Реферат: История социологии как область знания

Гофман А.Б.

1. О границах социологии и ее истории

Любая наука, достигшая известной степени зрелости, дифференцирована и состоит из ряда отраслей или отдельных научных дисциплин. Так обстоит дело и в социологии. В ней существуют такие области знания, как теоретическая и эмпирическая, фундаментальная и прикладная социологии; социология глобальных обществ, больших и малых групп; социология различных институтов и сфер социальной жизни: морали, права, политики, семьи, средств массовой коммуникации и т. п.; социология социальных проблем: преступности, наркомании, этнических и расовых конфликтов и т.д. К числу таких относительно самостоятельных научных дисциплин принадлежит и история социологии.

В чем заключаются задачи этой дисциплины? Известно, что всякая история отвечает, в сущности, на пять вопросов: Что было? Где было? Когда было? При каких обстоятельствах? Почему?

Применительно к истории социологии ответить на эти вопросы - значит дать представление о том, что думали ученые определенных стран и эпох об обществе, о путях его изучения, а также о том, в каких условиях они об этом думали и почему они думали так, а не иначе. Иными словами, задача историка социологии - просто рассказать, <как было дело> в рассматриваемой им науке.

Задача эта, однако, отнюдь не проста. Даже ответ на первый из перечисленных вопросов: <Что было?> - требует решения ряда проблем. Как определить, что относится к этой науке, что - к другой, а что вообще к науке не относится? Какие имена, школы, направления, понятия, теории, методы наиболее важны и, следовательно, должны присутствовать в истории социологии, а какие нет?

Очевидно, что представление о том, что такое история социологии, явно или неявно предполагает представление о том, что такое собственно социология. В зависимости от того, что мы относим к социологии, мы очерчиваем ее пространственные и временные границы, т. е. определяем, где и когда имеет место ее история.

Каковы же признаки или критерии, благодаря которым мы определяем некое знание как социологическое, с тем чтобы далее включить его в историю социологии и рассмотреть под специфическим, историко-социологическим углом зрения?

2. Онтологические критерии социологического знания

Первую группу таких критериев составляют критерии онтологические. Онтология - это сфера знания о бытии как таковом и его основополагающих принципах. Выяснить, каковы онтологические критерии какой-либо науки, - значит определить, каков специфический объект этой науки, выявить, о чем содержащееся в ней знание. Каждая наука с самого своего возникновения так или иначе обозначает ту сферу реальности, которую она берется изучить.

Онтологические критерии социологического знания заключаются в том, что оно является знанием об обществе, социальных взаимодействиях, об их разнообразных проявлениях и воплощениях. Короче говоря, мы имеем дело с социологией в том случае, когда некая сфера знания содержит высказывания о социальной реальности.

Высказывания эти могут быть самыми разнообразными. Иногда социальную реальность интерпретировали как мнимую, фиктивную сущность, которая в действительности сводится к сумме составляющих ее индивидов. Такая позиция получила название социального номинализма. Другая, противоположная позиция, именуемая социальным реализмом, состоит во взгляде на общество как на особую реальную сущность, которая не сводится к составляющим его индивидам, а образует надындивидуальное и внеиндивидуальное целое. Одни теоретики интерпретировали социальную реальность как преимущественно материальную или природную сущность, другие - как сущность духовную, надприрод-ную и внеприродную. Существовали многочисленные попытки редукции, сведения целостной социальной реальности к одной из ее сфер (экономической, политической, правовой, религиозной и т. д.) и провозглашения этой сферы главным фактором всей социальной жизни. Но как бы ни понималась социальная реальность, если мы встречаемся с высказываниями об обществе как таковом, то, возможно, хотя и необязательно, речь идет о социологии.

Под обществом в данном случае подразумеваются многообразные формы совместной жизнедеятельности, объединений, ассоциаций и взаимодействий людей. В подобном истолковании понятие <общество> отличается от таких категорий, как <люди>, <человечество>, <народ>, <этнос>, <нация>, <государство>, <цивилизация>, хотя может иногда пересекаться с этими категориями. Оно не совпадает с отдельными своими проявлениями, изучаемыми различными социальными науками (экономикой, правоведением, этикой, политологией и т. д.). Оно не совпадает также ни с природными, ни с божественными, ни с другими сущностями. В целом социология и ее история начинаются с осознания того, что общество людей, группа людей или взаимодействие людей -это специфическая реальность, занимающая особое место в системе мироздания.

