Сочинение: Раннее творчество Пушкина

Первые из достоверно известных нам п роизведении Пушкина от н осятся к 1813 г. и свидетельствуют уже о п ериоде зрелого ученичества.

Французская культура poesie f u gitive, царившая в доме Пушкиных, борьба карамзинистов с архаиками, в которой юный поэт не колеблясь избрал стан первых, молодость, влекущая к чувственным наслаждениям, — все это пред­о п ределило выбор поэтической школы в творчестве Пуш­кина самого раннего периода. Это была школа легкой поэзии, во Франции пережившая расцвет в конце XVIII в.

  Аллегорическим языком внеиндивидуального восприя­тия жизни ранняя  лирика  Пушкина повествует о судьбе “человеческой”

И ты любезный друг, оставил,

 Надежну пристань тишины,

Челнок с вой вес е ло на п равил

По влаге бурной глубины;

Судьба на руль уже скл о нилась.

Спокойно светят небеса,

Ладья крылатая пустилась —

Расправит счастье паруса.

Дай бог, чтоб грозной непогоды

Вблизи ты ужас не видал,

Чтоб бурный вихорь не вздувал

Под челноком шумящи воды! ..

Конечно, при этом в стихотворениях Пушкина нередко проскальзывают и ре альные прим е ты жизни, но инерция стиля явно силь н ее живых впечатлений:

Мне в иди тся мое сел енье,

Мое З ахарово; оно

С заб орам и в рек е волни сто й,

С мостом и р о щею т е нистой

Зерцалом вод отра ж ено.

На х олме домик мой;с балкона

Могу сойти в веселый сад.

Где вместе Флора и П омона

Цветы с плодами нам дарят. . .

Отметим еще од н у черту ранней поэзии Пушкина, на которую обратил внимание в связи с поэмой “Монах” Б. В. Томашевский: “Характерна одна особенность ранней поэмы Пушкина, отсутствующая или п очти отсутствующая в его позднейших произведениях, — это внимание, уделен­ное им живописи. Перед нами целый список имен худож­ников — Рафаэль, Корреджо, Тициа н, Альбани, Верне (Жозеф — мари н ист), Пуссен, Рубенс ”

Эта особенность, присущая и другим ран н им произ­ведениям Пушкина, нам кажется знаменательной. Обраще­ние к жизни не не п осредственной, но уже преобразованной искусст в ом мы можем отметить и в таких стихотворениях, как “К живописцу”, “Гроб Анакреона”, “Фиал Анакреона”. В том же значении выступают постоянные обра­щения юного поэта к “парнасским жрецам”, — значитель­ная часть пушкинских стихотворений 1813—1816 гг. пред­ставляет собою настойчивое определение тех литературных образцов, которым собирается следовать поэт, причем даже из поэзии любимого Батюшкова отбираются лишь произ­ведения, п ри н адлежащие к эпикурейской струе его твор­чества.

С казанному выше, на первый взгляд, противоречит наличие в раннем творчестве Пушкина произведений, жанры которых выходят за пределы “легкой поэзии”. Б. В. Томашевский, например, склонялся к тому, чтобы определять господствующие тенденции раннего творчества Пушкина по “капитальным” его произведениям (т. е. относящимся к жанрам поэмы, повести, комедии). Между т е м не случайно эти произведения не были доведены до конца и, как правило, оборваны в самом начале работы над ними. Дело здесь не в недостатке мастерства, не позволяющего справиться с “большой формой”, — скорее, Пушкин быстро охладевал к подобным замыслам потому, что они в ту пору не вполне его удовлетворяли."

Тем не менее приверженность Пушкина к подобным замыслам , хотя эти произве де ния не были доведены до к о нца, была. Очевидно, не случайной.

“Высокие” героические темы ("Александру", "Принцу Оранскому", “Воспоминания в Царском С еле”), а также сатир и ческие мотивы (гражданского накала — “Лици-нию” и в литературно-п ародийном варианте — “Тень Фонвизина”) возникают в творчестве Пушки н а как отзвук событ и й э п охи и об н аруживают уже в ту пору некие потенции его творчества, пока еще в полной мере не распитые и менно в силу его сосредоточенности на эпику­рейских темах, которые осмысляются как главное па-значение поэзии.

