии до 1860-х гг. Офицеры смотрели на солдат, как на детей, а солдаты на офицеров — как на отцов-командиров. В XVIII в. патернализм являлся общей парадигмой для социальных отношений в целом обществе, в первой половине XIX в. — для отношений между низшими и высшими классами, а во второй половине XIX в. — лишь для отношений между царем и народом.

В XVIII в. сравнительно с XVII в. у всех слоев русского общества изменились политические воззрения, но у высших классов больше и резче, чем у низших. В начале XVIII в. идея всеобщей службы государю ради достижения Божественной благодати и спасения сменяется идеей всеобщей службы государству ради общего блага. Именно гражданская служба царя и подданных ради «общей народной пользы», «общего блага» есть основной путь к спасению. Эту идею полностью разделяли Петр I и его «ученая дружина» — интеллектуалы того времени Феофан Прокопович, В.Н. Татищев, А.Д. Кантемир и просветители середины XVIII в.

Таким образом, в первой четверти XVIII в. идея государства из преимущественно религиозной превратилась в идею преимущественно светскую. Сравнение обоснований самодержавия, выставленных интеллектуалами Ивана Грозного и Петра I, ясно обнаруживает огромной важности сдвиг если не в массовом политическом сознании, то по крайней мере в сознании элиты. Как уже указывалось, самодержавие Ивана Грозного обосновывалось фантастическими легендами о его происхождении от брата римского императора Августа и передачей византийским императором Константином царских регалий его предку, Владимиру Мономаху. Обоснования имели явно магический характер — использовался прием имитативной магии, которая исходит из того, что подобное производит подобное или следствие похоже на причину. Обоснование Петра I — теория договора — имело рациональный характер.

Новым моментом в народном политическом сознании XVIII в. стало отделении его сударя от государства в смысле административного аппарата, понимание их как двух разных субъектов. Примерно до конца XVII в. в массовом народном сознании эти понятия не разделялись. В XVIII в. по мере развития государственного аппарата и отделения государя от народа, по мере усиления крепостного права и выделения дворянства в привилегированное сословие в народном сознании государь мало-помалу стал отделяться от государства как аппарата принуждения, как совокупности чиновников, стоящих между народом и государем. Понятие «государство» как нечто отличное от понятия «государь» в официальном сознании и официальных документах появилось в конце XVI в., о чем свидетельствует отделение государственного управления от дворцового управления и государственного бюджета от бюджета государя.

Еще один новый момент в политическом сознании состоял в том, что народ из субъекта был разжалован в объект управления. В XVI—XVII вв. фактически и согласно официальной доктрине подданные и государь, общество и государство не противопоставлялись. Хотя и считалось, что государь — ведущий, а народ — ведомый, тем не менее государь без усилий со стороны самих подданных не мог обеспечить им вечного спасения — наиболее высоко ценимого пункта в системе ценностей людей того времени. Народ был также субъектом, хотя и менее важным, чем царь. Среди различных обязанностей царя, например в «Чине венчания на царство» 1547 г., акцент делался на защите подданных от опасности: «...соблюдати стадо его (Христа. — Б.М.) от волков нерушимо». Причем эта роль предопределялась заранее, на ней лежала печать рока, богоданной судьбы. Со времени Петра I, когда в системе ценностей земные блага — благополучие и слава — заняли выдающееся место, акценты в обязанностях царя и подданных изменились. Теперь главной обязанностью царя стало руководить всей жизнью подданных ради их же блага, а главной обязанностью подданных — безропотно

подчиняться ради их пользы тоже. Ибо один царь, даже против желания народа, может обеспечить общее благо. Другими словами, царь остался субъектом, но народ превратился в объект руководства и управления. Изменения во взглядах на государя, государство и общество, произошедшие в массовом сознании в первой четверти XVIII в., ясно отразились в обращении Сената и Синода к Петру I с просьбой о принятии императорского титула в 1722 г.: «По совету в Сенате обще с духовным Синодом намерение воспринято, его величество, в показание своего должного благодарения, за высокую его милость и отеческое попечение и старание, которое он о благополучии государства во все время своего славнейшего государствования и особливо прошедшие шведские войны явить изволил, и всероссийское государство в такое сильное и доброе состояние, и народ свой подданный в такую славу у всего света через единое токмо свое руковождение привел, именем всего народа российского просит, дабы изволил принять от них титло: Отца Отечества, императора всероссийского, Петра Великого». Итак, царь превратился из Божьего слуги в вождя своего народа, который руководит им не ради душевного спасения, а ради благополучия государства и его славы.

