Дипломная работа: Российские войска в Дагестане в контексте Кавказской политики России (1722-1735 гг.)

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

ДАГЕСТАНСКИЙ НАУЧНЫЙ ЦЕНТР

ИНСТИТУТ ИСТОРИИ, АРХЕОЛОГИИ И ЭТНОГРАФИИ

Чекулаев Николай Дмитриевич

РОССИЙСКИЕ ВОЙСКА В ДАГЕСТАНЕ В КОНТЕКСТЕ КАВКАЗСКОЙ ПОЛИТИКИ РОССИИ (1722-1735 гг.)

Махачкала 2008.

ББК 63.2 (2Рос-Даг)

УДК 4-37

Ответственный редактор – Е.И. Иноземцева, кандидат исторических наук.

Рецензенты:

М.Р. Гасанов – доктор исторических наук, профессор;

Н.Н. Гарунова – доктор исторических наук.

Печатается по решению Ученого Совета Института истории, археологии и этнографии ДНЦ РАН (протокол №10 от 3 октября 2008 г.)

Н.Д. Чекулаев Российские войска в Дагестане в 1722 – 1735 гг.: проблемы кавказской политики в регионе. – Махачкала: ДНЦ РАН, 2008. – 210 с.

Монография представляет собой научное исследование, посвященное истории пребывания российских войск в Дагестане в 1722 – 1735 гг. В работе освещаются проблемы кавказской политики, показывается, что из себя представлял Дагестан накануне его вхождения в состав Российской империи. Раскрываются военная политики Российского государства в регионе, система управления, права и полномочия военной администрации, а также причины, побудившие Россию заключить невыгодный для себя договор с Ираном в 1735 г. (Гянджинский договор).

Книга предназначена всем интересующимся историей Дагестана и кавказской политикой Российского государства в первой трети XVIII века.

На обложке – Знамя войска Донского, 1722 г.

© Институт ИАЭ, 2008.

© Чекулаев Н. Д., 2008.

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность поставленной проблемы с позиций современных требований диктуется, прежде всего, тем, что политика России по отношению к народам Кавказа нуждается в новом осмыслении, а ее оценка в исторической литературе – в пересмотре. В то же время следует помнить, что еще совсем недавно в отечественном кавказоведении довольно заметно просматривался очевидный крен в сторону преднамеренного искажения объективно прогрессивной роли России в исторических судьбах народов Кавказа, выпячивания только теневых аспектов взаимоотношений России с народами региона. Сегодня ситуация в корне меняется и не случайно кавказоведы вновь и вновь обращаются к проблеме политики России на Кавказе, высвечивая те или иные важные аспекты.

В результате бурных политических событий конца 10-х – начала 20-х гг. XVIII в. – антииранские восстания на Кавказе (в частности в Дагестане), в Курдистане, Афганистане, арабских странах Персидского залива и антифеодальная борьба внутри самой державы Сефевидов, а также вторжение афганских и турецких захватчиков – значительная территория Ирана оказалась оккупированной. Османская империя не замедлила воспользоваться резким ослаблением своего давнего соперника – Сефевидского Ирана для установления своего владычества на Кавказе. В условиях активизации османской экспансии на Кавказе возникла реальная опасность оккупации Дагестана турецкими войсками. Захват османами всего Кавказа и Дагестана, в частности, поставил бы под удар юго-восточную окраину Российского государства, и мог вызвать массу негативных для России последствий: 1) одновременно с удлинением русско-турецкой сухопутной границы Турция автоматически получала бы удобный плацдарм для вторжения в глубь российской территории; 2) оккупация Турцией Западного побережья Каспийского моря создала бы непосредственную угрозу захвата северного побережья Каспия, с г. Астрахани и военно-экономического усиления Османской Порты за счет оккупации территории и использования народов Северного Кавказа в своих экспансионистских планах; 3) активизации антироссийских действий со стороны протурецки настроенного населения Поволжья. Все это сделало бы неизбежным новую крупномасштабную русско-турецкую войну, к которой Россия, только что закончившая длительную войну со Швецией за Прибалтику, была не готова.

Чтобы не допустить Турцию к юго-восточным границам России и предотвратить оккупацию Дагестана османской армией Петр I был вынужден организовать «Персидский» поход 1722-1723 гг. В результате Дагестан и другие территории Кавказа оказались занятыми российскими войсками. В наиболее стратегически важных пунктах были размещены русские гарнизоны, а российское правительство начало осуществлять в данном регионе кавказскую политику. Таким образом, не только была ликвидирована опасность оккупации Дагестана османами, но и обеспечена надежная оборона юго-восточных рубежей Российского государства.

Изучаемая проблема животрепещуща, так как события политической жизни далекого XVIII в. на Северо-Восточном Кавказе, в Дагестане, в частности, так созвучны сегодняшнему дню: история вновь и вновь преподносит свои жестокие уроки. Сегодня, как и прежде, на Кавказе сфокусированы геополитические амбиции мировых держав. В связи с образованием национальных государств в Закавказье и вовлечением их в сферу, так называемых, жизненных интересов США и блока НАТО, Северо-Восточный Кавказ, Дагестан, в частности, вновь становится субъектом и объектом международных отношений. И сегодня, как никогда, важно аргументированное, широко фундированное освещение прошлого для того, чтобы правильно понимать настоящее.

Хронологические рамки монографии охватывают период с «Персидского» похода Петра I (1722-1723) до Гянджинского русско-иранского договора 10 марта 1735 г. Однако первая глава, предваряя описываемые в монографии события, представляет собой очерк социально-экономического развития и политического положения Дагестана накануне похода Петра I в Прикаспье.

Выбор этих хронологических рамок обусловлен тем обстоятельством, что период с 1722 по 1735 гг. был совершенно новым этапом в развитии русско-дагестанских отношений, когда Приморский Дагестан был включен в состав Российской империи. Кроме того, данный период интересен и тем, что в отличие от предшествующей истории русско-дагестанских отношений на территории Дагестана после «Персидского» похода Петра I появились военные гарнизоны, которые и являлись одним из главных рычагов осуществления кавказской политики России в данном регионе Северо-Восточного Кавказа.

Научная новизна работы заключается в следующем:

1. Составляющие основу монографии архивные материалы ГУ «ЦГА РД» ранее использовались в научном обороте в качестве источника по истории русско-дагестанских политических и экономических взаимоотношений, а также как источники сведений об отдельных северокавказских народах. Кроме того, их использовали как источники о Северном Кавказе в фокусе взаимоотношений России, Турции и Ирана и их борьбы за сферу влияния на Северном Кавказе.

Нами данные архивные материалы используются как военные источники об истории пребывания русских войск на территории Дагестана в 1-й трети XVIII века на примере гарнизонов крепости Святого Креста и Дербента.

2. В монографии впервые предпринята попытка на основе изучения обширного круга архивных документов, опубликованных источников и литературы показать роль российских гарнизонов в осуществлении кавказской политики императорским правительством в Дагестане.

Главной целью монографии является на основе глубокого изучения, анализа и обобщения имеющихся источников и литературы определить роль русских гарнизонов в осуществлении правительством России кавказской политики в Дагестане. В рамках поставленной цели определены следующие задачи работы:

выявить основные причины размещения на территории Дагестана российских войск;

осветить военную политику России в Дагестане;

раскрыть права и полномочия военной администрации, тем самым показать ее роль в кавказской политике России;

показать причины вынудившие Россию заключить Гянджинский договор с Ираном 10 марта 1735 г.

Методологической и теоретической основой монографии явились основные принципы исторической науки: научность, объективность и историзм, предполагающие изучение исторических фактов и событий в конкретных исторических условиях, рассмотрения их в сравнительно-историческом плане, причинно-следственной связи, развития и взаимозависимости событий истории, признающие многовариантность исторического процесса.

ГЛАВА 1. История изучения вопроса. Источники и литература

1.1 Источники

Источниковедческой базой работы послужили архивные материалы ГУ «Центрального государственного архива Республики Дагестан» (ГУ «ЦГА РД»), извлеченные как самим автором, так и опубликованные в различных сборниках документов и материалов и введенные в научный оборот предшествовавшими исследователями, а также сочинения непосредственных участников и свидетелей событий изучаемого времени, анонимных хроник и т.п.

В частности в работе использовались материалы фондов (ГУ «ЦГА РД»): «Коллекция копий документов ЦГВИА и ЦГИА СССР по истории Дагестана до образования Дагестанской области» (Ф.11); «Дербентский комендант» (Ф.18); «Бакинский комендант» (Ф.301); «Комендант крепости Терки» (Ф.335); «Канцелярия генерал-лейтенанта В.Я. Левашова (Ф.340); «Кизлярский комендант» (Ф.379); «Комендант крепости Святой Крест» (Ф.382).

В изученных архивных фондах содержатся важные для исследования материалы по истории гарнизонов Низового Корпуса: донесения, указы, рапорты и др. Большой интерес представляют собой документы, раскрывающие систему методов управления российской администрацией Дагестаном.

В работе широко привлекаются документы, хранящиеся в рукописном фонде Института истории, археологии и этнографии ДНЦ РАН, освещающие русско-дагестанские взаимоотношения 1700-1725 гг.

Эти документы показывают взаимоотношения России с кумыкскими владетелями, в частности с шамхалом Тарковским, уцмием Кайтага и др., определяют степень влияния кавказской политики на местное население, раскрывают методы воздействия российских войск на народы, населяющие регион, определяют политическую ориентацию того или иного феодального владетеля Дагестана в зависимости от политической обстановки на Северо-Восточном Кавказе.

В монографии широко использован опубликованный документальный материал, среди которого наиболее существенными являются: «Полное собрание законов Российской Империи» (ПСЗ), «Приказы и письма императора Петра Великого и императрицы Екатерины I к генералу М. А. Матюшкину, во время войны с Персией (Отечественные записки. Ч. 30, кн. 86 [б. г.]), «Сборник выписок из архивных бумаг о Петре Великом (Т. 2. М., 1872), «Русско-дагестанские отношения XVII – первой четверти XVIII вв.» (Составитель Р.Г. Маршаев. Махачкала, 1958). Важные материалы, освещающие некоторые вопросы кавказской политики Петра I, помещены и в работе «Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв.». (М., 1957, т. 2).

Особенно важной публикацией является сборник документов «Русско-дагестанские отношения в XVIII – начале XIX в.» / Под ред. В.Г. Гаджиева (М., 1988), куда вошли извлечения из РГАДА, АВПР, РГВИА и документы Кизлярского комендантского архива, хранящиеся в ЦГА РД. Некоторые материалы, хранящиеся в фондах РГАДА и АВПР, были опубликованы в сборнике ИГЭД, в частности ценные сведения А.И. Лопухина, И.-Г. Гербера, обследовавших во время подготовки похода Петра I побережье Каспийского моря.

1.2 Историография проблемы

Для правильного осмысления целей и задач кавказской политики России огромное значение имеет всестороннее ее освещение в дореволюционной историографии.

Эта проблема разрабатывалась в отечественной исторической науке в основном в связи с освещением тех или иных вопросов истории русско-кавказских, русско-дагестанских взаимоотношений, а также истории терского казачества.

В трудах дореволюционной историографии, собран и систематизирован ценнейший фактический материал. Прежде всего, следует отметить появившиеся в XVIII – начале XIX в. работы, посвященные периоду деятельности Петра Великого и, в частности, его Каспийскому или т.н. «Персидскому» походу.

Так, сочинение участника Каспийского похода И. Гербера, вышедшее в свет двумя изданиями, занимает исключительное место, как по широте спектра охватываемых вопросов, так и по достоверности сообщаемых им сведений политической и социально-экономической истории народов Дагестана и Северного Азербайджана. Он был членом комиссии по разграничению территории на Кавказе между Россией и Турцией. В его записках мы находим не только, интересующие нас сведения о кавказской политике России в регионе, но и данные об отношениях дагестанских владений, каждого в отдельности, с Россией.

В 1719 г. для обследования берегов и гаваней Каспийского моря Петром I был послан Ф.И. Соймонов, оставивший впоследствии ряд научных работ и карт Каспийского моря. В его известном труде, посвященном описанию Прикаспия, достаточно подробно освещаются «Персидский» поход Петра Великого, создание Каспийской военной флотилии и др. аспекты интересующей нас проблемы.

В мемуарах Джона Белла, непосредственного участника событий, описывается Каспийский поход Петра, имеются данные о Терках, Аграхани, Шамхальстве и др. В них подробно описывается нападение Утамышского владельца на армию Петра и дальнейшие действия русских войск в Дагестане.

Большое значение для нашей работы имеет созданное на основе богатого архивного материала, записок, бумаг Петра Великого сочинение И.И. Голикова. Автор в своей работе цитирует многочисленные указы, инструкции Петра I, подробно освещает подготовку, ход и результаты «Персидского» похода, а также дальнейшую политику России на Кавказе и военные действия русских войск в Прикаспии.

Близко к этим трудам примыкают работы, посвященные непосредственно военным действиям российских войск в Прикаспии.

Труд С.М. Броневского, написанный на основе архивных, литературных, а также лично собранных материалов, содержит в себе как общие исторические и географические сведения о народах Дагестана, так и имеющие отношения непосредственно и к теме нашего исследования.

Сочинение историка Д.П. Бутурлина описывает историю установления владычества России на Кавказе, описание военных действий непосредственно российских войск и присоединившегося к ним казачества.

Эта работа важна для нас в плане воссоздания реальной картины проведения Россией кавказской политики в регионе.

Работы крупнейшего русского историка-исследователя второй половины XIX в. С.М. Соловьева превосходят во многих отношениях произведения других дореволюционных авторов. В его исследованиях сосредоточен поистине огромный фактический материал, в том числе и по изучаемой нами проблеме. С.М. Соловьев особое внимание уделил политике России на Кавказе, чему и посвящена первая глава XVIII тома «Истории России…». Здесь мы находим описание «Персидского» похода Петра I, военных действий в регионе.

В 1834-1835 гг. была издана книга П. Зубова. Работа эта хотя и компилятивная и содержит ряд недостатков, но имеет весьма широкий охват не только тематический, но и географический. О Дагестане говорится в 3-й части работы в разделе «Кавказские горцы». Описывая их хозяйство, торговлю, автор отводит место освещению взаимоотношений народов Дагестана с Россией. Ценность работы П. Зубова в том, что при ее написании автор по его собственным словам имел «собственные местные наблюдения и сведения» и пользовался «всеми источниками при помощи здравой политики».

А.А. Неверовский в своей работе освещает социально-экономическую и политическую историю.

Особо следует выделить трехтомное сочинение П.Г. Буткова.

П.Г. Бутков широко пользовался и записками военных, дипломатических и научных экспедиций на Кавказе: Гербера, Лерха, Гмелина, Гюльденштедта и др., а также периодической печатью первой половины XVIII в.

Разумеется, не все работы указанных авторов равноценны по содержащимся в них сведениям по различным аспектам изучаемой нами проблеме. Следует заметить, что вышеприведенные нами работы скорее являются для нас не исследованиями, а источниками, так как написаны они людьми, которые непосредственно сами были в Дагестане, являясь свидетелями или участниками происходивших событий.

Огромное значение для нашей монографии имеют труды известного дореволюционного историка Кавказа В.А. Потто. В своих работах он исследует историю вхождения Кавказа в состав России, подробно освещает историю терского казачества с начала расселения на Нижнем Тереке до середины XIX в., а также русских поселений на Кавказе – Терки, Святой Крест, казачьи городки. Кроме того, рассматривает русско-дагестанские политические взаимоотношения, останавливаясь на столкновениях русских войск с дагестанскими горцами, уделяя внимание роли в военных событиях казаков.

Проблеме истории кавказских войск России в XVIII–XIX вв. посвящены следующие исторические сочинения:

В своих работах А.А. Зиссерман и Л. Богуславский одновременно с освещением истории пребывания российских войск на Кавказе описывают политические события в регионе, в которых активно участвовал Низовой Корпус.

В труде А.Г. Гизетти рассматривается вопрос о создании из оставленных в Дагестане российских войск Низового Корпуса и сообщается о судьбе его полков после 1732 и 1735 гг.

Заслуживает внимание «Хронологический указатель военных действий Русской армии и флота», в которой в хронологическом порядке освещаются события на территории Западного побережья Каспийского моря, в которых принял непосредственное участие войска Низового Корпуса.

Большой интерес для монографии представляет сочинение Е.И. Козубского, в котором наряду с описанием жизни Дербента под властью России, освещаются ее кавказская политика, непростые взаимоотношения российских властей с дагестанскими владетелями, вторжение в Дагестан крымского войска и т.д.

Рассматриваемая нами проблема частично затронута в местных дореволюционных исторических произведениях А.-К.К. Бакиханова и Г.-Э. Алкадари. Здесь мы находим ценные сведения о внутриполитической обстановке на Кавказе, в Дагестане в частности, о неустойчивости внешнеполитических симпатий местных владетелей.

Несомненный интерес для нас представляет сочинение местного автора Мирзы Хайдара Визирова. В его труде «Дербент-наме» особо привлекают страницы, посвященные пребыванию Петра I в Дербенте, взаимоотношениям горожан с российскими войсками, дислоцированными в городе.

Для освещения кавказской политики России многое сделали советские историки. Уже в 20-30-е годы в советской исторической науке эта проблема стала предметом изучения, были изданы фундаментальные исследования, раскрывающие роль России в судьбах народов Кавказа.

В.Н. Левиатов, используя опубликованные источники и работы дореволюционных и западноевропейских авторов, говорит о «Персидском» походе Петра в Дагестан и реакции на него Турции и местных правителей, затрагивает проблему кавказской политики в этом регионе.

Большое значение для нашей монографии имеет монография В.П. Лысцова, в которой подробно освещены экономические и военно-политические предпосылки Каспийского похода Петра I, описаны кампании 1722-1723 гг. В этой работе на большом фактическом материале раскрываются экономические планы Петра в отношении Кавказа. Автор достаточно подробно показывает кавказскую политику Петра, останавливается на изложении осуществленных военно-административных мероприятий России в Дагестане, направленных на противодействие османской экспансии на Кавказе.

Значительным вкладом в отечественное кавказоведение является монография Н.А. Смирнова, основанная на большом конкретно-историческом материале. В ней, главным образом, освещается внешнеполитическое положение, сложившееся на Кавказе в XVI-XIX вв., показаны основные направления кавказской политики России в регионе.

Г.Б. Абдуллаев в своей фундаментальной монографии, основанной на широком круге источников, наряду с изучением взаимосвязей Азербайджана с Россией уделяет внимание кавказской политике России в Западном Прикаспии.

Политику России на Северо-Восточном Кавказе в XVIII в. невозможно изучить и достоверно осветить без связи с другими направлениями ее восточной политики и в целом без изучения и уяснения проблемы международных отношений на Кавказе. В этом плане большое

значение для нас имеет монография О.П. Марковой, в которой мы находим освещение интересующих нас аспектов кавказской политики России в 20-60-х гг. XVIII в. и ее место в международных взаимоотношениях.

В советской историографии свою дальнейшую разработку получила история терского казачества. Монография Л.Б. Заседателевой обладает большими достоинствами в освещении историко-этнографических особенностей терского казачества. В ней содержатся важные для нас сведения о создании, функционировании и ликвидации Аграханского казачьего войска.

В труде Ц.П. Агаян, посвященном изучению политики России в отношении Закавказья, отведено место освещению истории создания и функционирования в составе Низового Корпуса армянского эскадрона.

Отдельные аспекты интересующих нас вопросов затронуты в работах П.П. Бушева, Ф.М. Алиева.

В работе Н.П. Гриценко одновременно с рассмотрением социально-экономического развития Северо-Восточного Кавказа, освещается кавказская политика России в данном регионе. Кроме того, автор уделяет внимание истории Терков, крепости Святого Креста и Дербента и их месту и роли в осуществлении планов России в регионе.

История терского казачества затрагивается наряду с исследованием русско-дагестанских отношений в рассматриваемый период в работе Д.С. Васильева.

Н.И. Павленко в своей монографии исследует не только личность Петра I, его характер, склад ума, целеустремленность и другие качества, он дает полную оценку его деятельности и уделяет большое внимание так называемому «Персидскому» походу.

Большой вклад в изучение различных аспектов кавказской политики России внесен и дагестанскими учеными.

М.М. Ихилов в своей работе описывает Каспийский поход Петра I, раскрывает его значение для народов Дагестана.

В работе И.Р. Нахшунова показывается экономическая, социальная, политическая структура Дагестана накануне присоединения к России, освещаются взаимоотношения обеих сторон до и после «Персидского» похода Петра. Раскрываются положительные стороны присоединения Дагестана к России после Каспийского похода Петра I, и показывается дальнейший ход событий в истории русско-дагестанских взаимоотношений.

Большую ценность для работы имеет целый ряд монографий Р.М. Магомедова. В них большое внимание уделяется проблемам русско-дагестанских взаимоотношений с древнейших времен, собран и обобщен большой фактический материал. В своих работах автор освещает проблемы вхождения Дагестана в состав России, говорит о колониальном характере кавказской политики России в данном регионе, об ориентации дагестанских народов на Россию.

Следует отметить труд С.Ш. Гаджиевой, в котором наряду с историко-этнографическим исследованием кумыкского народа подробно освещаются русско-кумыкские взаимоотношения. Автор уделяет большое внимание рассмотрению политики России по отношению к кумыкским феодальным владетелям.

Невозможно достаточно полно осветить проблему кавказской политики Петра I и осмыслить ее историческую перспективу без учета таких важных в дагестановедении публикаций, как работа Х.Х. Рамазанова, А.Р. Шихсаидова.

Большую ценность для нашей монографии представляют монографии В.Г. Гаджиева, в основе которых лежат разного рода источники, архивные материалы. В его работах рассматриваются взаимоотношения России с дагестанскими владетелями,

поход Петра I в Дагестан. Автор подробно освещает кавказскую политику России в Дагестане. В.Г. Гаджиевым был подготовлен и опубликован источниковедческий анализ сочинения И.Г. Гербера. Эту работу трудно переоценить в плане изучения истории взаимоотношений Дагестана с Россией и с народами Кавказа, а также внутренней социально-экономической и политической истории горских народов Кавказа. Немаловажными в плане более полного и глубокого понимания кавказской политики нам представляются и другие труды профессора В.Г. Гаджиева.

Б.Г. Алиев в своих трудах освещает социально-экономический строй Дагестана, уделяя много внимания истории союзов сельских обществ, например, Акуша-Дарго, выделяя социальный аспект данной проблемы, рассматривая положение всех социальных групп. Кроме того, им исследуются взаимоотношения даргинцев с Россией.

В монографиях М.Р. Гасанова не только исследуется социально-политическая история Табасарана, но и изучаются проблемы русско-табасаранских взаимоотношений. Автор, подчеркивая добровольность принятия подданства России табасаранскими владетелями, размышляет о политике России по отношению к Табасарану.

Необходимо отметить особую ценность монографии Н.-П.А. Сотавова, в которых подробно раскрываются вопросы противоборства в XVIII в. трех соседних держав – России, Ирана и Турции – на Северном Кавказе как единой взаимосвязанной проблемы, освещаются стратегические цели правящих кругов этих стран, методы и средства их достижения, определяется место и роль Северокавказского региона в русско-иранских и русско-турецких отношениях, выявляются факторы, определившие ориентацию горских народов в тот период на Россию.

Значительное место в дагестановедении занимают работы М.-С.К. Умаханова, в которых изучаются социально-политические проблемы истории Дагестана XVII-XVIII веков.

В монографии Н.А. Магомедова показано на примере Дербентской провинции, как осуществлялась экономическая политика Петра I по увеличению государственных доходов России за счет кавказских владений. Автор описывает функционирование дербентской таможни, перечисляя виды объектов обложения налогами. Характеризует систему налогообложения Дербентского ханства. Приводя богатый фактический материал, автор приходит к выводу, что ведущее место во внешней торговле Дербентского владения в XVIII в. отводилось России.

Небезынтересны для нашей монографии и труды Е.И. Иноземцевой. Ценность ее работ состоит в том, что при их написании использован широкий круг источников и архивных материалов. В них автор исследует проблемы кавказской политики Петра I в области экономики, уделяя большое внимание развитию русско-дагестанских торгово-экономических взаимоотношений. Кроме того, Е.И. Иноземцева в своих публикациях затрагивает и другие аспекты кавказской политики России, строительство крепости Святого Креста взамен Терков и переселение на берега Каспия христиан – армян, грузин и казаков.

Свой вклад в разработку данной проблемы внесли молодые ученые Дагестана. Ш.А. Магарамов освещает события, происходившие в данный период на территории Дербентского ханства.

А.О. Муртазаев в своих работах изучая историю Кайтагского уцмийства в XVIII–XIX веках, одновременно освещает его роль в политических событиях на Кавказе, уделяя внимание российско-кайтагским взаимоотношениям.

В последние годы дагестановедение обогатилось различного уровня квалификационными работами, в который в той или иной мере освещались интересующие нас аспекты изучаемой проблемы. Среди них особо следует выделить кандидатскую диссертацию Н.В. Барышниковой, посвященную непосредственно кавказскому направлению во внешней политике Петра I. В работе рассматриваются политические и экономические интересы России на Кавказе, освещается подготовка русских войск к походу на западное побережье Каспия, непосредственно сама кампания 1722-1723 гг. и ее результаты, раскрывается суть кавказской политики на территории западного побережья Каспийского моря.

Близко к этой работе примыкают и квалификационные труды: А.Г. Аскерова, М.У. Гусенова, А.Д. Осмаева, Р.М. Касумова, Х.Р. Фаталиевой, О.Г. Абакарова, А.С. Акбиева, Х.М. Джалиловой, З.З. Зинеевой, Д.С. Кидирниязов, Х.Н. Сотавова, К.И. Шамхалова, А.А. Бутаева, М.Р. Рашидов, А.О. Муртазаева, Н.М. Аллаева.

Таков основной круг источников и литературы по теме нашего исследования. Комплексное исследование всей совокупности имеющихся источников и литературы с учетом последних достижений отечественного кавказоведения позволило нам выявить основные причины размещения в Дагестане российских войск, показать их роль и значение в осуществлении кавказской политики в регионе.

ГЛАВА 2. ДАГЕСТАН НАКАНУНЕ КАСПИЙСКОГО ПОХОДА ПЕТРА I (КОНЕЦ XVII – НАЧАЛО XVIII В.)

2.1 Историко-географическое положение Дагестана

Дагестан в историко-географическом и общеполитическом понятии – это один из регионов Кавказа, расположенный на стыке между Северным Кавказом и Закавказьем. Большую часть территории его занимают северо-восточные склоны Большого Кавказа и юго-восток Прикаспийской низменности.

Дагестан по общему виду поверхности относится к числу самых гористых областей земного шара, вполне оправдывая название «Страна гор». В то же время он является страной «исключительного разнообразия рельефа. Высокие горные системы с отдельными вершинами, поднимающимися выше 400 м. и увенчанные шапками вечных снегов и льдов, сменяются обширными плоскими низменностями, опускающимися ниже уровня океана». По характеру рельефа Дагестан делился на низменную и горную части. В свою очередь, горная часть (зона) Дагестана подразделяется на три части: высокогорную, горную (или внутреннюю) и предгорную.

Дагестан разделен глубокими ущельями и плоскогорьями с недоступными горными вершинами. Здесь на 4150 метров над уровнем моря тянется Богосский массив с вечными снегами и ледниками. На юге Дагестана, у аула Куруш – самого высокого поселения в Европе, возвышается Базар-Дюзи (4484 м.), затем следуют горы Диклос-Мьа (4275 м), Шахдаг (4255 м), Шалбуздаг (4150 м).

Дагестан прорезывается реками, берущими свое начало на склонах Главного Кавказского хребта: Кази-Кумухское Койсу Кара-Койсу, Аварское и Андийское Койсу, образующие Сулак, и на юге – Самур.

На территории Дагестана издавна обитают аварцы, даргинцы, лезгины, лаки, кумыки и другие – всего здесь насчитывается до 30 народностей и этнических групп. Отсюда другое образное название Дагестана, встречающееся у древних авторов – «гора языков» (Аль-Азизи, Абульфеди и др.).

Городов в Дагестане, за исключением Дербента, не было. Что же касается резиденций дагестанских феодалов, которые в исторической литературе именуются городами (Тарки, Эндирей, Хунзах, Кумух и др.), их ни в коем случае нельзя причислить к городам. Даже в резиденции одного из крупных дагестанских владетелей – шамхала Тарковского, «посад был невелик», и внешне имел неприглядный вид.

Дагестан ко времени его присоединения к России, ни в экономическом, ни в политическом отношении не представлял единого целого. Территория страны была раздроблена на множество часто враждовавших между собой мелких феодальных владений, «вольных обществ» и их союзов. В стране господствовали феодальные отношения, которые переплетались с сохранившимися патриархально-родовыми пережитками. Народности Дагестана в течение многих веков угнетались султанской Турцией и шахской Персией.

В завершении параграфа, необходимо подчеркнуть то, что Дагестан это своеобразная и неповторимая часть Северного Кавказа, славившаяся разнообразием природно-климатических зон и многонациональным составом населения.

2.2 Экономическое развитие Дагестана на рубеже XVII – XVIII вв.

Основной тенденцией экономического положения Дагестана в XVII – начале XVIII вв. было дальнейшее развитие всех отраслей хозяйства. При этом шло укрепление и усиление хозяйственно-географических зон.

Экономическая жизнь Дагестана зиждилась на земледелии и скотоводстве, являвшихся основными занятиями населения, хотя степень развития их в разных регионах, разных природно-географических зонах была неодинаковой. Хозяйственная деятельность находилась в прямой зависимости от географической среды. Этим была предопределена большая развитость земледелия в одних регионах, в других – скотоводства, в третьих – садоводства, в четвертых – сочетание их. Сложившееся разделение труда и хозяйственной деятельности в изучаемое время получает дальнейшее развитие.

В целом естественно-климатические условия, а также историко-политические факторы предопределили зональную специализацию хозяйства в Дагестане, обусловили решающее значение в экономике земледелия или животноводства. Наиболее развито было земледелие в плоскостной зоне, охватывающей Прикаспийскую равнину и территорию Северного Дагестана (Засулакская Кумыкия) и Нижнее предгорье. Природно-климатические условия этих зон были более благоприятны для развития пахотного земледелия и разведения крупного рогатого скота.

Наиболее обширной территорией, каковой была горная зона, пригодными для земледелия были долины больших и малых рек и многие склоны гор. Характерной особенностью этой зоны было наличие террасного земледелия.

Террасное земледелие в XVIII в. как и прежде играло большую роль в хозяйстве горцев Дагестана. Здесь существовали характерные для Нагорного Дагестана искусственные террасы с каменными подпорками и стенами, созданные путем переноса на каменистые склоны гор земли с целью увеличения почвенного слоя. Террасы в горном Дагестане создавались и для разведения садов. Иногда хлебные поля на террасах сочетались с садовыми насаждениями. Это делалось для защиты посевов от чрезмерно палящего солнца и сохранения влажности почвы.

Земледелие в Дагестане еще более было развито на плоскости – в Кумыкии, Нижнем Табасаране, в районе Дербента. Здесь господствовало трехполье, применялся как черный пар, так и зябь, однако достаточно часто встречалась и переложная система, сохранению которой способствовало изобилие земли. В горах Дагестана иногда также применялась трехпольная система земледелия.

Техника земледелия горцев была по-прежнему примитивной. На равнине землю пахали большим деревянным плугом с железным лемехом и резаком, в который впрягали 3-4 пары быков. Этот плуг имел приспособление для регулировки глубины и ширины борозды. В горах повсеместно был распространен легкий плуг и мотыга. Несмотря на примитивность этого пахотного орудия, оно было хорошо приспособлено для обработки именно горных почв. Неглубокие каменистые почвы в горах делали невозможным применение здесь для обработки почвы бороны. Но боронование в горах заменяла в известной мере многократная вспашка.

Население в земледелии применяло удобрения, вывозя на пахотные участки навоз, золу, ил и птичий помет.

И в горах, и на плоскости в Дагестане широко применялось орошение. Население занималось выращиванием зерновых культур: пшеницу, ячмень, просо, сорочинское пшено (рис), полбу и др.

Садоводство и виноградарство были более развиты на плоскости и в предгорье, особенно около Дербента и в резиденциях крупных феодалов.

По сведениям русских источников «овощные сады» были вокруг Карабудахкента, у Дургели, Кумторкалы, у Гимри («Кимра»); «садов много» было в Унцукуля и Чирке.

В садах росли яблоки, гранаты, груши, сливы, инжир, тутовые деревья и виноград; на огородах возделывался шафран, марена.

Определенное место в хозяйственной деятельности жителей прикаспийской части Дагестана занимали хлопководство и шелководство. Развитие шелководства и хлопководства стимулировало и расширение производства красящих веществ.

Огородничество повсеместно было развито плохо. Горцам совершено не были известны такие огородные культуры, как картофель, капуста, помидоры.

В этот период у всех народов Дагестана было развито в весьма значительных размерах скотоводство. В составе стада у горцев первое место занимали овцы и козы. У жителей равнин – преимущественно овцы. У жителей плоскости и нижнего предгорья Дагестана крупный рогатый скот и лошади составлял более значительный процент, чем в горах Дагестана. Население разводило крупный и мелкий рогатый скот – коров, быков, буйволов. Быки и буйволы использовались исключительно как тягловая сила.

Животноводство удовлетворяло потребности не только в мясомолочных продуктах, но и служило источником сырья для домашних промыслов.

В самое жаркое время года мелкий рогатый скот содержался на высокогорных пастбищах. С наступлением холодов скот с высокогорных пастбищ перегоняли на приаульные пастбища, где имелись постоянные помещения для людей и скота, а также пахотные участки. На приаульных пастбищах жители пасли рабочий и оставшийся в ауле молочный скот.

Скот перегонялся за десятки и сотни километров на арендованные в равнинной части Дагестана. Крупный рогатый скот оставался на зиму в аулах, где он находился на стойловом содержании.

На территории Грузии и Азербайджана они имели свои зимние пастбища.

Для горного Дагестана вообще были характерны две системы скотоводства: горно-стационарное и отгонное. Для высокогорья больше характерно отгонное, для горных долин и верхнего предгорья – стационарное, базирующееся на использовании пастбищ, пригревов и стернин.

Совершенно иной характер носило скотоводство на плоскости и в предгорье. Здесь оно являлось дополнением и поддержкой земледелию, т.е. носило земледельческо-скотоводческий характер.

Пчеловодство в Дагестане было известно везде. Однако им занимались только отдельные лица.

Охотничий промысел был слабо развит в Дагестане, и лишь отдельные любители занимались охотой. В горах охотились на тура, серну, дикую козу, медведя, куницу, лису (черно-бурую), барсука, горную индейку и куропатку; на плоскости – на оленя, джейрана, дикого кабана, фазана, куропатку.

Небольшая часть населения плоскостного Дагестана занималась рыболовством как подсобным промыслом. Рыболовные места по берегу Каспийского моря от устья Терека до Сулака принадлежали феодальным владетелям, которые отдавали их на откуп.

Немаловажное место в хозяйственной деятельности дагестанцев в этот период занимали домашние промыслы. Географическое разделение труда способствовало дальнейшему развитию промыслов, которые, в свою очередь, содействовали развитию обмена и закреплению разделения труда. Развитию промыслов способствовала и общая бедность горного Дагестана, недостаток земли и жизненных средств, получаемых от земледелия и животноводства, что при нарастающем увеличении внутреннего и внешнего обмена, при наличии богатых соседних областей с рынком стимулировало поиски источников новых доходов.