Но для отнесения каких-либо знаний к социологическим онтологических признаков недостаточно. Более того, многие выдающиеся представители социологической мысли, будучи социальными номиналистами, вообще отрицали специфический характер социальной реальности. Разумеется, они не могли о ней как-то не высказываться, но при этом они не признавали особого онтологического статуса, <реальности> таких категорий, как общество, группа, община и т. п.

3. Эпистемологические критерии

Главное значение имеют эпистемологические, т. е. теоретико-познавательные, критерии (эпистемология - это наука о познании) определения социологического знания. Не всякое знание об обществе можно считать социологическим. Ведь представления об обществе существуют и в религии, и в морали, и в утопическом, и в обыденном сознании. А для того, чтобы такие представления могли считаться социологическими, общество должно стать объектом особой познавательной установки и особого рода деятельности, которые мы называем наукой.

Социология - не просто знание, а научное знание об обществе. Соответственно история социологии начинается там, где начинается подобное знание.

Но что такое научное знание об обществе? Было бы ошибочно полагать, что подобный род знания отличается от других тем, что оно истинно, тогда как другие ложны. Есть все основания полагать, что, во-первых, в науке было высказано множество ложных суждений, во-вторых, вне науки было высказано немало истинных суждений об обществе.

Так же ошибочно представление о том, что социология, как и наука вообще, - это знание точное, достоверное, фактуальное в противоположность знанию приблизительному, недостоверному, умозрительному, полученному не опытным путем, а благодаря деятельности воображения, фантазии познающего субъекта. Научное познание в таком понимании выглядит как процесс непрерывного сбора точно установленных фактов.

Но научные факты - не просто события и явления, которые необходимо лишь зарегистрировать и <собрать> с тем, чтобы впоследствии установить какую-нибудь научную закономерность или зависимость. Я гляжу в ночное небо и вижу, как по нему плывет луна. Во время грозы я слышу раскаты грома. На улице я отмечаю, как два человека пожимают друг другу руки. Мой друг родился 14 августа 1945 года. Все это достоверно установленные факты, но сами по себе эти констатации отнюдь не являются научными.

Научные факты - результат специальной обработки реальности. Они превращаются в объекты науки тогда, когда представлены в виде особых, идеализированных объектов. Эти последние не совпадают с реальными объектами: они <вырезаются> из общего нерасчлененного потока реальности на основе определенных критериев и фиксируют в ней наиболее существенные в данном отношении свойства.

Треугольник, квант, хромосома, рождаемость, лидерство, социальный статус - вот несколько примеров идеализированных объектов. Если они не конструируются изначально в науке, а берутся из реальности в <готовом> виде, то в науке они получают новую интерпретацию. Так, когда физик говорит о силе или энергии, то он имеет в виду не то же самое, что спортсмен-тяжелоатлет, а когда социолог изучает семью, то для него это явление предстает несколько иначе, чем для супругов, выясняющих отношения.

Научные факты - не просто точно зарегистрированные и собранные события и явления. Будучи идеализированными объектами, они являются продуктом таких мыслительных процедур, как абстракция, идеализация, обобщение, сравнение, классификация и т. д. Даже обычное коллекционирование марок предполагает ряд подобных процедур; тем более это относится к <коллекционированию> научных фактов. При этом воображение и фантазия играют очень существенную роль.

Из сказанного следует, что, будучи научным, социологическое знание об обществе отличается от обыденного, житейского, основанного исключительно на здравом смысле. Оно отличается также от так называемых <народных наук>, т. е. некоторых систематизированных форм социального и культурного опыта, чаще всего воплощенных в традициях, таких, например, как народная медицина, народная агрикультура, этнопедагогика, традиционные системы социально-экономических представлений и т. п. [1].