Почти одновременно с легальным утверждением самодержавного характера верховной власти в дворянском обществе возникла и постепенно усваивалась идея о необходимости формального ограничения самодержавия фундаментальными, основными законами, обязательными не только для подданных, но и для монарха. В 1730 г. члены высшего правительственного учреждения — Верховного тайного совета — попытались обусловить вступление на престол новой русской императрицы Анны Иоанновны принятием «кондиций», огра- ничивающих власть монарха. В 1754 г. фаворит Елизаветы Петровны И.И. Шувалов разработал проект введения «фундаментальных и непременных законов». В следующее царствование с подобными проектами выступили воспитатель цесаревича Павла Н.И. Панин, А.А. Безбородко, А.Р. Воронцов, а сама императрица публично выдвинула идею о том, что законы, установленные монархом, должны составлять фундамент общественной жизни, в своем Наказе, данном Комиссии для сочинения нового Уложения. В 1780-е гг. Екатерина II перешла от слов и рекомендаций к делу, разработав проект Свода государственных установлений, которые, по ее мысли, должны были лечь в основание «законной монархии» России. Императрица не окончила свой проект и не опубликовала завершенные части (вероятно, по династическим соображениям), но все свое царствование пыталась реализовать идеи, в нем заложенные.

Политические представления, которые развивали такие старые идеи, как патернализм верховной власти, народность, демократизм, могущество и священность монарха, тождественность интересов царя и народа, в течение XVIII—первой половины XIX в. под влиянием официальной и церковной пропаганды глубоко проникли в народную, прежде всего крестьянскую, политическую культуру и приняли форму так называемого наивного монархизма, который отнюдь не был наивным, так как народ активно использовал его в борьбе за свои интересы. Народным идеалом политического устройства в XVIII—первой половине XIX в. являлась самодержавная монархия, в силу этого существовавший государственный строй признавался легитимным. Западноевропейцам это особенно бросалось в глаза: «По традиционному народному воззрению, — писал А. Гакстгаузен, — Россия представляет одну большую семью, с царем во главе, которому одному вручена власть надо всем и которому все безусловно повинуются. Ограничение царской власти совершенно немыслимо для русского народа. „Чем может быть ограничен отец, кроме божеских законов?" — говорит еще до сих пор простой народ, так же как говорил при избрании первых Романовых 230 лет тому назад. Все тогдашние и позднейшие попытки ограничить царскую власть были безуспешны, потому что не согласовывались с политической верой народа. Поэтому в отношении к простому народу русский царь занимает такое положение, какого не занимает ни один другой монарх, но положение его как императора русского государства ничем не разнится от положения других государей». Таким образом, народная политическая культура в течение длительного времени сохраняла преемственность.

Роль дворянства в государственном управлении

В течение сравнительно короткого времени Петр I устранил из государ- ственного управления Боярскую думу, Освященный собор с патриархом и Земский собор. Этому способствовало несколько факторов. После принятия Уложения в 1649 г., в течение второй половины XVII в., крепостное право получило столь интенсивное развитие, что все социальные группы населения оказались закрепощенными. В обществе не существовало истинных сословий и сословных организаций. Наиболее влиятельное дворянство, добившись удовлетворения своих экономических интересов (получив в собственность поместья и крепостных), потеряло интерес к земским соборам как общенациональному представительному собранию, а к Боярской Думе и Освященному собору оно никогда не питало симпатий и давно мечтало о захвате церковных земель и крестьян. Свои социальные и политические интересы дворянство стремилось удовлетворить самостоятельно, через получение сословных привилегий.