Из общих причин следует указать и на неблагоприятные природно-климатические условия, порождавшие вынужденное безделье крестьянина в зимние месяцы. В горном Дагестана это положение усугублялось безземельем, маломощностью хозяйства, что создавало дополнительную основу для освобождения рабочих рук. И не случайно, наибольшее развитие промыслы получили в горной части Дагестана.

На плоскости было развито производство шерстяных, хлопчатобумажных и шелковых тканей, вышивание, ковроткачество, обработка дерева и металла, но большинство этих промыслов носило потребительский характер, что объяснялось небольшим количеством продукции, так как местное население имело меньше избыточного времени, сырья и наименьшую экономическую заинтересованность в промысловой деятельности.

Предгорье характеризуется уже гораздо большим развитием промыслов. Здесь сосредоточены главные центры ковроткачества, производство льняных тканей, шерстяных чувалов, выделки овчин и кож.

Район наиболее высокого развития промыслов – это горы. Главными промыслами, имеющими общедагестанское значение, здесь являлись обработка металла и шерсти. В металлообработке – это производство орудий (Харбук, Куяда, Тлях и др.) и, особенно, оружия (Кубачи, Амузги, Харбук, Икра, В. Казанищи, Гоцатль, Араканы). Из шерсти в горах производили сукна, особенно в селениях Карата, Согратль, Ругельда, Сомода, Тлондода, Тинди, Акуша, Цудахар, Хаджалмахи, Мекеги, Муги, Кая, Вихли, Цовкра, Чукни и др.; бурки – Анди, Ансалта, Гагатль, Риквани; ковры – Микрах, Ахты, Рутул, Курах; шерстяные, узорчатые носки – Ахты, Кубачи, Дидо. Развита здесь была и обработка дерева (Гидатль, Дидо, Усиша, Унцукуль), производство кож (Корода, Салта, Гонода и др.), обуви (лакцы, даргинцы), гончарных изделий (Балхар, Испик, Джули), обработка камня (Сутбук, Ругуджа и др.). Такое развитие промыслов, производящих изделий в значительной степени и для обмена, усиливается в XVII-XVIII вв. с завершением определения границ отдельных естественно-исторических зон, что было обусловлено развивающимся обменом в условиях общей бедности края и маломощности хозяйства и наличия излишков рабочих рук.

Следует отметить, что в XVII-XVIII вв. становится довольно ощутимым начавшийся ранее процесс превращения некоторых селений с развитым промыслом в центры ремесла и торговли. Наряду с Кубачами, где этот процесс начался раньше, можно указать несколько селений, где промысел работал почти полностью на рынок, становясь основной статьей дохода, т.е. превращался в ремесленное производство. Это – Балхар, Сулевкент, Кумух, Анди, Харбук и др.

Еще больше было селений, где ремесленничество было одной из главных отраслей хозяйства (Сутбук, Амузги, Хулелая, Гоцатль, Карата, Испик, Джули и многие другие) наравне с земледелием, садоводством или скотоводством.

Торгово-экономические связи между народами Дагестана были вызваны жизненной необходимостью регулировать и решать экономические проблемы, возникающие из-за несоответствия в хозяйственно-экономическом развитии разных климатических зон Дагестана. Базировались эти связи на результатах труда жителей всех зон Дагестана в земледелии, садоводстве, животноводстве, домашних промыслах и ремеслах.

Во внутреннем обмене главным товаром плоскости и нижнего предгорья было зерно, которое шло в горную часть, а также Дербент и на север, в русские крепости и города.

Кроме зерна с плоскости и нижнего предгорья шли на продажу скот, виноград, рыба, соль, нефть, шелк-сырец, марена и другие "красильные коренья". И.Г. Гербер сообщает, что ногайцы поставляли на рынок лошадей и верблюдов, а кумыки «торгуют краденными грузинцами, армянами и черкесами».

Жители плоскости приобретали в обмен лес, орудия из металла, оружие, сукно, овчины, бурки, деревянную утварь и другие изделия ремесленного производства. Предгорье имело для обмена скот, лес и лесоматериалы, лесные ягоды и фрукты, сельскохозяйственные орудия и утварь из дерева, льняные ткани, ковры. Ввозили жители предгорья зерно, соль, нефть, рыбу, шелк-сырец, сукно, железные сельскохозяйственные орудия, оружие, украшения, гончарную посуду и пр. Главным же предметом ввоза горцев являлось зерно, обеспечению которым в основном и была подчинена их хозяйственная и промысловая деятельность.

Наиболее заинтересованной в обмене зоной была горная часть. Горцы сбывали скот, шерсть, овчины, сыр, масло, фрукты (из долин), железные сельскохозяйственные орудия, оружие, украшения, сукно, бурки, музыкальные инструменты, мелкую деревянную утварь, гончарную посуду и т.п.

Кроме обмена зонального характера существовал и внутренний обмен, как между микрозонами, так и между отдельными селениями. Так, сюргинцы сбывали скот, а акушинцы и лакцы - шерсть цудахарцам, те в свою очередь сбывали им фрукты и высококачественное сукно.

Дагестан поддерживал со своими соседями на Северном Кавказе регулярные торгово-экономические связи. Чеченцы и ингуши приезжали в Дагестан для обмена продуктов и предметов своего производства на изделия дагестанцев.

Основными торговыми центрами, где народы Дагестана и Чечено-Ингушетии осуществляли свой обмен, были Аксай, Эндери, Тарки, Татар-туп, Терки. Горцы обменивались продуктами сельского хозяйства и предметами домашнего ремесла.

Основным центром торговли между Кабардой и Дагестаном служил Терский городок. В Терском городе и Черкасской слободе бойко шла торговля между дагестанскими и кабардинскими купцами.

В этот же период все большую роль во внешней торговле народов Дагестана стала играть Россия.

Интенсивную торговлю с Россией через Терский городок в изучаемое время вели кумыкские владельцы, кайтагский уцмий, кабардинские князья и др.

Одним из центров транзитной торговли России со странами Востока в конце XVII - нач. XVIII в, как и прежде, были древние Тарки, являвшиеся торговым центром прикаспийской части Дагестана, куда поставляли свои товары со всех концов региона.

В развитии русско-дагестанских торгово-экономических взаимоотношений важное место на рубеже XVII - XVIII вв., как и прежде, занимал Дербент – крупнейший в регионе ремесленный и торговый центр.

Ввозились в Дагестан сукна иностранные и русские, холст русского производства, изделия мелкой русской промышленности.

Большое место во ввозе в Дагестан занимали различные выделки кожи, меха и изделия из них, а также пух, овчины, шубы, шапки, башмаки, сапоги и др., а также изделия из дерева: ларцы, коробки, сундуки, блюда, чашки, сита, решета, а, кроме того, сандал, белила, румяна, перец и гвоздику. Большой спрос в Дагестане существовал на металлы и металлические изделия: булавки, иглы, наперстки, котлы, тазы, блюда, сундуки, топоры, ножи, гвозди, оружие, ножницы, пуговицы и т.п.

Из Дагестана в Россию поступали шелк, бумага хлопчатая, сафьян, кумачи, платки, паласы /ковры/, кожи, овчины, епанчи, сабли, колеса, юфть, воск, марена, икра и др. рыбный товар, сорочинское пшено /рис/, орехи грецкие, чеснок, сухофрукты.

Важное место среди товаров, вывозившихся через Астрахань в Россию, занимал шелк-сырец.

Здесь же русскими купцами приобретались и восточные товары: дорогие ткани, драгоценные камни, пряности, предметы роскоши.

Однако расширению торговли препятствовали натуральное хозяйство региона, феодальная раздробленность и связанные с ней так называемые рахтарные пошлины, которые взимались за провоз товаров владельцами. Кроме того, развитию торговли препятствовали состояние дорог, а также постоянная опасность грабежа.

Хотя горцы интенсивно занимались земледелием, скотоводством, кустарными промыслами, однако из-за отсталости хозяйства они все же не могли обеспечить себя необходимым минимумом предметов первой необходимости. Трудоспособное мужское население не могло быть занято в производстве в течение всего года.

Указанные обстоятельства вызвали к жизни институт отходничества. Это был своеобразный промысел горцев.

В этот период формы отхода были прежними. Однако число отходников по сравнению с предыдущим столетием намного увеличилось. Чаще всего небольшими группами, по нескольку человек, горцы уходили не только в соседние общества, но и в города Кавказа. Формы отходничества были самые разнообразные. Некоторые из них выполняли различного рода сельскохозяйственные работы в плоскостных и предгорных районах Дагестана – нанимаясь к крупным землевладельцам плоскости, богатым скотоводам, садоводам. Отходники работали как поденные слуги, и как испольщики на запаханной ими пустоши на плоскости.

Другая часть отходников - ремесленников со всем необходимым инвентарем переходила из одного владения в другое, где выполняла различного рода работы (лудильщики, сапожники, шапочники и др.). Уходили ремесленники Дагестана и в города - Дербент, Шемаху и др. Часть горцев, уходившая в Закавказье, служила у грузинских правителей, а также у ханов Азербайджана.

Жители Западного Дагестана в свободное от полевых работ время спускались в Кахетию и Азербайджан, нанимались на работу за определенную плату (обычно платили натурой). В основном выполняли работы, связанные со строительством, а также сельским хозяйством.

В заключении считаю нужным подчеркнуть, что Хозяйственно-экономическая жизнь народов Дагестана базировалась на земледелии, животноводстве, ремесленном производстве, внутренней и внешней торговле и отходничество. Особенностью экономического развития страны гор было то, что природно-климатические условия влияли на вид хозяйственной деятельности населения.

2.3 Социальная стратификация дагестанского общества на рубеже XVII-XVIII вв.

Феодальное общество Дагестана распадалось на два антагонических класса - феодалов и крестьян. Класс феодалов составляли шамхалы, ханы (уцмий, майсум), беки, чанка-беки и сала-уздени, а также высшее мусульманское духовенство. Класс крестьянства состоял из узденей, раятов, чагаров и рабов, которые по степени зависимости также делились на ряд групп. Рассмотрим положение каждой из этих групп.

Во главе феодальных владений Дагестана стояли: шамхал Тарковский, уцмий Кайтага, майсум табасаранский, султан Цахура, хан Дербента, нуцалы или ханы Аварии, правители эндирейские, аксайские, бамматулинские, карабудахкентские, эрпелинские, мехтулинские и т.д. - составляли господствующую часть феодального общества. В своих владениях они пользовались иммунитетными правами, всей полнотой власти.

Они являлись собственниками крупных земельных угодий, как пахотных, так и пастбищ, покосов, лесов.

Свою власть они осуществляли при помощи визирей, казначеев, приказчиков, нукеров: чинили диван (суд), разбирали жалобы, наказывали своих подданных, поднимали тревогу и собирали ополчение.

Источники доходов феодальных правителей были самые разнообразные: налоги и трудовые повинности, пошлины с провозимых через владения товаров, отдача на откуп права торговли во владениях и др. Основной статьей дохода оставались наследственные имения.

Следующую ступень феодальной иерархии занимали беки, находившиеся на службе у феодальных правителей и владевшие отдельными селами, где они были полными хозяевами. Титул бека являлся наследственным, как и владения.

Беки были типичными феодалами и в принадлежащих им землях пользовались такими же правами, какие имели и нуцал, шамхал, уцмий и т.д.

Беки подразделялись на две группы - собственно беки и карачи-беки.

Будучи вассалами феодального правителя, беки по феодальному обычаю должны были подчиняться ему. Однако фактически это подчинение носило весьма условный характер.

Во внутренних делах бек сохранял полную свободу. Собственность бека была неприкосновенна, и феодальный обычай лишал хана всякого права "отбирать наследственные имения беков".

По требованию правителя беки обязаны были со своими нукерами и подвластными выходить на войну. Беки обязаны были беспрекословно исполнять приказания правителя, относящиеся до исполнения воинской повинности, являлись на службу его во время войны на коне или также вместе со своими подвластными.

Особое место в феодальной иерархии занимали чанки - дети правителей, ханов и беков от неравных браков. Смысл этого слова, по-видимому, определяется имущественным и правовым положением чанки, которое, как свидетельствуют документы, сильно отличалось от положения беков.

Чанки могли пользоваться поземельными доходами со своих наделов, но они не имели своих узденей. Только когда владельческий род прекращался, чанки могли управлять его подвластными, превратиться в настоящих феодалов - собственников, обладавших всеми правами беков. Чанка находился как бы в роли почетного слуги (нукера) у бека, несмотря на то, что они дети одного отца.

В отдельных случаях они должны были заниматься сборами ханских податей и следить за выполнением жителями аулов различных повинностей. Женщина-чанка не имела никакой доли в наследстве и могла получать только часть движимого имущества по завещанию.

Низшей феодальной группой были, как называют их кумыки, сала-уздени, а по русским источникам - первостепенные уздени. Сала-уздени в отношении своей земли и зависимого крестьянства и рабов пользовались теми же правами, что беки и чанки. По адатам кумыков сала-уздени были свободны от всяких повинностей феодалу. Они выполняли только обычные по вассалитету обязанности - такие, как участие в свите и в ополчении беков. Из числа сала-узденей назначались судьи и оружие представителей бекской администрации.

Мусульманское духовенство составляло группу привилегированного сословия. Духовные лица, были совершенно освобождены от податей и повинностей. Духовные лица получали доходы как от лично им принадлежащего имущества, так и за отправление религиозных обрядов, обучение детей и за ведение шариатских дел. Значительную долю доходов составляли разного рода приношения в пользу мечетей, медресе. Однако наиболее доходной статьей духовенства и мечетей являлись вакуфы - земли и самое различное имущество, завещанные прихожанами в пользу мечетей, и закат, или мечетская десятина.

Мусульманское духовенство в феодальных владениях не обладало светской властью, исключением был лишь табасаранский кадий. Кадий управлял северным Табасараном, являясь в своих владениях верховным правителем, обладая всеми элементами феодального иммунитета, которыми пользовались шамхалы, уцмии, ханы, нуцалы, султаны и майсумы.

В союзах сельских обществ, не входивших в состав ханств, духовенство также было привилегированным сословием. Его влияние на население было сильнее, чем в феодальных владениях.

Основной производящей силой общества были лично свободные крестьяне-уздени. Они составляли более двух третей всего населения Дагестана. Сохраняя общее для этой группы название, уздени, в действительности, подразделялись на ряд подгрупп, различие между которыми зависело не только от принадлежности к той или иной подгруппе (просто узденей, догерек-узденей, кара-узденей и азат-узден), но и от того, в каком феодальном владении находилась данная группа узденей.

Свободные общинники – уздени являлись основной производительной силой Нагорного Дагестана, и мы не знаем документов, которые указывали бы на прямое или косвенное ограничение их в правах передвижения и имущественных правах.

Эта особенность социального строя феодальных владений Нагорного Дагестана в значительной мере определялась своеобразием его природных условий. Резко пересеченный горный ландшафт, крайняя скудость пашни вынуждали горца вести настоящую войну с природой за каждый клочок земли. Поэтому «барская запашка», и ее спутница «барщина» в горах не получили большого развития. Основой власти феодала здесь являлась, главным образом, собственность на пастбища.

Однако в горских феодальных владениях значительная часть пастбищных угодий находилась в руках ханов и беков, это и явилось главным условием утверждения господства горских феодалов над узденскими обществами.

Однако не все узденские общества были в одинаковой зависимости от хана. Одни общества находились в обязательных отношениях, платили подати и повинности. Зависимость других заключалась в поставке воинов со своим продовольствием. При этом они сохраняли полную личную и хозяйственную свободу. Третьи – никаких обязательств по отношению к хану не имели, но пользовались его горными пастбищами и покровительством.

На Кумыкской плоскости все уздени находились в личной или поземельной зависимости от князей и беков и отбывали им оброк (ясак) и барщину (булкъа).

Своеобразие общественной жизни Табасарана заключалось в том, что уздени, не будучи феодально-зависимым сословием, тем не менее, находились в зависимых отношениях к майсуму, кадиям и бекам, которые проявлялись в разнообразных формах.

Основная масса населения в союзах сельских обществ состояла из крестьян. Узденство, например, в Акуша-Дарго в исследуемое время было неоднородно. Внутри узденства находились различные группы, отличавшиеся друг от друга по своему общественно-экономическому и правовому положению. Часть из них владела большим количеством земель, скота и имущества, в то время как основная часть узденства имела только маленькие участки земли, не обеспечивающие жизненные потребности, или же вовсе была лишена средств производства и попадала вовсе в большую зависимость от сельских богатеев.

Таким образом, большинство узденей Нагорного Дагестана было лично свободным, сохранило право передвижения, занятий, а также хозяйственные права, однако находилось в полной зависимости от ханов и беков и, безусловно, признавало их сословные привилегии. В равнинных же владениях права узденя были значительно ограничены. В случае перехода с места на место феодальный обычай лишал его всех прав на недвижимую собственность в пользу землевладельца. По указанию главы владения уздени обязаны были участвовать в войнах. Они содержали ханские отряды во время их постоев в данном поселении, строили крепости и другие оборонительные сооружения, выставляли по требованию ханов и беков рабочий скот для перевозки тяжестей.

Другую группу эксплуатируемого феодалами крестьянства составляли раяты, которая также формировалась двумя путями. С одной стороны, за счет военнопленных лагов, которых ханы сажали на землю, с другой – путем закабаления разными способами свободных общинников.

Они владели мюльками, и эти земельные участки по установившемуся обычаю не подлежали распоряжению беков. Беки делили раятов между собой по числу дворов или целыми селами. Раяты отбывали бекам самые разнообразные повинности. Во владениях Дагестана имелись целые раятские села.

Раяты составляли многочисленную группу крепостного крестьянства, фактически лишенную права перехода от одного феодала к другому. Самовольное переселение раят из одного селения в другое считалось незаконным актом и раяты, покинувшие свое селение, лишались всего недвижимого имущества, т.е. усадьбы и дома. Однако феодал не имел права продавать раята или выгнать его из селения. Раят пользовался правом потомственного владения землей, передачи ее по наследству и продажи жителям своего селения, хотя земля, на которой сидели раяты, считалась феодальной.

Следующим зависимым сословием в Дагестане были чагары или крепостные крестьяне, наделенные землей и находящиеся в личной зависимости от владельцев. Эта категория феодально-зависимого крестьянства складывалась двумя путями. С одной стороны, она формировалась за счет людей, искавших покровительства у феодалов и, таким образом, попадавших в добровольную зависимость. С другой – за счет кулов, посаженных владельцами на землю. Несмотря на такое различие в происхождении, обе группы чагар мало, чем отличались друг от друга.

Чагары были прикреплены к земле и без позволения своих князей не могли переселяться из одного аула в другой или переходить от одного владельца к другому. Феодальный обычай давал владельцу право насильно возвращать чагара. Владелец, имел также право продавать чагар, освобождать их от повинностей или отпускать на волю за выкуп или без выкупа.

Однако чагар уже не являлся полной собственностью владельца, как кул. Сохранив за собою право суда и расправы над чагарами, владелец уже не мог его казнить. Чагар имел и хозяйственные права – приобретать землю и даже иметь своих холопов.

Обязанности чагар к владельцу заключались в отбывании натуральных повинностей.

Кроме вышеперечисленных групп узденей и чагар, у дагестанских народов существовали рабы. Кумыки называли их кулами (мужчины) и каравашками (женщины), а даргинцы, аварцы, лакцы – лаги.

В Дагестане основной источник рабства были разорительные феодальные междоусобицы и набеги на территорию Закавказья. Контингент рабов пополнялся за счет должников и так называемых кровников.

Общественно-экономическое и политическое положение рабов было исключительно тяжелым. Раб был в руках владельца всего лишь материальной ценностью, живым товаром, говорящим инструментом, с которым хозяин вправе поступать, как угодно. Труд раба не регламентировался, раб был обязан исполнить все, что потребует от него владелец, получая за это лишь скудное питание и одежду, необходимые для физического существования.

По данным Х.Х. Рамазанова, рабы, согласно адатам горцев, были лишены каких-либо политических прав, не могли быть допущены к разбирательству дел в качестве свидетелей или к участию в сходе джамаата.

Рабы были объектом купли и продажи. С давних времен такие крупные населенные пункты, как Дербент, Тарки, Андрей-аул, Аксай были центрами работорговли, куда приезжали работорговцы не только из нагорного Дагестана, но и из Турции,

Персии, Крыма, Азербайджана. Цена раба зависела от ряда внешне-политических и внутренних обязательств. В зависимости от физических способностей, знания ремесла, а также в зависимости от красоты и возраста.

Фактические данные свидетельствуют о применении рабов не только в качестве домашней прислуги, но и в качестве пахарей, пастухов, мастеровых, работали на строительстве каналов для орошения.

В таких обществах как Цудахар, Гапшима, Акуша рабство было широко распространено. В этих обществах образовались целые рабские тухумы. Рабы принадлежали главным образом знати и жили вместе со своими хозяевами.

Таким образом, завершая данный параграф, можно сделать вывод о том, что в исследуемое нами время в Дагестане происходило дальнейшее развитие феодальных производственных отношений. Социальная структура страны гор состояла из двух классов – феодалов (шамхал, уцмий, хан, беки, чанка-беки, сала-уздени и духовенство) и крестьянства (уздени, раяты, чагары и рабы).

2.4 Административно-политическое устройство

Феодальные владения Дагестана имели довольно развитую систему административного управления. Управление владениями Засулакской Кумыкии осуществляли князья (бии). В каждом из них существовал совет князей, избираемых при участии самих князей, первостепенных узденей (сала-уздени) и представителей мусульманского духовенства. Во главе совета находился так называемый старший князь.

При старших князьях находилась дружина, состоявшая из выходцев из привилегированных сословий. Для разбора различного рода тяжб по адату совет князей назначал судей. Дела же, подлежащие рассмотрению по шариату, такие, как раздел

имущества, брак, опека, купля-продажа земли, - рассматривали кадии. Для исполнения различного рода распоряжений при совете князей имелись бегуалы.

Самым значительным феодальным образованием во всем Дагестане продолжало оставаться Тарковское шамхальство. Тарковский шамхал считался по прежнему старшим среди кумыкских князей "общим правителем" их. Он избирался на собрании "лучших людей" из числа членов шамхальского дома.

Он лично решал вопросы внешнего и внутреннего управления. Но для решения наиболее важных дел периодически создавал совещания наиболее влиятельных феодалов, живших в его владениях. Ближайшими помощниками шамхала были "визири". Местное управление находилось в руках сельских старшин. Суд вершили представители мусульманского духовенства - кадии, которые руководствовались при решении дел шариатом. Полицейские обязанности выполняли тургаки, а отчасти и чауши, в обязанности которых входило доводить до сведения населения постановления шамхала и его чиновников. Вооруженные силы шамхала состояли из отрядов нукеров, которые несли постоянную военную, административную и полицейскую службу. В военное время шамхал производил мобилизацию всего взрослого мужского населения, способного носить оружие.

Внутри шамхальства сохранялись еще отдельные феодальные уделы – бийлики. Таких уделов в XVIII в. насчитывалось четыре: Буйнакский, Эрпелинский, Карабудахкентский, Баматулинский. Владетель Буйнака считался наследником шамхала и носил титул крым-шамхала.

Мехтулинское ханство занимало незначительную территорию - всего 18 аулов. Управленческий аппарат ханства был менее сложным, чем шамхальство. Во главе ханства стоял наследственный хан. По установленному обычаю, штрафы, взимаемые с преступников, шли в пользу хана.

В XVIII в. и в Мехтулинском ханстве в отдельных селах правили беки.

Большим политическим влиянием в Дагестане пользовался кайтагский уцмий. Достоинство уцмия было второе по старшинству в Дагестане. Тогдашний уцмий, Ахмет-хан, человек «хитрый и лукавой», был один из сильнейших владетелей в этом крае. Владения его состояли из двух частей, верхнего (горная часть) и нижнего (низменная прикаспийская часть уцмийства) Кайтага.

В административном отношении уцмийство делилось на магалы и бекства. Каждый магал, по существу, являлся самостоятельным союзом общин. Магалы располагались в Верхнем Кайтаге. Их было восемь. В нижнем Кайтаге общинные отношения уже не сохранились, вся земля здесь принадлежала бекам, в руках которых находилось и все административное управление, тогда как в Верхнем Кайтаге земли находились в руках общины и ее представители управляли административными делами.

Самый юг Приморского Дагестана занимало Дербентское султанство или ханство.

В конце XVII - начале XVIII вв. Дербентское ханство находилось под властью Сефевидского Ирана, который вступил в период экономического упадка.

"Вся собственная Дербентская провинция простирается к югу на 30 верст до реки Самура, к западу от 5 до 8 верст к Табасарану, и на севере на 15 верст, до владения Кайтага, до реки

Дербаха, коею граничит Ширван с Дагестаном", - писал П. Г. Бутков.

Когда же власть сефевидов на окраинах ослабла, дербентские ханы стали полноправными правителями на подвластной территории.

Дербентские султаны имели не только административную, но и судебную власть над своими подданными. Султаны Дербента являлись и военачальниками. Они располагали 600 конными и 100 пешими воинами. Однако могли в случае надобности собрать и более значительное количество войск.

Дербентские султаны, опираясь на свои вооруженные силы, могли по своему усмотрению налагать на подвластных "превеликие подати, и так, как платить оных [те] были не в состоянии", наказывать их "жесточайшим образом".

Следующим по административно-социальному положению лицом в Дербенте был наиб. Дербентские наибы были обязаны нести военную службу. Они считались командирами гвардейской роты "курчи", получали жалованье от шаха.

К среднему и наиболее многочисленному феодальному сословию в Дербент относились юзбаши, дарги, кентхуды, "кайхайлы", "начальники".

Шейх-уль-исламы, бывшие в каждой области и сидевшие во всех значительных населенных пунктах кадии, многочисленные имамы соборных мечетей, ваизи-проповедники, шейхи (ханака) и т.д. являлись не только управителями вакфов, получателями доли доходов с вакфов, но и занимали видные должности и в аппарате гражданского управления. Среди встречавших Петра I дербентцев были не только многочисленные «офицеры», но и «судьи», т.е. духовные лица.

Довольно своеобразно управлялся Табасаран, по своему политическому устройству не представлявший собой единого целого. Здесь было два самостоятельных владений: северный Табасаран, которым управлял кадий; и южный, которым управлял майсум. Кроме этих двух владений –западный Табасаран – вольная часть, представлявший собой союзы сельских обществ (магалы) и испытывавший на себе сильное влияние феодальных владений.

В свою очередь каждое из этих владений делилось на две части – раят Табасаран и узден Табасаран; в первой части жили раяты, во второй располагались узденские села. В раятском Табасаране вся власть находилась в руках беков. В узденских селениях административное управление осуществляли старшины – кевхи совместно с местным мусульманским духовенством. В административном отношении майсумство делилось на магалы.

Административный аппарат, находившийся в непосредственном ведении майсума и кадия, было очень несложен. Он состоял из нукеров, которые в мирное время выполняли полицейские функции, а в военное время составляли дружину майсума или кадия. Кроме этого сравнительно небольшого числа служилых людей, в Табасаране не было никаких чиновников.

Наиболее крупным владением Дагестана было Аварское ханство. В XVIII в. большое значение в Дагестане приобрели аварские ханы. Занимая центральное положение в нагорном Дагестане, они оказывали большое давление на соседние «вольные общества», за счет которых значительно расширил свою территорию.

В Аварском ханстве не было единой системы административного деления. Здесь встречалось деление на военные округа, имелись бекства и т.д. В соответствии с этим определялось и местное управление. Во главе владения стояли наследственные ханы. Все вопросы внутреннего и внешнего управления решались ими. Ханы разбирали дела, подлежащие рассмотрению по адату, чинили суд и расправу по своему усмотрению. Тяжбы по духовным делам, завещаниям и т.д. разбирались по шариату хунзахским кадием. Как глава духовенства хунзахский кадий, или шейх-уль-ислам, и другие представители мусульманского духовенства играли при хунзахском дворе заметную роль.

Полицейские функции выполняли дружинники хана, составляющие в мирное время вооруженные отряды осуществляли старшины – чухби, адил-заби – блюстители порядка. Полицейские функции, сбор податей, взимание штрафов и другие операции осуществляли мангуши, чауши и др. Лица местной администрации в одних местах «выбирались», в других назначались ханами. Но в обоих случаях они подчинялись владетелю. Большую роль в местном управлении ханства играло духовенство. Все духовные вопросы и тяжбы, подлежащие рассмотрению по шариату, разбирали кадии, дибиры, муллы. Наиболее распространенным духовным лицом в ханстве являлся дибир. Помощниками дибиров были будуны, которые в основном следили за хозяйством мечетей.

Казикумухское ханство было расположено в центре Нагорного Дагестана. Как и другие владения Дагестана, Кюра-Казикумухское ханство было разделено на магалы: Кумухский, Майчайми, Мукарский, Вицхинский, Аштикулинский, Ари-шалинский, Кюра и др..

Власть принадлежала хану, резиденция которого находилась в Кумухе. Хан являлся в полном смысле слова верховным сюзереном на подвластной ему территории. Он возглавлял законодательные и совещательные органы власти, чинил суд и расправу, руководил внешней политикой, был главнокомандующим вооруженными силами. Военная дружина хана состояла из отрядов нукеров, пополнявшихся в основном за счет рабов (лагов) хана, которые несли постоянную военную, административную и полицейскую службу. При необходимости хан мог собрать народное ополчение.

Ханский же двор представлял как бы центральное правительство. Члены ханского рода занимали ряд важнейших постов в центре, из них же выдвигались местные правители (беки); правившие от имени хана в отдельных сельских обществах и уделах, опираясь на своих вооруженных слуг (нукеров). В своих уделах они пользовались полной властью. Беки являлись мощной опорой хана на местах.

Высшим должностным лицам, назначенным самим ханом был, визирь. В компетенцию визиря входили дела по внутреннему управлению, финансам, фискальствам.

Источники содержат также упоминания о кравчих, писцах, толмачах и др. служителях. При дворе хана имелись туруны, т.е. приближенные, советники, поверенные, сотрапезники, также дядьки и молочные братья, которым хан поручал выполнять различные функции управления. Среди ханских чиновников заметную роль играл и глашатай.

Управление осуществлялось согласно адатам и шариату. Эти адаты определяли не только нормы общественного поведения, но и регулировали внутреннюю жизнь обществ и их взаимоотношения с соседними обществами. В практике управления и суда, адатами руководствовались правители и удельные владетели, сельские старшины (куначу). Куначу «выбирались» на местах для соблюдения правопорядка, землепользования и решения прочих вопросов.

На самом юго-востоке Дагестана располагалось Цахурское султанство. В него по сведениям Э. Челеби входило до 150 сел. Резиденция его султана находилась в Цахуре. Зависимость Цахурских правителей от иранских шахов сохранилась и в начале XVIII века, поскольку имеется фирман шаха к Али султану цахурскому от 1701 года с призывом идти против якобы приближающегося к Таркам 60-тысячного царского войска. Такая же связь шахов с владетелями Цахура прослеживается и по фирману от 1710 года шаха Гусейна к ширванским беглербекам, которым шах предлагал отправить Али-Султана Цахурского «к порогу … двора «шахского, обнадежившего «милостью» шаха.

В целом же Цахурское (позднее Элисуйское) султанство не играло особой роли в политических взаимоотношениях дагестанских феодальных владений из-за его зависимости от Иранских шахов.

Почти половину территории Дагестана занимали союзы сельских обществ или «вольные» общества, характерной особенностью которых являлось отсутствие в них феодальной знати и феодальной иерархии.

Союзы сельских обществ также различались по размерам территории, численности и этническому составу населения (хотя чаще они носили моноэтнический характер), по числу входивших в них селений.

Они составляли относительно самостоятельные административно-политические единицы со своими общинными органами управления. В интересах обороны и защиты «вольные» общества иногда объединялись в более крупные союзы, представляя внушительную силу, с которой не могли не считаться феодальные владетели Дагестана и монархи соседних государств.

Так, образовались у даргинцев – Акушинский и Цудахарский союзы, у кайтагов – Кубачинский и Башлинский, у аварцев – Андалалский и Андийский, у лезгин и рутулов – Ахтынский и Рутульский, на границе с Грузией и Азербайджаном – Джарский и Тальский союзы и др..

Особенностью социальной жизни дагестанского аула была исключительная устойчивость сельской общины. Сельская община охватывала всех жителей аула и подразделялась на тухумы. Основной целью образования союзов сельских обществ являлась защита интересов всех входивших в его состав сел от посягательств феодальных владений и внешней угрозы.

Отличие союзов сельских обществ от феодальных владений заключалось в том, что во главе них не стоял феодал. Жизнь в союзах регулировалась обязательными для всех нормами обычного права (адатами). В союзах сельских обществ никто не мог прямо, открыто навязать свою волю остальным членам общества, но сильные тухумы могли повлиять на принятие сельскими союзами угодных им решений по различным вопросам. Внутри сельских обществ еще задолго до исследуемого периода наблюдалось имущественное неравенство. Бедные общинники находились в зависимом положении от сельской верхушки. И во многих союзах сельских обществ выборные должности постепенно становились наследственными.

В союзах сельских обществ высшим органом управления был сход представителей всех джамаатов – сельских общин, входящих в данный союз. Сход собирался в определенном месте. На самом же деле в сходе союзов сельских обществ принимало участие лишь определенное число представителей аульской верхушки. Они от имени жителей всего общества принимали решения, исполнение которых было обязательным для всех сельских обществ Дагестана в рассматриваемый период был органом, представляющим интересы аульской верхушки.

На сходах рассматривались основные вопросы внутреннего управления, мира и войны, взаимоотношения с дагестанскими правителями, а также с правителями соседних народов Кавказа. На сельских сходах принимались новые адатные нормы. Они становились обязательными для всех жителей данного союза сельских обществ.

Союз сельских обществ (джамаат) управлялся советом старейшин. Он избирался на сельском сходе из числа аульской верхушки. Число старейшин зависело от величины аула или количества тухумов.

Совет старейшин занимался вопросами экономической и политической жизни общины. Совет следил за правильным использованием общинных угодий, порядком сева, уборки и остальных сельскохозяйственных работ, за исправностью дорог, мостов. В распоряжении совета находилось определенное количество исполнителей полицейских функций.

Духовные дела в союзах сельских обществ разбирали кадии, шейхи.

В небольших аулах функции кадия исполняли муллы или будуны. Для разбора спорных дел у даргинцев «избирались» аульные судьи, а для контроля над ними – судьи от джамаата. В некоторых обществах судьи избирались только из определенных фамилий. Для исполнения распоряжений кадия, приговоров суда, а также для извещения населения о решениях и распоряжениях джамаата в селениях назначались чауши, которые в разных обществах именовались по разному. Они же собирали штрафы, создавали джамаат. На джамаате решались вопросы, как внутреннего управления, так и внешней ориентации.

Со времени ирано-турецкого договора 1639 г. приморская территория Дагестана номинально входила в состав Ирана. В этом смысле власть иранских феодалов распространялась на джаро-белоканские «вольные» общества, лезгин, Табасаран, Элисуйское султанство, Кайтагское уцмийство, Тарковское шамхальство. Однако дагестанские владетели и предводители «вольных» обществ лишь формально признавали такую власть, получая денежное содержание и щедрые подарки от шахской казны.

Социальную опору иранских шахов составляли наиболее влиятельные местные правители, находившиеся в вассальной зависимости от Ирана и получавшие фирманы на утверждение в своих правах с крупным вознаграждением за выполнение обязанностей по вассалитету.

По свидетельству документов, «шамхальство» дается от шаха персидского и присылается (кого определяет шамхалом) конь и оружие со всем убором и прочим». Ежегодное жалованье шамхала Адиль-Гирея составляло 40 тыс. руб.