Правда, в социологии, как и в других гуманитарных науках, роль обыденного знания гораздо значительнее, чем в науках о природе, и здравый смысл может служить здесь не только источником информации, но и инструментом анализа. Тем не менее, наука - это особый род деятельности, существующий там и постольку, где и поскольку здравого смысла недостаточно. Поэтому обыденные представления об обществе не являются предметом изучения в истории социологии.

Как и всякая наука, социология основана на понятийном и, шире, теоретическом осмыслении реальности. Это систематизированное знание, отличное от хаотического набора отдельных сведений. Оно воплощено в определенных системах понятий: теоретических системах, моделях, схемах. Оно формулируется в более или менее универсальных высказываниях, называемых помологическими: законах, закономерностях, принципах, зависимостях, частных обобщениях и т. п. Даже если речь идет о причинном объяснении отдельного факта или события (а это также относится к компетенции науки), то наука соединяет высказывания по поводу данного факта или события с высказываниями более универсального характера.

Подобные высказывания предполагают определенные процедуры доказательства, проверки и опровержения. Эти процедуры могут быть как теоретическими, так и эмпирическими, основанными на методически осуществляемых наблюдении, эксперименте и т. п.

Подобно любой другой науке, социология в целом призвана описывать, объяснять и предсказывать поведение объекта, который она изучает. Если речь идет о социологии как прикладной науке, то она выполняет также социально-технологическую функцию, которая состоит в разработке рекомендаций относительно путей воздействия на социальные процессы. Направление этого воздействия определяется на основе тех или иных ценностей. Эти ценности могут быть осознанными или неосознанными, декларируемыми или скрываемыми, но они так или иначе присутствуют при практическом использовании социологического знания.

Очевидно, что далеко не все отмеченные функции науки (описательная, объяснительная, предсказательная и технологическая) могут и должны осуществляться в каждом исследовании, и удельный вес каждой из них различен в разных познавательных ситуациях. Но важно иметь в виду, что последняя функция в социологии базируется на первых трех, т. е. на изучении реальных тенденций, а не тех, которые представляются нам желаемыми или должными. Иными словами, прежде чем говорить о том, что должно быть, социология говорит о том, что есть, будет и почему, а не наоборот.

До сих пор речь шла о таких эпистемологических критериях социологии, которые позволяют считать ее научным знанием вообще и объединяют ее со всеми другими науками, включая естественные. Следует, однако, иметь в виду, что социология - наука гуманитарная, и отмеченные признаки выступают в ней не так, как, скажем, в физике, химии или биологии.

Во-первых, объект и субъект исследования здесь в значительной мере совпадают: в известном смысле социология - это средство самопознания общества и человека. Отсюда важность таких <субъективных> познавательных средств, как здравый смысл, понимание, интроспекция (контролируемое самонаблюдение), эмпатия (вчувствование в переживания других людей) и т. п. Такого рода средства либо играют самостоятельную роль в процессе исследования, либо служат дополнением к <объективным> методам и подходам, позволяя адекватно интерпретировать полученные этим путем данные.

<Субъективные> средства тем более существенны, что социальная реальность - это необозримая область знаков (в том числе естественных и искусственных языков), символов, значений, смыслов. Социальные явления не просто <существуют>, они всегда <значат> для человека, и именно через механизмы значений происходит социальное и межиндивидуальное взаимодействие.

Во-вторых, социальная реальность - это проявление человеческого существования, а потому - это сфера свободы. Как бы жестко поведение человека ни было детерминировано социальными обстоятельствами, сами эти обстоятельства - в значительной степени результаты индивидуальных и коллективных выборов и проектов, осуществленных и осуществляемых. Отсюда и роль индивидуальной и коллективной ответственности человека за то, что происходит в обществе. Мы не можем отвечать за ураганы или смену дня и ночи, солнечные затмения или падение метеоритов, но мы, наши предки и потомки, несем ответственность за социальные катаклизмы и коллизии, утраты и достижения.