Права Боярской думы, Освященного собора, Земского собора и царя поддерживались обычаем и традицией, но не были закреплены в законе, который в петровское царствование стал единственным источником права. Их роль в государственном управлении зависела от соотношения сил между ними. В конкретных условиях конца XVII—начала XVIII в. царь, умело играя на противоречиях бывших субъектов государственного управления, оказался сильнее. Упразднив Боярскую думу как учреждение в 1700 г., Петр I до некоторой степени нашел применение боярам сначала в Ближней канцелярии его царского величества, а с 1711 г. — в Сенате, который не имел прежнего значения Боярской думы, и в других новых учреждениях. Таким образом, царь не уничтожил старую аристократию как таковую, а превратил боярство в новую элиту, которая продолжала доминировать в высшем эшелоне власти, но на новых условиях, продиктованных Петром: обязательность государственной службы — военной или гражданской; независимо от происхождения службу надо было начинать с низших чинов; при продвижении по службе наряду с происхождением стали учитываться компетенция, образование и служебная годность; аристократия лишилась своей организации в форме Боярской думы и стала всецело подчиняться монарху; хотя аристократия как социальная группа сохранила свою замкнутость, в нее все- таки по воле императора стали понемногу проникать представители из других социальных групп. Не желая расстаться с преимуществами, которые давала государственная служба, аристократия приняла эти условия и благодаря этому сохранила свои позиции правящей группы в высшем управлении в течение XVIII и первой половины XIX в., хотя и не имела политического значения боярства XVII в., которое управляло государством вместе с государем. О постепенной трансформации старой элиты в новую свидетельствует сохранение до середины XVIII в. старых московских бюрократических чинов, которые присоединялись к новым, вследствие чего получались, например, такие чины — боярин, действительный тайный советник или окольничий, статский советник.

Аналогичным образом Петр поступил и с иерархами православной церкви. Освященный собор был преобразован в Правительствующий Синод, который обладал всеми видами высшей власти в церковном управлении и правом на законодательную инициативу в церковных делах. Синод был признан патриархами восточных православных церквей в качестве высшего соборного правительства русской церкви, равнозначного патриархам. Кроме того, церковная реформа способствовала упорядочению запущенных церковных дел, а догматическое и нравственное учение церкви было приспособлено к светским потребностям государства. Все это ослабило сопротивление иерархов и всего духовенства.

Петр I и его преемники нашли прочную социальную опору в дворянстве, прежде всего среди потомственного дворянства, которое было преобразовано в служебное сословие на тех же принципах, что и аристократия, и заняло господствующее положение во втором эшелоне власти. При Петре I были созданы предпосылки для превращения народной монархии в дворянскую монархию. После его смерти эта возможность стала реальностью. Укажем на некоторые наиболее важные обстоятельства, которые этому способствовали.

В первой половине XVIII в. при поддержке верховной власти дворянство консолидировалось в сословие, в 1762 г. освободилось от обязательной службы, в 1775—1785 гг. получило законную возможность иметь сословную организацию на губернском уровне и активно участвовать в управлении страной. И дворянство в полной мере воспользовалось этим правом. Вплоть до отмены крепостного права дворянство, обладая монополией на занятие командных должностей в гражданском и военном управлении, держало в своих руках все отрасли центрального управления, суд (кроме низшей ин-

станции), местное коронное управление и полицию, поскольку из дворянства формировался костяк администрации и офицерства. Только муниципальное городское и низшее сельское самоуправление было лишено дворянского элемента. Дворянство образовывало мощные узлы патронажных отношений, которые объединяли столичное дворянство с провинциальным в своеобразные лоббистские группы, связанные взаимными интересами. С наиболее сильными из этих групп императоры вынуждены были считаться. Сформировавшись в привилегированное сословие с развитым сословным самосознанием, дворянство до середины XIX в. оставалось реальным и значимым субъектом общественного мнения, так как имело формальное право и реальную возможность выражать свои взгляды и влиять на принятие самодержавием решений через дворянские собрания и посредством участия в управлении государством в качестве чиновников. И в том и другом случае речь идет о дворянской элите, обладавшей богатством и именем.