Говоря о ранних стихах Пушкина как о стилизациях, ориентирующихся на образцы легкой поэзии, необходимо п одчеркнуть, что механизм такого рода стилизаций был достаточно сложен. В этом отношении показательно стихо­творение “Казак” (1814), которое в автографе помечено “С малороссийского”, а в копии лицейского товарища Пушкина Горчакова содержит указание на источник — “Ехал козаче и пр.”. Здесь имеется в виду песня Маруси из оперы-водевиля А. А. Шаховского “Казак-стихотворец” (1812). Kоторая , между прочим , с сочувствием отмече н а Пушкиным  в статье “Мои мысли о Шахов­ском” (при общей отрицательной оценке водевиля). Однако эта песня дает П у шкину только тем у . Но не сюжет:

Ехав казак за Дунай.

Сказав дивчине: проща й .

Вы, коники вороненьки.

Несите да гуляй …

Следует упомянуть еще один “образец”, на который Пушкин ориентируется в данном случае, — мы находим указание на этот счет в самом пушкинском тексте: “Верь, коханочка, пустое; Ложный страх отбрось” . “Лож­ный страх” — название стихотворения Батюшкова (подра­жание Нарни); у него же имеется и стихотворение “Раз­лука”, сюжетно напоминающее пушкинское стихотворение не в меньшей степени, нежели народная песня. Обратим внимание на жанр стихотворения, в ранних копиях назван­ного “балладой”. Фантастический элемент, обязательный для этого жанра в его романтической разновидности, раннему Пушкину чужд, - от этого жанра он берет пока его эпико-драматическое начало.   Уже в раннюю лицейскую пору Пушкин достигает в своем творчестве вполне профессионального уровня — он не просто мальчик, подающий большие надежды, но и заметный поэт своего времени, чьи произведения печата­ются в журналах, входят в состав сборников образцовых российских стихотворений (“Александру”, “Воспомина­ния в Царском Селе”, “Наполеон на Эльбе”) и даже проникают в устную песенную традицию (“Романс”, “Казак” )  Можно ли в ту пору говорить об оригинальных чертах пушкинской поэзии? Нам кажется, что эта оригинальность обнаруживается в пристрастной разработке некоторых традиционных мотивов.

Характерна и примеряемая Пушкиным в его ранних стихах поэтическая маска — маска не просто философа-ленивца, по “монаха”, “чернеца”, “расстриги”, мечтаю­щего о земных радостях. Эта маска до некоторой степени отражает реальные лицейские впечатления, но важно подчеркнуть, что вместе с тем она отражает и пафос пушкин­ской поэзии, не только жизнелюбивой, но и свободо­любивой.

В 1816 г. характер лирики Пушкина претерпевает существенные изменения. Элегия становится основным пушкинским жанром. Само по себе это обстоятельство не противоречило принципам легкой поэзии -- напротив, именно она возродила элегию в новом качестве, насытив ее меланхолическими переживаниями, мотивами неудовле­творенности жизнью, недостижимости идеалов. Но то, что на первых порах пушкинская муза становится по преиму­ществу элегической, свидетельствовало не просто о жанро­вом обогащении поэзии Пушкина. В соответствии с новым мироощущением меняется весь колорит пушкинской поэ­зии: “луны туманный луч”, “глас ночной”, “печальная тьма лесов”, “немая ночи мгла” сменяют “златые дни. Златые ночи”. К стихотворениям Пушкина конца 1816 г. вполне применима характеристика, данная им поэзии Ленского: “Так он писал темно и вяло, Что романтизмом мы зовем. Хоть романтизма тут нимало. Не вижу я”. 13 полном соответствии с пушкинским определением мы и сейчас должны признать со значительными оговорками романтическое качество подобной поэзии: в ней лишь при­сутствуют романтические тенденции, не получающие — в раннем творчестве Пушкина — принципиального вопло­щения.