Социальная реальность отличается гораздо большей степенью свободы, неопределенности и изменчивости, чем реальность природная; это всегда область человеческого выбора между различными альтернативами развития. Поэтому различные средства описания, объяснения и предсказания в этой области заведомо не могут быть столь же точными, как в естественных науках, а точность знания здесь отнюдь не всегда совпадает с его адекватностью и достоверностью. Социальным явлениям свойственна довольно высокая степень непредсказуемости, а попытки предсказать их зачастую лишь усугубляют эту непредсказуемость. Вместе с тем, вследствие эффекта так называемого самосбывающегося пророчества, те или иные явления или тенденции, которых в принципе не должно было бы быть, иногда имеют место как раз потому, что они были предсказаны.

Отмеченные эпистемологические особенности всегда характерны для социологического и, шире, гуманитарного знания: каким бы объективным, точным и достоверным оно ни было, оно всегда остается в известной мере субъективным и приблизительным. В этом его слабость и его сила: ведь сверхточное знание о <неточной>, изменчивой и текучей реальности было бы ее искажением. К тому же указанные особенности расширяют диапазон используемых познавательных средств: помимо перечисленных <субъективных> методов к ним относятся разнообразные художественные методы и приемы, метафора, ирония и т. п.

Наряду с социологической публицистикой эти средства и полученные благодаря им результаты занимают почетное место в истории социальной и социологической мысли; часто трудно провести грань между собственно <научной>, <публицистической> и <художественной> социологией. Не случайно американский социолог Ч. Кули считал социологию <художественной> наукой. Еще в эпоху предыстории социологии мы находим прекрасные образцы такого рода в <Похвале глупости> Эразма Роттердамского (1511), <Басне о пчелах> Бернарда Мандевиля (1705), <Персидских письмах> Шарля Монтескье (1721). В XX в. глубокий социологический анализ, основанный на применении метода иронии, присутствует, например, в таких произведениях, как <Законы Паркинсона> английского ученого С. Паркинсона, <Принцип Питера, или Почему дела идут вкривь и вкось> американца Л. Питера, в произведениях российских писателей-сатириков, в частности М. М. Жванецкого.

4. Этические критерии

Третья группа критериев социологического знания, служащих предпосылкой создания его истории, - это этические критерии. Каждому виду профессиональной деятельности свойственны определенные нравственные ценности, нормы, правила поведения, которыми руководствуются представители данной профессиональной группы. Эти ценности, нормы, правила образуют то, что принято называть профессиональной этикой. Своя профессиональная этика существует и в науке, в частности в социологии.

Понятно, что здесь невозможно представить некий набор универсальных правил, характерных для научной этики социолога. Тем не менее, существует одна важнейшая этическая установка, благодаря которой тот или иной вид знания можно и должно квалифицировать как научное, в данном случае социологическое, и, таким образом, включать его в историю социологии. Это установка на познание как таковое, где оно выступает как высшая ценность.

Очевидно, что ученый-социолог руководствуется в своей деятельности не только познавательными, но и другими ценностями: политическими, религиозными, нравственными и т. д. Эти ценности так или иначе вторгаются в его научную деятельность, влияют на нее. Но если социолог в процессе этой деятельности не ориентирован на познание как таковое, независимое от всех и всяческих добродетелей, даже самых высоких, но внешних по отношению к науке, то он выступает уже в иной роли (моралиста, священника, политика и т. д.). Выдавая последнюю за роль ученого-социолога, он явно или неявно подменяет одну этику другой, что не позволяет считать его ни ученым, ни моральной личностью.

Разумеется, посторонние по отношению к познанию ценности могут влиять на познавательную деятельность непроизвольно, и в определенной мере это неизбежно. Но существует средство избежать этого влияния или, по крайней мере, ослабить его. Оно состоит в том, чтобы целенаправленно отделять свои вненаучные ценностные ориентации от собственно научных, не выдавая первые за вторые. Как и всякая наука, социология - это прежде всего честный и бескорыстный поиск научной истины. Что касается практического использования этой истины, то, во-первых, оно возможно только при условии такого поиска, во-вторых, оно в значительной мере выходит за рамки собственно социологии. В этом и достоинство, и ограниченность научной этики.

5. Институционально-организационные критерии

Наконец, четвертая, последняя категория критериев социологии - это критерии институционально-организационные. Любая наука включает в себя не только собственно познавательную деятельность, но и разнообразные формы институционализации и организации этой деятельности. К ним относятся научно-исследовательские институты, учебные заведения, факультеты, кафедры, периодические и непериодические научные издания, научные общества, конгрессы, симпозиумы и т. д. Такие институционально-организационные формы характерны и для социологии; ее история поэтому предполагает изучение и этих форм.