После Петра I на престоле нередко оказывались либо слабые люди, либо лица, не имевшие законных прав на престол, захватившие его путем дворцового переворота. Из восьми императоров XVIII—начала XIX в. четыре — Екатерина I, Елизавета Петровна, Екатерина II, Александр I — вступили на престол в результате дворцового переворота, организованного дворянской гвардией. Анна Иоанновна была избрана дворянством. Зависимость от дворянства (из чувства самосохранения или благодарности) вынуждала самодержцев, особенно сразу после дворцового переворота, удовлетворять дворянские требования, идти на всякие уступки и даже прямо угождать. Например, Екатерина II из подготовленного ею к опубликованию Наказа депутатам Комиссии по составлению нового Уложения, по рекомендации своих советников, исключила все вольнолюбивые фрагменты, в частности те, в которых осуждалось крепостное право. В глазах государей дворянство являлось не только надежной опорой самодержавия, но и представителем всего населения перед верховной властью, поскольку именно дворянство всегда оставалось землевладельческим сословием, тесно связанным с остальными группами населения, особенно с крестьянством, с жизнью провинции, с местным и общественным управлением. Соответственно мнение общества было подменено мнением дворянства. Поэтому решение императоров сделать ставку на дворянство являлось прагматическим и рациональным, особенно для тех из них, которые не имели законных прав на российский трон.

Однако императоры ни в XVIII в., ни в XIX в. не стали простым рупором дворянских интересов. Самодержавие проявляло достаточную самостоятельность в своей политике, которая чаще всего определялась задачами самой политики и государственными интересами. Конечно, дворянские интересы всегда приходилось принимать во внимание — забывавших об этом ждала расплата. Петр III, потерявший осторожность и переставший считаться с дворянской элитой, был немедленно свергнут с престола, несмотря даже на то, что принял два очень понравившихся дворянству закона — об освобождении от обязательной службы и о секуляризации церковных имений. То же самое случилось с Павлом I, который покусился на дворянские привилегии. Таким образом, со смертью Петра I дворянство превратилось в де-факто правящее сословие в том смысле, что решало вопрос о престолонаследии, оказывало сильное и нередко доминирующее влияние на внутреннюю и внешнюю политику, сделалось единственным соучастником государственного управления и одновременно тем приводным ремнем, который связывал верховную власть с обществом. После того как Екатерина II укрепила свое положение, она попыталась очень дипломатично ослабить свою зависимость от дворянства с помощью реформ управления и сословной реформы. Реформа управления 1775—1785 гг. была компромиссом между самодержавием и дворянством: дворянство приобрело значительную власть в местном коронном управлении благодаря праву из-

бирать около половины уездных и до трети губернских должностных лиц, а императрица укрепила свою личную власть в центре вследствие ослабления роли коллегий в государственном управлении. Эта реформа также позволила верховной власти отчасти решить больной вопрос с недостатком чиновников, из-за которого самодержавие не имело сил эффективно управлять провинцией: слабость администрации на местах была компенсирована привлечением дворянства к местному управлению. Сословная реформа 1775—1785 гг. увеличила привилегии дворянства и превратила его в самое привилегированное сословие, за что оно платило лояльностью и преданностью Екатерине. С другой стороны, было форсировано формирование городского сословия, которое до некоторой степени могло служить противовесом дворянству. Несмотря на исключительные привилегии, полученные дворянством, вряд ли можно согласиться с широко распространенным мнением, что конечной целью императрицы являлось укрепление господства дворянства. Самодержавие осталось самостоятельной политической силой и в полной мере сохраняло статус лидера общества, так как имело широкую социальную базу, которая включала не только дворянство, но также крестьянство, городское сословие и духовенство.