Цахурский владелец Али Султан в 1707 г. получил от шаха Султан Гусейна фирман и кафтан на «владельческое звание». Фирманом того же шаха в 1711 г. кайтагскому уцмию Ахмед-хану определялось денежное содержание «в 200 туманов (2000 руб.)». Из шахской казны получал жалованье и буйнакский владелец Муртузали-шамхал, и Казанищенский владелец Умалат-шамхал.

Как известно, отношения вассалитета между иранскими правителями и дагестанскими владетелями установились со времен правления шаха Аббаса I, когда Дагестан попал под власть Ирана. Однако, получая от правителей этих стран подарки и жалованье, формально выражая им верноподданство, горцы сумели в данный период в целом сохранить свою политическую независимость. И в рассматриваемом нами времени зависимость последних от Исфаханского двора была номинальной, выражалась в формальном признании шахского сюзеренитета. Воспользовавшись явным ослаблением центральной власти в Сефевидской державе, горские владетели начали проводить самостоятельную политику.

Бесспорным было господство сефевидов в этот период только в Дербенте, который был оккупирован шахскими войсками в 1607 г.

Завершая данный, параграф необходимо подчеркнуть, что в ходе своего развития в Дагестане не сложилось единого государства с соответствующими институтами, какими были соседние страны (Турция или Россия), а возникли две основные системы политического устройства. Первая была представлена феодальными владениями, а вторая – это союзы сельских общин. Они отличались друг от друга по величине занимаемой территории, количеству и этническому составу населения.

Таким образом, в конце данной главы, считаю необходимым подчеркнуть следующее. Дагестан на рубеже XVII – XVIII вв. представлял собой в социально-экономическом и политическом отношении общество, типичное для всех государств, переживавших феодальную формацию. Ведущими отраслями экономики были: земледелие, скотоводство, ремесло, торговля, отходничество, степень их развития в разных районах Дагестана была разной. Причиной чего были природно-климатические условия Северо-Восточного Кавказа. Дагестанское общество распадалось на два антагонистических класса: класс феодалов (шамхалы, уцмии, ханы, нуцалы, султаны, майсумы, беки, чанка-беки, сала-уздени и мусульманское духовенство) и класс крестьянства (уздени, раяты, чагары и рабы). В Дагестане существовали на высоком уровне развития феодальные отношения с элементами патриархально-родового строя и наличием рабства. В политическом отношении Дагестан, как и все государственные образования Кавказа, не представлял собой единого централизованного государства, а был раздроблен на множество крупных и мелких феодальных государств и союзы сельских т.н. «вольных» обществ.

Характерной особенностью политического развития Дагестана было то, что в момент нашествия иноземных захватчиков дагестанские горцы из различных феодальных владений и сельских обществ объединялись воедино для защиты своей земли и свободы, героически и самоотверженно сражаясь с агрессором. И даже не смотря на то, что многие дагестанские правители признавали вассальную зависимость от Ирана, горцы не смирились с господством Ирана в Дагестане и продолжили свою борьбу за независимость, которая переросла в мощное антииранское восстание начала XVIII в., закончившееся изгнанием иранцев из Дагестана и Азербайджана. В таком положении застал Петр I Дагестан в 1722 г.

ГЛАВА 3. ДАГЕСТАН В СИСТЕМЕ КАВКАЗСКОЙ ПОЛИТИКИ РОССИИ (1714 – 1735 гг.)

3.1 Разведывательные экспедиции России на западный берег Каспия (1714-1722)

На рубеже XVII – XVIII в. основные задачи кавказской политики России, как и способы, их решения, диктовались геополитическими интересами империи в регионе.

Северо-Восточный Кавказ в силу своего географического положения и стратегического значения, традиционно находился в центре внимания соседних держав – России, Ирана и Турции, соперничавших за сферы влияния на Кавказе. Борьба за овладение этим стратегически важным регионом шла с переменным успехом. Продолжавшиеся более века ирано-турецкие войны завершились договором 1639 г., разделившим Кавказ между Ираном и Турцией. С выходом России на побережье Каспия и принятия в подданство Кабарды этот регион оказался и в сфере внешней политики России. Но в тот момент приступить к решению «восточного вопроса» (доступ к южным морям и овладение стратегической инициативой) Россия не могла из-за польской интервенции, тяжелой войны со Швецией и османо-крымских набегов на юге.

В начале XVIII в. Азербайджан, Восточная Грузия и Восточная Армения, а также Южный Дагестан находились под властью Ирана; Западная Грузия, Западная Армения, Абхазия и адыги, жившие в Причерноморье и в районе бассейна р. Кубань, были зависимы от Турции. Предкавказье с середины XVI в. находилось под неослабевающим вниманием Русского государства.

В период правления Петра I четко определились главные направления внешней политики России, в которой неизменно доминировала балтийская, черноморская и каспийская проблемы. Прорубая «окно в Европу» Петр I вынашивал и идеи об укреплении России на Кавказе. Практически это означало установление южной границы по черноморскому побережью и свободу плавания по Черному и Каспийскому морям.

Позиции России на Северо-Восточном Кавказе в конце XVII – начале XVIII в. ограничивались небольшим районом на Каспии с укрепленным городом-крепостью Терки и несколькими станицами гребенских казаков на левом берегу Терека. Каждая из соперничавших сторон вынашивала свои далеко идущие планы: Сефевиды стремились не только сохранить свое влияние на Кавказе, особенно в бассейне Каспийского моря, но и продвинуть северные границы шахских владений до Терека; османские правители желали расширить зоны своего контроля в Закавказье и Прикубанье, распространить свою власть с помощью своих вассалов – крымских ханов и ногайских мурз на степные народы, живущие между Кубанью и Волгой; Петр I и его окружение считали необходимым укрепиться на побережье Черного и Каспийского морей, обезопасить южные границы от османо-крымских нашествий, удовлетворить потребности экономического и политического развития России. Одной из составных частей внешней политики любого государства является разведка, которая может проводиться в различных формах и под разными предлогами. В отношении Северо-Восточного Кавказа, особенно западного побережья Каспийского моря, у Петра I были грандиозные планы и прежде чем приступить к их осуществлению, необходимо было детально обследовать и изучить его. С этой целью на Восточный Кавказ и были посланы несколько групп российских офицеров, которые, сменяя друг друга, начиная с 1714 г., занимались изучением и сбором разного рода сведений военно-стратегического, естественно-географического, экономического, этно-социального характера.

Активизация османов на Кавказе и стремление предупредить их в борьбе за овладение Каспийским морем заставили Петра I готовиться к грядущим неизбежным схваткам и держать постоянно во внимании весь Прикаспийский регион, в котором он видел еще и «истинное средоточие или узел торговли всего Востока». Выход к южным морям и гарантия безопасности южных границ не могли быть обеспечены без овладения побережьем Каспия. Решение этой проблемы для Петра I стало насущной задачей дня.

Предвидя длительную борьбу с южными соседями за преобладающее влияние на Кавказе, Петр I считал необходимым провести тщательную военно-дипломатическую подготовку в этом регионе.

Для усиления своих позиций на Кавказе, в частности, на Северном Кавказе и Дагестане, Петр I укрепляет заложенную здесь крепость Терки. В 1711 г. Петр I направляет сюда своего воспитанника кабардинца, капитана гвардии князя Александра Бековича-Черкасского для установления прочных отношений с кавказскими народами. В 1714 г. было начато подробное изучение Каспийского моря для того, чтобы использовать Каспий в качестве торгового пути к Востоку, а также выяснение рудных и других природных богатств в регионе.

14 мая 1714 года капитан гвардии князь А.Б.Черкасский был назначен начальником экспедиции на восточный берег Каспийского моря. В его распоряжении был отряд из 1500 человек (на самом деле он состоял из 1760 человек), необходимая артиллерия, шанцевый инструмент, 124 судна для перевозки отряда и 5000 рублей на расходы. 28 октября он отправился из Астрахани в море, но из-за непогоды должен был вернуться 3-го декабря. 25 апреля 1715 года капитан гвардии князь

А.Б.Черкасский снова отправился в море и вернулся в Астрахань уже позднею осенью.

В результате миссии капитана гвардии князя А.Б. Черкасского, Петру I в 1714 г. был представлен проект присоединения народов Кавказа к России. В этом проекте князя А. Бекович-Черкасский обращал внимание Петра I на намерение турецкого правительства подчинить своей власти кабардинцев и кумыков и высказывал необходимость склонить кабардинцев и кумыков в русское подданство. «Удача присоединения их, – писал кн. А.Б. Бекович-Черкасский, принесла бы России не только политический, но и экономический успех». Но Петр I тогда еще был занят войной со Швецией и не мог осуществить свои замыслы. Между тем, над прикаспийскими землями висела угроза захвата их агрессивной Турцией.

В 1716 г. Петр I отправил на Каспий для составления карты этого района поручика Никиту Кожина, дав ему собственноручный указ с рядом наставлений. Он должен был описать берега Каспийского моря, промерить глубину, нанести на карту мели и т.д. Описи и карты Н. Кожина целиком вошли в первую подробную карту Каспийского моря («Картина плоская генеральная моря Каспийского»), составленную капитан-лейтенантом фон-Верденом и лейтенантом Ф.И. Соймоновым.

Указом от 30 мая 1715 г. Петр I назначил полковника Артемия Петровича Волынского послом в Персию для заключения между Россией и Ираном торгового договора. Такова была официальная цель посольства. За указом следовала императорская совершенно секретная «Инструкция», в которой на посольство полковника А.П. Волынского возлагались разведывательные цели: собрать сведения о пристанях, городах и путях сообщения, вооруженных силах, жизни персидского двора и т.д. Собственноручные дополнения, внесенные царем в инструкцию, данную полковнику А.П. Волынскому, с достаточной определенностью свидетельствуют о конкретных результатах, ожидаемых Петром I от посольства. Он велел выяснить «… какие, где в море Каспийское реки большие впадают, и до которых мест по оным рекам можно ехать от моря и нет ли какой реки из Индии, которая бы впадала в сие море, и есть ли на том море и в пристанях у шаха суды военные или купеческие, також какие крепости и фортеции – присматривать прилежно и искусно проведывать о том, а особливо про Гилянь … однакож так, чтобы того не признали персияне, и делать о том секретно журнал повседневный, описывая все подлинно. Будучи ему в Персии, присматривать и разведовать, сколько у шаха крепостей и войска и в каком порядке и не вводят ли европейских обычаев в войне? Какое шах имеет обхождение с турками, и нет ли у персов намерения начать войну с турками, и не желают ли против них с кем в союз вступить?». Сопроводительная грамота к шаху подписана 30 мая 1715 г., в которой Петр I просил его содержать его посланника к шаху «в приличном характеру его достоинств и верить всему предлагаемому им именем Его Царского Величества». Для выполнения разведывательного задания царь дал полковнику А.П. Волынскому в помощь нескольких ученых людей. Он следовал из Астрахани морем мимо Дербента, в Низабате вышел на берег и следовал оттуда по суше к Испагани.

Находясь в Персии (в 1716-1718 гг.), полковник А.П. Волынский не только собирал сведения о военной подготовленности этой страны, но и составил военно-топографическое описание пути своего следования. Перед отъездом в Исфаган и по возвращении оттуда посланник подолгу останавливался в Шемахе и имел возможность хорошо ознакомиться с городом, его окрестностями и дорогой, ведущей к Низовой. На обратном пути – через Казвин и провинцию Гилян, он собирал сведения о том, «где есть какие пути удобные или нужные к проходам армии, также и о расстоянии мест».

А.П. Волынский возвратился в Петербург 12 декабря 1718 года и привез от шаха договор о дружбе, добром между обоими государствами согласии.

По возвращении полковник А.П. Волынский доложил о результатах своей миссии, которые нашли свое отражение в «Журнале посланника А.П. Волынского», где сообщались сведения о государственных доходах, о народе, о вероисповедании народов региона, о коммерции, о торговых компаниях – Португальской, Английской и Голландской, Индийской, Жульфинской, о российских купцах и др..

Он предложил государю: «чтоб богатые персидские области, лежащие по Каспийскому морю, для безопасности границ российских принять в свое защищение, занять и заселить оные войсками российскими, коими непременно могут овладеть афганцы, на что государь и согласился».

22 марта 1720 г. полковник А.П. Волынский был назначен губернатором в Астрахань и получил указ «делать тайно приуготовления к «Персидскому» походу; узнать подробнее все обстоятельства, до тех «персидских» провинций касающихся; и склонять Карталинского Вахтанга и прочих христиан к пользе России, уверяя их в добром положении и покровительстве» со стороны Петра Великого.

Таким образом, посольство полковника А.П. Волынского (1715-1718 гг.) в Персию сыграло важную роль в подготовке «Персидского» похода. Выполнив свою миссию военно-политической разведки, полковник А.П. Волынский, как уже было сказано выше, предложил Петру I присоединить стратегически важные и богатые природными ресурсами прикаспийские провинции к России.

В 1718 г. для разведки персидских владений, расположенных к северу от Низовой (северные уезды Ширвана и Дагестан), полковник А.П. Волынский послал из Шемахи дворянина Андриана Лопухина с тем, чтобы «он осмотрел и описал тамошний путь от Низовой пристани до Терека» и осведомился, «каковы тамошние народы людством и сколько у них военных». А.И. Лопухин проезжал через Кубу, Дербент и Тарки и составил подробное описание пути своего следования, уделив особое внимание крепости Дербент.

2 марта 1718 г. последовал царский указ поручику князю Урусову «Об осмотре по Каспийскому морю бывшего протоки Аму-Дарьи и прочих мест, по положении на карту Каспийского моря с промером и описанием берегов оного», кроме того, он должен был проверить данные, собранные поручиком Никитой Кожиным.

При этом он должен был обследовать гавани рек, впадающих в Каспий, а особо реку Куру, выяснив какие суда, могут приставать, а также «справиться, могут ли ходить и опасаться во время шторма и есть ли где мель и подводные камни и точно указать на карте».

Попытки разведывательных действий российских дипломатов и посланников вызвали, мягко говоря, настороженность шахского правительства, которое считало эти действия несовместимыми с интересами Персии, считавшей прикаспийские владения своими. Позиция шахского правительства поставила Петра I перед дилеммой: либо отказаться от разрешения интересующего вопроса, либо действовать самостоятельно, не считаясь с мнениями персидских властей.

Было решено воспользоваться второй возможностью и немедленно приступить к обследованию и описанию западного побережья Каспия.

Для выполнения этой задачи Петр I послал на Каспий морскую экспедицию во главе с лейтенантом Федором Ивановичем Соймоновым (1682-1780) и капитан-лейтенантом фон Карлом или Клаусом Верденом, несколько лет служившими под непосредственным руководством Петра I на военном корабле. В их распоряжении были «унтер-лейтенанты Дорошенко и Золотарев, с большим числом унтер-офицеров и рядовых, так что всех насчитывалось 89 человек». Задача, данная им царем, состояла в том, чтобы описать западную сторону Каспия, начав от устья реки Волги до Астрабада со всеми островами, мелями, подводными камнями, впадающими в Каспий реками, гаванями, пристанями и берегами, и с всею точностью нанести на карту; а как восточная часть Каспия капитаном гвардии князем А.Б. Черкасским и поручиком Н. Кожиным уже была сделана; то, проверяя ее, «сделать генеральную карту» Каспийского моря. Эта карта стала первой наиболее достоверной картой Каспийского моря. Петр I в 1721 г. отправил ее во Французскую академию наук, членом которой он являлся. «Сия карта, - свидетельствовал хронограф Петра Великого, - неоднократно проверенная, открыла все обстоятельства сего моря, со всеми берегами и впадающими в оное реками».

С этими же идеями, прикрываясь русско-иранским торговым договором 1717 г., в 1720 г. были отправлены в Персию консулом Семен Авраамов и вице-консулом капитан А. Баскаков, которые собирали данные как экономического, так и военно-политического характера. В инструкциях, данных им, значилось следующее: «1) Ехать от Терка сухим путем до Шемахи для осматривания пути: удобен ли для прохода войска водами, кормами конскими и прочим? 2) От Шемахи до Апшерона и оттуда до Гиляни смотреть того же… 3) О состоянии тамошнем и о прочих обстоятельствах насматриваться и наведываться и все это делать в высшем секрете».

По свидетельству лейтенанта Ф.И. Соймонова, «Польза общих торгов служила тогда наружным видом сего предприятия, и назначенным в оную посылку офицерам предписано было …, чтоб они сие намерение везде распространяли, хотя до купечества не подлежали».

Приведенный материал красноречиво свидетельствует о главных военно-стратегических целях всех этих экспедиций. Не случайно в «наказе» Петра I полковнику и астраханскому губернатору А.П. Волынскому значилось проложить маршрут морем из крепости Терки до Уч-косы (Аграханский полуостров – Н.Ч.), для чего на берегу моря построить крепость (в будущем крепость Святого Креста – Н.Ч.) и начинать постепенно строить склады, амбары и прочее.

Из приведенных данных видно, что Петр I проявлял особый интерес к прикаспийским провинциям Дагестану, Ширвану и Гиляну, которые в 1715-1720 гг. являлись главными объектами военно-разведывательных мероприятий русского правительства в Прикаспье. Посланники императора собирали сведения как о морском пути, проходившем вдоль западного и южного берегов Каспия, так и о сухом пути, проходившем по каспийскому берегу Кавказа от южных границ России, через Шемаху до Гиляна.

Последней разведывательной экспедицией была посылка накануне «Персидского» похода Петра I Андреяна Лопухина в Дагестан для выяснения ситуации, сложившейся в этом регионе Кавказа.

31 июля 1722 г. Петру I доставили подробное донесение А.И. Лопухина, заранее посланного на разведку в эти знакомые ему места. А.И. Лопухин сообщал, что шамхал Тарковский готовится к встрече Петра I, подготовил скот для продовольствия российским войскам, а также подарки императора и интересуется о месте встречи с императором. Шамхал сообщал, что дербентский султан, посаженный в Дербенте персидским шахом, год назад уехал в Исфаган, а во главе дербентцев стоят две партии – наиб Имам-Кули-бек – сторонник шамхала Тарковского и Арсланбек – уцмия и Дауд-бека. Дербентцы просят Петра I поскорее прибыть в Дербент. А.И. Лопухин доносил и о замыслах Сурхай-хана, Дауд-бека, уцмия Кайтага и др.

Таким образом, в заключение параграфа, на основе вышесказанного можно сделать вывод о том, что результаты разведывательных экспедиций капитана гвардии, князя А.Б. Черкасского, поручика Н.Кожина, полковника А.П. Волынского, дворянина А.И. Лопухина, лейтенанта Ф.И. Соймонова и других Петру I дали возможность форсировать подготовку к Каспийскому походу.

Полученные этими экспедициями данные экономического, военного и политического характера позволили правительству тщательно изучить территорию Западного побережья Каспия, по которому должны были продвигаться войска, а также позволили выяснить расстановку сил в регионе, отношение местных владетелей к приходу сюда российской армии.

3.2 Военно-административные мероприятия России в Дагестане (1722 – 1735 гг.)

Заключение в 1721 г. Ништадтского договора со Швецией, которая завершила Северную войну (1700-1721 гг.) позволило правительству Петра I перенести все усилия внешней политики на юго-восточные рубежи Российского государства, что тем самым способствовало активизации ее кавказской политики. Экономические и внешнеполитические причины (турецкая угроза) вызвали необходимость осуществления Петром I давно задуманного Каспийского похода. Успешному осуществлению «Персидского» похода способствовали проведенные Петром I разведывательные экспедиции, в результате которых были получены сведения о политическом и экономическом устройстве, военных силах, географии региона.

После проведения тщательной военно-дипломатической подготовки к активным действиям на Кавказе Петр I направил все свои усилия на решение основной цели его кавказской политики – обеспечение безопасности южных границ России и ее выхода к Черному и Каспийскому морям.

Шемахинские события 1721 г., когда отряды горцев, возглавляемые Дауд-беком и Сурхай-ханом, осадив Шемаху, подвергли ее погрому, в результате которого пострадали русские купцы, послужили поводом для мотивации неотложности давно намеченного предприятия – похода в Прикаспий.

Астраханский губернатор и полковник Артемий Петрович Волынский настаивал на решительных действиях со стороны Петра I, убеждая его в том, что настал момент «оставить политику и действовать оружием. Персия ослаблена, Кандагар объявил себя независимым, афганцы заняли уже Испагань, турки угрожают захватить Дербент…», а если это случится, то Каспийское море останется для России закрытым.

Петр I приступил к реализации мероприятий по отправке войск в район Астрахани. В конце 1721 г. он приказал, чтобы «из прибывших из Финляндии 20 пехотных полков, привыкших к морскому хождению, из каждого по одному батальону следовали на зимние квартиры в города по Волге лежащие … с повелением им построить островские лодки (небольшие морские суда, предназначенные для плавания у побережья – Н.Ч.)». Причем астраханскому губернатору было предписано, чтобы «эти войска содержать во всяком довольстве и работами не отягощать». Тогда же в Астрахань были отправлены многие «морские служители» (читай: специалисты – Н.Ч.), особенно те, которые ранее уже плавали по Каспию, знали его навигационную карту. В поволжских городах: в Казани, Твери, Нижнем Новгороде и др. было начато строительство морских судов, чтобы к маю 1722 г. они были бы готовы. Петр I внимательно следил за исполнением своих планов. Так в апреле 1722 г. он писал генерал-майору М.А. Матюшкину, который занимался подготовкой военного флота на Верхней Волге: «Уведомьте нас, что лодки мая к пятому числу поспеют ли, также и ластовых судов к тому времени, сколько может поспеть? И достальные ластовые суда сколько, к которому времени могут поспеть (читай: будут готовы – Н.Ч.), о том чаще к

 нам пишите и в деле поспешайте». По сообщению Ф.И. Соймонова на Каспий было отправлено 442 различной величины морских судов того времени. Это: гукеры, шнавы, шуйты, тялки, яхты, эверсы, галиоты, струги, а также островские лодки, вмещавшие до 40 чел.

Пехоту, артиллерию, амуницию, большой запас провизии отправили водным путем. Конница из Царицына следовала по суше, как и два корпуса донских и малороссийских казаков.

С начала июня войска стали прибывать в Астрахань, которая к тому времени была одной из самых укрепленных морских твердынь Российского государства. Здесь имелось все необходимое для обслуживания морской флотилии (пристань, верфи, склады, казармы). Все это делало Астрахань удобной для сосредоточения большого количества войск и подготовки предстоящего похода.

До нас дошли разноречивые данные о количестве войск, сосредоточенных в Астрахани. По сообщению лейтенанта Ф.И.Соймонова в поход было отправлено 22 тыс. пехоты, 20 тыс. казаков, 30 тыс. татар, 20 тыс. калмыков, 9 тыс. конницы, 5 тыс. матросов, т.е. 106 тыс. чел..

Н.Н. Молчанов приводит несколько иные цифры, а именно: войск, отправленных морем, насчитывалось 22 тыс. чел., по суше – 9 тыс. кавалерии и вспомогательные отряды казаков и татар численностью до 50 тыс. чел.. У Е.И. Козубского приводится цифра до 52 тыс. чел..

По данным фондов Российского государственного архива в поход были отправлены следующее количество различных родов войск:

Откомандированных от лейб-гвардии:

20 пехотных батальонов, из которых:

Итак, в поход отправлялось 24530 чел. регулярного войска. Помимо этого из нерегулярных:

Черкасс гетманского регимента – 10000

Казаков: Донских – 5000

Яицких – 1000

Итого: – 16000,

что вместе с регулярной армией и составляло 40.530 чел.

Высший командный состав похода представляли: генерал-адмирал граф Апраксин, генерал-майоры М.А. Матюшкин, Г.С. Кропотов, князья Ю.Ю. Трубецкой, И.И. Дмитриев-Мамонов, Г.Д. Юсупов; бригадиры: В.П. Шереметьев, В.Я. Левашов, князь И.Ф. Барятинский, И.О. Ветерани, Я. Шамордин, А.И. Румянцев.

13 мая 1722 г. Петр I выехал из Москвы и 26 мая прибыл в Нижний Новгород, откуда и отправился в Астрахань, сопровождаемый войсковыми частями. В конвое Петра I были:

К 4 июля 1722 г. в Астрахань прибыло гвардейских частей:

К 9 июля:

К 10 июля 1722 г. из регулярных войск в Астрахани находились:

Еще 3 марта 1721 г. указом Правительствующего Сената Гребенское войско было изъято из ведения Московского Посольского приказа и подчинено Военной коллегии под «ближайшее наблюдение» астраханского губернатора.

Таким образом, Петр I, собрав сведения политического и экономического характера о прикаспийских «провинциях» Азербайджана и Дагестана, изучив географическое положение побережья Каспийского моря, сконцентрировав большое количество войск в Астрахани, обнародовал за три дня до выступления манифест на местных языках в Тарки, Дербенте, Шемахе и Баку, где подчеркивалось, что поход предпринимается для получения сатисфакции за нанесенный русским купцам ущерб во время Шемахинского погрома. Но, как известно, это был всего лишь повод, причины же предпринимаемого похода были куда более серьезными: Каспийский поход, по замыслу Петра I, должен был утвердить позиции России в северо-западных областях распадавшейся империи Сефевидов, обеспечить обладание естественными богатствами региона, решить судьбу ирано-российской торговли, в первую очередь торговлю шелком-сырцом. Фактическое безвластие и полная анархия, охватившая к тому времени Иран, что давало основания опасаться появления у Каспия турок, также подталкивали Петра I на решительные действия в Прикаспии.

18 июля 1722 г. флот Петра I под командованием генерал-адмирала графа Апраксина вышел из Астрахани в Каспийское море. После двухдневного плавания флотилия прибыла к устью Терека. 27 июля 1722 г. вошла в Аграханский залив. Здесь войска высадились на Аграханском полуострове и приступили к устройству укрепленного лагеря.

Тем временем, шедшая из Астрахани сухим путем конница также вступила в Северный Дагестан.

23 июля бригадир И.О. Ветерани по указу императора с четырьмя полками драгун отправился в Эндирей, чтобы занять его, но на подступах был атакован эндирейцами, и, понеся потери, без особого труда захватил его и превратил в пепел.

28 июля 1722 г. караногайцы отправили к Петру I своих депутатов с предложением доставить для русской армии 40 тыс. четвертей разного провианта. Петр I принял караногайцев в подданство.

5 августа, оставив в Аграханском ретраншементе 300 чел. регулярного войска и 1.500 казаков, Петр I во главе войска прибыл к р. Сулак, где стал лагерем. В тот же день к императору прибыли костековский, аксаевский владетели и тарковский шамхал.

12 августа русские войска подошли к Таркам, где их встретил шамхал Адиль-Гирей, заверивший Петра I в своей благонадежности и объявивший, что до сих пор служил русскому государю верно, а теперь будет «особенно верно служить» и предложивший Петру I в помощь свои войска. 14 августа Екатерина I приняла жен шамхала Адиль-Гирея в шатре на Анжи-Арке.

16 августа армия Петра I выступила из Тарков в сторону Дербента, являвшегося наиболее важным объектом кампании 1722 г. По пути следования через владения Султан-Махмуда Утамышского 18 августа отряд российских войск, посланный на разведку, был атакован утамышцами. В результате ответных действий Петра I Утамыш, состоявший из 500 домов, был обращен в пепел, 26 человек пленных казнены. 23 августа Петру I были поднесены серебряные ключи от древнего Дербента, и русская армия без боя вступила в город.

В Дербенте к Петру I обратились уцмий Кайтага, майсум Табасарана, владетель Буйнака и др. с просьбой принять их в подданство России. «Народы тамошние (писал современник событий, историограф шахского двора Мирза-Мехти-хан), опасаясь владычества, турок, как непримиримых врагов без разрешения шаха, явились к нему с покорностью».

В течение четырех недель (июль-август 1722 г.) русской армией была занята территория от Аграханского залива до р. Милюкент за Дербентом. Столь быстрое ее продвижение объяснялось не только многочисленностью, боеспособностью и оперативностью предпринимаемых командованием мер, но и, что очень важно, стремлением местного населения освободиться от произвола коррумпированной шахской администрации, от феодального разбоя и политических неурядиц.

Казалось бы обстановка в регионе для продолжения задуманного похода складывалась как нельзя удачно. Однако вследствие гибели в бурю судов с провиантом и артиллерией, его пришлось приостановить. Вот как сообщает об этом обстоятельстве источник:

«25 августа был такой свирепый северный ветер, что наши 13 транспортных суда с провиантом прибило к берегу и разбились вдребезги. Экипаж едва был спасен, и менее чем через 3 часа ничего от корабля не осталось, все было погребено короткими волнами, которые так быстро следовали одна за другою и через это поднимали вверх много песку. На другой день было совсем тихо, и каждый должен был откапывать провиант, который удалось получить после больших трудов. Он состоял большей частью из ржаной и пшеничной муки в мешках. Соленая вода проникала не более как на дюйм, так что она в середине совершенно была разделена всей армии, и велено было печь хлеб и сделать из него сухари».

Так в шторм погибла эскадра Вердена при устье реки Милюкент (вблизи Дербента), груженая мукой. Эскадра Вильбоа, следовавшая из Астрахани к Дербенту в составе 17 ластовых судов, груженных мукой и артиллерией, в первых числах сентября была застигнута сильным штормом при «урочище Учо» (Аграханский полуостров): одни суда были разбиты, другие выброшены на мель. Крушение двух эскадр означало не только потерю провианта, но и гибель судов. Наличного продовольствия могло хватить только на один месяц, а доставка его из Астрахани была невозможна ввиду отсутствия надежных судов.

Петр I попытался получить провиант у окрестных владельцев.

Примечательно, как тонко чувствовал ситуацию уцмий. Петр I отмечал в своем дневнике: 27 августа «послан был поручик Карцев к уцмию для спросу: (при) будет ли он в обоз (т.е. лагерь) и даст ли что обещал? Поручик Карцев возвратился и объявил, что уцмий в старых лавирах пребывает (т.е. лавирует, ведет себя уклончиво, как и прежде), переменивая от одного дня до другого…».

Армия начала голодать, а достать хлеб в Мушкюре или в Ширване, разоренных трехлетней войной, - об этом нечего было и думать. В сложившейся ситуации целесообразность отказа Петра I от продолжения похода вряд ли может вызвать сомнения. Надо полагать, что обстановка, сложившаяся в Закавказье, чем-то напоминала ему, печальной памяти, ситуацию на Пруте. И там и здесь армиям не доставало провианта. Оба похода в широком плане роднила еще одна общность – они не были достаточно подготовленными. Урок Прутского похода не пропал даром – император на этот раз проявил осторожность и предпочел риску отступление. Как и одиннадцать лет тому назад в Молдавии, его войскам грозила голодная смерть в Дагестане.

Необходимо заметить, что не только вышеназванное обстоятельство помешало Петру I продолжить свой поход на побережье Каспийского моря. Конница пришла в полный упадок. Драгунские полки с весны 1722 г. почти непрерывно находились в марше по степной местности, где лошади страдали от жары, бескормицы и недостатка воды.

Вскоре Петра I постигла новая беда – эпизоотия, вызвавшая падеж лошадей. Потеря конницы приняла катастрофические размеры: «Так, лошади от худобы мерли, что у Старых Буйнаков в одну ночь умерло 1700 лошадей». Кавалерия, по словам Петра I, еще до прихода к Аграхани «несказанной труд в своем марше имела от безводицы и худых трав». Армия Петра I на 80% состояла из конницы, и падеж коней был равносилен ее параличу, а голод довершил бы дело.

В третьих – большое скопление людей при тогдашнем состоянии медицинской службы, в условиях непривычных для солдат климата и обилия фруктов, неизбежно вело к массовым заболеваниям. От лишений и тягот походной жизни, усугубленных нездоровым климатом Прикаспия, среди солдат быстро умножилось число больных малярией.

Так, по данным на 13 сентября 1722 г. в команде бригадира А.И. Румянцева числилось: здоровых – 2184 чел., больных – 378 чел., итого – 2562 чел., т.е. больные составили 15%. В команде генерал-майора И.И.Дмитриева-Мамонова: здоровых – 2102 чел., больных – 222 чел., итого – 2324 чел. 19 сентября 1722 г. в первой команде: больных уже 397 чел., во второй – больных 243 чел. На 25 октября 1722 г. в командах генерал-майора М.А.Матюшкина (Дербент и Терки) больных 1212 чел., в команде генерал-майора И.И.Дмитрия-Мамонова (там же) – больных – 69 чел. Из приведенных данных по подсчетам Н.В.Барышниковой 13-26% из состава русской армии были больны, а в некоторых частях число больных достигало даже 30%.

Таким образом, оказалось, что бороться с климатом еще труднее, чем с бурями и неприятелем: болезни и конский падеж свирепствовали в русском лагере.

Организация всего этого предприятия Петра I была связана с колоссальными денежными затратами, которые не оправдали себя, хотя бы только потому, что обстановка, в которой действовала русская армия, вовсе не предписывала громоздкой организации, а скорее требовала большей облегченности и подвижности.

Каспийский поход обошелся казне в миллион рублей.

Кроме того, Петр I получил известия о «великих неустройствах», происшедших на тот момент в Сенате. Во время похода в Прикаспий возникла угроза возобновления войны со Швецией, что, конечно же, не могло не обеспокоить Россию. В исторической литературе, как известно, имеются различные версии относительно прекращения Каспийского похода, но была еще одна очень веская причина того, что Петр I приостановил его, которая в историографии как до 1917, так и после 1917 г. практически не была освещена за исключением работ нескольких историков. Ни словом об этом не обмолвился и сам Петр Великий в своем письме Сенату от 16 сентября 1722 г., перечисляя общеизвестные причины своего ухода.

Решение прекратить экспедицию, и отвести войска под предлогом недостатка провианта, было принято вследствие требования турецкого посланника, который прямо заявил, что дальнейшее наступление русской армии на кавказские земли будет рассматриваться Стамбулом как повод для объявления войны.

Таким образом, Петр I ушел с Кавказа, избегая преждевременной войны с Турцией. Декларируемой Россией цели похода – наказания персидских «бунтовщиков» Турция не препятствовала. Но появление на Кавказе значительной русской армии дало повод к подозрениям. Великий визирь Ибрагим, «яко добрый друг и желатель между империями покоя», передал через Неплюева Петру I совет, чтобы он со своим войском, ретировался в свое государство во избежание войны».

Во время похода Петра I в русский лагерь также прибыл представитель османской Порты, заявивший, что поход Петра I рассматривается ею как причина для объявления войны России, что заставило его отказаться от продолжения похода в Закавказье.

В нашем распоряжении имеются сведения, которые раскрывают подробности этого события:

«Наша армия имела намерение сняться на следующий день (6 сентября 1722 г. – Н.Ч.), но к нашему удивлению пришел турецкий посланник из Шемахи, и принес известие императору, что турки заняли этот город (Шемаху – Н.Ч.), и что он по повелению своего султана пришел уведомить Его Величество об установке порядка в этой стране, он хотел его попросить, чтоб отступали войска, но если б он противился бы, то он имеет приказ объявить войну России. После точного размышления Государь не нашел хорошим идти дальше, потому что он не хотел разрывать (нарушать государственное устройство) соглашения с Турцией, но потому только, что он со своим войском так был удален от своего владения. Он решил идти назад, так что это составило в нашем походе крайнюю границу к Персии, а провинции, которые так ревностно ждали нашей помощи, должны были отдаться под покровительство турок.

6 сентября наша армия снялась, и мы пошли назад в Дербент. Турецкий посланник сопровождал нас, пока мы не вступили в Дагестан. 7-го турецкий посол имел прощальную аудиенцию и возвратился в Дербент, где он пробыл до тех пор, пока не узнал, что мы не отплыли в Астрахань».