6. Парадигмы в истории социологии

Итак, мы охарактеризовали в общем онтологические, эпистемологические, этические и институционально-организационные признаки, критерии, по которым мы определяем социологию и обозначаем ее границы. Согласно этим критериям мы можем указать, что относится к этой науке, а что нет. Но не все, что входит в социологию, входит в ее историю. Даже признав какое-либо знание социологическим, мы отнюдь не обязательно включаем его в историю этой науки. Вся совокупность социологических знаний, полученных к настоящему времени, существует в виде бесчисленного множества глобальных теоретических систем отдельных ученых, научных школ и направлений; в виде теорий и концепций тех или иных социальных явлений и процессов; в виде эмпирических, фундаментальных и прикладных исследований; в виде подходов, методов и приемов исследований и т. д.

Понятно, что включить все это в историю социологии невозможно, да и не нужно. Поэтому, помимо проблемы критериев отнесения того или иного знания к социологии, необходимо решить, а точнее, постоянно решать, проблему критериев отбора тех или иных форм знания для включения их в историю социологии. Иными словами, после того как мы определили, является ли известное знание социологическим, мы должны еще определить, следует ли включать его в историю социологии.

Критерии такого отбора, очевидно, должны базироваться на том, что тот или иной факт, имевший место в процессе развития социологии, имеет или имел важное научное значение. В этом случае он становится историко-социологическим фактом. Но как в развитии научного знания отличить важное от неважного, существенное от второстепенного?

Универсальных правил и процедур, позволяющих это сделать, по-видимому, существовать не может. Очевидно, что значительное влияние на отбор историко-социологических фактов оказывает то, на какую из социологических теорий ориентирован историк социологии, какая из них выступает для него в качестве образца.

Такого рода влияния в какой-то степени неизбежны. Но если историк социологии ориентирован в своей работе не на какие-то общие и более или менее признанные теоретические представления, а жестко и целенаправленно следует замкнутому и самодовлеющему теоретическому эталону, то это может приводить к предвзятым и искаженным описаниям и объяснениям путей развития социологического знания. История социологии становится в таком случае не самоцелью, не самостоятельной и самодостаточной сферой знания, а лишь средством построения, обоснования или подтверждения собственной теории социолога или той, которая кажется ему предпочтительной. В некотором смысле это уже не история социологии, а проекция одной теории на всю историю социологической мысли.

И все-таки необходимы какие-то ориентиры, позволяющие отбирать важное, с тем чтобы включить его в историю социологии. Для обозначения таких ориентиров можно воспользоваться широко распространенным в истории науки понятием парадигмы. Парадигма - это <признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают модель постановки проблем и их решений научному сообществу> [2, 11].

Парадигмы дают возможность отбирать наиболее существенные, <па-радигмальные> имена, понятия, принципы, теории, школы, направления, методы и т. п., оставившие глубокий след в развитии науки. Они же служат критериями периодизации истории социологии, обозначая временны е границы, начало и конец той или иной эпохи в развитии социологического знания. Примеры парадигмальных понятий в истории социологии: <прогресс>, <эволюция>, <структура>, <функция>, <институт>, <статус>; примеры парадигмальных теорий, теоретических направлений и школ: эволюционизм, биоорганическая школа, функционализм, теория обмена; примеры парадигмальных имен в истории социологии: Огюст Конт, Карл Маркс, Эмиль Дюркгейм, Макс Вебер, Питирим Сорокин, Роберт Мертон.

Чем парадигмы удаленней от нас во времени, тем более бесспорным и очевидным выглядит их <парадигмальный> характер. И наоборот, чем они ближе к современности, тем больше расхождений внутри научного сообщества, тем сложнее определить, является ли парадигма парадигмой.

Хотя совершенно исключить элементы произвольности невозможно и при <парадигмальном> подходе к истории социологии, здесь они минимизированы благодаря тому, что в качестве критерия отбора и изучения тех или иных фактов истории науки берутся не субъективные предпочтения историка, а общепризнанные в научном сообществе достижения. Это позволяет давать достаточно полную и адекватную картину развития социологического знания.

Правда, <общепризнанность> в науке вообще, а в социальной науке в особенности, - вещь весьма условная. Выражение <сколько людей, столько и мнений> в значительной мере применимо и к истории социологии. Для этой науки характерны множественность парадигм, их одновременное сосуществование и борьба. Научное сообщество разделено на направления, течения, школы, сторонники которых привержены различным парадигмам. Но и в этих условиях оно объединяется некоторыми общими научными представлениями, которые все-таки позволяют говорить о нем собственно как о сообществе.

Несмотря на все расхождения, научные дискуссии, теоретические баталии, всегда существует определенный набор понятий, теорий, концепций, признаваемых если не всем научным сообществом, то преобладающей его частью. Даже самые непримиримые научные противники зачастую <втянуты> в общий круг парадигмальных представлений и бывают гораздо ближе друг к другу в постановке и решении ряда проблем, чем им самим это кажется. История социологии знает немало примеров такого рода.

Следует также иметь в виду, что существует различная степень универсальности, признанности тех или иных научных представлений: от полностью общепринятых до исповедуемых в очень узком кругу приверженцев.

Отмеченные парадигмальные представления, определяющие способы постановки и решения научных проблем в данный исторический период, составляют некоторый каркас историко-социологического знания. Но этого недостаточно. Как и во всякой истории, нам важно и интересно знать не только общее, но и специфическое, не только повторяющееся, но и неповторимое, не только универсальное, но и уникальное в развитии социологии. Воссоздание деталей, штрихов к портретам <парадиг-мальных> социологов, школ, направлений и т. п. может иметь существенное значение для понимания глубинных тенденций истории науки, особенно гуманитарной. Многие серьезные, радикальные трансформации в науке нередко начинаются именно с незаметных изменений в деталях.

Парадигмы не возникают в готовом виде, они постепенно формируются, эволюционируют, складываются в систему представлений, с тем чтобы со временем смениться другими парадигмами или быть дополненными ими. Поэтому без изучения тех стадий формирования и развития научных представлений, когда они еще или уже не являются парадигмами, картина истории социологии будет неполной. Кроме того, даже заведомо <тупиковые> (с теперешней точки зрения) маршруты, пройденные социологической мыслью в стороне от магистральных дорог, могут оказаться чрезвычайно важными и поучительными для дальнейшего развития социологического знания.

7. Значение для социологии ее истории

Существует одна особенность социологии как гуманитарной науки, вследствие которой история играет в ней значительно более важную роль, чем в науках естественных. Она состоит в том, что старые знания, теории, методы здесь не вытесняются новыми, не упраздняются ими полностью и навсегда. Если речь идет о каких-то действительно серьезных научных достижениях, то невозможно сказать, что чем они новее, тем они значительнее. Это роднит социологию и, шире, гуманитарное знание с искусством, с художественным творчеством, где также невозможно выстраивать произведения разных эпох на разных ступенях некой единой лестницы достижений, утверждая, например, что Пикассо <выше> Рафаэля, Лев Толстой <глубже> Шекспира и т. п.

Ничто значительное в социологии не умирает. Оно может <впадать в сон>, иногда даже в <летаргический>, надолго выпадая из сферы актуального научного знания. Но наступает время, когда научное сообщество вновь обращается к, казалось бы, навсегда похороненным идеям, и они вновь пробуждаются к жизни, актуализируются, становятся современными. А многие из очень старых идей вообще постоянно находятся в научном обращении. Идеи <социологов> такого далекого прошлого, когда еще и социологии, собственно, не было, по сей день остаются актуальными, действующими, работающими. Например, идеи Аристотеля (IV в. до н. э.), Августина Блаженного (IV - V вв.), Ибн Хальдуна (XIV - XV вв.), Ш. Монтескье (XVII - XVIII вв.) и сегодня представляют отнюдь не только <исторический> интерес. Очевидно, что каждая эпоха в развитии социологии

по-своему, по-новому интерпретирует, <прочитывает> старые идеи, но при этом, подвергаясь новому прочтению, они все-таки остаются самими собой.