Роль закона в государственном управлении

Единственным источником права начиная с Петра I и до 1917 г. признавался закон. Обычай, который играл выдающуюся роль в Московской Руси, оставил область государственного управления и в значительной мере сферу общественных отношений в границах города, хотя сохранил свою силу среди крестьянства в сельской общине. Вследствие этого характер и цель законодательства Российской империи существенно изменились. В Московском царстве законодательство основывалось главным образом на обычном праве и отличалось в силу этого преимущественно традиционным, охранительным характером в том смысле, что стремилось в основном кодифицировать существующие законы или обычаи, защитить уже существующее положение вещей, а не проложить дорогу новому в общественных отношениях. В императорский период законодательство порвало связь с обычаем и имело преимущественно реформаторский характер, основываясь либо на иностранном законодательстве (например, при Петре I или Александре II), или на теоретических рациональных соображениях (например, при Екатерине II или Александре I). Вследствие этого законодательство XVIII в., да и последующего времени в значительной степени по своему содержанию находилось в противоречии с прежним правом. Самодержавие стремилось установить в народе новые правовые понятия с помощью новых законов, полагая, что закон является выражением не обычаев народа, а только воли законодателя. Таким образом, главная цель права принципиально изменилась: в московский период цель состояла в том, чтобы сохранить, а в петербургский период — чтобы усовершенствовать общественные отношения, хотя, разумеется, и в том и другом случае законодательство имело и общую цель — поддержать общественный порядок.

Существует традиция как в русской дореволюционной, так и в современной литературе называть русское государство XVIII в. полицейским на том основании, что оно приняло на себя заботы о многих, если не обо всех, даже маловажных, потребностях жизни подданных, особенно в сфере экономической и бытовой, и пыталось регламентировать и исправлять их с помощью закона. Термин происходит от слова «полиция» (police, Polizei), что означало государственное устроение. Действительно, начиная с Петра I правительство предписывало подданным: из чего строить дома и печи, из какого дерева приготовлять гробы для покойников, какими орудиями возделывать землю, из каких материалов изготовлять обувь, какого покроя должно быть платье, на скольких лошадях ездить какому чину, по какой модели строить корабли и т. д. Подобная политика была общей для ряда европейских государств XVIII в., так же как и монархический патернализм. Отличительные черты русской государственности этого периода состояли в том, что патернализм был не рудиментарным явлением, как на Западе, а вполне жизнеспособным и что стремление все регламентировать в России имело специфическую мотивацию — заботу о народе, который в силу культурной отсталости и приверженности предрассудкам нуждается в отеческом попечении мудрых и просвещенных начальников. Кроме того, такая политика вмешательства в частную жизнь подданных в России имела прочную традицию в XVI—XVII вв. и являлась чем-то новым не по существу, а только по форме и масштабам, так как и до XVIII в. государь в России совмещал в себе высший духовный и светский авторитет, поэтому должен был заботиться и о душевном спасении, и о хлебе насущном для своих подданных. Другое дело на Западе. Только в XVI—XVII вв. многие западноевропейские государства освободились от опеки римского папы и Священной Римской империи, и только после этого они могли и стали претендовать на всестороннюю государственную опеку своих подданных. При Петре I впервые появляются специальные полицейские органы (прежде полицейские функции исполнялись общими органами центрального и местного управления), правда, только в Петербурге и Москве. При Екатерине II в 1775 г. (Учреждением о губерниях) и в 1782 г. (Уставом благочиния) было дано прочное устройство полиции во всем государстве в смысле учреждения, которое опекает население во имя его же блага. В столицах учреждены обер-полицмейстеры, в городах — городничие и при них управы благочиния, в уездах — капитан- исправник и нижние земские суды, избираемые дворянством. Что же касается масштабов, то нужно принять во внимание, что стремление регламентировать частную жизнь всегда оставалось в значительной мере декларацией (в России в существенно большей степени, чем на Западе) и никогда не могло быть реализовано, во-первых, из-за явного и скрытого саботажа населением правительственных указов и, во-вторых, из-за слабости государственного аппарата. Полицейское государство было моделью русской государственности для Петра I; при Екатерине II попытки регулировать частную жизнь стали постепенно ослабевать, но они усилились в конце ее царствования, при Павле I и Николае I, в чем легко убедиться, читая сборник постановлений правительства «Права и обязанности градской и земской полиций», многократно изданный во второй четверти XIX в.

Термин «полицейское государство», уместный для XVIII в., в настоящее время непригоден для идентификации российской государственности XVIII в. в силу того, что приобрел характер политического ярлыка и подразумевает угнетение личности и общества, насилие, принуждение, репрессии со стороны государства, а не попечительство о всем и вся, не усовершенствование администрации, общественных отношений, каким было его значение в XVIII в., близкое к доктрине просвещенного абсолютизма. «Народу, как больному ребенку, должно указать, что ему следует есть и пить», — говорил Фридрих II — типичный последователь полицеизма и один из просвещенных монархов Европы XVIII в. Поскольку в новейшей исторической литературе термин используется в осуждающем смысле, он несет большую отрицательную эмоциональную нагрузку, что лишает его научной беспристрастности, необходимой для научного термина. Ввиду этого термин регулярное государство лучше удовлетворяет потребности научного анализа при обозначении политической системы, называемой в свое время полицейским государством.

Второе существенное изменение, которое принес XVIII в. в область законодательства, состояло в том, что самодержавный государь стал единственным субъектом законодательной власти вплоть до образования Государственной думы в 1906 г. Лишь при Петре I, во время его отсутствия в столице, и при Елизавете Петровне (из-за ее нелюбви заниматься государственными делами) законодательная власть сосредоточивалась в руках Сената. Но такие периоды были исключением. Установилось понятие о законе как о воле государя, правильно объявленной. Инициатива закона могла исходить от государя, центральных учреждений (Сената, Синода, коллегий, министерств и т. п.), от местных губернских учреждений (с 1775 г.), от дворянских губернских собраний (с 1785 г.) и от различных разрядов населения в порядке частной инициативы (например, наказы депутатам в Комиссию по составлению нового Уложения в 1767 г.). Следует сказать, что общественная инициатива в законотворчестве в императорский период до Великих реформ имела несравненно меньшее значение, чем в XVI—XVII вв., когда множество принципиальных законов было принято по ходатайствам различных разрядов населения. Падение общественной инициативы наступило при Петре I и продолжалось до середины XIX в. Показателем этого может служить не- удача нескольких попыток правительства в первой половине XVIII в. собрать в столицу депутатов от населения для составления нового Уложения из-за упорного нежелания общественности принять участие в законодательной работе. Например, в 1728 г. местное начальство было вынуждено прибегать к репрессивным мерам (арест жен депутатов, конфискация их имущества), чтобы заставить депутатов ехать в столицу.

Наконец, третье существенное изменение касалось применения законов. Законы не имели обратной силы, распространялись на всех лиц, должны были исполняться всеми точно и буквально; подчиненный не должен был выполнять под страхом наказания противозаконные предписания начальника, а обязан был доносить о них в вышестоящие инстанции. Последнее правило имело большое значение для развития русского общества по пути правомерной монархии, так как оно создавало правовую основу для чиновника действовать строго по закону, невзирая на лица.

Однако, установив закон в качестве единственного источника права, самодержавие вводит в действие новый после 1649 г. свод законов только в 1835 г., после многих неудачных попыток в 1700, 1714, 1720, 1726, 1728, 1730, 1754, 1761, 1767, 1796, 1809 гг. В течение почти двух столетий каждый новый самодержец безуспешно пытался составить новый кодекс. В результате законодательство в течение XVIII—первой половины XIX в. приобрело такие черты, как неустойчивость, противоречивость, смешение весьма незначительных распоряжений с законами. То, что законодательство не было приведено в систему, при невысоком морально-правовом уровне администрации и самого общества, тормозило движение в сторону правового государства. Однако потребность в своде законов в некоторой степени удовлетворялась благодаря тому, что с конца XVIII в. по частной инициативе составлялись и издавались юридические справочники и сборники текущего и прошлого законодательства М. Чулковым, Ф. Правиковым, Л. Максимовичем, С. Хапылевым и др.

В чем причины неудачи с составлением нового кодекса? Можно указать несколько причин: живучесть и жизнеспособность обычного права, по которому жило крестьянство, составлявшее более 90% всего населения; необычайная трудность согласования писаного и обычного права, нового и старого законодательства (ввиду их слабой совместимости); изменчивость, неустойчивость русской жизни ввиду довольно быстрой и противоречивой модернизации, что очень скоро превратило бы новый свод законов в устаревший кодекс. Важная причина заключалась в том, что законодатели XVIII—первой трети XIX в., работая над сводом законов, постоянно колебались между двумя целями — составить сводное Уложение или новое Уложение, не имевшее источников в действующем праве. Последняя по счету, но не по значению причина сводилась к тому, что законодатели екатерининского царствования во главе с самой Екатериной II имели наивное, в духе французской философии того времени, представление, что, руководствуясь исключительно здравым смыслом и любовью к отечеству, легко можно подготовить новый свод законов и с его помощью изменить в самое короткое время общественный и государственный строй России.

Существенные перемены произошли и в отношении законодательного определения прав и обязанностей отдельных разрядов населения. В течение XVIII в. в России сформировались настоящие сословия, чьи права и обязанности были четко определены законом. В наибольшей степени это коснулось дворянства, духовенства и городского сословия. Манифест о вольности дворянства 1762 г., Жалованные грамоты дворянству и городам 1785 г. поставили права дворян и горожан на прочный юридический базис, защищали их от произвола коронной администрации. Города и дворянство получили также по закону права самоуправления. Признание хотя бы за тремя сословиями личных прав служило важным фактором эволюции самодержавия в направлении правомерного государства.

В XVIII в. закон постоянно стал определять работу самого механизма государственного управления. В 1718—1720 гг. взамен Приказа — центрального учреждения, действовавшего на основе личных поручений государя, возник правильный тип государственного учреждения — Коллегия как постоянный орган, функционирующий на твердых юридических основаниях и под контролем прокуратуры. Прокуратура была учреждена в 1711 г. (первоначально чиновники с функцией прокурора назывались фискалами) специально для контроля за работой коронных учреждений. В 1722 г. был введен прокурорский надзор над центральными коронными учреждениями — Сенатом и коллегиями и лишь частично — над губернским аппаратом, контроль за которыми осуществляли ревизоры и специальные следственные комиссии, учреждаемые в ответ на доносы и жалобы населения. В 1775—1785 гг. в ходе реформы местного управления в соответствии с «Учреждением для управления губерний Всероссийской империи»

суд отделился от администрации и полиции и стал теоретически полностью, а практически более или менее от них независимым; утвердился инстанционный порядок для решения судебных дел с завершением его в Сенате; дворянство, городские состояния и крестьянство получили свои суды низшей инстанции. Тогда же деятельность прокуратуры распространилась на местное коронное управление. В ее задачи входили надзор за законностью действий учреждений уездного и губернского уровней, разъяснение чиновникам новых законов. Финансовое управление отделилось от общей администрации и стало подчиняться особым учреждениям как на местах, так и в центре. В результате этого произошло частичное отделение друг от друга разных ветвей власти.

Резюмируя наши наблюдения о роли права в государственном управлении, можно констатировать, что в течение XVIII в. были заложены «начала законности в русском государственном порядке», самодержавие все в большей степени соединялось с законностью, и весь государственный строй эволюционировал в сторону правомерной монархии, а власть из традиционной превращалась в легальную. Это проявлялось в трех отношениях: а) в повышении значения закона в жизни русского общества; б) в том, что повседневная работа по управлению страной осуществлялась силами профессиональных чиновников, которые под влиянием четких инструкций и контроля обнаружили тенденцию управлять, невзирая на лица и следуя законам; в) в формировании сословного строя, в результате чего различные группы населения приобрели черты настоящих сословий (одни в большей степени — дворянство, духовенство, другие в меньшей степени — мещанство, купечество), чьи личные права стали защищаться законом.

Список использованной литературы

история россия власть государственное дворянство

1.  Миронов Б.Н. - Социальная история России периода империи (XVIII—начало XX в.) В 2 Т. – 2003. Т 1.