Проиллюстрируем этот тезис сравнением трех редакций лицейского стихотворения “Я видел смерть; она в молчанье села...” (1816), сохранившихся в Лицейской тетради (1817), в Тетради Всеволожского (1819) и в цензурной рукописи собрания стихотворений (1825).  В редакции 1825 г. мы обнаруживаем обычные общие места (стихотворение потому и озаглавлено просто “Под-ражанье”) романтической музы, для пушкинской лирики этого времени нехарактерные: мотивы одиночества, упоен­ности красотой вечной природы, порыв к “тайнам гроба роковым”.

Отредактированное в 1825 г. Пушкиным, руковод­ствовавшимся романтическими представлениями начала 1820-х гг. лицейское стихотворение приобрело законченный романтический характер. Однако в конце 1810-х гг. эволюция Пушкина вовсе не шла по пути форсированного романтизма. Вторжение сентиментально-предромантических художественных вея­ний в его поэзию в то время пока еще не колеблет существенным образом преимущественно гармонического восприятия жизни, хотя именно тогда ему впервые откры­ваются сложность и противоречивость внутреннего мира человека. В ранней лирике Пушкина был запечатлен, в сущности, счастливый “жизни миг”, — теперь поэт начи­нает постигать не только иные, скорбные регистры чело­веческого чувства, но и его самостоятельную ценность, и fti'o собственную (но законам сердца) жизнь.

Биографическая легенда связывает все любовные стихотворения 1816 и отчасти 1815 гг. с именем К. П. Баку­ н иной. Это, вероят н о, преувеличение. Точнее было бы сказать, что господствующим настроением Пушкина той норы была меланхолическая мечтательность, а э то в свою очередь определило тональность его лирических раздумий. Сама по себе эта пора не была затяжной. К стихотво­рениям, посвященным “первой любви”, уже в конце 1816 г. Пушкин относился с ирон и ей:

И даж е ,  каюсь я,   п устынник согрешил,

Я первой пел любви не в инное начало.

Но так таинственно, с так и м разбором слов,

С такою скромностью стыдливой,

Что, не краснея боязливо,

Меня бы выслушал и девственный К( озлов).

В первом ст и хотворении цикла (по времени оно на п и­сано позже остальных , в начале 1817 г.) автор п редстает предельно разочарованным , но п рич и на уныния не раскрыта:

Отверженный судьбиною р е вни в ой,

Улыбку, с мех. и р езвость. и пок о й –

Я  все забыл; печали молчаливой

Покров лежит над юною главо й . . .

Во втором стихотворении называется причина разоча­рованности — отъ е зд любимой; осенний пейзаж хранит дорогие следы, сама п рирода груст и т с п оэтом, но в сердце его еще те п лится надежда: “До сладостной весны. Про­стился я с блаженством”. Образ люб и мой (третье стихотворение цикла) возникает в снов и дениях, но только для того. чтобы оттенить безрадостность дня (“О, если бы душа могла. Забыть любовь до новой ночи”). В четвертом стихотворен и и возникает мотив ревност и (“Пускай она п рославится другим. Один люблю - он лю­бит и любим”). однако н и здесь, ни в последую­щ и х стихотворениях этот мотив не получает развития; главной темой стихотворения становится та. которая была намечена еще в начале цикла. — бесцельность п оэтиче­ского дара. коль скоро он не нужен любимой:

К чему мне петь?

Под кленом полевым

О с тавил я п устынному зефиру

Уж навсегда пок и нутую лиру,

И слабый дар как легк ий скрылся дым.

В пятом, центральном стихотворении цикла, как и следует ожидать , наступает кульминация; поэт в горести готов забыть был '"?: “Летите п рочь, воспоминанья! Засни несчастная любовь!”