Из сказанного следует, что именно история социологии не только позволяет <жить> старым идеям, не только не дает им <умереть>, но и <омолаживает> их. Благодаря истории безгранично расширяется диапазон социологических знаний, понятий, теорий, принципов, методов, из которых может осуществляться выбор в процессе научной деятельности. Решая какую-то научную проблему, социолог всегда, явно или неявно, осознанно или неосознанно, соотносится с определенной традицией социологической мысли. История помогает ему делать это осознанно, позволяя понять, где действительно новое, где хорошо или плохо забытое старое и как с помощью того и другого решать научные проблемы.

Таким образом, историко-социологическое знание, будучи самоценным, в то же время играет эвристическую роль, служит средством получения нового знания и способствует формированию науки будущего. Здесь еще раз подтверждается справедливость утверждения Байрона: <Прошлое - лучший пророк будущего>.

Более того. Если исходить из того, что наука - это весь массив научного наследия, непрерывно пополняемого и обновляемого, в том числе и на наших глазах, то тогда оказывается, что в известном смысле история социологии - это сама социология.

История социологии исследует различные формы изменений научного знания: эволюционные, происходящие в рамках одной и той же парадигмы, и революционные, связанные со сменой парадигм в социологии. Она прослеживает не только инновационные процессы в сфере научного знания, но и процессы традиционализации знания, приводящие к становлению научной классики. Конкуренция и конвергенция социологических теорий недавнего и отдаленного прошлого, их взаимовлияние, характер их распространения и восприятия - все это входит в предмет истории социологии.

История социологии изучает как внутринаучные, так и вненаучные факторы развития социологического знания. Среди вненаучных следует особо выделить разнообразные социальные факторы.

Социально-историческая обстановка, социальные группы, нормы, ценности, институты оказывают прямое и косвенное влияние на процесс социологического познания. Поскольку социология непосредственно включена в объект своего изучения - общество и представляет собой средство, с помощью которого оно познает само себя, исследование социальных факторов социологического познания особенно важно. Отсюда тесная связь и частичное совпадение истории социологии с такими дисциплинами, как социология познания и социология социологии.

Основополагающую роль в развитии науки, в частности социологии, играет личность ученого. Поэтому значительное место в истории социологии занимает изучение комплекса факторов, связанных с этой личностью. К ним относятся особенности его биографии, психологические черты, ценностные ориентации и т. д. Разумеется, главное в истории социологии - логика самого познавательного процесса, а не обстоятельства жизни и не свойства личности того или иного социолога. Но и без знания отмеченных обстоятельств и свойств эту логику часто трудно или невозможно понять.

Английский философ А. Уайтхед утверждал, что наука, которая не может забыть своих основателей, погибла. Этим он хотел подчеркнуть, что наука не может заниматься повторением старых истин, что она всегда представляет собой творчество, в результате которого рождается новое знание. Безусловно, это так. Но наука, забывшая своих основателей, также обречена на гибель. Вот почему она нуждается в собственной истории, которая является своего рода биографией, коллективной памятью науки.

История социологии - это коллективная память науки об обществе. Амнезия, потеря памяти, означала бы, что эта наука прекратила свое существование или <впала в детство>. История в социологии составляет один из важнейших элементов ее научного, профессионального самосознания.

Выше утверждалось, что представление об истории социологии основано на определенном видении того, что такое социология. Но не менее справедливо и противоположное утверждение: представление о том, что такое социология, определяется тем, как осмыслена ее история.

Не будем, однако, уподобляться тем немецким историкам, о которых Гегель говорил, что вместо того, чтобы писать историю, они всегда стараются определить, как следовало бы ее писать. От рассуждений о том, что представляет собой история социологии и каковы ее принципы, перейдем к ней самой. Но социология, а вместе с ней и ее история, возникли не сразу. До того был длительный период предыстории социологии или, выражаясь иначе, истории предсоциологии. К этому периоду мы и обратимся в следующей лекции.

Список литературы

1. Филатов В. П. <Народные науки> в отечественной истории // Традиции и революции в истории науки. М., 1991.

2. Кун Т. Структура научных революций. М., 1975.