Таковы были причины ухода Петра I из Дагестана, которые лишь на время приостановили активность России на Кавказе.

Оставив гарнизоны в Дербенте, Рубасе, Буйнаке, Тарках и в основанной на р. Сулак крепости Святого Креста, Петр I с основными силами русской армии 29 сентября 1722 г. возвратился в Астрахань.

Успешное осуществление части задуманного плана вызвало недовольство правительства Турции. Султан Ахмед III готовился взять реванш за упущенное время и благоприятные возможности. Обстановка в Дагестане оставалась напряженной.

Уход русской армии развязал руки протурецки настроенным феодалам. Еще до отплытия армии Петра I Дауд-бек, Сурхай и Ахмед-хан тайно готовились к антирусским выступлениям. Уже, будучи в Астрахани, император получил два донесения, что они штурмуют русские укрепления. В Стамбуле эти события были представлены как поражение армии Петра, паническое бегство русских в Астрахань.

Опираясь на поддержку Англии, Франции, Швеции и на союзников, Турция готовилась к захвату Кавказа и Ирана. Придавая важное значение овладению Дагестаном, османы развернули активную деятельность. В сентябре 1722 г. шамхалу Адиль-Гирею было прислано воззвание, чтоб «с гаурами (русскими – Н.Ч.) весьма жестоко биться».

Осенью 1722 г. Али-Султан принял подданство Турции, получив Елисуйское владение и звание эмира. «Турецкие дела и слова непостоянны, - доносил Неплюев, - Порта принимает в подданство Дауд-бека, хочет сначала захватить персидскую Грузию, а потом вытеснить русские войска из Дагестана.

Переговоры, проходившие в январе-августе 1723 г., не дали положительных результатов. Поддерживаемая западными державами, особенно Англией, Порта вела себя воинственно. Летом 1723 г. турки перешли к активным действиям: они вторглись в Картли и овладели ее столицей Тифлисом; отсюда они направились к Шемахе, но не смогли дойти до нее ввиду того, что под Ганджой были остановлены армянским войском. В июле 1723 г. в Шемаху прибыл турецкий посланник, который привез Дауд-Беку подарки и письма от Эрзерумского паши, после чего Дауд-бек выступил к Гандже на помощь туркам.

В ответ на это русские войска сначала заняли Решт, а затем Баку, заявив османскому правительству, что не допустит «уничтожения Персии и утверждения Турции на берегах Каспийского моря». Это заявление было подкреплено широкой военной подготовкой. Особое значение отводилось мерам по усилению российской флотилии на Каспии. Вслед за этим, стараясь не допустить османов на побережье Каспия, Россия стала добиваться от правителя Ирана Тахмаспа II добровольной уступки Дагестана и Прикаспийских областей, обещая помощь Ирану в борьбе с османами и афганцами. На этой основе и был подписан Петербургский русско-иранский договор, предоставлявший России «в вечное владение города Дербент, Баку со всеми прилегающими и по Каспийскому морю лежащими землями и местами також де и провинции Гилян, Мизандрон и Астрабат».

Этот договор вызвал ярость турецкого правительства, пытавшегося также укрепиться в Дагестане и Ширване. Тем более что враждебные отношения в правящих кругах Порты искусственно подогревалось западными дипломатами. Но казавшуюся неизбежной войну все же удалось отвести благодаря заключенному в июле 1724 г. Константинопольскому договору, признавшему за Россией Прикаспийские провинции, полученные ею по Петербургскому договору. Что касается Дагестана, то его территория подлежала разделу между Россией и Турцией.

Результаты, которых добивалась Россия, были достигнуты ценой больших усилий и огромных потерь русских войск. Тем не менее, военно-политические последствия Каспийского похода, как для России, так и для народов региона, очевидны: была обеспечена безопасность юго-восточных границ России, Дагестан прочно огражден от агрессии османов; утвердилось ее положение на Каспийском море. Тем самым Россия выполнила поставленную перед собой военно-политическую задачу.

Итак, военно-политические последствия «Персидского похода», как для России, так и для народов Кавказа бесспорны и очевидны: была достигнута безопасность юго-восточных окраин России, Дагестан был прочно огражден от агрессии османов.

Результаты проведенных кампаний в 1722-1723 гг. были закреплены русско-персидским договором, подписанным в Петербурге 12 сентября 1723 г., по которому к России переходил Дербент, Баку, Ширван, Гилян, Мазандеран и Астрабад, полоса вдоль всего западного и южного побережья Каспийского моря. Эти прикаспийские провинции Кавказа, согласно Константинопольскому договору, заключенному в июле 1724 г., признала за Россией и Турция.

С целью закрепления за собой присоединенных территорий, Петр I провел здесь целый ряд военно-политических и административных мероприятий. Как уже указывалось выше, астраханский губернатор А. П. Волынский советовал Петру I заселить прикаспийские провинции Ирана, Азербайджана и Дагестана русскими войсками, чтобы обезопасить южные границы своего государства. Российские власти сохранили прежнее административно-территориальное управление прикаспийских областей, лишь передав верховную военно-политическую власть русским офицерам, т.е. следовало назначить «управителей,… где возможно русских, а где невозможно – из их народа».

Заявление Петра I о том, что Россия не может допустить турок на берега Каспия, подкреплялось широкими военными приготовлениями, среди которых важную роль играли: сооружение крепостей и укреплений, создание Низового Корпуса, усиление Каспийской флотилии и многое другое. По возвращению императора из прибывших с ним в регион регулярных полков (26.618 чел.) оставлено было 8 драгунских и 10 полевых пехотных полков общей численностью 20354 человека. Из полевых войск, участвовавших в «Персидском» походе, (их перечень дается в приложении к диссертации – Н. Ч.) Петр I выбрал 80 рот, по четыре роты из двух гренадерских и 18 пехотных полков. Из этих 80 рот были сформированы 20 отдельных батальонов, названных по фамилиям командиров батальонов. После заключения мирного трактата с Персией в 1723 году, эти батальоны были оставлены в занятых русскими прикаспийских провинциях.

В конце 1723 года генерал-лейтенант М.А. Матюшкин в донесении императору Петру I спрашивал разрешения образовать из находившихся на Кавказе и в «персидских провинциях» батальонов полки, что облегчило бы управление корпусом. Петр Великий дал свое согласие и приказал назвать образованные полки по именам занятых провинций. По этому поводу Петр Великий и генерал – лейтенант М.А. Матюшкин вели переписку.

Генерал-лейтенант М.А. Матюшкин писал Петру I: «Низового Корпуса пехотные 18 батальонов повелели учинить полками, а когда сведутся какие давать звания?». Решение: «Давать имена по местам». «Гренадерские два баталиона полком учинить, или к каждому пехотному полку определить по роте гренадер?» Решение: «Лучше по полкам роты учинить».

На этом основании 9 июня 1724 г. все 20 батальонов были сведены в 10 двухбатальонных полков (из одной гренадерской и семи фузелерных рот), названных по занятым провинциям: Гирканским, Зензелинским, Кескерским, Мизандронским, Рящинским, Дербентским, Бакинским, Дагестанским, Астрабадским и Ширванским. Тогда же все войска, находившиеся в «персидских провинциях», получили название Низового Корпуса. В 1726 году для укомплектования и усиления Низового Корпуса из полков, находившихся в европейской России, были присланы еще 40 рот, из которых в Москве было собрано 5 двухбатальонных полков. По прибытии же в места расположения Низового Корпуса, генерал-лейтенант М.А. Матюшкин переформировал их в семь полков, назначив им места стоянки, по которым они и должны были быть названы, а именно: Ранокуцкий, Ленкоранский, Кергеруцкий, Куринский, Астаринский, Аджаруцкий и Тенгинский. Но распоряжение не было выполнено, и полки продолжали именоваться по фамилиям командиров. Только в августе 1731 года преемник М.А. Матюшкина, генерал-аншеф князь В.В. Долгорукий обратил на это внимание и подал представление о наименовании полков по провинциям, в которых они были расположены, согласно генерал-лейтенантом М.А. Матюшкиным сделанному назначению.

Политика Турции заставила русский двор принять ряд чрезвычайных военных мер, которые выражались в регулярном усилении Низового Корпуса за счет дополнительных воинских подкреплений. Так, например, зимой 1723 г. по решению Военной Коллегии для пополнения войск было отправлено следующее количество рекрутов: из Московской губернии – 1000 человек, из Нижегородской губернии – 1147 человек, из Казанской губернии – 1496 человек, из Астраханской губернии – 206 человек. Из Соликамска – 432 человека. Итого – 4281 человек.

С 1722 по 1725 гг. в Низовой Корпус, помимо 20 батальонов и драгунских полков, было отправлено еще 17926 человек.

В эти полки дополнительно требовалось: в 1722 г. – 2178 чел., в 1723 г. – 3578 чел., в 1724 г. – 2833 чел.

Наиболее подробно об этом говорится в докладе генерал-фельдмаршала графа фон Миниха от 19 июня 1732 г.: «В прибавок и в комплект оных полков отправлено туда же да в 1725 г. рекрут 16923 человек, да в 1726 году – 6520 чел., в оном же 1726 и 1727 годах – рекрут 4430 человек, в 1728 году с двумя пехотными полками (из Казанского и Воронежского гарнизонов), состоящими в 3740 человеках сей корпус приумножен был, да сверх того 143 офицера туда были командированы. В 1729 и в 1730 гг. отправлено в «Персидский» Корпус 10890 чел., а в 1731 г. – рассыльщиков и рекрут 7665 человек, и тако сумма регулярным войскам, которая в разных годах в Персию отправлено, всего в 70665 чел., а казаков и нерегулярных войск около 5000 чел., которые от времени до времени сменяясь, тамо содержаны были. Для укомплектования в сей корпус отправлено всего 37267 человек».

Одновременно с присылкой подкреплений в Низовом Корпусе (в дербентском гарнизоне) происходил процесс перевооружения артиллерии. Так, в своем указе от 17 февраля 1723 г. Петр I велел генерал-майору М.А. Матюшкину: в Дербент «… послать 20 пушек железных 6-, 8- и 12 фунтовых с полною аммуницею, а вместо оных взятых в Дербенте медных пушек, кои получше, вывесть в Астрахань». В хранящемся в ГУ «ЦГА РД» архивном документе из фонда «Дербентский комендант» сообщает о выполнении данного указа Петра I. Так, с 22 апреля по 25 мая 1723 года из Астрахани в Дербент было отправлено 28 железных пушек, а из Дербента в Астрахань – 37 медных пушек,; 8 июля 1725 г. в Дербент доставлено 2 мортиры. В сентябре 1733 г. в Астрахань из Дербента было отправлено 158 негодных пушек.

Кроме того, для усиления артиллерии Низового Корпуса 18 февраля 1723 г. Военная Коллегия распорядилась послать из Москвы в Астрахань «для распределения по русским гарнизонам в Персии пушек чугунных 150 со станками и с потребным количеством припасов довольное число», 15 мая 1724 г. из артиллерийской конторы по определению Военной Коллегии в новые гарнизоны в Гиляне, в Дербент, в Баку 9 мортиров чугунных 2-х пудовых с принадлежащими припасы отправить с артиллерийским майором И.Г. Гербером.

Следующей мерой по укреплению русской власти в прикаспийских землях было строительство крепостей и укреплений. Во время своего похода в Дагестан 24 июля 1722 г. Петр I ездил в Терскую крепость и осмотрел ее. Он выяснил, что Терки – город, укрепленный самой природой. Со всех сторон он окружен глубокими топями, а единственный подход к городу хорошо защищен бойницами. В городе расположился комендант с гарнизоном в 1000 человек, состоящим из обученных войск и казаков, хорошо обеспеченных продовольствием и боеприпасами.

Однако такое расположение крепости в заболоченной местности, к которой был труден подъезд с моря, оказалось непригодным для размещения крупных военных сил. Петр I, «… имея мысли, занятые худым положением города Терка и сысканием для онаго лучшаго…, обследовал берега Аграхани и Сулака и нашел, что «… в 20 верстах от ея устья, на том месте, где река Аграхань от оныя отделяется, … место зело довольно конским кормом, водою и лесом», Терка сто раз удобнее…».

Другой причиной необходимости замены Терков новой крепостью было то, что Петр Великий решил продвинуть кордонную линию ближе к реке Сулак и заложить там крепость Святого Креста.

Вот что писал Сенату Петр I о причинах строительства крепости Святого Креста 16 октября 1722 г.: «Идя назад, нашел место на реке Сулаку зело изрядное, крепкое и пажитое, где сделали крепость и именовали Святым Креста, которое место лучше того места, где первой ретраншемент, а Терка сто раз удобнее!».

Целью строительства новой крепости было желание закрепиться «во вновь приобретенных провинциях». Крепость Терки эту задачу не в состоянии была выполнить. Подобную мысль высказал еще 29 мая 1714 г. в своих «доношениях» князь А. Бекович-Черкасский. В связи с вышеперечисленным и было принято решение о сооружении новой крепости вместо прежней Терской, получившей наименование крепости Святого Креста.

Крепость была заложена в 20 верстах от устья Сулака и в 67 от устья Аграхани, там, где река Койсу делится на два рукава: южный – Сулак и северный – Аграхань (ныне, по данным Иноземцевой Е.И., уже не существует) ниже нынешней железнодорожной станции Казиюрт. На строительство государство израсходовало немало сил и средств. Но зато это была мощная по тем временам шестибастионная крепость, в которой были сосредоточены значительные воинские силы с артиллерией (гарнизон в количестве 1384 чел. и 21 пушкой).

Осенью 1724 г. строительство крепости Святого Креста было закончено. Это была солидная крепость, обращенная фронтом на юг, где горизонт замыкался скалистыми горами Дагестана. «На севере и востоке вдали то тихо, то бурно плескалось Хвалынское море, а за ним тянулись безбрежные степи. Самое место крепости было возвышенное и, по заключению врачей, если не совсем здоровое, как на всем каспийском побережье, то, во всяком случае, гораздо здоровее, чем в Терках».

22 сентября 1724 г. Петр I подписал указ на имя генерала – лейтенант М.А.Матюшкина, в котором предписывалось перевести в крепость Святого Креста гарнизон и жителей крепости Терки.

Правительство помогало переселенцам обживаться, о чем свидетельствует указ Верховного Тайного Совета от 22 июля 1726 г. об оказании помощи жителям, переселяющимся в крепость Святого Креста: «Сего июля 22 дня указами мы по доношениям из Сената: 1. Терским дворянам и новокрещенным казакам, и мурзам, и окочанам, для перевода их из Терского гарнизона в крепость Святого Креста, на подъем и на строение домов по 2 рубля на семью». Еще в 1722 г., во время Каспийского похода Петра I, в Терки из Большой Кабарды переселились со своими подданными князья Бековичи Черкасские, а также некоторые владетели Малой Кабарды. К концу 1722 г. в Терских слободах жило около 300 северокавказских семей. По приказу Петра I в крепость Святого Креста также были переселены жившие возле Терков черкесы Нижней Кабарды (Охочинская слобода, триста семейств северокавказских фамилий и брат Бековича князь Эль-Мурза Черкасский со своими подданными). В полуверсте от крепости Святого Креста и была построена слобода Охочинская, населенная горцами, состоящими на русской службе и находящимися под командой кабардинского князя Эльмурзы Черкасского, которого Петр I произвел в подполковники.

Чтобы не оставить и устье реки Терека без защиты, в шести верстах от старой крепости был заложен новый Терский редут на 200 человек пехоты, вооруженный 12 пушками и одной мортирой. В его гарнизон из крепости Святого Креста высылались рота регулярной пехоты и часть гребенских казаков, которые сменялись каждые три месяца. Терский редут пережил Низовой Корпус и был ликвидирован указом императрицы Анны I от 16 октября 1739 г. по следующей причине: «ликвидировал редут и объявил о переводе имеющейся в терском редуте команды Тенгинского полка, артиллерии с припасами и хоромное строение за ветхостью оного редута. После оставления редута валы просуществовали до конца XVIII века и более здесь ничего не возводили. Таков был конец Терской крепости.

Но Терки не были ликвидированы в 1724 г. и пережили Петра I. Проводя политику упрочения русского влияния на Кавказе, Екатерина I указом от 8 октября 1725 г. подтвердила указ Петра I о ликвидации Терков. Терки пережили и Екатерину I, и в 1725-1726 гг. Терский городок еще сохраняет свое значение. В 1728 г. Терский город, как переставший существовать, уже не упоминается в таможенных книгах.

На месте высадки русских войск во главе с Петром I в июле 1722 г. на Аграханском мысе по указанию Петра I был создан укрепленный лагерь, названный Аграханским ретраншементом, в котором находились провиантские склады («магазины»).

Аграханский ретраншемент строился в присутствии Петра I, а достраивался после его отъезда в Дербент. 4 августа строительство Аграханского ретраншемента было закончено; на следующий день «вся пехота из ретраншемента пошла к Таркам, а в ретраншементе оставлен комендантом подполковник Маслов и с ним 200 солдат, да 1600 казаков». Гарнизон Аграханского ретраншемента под командованием подполковника Маслова состоял из прибывших с Петром императорских войск.

Аграханский ретраншемент наряду с военными задачами выполнял роль перевалочной базы, занимаясь снабжением всем необходимым Дербента и всех гарнизонов Низового Корпуса, а также принимая на хранение мундирно-амуничные вещи из Дербента.

Чтобы обеспечить коммуникации между гарнизонами в крепостях Терки и на р. Сулаке Петр I 2 августа приказал генерал-майору Г.С. Кропотову при р. Орта-Бугам или среднем Бугаме, недалеко от Буйнака, верстах в 60 от Дербента соорудить Буйнакский ретраншемент, где поселил гарнизон во главе с генерал-майором Г.С. Кропотовым.

По указу императора были приняты меры по укреплению Дербента: стены и ворота города во многих местах были поправлены в присутствии самого Петра I, возведены новые укрепления по современным европейским инженерным правилам. В Дубарах же Петр I приказал приступить к устройству земляного укрепления для выгружаемого провианта. В 1723 г. для защиты от турок здесь была сооружена земляная крепость.

Осенью 1725 г. генерал-лейтенант М.А. Матюшкин, получив указ о постройке на юге Дербента каменной крепостной стены с воротами, приступил к ее осуществлению. Донося об этом, он 1-го октября 1725 г. писал: «Великое число ныне тамо на работе людей обретается». В этом же донесении он уведомил Военную Коллегию о скором окончании постройки упомянутой дербентской стены. Фонд «Дербентский комендант» подробно освещает фортификационные работы, направленные на починку дербентской крепости, говорит об источниках рабочей силы и финансирования работ.

За несколько дней по приказанию императора было построено укрепление на берегу реки Милюкент, другое укрепление в местности, называвшейся Орта-Бугам. По обе стороны Дербента во многих местах были расположены охранные сооружения. В строительстве укрепления Милюкент принимали активное участие казаки и военные чины дербентского гарнизона. Туда посменно посылались воинские команды для несения гарнизонной службы.

Кроме того, на реке Рубасе во время персидского похода Петра I по просьбе табасаранского кадия была заложена русская крепость, рассчитанная на гарнизон в 600 человек.

Важное место в военно-административных мероприятиях России в Дагестане занимали меры по усилению Каспийской флотилии и города Астрахани как военно-морской базы России на Каспийском море. Согласно указам Петра I на Волге развернулось судостроение. Суда для Каспийского моря строились в Нижнем Новгороде, Казани и Астрахани. Для укомплектования Каспийской флотилии было намечено подготовить к весне 1723 г. 6 больших ботов, 30 малых ботов, 30 гекботов, 20 бус, 10 завозен и 3-4 парома. 20 октября 1722 г. Петр I отправил в Казань гвардии майора А.И.Румянцева для подготовки новых морских судов для будущей кампании, а майора гвардии Г.Д.Юсупова – с тем же поручением в Нижний Новгород. Каждому велено было изготовить 15 гекботов и весной отправить их в Астрахань. Казанскому губернатору Салтыкову Петр I повелел всячески помогать А.И. Румянцеву: «Когда к вам в Казань (пишет к нему Государь) приедет гвардии майор Александр Румянцев и объявит указ о строении в Казани гекбетов и прочих судов, тогда по тому указу исполняйте, и чините ему всякое воспоможение…». С таким же наставлением и указом к Нижегородскому губернатору он отправил в Нижний Новгород майора гвардии князя Г.Д. Юсупова.

26 октября 1722 г. Петр I послал в Казанскую и Нижегородскую губернии указы, повелевающие «выслать сею же осенью в Астрахань обыкновенно по Волге ходящие купеческие суда со скобками, нагрузя оныя товарами, какими хозяева оных хотят, а буде товаров не будет, или хотя и будут, да скоро грузить не станут, то по тому ж нагрузить указными лесами, и отправить в Астрахань же, повелевая притом, дабы вместо оных хозяева судов делали новыя по силе предупомянутого указа, и от сего же числа писал в Сенат, дабы помянутыя старыя со скобами суда, которыя велено выгнать в Астрахань и отдать хозяевам, и для ведома публиковать, что те старыя суда больше ходить не будут, как одно будущее лето, и для того на делаемыя по указу новыя суда по Оке и по Волге заранее нынешнею осенью и зимою заготовлялись леса, а наипаче доски, дабы они чрез лето к другой осени могли просохнуть. Государь не оставил при сем с хозяйскою подробностию предписать, какия и как делать сии новыя суда». К лету 1723 г. у Петра на Каспийском море было 73 судна, из них 1 яхта, 1 гукер, 3 шкуты, 6 эверсов, 7 ластовых судов, 10 ботов, 13 тялок, 30 гекботов. Позднее вице-губернатор Кудрявцев получил указание «заложить в Казани 50 шхерботов сосновых и ежегодно строить по 5 гекботов». В Астрахани в 1725 г. насчитывалось 67 больших гекботов и различных ботов.

Имея сильную флотилию на Каспийском море и владея важными в стратегическом отношении пунктами на Западном и южном берегу Каспия, Россия могла пресекать агрессивные устремления Турции в Прикаспии.

Одновременно с распространением русского владычества на Северном Кавказе с помощью политики и оружия шла правительственная колонизация края русскими переселенцами, большинство которых составляло казачество.

Петр Великий решил подвинуть кавказскую кордонную линию ближе к реке Сулак, заложив крепость Святого Креста и переселив к ней терских казаков, усилив их новыми выходцами с Дона и Волги.

Река Аграхань и Аграханский залив, где Петр I «нашел прекрасный порт с очень удобным входом и защищаемый от бурь тремя островами», обеспечивали крепость удобной водной коммуникацией, так что с прорытием канала, соединявшего Сулак с Аграханью, можно было «на всяких судах походит к самой крепости». Для охраны этой коммуникации в 1722 г. часть терских казаков была переселена на реку Сулак при слиянии ее с рекою Аграханью и составила Аграханское казачье войско. 5 февраля 1724 г. для усиления Аграханского казачьего войска было переселено 1000 семей донских казаков, от каждой станицы по одной семье. Кроме того, на подъем казакам выдано по 4 руб. на семью, а провожатым по 1 руб. на человека.

Новые переселенцы поставили пять своих городков по южной границе крепостного района, а так как от крепости до моря в этом направлении было всего двадцать верст, то один городок пришлось поставить в самом углу, где Аграхань отделялась от Койсу. Остальные казачьи городки располагались в две линии: два по среднему Койсу, а два по южному Койсу-Сулаку. Впоследствии эти казачьи городки переносились с места на место, а потом были образованы станицы-городки: Каменка, Прорва, Кузьминка.

В Прикаспии постоянно находились казаки, несущие военную службу и занимающиеся различными работами. Все казаки, кроме терских, сменялись через один, два или три года. По мере продвижения работ требовалось все меньшее число людей: например, если вначале в регионе постоянно находилось 5000 малороссийских казаков, то потом их число сократилось до 1000 и, наконец, до 500. Также там было 2000 донских казаков, 500 яицких, 1000 терских и 500 гребенских. Кроме того, сюда был командирован Ландмилицкий полк, состоящий из одних рядовых (1500 человек) и Компанейский полк от гетмана Апостола. Вместе с калмыками (постоянно – 200 человек, временно – 6000) и казанскими татарами (5000 человек) здесь находились около 18000 человек.

Кроме того, по данным архивных фондов, хранящимся в ЦГА РД, казаки, несмотря на непривычный климат, тяжесть несения воинской службы и хозяйственной деятельности, были надежной опорой на Кавказе. Петр I повелел генералу А.И.Румянцеву увеличить нерегулярные полки. Положено было также убедить донских атаманов Краснощекова, Ивана Матвеева и Данилу Ефремова, чтоб они уговорили две или три тысячи донских казаков поселиться вместе с ними около крепости Святого Креста и около реки Аграхань, за что было обещано назначить Краснощекова 1000 рублей жалованья и сделать его войсковым атаманом этих казаков.

В состав Низового Корпуса входила так называемая дербентская персидская милиция, во главе которой Петром I был поставлен дербентский Наиб Имам-Кули-бек, пожалованный императором в чин генерал-майора. Жители Дербентского ханства могли набрать только около четырех тысяч вооруженных людей, большую часть которых составляли конные. При этом следует отметить, что дербентская конница считалась в Дагестане лучшей. П.Г. Бутков, напротив, говорит, что дербентская милиция состояла из 1 тыс. конных и 2 тыс. пеших. Они получали жалованье, земельные наделы, скот, и возможность пользования садами. Наиб был юсбаш или капитан над ними.

Кроме того, в состав нерегулярных войск Низового Корпуса входили армянский и грузинский эскадроны. Армянский эскадрон был образован в июне 1723 г. путем слияния отдельных мелких групп, оказавших помощь русской армии в ее борьбе против Персии. Это объединение совершилось по инициативе руководителей мелких групп, а именно: Петроса ди Саргиса Гиланенца, шемахинского купца Айваза Авраамова и джульфинского купца Агаза ди Хачика (впоследствии – известного генерал-майора русской армии Лазаря Христофорова). В июне 1723 г. в Гиляне армянский эскадрон, возглавляемый этими же лицами, вошел в состав русской армии, действовавшей под командой бригадира В.Я. Левашова. Эскадрон (как и грузинский) поначалу содержался за счет средств его создателей.

В течение ряда лет армянский и грузинский эскадроны активно участвовали в войне против Персии в районе Каспийского моря, рассматривая свою борьбу как действенную помощь восставшим против персидских и турецких поработителей соотечественникам в Армении.

Были организованы и другие армянские отряды. Так, Зиновьев Павел (Зененц Погос Петросович), который вступил в ряды русской армии еще в 1722 г., через три года организовал в Астрахани отряд армянских добровольцев, который вошел в состав войск генерал-майора М.А.Матюшкина. Он был отправлен в Баку. Начиная с 20-х годов XVIII в. в официальных документах встречается много прошений армян о поступлении на военную службу. Вступая в ряды русской армии, армяне стремились стать полезными и в освободительной борьбе своего народа. При покровительстве крупных русских военачальников многие армяне быстро продвигались по служебной лестнице, получая военные чины и звания: Л. Христофоров, П. Каспаров, Р. Кузанов и другие. В 1723 г. в составе русской армии армян и грузин служило более 700 человек. Как видно из донесения генерал-аншефа князя В.В. Долгорукова в 1726 г. в регионе среди 453 воинов русского гарнизона было 199 армян, в Баку – 95 из 124 воинов были армяне, в Дербенте из 824 человек – 176 армян. Стараясь создать себе опору в Прикаспийских областях и тем самым упрочить свои позиции на присоединенных территориях, русское правительство привлекало сюда христианское население, в особенности армян. Еще в сентябре 1724 г. посланному в Стамбул генерал-майору А.И.Румянцеву Петр I предписал уговорить армян переселиться в Прикаспийские провинции, пообещав им, что если они прибудут, то им будет оказано всякое содействие, отведены земли. 10 ноября 1724 г. последовал императорский указ генерал-лейтенанту

М.А. Матюшкину о том, чтобы, когда армяне «… в Дербент или же другие Прикаспийские провинции прибудут, то надлежит их принять ласково и отвести удобные места для их поселения …».

Таким образом, завершая очередную главу, из всего вышеизложенного следует, что военная политика России на Кавказе начала осуществляться с проведением разведывательных экспедиций. Прежде, чем осуществить свой поход на Кавказ, правительству Петра I необходимо было ознакомиться с территорией, на которую должны были вступить российские войска и где им, возможно, придется вести боевые действия. Целью таких экспедиций было: изучение и нанесение на карту побережья Каспийского моря, рек, впадающих в Каспийское море, пристаней, городов, путей сообщения, рельефа местности, а также собрать сведения о военных силах, крепостях, о состоянии экономики, о шахском дворе и многое другое. Кроме того, Петр I требовал от разведчиков собирать сведения политического характера, о политической ориентации местных владетелей и данные о местном населении. Эти разведывательные экспедиции начались в 1714 г., когда по приказу царя на Кавказ был отправлен кабардинский князь, капитан гвардии Александр Бекович Черкасский с целью привлечь в российское подданство кабардинских и дагестанских владетелей. Вслед за князем А.Б.Черкасским последовали практически друг за другом российские офицеры: поручик Н. Кожин, полковник А.П. Волынский, А.И. Лопухин, Дж. Белл, поручик. кн. Урусов, лейтенант Ф.И. Соймонов, капитан-лейтенант К. Фон Верден, А. Баскаков. В результате этих экспедиций была составлена первая наиболее точная и подробная карта всего Каспийского моря, с указанием гаваней, портов, рек, городов, путей сообщения. И способствовала тому, что правительство Петра I уже хорошо знало не только о политической обстановке, но и о географии Западного Прикаспия, местном населении, их экономическом положении и военных возможностях. Последняя разведывательная экспедиция Андреяна Лопухина была организована летом 1722 г. перед высадкой русских войск в Дагестане с целью выяснить политическую обстановку в регионе и отношение местных владетелей к приходу русской армии.

Разведывательные экспедиции, осуществленные Петром I на Кавказе, способствовали успешному началу «Персидского похода», который, однако пришлось в силу ряда причин приостановить. Причины эти были следующими: 1) крушение двух эскадр, груженных продовольствием, которое поставило русскую армию на грань голодной смерти; 2) массовый падеж лошадей, в то время как 70% войск состояло из кавалерии, было гибельно для русской армии; 3) вследствие непривычного для русских людей местного климата – массовые болезни военных чинов; 4) большие финансовые расходы, в условиях, когда Россия еще не оправилась от Северной войны.

Но была еще одна причина, которая плохо отражена в историографии: прибытие в лагерь Петра I под Рубасом турецкого посла, который предъявил ультиматум султана: если Петр I двинется дальше, то Турция объявляет России войну. По нашему мнению, этот ультиматум явился немаловажной причиной приостановления Каспийского похода русской армии.

Покидая Дагестан, Петр I расквартировал на его территории русские гарнизонные войска в наиболее стратегически важных пунктах: Дербент, Рубас, Буйнак, Тарки. Оккупация российскими войсками Дагестана вызвала резкое обострение русско-турецких отношений. Турецкий султан в ультимативной форме требовал вывода русских войск из Дагестана, в противном случае угрожал Петру I войной. Положение России осложнялось еще и тем, что лидеры антииранского восстания – Сурхай-хан и Дауд-бек вели с Турцией переговоры о вступлении в турецкое подданство, а также не все дагестанские владетели согласились признать над собой верховную власть российского императора (уцмий Кайтага, Утамышский султан, майсум Табасарана и др.) и вели вооруженную борьбу против российских войск, размещенных в их владениях.

Обострение обстановки требовало от правительства России осуществления как дипломатических, так и военно-административных мероприятий, направленных на укрепление российского военного присутствия в данном регионе Кавказа.

Наиболее важным в системе мероприятий было сооружение целой серии укреплений, в первую очередь крепости Святого Креста на реке Сулак, вместо ликвидированной Терской крепости, на месте которой был возведен Терский редут. Одновременно возводились Аграханский и Буйнакский ретраншементы. В окрестностях Дербента построили две крепости – на Милюкенте и на Орта-Бугаме. В самом Дербенте возводились дополнительные укрепления. Кроме того, учитывая стратегическое положение местности и по просьбе табасаранского кадия, на реке Рубас была возведена русская крепость.

Другим важнейшим мероприятием проведения военной политики России в Дагестане было создание Низового Корпуса на основе оставленных Петром I русских войск и присланных позднее воинских подразделений, а также перевода с Дона и Яика ежегодно новых казачьих войск.

Кроме того, на Царицынской оборонительной линии были сконцентрированы дополнительные регулярные полки, которые правительство было готово перебросить в регион в случае обострения обстановки.

Вместе с пополнением в войсках Низового Корпуса осуществлялся процесс перевооружения артиллерии.

Для того чтобы не допустить турецкую армию к Каспийскому морю, России было нужно установить на море свое господство. Этого можно было достичь лишь одним путем: иметь сильную Каспийскую флотилию, которой Россия на тот момент не располагала. И поэтому другим важным военным мероприятием России стало создание Каспийской флотилии.

Большое значение имела так называемая казачья колонизация данного региона Кавказа. Правительство России одновременно с отправкой в Дагестан новых регулярных частей стало весьма интенсивно осуществлять казачью колонизацию, в частности для охраны водных коммуникаций по рекам Аграхань и Сулак с Дона было прислано 1000 семей донских казаков, образовавших новое на Кавказе Аграханское казачьей войско.

Из числа кавказских горцев в составе Низового Корпуса был создан ряд воинских подразделений. Из числа грузин и армян – армянские и грузинские эскадроны. В состав российский войск была включена дербентская иррегулярная «милиция». В состав российской армии продолжало входить Терское казачье войско, состоявшее из окочан, новокрещенов, т.е. принявших христианство северокавказцев, кабардинцев, ингушей, осетин, дагестанцев, армян, и грузин и русских казаков. Вступление в Дагестан русских войск привело к тому, что усилился процесс поступления кавказских горцев на русскую службу в составе Терского казачьего войска.

ГЛАВА 4. СИСТЕМА ВОЕННОГО И ГРАЖДАНСКОГО УПРАВЛЕНИЯ РОССИИ ДАГЕСТАНОМ

4.1 Военная администрация: права и полномочия

В результате Каспийского похода Петра I 1722-1723 гг. приморский Дагестан был присоединен к Российской империи и для упрочения российского владычества над покоренными народами, охраны и соблюдения порядка Петром I оставлен корпус регулярных и иррегулярных войск в количестве 8 драгунских и 10 полевых пехотных полков общей численностью 20354 человека, которые в 1724 г. образовали Низовой (Персидский) корпус.

Территория Дагестана, расположенная между Каспийским морем и Кавказскими горами, находилась под непосредственным управлением императорских властей. В приморском Дагестане были расквартированы императорские гарнизоны. Здесь некоторое время находились резиденции главнокомандующего Низовым Корпусом: при генерал-майоре М. А. Матюшкине – в Дербенте, а при генерал-лейтенанте принце Гессен – Гамбургском – в крепости Святого Креста. Императорская администрация в регионе состояла исключительно из военных чинов Низового Корпуса – генералитета, штаб, унтер- штаб, обер и унтер – офицеров.

В отличие от приморской части Дагестана, остальная территория, на которой располагались политические образования (Тарковское шамхальство и другие кумыкские владения, Кайтагское уцмийство, Табасаран, вольные сельские общества и другие) в полном объеме сохранила не только все свои земельные владения, но и свою внутреннюю политику. Императорские власти довольствовались поддержкой и лояльностью этих политических образований. Но в отличие от прежних времен дагестанские владетели уже не могли вступать в сношения с Турцией и Ираном как самостоятельные правители. С момента установления контроля со стороны императорской власти над Дагестаном внешняя политика любого дагестанского владетеля ставилась под контроль императорской администрации в регионе. Пресекались любые контакты владетелей Дагестана с Турцией и Ираном, а в случае нарушения данного запрета Россия применяла против владетеля целый набор мер воздействия вплоть до организации карательной экспедиции. Режим власти России над Дагестанскими феодальными политическими единицами характеризовался как протекторат.

Система управления регионом имела следующую структуру: все наиболее важные политические и военные распоряжения исходили от императора. Все текущие политические, гражданские, военные указы издавались правительственными учреждениями: Сенатом, Военной, Иностранных дел и другими Коллегиями. Вся присоединенная к России территория Кавказа была включена в состав Астраханской губернии.

Схематично это выглядело следующим образом: монарх – сенат – коллегии – астраханский губернатор – главнокомандующий Низовым Корпусом – генералитет – комендант гарнизона – командир полка.

Следует отметить, что большинство из руководителей Низового Корпуса, расквартированного в регионе, генералы М.А. Матюшкин, князь В.В. Долгоруков, А.И. Румянцев и В.Я. Левашев – были не только талантливыми военачальниками, но и опытнейшими дипломатами, которые чутко улавливали все изменения в политической ситуации в Дагестане, и если было необходимо, то корректировали императорскую политику.

28 сентября 1722 г. Петр I главным начальником новыми приобретениями в Прикаспии, т.е. главнокомандующим над всеми российскими войсками и по гражданским и земским делам назначил генерал-майора М.А. Матюшкин.

После смерти Петра I в Петербурге имели намерение отправить на Кавказ «искусного» генерала, который бы сосредоточил всю полноту власти в регионе в своих руках. Выбор пал на опального в петровское времена князя В.В. Долгорукова. В 1726 г. больной и усталый генерал-лейтенант М.А. Матюшкин передал дела князю В.В. Долгорукому.

По указанию Петра I «персидские владения» России делились на две части: 1-я часть – территория Дагестана, 2-я – территория современного Азербайджана, и север Ирана. При генерал-лейтенанте М.А. Матюшкине первой частью командовал генерал-майор Г.С. Кропотов, второй – генерал В.Я. Левашев. При генерал-фельдмаршале, князе В.В. Долгоруком соответственно: генерал-майор А.И. Румянцев и генерал В.Я. Левашев.

Генерал-аншеф, затем генерал-фельдмаршал, князь В. В. Долгоруков в качестве главнокомандующего Низовым Корпусом служил до июля 1730 г.

19 июля 1730 г. императрица Анна I поручает генералу В.Я. Левашеву «команду над всеми персидскими войсками и областями от Гиляни до Терека».

В августе 1732 г. главнокомандующего генерала В.Я. Левашева сменил принц Людовиг Гессен-Гамбургский, который, проявив во время похода в Дагестан крымцев под предводительством Фехти-Гирея, мягко говоря, беспечность и полную бездарность, был отозван в Петербург.

27 июля 1733 г. командование над императорскими войсками вновь принял опытный генерал В.Я. Левашов.

Командующий императорскими войсками в Дагестане являлся для дагестанских горцев и владетелей олицетворением власти российского императора.

Права и полномочия главнокомандующего Низовым Корпусом регламентировались и корректировались регулярно присылаемыми инструкциями, указами. Для подтверждения вышесказанного, считаем необходимым, процитировать ряд моментов из императорских указов. Так в указе генерал-майору М.А. Матюшкину от 5 ноября 1722 г. значилось: «… когда будет Вам, о чем предлагать здешний (астраханский – Н.Ч.) губернатор Волынский, тогда по его требованию исполняйте, а наипаче в здешних работах, как в деле судов, так и в прочем чинить ему всякое вспоможение».

На наш взгляд достаточно красноречив и указ бригадиру В.Я. Левашову от 16 сентября 1723 г., который гласил: «…Поелику посол персидский уступил нам в вечное владение земли от Дербента до Астрабата по Каспийскому морю и посылает с тем человека своего с письмами, объявить тем провинциям, что они уступлены; того ради, вступай…во все дела; и ежели станут говорить, чтоб подождать…пока шах ратификует, не слушать, но принимать за полное правление как следует, а кто противиться будет, силою поступать. Власть и правление визирское взять Левашеву на себя и даже занять его квартиру, и о сем особый указ государев публиковать жителям, коего несколько экземпляров послано. Управителей выбирать русских, а где не можно без их народа, то и тутошних добрых людей. Приняться собирать доходы; изыскивать то, что ушло по карманам».

Тогда же бригадир В.Я. Левашов особою грамотою государя был учрежден верховным управителем в Гиляни. Указом Петра I от 21 сентября 1724 г. повелено В.Я. Левашову «чинить все по его усмотрению что нужно, понеже переписываться далеко», т.е. опытному военачальнику и тонкому дипломату генералу В.Я. Левашову Петр I давал широкие полномочия в подчиненном его власти регионе.

Указ Екатерины I генерал-лейтенанту М.А. Матюшкину от 22 апреля 1725 г., подтверждая его полномочия, гласил: «Обо всем повелели мы учинить решение в Сенате, которое, и отправлено к вам из коллегии иностранной и военной …, и хотя, при нынешних случаях, не возможно всего по указам высокославной и вечно достойной памяти Его Императорского Величества делать, однако надлежит вам, сколько возможность допустит, трудиться по указам, ныне к вам посланным, исправлять. И хотя чего в оных не изображено, а случится, что к пользе государственной чинить можно, и в таком случае надлежит вам чинить, не упуская удобного случая…».

В указе от 27 октября 1725 г. говорится следующее: «…что вы пишите, чтоб быть вам сюда по первому зимнему пути для подлинного нам доношении тамошних дел и того ныне учинить не можно, понеже вы там главным командиром и при нынешних конъюктурах без вас быть там весьма не возможно, в чем мы на вас надеемся, что в настоящем нужном времени вы, по своей ревности и искусству, что принадлежит к пользе государственной, не пропустите и за труды ваши от нас забвенны достойным награждением не будете. А о чем ваша нужда в тамошних делах требовать указу, о том можете доносить нам обстоятельными реляциями с приложением вашего мнения в Сенат и в Коллегию иностранных дел».

Таким образом, приведенные выше документы позволяют сделать следующее заключение:

1) На основании указов императорского правительства командующий и генералитет Низового Корпуса получили всю полноту власти над подчиненной им территории Западного Прикаспия.

2) В своих действиях они должны были руководствоваться присылаемыми им правительственными инструкциями.

3) В случае изменения ситуации на Кавказе им представлялось право самостоятельно, не сносясь с Петербургом или Астраханью, принимать нужные на данный момент решения.

Анализ имеющихся в нашем распоряжении императорских инструкций и указов позволяет говорить о том, что в них затрагивались не только вопросы, связанные с внешнеполитической деятельностью, но и с политикой России в отношении того или иного дагестанского владетеля. Кроме того, в них уделялось значительное место вопросам обеспечения нормальных условий жизнедеятельности расквартированного в Прикаспии Низового Корпуса (строительство крепостей, плотины, обеспечение в достаточном количестве провиантом, обустройство лазаретов, присылка подкрепления и т.д.).

Также инструкции требовали от генералитета начать мероприятия по экономическому освоению присоединенной территории Кавказа к России. Об этом в частности говорится в: « Пунктах, начертанных «собственноручно Петром Великим» от 22 мая 1724 г.

Командующие и генералитет Низового Корпуса, выполняя указания императорских инструкций, регулярно доносили в столицу о состоянии дел на подчиненной им территории. Так, в своей грамоте от 6 июня 1723 г. губернатор Астрахани сообщал сведения, полученные от генерал – майора М.А. Матюшкина в Коллегию иностранных дел: о требованиях к российской власти со стороны шамхала Адиль – Гирея, о том, что Андреевский владетель Айдемир встал на путь примирения с Россией.

Ранее, сам генерал-майор М.А. Матюшкин доносил (7 мая 1723 г.) о поведении кумыкских владетелей Айдемира и Султан-Махмуда и передавал сведения, получаемые от Адиль – Гирея о замышлениях уцмия Кайтага.

В своем рапорте в Коллегию иностранных дел генерал-майор Г.С. Кропотов 7 марта 1724 г. подробно сообщал о взаимоотношениях с Кайтагом, о переговорах уцмия с российскими властями по поводу его вступления в российское подданство.

В его же письме на имя графа П.А. Толстого от 22 августа 1724 г. сообщалась о прибытии на российскую территорию Кавказа «грузинского принца» с 1185 человеками и испрашивается распоряжение как с ним поступать.

В своем донесении от 20 декабря 1724 г. генерал-майор Г.С. Кропотов подробно освещал состояние дел вокруг и в самой крепости Святого, сообщая о враждебных действиях горцев, их непрестанных нападениях на казачьи городки, о желании Адиль – Гирея Тарковского напасть на крепость, о необходимости присылки подкреплений в связи с тем, что гарнизон крепости Святого Креста малочислен и там много больных (569 чел.) и т п.

Права и обязанности военных властей как военных командиров регламентировались также императорскими указами и инструкциями.

Выполняя указания Петра I от 4 октября 1722 г., генерал-майор М.А. Матюшкин отправил прибывших из Царицына на реку Сулак два полка пехоты и почти всю конницу.

Он организовал обеспечение транспортом для подвоза фашин для постройки крепости Святого Креста, а также различных материалов для постройки плотины на Аграхани.

Архивные материалы сообщают, что строительство Терского редута шло под непосредственным руководством генерал-лейтенанта М.А. Матюшкина, т.е. обеспечение рабочей силой, инструментом, транспортом и т.д.

Петр I своей инструкцией от 17 февраля 1723 г. предписывал генерал-майору М.А. Матюшкину заниматься продовольственным обеспечением армии и гарнизонов, а также агроханских казачьих городков.

По указанию императора генерал-майор М.А. Матюшкин создал для нужд армии в Баку, Дербенте, крепости Святого Креста магазины и лазареты.

Как известно, почти сразу после занятия Дербента были приняты меры по укрепления Дербента. Особое внимание Петра I было обращено на реконструкцию гавани. Так в своей инструкции от 4 октября 1722 г. он предписывал генерал-майору М.А, Матюшкину: «Для гавани в Дербенте определить 200 человек казаков, в прибавку к тем которые там, и делать оную гавань по чертежу».

Указом от 22 мая 1724 г. Петр I требовал: «в Дербенте цитадель сделать к морю и гавань делать».

Осенью 1725 г. генерал-лейтенант М.А. Матюшкин, получив указ о постройке на юге Дербента каменной крепостной стены с воротами, приступил к ее осуществлению. Донося об этом, он 1-го октября 1725 г. писал: « Великое число ныне тамо на работе людей обретается». В этом же донесении он уведомил Военную Коллегию о скором окончании постройки упомянутой дербентской стены.

Указ от 17 февраля 1724 г. обязывал генерал-майора М.А. Матюшкина прибавить в Дербент батальон пехоты, да 200 яицких и 1000 пеших донских казаков, а также произвести перевооружение дербентской артиллерии – послать туда 20 пушек железных 6,8 и 12 фунтовых с полною аммуницею, а старые дербентские пушки отправить в Астрахань.

В хранящихся в ГУ «ЦГАРД» архивных материалах сообщается о выполнении данного указа Петра I. Так, с 22 апреля по 25 мая 1723 года из Астрахани в Дербент было отправлено 28 новых железных пушек, а из Дербента в Астрахань отослали 37 старых персидских пушек; 8 июля 1725 года в Дербент доставлено 2 мортиры. В сентябре 1733 года в Астрахань из Дербента было отправлено 158 негодных пушек.

22сентября 1724 г. Петр I подписал указ на имя генерал-майора М.А. Матюшкина, в котором предписывалось перевести в крепость Святого Креста. Ликвидации теперь подлежала не только Терская крепость, но и Аграханский ретраншемент. Однако, как известно, Аграханский ретраншемент просуществовал вплоть до 1735 года, когда при переносе российской границы согласно заключенному 10 марта 1735 года между Ираном и Россией при Гяндже, он был срыт, как и крепость Святого Креста.

Генерал-лейтенант М.А. Матюшкин заботился о том, чтобы подчиненные ему драгунские пехотные полки, составлявшие Низовой Корпус, своевременно получали денежное жалованье. Он же стал инициатором создания из находящихся на территории Западного Прикаспия регулярных и нерегулярных войск Низового (Персидского) Корпуса. 24 мая 1724 Петром I в ответ на доношение генерал-лейтенанта

М.А. Матюшкина было принято положительное решение о создании и находящимся на Кавказе корпусом императорских войск.

Генерал-майор М.А. Матюшкин неоднократно доносил в Военную Коллегию об имеющемся в Низовом Корпусе постоянном недокомплекте личного состава и, объясняя необходимость пополнения сложностью обстановки на подвластной ему территории, требовал присылки подкреплений, как войсками, так и артиллерией. На это 23 июня 1725 года Военная Коллегия уведомляла генерал-лейтенанту М.А. Матюшкина, что с 1722 по 1724 год в Низовой Корпус Было отправлено пополнения - 13.850 человек, а также принято решение отправить в дополнение еще 17.926 человек.

Военная Коллегия на основании указа императрицы Екатерины I постановила 19-го декабря 1725 г. командировать от пехотных полков воинские команды для составления из них пяти полков, которые затем отправлялись в комплект Низового Корпуса. В начале 1726 г., в Москве генерал Бон сформировал пять пехотных полков, в составе одной гренадерской и семи фузелерных рот в каждом. Эти сформированные полки, согласно указу, получили названия по фамилиям своих командиров, а именно: 1-й – Фон – Девица, 2-й – Вединга, 3-й – Дубасова, 4-й – Фон – Лукеев. По прибытии в состав Низового Корпуса, эти полки сохраняли свои названия, несмотря на то, что все полки того корпуса, на основании доклада генерал-лейтенанта М.А. Матюшкина, утвержденного Петром I, носили названия по именам персидских провинций. Это противоречие было устранено преемником генерал-майора М.А. Матюшкина генерал-аншефом князем В.В. Долгоруким в 1731 году.

Генерал-майор М.А. Матюшкин по роду своей службы ведал находящимся на присоединенной к Российской империи территории Западного Прикаспия казачьими войсками. Ему не раз приходилось разбирать жалобы казачества на беззакония и притеснения со стороны регулярных частей, обеспечить безопасность казачьих городков от набегов горцев, снабжать провиантом и удовлетворять разного рода их просьбы.

Преемником на посту главнокомандующего Низовым Корпусом генерал-лейтенанта М.А. Матюшкина стал князь генерал – аншеф князь В. В. Долгоруков, который на данном посту проявил себя не только как искусный и талантливый политик и дипломат, чутко улавливавший все изменения в обстановке на Кавказе, но и как военный администратор принес много пользы Низовому Корпусу.

Новый главнокомандующий генерал-аншеф князь В.В. Долгоруков с редкой внимательностью отнесся к своим обязанностям и, прежде всего, постарался вникнуть в положение войск, которые таяли от болезней и разного рода невзгод.

Генералитет, штаб - и обер-офицеры Низового Корпуса «без прибавки жалованья пропитать себя не могут по здешней дороговизне; офицеры пришли в крайнюю нищету несносную, что один майор и три капитана с ума сбрели, уже многие знаки свои и шарфы закладывают, сначала здешняго похода безпеременно здесь, кроме несносного здешнего воздуху, в великих трудах обретаются, безперестанно по караулам в партиях на работах; а другие их братья, все служат в корпусе на Украине, в великой выгоде и покое, а жалованье получают ровное; что на Украине купить на рубль, здесь на 10 рублев того не сыщешь».

Не дожидаясь распоряжений из Петербурга, князь генерал-аншеф В. В. Долгорукий постарался увеличить довольствие

– велел выдать солдатам жалованье из местных сборов и из-за недостатка лекарств велел покупать вино, установив разным чинам различную винную порцию; уксус. И другие материалы приобретались за счет средств медицинской канцелярии. Он напомнил войскам приказ Петра I о соблюдении гигиены в этом климате, к которому неместным трудно было привыкнуть. Он первый из военачальников обеспечил довольствие казаков, несших тяжелую службу в отрядах и в то же время получавших очень незначительное содержание.

Император Петр II, вняв доводам генерал-аншефа князя В.В. Долгорукого, своим указом велел главнокомандующему Низовым Корпусом для облегчения нужд военных чинов выдать дополнительно денежное жалованье, так за январскую треть было выплачено 600 рублей. Кроме того, по указу Петра II от 16 января 1729 г. на провиант было ассигновано 5372 рубля 88 копеек.

По требованию князя генерал-аншефа В.В. Долгорукова Военная Коллегия направила пополнение в состав Низового Корпуса два пехотных полка, общей численностью 2.668 человек.

И вновь императорское правительство пошло на удовлетворение требования генерал-фельдмаршала князя В.В. Долгорукова: 18 июля 1729 г. был дан указ Верховного Тайного Совета «О перемене штаб и обер – офицеров в Низовом Корпусе через 3 года 3-й части каждого чина и о таковой же перемене генералитета», тем самым эта новая мера содействовала облегчению положения военных чинов Низового Корпуса.

Позднее, для облегчения военной службы на Кавказе, по ходатайству генералитета было сделано исключение для полков Низового Корпуса: 20 августа 1733 г. состоялась Высочайшая резолюция на доклад Военной Коллегии – «О позволении переводить из полка в полк обретающихся Персидском Корпусе офицеров, по рассмотрению командующего оным корпусом».

Анна I своим указом № 5803 от 14 июля 1731 года регламентировала полномочия главнокомандующего Низовым Корпусом: «В Низовом Корпусе полкам, какому числу быть и из оных особливо гарнизонным полкам и коликим и в таком ли комплекте быть, как Воинская Комиссия о прочих полевых и гарнизонных полках разсудила, оное состоит в разсуждении Высокоправительствующаго Сената и во Всемилостивейшем соизволения Ея Императорского Величества. По мнению Сената о Низовом Корпусе, оставить, так как ныне состоить в разсмотрение тамошняго Главнаго Командира», т.е. Анна Иоанновна давала генерал-фельдмаршалу князю В. В. Долгорукому своего рода карт-бланш – свободу принять то или иное решение в его действиях как командующего российскими гарнизонами в Прикаспии.

В подчинении генерал-фельдмаршала князя В.В. Долгорукова находились и иррегулярные войска Низового Корпуса. Согласно императорскому указу от 23 марта 1730 года, терские, аграханские и гребенские казаки обязаны были обращаться со своими нуждами и просьбами к главнокомандующему Низовым Корпусом. Князь В. В. Долгоруков отлично понимал тяжелое положение казаков и являлся «усердным за ним ходатаем».

19 июля 1730 года Анна I своим указом, командующим Низовым Корпусом назначила генерал-лейтенанта В.Я. Левашева. Будучи полномочным, на Кавказе, «привел он совершенный порядок завоеванные провинции, усмирил недовольных, заставил трепетать и рассеял бунтовщиков. Искусно и благоразумием, бережливостью скопил несколько миллионов персидскою монетою, которая пересылалась в Россию».

Нам кажется небезинтересно то, как генерал-аншефа В. Я. Левашева, оценивала императрица Анна I компетентность, которого как человека, который «…искусной и тамошней обычай и край знающий, и у персов и прилегающий народов знакомой, и кредит имеющий…», понимал политику России в Дагестане, полагая, что наилучший способ удерживать дагестанцев в российском подданстве – это милостивое отношение к ним, т. е. это был отличный боевой генерал, дельный администратор, хорошо знакомый с местными условиями края. Однако он должен был 22 февраля уступить свой пост генерал-лейтенанту принцу Людовигу Гессен-Гамбурскому, которого в российском правительстве выдвигала немецкая партия, старавшаяся везде, где можно, оттеснять сподвижников Петра Великого.

Что касается военного судопроизводства и роли в этом военных властей Низового Корпуса, то военный суд или кригсрехт подразделялся на генеральный кригсрехт и на полковой кригсрехт. Военный суд должен был состоять из 13 членов. Во главе генерального суда стоял фельдмаршал или его заместитель, или высший офицер, а во главе полкового – полковник или подполковник. На практике чаще военный суд состоял из 7 членов:

В генеральном суде – во главе фельдмаршал (президент), а при его отсутствии генерал, который при себе имел асессоров; два генерал-поручика, два генерал-майора, два бригадира или полковника.

В полковом суде – полковник или подполковник (президент), имел при себе асессоров – два капитана, два поручика, два прапорщика.

По завершению следствия, материалы уголовного дела передавались на рассмотрение генералитета, после чего генерал-аншеф В.Я. Левашов составлял «конфирмацию», где выносился окончательный приговор по уголовному делу.

Правительство своим указом от 7 июня 1728 года обязывало военные власти рассматривать уголовное дело на месте, а выносить приговор должна была Военная Коллегия – это положение действовало до указа 7 сентября 1732 года, который предусматривал следующее: «…так и конфирмации Криминальным Кригсрехтом, чинится Военной Коллегии, и дабы впредь, за дальностью, в конфирмации той продолжения и колодникам умножения не чинилось; того ради, не соизлит ли Ваше Императорское Величество конфирмацию некоторых кригсрехтов поручить тамошнему аншефу, а именно: когда кто из офицеров. За какое преступление, осужден будет на время в рядовые, а урядники и рядовые, за воровство и за другие вины, и на действительную и политическую смерть, тем по конфирмации, не описываясь, чинить экзекуцию; о прочих же, касающихся до штаб и обер – офицеров криминальных делах содержания кригсрехты, для конфирмации, по-прежнему присылать в Военную Коллегию… Резолюция. Быть по сему докладу», т.е. военным чинам от денщика до прапорщика выносить приговор можно было на месте без санкции Военной Коллегии, обер и штаб-офицерам приговор выносился по прежнему в данной коллегией.

Генералитет Низового Корпуса, командовавший гарнизонами, осуществлял и прокурорские функции. Так по требованию генерал-майора А.Б. Бутурлина дербентский комендант начинал уголовное преследование преступивших закон военных чинов.

Одним из распространенных уголовных преступлений, судя по имеющимся в нашем распоряжении архивным документам, были побеги солдат в различные дагестанские аулы. Так, 27 декабря 1731 г. из Дербентского полка в Кайтаг совершил побег гренадер Никита Красильников. Причиной побега была попытка избежать наказание за совершенное преступление. Кайтагцы не стали его укрывать и выдали его российским военным властям. А доставивший его, в Дербент, подданный кайтагского уцмия Рамазан Магомедов, получил денежное вознаграждение в 2 рубля.

13 ноября 1733 г. был пойман бежавший в горы во владения табасаранского майсума солдат Нашебургского пехотного полка Степан Баженов, укравший деньги и вещи у полкового лекаря. Азир Аминов, доставивший беглеца в Дербент также получил вознаграждение.

По указу Анны I дербентскому коменданту было поручено следить за тем, чтобы под страхом сурового наказания никто не продавал бы дагестанцам сталь и свинец, а также железо. Но многие военнослужащие Дербентского гарнизона нарушали эти запреты.

Так обозный Семен Басов и солдат Степан Глотков из Дербентского пехотного полка в марте 1732 г. продали дербентцам сталь, за что их били батогами.

В 1732 г. за нарушение указа продавать горцам заповедные товары (в данном случае 22 патрона с пулями) солдат Дербентского пехотного полка Василий Дементьев по приговору генерал-аншефа В.Я. Левашева был наказан публично 70 ударами кнута, затем ему вырвали ноздри (знак каторжанина) и сослали на вечную каторгу в Гилянь.

Следует заметить, что Дербентский гарнизон являлся местом ссылки для провинившихся военнослужащих российской армии. Так, только 18 августа 1732 года по списку сосланных в Низовой Корпус в Дербентский гарнизон за различные преступления, значились различные чины из Белгородского, Нарвского, Ингерманландского, Бакинского, Шлиссельбургского, Новотроицкого, Коломенского, Ладожского и других полков.

Подводя итог вышесказанному, следует констатировать, что главнокомандующий и генералитет Низового Корпуса, располагавшийся в изучаемый период в Прикаспии, обладали всей полнотой как военной, так и гражданской власти на подчиненной им территории. Их полномочия были достаточно широкими, и правительственные указы предоставляли им право в случае необходимости корректировать свои действия в зависимости от складывающейся на тот момент обстановки. Низовой Корпус был особой частью императорской армии России. Он финансировался по отдельной статье бюджета, ему предоставлялись льготы и привилегии из-за тяжелых экономических и климатических условий западного побережья Каспийского моря.

4.2 Место и роль коменданта крепости в кавказской политике России

На наш взгляд в исторической литературе не дана достойная оценка роли комендантов российских гарнизонов в осуществлении кавказской политики России в Дагестане в 1722-1735 гг. Даже о том, кто был комендантом Дербента, крепости Святого Креста и прочих гарнизонов Низового Корпуса в историографии не дается никаких сведений. Только Бутков П.Г. в своей работе приводит списки комендантов крепости Терки и Святого Креста. О комендантах дербентского гарнизона ничего практически неизвестно, упоминается только лишь первый из них – полковник Андрей Томасович Юнгер.

Известные дореволюционные историки Бутков П.Г. и Козубский Е.И. в своих трудах утверждают, что назначенный комендантом крепости города Дербента 29 августа 1722 г. полковник А.Т. Юнгер оставался в этой должности до ухода российских войск из Дербента.

Опираясь на данные, хранящиеся в ГУ «ЦГАРД» в фонде «Дербентского коменданства», где содержится «Акт о передаче дербентского коменданства полковником А.Т. Юнгером своему преемнику», мы утверждаем, что полковник А.Т. Юнгер находился на должности дербентского коменданта до 1731 года.

В результате изучения документов этого фонда нами был составлен следующий список дербентских комендантов; с указанием времени их службы:

1. полковник Андрей Томасович Юнгер (29 августа 1722-1731 гг.).

2. полковник Андрей Петрович Девиц (1731 г.).

3. подполковник Иван Михайлович Безобразов (1731 г.).

4. полковник князь Михаил Михайлович Барятинский (лето 1731 – 29 марта 1733 г.).

5. полковник Никита Иванович Ступишин (29 марта – 20 октября 1733 г.).

6. полковник Яков Мануйлович Ломан (20 октября 1733 – сентябрь 1735 г.).

Коменданты российских крепостей сосредотачивали всю полноту военной, гражданской, политической власти, как в самой крепости, так и в её округе на много верст от нее. Так, все нити военного и гражданского управления на Северо-Восточном Кавказе исходили из крепости Святого Креста со дня её учреждения. И концентрировались в руках коменданта данной крепости. Комендант являлся и начальником военной крепости.

Именно комендант выполнял правительственные указы и приказы командующих, генералитета Низового Корпуса, тем самым, проводя в жизнь непосредственно на подчиненной России территории не только Дагестана принципы и методы осуществления её кавказской политики.

Так, указом от 2 октября 1731 г. Коллегия иностранных дел вменила коменданту крепости Святого Креста генерал-майору Д.Ф. Еропкину в обязанность «непрестанно трудиться разведывать, не будут ли» крымский султан, притеснять кабардинцев, мстя им за поддержку их русскими. «И ежели… кто с крымской или с кубанской стороны на Кабарду наступление чинить будут», защитить кабардинцев и «в потребном случае… в Кабарду на оборону и войска и пушки от крепости Святого Креста посылать».

В обязанности коменданта также входило:

1) Управление находящимся в крепости гарнизоном;

2) Наблюдение за порядком, спокойствием в крепости и вне нее;

3) Охрана города от неприятеля.

В его юрисдикцию входили также финансовые, хозяйственные, административные и политические функции.

Комендант крепости, кроме прямых комендантских обязанностей по городу и его управлению ведал сношениями с окрестными владельцами, отдавшимися в подданство России, и аманатами от горских народов, содержащимися в крепости Святого Креста и Дербенте до 1735 года. На коменданте лежали обязанности проводить кавказскую политику России во владениях местных владетелей и народов.

Комендант крепости обладал достаточно большими полномочиями: был непосредственно связан с Коллегией иностранных дел, налаживал взаимоотношения между кавказскими феодальными владетелями, по распоряжению правительства выдавал признавшим российское подданство жалованье; вел с ними переписку, поддерживал связи с государствами и народами Закавказья, защищал интересы Российского правительства перед иностранными государствами. Он имел тайный шифр для переписки с петербургскими коллегиями и русскими резидентами, находившимися в восточных странах.

Хранящиеся в ГУ «ЦГАРД» документы предоставляют нам интересные данные о сношениях комендантов с дагестанскими феодальными владетелями. В обязанность коменданта входило регулярно посылать в горы лазутчиков для разведывания «О неприятельских горских народов воровских людях». В качестве разведчиков комендант обычно использовал дагестанцев.

Так, 2 марта 1728 года для этих целей был послан татарин (читай: кумык – Н.Ч.) Буракам Асман из Кумтуркалинской деревни. На дорогу ему было выдано 5 рублей.

Кроме того, комендант использовал и казаков для посылки в горы «для некоторого Его Императорского Величества интересу».

Деньги, посылаемые за эти услуги «русским и горским людям» выдавались по приказу коменданта крепости из канцелярии гражданского суда.

Коменданты неоднократно посылали своих соглядатаев в подвластные России горские владения, чтобы быть в курсе всех замыслов владетелей.

Так, коменданту Дербента 1722 года стало известно, что Эндиреевский владетель Чопан – шамхал «посылает людей своих в Крым,… просит войско к себе на помощь», о чем было своевременно доложено в Коллегию Иностранных дел.

Ссылаясь на сведения, полученные от аксаевского владетеля Султан-Махмуда, 31 мая 1723 года дербентский комендант полковник А.Т. Юнгер доносил астраханскому губернатору А. П. Волынскому, что «де намерен из Крыма Бахти-Гирей солтан со своими, совокупясь с уцмием и Дауд-беком и прочими басюрманскими народами, идти на крепость Святого Креста».

В начале 1725 года дербентский комендант полковник А.Т. Юнгер сообщал в Коллегию иностранных дел, что получил известие о том, что якобы посол шамхала Малабек побывал у шаха, передал просьбу Адиль-Гирея шамхала и уцмия простить «в их винах», и что ожидается нападение иранцев с шамхальскими и кайтагскими войсками на Бакинский и Дербентский уезды».

3 июня 1726 года комендант полковник А.Т. Юнгер доносил, что уцмий с тремя сыновьями стоит в Башлы, «а при нем 10.000 войска и 18 железных и медных пушек… утамышский владелец Султан-Махмуд с 5000 войска стоит у деревни Утамыш, а по ту сторону Утамыша стоит войско аварского исмея, акушинского кадия в собрании же войска с 10.000», с которыми уцмий намерен русским войскам, находившимся у речки Инчхе, «дать битву, а в аманаты никого не даст».

Российский двор «делал опыт» склонить на свою сторону Сурхая. С этой целью комендант Дербента полковник А.Т. Юнгер обратился летом 1723 года с письмом к Сурхай-хану. В хранящемся в ГУ «ЦГАРД» «Журнале Дербентского коменданта А.Т. Юнгера» содержится переписка коменданта и наиба Дербента с Сурхай-ханом.

Распоряжением Коллегии иностранных дел полковнику А.Т. Юнгеру вменялось в обязанность наблюдение и отслеживание действий Сурхай-хана и, в случае его попыток напасть на подвластных России горских владетелей или на русские войска, немедленно сообщать об этом. В связи с этим коменданту Дербента полковнику А.Т. Юнгеру предписывалось взять под свою защиту табасаранских владетелей Рустема и Махмуд-бека от нападений казикумухского владетеля.

Коменданты неоднократно занимались розыском угнанных дагестанцами лошадей (что нередко в те времена практиковалось горцами – Н.Ч.) и вели переговоры с горскими владетелями (шамхалом, уцмием майсумом и другими) об их возвращении или о денежной компенсации за них.

В одном из указов Петра I российским военным властям, расквартированным в Прикаспии, которые одновременно ведали и гражданским управлением, предписывалось: «… дабы жителям утеснения отнюдь не было, обходились бы зело приятельски и не сурово (кроме тех, кто будет противен), но ласково, обнадеживая их всячески…».

О том, что данный указ Петра I неукоснительно исполнялся военными властями в Дагестане, свидетельствуют документы, хранящиеся в ГУ «ЦГАРД» в фонде «Дербентский комендант». Так, за разного рода преступления в отношении жителей г. Дербента были наказаны: в 1724 году капрал Дагестанского пехотного 1-го батальона Никита Пименов, в 1727 году гренадер Дербентского пехотного полка Кречетов, в 1728 году Донского войска есаул, сотник и 7 казаков.

По указу Петра I от 17 февраля от 1723 года дербентский комендант был обязан обеспечивать дербентских жителей (в это время в Дербенте была нехватка продовольствия – Н.Ч.) российским провиантом, определив на каждую семью в размере того, что дается на русскую семью.

Известно, что феодальными владетелями Северо-Восточного Кавказа, Дагестана в том числе, в XVIII в., как и прежде, организовывались, в сущности, своего рода коммерческие предприятия – охота за людьми с целью выкупа. Документы и сообщение современников этого периода приводят многочисленные факты, свидетельствующие о процветании в регионе этого жестокого, но прибыльного «промысла». Российское правительство предпринимало целый ряд мер, направленных на запрещение или ограничения этого явления. В основном жертвами этого «промысла» являлись жители сопредельных закавказских феодальных государственных образований (христианского вероисповедания). Иногда пленникам удавалось бежать в «российские пределы», к российским крепостям. В этом случае местные власти в лице комендантов крепости были призваны оказывать им всяческое содействие, а дагестанским феодалам (признававшим над собой власть России), от которых они сбежали, полагалась из казны выдавать компенсацию.

Так, правительство дало указание комендантам гарнизонов Низового Корпуса беглых христиан не возвращать хозяевам, от которых они убежали, а «чинить заплату за каждую душу без разбора пола и возраста, кумыкам по 25 руб.». Однако это не всегда строго соблюдалось, что вызывало определенное недовольство «пострадавших» феодальных владетелей.

26 июня 1727 года из Астраханской губернской канцелярии поступил указ коменданту Дербента, предписывающий беглых грузин и армян не возвращать их прежним дагестанским хозяевам, а давать им возможность вернуться на родину, если же беглые уплачивали хозяевам выкуп, таких рекомендовалось брать под защиту российского гарнизона.

Следует заметить, что одним из действенных методов кавказской политики России, проводниками которой в Дагестане в изучаемое время были коменданты российских крепостей, являлся метод своего рода экономического рычага. Этот метод состоял в том, что местные российские власти в лице комендантов, используя огромный спрос в Дагестане на различные металлы, в частности на железо, которое поставлялось из России, разрешали отпуск большего или меньшего количества металла тому или иному дагестанскому владетелю в зависимости от его взаимоотношений с российскими властями. Железо долгое время, вплоть до конца XVIII в. относилось к числу «заповедных», т.е. запрещенных к вывозу на Восток товаров.

Таким же образом обстояло дело и со «съестными припасами», особенно с зерновыми. Приводимые ниже сведения архивных документов красноречиво свидетельствуют об этом. Коменданты российских крепостей призваны были зорко следить за надлежащим исполнением на местах требований императорского правительства.

Так на основе указа императора Петра II от 7 июня 1729 года комендант следил за тем, чтобы купеческие люди провиант, так и маркитанты кроме Дербента, Баку и прочих мест, где есть русские гарнизоны, в другие места, в том числе и в горы, не доставляли и для контроля за исполнением указа коменданту велено было выдавать купцам паспорта в те земли, а для большей уверенности в исполнении указа выделять для купцов воинский конвой.

По указу Анны от 1 апреля 1732 года дербентскому коменданту было поручено следить за тем, чтобы купцы в Дербенте привезенное железо под страхом наказания не продавали бы местным жителям, а использовали его только для своих нужд. 19 августа 1732 года Анна приказала дербентскому коменданту не пропускать к горцам железо.

В обязанность коменданта Дербента входила охрана и обеспечение безопасности проезда без задержки русских разведчиков, лазутчиков, направляющихся ко двору шаха и к русскому резиденту Семену Аврамову «для надобностей Её Императорского Величества интереса с нужными письмами». Комендант Дербента обеспечивал всех направлявшихся к кубинскому хану, конвоем, лошадьми и деньгами.

Петр II своим указом от 11 января 1728 года требовал от коменданта Дербента встречать приезжающих в Дербент «иностранных особ пушечной пальбой по уставу».

Коменданту вменялось в обязанность содействовать, например, персидскому послу Керим-беку купить провиант и фураж, причем приказывалось никаких пошлин с него не брать.

В лице коменданта объединялось начальствование над всеми сооружениями крепости, ее вооружением, гарнизоном, складами, соблюдение порядка и дисциплины в войсках. Он назначал караулы, следил за содержанием арестованных военных чинов на гарнизонной гауптвахте, содействовал нормальному взаимодействию военных чинов и гражданского населения. Комендант назначался по непосредственному Высочайшему распоряжению из числа штаб и обер-офицеров. В порядке общего управления, из расположенных в крепости войск, коменданту непосредственно подчинялись лишь крепостные полки и батальоны, в отношении прочих войсковых частей (Аграханский и Буйнакский ретраншементы, аграханские и гребенские казачьи городки, Терский редут – Н.Ч.) он пользовался правами начальника гарнизона. Он распоряжался расквартированием проходящих воинских команд. В мирное время наблюдал за состоянием всех частей крепости, её вооружения и снабжения. С объявлением военного положения, он должен был следить за состоянием гарнизона, строений и запасов и обеспечивать готовность крепости к обороне. Имел право за плату привлекать к крепостным работам. Коменданту была предоставлена возможность осуществлять уголовное преследование гражданского населения нарушившего закон. В лице коменданта сосредоточивалась высшая полицейская часть в крепости над ремесленниками, торговцами, маркитантантами, прислугой и прочими частными лицами, проживающими в данной крепости. Он имел право подвергать их аресту, денежному штрафу. Комендант разбирал споры, конфликты гражданских лиц. Он распоряжается выделением помещений для нужд купцов, госпиталей, лазаретов и другие целей.

Хранящиеся в ГУ «ЦГАРД» архивные материалы подробно освещают обязанности коменданта как руководителя гарнизона. По требованиям Военной Коллегии комендант обязан был присылать следующую документацию:

«1) рапорты с описанием о людях и лошадях, прибыли и убыли в полках гарнизона;

2) ведомости о приходе и расходе гарнизонной казны;

3) рапорты о провианте и фураже;

4) ведомости о наличии в полках гарнизона штаб и обер-офицерских вакансиях;

5) статейные списки содержащихся под караулом военных чинов;

6) рапорты на присланные императорские указы с указанием об их исполнении;

7) рапорты об рационных деньгах;

8) приходно-расходные книги: о денежной казне, провианте, фураже, об отпуске мундирно-амуничных и прочих вещей».

Военная Коллегия неоднократно присылала комендантам запросы о количестве служащих и обер-офицеров в гарнизоне, о том, сколько умерло, прибыло, находятся в отлучках, а также о том, сколько военных чинов налицо при полках. По требованию Военной Коллегии комендант оформлял ответы на её запросы в виде «ведомостей» и подавал их в Коллегию за каждый месяц, треть и год.

По указу Анны I от 11 июля 1732 года комендантам велено было сообщать в Военную Коллегию о наличии в гарнизонных полках иностранцев из числа штаб, обер и унтер-офицеров, с подробными сведениями о них.

По указу Военной Коллегии от 4 апреля 1729 года комендант подавал сведения за 1724-1728 гг., сколько при полках артиллеристов и при них артиллерийских лошадей, а также, сколько выдавать артиллерийским лошадям фуража.

Военная Коллегия требовала от комендантов сведений, сколько было лошадей в каждом полку и сколько всего «в комплекте состояло», например с 1723-1729 гг.

В обязанность коменданта входила забота о лошадях гарнизона, что по тем временам было очень важно. Он должен был следить за тем, чтобы лошади, «убывшие в отлучку с людьми», были бы возвращены в гарнизон.

По указу Анны I от 22 мая 1732 года комендант регулярно отправлял в Военную Коллегию сведения о том, какое число «со вступления драгунских полков в Персидский Корпус по окладу надлежит при тех полках от остаточных от неполного комплекта лошадей на покупку их, так и фуражных денег и с того числа сколько, когда в расходе и на какие дачи».

От коменданта требовалось постоянно сообщать в Военную Коллегию, сколько в каждый полк куплено лошадей, когда и на какую сумму.

Комендант обязан был содержать в порядке имущество полков, а если случался недостаток, то заблаговременно его восполнять. Так, Военная Коллегия на поданную комендантом в 1732 году «ведомость» о количестве обуви, рубах с брюками и другой одежды, недополученной полками, отпустила из своих запасов сапоги, башмаки по одной паре на душу, а также выделила деньги на покупку недостающего обмундирования.

Мундирная контора требовала ежегодные сведения о приеме, и расходе в каждом полку холста на пошив мундиров.

Комендант на основании указов Военной Коллегии требовал от полков гарнизона подавать два раза в год «табели» о том, в каком состоянии находилась военная амуниция в полках. Он, регулярно отправляя в Военную Коллегию ведомости, составленные на основе ревизии имущества полков гарнизона.

Канцелярия главной артиллерии и фортификации в сентябре 1733 года требовала от коменданта сообщить, например, о том, сколько в наличии ружей в крепости Святого Креста, сколько из них годных и негодных, какие можно было починить и следовало отправить в Астрахань для ремонта и после починки прислать обратно, а негодные разбирать на запчасти. От коменданта также требовалось, чтобы «в полках пушки и прочие артиллерийские припасы и порох всегда были в полном комплекте, и если будет недостача, то требовать прислать нужное количество, а также, чтобы при полках порох был на полное число по 50 патронов, а другие 50 патронов хранить при артиллерии».

На основе указов Военной Коллегии комендант негодные ружья, а также мундирно-амуничные вещи отправлял в Астрахань или, если это было возможно, продавал в Дербенте с публичного торга, а если они было совсем непригодные, и продать их было невозможно, вещи уничтожали.

Так, по указу Анны I от 19 мая 1732 года коменданту Дербента велено оставшееся имущество после умерших штаб и обер-офицеров продавать с публичного торга.

В 1723 году в крепости Святого Креста ощущалась нехватка медикаментов и комендант 31 июля т. г. обратился в Астрахань с просьбой об их доставке.

Командующий Низовым корпусом требовал от коменданта Дербента регулярно присылать обстоятельные отчеты о состоянии дербентских лазаретов.

На основе императорского указа от 13 сентября 1731 года провиантские магазины (хранилище провианта – Н.Ч.) поручались во введение коменданту. По всем вопросам о провианте следовало обращаться в Кригс-Комиссариат, а имеющиеся запасные провиантские и другие магазины передавались в ведомство Астраханского губернатора.

Провиантская канцелярия требовала от коменданта составления провиантских книг о приходе и расходе провианта, фуража и денег. Командование Низового Корпуса обязывало комендантов присылать сведения о наличии в провиантских магазинах Дербента «годного и негодного провианта и сколько надо прислать».

Комендант должен был проводить осмотр состояния провиантских магазинов и сообщать в Военную Коллегию о магазинах, требующих ремонта.

Так, 4 июня 1729 года провиантмейстер Василий Болдин доносил коменданту, в каких условиях хранится в Дербенте провиант, и рекомендовал перенести муку в верхний город, т. к. от близости к морю, он может испортиться.

Военная Коллегия требовала присылать ведомости, составленные на основе ревизии провиантских магазинов, ведомости о годном и негодном продовольствии, а также ведомости провиантмейстеров от каждого полка.

Комендант должен был строго следить за расходом денежного жалованья в полках, регулярно отчитываться, присылая ведомости о том, как и на что, расходуется денежная казна гарнизона.

Ревизион-Коллегия обязывала комендантов Низового Корпуса присылать от каждого гарнизонного полка расходно-приходные книги, комиссарские книги, и книги счетов полковой денежной казны.

По указанию Военной Коллегии комендант был обязан заблаговременно присылать именные списки артиллерийских и инженерных служителей, чтобы не случилось из-за отсутствия этого списка задержки в выплате им денежного жалованья и рационов, регулярно требовать от командиров полков сведений о получении или не получении военными чинами денежного жалованья. Комендант обязан был принимать меры для ликвидации задержек в выплате жалованья гарнизону. Так, 14 апреля 1731 года комендант Д.Ф. Еропкин обратился к командующему Низовым Корпусом генерал-аншефу В.Я. Левашову с просьбой о выплате жалованья нерегулярному войску князя Э. Черкасского, т. к. из-за задержки в выплате жалованья они испытывают «великую нужду».

Комендант ежегодно должен был отчитываться, посылать сведения от каждого полка «о денежных суммах, оставшихся от пошива мундира и делания, амуничных вещей».

В связи радикальными преобразованиями в начале XVIII в. в экономике России, начало которым было положено

Петром Великим и продолжено его последователями, в числе которых был сподвижник Петра I, астраханский губернатор В. Н. Татищев, происходили изменения и в монетарной системе России, направленной на её упорядочение.

В связи с этим в обязанность комендантов были вменены меры по изъятию из наличного оборота устаревших денежных знаков. Так, на основании указов Анны I генерал-аншеф В. Я. Левашов приказал коменданту крепости Святого Креста «денег 1713, 1718, 1726 гг. серебряных гривенников, пятикопеечников и копеек, а также и малых медных копеек, денежек, полушек в казну, в сборы не принимать и ни в какие торги и на покупку съестных припасов не употреблять, и велено эти деньги, собрав, отправить в Военную Коллегию». Так, комендант Дербента Н.И. Ступишин отправил в Москву «неходячей монеты» на сумму 1016 руб. 66 коп.

По распоряжению правительства России изымались имевшие хождение в регионе серебряные монеты любого иностранного происхождения. Так, персидская монета подлежала переделке на российскую, во исполнение чего комендантом Дербента 13 марта 1732 года было отправлено в Москву персидской серебряной монеты на сумму в 18 руб. 48 коп., а 31 октября 1733 года на – 39.835 руб.

Коменданты Низового Корпуса принимали непосредственное участие в реализации экономической составляющей кавказской политики России, которая выражалась в стремлении Петра I удовлетворить запросы промышленности в сырье и пополнении императорской казны денежными средствами за счет Закавказья и прикаспийских провинций.

Как только иранский посол Измаил-Бек подписал договор об уступке России прикаспийских провинций (сентябрь 1723 г.), находившимся в них русским военачальникам были даны подтвердительные (вторичные) указы о немедленном сборе доходов в царскую казну.

Были даны указы А.Т. Юнгеру начать «збирать пошлины со всяких товаров» в Дербенте, а также ему вменено в обязанность, следить за строгим выполнением установленного правопорядка, который должен был способствовать оживлению торговой деятельности в этих областях.Так, хранящаяся ГУ «ЦГАРД» книги доходов по дербентскому казначейству свидетельствует о том, как комендант А.Т. Юнгер выполнял указание императора Петра I по сбору пошлин в Дербенте. Так, в 1723 г. в приход записаны деньги, а именно пошлин с привозных товаров – 235 руб. 75 коп.; в 1724 г. – 839 руб. 51 коп.; в 1725 г. – 1671 руб. 58 коп.; в 1726 г. – 1010 руб. 4 коп.; в 1727 г. – 1657 руб. 2 коп.; в 1728 г. – 1167 руб. 28 коп.; в 1729 г. – 754 руб. 63 коп.; в 1730 г. – 1541 руб. 85 коп., а по неполным данным ГУ «ЦГАРД» с 1722 по 1735 гг. Дербент внес в императорскую казну 707.759 руб. 29 коп..

По указанию Петра I дербентский комендант А. Т. Юнгер исполнял функции хозяйственного распорядителя по созданию дворцового хозяйства, в котором стали выращивать виноград, из которого здесь же делали вино, называвшееся чихирем. Одновременно с виноградом там выращивали пряность – шафран.

Таковы были права, полномочия и обязанности комендантов гарнизонов Низового Корпуса как представителей российского правительства во взаимоотношениях с северокавказскими и дагестанскими феодальных владетелями и народами, а также с иностранными державами Турция и Иран) и как главы военного гарнизона.

Комендант крепости Святого Креста и Дербента, обладая всей полнотой военной и гражданской власти в регионе, выдавал жалованье, подарки и награды феодальным владетелям Северо-Восточного Кавказа, признавшим подданство России, отпускал им порох, свинец, кремень и другие военные припасы. Он разбирал жалобы феодальных владетелей, вел с ними переговоры, вырабатывая условия вступления того или иного владельца в подданство России, принимал их присягу на верность и подданство, обеспечивал содержание аманатов из северокавказских владений.

ГЛАВА 5. ПРИЧИНЫ УХОДА РОССИИ ИЗ ДАГЕСТАНА

дагестан россия военная политика

5.1 Политические причины (1725-1735 гг.)

С кончиной Петра I исчезли и его обширные планы об утверждении русского владычества на Каспийском море. Война сделалась для нового правительства бесцельною и тягостностью и велась отчасти потому, что была уже начата, и начата Петром Великим, отчасти – вследствие крайней необходимости держаться на Каспийском побережье, дабы не дать овладеть им Турции, стремившейся к тому всеми силами и всеми путями.

После смерти Петра I русское правительство стало проявлять к прикаспийским приобретениям меньше внимания.

Правительство Екатерины I, несмотря на это не отошло от главного смысла «восточной» политики, которое нашло свое отражение в инструкции С. Аврамову от 11 ноября 1725 г.: « Ее Величество… никоим образом не может допустить, чтоб какая держава, кроме Персии, на Каспийское море, какое основание имела и тако б Персию с Россией разлучила»; а позднее эта точка зрения отражена и в рескрипте Петра II князю В. В. Долгорукому от 22 февраля 1728 г.

Каспийский вопрос был увязан и с балтийской проблемой, так как Балтику и Каспий органически объединял европейско-азиатский торговый транзит через Россию. Тем не менее, во второй половине 20-х – начале 30-х годов XVIII в. каспийский вопрос отступает перед балтийской проблемой на второй план и ввиду напряженности на северо-западе (угроза шведской диверсии) постепенно сводится к уступке в 1732 и 1735 гг. прикаспийских провинций Ирану (вопрос о прикаспийских областях вновь возникает уже только в конце XVIII в.).

Внешняя политика «преемников» Петра I, включавшая, хотя и много важных элементов петровских дипломатических планов и задач, не отличалась той целеустремленностью и принципиальностью, столь присущими политике и дипломатии России первой четверти XVIII в. В 1725-1739 гг. под воздействием напряженной борьбы и изменений международной ситуации внешнеполитический курс сменявшихся правительств характеризовался неустойчивостью и колебаниями, приводившими к существенным отступлениям от петровской политики «системы».

В конце 1725 – первой половине 1726 г. юго-восточные аспекты русской внешней политики были отодвинуты на второй план: преувеличенный интерес правительства Екатерины I к «голштинским» и «курляндским делам» отвлекал Россию от серьезных проблем в районе Каспия и Черного моря и приковал его внимание к Прибалтике.

Авантюрный голштинский план войны России с Данией из-за Шлезвига (в 1725-1726 гг.) усилил борьбу политических группировок внутри русского правительства, обострил отношения России с рядом великих европейских держав, осложнил отношения России со Швецией и Данией, приведя их (в 1727 г.) к вступлению во враждебный России Ганноверский блок, отвлек русскую дипломатию от решения серьезных вопросов, возникших в связи с затруднениями для нее в Турции и Иране. Политика Екатерины I в голштинском вопросе характеризует непоследовательность и реакционность её «программы» и свидетельствует об определенном отходе от внешнеполитической линии правительства Петра I.

В течение 20-30-х годов XVIII в. балтийская проблема сохраняла важное, доминирующее значение вследствие постоянной угрозы шведского реванша с помощью враждебных России держав. Видный русский дипломат, посол во Франции Б. И. Куракин считал балтийскую проблему более актуальной по сравнению с «турецкой» и «персидской». В письме А. И. Остерману от 19 (30) июля 1725 г. из Парижа он писал: «Ежели же рассуждать о турецких интересах и персицких, есть так бесконечны и безнадежны, что, наконец, понуждены будем все то оставить, но смотреть на главный свой интерес во Эвропе, понеже довольно желузни (ревности. – Н. Ч.) имеем с сей стороны чрез славный мир со Швециею и полученных провинцией и довольно ж есть противу тех желузий, себя с сей стороны содержать»; Б.И. Куракин полагал необходимым, прежде всего, оберегать Россию от опасности с запада.

Еще, в 1726 году было признано целесообразным, уступить эти области Ирану.

В начале правительство Екатерины I не отказывалось от прикаспийских провинций; оно собиралось постепенно свертывать военную операцию в Прикаспии. В марте 1726 г. в Верховном тайном совете было высказано мнение о возможности уступки правительству Ирана Мазандерана, Астрабада и Гиляна, но по «возможности стараться, дабы турки в тех не могли утвердиться».

При учреждении Верховного тайного совета вице-канцлер барон А. И. Остерман, представляя общий обзор отношений России к чужим государствам, говорил о персидских делах, что, по последним известиям, они находятся в самом печальном положении: в Гиляни русские войска не только не могут распространяться и внутрь страны, но с великим трудом удерживаются и в занятых прежде местах; жители все разбежались, податей никаких не платится, и кроме народного возмущения от Казбинской и Мосульской стороны собираются многочисленные персидские войска; из Сальянской области и с реки Куры русские принуждены отступить в Баку; Шаховы войска хотят идти к Баку и засесть у нефтяных источников; окрестные князьки согласились вырубить в Дербенте русских и армян; горские народы все в собрании, и от них гарнизон в крепости Св. Креста находится в великом утеснении. При этом надо обратить внимание на следующее обстоятельство: по договору с Турцией Россия должна склонить шаха Тахмасиба к приятию этого договора или вместе с Турцией возвести на престол другого шаха; если это дело затянется, то Порта может большею частию Персии овладеть, и даже шах Тахмасиб, из страха перед наступлением турков, может пойти на соглашение с ними; турки увидя слабость России на Кавказе, могут соединиться с местными народами и попытаться вытеснить русские войска. Действовать для предотвращения этой опасности Россия должна двумя способами: 1) наступлением: овладеть всеми остальными уступленными провинциями и шаха Тахмасиба низвергнуть, но для этого нужна сила и войско; 2) другой способ: оборонительный – отложить на время завоевание других провинций и укрепляться только в занятых уже местах; наблюдать за действиями турок и добиться от шаха Тахмасиба признания русско-турецкого договора 1724 г. «О выходе из персидских не должно и думать»: это значило бы открыть дорогу всем этим народам в сердце России.

А.И. Остерман больше всего опасался Турции, и потому советовал показать себя твердым в Персии, приготавливаться к войне «турецкой», а между тем всячески склонять персов, армян, грузин на свою сторону, даже обещать шаху возвращение части завоеванного. Мнения, поданные другими членами Совета, в сущности, были сходны с мнением А.И. Остермана. В некоторых из этих мнений, а именно во мнении князя Меншикова, проглядывало сильное желание отделаться от персидских завоеваний, которые слишком дорого стоят.

30 марта 1726 г. в Верховном Тайном Совете было высказано мнение: «Персидские провинции и места все содержать не только очень трудно, но почти невозможно, по огромным расходам и вредному для русского войска климату; в определенные туда 20 батальонов отправлено уже рекрут 29.000 человек, а теперь еще большего числа требуют, поэтому, не лучше ли искать способа мало-помалу из этих персидских дел выйти, однако с тем, чтоб турки не могли в Персии утвердиться; нельзя ли для склонения шаха на свою сторону уступить ему все три провинции – Гилянь, Мазандеран и Астрабат»? Императрица согласилась.

Но затруднение состояло в том, что не с кем было заключать мира, некому уступать выговоренных в трактате областей. Шах Тахмасиб не был владельцем всей Персии; в Испагани господствовал афганский похититель Эшреф, убивший в 1725 году брата своего, Магомета Мирвеиза. Турки пользовались смутою в Персии, действовали наступательно, и успехи их волновали все магометанское народонаселение.

Таким образом, вопрос о возвращении оккупированных персидских провинций стал в русских правительственных кругах тотчас после смерти Петра I. Часть дворян определенно возражала против их удержания. Екатерину I волновала не забота о престиже, сколь боязнь, что турки захватят каспийское побережье, удерживала русских от немедленной передачи провинций Ирану. Позднее, Маньян, французский посол в Петербурге, писал министру Шовлену, что русские охотно возвратят Персии взятые ими владения, которые их отягощают, если только они увидят, что шах сам в состоянии охранять их от турок.

Недальновидные преемники Петра I оказались не в состоянии понять и по достоинству оценить торгово-экономическое, стратегическое и политическое значение Прикаспийских провинций для России, перестали уделять им должное место в своей внешней политике. Беспокоясь о том, что они могут подпасть под власть Турции, опасаясь о том, что между Ираном и Турцией установятся мирные отношения, Российское правительство вынуждено было продолжить традиционную политику.

Смерть Петра I возбудила в Константинополе надежды на внутренние осложнения в России. Султанская Турция полагала, что завоеванные Россией прикаспийские провинции будут ею оставлены и тогда турки станут обладателями всего Закавказья, Грузии, Армении и лучших иранских областей до самых ворот столицы Ирана – Испагана. Эти чаяния султана подогревали английский и французский кабинеты.

В 1725-1725 гг. турецкое правительство начало отдаляться от выполнения условий Константинопольского русско-турецкого договора 12 (23) июня 1724 г. о разграничении русских и турецких владений на Кавказе и в Иране. Турция действовала в Иране наступательно; она захватила Ленкорань и Ардабил. Султан мечтал о том, чтобы Россия утратила прикаспийские завоевания. Теперь стало очевидным, что если бы русские войска ранее не овладели Дербентом и Баку, то в настоящий момент это бы Турция.

В 1725-1729 гг. взаимоотношения России и Турции осложнились в связи с напряженной междоусобной борьбой, развернувшейся внутри самого Ирана между вторгнувшимся в страну афганским ханом Ашрафом, захватившим в 1725 г. и иранским шахом Тахмаспом II. Эти междоусобицы облегчали Турции возможность вмешательства во внутренние дела Ирана и отторжениния от него ряда территорий. В то же время в Иране не желали подтверждать Петербургский русско-иранский трактат 1723 г.; его фактически не признавали и часто нарушали. Война с Ираном, в сущности, не прекратилась этим договором и в течение ряда лет в занятых русскими войсками прикаспийских провинциях шла «вялая война»; русскому командованию приходилось вновь подчинять отпадавшие районы.

Русское правительство в ответ на возобновление турецкого натиска на Иран выступило в 1726 г. за сохранение Иранского государства, против его раздела, предлагавшегося России Турции; в данном вопросе правительство Екатерины I солидаризировалось с взглядами Петра I.

21 марта 1726 г. в Петербурге обсуждался вопрос о «персидских делах». В журнале Верховного тайного совета по этому поводу записано, что Россия ныне еще не в состоянии предпринять что-либо крупное в Иране, пока не закончены переговоры с Австрией и другими «христианскими» державами «о союзе против турок». Но надежда есть, что оный союз к заключению придет», ибо как австрийский император, так и другие не желают, чтобы «турки в Персии усилились, и когда помянутый союз заключится, то турки принуждены будут войска свои из Персии убавить в европейские стороны; и в то время уже нам (русским. – Н.Ч.) в Персии свободнее будет сильно дествовать и намерения свои к желаемому исполнению приводить».

После провала попыток содействия голштинскому герцогу в вопросе о Шлезвиге и ввиду продолжавшейся турецко-иранской войне «восточные» аспекты со второй половины 1726 г. стали приобретать в русской внешней политике особую остроту. Несмотря на противодействие французской дипломатии, в июле 1726 г. был подписан Венский русско-австрийский союзный договор, направленный в значительной мере на разрешение «восточных дел» (в отношении Турции и Ирана). Венский договор заметно укрепил международное положение России и несколько охладил воинственный пыл султанской Турции. С 1726 г. она стала терпеть неудачи в Иране; турецкие войска были изгнаны из Армении, потерпели поражение под Испаганом и были отброшены афганцами к берегам Тигра.

А.И. Остерман заявлял неоднократно, что союз с Австрией необходим для выполнения русской «программы» в отношении Турции, которая не была закончена. Поэтому понятно стремление турецкого правительства, во что бы то ни стало предотвратить заключение австро-русского союза.

Удерживая русское правительство от заключения договора с Австрией, Турция угрожала ей сепаратным соглашением с Ашрафом. Эту угрозу она привела теперь в исполнение. На австро-русский договор Турция ответила реваншем – Хамаданским договором (октябрь 1727 г.) с узурпатором афганцем Ашрафом. Россия не смогла воспрепятствовать этому договору, удержать Иран от подчинения Турции, хотя уже в конце 1727 г. с этой целью вступила в тайные отношения с Ашрафом.

Таким образом, 15 октября 1727 г. был подписан Хамаданский договор «на авантажных» для Порты «кондициях», суть которых сводилась к тому, что Ашраф признавал султана Ахмеда III халифом всех мусульман-сунитов, в том числе и афганцев, а Ахмед III, в свою очередь, признавал Ашрафа шахом Ирана. Под власть султанского правительства отходили Тебриз, Ардебиль, Ереван, Хамадан, Керманшах, Султания, а также земли между Багдадом и Басрой.

Сверх территорий, признанных за Портой по трактату 1727 г., она включала в зону своего влияния Хузесан, Зенджан, Тегеран и Казвин с их округами, составившими 2/5 территории Ирана. За Ашрафом сохранялись провинции Восточного Ирана. По местному определению иранского историка Рамазани, «это драматическое продвижение турок сделало более реальной подчинение страны османами, чем когда-либо за долгую историю Ирана».

Курс Порты, направленный на обострение русско-иранских отношений, активно поддерживался представителями Англии и Франции в Стамбуле. И.И. Неплюев приходилось вести трудную борьбу против объединенного напора Турции и европейских дипломатов.

Враждебная России английская и французская дипломатия всячески старалась осложнить отношения России с Турцией; она поддерживала турецкого султана в его агрессивных планах. По словам А.И. Остермана, Франция стремилась высвободить скорее Турцию от «персидских дел», а «потом по конъюнктурам употребить» против Австрии и России; весной и летом 1726 г. французская дипломатия старалась переговорам в Вене о союзе России с Австрией, натравливая тогда Турцию против России.

После заключения султаном мира с завоевателем Иранского государства афганским ханом Ашрафом английские и шведские дипломаты начали усиленно подталкивать турецкое правительство на войну с Россией. Хамаданский договор 1727 г. настроил Ашрафа против России. Внимательно следивший за акциями Порты в Иране, И.И. Неплюев пришел к выводу, что «у Эшрефа по заключению мира с турками гордости прибыло». Надеясь восполнить территориальные уступки Турции с ее же помощью за счет России, новый правитель Ирана пытался потеснить русские войска на берегу реки Рудосель, но эта экспедиция закончилась провалом. В конце 1727 – начале 1728 г. иранские войска под командованием Саидал-хана, дважды пытавшиеся перейти эту реку, были разбиты генералом В. Я. Левашовым и отступили назад на поле боя 15 знамен. Правительство Петра II было вынуждено признать, что ситуация на Кавказе изменилась в худшую сторону.

Рескрипт Петра II главнокомандующему Низовым корпусом кн. В.В. Долгорукову от 22 февраля 1728 г. повелевал, во, что бы то ни стало заключить мир с Ашрафом. Турки предложили медлацию в переговорах с ним; опасность от наступления турецких войск Ашрафом очень велика, «а сильной помощи прислать к вам не можем» - необходимо держать армию наготове в Европе, писал Петр II. Поэтому надо склонять Ашрафа к примирению: «лишь бы нам из сей тяжелой войны выйти… пускай персиянам паки места достанутся, только б туроков на берега Каспийского моря не допускали и им вселиться и утвердиться не дали, отчего нашей стороне может быть великая опасность».

Весной 1728 г. в Иране стало «все спокойно». В августе в Россию приехал курьер с известием, что афганский шах Ашреф желает жить с нею в мире и готов соблюдать русско-иранский договор 1723 г., что означало признание со стороны победителей Ирана – афганцев – русских завоеваний прикаспийских провинций.

В новом указе императора от 12 июня 1728 г. командующему войсками в Гиляне ген. В.Я. Левашову, который вел переговоры, говорилось: «отдать провинции Ашрафу или Тахмаспу, только б оные достались такому владетелю, который совершенно может оных содержать, чтоб туркам каким случаем в руки не пришли».

Именно в свете этого и был составлен в 1729 году петербургским двором ответ шаху: «Для защиты твоего города от захватчиков (Порты) и для охраны, - говорилось в ответе русского императора, - «Я до настоящего времени потратил большие деньги. Если ты дашь обязательство возместить мне все понесенные мною расходы из расчета 80 тыс. туманов в год вместе с процентами, то я готов тебе вернуть Гилян».

13 февраля 1729 г. в Реште (Гилян) был подписан трактат с Ашрафом, по которому он передавал России новые земли по берегам Каспийского моря, а также Ширванскую область на Кавказе, что должно было послужить упрочению и сохранению прежде завоеванных территорий. Россия же уступала Ашрафу Мазандеран и Астрабад, которыми она фактически полностью не овладела; русское правительство считало более целесообразным возврат этих провинций Ирану, чем захват их Турцией. Рештский договор предоставлял России свободную торговлю через Иран с Восточной Индией и Бухарой.

Новое соглашение хотя и не было реализовано ввиду изменившейся обстановки в Иране, не помогло нейтрализовать негативное воздействие Хамаданского договора 1727 г. Не случайно трактат, заключенный в Реште, вызвал острое недовольство в Стамбуле и разочарование поддержавших Турцию европейских держав.

Весной 1729 г. русское правительство опасалось «турецких предвосприятий»; оно получило известие о том, что 60 тыс. турецких войск направляются к границам Ирана, но одновременно отмечалось некоторое движение крымских и ногайских татар вдоль русских границ на Украине. Для собственной безопасности русское правительство решило увеличить количество войск и вооружения в Иране и на Украине. На случай турецкой агрессии Россия, и Австрия заверили друг друга в непременном соблюдении обязательств по союзным договорам.

Вскоре турецкие войска приостановили свой марш. В июле 1729 г. в Москву приехал турецкий эфенди для переговоров об улаживании между Россией и Турцией пограничных конфликтов в Иране и о разграничении там сфер влияния. Турецкое правительство потребовало уступки русской крепости, построенной при Петре I в Гилянской провинции, по России категорически отказала в этом султану.

Вопрос о разграничении земель в Иране между Россией, Турцией и Ираном не был тогда решен, тем более что в самом Иране в 1729-1730 гг. происходили крупные события. Борьбу против афганских и турецких завоевателей возглавил Надиркули, предводитель из племени афшар, находившийся на военной службе у шаха Тахмаспа II. После ряда одержанных Надиркули побед афганцы были изгнаны из Ирана; в Испагане вновь провозглашает иранским шахом Тахмасп II.

В январе 1730 г. от шаха Тахмаспа II в Москву приехал посланник. Несмотря на то, что год назад (в феврале 1729 г.) относительно прикаспийских провинциях подписывался Рештский

договор с Ашрефом, русское правительство решило принять нового посланника, тем более что договор с Ашрефом был уничтожен Тахмаспом; русская дипломатия желала знать, каковы предложения шаха.

В сентябре 1730 года для дальнейших переговоров по вопросу о границах России с Турцией и Ираном российское правительство отправило в Иран видного дипломата П.П. Шафирова. В качестве второго уполномоченного при этих переговорах должен был выступить командующий войсками в прикаспийских провинциях генерал-лейтенант В.Я. Левашов. Переговоры о разграничении земель было решено вести в г. Реште.

В течение 1731 г. турки трижды нанесли поражение войскам шаха Тахмаспа, пытавшегося действовать без участия Надира, занятого подавлением восстания афганского племени абдали в Хорасане. Воинственные устремления Порты разгорелись с новой силой. Шахские посланники в Стамбуле были взяты под стражу. В ставке царила растерянность, готовность капитулировать под нажимом Турции, уступив ей Грузию, Армению, Дагестан, Ширван и часть Карской области, перспектива заключения нового ирано-турецкого договора и утверждение турецкой власти в Закавказье и Прикаспийских областях стала реальной.

В этой ситуации положение Российской империи было далеко не блестящим. Безусловно, результаты петровских преобразований, заметно усиливших могущество Российской империи, не могли не ощущаться на международной арене в годы правления и Екатерины I, и Петра II, и Анны Ивановны. Однако дворцовые перевороты и длительное засилье «временщиков» и иноземцев (при Петре II и, в особенности при «бироновщине») отразилось на международном престиже России, снизили эффективность внешнеполитической деятельности Петербурга. Личные амбиции и мелкие интриги представителей различных группировок при императорском дворе в известной степени подорвали влияние России в европейских столицах, ослабили внимание России к восточным делам, в том их положении на Кавказе и в Прикаспийских областях, когда все вопросы решались «немецкой партией» во главе с Бироном (в правление Анны I). В царствование Анны Ивановны ухудшилось внутреннее и международное положение России. Значительно были ослаблены армия и флот. При такой обстановке дальнейшее сохранение прикаспийских областей было для России обременительным. Часть правящей верхушки петербургского двора высказывалось за возвращение их Ирану. Но русское правительство, опасаясь вторжения Турции, воздержалось от немедленной передачи Прикаспия Ирану. На Западе против России складывалась коалиция Англии, Франции, Пруссии, Швеции и Турции.

С особой силой французская дипломатия начала интриговать против России в Константинополе в 30-х годах, после поражения Франции в войне за польское наследство 1733-1735 гг.

Шведское правительство, также не желавшее дальнейшего усиления России, подталкивало турецкого султана к войне с Россией, надеясь, что обострение русско-турецких отношений может создать выгодную ситуацию для осуществления шведских реваншистских планов.

На Востоке намечался военно-политический союз между Турцией и Ираном. В сложившейся обстановке русское правительство решило сохранить дружественные отношения с Ираном и не допустить Турцию в прикаспийские провинции, хотя бы ценою возвращения части этих областей.

Бездарное правительство Анны Ивановны, вместо того, чтобы искать выход из создавшегося положения на Востоке, вопреки интересам России пошло по линии наименьшего сопротивления и, вступив в переговоры с Тахмаспом II, решило отдать Ирану прикаспийские области. Сознавая эту угрозу, императорское правительство предприняло ряд мер для предотвращения, намечавшегося соглашения. Генерал В.Я. Левашев получил указ, в переговорах с Тахмаспом убеждать его не капитулировать под нажимом Порты и пойти на урегулирование отношений с Россией: «…тогда немедленно все провинции по реке Куре шаху отданы будут». Одновременно текст аналогичного письма был отправлен Надиру втайне от турок. Такой ценою оно рассчитывало ликвидировать напряженность в отношениях с Ираном, обеспечить его нейтралитет и сосредоточить свои силы против наиболее сильного соперника и потенциального врага – Турции.

Для ведения переговоров с Тахмаспом в Решт прибыл опытный дипломат Петр Шафиров. Согласно инструкции, ему приписывалось внушить шаху, что если он уступит туркам «Жоржию (Грузию – Н. Ч.) и Армению, Шумаху с Ширваном с кумыки и дагестанцы», то окажется окруженным ими со всех сторон, потеряет связь с Россией и лишиться её поддержки в борьбе с Турцией. Одновременно было решено для защиты границ на Кавказе и в Прикаспийских областях держать наготове значительные силы и удерживать тамошние народы на стороне России. Принимались меры для прекращения междоусобиц северокавказских владетелей, сохранения их пророссийской ориентации.

Предотвратить подписание договора между Тахмаспом и Турцией России не удалось. Новый великий визир Топал Осман-паша, будучи последовательным сторонником Франции, сумел добиться реализации идеи ирано-турецкого альянса, которая активно поддерживалась европейскими державами.

12 января 1732 г. в Керманшахе был подписан договор, по которому шах Тахмасп II уступал султану Тбилиси, Ереван, Гянджу с Ширванской областью и Дагестан. Тебриз и Керманшах возвращались Ирану, р. Аракс признавалась границей двух держав в Закавказье. Этот акт был направлен против России, поскольку предполагал совместные усилия для вытеснения русских войск из Прикаспия.

Правильно оценив сложившуюся обстановку, российские дипломаты решили действовать через Надира, не признавшего капитулярной политики Тахмаспа и завоевания турок в Иране и тайно мечтавшего захватить власть в стране. В противовес Керманшахскому договору Надир 21 января 1732 г. подписал с Шафировым Рештский трактат, а затем возобновил военные действия против Турции.

Согласно условиям Рештского договора, Россия в течение пяти месяцев возвращала Ирану земли по берегу Каспийского моря до устья реки Куры, с тем, однако, условием, чтобы они «ни под каким образом в другие державы отданы не были». Земли же, лежащие севернее Куры и включающие Баку и Дербент, Россия обязалась возвратить шаху после того, как Иран вернет себе земли Закавказья, захваченные Турцией, это должно было послужить гарантией безопасности побережья Каспия от захвата Турцией.

В развязывании русско-турецкой войны (1735-1739 гг.) особое значение приобрели персидские и кавказские дела. Нельзя отрицать того факта, что после смерти Петра I в России особенно боялись войны с Турцией из-за неуверенности в её благополучном исходе. Страна была истощена предыдущей многолетней войной, денег не было, в правительственных рядах не было единства. Господствующий класс России еще не развил в себе достаточного вкуса к военным авантюрам и предпочитал лишениям военного времени праздную жизнь в своих деревнях.

Россия стремилась к активному содружеству с Ираном, чтобы с его помощью, а также с помощью подвластных ему закавказских народов вовсе изгнать Турцию из Закавказья. Это свидетельствовало о том, что собственных сил у России было недостаточно. В указе Анны Ивановны генералу В. Я. Левашову от 31 августа 1733 г. говорилось о необходимости внушить мысли о «кооперации» как Тохмасп-Кули-хану (Надиру), так и народам Закавказья.

Иран от проектировавшейся «кооперации» уклонился и занял Шемаху еще до прибытия Вахтанга VI в Астрахань.

Россия надеялась, что ирано-турецкая война оттянет сроки её войны с Турцией, но именно эта война и привела к разрыву Турции с Россией. Турция постоянно обвиняла русских в оказании тайной помощи персам: неудачи своей войны с ними она относила на счет России. По мнению великого визира Турция, воюя с Ираном, фактически воевала и с Россией.

О войне с Ираном Россия думать не могла, ей нужен был союз с ним для совместных действий против Турции в будущем. Первым условием такого союза было возвращение Ирану занятых Россией прикаспийских провинций. Турция рассматривала Рештский договор как ослабление интереса России к Кавказу, активизировала здесь агрессию.

Новая русско-турецкая война становилась реальной в результате попытки Англии и Франции ослабить международное положение России, создать из Польши, Швеции, Турции «восточный барьер» и с его помощью осуществить ревизию успешных итогов внешней политики России в первой четверти XVIII в. В октябре 1734 г. русско-иранские переговоры о возвращении прикаспийских провинций шли к концу. Оказавшись перед коалицией европейских держав на Западе и угрозе ирано-турецкого союза на Востоке, занятая Черноморской проблемой, русское правительство решило вывести свои войска из прикаспийских провинций, чтобы избежать войны с Ираном, превратить его из потенциального противника в своего союзника для борьбы с Турцией. По этим соображениям мысль о возвращении Ирану прикаспийских провинций в придворных кругах Петербурга стала доминирующей. В конце октября 1734 г. князь Голицын и генерал В. Я. Левашов получили предписание из столицы заявить Надиру о готовности русского правительства вернуть ему указанные области, но с тем обязательным условием, чтобы они не попали под власть Турции. После этих заверений Надир стал более сговорчивым. 5 декабря 1734 г. иранский посланник Гусейн-хан прибыл в Петербург, где вел переговоры с русским правительством. 9 марта 1735 г. он вернулся в персидский лагерь под Ганджой с текстом договора о возвращении территории прикаспийских провинций Ирану с городом Баку и Дербент. Но при подписании договора Надир потребовал возвращения Дагестана до реки Сулак, угрожал России войной. Русские уполномоченные, опасаясь расторжения трактата и одновременно войны с Ираном и

Турцией, вынуждены были включить в первый пункт договора это условие. 10 марта 1735 г. был подписан русско-иранский Ганджинский договор о возвращении Россией Ирану территории прикаспийских провинций от реки Куры до Сулака и вывода российских войск за реку Сулак.

Хотя Россия и уступила Ирану прикаспийские провинции, тем не менее, временное пребывание там русских войск имело важное историческое значение. Оно помешало Турции утвердиться на Каспийском море.

5.2 Экономическая причина

Укрепление позиций России в Прикаспии требовали определенных расходов, которые были значительными, преимущественно на военные нужды: выплата жалованья офицерам, кормовые деньги воинским и другим чинам, расходы за провоз провианта, покупка и ремонт военного снаряжения, лазаретные расходы, на подарки разным лицам за оказанные услуги, наградные и подъемные деньги, оплата за поимку беглых солдат и еще целый ряд расходов. Расходы шли также на жалованье и кормовые деньги рабочим, на починку караван-сараев и лавок, на жалованье караульщикам на гостином дворе, на недочетные деньги, на награждение русским выходцам, на покупку соли для соления казенной рыбы. Помимо них, большие расходы шли на городское строение и поделку, на казенные сады, на «чихирное строение» и т.д.

Архивные документы дают представление о расходе денежных средств на функционирование российских гарнизонов в Дагестане. Так по неполным данным с 1725 по 1734 гг. на выплату дербентскому гарнизону денежного жалованья было истрачено – 199.182 руб. 95 коп., а на гарнизон крепости Святого Креста с 1726 по 1734 гг. – 142.515 руб. 41 коп..

На содержание нерегулярных команд в этих двух гарнизонах было выплачено: в Дербенте с 1725 по 1734 гг. – 27.581 руб. 14 коп., в крепости Святого Креста с 1727 по 1734 гг. – 58.307 руб. 29 коп..

По данным архивных документов в гарнизоне крепости Святого Креста с 1722 по 1735 гг. на покупку и пошив мундира прислали 39.688 руб. 71 коп., на изготовление амуниции – 51.617 руб..

На содержание гарнизонов Дербента и крепости Святого Креста (регулярные полки и казачьи части) израсходовано: муки 136795 четвертей 2 четверика 3 гарнца 2 кварты, круп 11314 четвертей 3 четверика 4 гарнцев 3 ½ кварты, сухарей 714 четвертей 2 четверика 5 гарнцев 1 кварта, соли 18838 пудов 3 фунтов 13 ½ золотников, овса – 25119 четвертей 7 четвериков 4 гарнцев 2 кварты, ячменя 6159 четвертей ½ четвериков 5 гарнцев, кроме того, на покупку провианта было выделено – 40.301 руб. 73 коп.; в эти гарнизоны вино ежегодно отпускалось из Астрахани по 6000 ведер.

На приобретение лошадей, выплату рационных денег за собственных лошадей офицерам на эти два гарнизона с 1722 по 1735 гг. по данным документов из госказны было направлено – 225.550 руб. 7 коп.

Потрачены большие суммы на строительство крепостей, на преклонение на свою сторону многих владетелей, на организацию различных экспедиций, посылок, посольств.

За верноподданническую службу шамхал и другие дагестанские владетели получали от русского двора денежное жалованье.

Среди архивных документов имеется так называемая «окладная книга», в которой зафиксированы выплаты по указам императорских генералов денежного жалованья из средств персидских доходов горским владетелям: так, кайтагскому уцмию и его сыну в качестве жалованья выплочено с 1727 по 1732 гг. – 13.620 руб., а его сестре, старшинам и прочим людям – 930 руб.; шамхальским детям – в 1730 г. 810 руб..

В 1732 г. генерал-лейтенант В. Я. Левашов установил жалованье младшему брату Хасбулата Тарковского – Салтагерей – беку с матерью из Бакинских доходов – 800 руб.

18 февраля 1735 г. ген. В. Я. Левашов выдал за сентябрьскую треть 1734 г. жалованье Буйнакскому владетелю Мегди-Беку и братьям его Сурхай-Шамхалу и Салтан-Мурату-Мегдию – 100 руб., а братьям по 25 руб. Сверх того, Мегдий, получил 50 рублей за рублей за 1734 год и 34 руб., т. е. всего 84 руб. Его братьям выплачено по 9 руб., а общая сумма – 102 руб. В 1735 г. на жалованье состояли следующие кумыкские владетели (они получали его еще с 1722 г. – Н.Ч.): аксайский владетель Али-Бек, сын Султан-Махмуда, который получал 250 руб. в год (затем жалование было урезано до 180 руб.); костековский владетель Алик Хамзин получал оклад 100 руб. (затем жалованье было срезано до 60 руб.).

Из средств Астраханской губернии выплачивали денежное жалованье дербентскому наибу – 1000 руб., Юс-башам и другим начальникам 1000 руб., из которых присланному Махамед-Юсуф-беку к 150 руб. прибавка 50 руб., рядовым 600 человекам по 5 руб., да хлеба из Астрахани на рядовых по 5 четвертей; ему же дали 100 руб. и находящими при нем по 15 руб. человеку. Всего содержание дербентской народной милиции обходилось казне в год 10600 руб.

Российская администрация выплачивала дербентским служивым людям, которые издревле в Дербенте имелось 1016 чел., а ныне их осталось 600 человек денежное жалованье по 60 руб., а на всех 36.000 руб. Бакинским служивым людям 300 человек по указанию Петра I было велено на 100 человек давать по 30 руб., а юсбашам – 100 руб.

Находившемуся при Дербенте персидскому писарю Мирзе Аскендеру – 39 руб. 60 коп., майору Аслан-Беку – 183 руб. 95 коп., а также в дербентской гарнизонной казне предусматривались средства на прием посланцев и на непредвиденные расходы, так в 1733 г. на эти цели было выделено 167 руб. 20 коп.

Из средств дербентской гарнизонной казны выплачивали денежное жалованье персидскому послу Измаил-беку сначала 270 руб., а позднее 300 руб.

Расходы по крепости Дербента простирались, например в 1728 году до 1525 руб., а именно: на строение крепости, на припасы, инструменты и т. п. – 993 руб., на содержание и мастеровых – 532 руб..

Табасаранскому майсуму было определено жалованье 200 руб., а сыну Магомед-бека Муртазали – 150 руб., племяннику его Тимиру – 50 руб.

Кроме того, дагестанским владетелям из императорской казны выплачивали так называемые «кормовые деньги» во время их пребывания на территории расквартирования российских гарнизонов, а также заготовляли на их прокорм провиант. Императорское правительство выплачивало местным владетелям за оказанные России услуги разного рода денежное вознаграждение.

Важной статьей расходов императорской казны было выплата денежного жалованья аманатам.

Содержавшимся в крепости Святого Креста аманатам денежное жалованье выплачивалось в апреле 1729 г. из средств Бакинских доходов на сумму – 186 руб. 48 коп. Содержащиеся в Дербенте аманаты получали денежное жалованье из местных доходов. В апреле 1724 г. аманаты в Дербенте получили – 346 руб. 50 коп. В 1729 г. аманатам давали в день по 2 руб., а в 1733 г. за полмесяца – 20 руб..

Во время «Персидского» похода 1722 г. Петр I оставил в северных провинциях Ирана 8 драгунских и 10 пехотных полков, всего 23.154 чел. из которых создали позднее Низовой Корпус. К 1732 г. было создано 24 полка, их численность возросла до 37.267 чел. Кроме того, ежегодно в помощь Низовому Корпусу посылались нерегулярные войска. Годовой оклад расходов на его содержание равнялся 330.098 руб., а по другим данным 378.922 руб. (в 1725 г.). Эту сумму предполагалось получать так: 208.950 руб. из подушных денег, собираемых с посадских людей, остальные – из сборов населения Украины. В дальнейшем Петр I рассчитывал в случае необходимости использовать для содержания этих полков доходы, получаемые с жителей новозавоеванных провинций.

П.Г. Бутков сообщал, что оного корпуса жалованьем, мундиром и прочим довольствием присылали суммы из Петербурга, а зато, все деньги (доходы – Н.Ч.) персидские, которые за расходом оставались, отправлялись в Москву для передела в российскую монету, и за эти деньги персидские, отпускали из Военной Коллегии российские деньги, чего же не хватало, то недостаток брался из государственной казны. Правительство предполагало пехотные полки Низового Корпуса содержать из персидских доходов, т. к. те полки состоят сверх определенных по штату полков и подушного оклада; а из подушного сбора на тот Низовой Корпус денег ни на какой расход и заимообразно не использовать, чтобы из-за этого не произошло замешательства, а драгунские 8 полков содержать из средств российской казны.

Провиантом Низовой Корпус обеспечивался доставкой из Астрахани на судах в крепость Святого Креста, в Дербент, Баку и в Рящ и т.д.

Считая по штатам: 10 пехотных полков требовали в год по 349.130 руб., 8 драгунских полков – 354.435 руб.; 4 генерал-майорам, по 2148 руб. 70 коп. – всем 8594 руб. 80 коп.; 1 генерал-лейтенант – 2760 руб. 70 коп.; 2 бригадира, по 1131 руб. 70 коп. – всем 2263 руб.40 коп.; на нерегулярные войска окладного жалованья (деньгами, хлебом, свинцом, порохом и вином), а именно: донским казакам – 23.393 руб.; яицким, гребенским и терским казакам 8228 руб. 40 коп.; семейным казакам – 8822 руб. 80 коп.; казакам в Аграханском транжементе – 5389 руб.; 200 калмыкам по 6 руб. – 1.200 руб.; грузинам и армянам 700 чел. по 15 руб. в год – 10.500 руб.; казанским татарам, мордве и чувашам 5 тыс. чел. по 30 коп. на месяц – 18.000 руб.; дербентской народной милиции… 10.600 руб. Итого 779. 824 руб. 80 коп. К этому надо прибавить: сумму на продовольствие – примерно 150 руб.; прибавку жалованья; единовременные награды, пенсии прежним владельцам, содержание земских чиновников и матросов и многие другие расходы.

Таким образом, годовое содержание стоило больше миллиона рублей, следственно доходы с персидских провинций покрывали лишь 4-ю часть расходов.

13 июля 1726 г. Верховный тайны совет своим указом повелел собираемые с посадов рекрутские деньги употреблять на содержание Низового Корпуса.

Рост дороговизны привел к тому, что правительство своим указом от 23 января 1727 года распорядилось платить жалованье Низовому Корпусу по табели 1720 года, т. е. 422.5 тыс. руб. и использовать для покрытия расходов местные доходы.

По штатам 1720 г. драгунский фузелерный полк состоял из 1253 человек и требовал на годовое содержание – 44.304 руб. 44 коп. ¼, а пехотный полк – 1488 человек, годовое содержание 34.913 руб.

Сенатский указ от 28 октября 1730 г. установил, что содержать Низовой Корпус из персидских и малороссийских доходов.

12 декабря 1731 г. была принята инструкция, данная генералу кригс-комиссариату. В пункте 36 говорилось: содержать пехотные полки Низового Корпуса из доходов персидских провинций.

Доходы от прикаспийских провинций за 1723-1731 гг. составили 386.669 руб. Этот доход не покрыл бы даже годичные расходы на содержание сокращенного количества войск, предложенного в 1732 г. фельдмаршалом фон Минихом.

По данным, содержащимся в докладе президента Военной Коллегии фон Миниха от 19 июня 1732 г., в 1722- 1731 гг.

 было израсходовано более 8 млн. рублей на Низового Корпуса, на содержание оного корпуса нужно было около 1 млн. руб., в том числе на регулярные 24 полка – ежегодно 900.760 рублей, да нерегулярным войскам – 79.672 рублей итого на каждый год 980.432 руб., а с артиллерийскими служителями, - как раз сумма доходила до 1,000.000 рублей.

Содержание одного лишь Низового Корпуса обходилась России ежегодно в 1млн. руб., при общей величине доходной части государственного бюджета России 8,8 руб. (эти миллионы существовали в основном на бумаге, так как налоги выбирались с большой недоимкой, доходившей от 2-7 % по подушной подати с крестьян до 25-30 % по некоторым другим видам сборов) составляло 11,4 % государственного бюджета. Доходы получаемые с персидских провинций, составляли едва ли пятую часть от доходов на одно лишь содержание в них войск.

Управление в течение 13 лет прикаспийским краем обошлось России в сумме более 12 млн. рублей.

5.3 Природно-климатическая причина

Была и третья причина, побудившая правительство России вернуть прикаспийские провинции Ирану – это природно-климатическая причина.

Благодаря П.Г. Буткову известно о климатических условиях прикаспийских провинций: «… по тогдашнему описанию сей страны, во влажности тамошнего воздуха, многие болезни происходили от многочисленных болот, озер, каналов,… что делало местный климат нездоровым, особенно летом, также и Каспийское море с исходными из него парами. Находившиеся на юге горы мешают ветру рассеять морские пары. Все железо и даже карманные часы ржавели от влажного воздуха. Нигде нет так много комаров и мошкары. Также некоторые плоды: смоквы, финики, дыни считались нездоровыми русским людям, но, то лучше приписать излишнему употреблению оных, в котором простые люди меры не знают. Хотя съестного там много, но жители сухи и тощи. Они сказывали, что ежели, хотя мало уделяются они от строгой диеты, то нападают на них трехдневные лихорадки, к которым очень склонен, сей климат. Еще сказывают, что скорая перемена погоды, когда днем было чрезмерно жарко, а ночью настала нечаянная стужа, повредило здоровью тех, кои в том не предостерегались, да от того иные и живота лишались… нездоровье также от морских ветров, кои всего чаще тут бывают. В дербентской и кубинской провинциях те же спирающиеся морские испарения, кои от близких гор не продуваются далее; дни жаркие, ночи холодны».

Ему вторит другой российский историк: «… состоянии доношу о воздухе, какой зной язвительный, нездоровый».

Петр I предвидел все это. Он в 1722 г. дал указ Низовому Корпусу «вступаться, чего остерегаться этом жарком крае». Петр I дал начальникам устное наставление всячески беречь военных и охранять их здоровье.

5 июля 1722 г. повелел командиру конницы генерал-майору Г.С. Кропотову и другим военачальникам: «Указ как высшим, так и нижним воинским и прочим чинам, чего надо остерегаться, об употреблении рыбы следовать прежнему указу. Ныне же, как здесь, так и куда еще пойдем, необходимо иметь большую осторожность от фруктов, из-за их обилия, так же от соленого, не только от рыбы, но и мяса (кроме ветчины, которую есть только вареной), чего ради оного с собою более отнюдь не брать, как на полтора или две недели, когда высадимся на сушу и в походе в жарком климате, где запрещается, есть все соленое, и так от жары будет большая жажда, а тем более от соленого. Фрукты лучше есть совсем, но от них трудно отказаться, то поэтому их надо есть мало, но особенно остерегаться дынь, слив, шелковицы и винограду, от которых может быть кровавый понос и прочие смертельные болезни. Маркетентерам запрещалось продавать все фрукты, всякую рыбу и соленое мясо под страхом наказания –ссылкой навечно на галеры.

Также надлежало следить за тем, чтобы никто с 9 часов утра до 5 часов вечера без шляпы не ходили и не сидели там, где нет кровли, и чтобы днем не под кровлей и на голой земле не спали, но подстилали либо траву, либо камыш, либо что-то другое толщиною не меньше 5 дюймов. В питье воды надлежало следить за тем, чтобы много не употребляли, не в самую полную сыть. Офицерам надлежало следить затем, чтобы солдаты точно исполняли данное правило, а кто будет нарушать, то того лишить чина и наказать как ослушника».

«Персидский» поход, по словам Бассевича, был очень труден по причине жары, свойственной климату тех мест. Более 300 русских солдат умерло от солнечных ударов, так что император запретил под страхом смерти, снимать на открытом воздухе шляпу для поклонов.

По сообщениям П.Г. Буткова местное население в прикаспийских провинциях на время летней жары удаляются с равнины в горы, на прохладу. Это предохраняло их от многих болезней, но русские войска безотлучно находились на равнине, в осторожности от неприятелей.

А.А. Зиссерман так писал об условиях службы русских полков на примере кабардинского пехотного полка: «полк выучился выносить удушливый, ослабляющий 40-градусный зной, делал громадные переходы по песчаным прибрежьям, по горам и скалам, идти одному против десятерых и считать отдыхом стоянку или в уединенных крепостях, или в грязных азиатских городишках, среди враждебного населения».

Еще помимо этого во время «Персидского» похода от лишений и тягот походной жизни, усугубленных нездоровым климатом Прикаспия, среди солдат быстро увеличивалось число больных, несмотря на все меры, которые П I предпринял по медицинскому обеспечению похода. Так, например, на 13 сентября 1722 г. в команде бригадира А.И. Румянцева числилось: здоровых 2184 человек; больных 378 человек. Итого 2562 человек, т.е. больных составляли 15 %. В команде генерал-майора Дмитриева-Мамонова – здоровых 2102 человек; больных – 222 человек. Итого 2324 человек, т. е. больные составили – 9,5 %. На 19 сентября 1722 г. в этих командах: у ген. Дмитриева-Мамонова – 243 человек, а у А.И. Румянцева – 397 человек; а на 25 октября 1722 г. в команде ген. М.А. Матюшкина больных – 2050 человек из 9014 человек, а в команде Дмитриева-Мамонова из 4476 человек – больных – 1213 человек, т. е. в русской армии больных было 13-26 %, а в некоторых её частях число больных достигало даже 30 %. Так из доношения генерал-майора Г.С. Кропотова от 20 декабря 1724 г. стало известным, что в крепости Святого Креста больных 565 человек из числа регулярных войск, а из малороссийских казаков – больных 1050 человек В январе 1725 г. в русских войсках больных насчитывалось 4247 человек. По данным на 18 января 1725 г. всего со времени вступления в Прикаспий русские войска понесли потери в 7595 человек, главным образом, от болезней, что ясно видно из следующей таблицы:

Мотивами к заключению таких невыгодных (Рященского 1732 г. и Гянджинского 1735 г. – Н.Ч.) договоров послужили страшные эпидемические болезни, свирепствовавшие на Кавказе и уносившие массу жертв из рядов Низового Корпуса. Так в донесении на имя Петра II из Астраханской губернии сообщалось, что в крепости Святого Креста появилась «опасная болезнь». По свидетельству архивных документов наибольшие потери Низовой Корпус понес от болезней в 1727-1729 гг. В 1729-1730 гг. – эпидемия чумы в Дагестане.

Согласно справкам из Военной Коллегии (1726 г.), они (войска – Н.Ч.) были не способны к сильному отпору туркам по множеству больных. В генералитете, как говорилось в той же справке, великая нужда: В.Я. Левашев – в ожидании смерти, Шипов и Румянцев без памяти от жестокой болезни, бригадир Фундуклей «умре». Главнокомандующий В.В. Долгоруков опасается «великой конфузии» в делах, если и он заболеет от тамошнего «злого воздуха», и т.д.

Именно тяжелый климат отразился на здоровье главнокомандующего Низовым Корпусом генерал-лейтенанта М.А. Матюшкина, что вынудило его уйти в отставку с занимаемой должности.

Архивные материалы позволяют узнать о состоянии гарнизонов крепости Святого Креста и Дербента.

Так, в гарнизоне крепости Святого Креста: больных – в 1726 г. – 1172 чел., в 1727 г. – 1049 чел., в 1728 г. – 885 чел., в 1729 г. – 949 чел., в 1730 г. – 1426 чел., в 1731 г. – 916 чел., в 1732 г. – 1039 чел., в 1733 г. – 1060 чел., в 1734 г. – 1078 чел.; здоровых – в 1726 г. – 3754 чел., в 1727 г. – 4754 чел., в 1728 г. – 4410 чел., в 1729 г. – 4310 чел., в 1730 г. – 4450 чел., в 1731 г. – 4865 чел., в 1732 г. – 5069 чел., в 1733 г. – 3765 чел., 1734 г. -3701 чел;

В дербентском гарнизоне – больных – в 1724 г. 834 чел., в 1725 г. – 836 чел., в 1726 г. – 853 чел., в 1727 г. – 828 чел., в 1728 г. – 372 чел., в 1729 г. – 596 чел., в 1730 г. – 677 чел., в 1731 г. – 608 чел., 1732 г. – 1075 чел., в 1733 г. – 861 чел., в 1734 г. – 424 чел.; здоровых – в 1724 г. – 3453 чел., в 1725 г. – 3867 чел., в 1726 г. – 3849 чел., в 1727 г. – 3829 чел., в 1728 г. – 3875 чел., в 1729 г. – 3844 чел., в 1730 г. – 3423 чел., в 1731 г. – 2890 чел., в 1732 г. – 2852 чел., в 1733 г. – 2348 чел., в 1734 г. – 2089 чел.

Из-за того, что в дербентских лагерях было много больных, часть их отправляли на лечение в астраханские лазареты. Из Астрахани в Дербент присылали регулярно сведения о больных, о количестве выздоровевших и умерших. Штаб и унтер-офицеры неоднократно отпускались из гарнизона в свой дом для лечения болезни. В дербентских лазаретах лечились больные военные чины из других гарнизонов Низового Корпуса.

18 ноября 1733 г. прапорщик астраханского драгунского полка и лазаретный комиссар Артемий Хотянцев докладывал о состоянии дел в лазарете крепости Святого Креста: «Имеется в лазарете под больными постели и подушки холстяные, набитые сеном, которые меняли по 2 раза, а порции даются больным на день каждому человеку: вина по 1 чарке, пива по 1 осьмухе, мяса в мясные дни на неделю по 5 фунтов, масла по 48 золотников, получают также калачи, а тяжело больным в пост доктор дает мясо и масло, а на припарку и на спирт больные и раненые получали вино и уксус».

Нелегким было положение казачества. В особенно тяжелых условиях оказались аграханские казаки. Смертность в первую зиму была так велика, что из каждых трех человек выбывал один, и некоторые семьи вымирали поголовно.

По приезде на Кавказ, весной 1726 года, новый главнокомандующий князь В. В. Долгоруков остановился в крепости Святого Креста и, прежде всего, посетил казачьи городки. Он нашел в самом бедственном положении. К тяжелым экономическим и климатическим условиям прибавилась еще какая-то эпидемическая болезнь, свирепствовавшая среди местного населения. Губительная зараза, шедшая полосою с юга на север опустошила казачьи городки, и едва ли оставалась здоровою десятая часть населения. Кладбища сделались до того обширными, что издали, представлялись городками, а казачьи городки смотрелись кладбищами, до того они казались безлюдными.

Сообщая о положении казаков на Аграхани, обер-провиантмейстер Лутовинов писал: «много семей было побито, другие померли от истощения и болезней, а оставшиеся, сказываются, провиантом обтерлись, и множество побирается, что есть нечего».

К общему несчастию, в 1727 году на западном побережье Каспийского моря появилась «моровая язва» - чума. Несмотря на оградительные меры, болезнь проникла в крепость Святого Креста, а оттуда далее на Сулакскую линию. Потери были очень велики – достаточно сказать, что терские казаки, поселившиеся около крепости Святого Креста, во время эпидемии потеряли 78 человек.

Отсутствие хлеба, частые голодовки, непривычный климат и болезни – все это по-прежнему вызывали среди казаков большую смертность.

Аграханские казаки по непривычке к тамошнему воздуху, от болезней и от частых с неприятелем столкновений, из 1000 семей потерял за 10 лет 548 семей. Терские казаки имели в 1722 г. численность в 1000 человек, то к 1735 г. их осталось – 100 человек.

Князь В.В. Долгорукий с редкой внимательностью отнесся к своим обязанностям и, прежде всего, постарался вернуть в положение войск, которые таяли от болезней и разных невзгод. Он улучшил довольствие, установил винную порцию и напомнил войскам приказ Петра I о соблюдении гигиены в этом климате, к которому даже местные жители не могли привыкнуть. Он первый улучшил казаков, несших тяжелую службу и в тоже время получавших очень незначительное содержание (несмотря на это и последующие увеличения, содержания казаков было все-таки мало – Н.Ч.).

Удержание прикаспийских провинций требовало значительных жертв, так как, из-за нездорового климата была велика смертность среди военных чинов, и необходимо было регулярно пополнять Низовой Корпус людскими ресурсами, так что в 1729 году здесь уже было 17 пехотных и 7 конных полков и не проходило года, чтобы не надо было пополнять их более чем на половину, потому, что непривычный климат прикаспийских провинций производил между ними такую смертность, что они умирали как мухи.

Из 16090 человек за 1722-1731 гг. умерло 35.644 чел., т.е. около 60 %. Прикаспийские провинции превратились в кладбища русских солдат. По другим данным от различных болезней из 41.172 человек – умерло 36.644 чел., до 1732 г..

Вообще смертность в войсках Низового Корпуса была громадной. Боевые потери от неприятелей и бунтовщиков, потонувших и бежавших с 1722-1724 гг. составило 435 человек, а за 12 лет не превысили 2000 человек.

Потерю людей считают в течение 12 лет одни в 130 тысяч чел., а другие в 200.000 чел., Бастин простирает её от 45 до 50 тыс., извлекая сию цифру из десяти рекрутских наборов между 1721 и 1734 годом бывших. Следственно он имел в ввиду одни регулярные войска, комплектовавшиеся рекрутами, а иррегулярные в его счет не входили.

Но смертность во все времена была такова, что нет сомнения, что управление прикаспийским краем обошлось Российскому государству больше 200.000 человек, т. е. в течение 12 лет состав Низового Корпуса вымирал 4 раза.

Таким образом, завершая данную главу, следует подвести итог всему вышесказанному. Правительство Анны I пошло на заключение договоров с Ираном в 1732 г. Рященского и в 1735 г. Ганджинского вследствие трех причин:

Первая – политическая, состоявшая в том, что русско-турецкие противоречия на Кавказе, которые не смог урегулировать Константинопольский договор 1724 г., он лишь оттянул на время неизбежную новую русско-турецкую войну до 1735 г. Правительство России не было способно вести одновременно войну с Турцией и Ираном, а ценой возврата Ирану завоеванных еще Петром I прикаспийских провинций сделало его правителя – шаха своим союзником в войне с Турцией.

Вторая – экономическая причина. Получаемые с завоеванных прикаспийских провинций доходы не могли покрыть растущие год от года расходы по содержанию расквартированного Низового Корпуса. Наряду с военными расходами правительство России вынуждено было тратить большие суммы на нужды Коллегии Иностранных дел, непосредственно связанные с данным регионом, а также на сооружение и ремонт крепостей и разного рода военных укреплений. Пребывание этой территории под властью России стоило императорской казне 12 млн. рублей.

Третья – климатическая причина. Сырой и жаркий климат прикаспийских провинций был непривычен для русских солдат и казаков, которые очень тяжело его переносили. Положение усугубляли и свирепствовавшие здесь эпидемии и чумы, лихорадки, малярии и пр. Все это приводило к большей смертности среди военных чинов Низового Корпуса.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Дагестан накануне его присоединения к Российской империи продолжал оставаться большой и влиятельной политической единицей Кавказа. Здесь с незапамятных времен жило более 30 народов «говорящих на различных языках с многочисленными диалектами и говорами» являвшаяся характерной и специфической чертой Дагестана.

За исключением низменной полосы вдоль западного берега Каспийского моря, территория Дагестана представляет горную местность с глубоко расчлененными речными долинами.

Характерной особенностью Дагестана было чередование климатических условий в зависимости от географической среды.

Основными занятиями горцев оставались земледелие и скотоводство. Спецификой Дагестана была зональная специализация хозяйства. Значительное развитие получило садоводство и особенно виноградарство, разведение бахчевых и технических культур. Не получило дальнейшего развития пчеловодство, охота и рыболовство.

В конце XVII – начале XVIII вв. специализация ремесла все больше усугублялась. Селения горцев специализировались по отдельным отраслям кустарно-ремесленного производства.

Торговля продолжала играть важное значение в жизни горцев. Внутренняя торговля по-прежнему в основном оставалась меновой. Имеющийся обмен в основном сводился к тому, что жители гор обменивали свои товары с жителями равнин на хлеб. Обмен производился и ремесленными изделиями различных районов.

Жителей горного Дагестана экономическая необеспеченность вынуждала заниматься отходничеством.

Накануне присоединения Дагестана к России население подразделялось на два довольно четко обозначившихся класса: феодалы и зависимые в равной степени крестьяне.

Наибольшую часть крестьянства в Дагестане составляли свободные общинники – «уздени». Они подвергались эксплуатации со стороны феодалов. Небольшое количество крепостных крестьян (раяты, чагары) несли барщину и платили оброк.

В это время в Дагестане продолжал существовать институт рабства.

Мусульманское духовенство в Дагестане увеличивает свое влияние на верующих, являясь по своей экономической сути – духовным феодалам, обладая всеми феодальными правами.

На рубеже XVII – XVIII вв. Дагестан продолжал оставаться феодально раздробленным на различные кумыкские княжества, уцмийство, Аварское и Дербентское ханства, майсумство и около 60 союзов «вольных» обществ.

Феодальные владения и союзы сельских обществ Дагестана имели отлаженную систему управления. Феодальные владения находились под единоличным правлением шамхала (уцмия, хана и др.), в вольных обществах вся полнота власти находилась в руках сельских старшин.

Необходимо отметить, что с середины XVII в. Дагестан на основе ирано-турецкого договора 1639 года входил в состав Сефевидского государства, а местные владетели признавали вассальную зависимость от иранского шаха и получали от него денежное жалованье.

Прежде начать свой «Персидский» поход Петр I предпринял тщательную военно-дипломатическую подготовку в этом регионе. С этой целью правительство Петра I организовало ряд разведывательных экспедиций.

На основании донесений А.Б. Черкасского, А.И. Лопухина, А.П. Волынского и других Петр I решил тщательно изучить побережье Каспийского моря и форсировать подготовку к предстоящему походу. В 1716-1719 гг. под видом изучения торговых путей на западный и восточный берега Каспия были направлены поручик Кожин, унтер-лейтенант Дорошенко, лейтенант Ф.И. Соймонов, капитан фон Верден, Князь Урусов и другие, которые обследовали участок от устья Амударьи и Волги до Гиляна, Астрабада, Мазандарана и Куры. С тем же заданием консулами и торговыми агентами в Испаган и Шемаху были отправлены С. Авраамов и капитан Баскаков. Согласно инструкции, их главная задача заключалась в сборе сведений экономического, военного и политического характера.

Петр Великий избрал своей целью овладение западным побережьем Каспийского моря. Именно это было целью похода императорской армии летом 1722 г. в Дагестан. Результатом «Персидского» похода было включение Дагестана в состав Российской империи и размещение здесь русских гарнизонов.

Петру I не удалось осуществить в полной мере задуманное, поход русских войск был прекращен. В историографии перечисляются такие причины ухода Петра I из Дагестана: 1) гибель судов с провиантом; 2) падеж конницы; 3) болезни; 4) финансовые расходы. Но главная причина турецкий ультиматум Петру I, хотя и упоминается, но не нашел должной оценки в историографии, а в ряде специальный монографий она игнорируется (В.П. Лысцов, Р.М. Магомедов, В.Г. Гаджиев).

Успешные военные действия России на Кавказе привели к резкому обострению русско-турецких отношений.

Для предотвращения новой войны с Турцией правительство Петра I осуществило в Дагестане целую систему военно-административных мероприятий, которые состояли в следующем:

образование Низового (Персидского) корпуса;

строительство целого ряда военных укреплений;

перевооружение и увеличение крепостной артиллерии Дербента;

создание сильной военной Каспийской флотилии;

казачья колонизация Северного Дагестана;

создание из числа кавказских горцев иррегулярных войск.

Эти мероприятия не только ликвидировали угрозу новой русско-турецкой войны, но и повлияли на заключение в 1724 г. нового русско-турецкого договора о разделе сфер влияния на Кавказе.

Опираясь на расквартированные гарнизоны, правительство России приступило к осуществлению своей кавказской политики в Дагестане.

Имеющие в моем распоряжении архивные материалы позволяют утверждать, что Дагестан в отличие от других феодальных образований на территории Западного Прикаспия находился в лучших условиях. Дагестанские владетели и уздени не платили в императорскую казну никаких податей, налогов и разного рода натуральных и денежных сборов, а также были освобождены от обязанностей участия в военных походах императорской армии. Императорская администрация не вмешивалась во внутренние дела дагестанских феодальных правителей, а лишь поставили под свой контроль их внешнеполитические дела. Военные власти пресекали любые их контакты с Ираном и Турцией вплоть до направления против них карательных экспедиций. Под контролем России находилась вся прикаспийская низменность. Имеющиеся в моем распоряжении различного рода документы свидетельствуют о том, на основании правительственных инструкций и указов императорская администрация на подконтрольной ей территории обладала всей полнотой как военной, так и гражданской власти, и кроме того ей было предоставлено право в случае обострения обстановки могли принимать самостоятельные решения по своему усмотрению и не ссылаясь при этом с правительственными учреждениями. Об этом же говорит турецкому правительству российский резидент И.И. Неплюев. Во главе императорской администрации стоял главнокомандующий Низовым Корпусом. Военные власти в прикаспийских провинциях была представлена генералитетом, штаб и обер-офицерами. Всей полнотой власти в крепости Святого Креста и в Дербенте обладал комендант, который по свидетельству документов и занимался осуществлением кавказской политики Российской империи, являясь для дагестанцев представителем российского монарха на данной территории. Комендант крепости непосредственно вступал во взаимодействие с дагестанскими правителями, принимал от них аманатов, выплачивал им денежное жалованье. Характерной особенностью было то, что в основе российской политики лежали методы политического характера, которые претворялись в жизнь опытными администраторами: генералы М.А. Матюшкин, князь В.В. Долгорукий, В.Я. Левашов. Однако, в силу ряда причин императорское правительство приняло решение отказаться от

своих «персидских провинций», в состав коих и входил и Дагестан. Это были следующие причины. В условиях ослабления Российского государства при преемниках Петра Великого, когда новая русско-турецкая война стала неизбежной, было принято решение возвратить Ирану петровские завоевание на побережье Каспийского моря, т.к. страна была не в силах одновременно вести войну, как с Турцией, так и с Ираном. Управление своими новыми владениями приносили императорской казне не только доходы, но и значительные расходы. В конечном итоге, расходы стали превышать доходы, что стало причиной не только сокращения численности Низового Корпуса, но подписания двух русско-иранских договоров 1732 и 1735 гг. Третьей причиной был местный климат, который трудно переносился российскими военными, которые в большом количестве, поэтому очень часто болели. Их положение усугубляли разного рода эпидемические заболевания.

В завершении считаю необходимым сказать, что причинами размещения императорских войск на Кавказе и в Дагестане, в частности были:

1) обеспечение безопасности юго-восточных рубежей российского государства от внешней агрессии;

2) занятие войсками данной территории был осуществлен с целью претворения в жизнь экономической составляющей кавказской политики России;

3) как показывают документы, что именно Низовой Корпус занимался осуществлением кавказской политики России на территории западного побережья Каспийского моря, так как в Дагестане, да на остальных территориях «персидских» провинций (ныне Азербайджан и север Ирана) не существовало никакой гражданской российской администрации (об этом красноречиво говорит «инструкция бригадиру В.Я. Левашеву – «Об управлении новоприобретенными от Персии провинций, по Каспийскому морю лежащих»).

Итак, главная цель их пребывания на данной территории было исполнение методов и принципов кавказской политики Российской империи.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

АВПР – Архив внешней политики России.

АКАК – Акты Кавказской археографической комиссии.

АН – Академия наук.

[б. г.] – без года.

[б. м.] – без места.

В (ВВ.) – Век (веках).

Вып. – Выпуск.

Г. гг. – год (годы).

Ген. – м. – Генерал-майор.

Гл. – Глава.

Д. – Дело.

Даг. Фил. АН СССР (ФАН СССР, ДФАН СССР) – Дагестанский филиал академии наук СССР.

Дагкнигиздат – Дагестанское книжное издательство.

Дагучпедгиз – Дагестанское учебно-педагогическое государственное издательство.

ДДПВ – Дополнения к Деяниям Петра Великого.

Дисс – Диссертация.

ДНЦ РАН – Дагестанский научный центр Российской академии наук.

Док. – Документ.

Док. (д.) – Доктор.

ДПВ – Деяния Петра Великого.

ЖМНП – Журнал министерство народного просвещения.

ЗКОИРГО – Записки Кавказского отдела императорского Русского географического общества.

ИАП – История Апшеронского полка.

ИГЭД – Истории, география и этнография Дагестана.

ИД – История Дагестана.

ИД – Издательский дом.

Изд. – Издание.

Им. – Имени.

ИНСК – История народов Северного Кавказа.

Ист. (и.) – Исторических.

Канд. (К.) – Кандидат.

Кн. – Книга.

Л. – Лист.

М. – Москва.

Н. – Наук.

НАТО – Североатлантический блок.

ОИД – Очерк истории Дагестана.

Оп. – Опись.

Отв. – Ответственный.

Отд. – Отделение.

Пер. – Перевод.

Пол. – Половина.

ППИ – Приказы и письма императора Петра I и Екатерины I

 императрицы I к ген. М. А. Матюшкину.

Проф. – Профессор.

ПСЗ – Полное собрание законов Российской империи.

РДО – Русско – дагестанские отношения.

Ред. – Редакция.

Ред. Кол. – Редакционная Коллегия.

РГАДА – Российский государственный архив древних актов.

РГВИА – Российский государственный военно-исторический архив.

РФ ИИАЭ ДНЦ РАН – Рукописный фонд Института Истории Археологии и Этнографии Дагестанского научного центра Российской Академии наук.

С. – Страница.

Сб. – Сборник.

Св. – Связка.

СКНЦВШ – Северо-Кавказский Научный центр Высшей школы.

Сост. – Составитель.

СПБ. – Санкт – Петербург.

СССР – Союз Советских Социалистических Республик.

Ст. – Статья.

США – Соединенные штаты Америки.

Т. – Том.

Тез. Док. – Тезисы Докладов.

Тем. Сб. – Тематический Сборник.

Тип. – Типография.

УЗИИЯЛ – Ученые записки Института Истории, Языка и Литературы.

Указ. Соч. – Указанное сочинение.

Ф. – Фонд.

Фил. – Филиал.

ГУ «ЦГА РД» – Государственное Учреждение «Центральный государственный архив Республики Дагестан».

ЦГВИА – Центральный государственный военно-исторический архив.

ЦГИА – Центральный государственный исторический архив.

Цит. – Цитируется.

Ч. – Часть.

ЭС – Энциклопедический словарь.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ и ЛИТЕРАТУРЫ

1.  Абдуллаев Г.Б. Азербайджан в XVIII в. и взаимоотношения с Россией. Баку, 1965.

2.  Абдурахманов А.А. Азербайджан во взаимоотношениях России, Турции и Ирана в первой половине XVIII в. Баку., Изд-во АзССР, 1964. – 99 с.

3.  Агаян Ц.П. Роль России в исторических судьбах армянского народа: К 50-летию присоединения Вост. Армении к России. М.: Наука, 1978. – 311 с.

4.  Айтберов Т.М. Древний Хунзах и хунзахцы: С привлечением материалов и разработок Д.М. Атаева. Махачкала: Дагкнигиздат, 1990.–177 с.

5.  Алиев Б.Г. Каба-Дарго в XVIII-XIX вв. (Очерк социально- политической истории). Махачкала: Тип. Даг. ФАН СССР, 1972. – 221 с.

6.  Алиев Б.Г., Умаханов М.-С.К. Историческая география Дагестана XVII – нач. XIX в. Махачкала: Изд-во ДНЦ РАН, 1999. Кн. 1. – 365 с.

7.  Алиев Б.Г. Союзы сельских общин Дагестана в XVIII – первой половине XIX в. (экономика, земельные и социальные отношения, структура власти). Махачкала: Тип. ДНЦ РАН. 1999. – 339 с.

8.  Амиров З.Я., Джафаров Н.С. Таможенные службы России в Дагестане в XVIII-XX вв. М.: Изд-во ЦПП, 1996. – 160 с.

9.  Бобылев В.С. Внешняя политика России эпохи Петра I М.: Изд-во ун-та, 1990. – 167 с.

10.  Броневский С. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе, в 2-х частях. М., 1823. Ч. 1. 1823 г. 361 с. Ч. 2. 1823. – 471 с.

11.  Булатова А.Г. Лакцы. (XIX – нач. ХХ вв.). Историко-этнографическое исследование. Махачкала, 1971. – 387 с.

12.  Валишевский К. Полное собрание сочинений. Том 3. Петр Великий. Воспитание, личность, дела. Пер. с франц. А. Гретман. По новым источникам. [Б.М.], 1911. – 832 с. ил.

13.  Васильев Д.С. Очерки истории низовьев Терека: Досоветский период. Махачкала: Дагкнигиздат, 1986. – 246 с.

14.  Вилинбахов В.Б. Александр Черкасский сподвижник Петра I / Под ред. проф. Т.Х. Кумыкова. Нальчик, 1966. – 55 с.

15.  Гаджиев А.С. Роль русского народа в исторических судьбах народов Дагестана. - Махачкала: Дагкнигиздат, 1964. – 228 с.

16.  Гаджиев В.Г. Роль России в истории Дагестана. М., «Наука», 1965. – 391 с.

17.  Гаджиев В.Г. Сочинение И. Гербера «Описание стран и народов между Астраханью и рекою Курой находящихся» как исторический источник по истории народов Кавказа. М.: Наука, 1979. – 270 с., ил., карт., факс.

18.  Гаджиев В.Г. Разгром Надир-Шаха в Дагестане. / Отв. ред. А.П. Новосельцев. Махачкала, 1996. – 262 с.

19.  Гаджиева С.Ш. Кумыки. Историко-этнографическое исследование. М., Изд-во АН СССР, 1961. – 387 с.

20.  Галоян Г.А. Россия и народы Закавказья. Очерки политической истории, их взаимоотношений с древних времен до победы Великой Октябрьской соц. революции. М., «Мысль», 1976. – 455 с.

21.  Гасанов М.Р. Из истории Табасарана XVIII – начало XIX вв. Махачкала: Дагкнигиздат, 1978. – 99 с.

22.  Гасанов М.Р. История Дагестана с древности до конца XVIII века. Махачкала: Дагкнигиздат, 1997. – 216 с.

23.  Голиков И.И. Деяния Петра Великого, мудрого преобразителя России, собранные из достоверных источников и расположенных по годам. Том 9, Изд-е 2-е. Москва: в типографии Николая Степанова, 1838. – 556 с.

24.  Гриценко Н.П. Города Северо-восточного Кавказа и производительные силы края V – середина XIX вв. / Отв. ред. В.А. Золотов. Ростов-на-Дону: Изд-во ун-та, 1984. – 159 с.

25.  Деяния Петра Великого, мудрого преобразителя России собранные из достоверных источников и расположенная по годам. Часть VIII; IX; М.: В университетской типографии у Н. Новикова, 1789. Ч. VIII. 430 с. Ч. IX – 480 с.

26.  Заседателева Л.Б. Терские казаки / середина XVI – начало ХХ в. / Ист. этногр. Очерки. М., Изд-во МГУ, 1974. – 423 с.

27.  Зиссерман А.П. История 80-го пехотного Кабардинского генерал-фельдмаршала князя Борятинского полка (1726-1880) Т. 1. – СПБ., 1881.

28.  2Зубов П. Картина Кавказского края, принадлежащего России, сопредельных оному земель в историч., статистическом, этнографич., финансовом и торговом отношениях, ч. 1-4. СПб., 1834, ч. 1. 1834 – 234 с.; ч. 2 – 1835 – 270 с., ч. 3 – 1835 – 268 с., ч. 4 – 1836 – 308 с.

29.  Иноземцева Е.И. Дагестан и Россия в XVIII – первой половине XIX в.: проблемы торгово-экономических взаимоотношений. Махачкала, 2001. – 226 с.

30.  История Азербайджана. Баку, 1958. Т.1. 546 с.

31.  История Дагестана. В 4-х т. Глав. ред. Г.Д. Даниялов, т. 1. М. «Наука», 1967. – 431 с.

32.  История Дагестана: Курс лекций \ Даг. гос. педагогический институт. М.Р. Гасанов, Г.Х. Ичалов, А.А. Кандауров, Ш.М. Мансуров, Р.Н. Мирзоев, Г.С. Федоров, Д.М. Шигабудинов, М.Ш. Шигабудинов. Махачкала: Дагучпедгиз. 1992. – 304 с.

33.  История Дагестана с древнейших времен до наших дней \ Ин-т истории, археологии и этнографии ДНЦ. – М.: Наука, 2004., В 2-х т., т. 1-й, 2005 – 627 с.

34.  История Дагестана. Хронология (с древнейших времен до 1917 г.) Составители: В.Г. Гаджиев, С. А. Мусаев. – Махачкала, 2005. – 224 с.

35.  История дипломатии / Под ред. В.П. Потемкина. Т.1. – М., Госполитиздат. 1959. – 896 с.

36.  История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII в. / Отв. ред. Б.Б. Пиотровский. М.: Наука, 1988. – 544 с.

37.  История СССР с древнейших времен до конца XVIII в. Изд-е 2-е, переработанное и дополненное. Под ред. акад. Б.А. Рыбакова. – М.: Высшая школа, 1983. – 416 с.

38.  Ихилов М.М. Значение персидского похода Петра I (1722-1723 г.) для Дагестана. Махачкала, 1954. – 19 с.

39.  Кафенгауз Б.Б. Внешняя политика России при Петре I. – М.: Госполитиздат, 1942. – 87 с.

40.  Козубский Е.И. История города Дербента – Темир-Хан-Шура: Русская типография В.М. Сорокина, 1906. – 468 с.

41.  Левиатов В.Н. Очерки из истории Азербайджана в XVIII веке. Баку, 1948. – 227 с.

42.  Лысцов В.П. Персидский поход Петра I 1722-1723 гг. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1951. – 247 с.

43.  Магомедов Н.А. Дербент и Дербентское владение в XVIII – пер. пол. XIX вв. (Политическое положение и экономическое развитие). Махачкала, 1998. – 247 с.

44.  Магомедов Р.М. Общественно-экономический и политический строй Дагестана в XVIII – начале XIX веков. Махачкала: Дагкнигиздат, 1957. – 408 с.

45.  Магомедов Р.М. История Дагестана с древнейших времен до конца XIX века. Махачкала: Дагучпедгиз, 1968. – 340 с.

46.  Магомедов Р.М. Россия и Дагестан: Страницы истории. Махачкала, Даг. кн. изд-во, 1987. – 129 с.

47.  Магомедов Р.М. Даргинцы в дагестанском историческом процессе. Махачкала: Даг. кн. изд-во, 1999. Кн. 2. – 520 с.

48.  Мальбахов Б.К., Дзалихов К.Ф. Кабарда во взаимоотношениях России с Кавказом, Поволжьем и Крымским Ханством. (сер. XVI – конец XVIII в.). Нальчик: Эльбрус. 1996. – 352 с.

49.  Мальбахов Б.К. Кабарда в период от Петра I до Ермолова (1722-1825). Нальчик: Книга, 1998. – 352 с.

50.  Маркова О.П. Россия, Закавказье и международные отношения в XVIII веке. М.: Наука, 1966. – 323 с.

51.  Молчанов Н.Н. Дипломатия Петра Первого. -2-е изд. – М.: Междунар. отношения, 1986. – 446 с.

52.  Нахшунов И.Р. Экономические последствия присоединения Дагестана к России (дооктябрьский период). Махачкала: Дагкнигиздат, 1956. – 157 с.

53.  Неверовский А.А. Краткий исторический взгляд на Северный и средний Дагестан до уничтожения влияния лезгин на Закавказье. СПб., 1848. – 42 с.

54.  Некрасов Г.А. Роль России в европейской международной политике 1725-1739 гг. М.: Изд-во «Наука» 1976.

55.  Новичева А.Д. История Турции (XI –XVIII вв.). Л. 163. Т. 1. 567 с.

56.  Омельченко И.Л. Терское казачество. – Владикавказ.: «Ир», 1991. – 301 с.

57.  Очерки истории Дагестана в 2-х т. / Редкол.: М.О. Косвен (отв. ред.) и др. Махачкала: Дагкнигиздат, 1957. т.1. – 392 с.

58.  Павленко Н.И. Петр Великий. М.: Мысль, 1990. – 592 с.

59.  Покровский М.Н. Русская история с древнейших времен. Изд. 7-е. Т. 2. М., 1924. – 371 с.

60.  Потто В.А. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях. – СПБ.: Том 1, Вып. 1. От древнейших времен до Ермолова, 1887. – 700 с.

61.  Потто В.А. «Исторический очерк Кавказских войн от их начала до присоединения Грузии». Тифлис, 1899.

62.  Потто В.А. Два века терского казачества (1577-1801 гг.). Т. II. Владикавказ, 1912. – 248 с.

63.  Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. Т. 9: История Петра. М.: Наука, 1965. – 656 с.

64.  Рамазанов Х.Х., Шихсаидов А.Р. Очерки истории южного Дагестана. Материалы к истории народов Дагестана с древнейших времен до начала ХХ века. Махачкала, 1964. – 278 с.

65.  Русская военная сила. Т.2. История развития военного дела от начала Руси до нашего времени. Посвящается военному министру Петру Семеновичу Ванновскому. – М., 1987. – 569 с.

66.  Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. 4. Т. XVII – XX. СПб., [б. г.]. – 1656 с.

67.  Соловьев С.М. История России в царствовании императора Петра II-го и императрицы Анны Иоанновны. 2-е изд. Т. 1. М.: 1876. – 395 с. (Ист. России с древнейших времен. С. Соловьева. Т. 19).

68.  Сотавов Н.-П.А. Северный Кавказ в русско-иранских и русско-турецких отношениях в XVIII в.: От Константинопольского договора до Кючюк-кайнарджиского мира. 1700-1774 гг. М.: Наука, 1991. – 224 с.

69.  Сотавов Н.-П.А. Крах «Грозы Вселенной». Махачкала, 2000. – 224 с.

70.  Троицкий С.М. Финансовая политика русского абсолютизма в XVIII века. – М.: Наука, 1966. – 275 с.

71.  Умаханов М-С. К. Взаимоотношения феодальных владений и освободительная борьба народов Дагестана в XVII в. / Отв. ред. Б. Г. Алиев. – Махачкала, 1973. – 251 с.

72.  Утверждение русского владычества на Кавказе. К 100-летию присоединения Грузии к России 1801-1901./ Под ред. Потто В. А. т. 1, -Тифлис. 1901., - 319 с.

73.  Хашаев Х-М.О. Занятия населения Дагестана в XIX веке. Махачкала, 1959. – 112 с.

74.  Хашаев Х-М. О. Общественный строй Дагестана в XIX в., - М.: Изд-во АН СССР, 1961. – 262 с.

75.  Хронологический указатель военных действий Русской Армии и Флота. Т. 1. 1695-1800 гг. СПб., 1908.

76.  Агаев Р.А. Пошлинные сборы в Дербенте в 20-х гг. XVIII в. // Вестник молодых ученых Дагестана: Сборник статей молодых ученых и аспирантов. – Махачкала: ДНЦ РАН, СМУД. 2004. № 3. С. 80-84.

77.  Алиев Б.Г. Социальные отношения в Акуша-Дарго в XVII – XVIII вв. // УЗИИЯЛ им. Г. Цадасы Даг. фил. АНСССР. 1966, т. 16. С. 271-295.

78.  Гаджиев В.Г. Присоединение Дагестана к России // УЗИИЯЛ им. Г. Цадасы. Даг. филиал АНСССР, - Махачкала, 1956, т. 1, с. 7-41.

79.  Гаджиев В.Г. Петербургский договор 1723 г. (история заключения и значение) // Русско-дагестанские взаимоотношения в XVI –начале XX в.: Сб. статей – Махачкала, 1988. С. 66-8

80.  Гасанов М.Р. К вопросу о вхождении Табасарана в состав России // Русско-дагестанские взаимоотношения в XVI – начале ХХ вв. Махачкала, 1988.

81.  Гасанов М.Р. Каспийский поход Петра I – важный этап в истории российско-дагестанских отношений // Научная мысль Кавказа. – Ростов – на – Дону, 1995. №2-3. С. 67-72.

82.  Гашимов Ч.М. Из истории взаимоотношений Дагестана с Чечено-Ингушетией в XVI-XVIII вв. // Из истории взаимоотношений Дагестана с Россией и с народами Кавказа. Махачкала, 1982. С. 55-71.

83.  Зиссерман А.А. К истории покорения Кавказа // «Русская старина». 1884. Т. 43. № 7. С. 203-214. [Оттиск].

84.  Иноземцева Е.И. К вопросу о торговле «живым товаром» во взаимоотношениях Дагестана с народами Кавказа и Россией в XVIII – XIX в. // Кавказ, Балканы, Передняя Азия: Сб. научных трудов Северо-Кавказского регионального отделения МНАБ. – Махачкала, 2004. Вып. № 2 (9). С. 18-22.

85.  Кидирниязов Д.С. К вопросу о вхождении ногайцев в состав России // Из истории о взаимоотношений Дагестана с Россией и с народами Кавказа. – Махачкала, 1982. С. 46-50.

86.  Киласов Р.К. Из истории торговли в Дагестане // Вопросы истории, этнографии Дагестана. – Махачкала, 1974. Вып. 5. С. 151-168.

87.  Комаров В. Персидская война 1722-1725 гг.: (материалы для истории царствования Петра Великого) // Русский вестник, 1867. Т. 68. С. 553-616. [Оттиск].

88.  Кумыков Т.Х. Источники по истории кабардино-дагестанских отношений // Дагестан в составе России: Исторические корни дружбы. Махачкала, 1990. С. 26-36.

89.  Лебедев В. Поход Петра Великого в Персию // ЖМНП, 1848. № 10. Ч. 60. Отд. 2.

90.  Магомедов Д.М. Из истории экономических и политических взаимоотношений народов западного Дагестана с Грузией // Из истории взаимоотношений Дагестана с Россией и с народами Кавказа. Махачкала, 1982. С. 25-41.

91.  Магомедов Р.М. Присоединение Дагестана к России // Очерки по истории Дагестана / Под ред. Г.А. Аликберова. Махачкала, 1950.

92.  Османов Г.Г. О социальном строе в Дагестане в конце XVIII – нач. XIX вв. // УЗИИЯЛ им. Г. Цадасы. Даг. фил. АНСССР. 1959, т.7. С. 133-168.

93.  Рамазанов Х.Х. К вопросу о рабстве в Дагестане в конце XVIII – нач. XIX вв. // УЗИИЯЛ им. Г. Цадасы Даг. фил. АНСССР. 1961. Т. 9. С. 155-167.

94.  Сотавов Н.-П.А. К вопросу о Кавказской политике Ирана и Турции в Дагестане в первой трети XVIII века // Вопросы истории и этнографии Дагестана: Сб. науч. сообщ. Вып. VI, Махачкала, 1976. С. 127-145.

95.  Умаханов М-С. К. Побеги – как одна из форм антифеодальной борьбы в Дагестане (XVII – XVIII вв.) // Классовая борьба в дореволюционном Дагестане (Тем. Сб.) / Отв. Ред. Проф. В. Г. Гаджиев – Махачкала, 1983. С. 36.

96.  Федоров Г.С. Некоторые эпизоды из истории похода Петра I на Кавказ // Русско-дагестанские взаимоотношения в XVI – начале XX в. – Махачкала, 1988. С. 84-87.

97.  Федоров Г.С. К 150-летию со дня придания статуса города Порт-Петровска // Народы Дагестана. 2007. № 4. С. 33-34.

98.  Хачатрян А.Н. Новые архивные материалы об армянском эскадроне XVII века // Ист.-филол. Жур. 1964. № 1. С. 179-215.

99.  Чекулаев Н.Д. Крепость Святого Креста // Материалы IV Ассамблеи Ассоциации: университетов Прикаспийских государств 7 – 11 сентября 1999 г. ИПЦ ДГУ – Махачкала, 1999. С. 99 – 101.

100. Чекулаев Н.Д. Терская крепость в 1700-1727 годах // Вестник Дагестанского Государственного Университета: Гуманитарные науки. Вып. 3. 2000. С. 58-64.

101. Чекулаев Н.Д. Место и роль Низового Корпуса в экономической политике России в Дагестане (1722-1735 гг.) // Региональная научно-практическая конференция «Молодежь и наука Дагестана» 24-25 сентября 2002 г.; ООО «Полиграф-экспресс» - Махачкала, 2002. С. 67-68.

102. Чекулаев Н.Д. Система военного и гражданского управления Дагестаном // Вестник молодых ученых Дагестана. – Махачкала, 2003. № 2/2.

103. Чекулаев Н.Д. Причина ухода России из Дагестана в 1735 году // Вестник молодых ученых Дагестана – История, филология, педагогика, разное: Сборник статей молодых ученых и аспирантов. – Махачкала, 2003. № 3. С.40-46.

104. Чекулаев Н.Д. Снабжение крепости Святого Креста (1724-1735) // Вестник молодых ученых Дагестана. – Махачкала, 2003. Вып. 3/2.

105. Чекулаев Н.Д. Расходы на содержание гарнизона крепости Святого Креста (1724-1735 гг.) // Наука и молодежь: Сборник статей молодых ученых и аспирантов по гуманитарным проблемам. – Махачкала, 2003. Вып. № 6. С. 4-8.

106. Чекулаев Н.Д. Меры России по привлечению дагестанских владетелей и горцев в свое подданство в 1722-1735 гг. // Научное обозрение: Сборник статей ассоциации молодых ученых Дагестана. – Махачкала, 2004. Вып. № 3. С. 3-9.

107. Чекулаев Н.Д. Дворцовое хозяйство Дербентского гарнизона (1722-1735) // Научное обозрение: Сборник статей ассоциации молодых ученых Дагестана. – Махачкала, 2004. Вып. № 3. С. 9-16.

108. Чекулаев Н.Д. Фортификационные работы в Дербентском гарнизоне (1722-1735 гг.) // Научное обозрение: Сборник статей ассоциации молодых ученых Дагестана. – Махачкала, 2004. Вып. № 3. С. 17-20.

109. Чекулаев Н.Д. Гарнизонный суд Дербента (1722-1735) // Научное обозрение: Сб. статей ассоциации молодых ученых Дагестана. – Махачкала, 2004. Вып. 4.

110. Чекулаев Н.Д. Кровопролитный бой под Утамышем в августе 1722 г. // Вестник молодых ученых Дагестана: Сборник статей молодых ученых и аспирантов. – Махачкала, 2004. № 1. С. 59-61.

111. Чекулаев Н.Д. Причины военно-административных мероприятий России в Дагестане в первой трети XVIII в. // Вестник молодых ученых Дагестана: Сборник статей молодых ученых и аспирантов. – Махачкала, 2004. № 1. С. 62-64.

112. Чекулаев Н.Д. Эндиреевский инцидент (по материалам рукописного фонда ИИАЭ ДНЦ РАН) // Региональный вестник молодых ученых: Сборник статей молодых ученых и аспирантов. – М., 2004. № 1. С.62-64.

113. Чекулаев Н.Д. Аграханский ретраншемент // Научное обозрение: Сборник статей ассоциации молодых ученых Дагестана. – Махачкала, 2004. Вып. № 6. С. 15-17.

114. Чекулаев Н.Д. Медицинское обеспечение гарнизона крепости Святого Креста // Научное обозрение: Сборник статей ассоциации молодых ученых Дагестана. – Махачкала, 2004. Вып. № 7. С. 3-5.

115. Чекулаев Н.Д. Обмундирование императорской армии России на примере Дербентского гарнизона (1722-1735 гг.) // Научное обозрение: Сборник статей ассоциации молодых ученых Дагестана. – Махачкала, 2004. Вып. № 8. С. 98-103.

116. Чекулаев Н.Д. Продовольственное обеспечение императорской армии России на примере Дербентского гарнизона (1722-1735 гг.) // Научное обозрение: Сборник статей ассоциации молодых ученых Дагестана. – Махачкала, 2004. Вып. № 8. С. 103-107.

117. Чекулаев Н.Д. Разведывательные экспедиции России на западный берег Каспия (1714-1722 гг.) // Научное обозрение: Сборник статей ассоциации молодых ученых Дагестана. – Махачкала, 2004. Вып. № 11. С. 42-48.

118. Чекулаев Н.Д. Система управления крепостью Святого Креста // Научное обозрение: Сборник статей ассоциации молодых ученых Дагестана. – Махачкала, 2004. Вып. 12. С.17-22.

119. Чекулаев Н.Д. Изменение в политике России по отношению к своим владениям на Западном побережье Каспийского моря (1732-1735 гг.) // Научное обозрение: Сборник статей ассоциации молодых ученых Дагестана. – Махачкала, 2005. Вып. № 21. С. 55-57.

120. Чекулаев Н.Д. Экономическая причина ухода России с территории Западного Прикаспия в 1735 г. // Научное обозрение: Сборник статей ассоциации молодых ученых Дагестана. – Махачкала, 2005. Вып. № 21. С. 58-64.

121. Чекулаев Н.Д. Комендант крепости как представитель российского монарха во взаимодействиях с дагестанскими владетелями // Научное обозрение: Сборник статей ассоциации молодых ученых Дагестана. – Махачкала, 2005. Вып. № 22. С. 29-32.

122. Чекулаев Н.Д. Климатическая причина ухода России с территории Западного Прикаспия в 1735 году // Научное обозрение: Сборник статей ассоциации молодых ученых Дагестана. – Махачкала, 2005. Вып. № 22. С. 33-38.

123. Чекулаев Н.Д., В.Я. Левашов – известный военачальник и представитель администрации царской России на Кавказе первой половины XVIII в. // Академа: Сборник статей ученых и аспирантов.– Махачкала: ИД Наука плюс, 2005. № 1. С. 114-118.

124. Чекулаев Н.Д. О населении крепости Святого Креста // Региональный вестник молодых ученых: Сборник статей молодых ученых и аспирантов. М., 2005. № 6. С.22-23.

125. Чекулаев Н.Д. Фортификационные работы в Низовом Корпусе // Научное обозрение: Сб. статей ассоциации молодых ученых Дагестана. – Махачкала, 2006. Вып. № 25. С. 63-71.

126. Чекулаев Н.Д. Создание Каспийской военной флотилии // Научное обозрение: Сборник статей ассоциации молодых ученых Дагестана. – Махачкала, 2006. Вып. № 25. С. 72-73.

127. Чекулаев Н.Д. История создания крепости Святого Креста // Научное обозрение: Сборник статей ассоциации молодых ученых Дагестана. – Махачкала, 2006. Вып. № 28. С. 21-26.

128. Чекулаев Н.Д. Коменданты крепости как глава военного гарнизона // Академа: Ежеквартальный научно-практический журнал. – Махачкала: ИД Наука плюс, 2006. № 1. С. 21-28.

129. Чекулаев Н.Д. О казачьей колонизации Дагестана в первой трети XVIII в. // Академа: Ежеквартальный научно-практический журнал. – Махачкала: ИД Наука плюс, 2006. № 2. С. 12-16.

130. Чекулаев Н.Д. Комплектование Дербентского гарнизона // Вестник молодых ученых Дагестана: Ежеквартальный научно-практический журнал. – Махачкала: ИД Наука плюс, 2006. № 3. С. 9-12.

131. Чекулаев Н.Д. Военное судопроизводство в Низовом Корпусе (1722-1735 гг.) по данным ЦГАРД // Академа: Ежеквартальный научно-практический журнал. – Махачкала: ИД Наука плюс, 2006. № 3. С. 5-12.

132. Чекулаев Н.Д. Расположение войск гарнизона крепости Святого Креста на Кавказе. 1722-1735 гг. // Военно-исторический журнал. – 2007. № 7. С. 36-38.

133.  Толковый словарь русского языка: В 4 томах / Под ред. Д.Н. Ушакова. М.: Сов. Энциклопедия, 1935-1940.

134. Энциклопедия военных и морских наук. / Под ред. ген.-лейтен. Леера, - СПБ., 1889. Т. IV.

135. Энциклопедический словарь. / Под ред. проф. И.Н. Андреевского. СПб., 1880.; Т. II. – 1890.; Т. VI. – 1892.; Т. XVI а. – 1895.; Т. VIIIа – 1893.; Т. XV а. – 1895.; Т. XXIV. – 1898.; Т. XXVII а. – 1899.; Т. XXVIII. – 1899.; Т. XXXI а. – 1901.; Т. XXXIII. – 1902.

136. Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Энциклопедический словарь. Современная версия. – М.: Изд-во Эксмо, 2005. – 672 с.

137. Абакаров О.Г. Казикумухское ханство в первой половине XVIII в. в русско-иранских и русско-турецких отношениях.: Дисс. …канд. ист. наук. Махачкала, 2000. – 212 с.

138. Барышникова Н.В. Кавказская политика Петра 1.: Дисс. …канд. ист. наук. Махачкала, 1999. – 201 с.

139. Гаджиев В.Г. Роль России в истории Дагестана (дооктябрьский период): Дисс. …д-ра ист. наук. Махачкала, 1964. – 366 с.

140. Касумов Р.М. Каспийский поход Петра 1 и русско-дагестанские отношения в первой трети XVIII в.: Дисс. …канд. ист. наук. Махачкала, 1999. 188 с.

141. Киласов Р.К. Русско-дагестанские экономические отношения последней четверти XVII – первой половины XVIII в. (по материалам Астраханской таможни): Автореф. Дисс. …канд. ист. наук. М., 1971. 42 с.

142. Магомедов Н.А. Дербент и Дербентское владение в XVIII – пер. половине XIX вв.: проблемы политического положения и экономического развития: Дисс. …д-ра ист. наук. Махачкала, 1999. – 397 с.

143. Осмаев А.Д. Северный Кавказ и Османская империя в первой четверти XVIII в.: Дисс. …канд. ист. наук. Грозный, 1999. – 184 с.

144. Сотавов Н-П.А. Внешнеполитические отношения Дагестана со странами Востока (Турция, Иран) в первой половине XVIII века: Дисс. …канд. ист. наук. - Махачкала, 1968. – 273 с.

145. Умаханов М.-С.К. Взаимосвязи народов Дагестана в XVII – начале XIX вв. (исследование экономической, политической и культурной интеграции народов): Дисс. …д-ра ист. наук. Махачкала, 1994.