В пушкинской лирике отныне предстает возрождаю­щийся человек, обогащенный опытом жизненных испыта­ний. В ряде стихотворений конца 1810-X гг.: “Желание” (“Медлительно влекутся дни мои”), “К ней” (“В печаль-пой праздности я лиру забывал”) —уже предвосхища­ется диалектика чувств, которая столь характерна для зрелой пушкинской лирики. Недаром названные стихотво­рения неоднократно сопоставлялись с такими шедеврами. Как “Эл е гия” (“Минувших дней угасшее веселье”) и “К ***” (“Я помню чудное мгновенье ”).

Творчество Пушкина конца 1810-х гг. имеет пер е ход­ный характер и в силу этого менее всего поддается одно­значной оц е нке.

В творчестве Пушкина конца 1810-х гг. эпикур е йские мотивы, звучащие даже громче, н ежели в ранней лирике, получают свое место в иерархии эстетическо-нравственных ценностей, как ее представляет себе поэт.

Вообще говоря, пушкинская поэзия конца 1810-х гг. и н тимна по основному своему тону, рассчитана на дру­жеское сопереживание. Человек оценивается Пушкиным с точки зрения личных его достоинств, и при этом мир лич н ости противопоставляется совр е менным обществен­ным отношениям, которые оказываются уже ее духовных потенций:

О н вышней волею небес

Рожден в оковах службы царской:

Он в Риме был бы Брут, в А финах Периклес.

А здесь он — офицер гусарский.

Замысел “Руслана и Людмилы” обоснов а нно принято связывать с литературной программой “ар з амасских лите­раторов”, выдвинувших в 1810-е гг. и дею создания нацио­нальной лироэпической п оэмы , что и отразилось в п ланах “Владимира” Жуковского и “Русалки” Батюшкова. " Известно, что Пушкин встречался с Ж уковск и м в Петер­бурге на ро ж дественских каникулах (1817) и, мо же т быть, именно тогда маститый литератор подарил “ученику” свой замысел, к которому уже остыл, — по крайней мере в п ре­дисловии ко второму изданию “Руслана и Людмилы” (1828) сообщалось: “Он начал свою поэму, будучи еще воспитанником Царскосельского лицея...”  П. И. Барте не в сохранил предание, что юный поэт писал стихи поэмы на стенах комнаты, куда был посажен в н ака­зание . Очевидно, им е нно о “Руслане и Людмиле” упоми­нает поэт в послании к А. И. Тург е неву (8 ноября 1817 г.) :

О продолжении работы Пушкина над поэмой в 1818 г. мы располагаем лишь свидет е льствами соврем е нников . 9 мая 1818 г. Батюшков пишет Вяземскому: “Забыл о Пушкине молодом: он пишет прелестную поэму и зр е ет”; 14 июля 1818 г. Кюхельбекер восклицает, обра­щаясь к Пушкину:

Тебя, мой плам енный, чувствит ельный певец

Любви и доброго Руслана,

Тебя, на чьем челе пр е движу я венец

Арьоста и Парни, Петрарки и Б ояна.

 В ко н це 1818 г. А. И. Тургенев сообщал Вяземскому:

“Пушкин уже на четвертой песне своей поэмы, кото­рая будет иметь всего шесть”

Таким образом, в конце 1818 г. поэма в составе первона­чальных четырех глав (ср. свидетельства А. И. Тургенева от 3 и 18 декабря) была доведена лишь до пребывания Люд­милы в замке Черномора — описание поля брани и битвы Руслана с Головой (вторая часть “Песни III”) появилось уже после выработки нового плана. С ледовательно, перво­начальный план поэмы был значительно п роще, а главы намного (примерно вдвое) короче. Четыре главы, извест­ные в декабре 1818 г. А. И. Тургеневу, тематически были таковы: 1. Пир у Владимира, похищение Людмилы и отъезд героев на ее поиски; II. Встреча Руслана с Финном (глава эта была несколько доработана в начале 1819 г. ) ;  III. Встреча Фарлафа с Наиной; битва Рогдая с Рус ланом (сюда был несколько позже курсовые - 700 р. Комментарии: