Реферат: Колумб

Субботин В.А.

По архивам установлен год рождения Колумба - 1451-й. Он родился в Генуе или около нее не ранее 25 августа и не позже 31 октября. Сохранились нотариальные акты, удостоверяющие имущественные сделки и ремесленную деятельность отца Колумба и его матери в Генуе. Сам Христофор Колумб упоминается там как шерстяник ("ланерио"); этим термином обозначали чесальщиков шерсти, распространенную в Генуе профессию. Есть личные письма адмирала. Правда, подлинность части документов оспаривается: например, подлинность заметок Колумба на полях книг. Книги эти, если верить семейным преданиям потомков Колумба, принадлежали адмиралу.

Молодость адмирала известна, главным образом, из книги его незаконнорожденного сына, Фернандо Колумба. Но текст этого сочинения выглядит далеко не во всем правдоподобным. Он был опубликован в Италии как перевод с испанского через 32 года после смерти автора. Есть основания считать, что перевод был неточным, что в подлинник были внесены дополнения, более всего с целью украшательства. Так, в конце книги после слова "аминь", явно принадлежащего автору, который хочет на этом завершить повествование, следуют два абзаца с несколькими фактическими ошибками, в том числе с неверным указанием на место погребения Колумба. Сочинение Фернандо Колумба содержит сведения, которые до сих пор вызывают споры: обстоятельства службы Колумба на кораблях в Средиземном море, его прибытия в Португалию, путешествия к Северному полярному кругу, о чем будет сказано ниже. Епископ Б. де Лас Касас, историк XVI в., пользовался испанским вариантом рукописи Фернандо Колумба (или ее прототипом), и у епископа нет некоторых ошибок итальянского перевода.

В Мадриде и других городах сохранились прижизненные портреты адмирала. На них он выглядит по-разному, хотя некоторые портреты схожи между собой. Посмертные изображения вне зависимости от их художественных достоинств были чаще всего плодом фантазии скульпторов и живописцев. Колумба изображали смиренным христианином, непререкаемым вождем, вдумчивым ученым. Немало было изображений аллегоричных, манерных. Наверное, разумнее судить о внешности адмирала по рассказам современников, знавших его в возрасте 40-45 лет. Он был выше среднего роста, хорошо сложен, силен. На удлиненном лице с орлиным носом слегка выдавались скулы. В молодости волосы Колумба были рыжеваты, но он рано поседел. Одевался адмирал просто. Со времени второго путешествия его не раз обвиняли в честолюбии и корыстолюбии, и не исключено, что адмирал желал возразить своим обвинителям, одеваясь подчеркнуто скромно. С той поры его видели неизменно в бурой францисканской рясе, с веревкой вместо пояса, в простых сандалиях [1].

По характеру Колумб был человеком довольно резким. Ему приходилось совершать поступки, о которых он потом жалел. Но современники видели в нем не противоречивую фигуру с раздвоенным сознанием, а целостную и целеустремленную личность.

Колумб редко рассказывал о своей молодости. Возможно, ему было просто не до того. Возможно также, что он, бывший генуэзский бедняк, не желал отличаться от окружавшей его испанской знати. Но в завещании он вспомнил Геную и генуэзцев, тех, с кем был связан с малых лет.

Говорить о Генуе тех времен - значит говорить об итальянском Возрождении, о том, что Колумб был с детства окружен достижениями своей эпохи в науках, искусствах и ремеслах. Равным образом окружали его и контрасты: расцвет гуманизма и кровавые войны, демократия и тирания, роскошь и нищета, свобода одних и рабство других. Он был современником Рафаэля и Леонардо да Винчи. Его путешествия еще не закончились, когда в Риме выступил с лекцией об астрономии Коперник. Колумб не знал многих великих современников, но дух Возрождения его не миновал. Этот дух был в книгах, которые он читал, в людях, с которыми общался, в задачах, которые перед собой ставил.

Генуэзская республика была краем деловых людей и моряков. Она держалась на торговле, ремеслах и судоходстве. Республика не стала родиной великих художников и архитекторов, ее дворцы строили выходцы из других итальянских городов. Но ремесленные изделия Генуи - в том числе шерстяные, которыми занималась семья Колумба, - были добротными, и генуэзские платки были ходовым товаром за границей, в частности в Англии. Текстильное производство сохранилось здесь до наших дней, так же, как судостроение и мореходство. Город, вырастивший Колумба, остался морскими воротами Италии. В XV в. враги республики на море больше всего боялись ходких и хорошо вооруженных генуэзских кораблей. В XX в. здесь продолжают строить корабли, в том числе на крупнейших итальянских верфях "Ансальдо".

Генуя вытянулась полосой вдоль Лигурийского моря, прижатая к нему Апеннинами. За горами лежала сельская местность, край крестьян-садоводов, погонщиков мулов и угольщиков. Как город Генуя XV в. была уникальна в Италии и даже в Европе почти полным отсутствием зелени, скученностью. Большинство ее домов в центре и на окраинах были многоэтажны, улицы были особенно узки, перекрестки не имели площадей. Все это позволило разместить на берегу моря около 100 тыс. жителей. Дворцов было еще мало; они в основном появились позднее, в XVI-XVII вв., когда ради них снесли немало улиц.

Богатые семьи образовали кланы (Адорно, Фиеско, Спинола), которые нередко враждовали между собой, звали на помощь иностранцев, а потом изгоняли их, обвиняя в тиранстве и т.д. История одного из таких кланов - в шиллеровской драме "Заговор Фиеско в Генуе". Одни и те же кланы правили городом и его окрестностями. Крестьяне там жили как арендаторы у знатных кланов, владельцев окрестных замков. На землях сеньоров, кроме крестьян, сидели сервы, а в городе знать обслуживали рабыни, вывезенные чаще всего из стран Черного моря - болгарки, русские полонянки, грузинки. Зависимый люд жил в тех же домах, что и господа, только на верхних этажах.

Со времен крестовых походов Генуя вела широкую торговлю с Востоком. Ей подчинялись часть Пелопоннеса, острова Эгейского моря. Золотая Орда отдала ей Кафу (Феодосию), за что, между прочим, пришлось помогать татарам, сражаясь против русских на Куликовом поле. Но через два года после рождения Колумба была сокрушена Византия, главный союзник Генуи, и торговля с Востоком стала чахнуть. Турки овладели крепостями в Эгейском и Черном морях, оставив за Генуей на сто лет лишь о. Хиос, куда вскоре поехал (моряком либо торговцем) молодой Колумб. Генуя, как и другие итальянские города, стала реже отправлять свои корабли на Восток. Республика все больше ориентировалась на торговлю с Англией, Германией, Фландрией. Ее моряки нанимались на службу в христианские государства Пиренейского полуострова, которые искали новые пути в экзотические страны.

В генуэзском предместье Св. Стефана стоял монастырь того же названия. Монахи сдали под дом участок земли чесальщику шерсти Доменико Коломбо. Как и многие другие ремесленники, чтобы свести концы с концами и оплатить вечные долги, Доменико занимался не только своей профессией. Он продавал сыр и вино, служил привратником у городских ворот, посредничал в торговле недвижимостью. На монастырской земле, в доме, которого давно нет, по-видимому, родился старший из четырех детей Доменико и его жены Сусанны, дочери ткача. Ребенка крестили в церкви Св. Стефана и нарекли Христофором [2].

По преданию, жил на свете перевозчик, которому случилось перенести младенца Христа через реку, а потому получил он имя Христофор - по-гречески "несущий Христа". Св. Христофор, праздник которого Западная Церковь отмечает 25 июля, стал покровителем всех странников. Вряд ли Доменико Коломбо думал, когда крестил сына, что тот будет вечным странником. И никак не мог предполагать, что сын станет известен всему свету под именами Колона (Испания, Франция), Колумба (Россия), Колумбуса (Германия, Англия и т.д.). Сам путешественник, по-видимому, усматривал мистический смысл в своем имени. Он подписывался "Христо ференс", используя греческий алфавит в первом слове и латинский - во втором, латинизированном.

Семья Доменико Коломбо вскоре после рождения Христофора переехала в новый дом, который сохранился до наших дней в старой части Генуи. Он двухэтажный, выстроен из грубо отесанных больших камней. Его высокие окна узки, плющ поднимается почти до ломаной крыши. Внизу под одной аркой - две разные по высоте двери. Рядом с домом расположены городские ворота. По краям ворот стоят две башни, поднимающиеся на 25-30 м, увенчанные зубцами с бойницами наподобие тех, что у московского Кремля.

Согласно Фернандо Колумбу, в детстве Христофор учился в Павии, подчиненной миланским герцогам, так же, как одно время и Генуя. Но эти сведения не подтверждаются, и, скорее всего, будущий адмирал мог учиться в одной из школ предместья Св. Стефана или просто был самоучкой. Среди записей, сделанных им, нет почти ничего, написанного по-итальянски. Писал он на кастильском, который позднее стали называть испанским. Говорил много лет на морском жаргоне, возникшем в портах Средиземного моря из смешения каталанского, кастильского, итальянского и других языков [3]. Поскольку Колумб не писал на родном языке, даже когда слал письма соотечественникам, появляются основания для разных гипотез. Естественно предположить, что тот, кто не писал на родном языке, мог быть в молодости неграмотен. А то, что на Пиренейском полуострове он писал на другом языке, не имеет отношения к его молодости. Возможно, он научился писать (а, пожалуй, и читать) по-испански только в зрелом возрасте, когда попал на Пиренейский полуостров.

Ссылаясь на бумаги отца, Фернандо Колумб отмечает, что будущий адмирал отправился в море в 14 лет. В те годы Христофор Колумб вряд ли был лишь моряком; отец мог посылать его как подручного по торговым делам в соседние города, по морю и по суше. Сам адмирал, говоря о своей молодости, не уточнял, где и как он учился. Вот отрывок из его письма королю и королеве Испании, написанного в 1501 г.: "С молодых лет я отправился в море и продолжаю плавать до сих пор. Искусство мореходства толкает тех, кто им занят, к знанию и тайнам этого мира. Прошло 40 лет, и я побывал всюду, где можно плавать... Оказалось, Господь наш благосклонен к моим желаниям... Он дал мне знание мореходства, вооружил меня науками - астрономией, геометрией, арифметикой. Научил меня понимать и рисовать землю, а на ней города, горы, реки, острова и порты, каждый на своем месте" [4].

Итак, в 1501 г. Колумб плавал уже 40 лет, а это значит, что для него морская жизнь началась в 1461 г., т.е. когда ему было 10 лет. Не исключено, что Колумб округлял цифры, но, вообще говоря, случалось, что дети в этом возрасте служили юнгами.

Есть несколько других свидетельств о занятиях Колумба, когда ему было уже около 20 лет. Нотариальные акты, обнаруженные в Италии, говорят, что в то время он был компаньоном отца. Нашлось письменное свидетельство одного из друзей Доменико Коломбо; судя по нему, дети Доменико - Христофор и Бартоломео - "жили торговлей". Установлено, что будущий адмирал бывал на о. Хиос (по-видимому, в середине 70-х годов), где вели дела генуэзские торговые дома Чентурионе и Негро. Сам Колумб позднее не раз поминал хиосскую мастику - смолу мастиковых деревьев и кустарников, одну из основных статей торговли Хиоса. Мастику применяли в медицине как антисептическое средство, бросали в кувшины, чтобы подсластить воду, использовали как жевательную резинку (с этой целью ее используют до сих пор).

Судя по материалам Фернандо Колумба, его отец бывал у магрибинских берегов. Об этом, в частности, говорит цитируемое Фернандо Колумбом письмо адмирала, отправленное в 1495 г. королю и королеве Испании: "Случилось, что король Рейнель, которого прибрал Господь (Рене, граф Прованса и король Неаполя, умерший в 1480 г. - B.C.), отправил меня в Тунис, чтобы захватить галеру "Фернандину". Я стоял у о. Сан-Пьетро, около Сардинии, и мне сообщили, что вместе с этой галерой были еще два корабля и карака (крупнотоннажное судно. - B.C.). Мои люди встревожились, решили прекратить поход, вернуться в Марсель, взять в собой еще один корабль и людей. Я увидел, что никак не могу сломить их волю и сделал вид, что согласен с ними. Передвинув стрелку компаса, я вечером поднял паруса. На рассвете следующего дня мы были у м. Картахена...".

В письме есть очевидная несуразность. Невозможно под парусами одолеть за ночь 160 морских миль от Сан-Пьетро до м. Картахена в глубине Тунисского залива. К тому же надо обогнуть опасный участок побережья с подводными скалами у м. Фарина. Таким образом, с самого начала можно отнести это письмо к украшательствам, которых немало в книгах Фернандо Колумба и повторившего его Лас Касаса. Но есть исследователи, рассматривающие текст письма иначе. Они говорят, что, излагая в письме события 70-х годов, т.е. 20-летней давности, Колумб мог допустить ошибку. Скажем, его корабль покинул Сан-Пьетро не ночью, а днем. А в остальном история с галерой "Фернандиной" могла быть правдивой; она могла приключиться в 1473 или 1475 г., как считает, например, Р. Каддео, итальянский комментатор книги Фернандо Колумба.

Обратимся теперь к рассказу Фернандо Колумба о том, как будущий адмирал прибыл в Португалию. По словам сына адмирала, его отец принял участие в экспедиции некоего молодого Колумба, однофамильца, корсара на французской службе, напавшего у м. Сан-Висенти (юго-западная оконечность Португалии) на венецианские галеры. В тяжелом бою корабль, на котором находился Христофор Колумб, был подожжен, экипаж был вынужден его покинуть, а будущий адмирал, хороший пловец, добрался до берега, ухватившись за весло.

Этому рассказу отказываются верить многие. В. Ирвинг, американский писатель, автор жизнеописания Колумба, осторожно назвал рассказ "не совсем достоверным", а Г. Гаррис, автор исследований о Колумбе, писавший в конце XIX в., утверждал, что все это просто "басня" [5]. Во всяком случае установлено, что у м. Сан-Висенти было два крупных морских боя - в 1476 и 1485 гг. Тот бой, который описывает Фернандо Колумб, произошел в 1485 г., т.е. когда Христофор Колумб был давно на Пиренейском полуострове. Но не исключено, что он участвовал в первом бою, в 1476 г., защищая генуэзские галеры от французских пиратов (а не сражаясь в их рядах).

Стоит ли принимать рассказы Фернандо Колумба за правду или хотя бы считать, что, ошибаясь в частностях, он в целом верно описал морские похождения отца в молодости? Рассказы Фернандо Колумба не вяжутся с данными об адмирале, собранными в архивах генуэзских нотариусов, перед которыми он выступал свидетелем в имущественных делах. Если считать, что Колумб пиратствовал, командуя корсарами короля Рене, то вряд ли можно утверждать, что он в первой половине 70-х годов был еще молод, что датой его рождения был 1451 г. Сомнительно, чтобы у опытных марсельских моряков был капитаном молодой генуэзец. Но тогда не обязательно верить и Фернандо Колумбу, когда он пишет, что отец поседел в 30 лет. Предположим, что будущий адмирал был значительно старше, чем говорил. Тогда выходит, что архивные сведения вообще относятся к какому-то другому Колумбу, тем более, что однофамильцев у него было достаточно.

Такую версию пытался, в частности, обосновать В. Бласко Ибаньес (1867-1928), испанский писатель, посвятивший один из своих романов Колумбу.

По словам Ибаньеса, Колумб был "загадочной фигурой", и не исключено, что этот человек, объявившийся в придворных кругах Испании и Португалии в 70-80-е годы, не был тем, за кого себя выдавал. Моряк, назвавшийся генуэзцем, мог быть в прошлом кем угодно - пиратом, работорговцем. "А в это время, которое было временем реорганизации инквизиции и изгнания евреев из Испании, - людей, скрывавших свое истинное происхождение и менявших имя, было великое множество". По архивным записям генуэзских нотариусов, он был всего-навсего мелким агентом местных коммерсантов. Однако по-кастильски писал "превосходно, с выразительностью и свежестью, свойственными прирожденным поэтам" (у Колумба были стихи религиозного содержания). “И если, - продолжал Ибаньес, - Кристофоро Коломбо, который жил в Генуе, мог быть назван в 1473 г., имея отроду свыше 20 лет, лишь трактирщиком и шерстяником (только последним, "ланерио". - B.C.), если он никогда не всходил на борт корабля и не учился ничему из того, в чем впоследствии Кристобаль Колон выказал себя достаточно сведущим, то каким чертом ему удалось превратиться в бывалого моряка и стать образованным человеком за тот предельно короткий срок, который отделяет его от вызова к генуэзским нотариусам до появления при португальском дворе опытного мореплавателя Колона?” [6].

По сути дела писатель ставил несколько вопросов, относящихся к происхождению Колумба и к его деятельности. Во-первых, Ибаньес сомневался в генуэзском происхождении адмирала. Во-вторых, он усматривал противоречие между возрастом, приписываемым Колумбу, и его образованностью, в частности знанием мореходства. И, наконец, Ибаньес был готов считать Колумба пиратом, исходя из обстановки, с которой было связано его появление на Пиренейском полуострове.

Допустим, что Колумб не был генуэзцем. При этом придется отбросить многие свидетельства современников, включая тех, кто знал адмирала в молодости. Мы должны не считаться с тем, что известны его родственники, в том числе мать, отец, брат Бартоломео, который помогал адмиралу в Вест-Индии. Мы должны отбросить завещание Колумба, где он говорит о генуэзской родине, о генуэзских коммерсантах. Пожалуй, слишком много будет документов, которые придется отбросить, чтобы превратить Колумба в "загадочную фигуру" без роду и племени.

Его образованность, его знание мореходства, конечно, не были приобретены за короткий срок. При этом широта его знаний была не так велика, чтобы объяснять ее, скажем, университетской подготовкой. Колумб мог обучиться мореходству в юности, в каботажных плаваниях у Лигурийских берегов. Он мог продолжить обучение, и не только мореходное, женившись в Португалии на Филипе Монис (Мониш по-португальски), попав в семью, связанную с жизнью у моря. Неизвестно, когда Колумб предложил свои планы Лиссабону, хотя сам он перед смертью утверждал, что добивался своего в Португалии в течение 14 лет. Подтверждения этих сведений нет, и можно лишь сказать, что, прибыв в Португалию, моряк, даже опытный, вряд ли сразу входил в круги, близкие к королевскому двору. Словом, нет оснований поминать "предельно короткий срок" между отъездом Колумба из Генуи и его проблематичным "появлением при королевском дворе".

Что касается превосходного кастильского языка Колумба, то при его жизни никто не счел его язык свидетельством кастильского или вообще иберийского происхождения. Известно, что устная речь Колумба выдавала в нем иностранца. Ибаньес же судил не по отзывам о речи Колумба, а по его стихам, по записям, к тому же позднейшим, сделанным после многих лет пребывания в португальском и испанском обществе. К этому времени Колумб мог вполне овладеть кастильским письменным языком. Известно немало писателей и поэтов, превосходно владевших неродными языками и писавших на них, начиная от латыни и кончая современными.

Наконец, о вероятности того, что Христофор Колумб был пиратом, можно судить лишь по материалам, приведенным Фернандо Колумбом и Лас Касасом, причем последний просто повторяет первого, не ссылаясь на него. Других данных такого рода не было и нет, а потому нет смысла принимать окончательное решение. То же можно сказать и о вероятности участия Христофора Колумба - о чем пишет Ибаньес - в торговле черными или белыми рабами. Будущий адмирал плавал к берегам Западной Африки, где шла работорговля, но неизвестно, чем он там занимался. Впрочем, к работорговле он относился, подобно своим современникам - испанцам и итальянцам, - как к заурядному явлению, и в дальнейшем, открыв Новый Свет, предлагал испанским королям видеть в индейцах своих рабов.

***

Если исходить из сведений, которые могут быть проверены по архивным материалам, Колумб появился в Португалии не ранее 1473 г. В августе этого года он еще был свидетелем имущественной сделки своих родителей в Савоне, подчинявшейся генуэзцам. Жил он в Лиссабоне и на о-вах Мадейра, принадлежащих португальцам, до 1485 или 1486 г. Из Португалии и с о-вов Мадейра он не раз уходил в плавание, в том числе в Западную Африку, в страны Северной Атлантики и к себе на родину, в Геную.

Появление будущего адмирала в Португалии было, конечно, связано с упадком западноевропейской торговли на Востоке из-за турецких завоеваний. Генуэзские моряки искали новое поприще для своей деятельности. Италия XIV-XVI вв. дала многочисленных эмигрантов. Ее ремесленники создали шелкоткацкое производство во Франции, ее архитекторы строили дворцы и храмы в Русском государстве. В Португалии основную массу эмигрантов составили моряки, мелкие торговцы и ремесленники, наемные солдаты, покинувшие Италию, так как им перестали платить побежденные или обедневшие кланы. Многими коммерческими операциями генуэзцев за границей руководил "Банко ди Сан Джиорджио". Это был крупный банк без крупных банкиров, ссудное учреждение с вкладчиками среднего достатка. 10 тыс. вкладчиков, получавших обычно 3% годовых, видели в банке подспорье в обычной торговле и ремесленной деятельности. Но были и состоятельные итальянцы на Пиренейском полуострове, коммерсанты и банкиры, в частности в Севилье и Кадисе. Они участвовали в финансировании заморских предприятий испанцев и португальцев, вели торговлю с Марокко и т.д.

Португалия с ее равнинами, невысокими холмами на юг от р. Тахо, эстуарием реки, где стоит Лиссабон, - все это имело иной вид, нежели гористая Лигурия, родина Колумба. Но Португалия, как и Генуя, была страной латинской культуры. Итальянец за сравнительно короткий срок мог научиться понимать язык местных жителей. Подобно соседям-испанцам, они были беднее итальянцев, хуже одеты, более зависимы от своих властителей, особенно на Севере, где не было таких традиций борьбы с завоевателями-маврами (арабами и берберами), как на Юге. В Португалии, как и в Испании, отсутствовали большие города. Лиссабон был вдвое меньше Генуи по числу жителей. Зато молодой моряк, сведущий в торговле, мог, по-видимому, скорее найти себе занятие.

Ко времени прибытия Колумба в Лиссабон прошло более 200 лет, как Португалия освободилась от мавров. Реконкиста, "отвоевание" утраченных земель, породила многочисленный слой рыцарей. Избавив страну от мавров, они были полны решимости продолжать выгодные завоевания, правда, уже за пределами королевства - в Африке, на островах Атлантического океана, повсюду, где было возможно. Делать это приходилось с оглядкой на соседей по Пиренейскому полуострову - Кастилию и Леон. Эти королевства, образовавшие вместе с Арагоном Испанию, неохотно признали независимость маленькой Португалии. В 1479 г., т.е. уже во время пребывания Колумба на Пиренейском полуострове, закончилась очередная война с Кастилией.

Португалия проигрывала в сравнении с другими западноевропейскими странами в отношении развития промышленности и ремесел. Она вывозила в Лондон и Гамбург пробку и вино, ввозила сукно и металлические изделия. Для заморской колонизации лиссабонский двор охотно привлекал на службу дворян из других европейских стран. Среди них были и итальянцы Перестрелло, родственники жены Колумба.

Лас Касас писал, что будущий адмирал, хороший картограф и каллиграф, зарабатывал время от времени в Португалии на жизнь, изготовляя географические карты. Другим его занятием была торговля. Единственный документ, относящийся к деятельности Колумба в Португалии, - показания будущего адмирала перед нотариусом в Генуе о том, что в 1478 г. он закупил на Мадейре сахар по поручению одного из генуэзских коммерсантов. В своем завещании 1506 г., желая, по-видимому, оплатить старые долги, Колумб назвал лиц, которым его наследники должны были передать различные денежные суммы. Среди этих лиц не было моряков или ученых, способных заинтересоваться географическими картами. Речь шла о семьях нескольких генуэзцев (какое-то время живших в Лиссабоне) - коммерсантов и одного чиновника, - а также о неизвестном "еврее, жившем у ворот лиссабонского гетто" [7].

По рассказу Фернандо Колумба, будущий адмирал, всегда ревностно исполнявший свой религиозный долг, ходил в Лиссабоне слушать службу в часовню монастыря Всех Святых. Монастырь принадлежал рыцарскому ордену Сантьяго. В свое время там жили одни рыцари, потом он стал убежищем для дворянских жен и вдов, а заодно - пансионатом благородных девиц. По-видимому, не только христианские обязанности толкали молодого Колумба к посещению часовни при монастыре, так как вскоре он предложил руку и сердце одной из воспитанниц пансионата, Филипе Мониш, которая ответила ему согласием.

О жене Колумба мало что известно. О ней и о том, что она умерла при его жизни, упоминается в раннем завещании адмирала (1505 г.). Там он просит отслужить мессы за упокой души по нему самому, по отцу, матери и жене. Ее имя появляется лишь в 1523 г. в другом завещании, Диего Колумба, старшего и законного сына адмирала. Диего Колумб пишет о своем отце и о матери, Филипе Мониш, его "законной жене, чьи останки покоятся в кармелитском монастыре в Лиссабоне".

Искать документы или надгробные плиты в кармелитском монастыре невозможно: землетрясение 1755 г. целиком разрушило эту обитель и ее кладбище. Есть, правда, подробность о Филипе у Фернандо Колумба, который утверждает, что ее отцом был Пьетро Перестрело (фамилию писали по-разному, чаще - Перестрелло), капитан, т.е. наместник, острова Порту-Санту в архипелаге Мадейра. В действительности капитаном острова был Бартоломеу Перестрелло; несколько детей его известны, и среди них нет Филипе. Таким образом, утверждение Фернандо Колумба заставляет лишний раз задуматься, насколько верны его сведения вообще. Но родственные отношения между Филипе и Перестрелло все же существовали. Дело в том, что второе имя Филипе - Мониш - носила еще одна дворянская семья, из которой вышла жена Бартоломеу Перестрелло. Поэтому можно поверить Фернандо Колумбу, когда он пишет, что его отец жил какое-то время со своими родственниками на Мадейре и Порту-Санту.

Доходы от Порту-Санту у семьи Перестрелло, породнившейся с Мониш, были невелики. Некогда необитаемый остров площадью в 40 кв. км был колонизован при принце Генрихе Мореплавателе - организаторе заморской экспансии Португалии в начале и середине XV в. Оказалось, что заниматься хозяйством на острове не просто. При его первом капитане завезли кроликов, которые расплодились и стали пожирать все, что могли, разорив колонистов.

Колумб, судя по всему, женился на бесприданнице. По происхождению он не был равен жене, но их брак был приемлем для окружающих, поскольку оба были бедны. На людях Колумбу было незачем вспоминать свое происхождение, а брак позволял ему, сыну неизвестного ремесленника, установить связь с португальским дворянством, войти в недоступные ранее круги, попасть при случае к лиссабонскому двору. Какое-то время, возможно, удалось спокойно пожить на островах Мадейра, занимаясь торговлей, читая книги, слушая рассказы португальских колонистов об Атлантическом океане.

Им было что рассказать молодому итальянцу. Например, о том, что ветры и течения с неведомого Запада приносят время от времени к Мадейре куски дерева, обработанные человеческой рукой. На Азорских островах, которые тоже принадлежали португальцам, к берегам прибивало стволы сосен диковинных пород. Однажды на о. Флориш, крайний из Азорских островов, наиболее удаленный к Западу, океан вынес тела двух людей, чьи черты напоминали азиатов и весь облик был "нехристианский" [8]. У португальских моряков были в ходу географические карты, на которых в неведомом океане была нарисована масса больших и малых островов. Среди них фигурировала богатая Антилия, упомянутая Аристотелем. Жители Азорских островов, возможно, слышали о преданиях своих соседей по Атлантическому океану, ирландцев. Предания гласили, что на Западе лежит остров счастья О'Бразил. С берегов Ирландии можно было наблюдать миражи, рисовавшие картины далеких земель.

Солнце, потрудившись за день, каждый вечер покидало людей и скрывалось на Западе. Надо думать, страны, которые там лежали, были достойны прекрасного светила. Здесь заключалось объяснение того, что, по поверьям многих народов, души умерших улетали как раз на Запад. Туда простому смертному трудно было попасть из-за того, что надо было преодолеть просторы морей и океанов. Вдали от людей души вкушали вечное блаженство. В зависимости от традиций и склонностей сказителей блаженством могли быть пиры, любовь писаных красавиц, то и другое вместе взятые.

Вряд ли Колумб подолгу оставался около молодой жены. Одно плавание следовало за другим. Из бортового журнала первого путешествия в Новый Свет следует, что Колумб "видел весь Левант и Запад, то, что называют северной дорогой, т.е. Англию...". Однажды, пишет Фернандо Колумб, отец руководил экспедицией из двух кораблей, плывших от Мадейры до Лиссабона.

Фернандо Колумб цитировал отрывок из утраченной впоследствии рукописи отца: "В феврале 1477 г. я проплыл на 100 лиг за остров Тиле, южная часть которого лежит на 73° от экватора, а не на 63°, как утверждают некоторые... Этот остров не меньше Англии, и англичане ездят туда с товарами, особенно из Бристоля. Когда я там был, море не замерзло, а приливы были так велики, что кое-где достигали 26 локтей...". Дословно взятое сообщение выглядит неправдоподобным, но текстологические изыскания Р. Каддео, комментатора книги Фернандо Колумба, показывают, что дело обстоит не так просто. Учитывая почерк Христофора Колумба, при переписке с оригинала его сын мог ошибиться, заменить одно слово другим. Подлинник мог иметь следующее начало: "В феврале 1477 г. я плавал к другому острову Тиле, имеющему 100 лиг в окружности..." [9].

Под 71° северной широты лежит остров Ян-Майен (380 кв. км), открытый в XVII в., а 63° проходит в полусотне километров к югу от Исландии, которую в те времена называли и Тиле, и Туле. Напрашивается предположение, что Колумб мог побывать на обоих островах. Приливы у берегов Исландии высоки, хотя и меньше, чем говорит Колумб. К Ян-Майену, случается, суда подходят по воде, свободной ото льда.

Норвежский исследователь Тур Хейердал в 1995 г. в интервью газете "Афтенпостен" (Осло) сообщил, что, согласно датским архивам, в 1477 г. португало-датская экспедиция искала путь через Атлантику в Северную Индию. Экспедиция, куда Колумб входил как картограф, побывала в Гренландии и на Баффиновой Земле, т.е. сравнительно недалеко от американского материка.

В журнале первого путешествия Колумб рассказывает, что плавал в южных широтах, видел Перцовый Берег (современная Либерия). Он отмечает, что в Гвинее из-за языковых различий люди не понимают друг друга, чего не скажешь о Новом Свете, где языки входят в единую семью. Будущий адмирал, по его словам, бывал в Санту Жорже да Мина (современная Эльмина). Местный форт был одним из первых, сооруженных португальцами на берегах Западной Африки. Его строили приблизительно в 1481-1482 гг., когда из Лиссабона прибыли девять кораблей с камнем и известью. Скорее всего, Колумб был там как раз в эти годы.

Свое название - Эль-Мина, т.е. шахта, рудник, - форт получил по той же причине, что и весь Золотой Берег, современная Гана. Золото добывают до сих пор в южных районах страны. Что делал в Эльмине Колумб? Служил на корабле, менял на европейские товары золото, рабов, слоновую кость? С португальских времен там мало что сохранилось: лишь центральная часть форта, детинец, укрытый рядами позднейших фортификаций, которые построили голландцы и англичане. Раньше к берегу подходили тропические леса. Их свели, и бревна на экспорт теперь везут к побережью из глубинки. Африка отдает Европе остатки лесов, которыми когда-то мог любоваться Колумб.

По-видимому, находясь в Португалии и ее владениях, будущий адмирал много читал, что помогло ему убедиться в возможности открыть западный путь в Индию.

В письмах 1498 и 1503 гг., отправленных королю и королеве Испании, адмирал подробно изложил свои географические представления, сложившиеся за 15-20 лет до этого. Ссылаясь на Птолемея, а также на средневекового богослова и географа П. д'Альи, он писал, что земля в целом шарообразна. Такого рода утверждение на рубеже XV - XVI вв. не выглядело еретическим, хотя в начале XIV в. за него отправляли на костер. Земля невелика, продолжал Колумб. Одна из книг пророка Ездры, не признанная канонической, исходит из того, что шесть седьмых земной поверхности составляет твердь, и лишь одну седьмую - вода. Следовательно, океан, омывающий берега Европы, не может быть широк, о чем писал еще Аристотель. Тот же Аристотель вместе с арабским философом Аверроэсом (XII в.) полагали, что к югу от небесного экватора расположена приподнятая часть Земли. Будучи приподнята, она устремлена к небесам, а потому благородна. Отсюда д'Альи (переписывавший францисканца Р. Бэкона) заключал, что в этих краях расположен земной рай.

Есть достаточно оснований считать, что Колумб задумал путешествие на Запад, находясь в Португалии и ее владениях. Прежде всего, он сам так говорил впоследствии в письмах королю и королеве Испании, сообщая, что долгие годы добивался поддержки своих планов лиссабонским двором. Фернандо Колумб и Лас Касас добавляли, что будущий адмирал, находясь в Португалии, вступил в переписку с престарелым флорентийским космографом и астрономом П. Тосканелли. Тот одобрил его планы и отправил ему копию карты мира, изготовленную для короля Португалии.

Переписку с Тосканелли и отправку им карт в Португалию историки ставят под сомнение. Утверждают, что Тосканелли вовсе не был сторонником экспедиции через Атлантический океан. Имеется лишь копия (переписанная Колумбом) его письма, где сказано, что от Лиссабона "до великого и великолепного города Кинсай" (китайский Ханчжоу) - 26 раз по 250 миль, т.е. 6,5 тыс. миль. Возьмем старую римскую милю в 1481 м и получим указанное расстояние в километрах - 9,6 тыс. В действительности же от Лиссабона до Ханчжоу, на запад по прямой, не 9,6, а свыше 20 тыс. км, т.е. в два с лишним раза больше.

Автор письма, приписываемого Тосканелли, не имел истинного представления о размерах земного шара, и моряк Колумб ошибся бы, поверив ему. Готов был ошибиться, а точнее делал вид, что ошибается, английский писатель Р. Сабатини (1875 - 1950). В романе "Колумб" он рассказывает, увлекая читателя интригой, как венецианцы, вечные враги Генуи, похитили у будущего адмирала карту Тосканелли. С помощью Л. Сантанхеля, казначея Испании и друга Колумба, на венецианцев напала группа испанцев, и карту возвратили ее владельцу. Сабатини не стал писать, что шайка похитителей оказала бы Колумбу услугу, если бы сохранила при себе карту со всеми ее ошибками.

Трудно сказать, ссылался ли Колумб на "карту Тосканелли" при переговорах с португальцами. Конечно, флорентиец обладал авторитетом, и им желательно было воспользоваться, чтобы быть услышанным при португальском или испанском дворе. "Карту Тосканелли" Колумб, знавший толк в картографии, мог приобщить к своей коллекции подобных документов, которых у него, наверное, было не меньше, чем у флорентийца. И что значили эти карты в сравнении с другой информацией? Как сообщал Лас Касас, на Мадейре ходили слухи, что там один штурман перед смертью передал будущему адмиралу ценнейшие сведения о судовождении в водах Центральной и Южной Атлантики. Были у Колумба и иные источники, поскольку его брат Бартоломео был, как и он, картографом.

О контактах Колумба с португальским двором мало что известно. Сам адмирал упоминал о них мельком в своих письмах, утверждая, что Господь закрыл глаза португальскому королю и не дал ему оценить проект путешествия на Запад. Фернандо Колумб и Лас Касас сообщали ряд подробностей, частично подтвержденных одним португальским хронистом XVI в. Суть дела в том, что при дворе состоялось совещание с участием епископа Сеуты, отвергшее проект Колумба. Скорее всего Фернандо Колумб и португальский хронист пересказали различные мнения, ходившие в придворных кругах. Кое-кто при лиссабонском дворе считал, что дальние экспедиции были чересчур обременительны и следовало ограничить экспансию близлежащими африканскими территориями. Но большинство полагало, что лучше всего продолжать экспедиции в избранном направлении, т.е. вдоль западноафриканских берегов. По-видимому, учитывалось, что эти экспедиции уже оправдали затраты, а доходы от проектируемого путешествия на Запад были проблематичны.

***

В 1485 или 1486 г. Колумб покинул Португалию. Конечно, он желал попытать счастья со своим проектом в другом месте. Испания была рядом, и выбор ее был понятен. Кроме того, есть основания считать, что материальное положение Колумба в середине 80-х годов стало тяжелым. Уже говорилось, что он задолжал генуэзцам, обосновавшимся в Лиссабоне. Долги не были оплачены (как видно из завещания адмирала), и нельзя было исключить судебного преследования.

Поскольку Колумб прибыл в Испанию без жены, в сопровождении, как утверждал Фернандо Колумб, малолетнего сына Диего, казалось бы, можно предположить, что к этому времени Филипе Мониш не было в живых. Но найден черновик письма адмирала, где он, говоря о своих отношениях с королем и королевой Испании, писал, что "явился издалека на службу этим государям, оставив жену и детей, которых из-за этого никогда не увидел" [10]. Как уже было сказано, Филипе Мониш умерла при жизни адмирала, до 1505 г. По-видимому, то же можно сказать о ее детях (кроме Диего), так как в завещаниях Колумба о них нет речи, хотя упомянуты другие родственники.

Северные и восточные районы Испании освободились от мавров до XII в., и во времена Колумба уже нельзя было говорить, как раньше, что Африка начинается за Пиренеями. Арабы утратили долину Гвадалквивира на юге, в Андалусии, куда перебрался Колумб. Но они еще удерживали Гранадский эмират - Андалусские горы и примыкающее к ним средиземноморское побережье. Война с Гранадой тянулась с 1481 г.

Реконкиста способствовала объединению Испании. Сблизились Кастилия и Арагон, укрепились позиции католической церкви, поднимавшей испанцев на войну против мусульман. Были расширены карательные функции инквизиции, обеспечившей единоверие. Создание единого государства наметилось в 1469 г., когда были обвенчаны Изабелла, будущая королева Кастилии и Леона, и Фердинанд, который стал через десять лет королем Арагона, владевшим, кроме того, Сицилией, Сардинией, Балеарскими островами. Как и португальские короли, Фердинанд и Изабелла охотно привлекали в свою страну иностранцев. Испании оказывали помощь в войне с маврами рыцари других стран Европы, в городах селились иностранные ремесленники и торговцы, в том числе генуэзцы.

Высшая знать правила Испанией вместе с королем и королевой. Но постепенно двор прибрал к рукам многих знатных сеньоров. Изабелла раздавала им новые титулы, вводила в королевскую свиту. Превратившись в придворных, они редко посещали свои замки и, тем самым, в чем-то утрачивали над ними власть. Двор наряжался, устраивал праздники, но побаивался королевы. Эта высокая и дородная блондинка была известна нравственными достоинствами, не в пример королю, который был ей верен, лишь когда находился в буквальном смысле в поле ее зрения.

Не все гранды - высшая знать - шли на поводу у Фердинанда и Изабеллы. Кое-где гранды держали свой двор, вокруг них объединялись идальго - низший слой дворянства. Таких же идальго, не имевших "ничего кроме чести", а также зажиточных дворян было немало в городах. Дворяне воевали за короля и королеву, были их вассалами. Но их отношения с королевской властью определял закон, и отклонение от него могло стать предметом судебного разбирательства. В 1513 г. после смерти Колумба его сын Диего счел, что нарушены права, дарованные отцу. Было начато судебное следствие, направленное против испанской казны. Диего Колумб проиграл процесс, хотя позднее часть его привилегий была подтверждена.

Будущий адмирал видел, что судьба его проекта зависела от королевского двора, который из-за войны с маврами чаще всего пребывал в Андалусии. Там же поселился и Колумб, зарабатывая на жизнь торговлей печатными книгами. Свободное время, надо думать, он уделял своему проекту, и уже зимой 1486 - 1487 гг. в Саламанке, университетском городе, состоялось посвященное ему совещание высокопоставленных лиц. Предложения Колумба были отвергнуты, но с мая 1487 г. он стал получать от испанской казны денежную помощь, довольно нерегулярную.

Так или иначе, за полтора года после прибытия в Испанию будущий адмирал сумел как-то устроить свою жизнь, а главное - сумел попасть ко двору, приблизиться к тем, от кого зависела заморская экспедиция. Правда, утекло еще немало воды, прежде чем эта экспедиция состоялась.

О том, как генуэзский моряк добрался до королевского двора, можно судить лишь предположительно. Став книготорговцем, Колумб столкнулся с людьми просвещенными, в том числе духовного звания. Сам он позднее писал, что в Испании в течение семи лет его планы считались несбыточными, а верил в него и помогал ему только один человек - монах А. де Марчена [11]. Имя Марчены поминал и Фернандо Колумб, путая его, правда, с другим монахом. Марчена, по словам Фернандо Колумба, вскоре после прибытия будущего адмирала в Испанию сообщил о нем влиятельным лицам. Трудно сказать, с кем был связан Марчена, человек грамотный, о котором известно, что он разбирался в астрономии. Во всяком случае выглядит убедительным предположение, что именно он помог Колумбу проложить дорогу в Саламанку.

Совещание, посвященное Колумбу, состоялось в Саламанке не потому, что там находился университет, один из первых в Европе. В этом городе провел зиму 1486 - 1487 гг. королевский двор, который дал согласие на консультации по поводу планов будущего адмирала. Состав участников совещания частично известен. Это были представители двора и духовные лица, включая кардинала П.Г. де Мендосу. Они дружно отвергли план Колумба, но, по-видимому, их уверенность в своей правоте не была велика. Через несколько лет бывшие участники саламанкского совещания, включая Мендосу, склонились на сторону Колумба, помогли (или не стали мешать) его экспедиции.

Кое-какие подробности о дискуссии в Саламанке передал Фернандо Колумб. По его словам, там собрались сторонники закостеневших церковных канонов. Для них Земля была плоской, а главный аргумент, выдвинутый против будущего адмирала, гласил: будь Земля шаром, люди ходили бы вверх ногами. Свидетельство Фернандо Колумба вряд ли стоит целиком отвергать. Конечно, желание поддержать добрую память об отце заводило его далеко, но есть другое свидетельство, косвенно подтверждающее его правоту. Через несколько лет на подобном же совещании под Гранадой одному из участников, священнику, пришлось, как он писал, советовать Мендосе не искать аргументов против Колумба в богословии [12]. Мендоса, судя по всему, прислушался к совету, и тем самым церковь в его лице молчаливо признала представление о шарообразности Земли, о возможности, отправившись на запад от европейских берегов, добраться до Индии, Китая и других восточных стран.

Аргументы противников экспедиции или тех, кто предлагал ее отложить на какое-то время, по-видимому, не сводились лишь к разговорам о хождении вверх ногами. Участники совещания в Са-ламанке знали, что для далеких путешествий нужны деньги и благоприятный политический климат, который мог сложиться только после войны с маврами. Испания, отдающая силы борьбе с исламом, могла не понять организацию экспедиции для завоевания неведомых земель. В свою очередь Колумб мог выдвинуть доводы о выгодности заморской экспедиции, как он это сделал, в частности, в письмах казначеям Испании Л. де Сантанхелю и Г. Санчесу, отправленных после возвращения из Нового Света (дальние страны дадут золото, пряности и рабов). Аргументы в этих письмах вряд ли заметно отличались от того, что был способен сказать Колумб в Саламанке.

После Саламанки Колумбу надо было ждать окончания войны с маврами, сохраняя контакты с испанским двором. Там, видимо, готовы были милостиво смотреть на мореплавателя, предлагавшего соблазнительный проект.

Судя по свидетельствам современников, Изабелла относилась к планам будущего адмирала с большей благосклонностью, чем ее муж [13]. Сдержанность Фердинанда можно объяснить трезвостью его ума, а расположение королевы - ее личной симпатией. Но, прежде всего, дело было не в этом. На испанском троне Фердинанд оставался королем Арагона, Изабелла - королевой Кастилии. Владея Каталонией - соседкой Франции, - Сицилией, Балеарскими островами, Арагон ориентировался на связи с бассейном Средиземного моря. Для Кастилии эти связи играли меньшую роль. Кастильское дворянство больше, чем арагонское, было вовлечено в войны с маврами, а в будущем ему должно было потребоваться новое поприще для экспансии, экспедиции за океан. К ним могли быть привлечены, помимо дворян, моряки, судовладельцы, коммерсанты. Окончание войны с Гранадой было не за горами, и Изабелле приходилось думать о будущем.

Чтобы поддержать контакты с испанским двором, Колумб следовал за ним. Двор не имел постоянной резиденции, а потому Испания не имела столицы. Мадрид был третьеразрядным городом, двор - штабом армии, чаще всего приближенным к театру военных действий в Андалусии. Правда, двору нельзя было постоянно находиться на Юге, так как одни и те же города не могли долго нести расходы по пребыванию коронованных особ с их свитами. По этой и другим причинам - например, спасаясь от эпидемий, - двор время от времени разъезжал по провинциям.

В мае 1487 г. Колумб оказался в Кордове, в августе - в Малаге, затем - опять в Кордове. Странствия по градам и весям давали, может быть, не меньше пищи для размышлений, чем знакомство с королевским двором.

Андалусия, которую Колумб знал лучше всего, была благодатным краем. На севере за оливковыми рощами и виноградниками высились горы, где долгие месяцы лежал снег. На юге, в самом теплом районе Европы, встречались дикорастущие пальмы. Но не для всех этот край был раем. В поместьях на полях, как и в Португалии, трудились рабы, завезенные из Африки, плененные в войнах с маврами. Крестьяне ютились по жалким хижинам. От города к городу тянулись паломники и нищие, предпочитавшие передвигаться группами, так как дороги не были безопасными. Вера поддерживала тех, кто шел, сбивая ноги, и в зной, и в стужу, чтобы найти приют в очередной монастырской ночлежке. Монастырей и церквей было много. Их доходов хватало, чтобы помочь богомольцам и нищим, а заодно откупиться от местных сеньоров, полупокровителей-полуразбойников.

Власти пытались очистить дороги от шаек грабителей, взять под контроль неуемных сеньоров. Фердинанд и Изабелла обратились к опыту германдад ("братств"), как называли союзы городов и крестьянских общин, созданные для самообороны. Была образована Святая Германдада, куда крестьяне должны были посылать по одному кавалеристу от ста дворов. Св. Германдаду, опору королевской власти, боялись и правый, и виноватый. Она помогла разрушить часть замков, не нужных для защиты от внешних врагов. А на дорогах, завидев ее отряды в белых камзолах и синих беретах, путники спешили где-нибудь укрыться.

Города Андалусии, в которых жил Колумб, по своим нравам напоминали Геную. На его родине, как уже говорилось, знатные кланы устраивали кровавые столкновения. Их причиной чаще всего была борьба за власть, а не романтические злоключения Монтекки и Капулетти. В андалусских городах по тем же причинам враждовали кланы Гусман, Понсе де Леон, Агилар и др. В свои банды (они так и назывались по-испански - бандас) кланы втягивали вассалов, отставных солдат, просто разбойников с большой дороги. Лилась кровь горожан и селян, горели церкви, разорялись целые области.

Наблюдая жизнь в Испании, Колумб должен был задуматься. В случае согласия двора с его планами предстояло уйти в далекое плавание с экипажем из кастильцев. Дворяне должны были встать во главе будущих заморских владений, принести туда порядки своей родины. Разница могла быть лишь в уровне цивилизации и в том, что в чужих странах у дворян были бы развязаны руки, над ними не было бы контроля - ни церкви, ни короля, ни Св. Гер-мандады. Колумб сталкивался со схожей обстановкой в португальской Эльмине, где шли восстание за восстанием. Возможно, он думал не только о своей безопасности и своей карьере, когда позднее стал добиваться широких военных и гражданских полномочий, титула вице-короля в землях, которые предстояло открыть.

О жизни Колумба в течение четырех-пяти лет после саламанк-ского совещания сохранились такие же скупые сведения, как и о предыдущих годах. Известно, однако, что в это время произошли важные для него события. Среди архивных документов найдена копия грамоты, отправленной Колумбу Жуаном II, королем Португалии, в марте 1488 г. Согласно грамоте, король в ответ на просьбу Колумба разрешал ему вернуться в Португалию и обещал не возбуждать против него судебного преследования. Грамота не содержала каких-либо сведений о цели пребывания в Португалии. Эта цель могла быть связана с личной жизнью Колумба или с его планами заокеанского путешествия, а может быть, и с тем, и с другим. Не исключено, что разрешение было выдано по случаю смерти жены. Возможно, речь шла о переговорах с лиссабонским двором, о чем есть в письмах Колумба Фердинанду и Изабелле глухие упоминания, так же, как о контактах будущего адмирала с Англией и Францией.

В конце 1487 г. в Кордове Колумб сблизился с Беатрисой Энри-кес де Арана, девушкой из местной небогатой семьи. В августе следующего года Беатриса родила сына Фернандо. Возможно, тогда же Колумб посетил Португалию и забрал в Испанию законного сына Диего. Как отец он всегда заботился об обоих детях и, по-видимому, сохранял добрые отношения с родственниками Беатрисы, судя по тому, что ее брат позднее командовал кораблем в эскадре адмирала.

Может быть, браку с Беатрисой помешали нелегкие материальные условия, в которых жил Колумб до отъезда в Новый Свет, л • может быть, все еще была жива его жена? Но, скорее всего, причина была в другом. Беатриса не была дворянкой, и брак с ней мог помешать Колумбу стать на равную ногу с испанскими придворными. Это могло нанести удар по планам, которые будущий адмирал отстаивал при дворе. Что касается внебрачной связи, то среди испанских дворян в те времена она могла иметь почти легальную окраску. Никто Колумба не осуждал, кроме него самого. В завещании он просил Диего как наследника обеспечить Беатрисе "достойную жизнь" и тем самым "снять большую тяжесть" с его души.

Пребывание в Португалии не помогло планам Колумба. К тому же проект западного пути в Индию стал мало перспективен для Лиссабона с декабря 1488 г., когда в Европу вернулся из путешествия вдоль африканских берегов Б. Диаш. Он только что обогнул юг Африки и прошел 60 миль за бух. Алгоа, где теперь стоит Порт-Элизабет. Берег уходил к северо-востоку, и португалец вернулся лишь из-за недовольства экипажа. Теряли смысл переговоры о западном пути, когда восточный сулил скорые выгоды.

В Испании перспективы путешествия, задуманного Колумбом, были по-прежнему неопределенными. Фердинанд и Изабелла готовились к осаде крепости База, прикрывавшей с востока подступы к Гранаде. Осенью 1489 г. начались наводнения, пришел голод. Это не помешало королевским войскам приступить к уничтожению посевов вокруг Гранады, чтобы лишить мавров съестных припасов. Базу захватили, и победу долго праздновали. Затем готовили свадьбу старшей дочери Фердинанда и Изабеллы с португальским принцем. Свадьбу отпраздновали в апреле 1490 г. с балами, турнирами и факельными шествиями.

О Колумбе никто не думал, и после мая 1489 г. (даты вызова ко двору, помянутой в архивах) он, по-видимому, утратил материальную поддержку Фердинанда и Изабеллы. Найдено письмо Л. де ла Серда, герцога Медина-Сели, который сообщал кардиналу Мендосе, что задержал отъезд Колумба во Францию и дал ему на два года приют в своих владениях, видимо, с конца 1489 г. По словам герцога, он готов был поставить под командование Колумба три-четыре корабля, но полагал, что будет лучше, если путешествие : организуют Фердинанд и Изабелла [14]. Скорее всего, герцог боялся королевской немилости. Он мог не раз убедиться, что монархи желали ограничить независимость грандов, способных организовать крупные экспедиции, будь то на суше или на море.

Два года, проведенные у герцога в замке Сан Маркое, около Кадиса, не могли пройти даром. Это были, надо полагать, годы занятий и подготовки экспедиции. Из письма де ла Серды, адресованного Мендосе, следовало, что корабли для экспедиции фактически уже были подготовлены. Трудно допустить, чтобы Колумб не принял деятельного участия в их снаряжении. Кроме того, как сообщал Лас Касас, вместе с Колумбом в замке Сан Маркое был X. де ла Коса, будущий картограф Нового Света. Неудивительно, что на встрече с Фердинандом и Изабеллой в конце 1491 г. Колумб появился, по словам хрониста А. Бернальдеса (лично знавшего адмирала), с картой мира в руках, произведшей благоприятное впечатление на монархов.

С апреля 1491 г. Фердинанд и Изабелла находились под стенами осажденной Гранады, а с августа - занимались сооружением рядом со столицей мавров замка Санта Фе. Его строительство имело важное военное и психологическое значение: маврам надлежало видеть в замке свидетельство того, что испанцы не отойдут от Гранады. В последние месяцы 1491 г. в лагере Санта Фе Колумб в очередной раз пытался добиться положительного решения своих дел, и вновь безуспешно. Покинув Санта Фе, он отправился в Уэльву, приморский андалусский город, захватив с собой сына Диего, чтобы оставить его там у родственника жены (мужа ее сестры).

В десятке километров от Уэльвы при слиянии рек Тинто и Одьель стоит до наших дней францисканский монастырь Св. Марии Рабида; рядом с ним - портовый городок Палое. Францисканские монастыри всегда были приютом бедняков. Так было и осенью 1491 г., когда к воротам Рабиды подошел мужчина лет сорока и попросил у монахов хлеба и воды для сопровождавшего его ребенка. Со странником, который, судя по его речи, был иностранцем, разговорился старый монах Хуан Перес. Разговор настолько увлек монаха, что он вскоре послал за палосским грамотеем, врачом. Тот никак не мог подумать, что историю его встречи с Колумбом придется через двадцать с лишним лет пересказать судейским писцам в ходе разбирательства тяжбы между казной и Диего Колумбом, которого он когда-то встретил ребенком в монастырском дворе. А суть дела была в том, что тогда, в Рабиде, врач и монах во всем поддержали Колумба. Монах определенно заявил, что Колумб шел по верному пути и предложил ему свою помощь.

Встреча с Пересом принесла успех Колумбу. Монах, прозорливый и решительный, в прошлом был исповедником королевы Изабеллы. Он тут же вызвался отправить гонца в Санта Фе ходатайствовать за будущего адмирала. Через две недели гонец вернулся с письмом, в котором Изабелла просила Колумба без промедления вновь прибыть в Санта Фе.

Св. Мария Рабида помогла открытиям Колумба. Молва гласит, что стоящая там на серебряном алтаре гипсовая статуя богоматери с младенцем изготовлена в мастерской св. евангелиста Луки. Монахи говорят иное. По их словам, богоматерь была изваяна около 1400 г., за статую соперничали Уэльва и Палое. Спор разрешили мирно: поставили статую в лодку и стали ждать, куда ее прибьет. Лодку прибило к монастырскому берегу. Со времен Колумба Св. Мария Рабида - покровительница Латинской Америки. Каждую годовщину открытия Нового Света, 12 октября, звонят колокола в латиноамериканских столицах. Поминают и Св. Марию Рабида. Америка хранит память о Колумбе и о монастыре, который стал вехой на его пути за океан.

Переговоры с Колумбом, начатые в Санта Фе, были продолжены в Гранаде, захваченной 2 января 1492 г. В судовом журнале первого путешествия адмирал писал, что видел, как королевские войска входили в Гранаду, как были подняты флаги Фердинанда и Изабеллы на башнях Альгамбры - внутренней крепости и дворца эмиров. Последний из эмиров, целовавший руки королю и королеве у городских ворот, с октября вел с ними тайные переговоры, упрашивая поскорее войти в город. Капитуляция избавляла эмира от страха перед чернью, требовавшей продолжать сопротивление. Простонародье знало, чем для него будет испанское владычество. В Базе, Кадисе и Альмерии, ранее захваченных испанцами, было уже объявлено, что населению, если оно не желает быть обвиненным в никому неизвестных заговорах, разрешается отправиться на все четыре стороны.

Тучи собирались не над одними арабами. За еврейскими общинами Кастилии и Арагона еще признавалось право на существование. Но уже инквизиция жгла на кострах марранов - новообращенных христиан, - выискав тех, кто тайно читал Тору или совершал обряд обрезания над новорожденными мальчиками. В марте 1492 г. наконец появилось предписание всем евреям креститься или покинуть Испанию. Конечный срок был назван: до начала августа того же года.

В ходе переговоров Колумб обнаружил, что теперь у него много союзников. На совещании, подобном саламанкскому, проведенном в Гранаде, большинство придворных и служителей церкви высказались в поддержку экспедиции. Настало время Колумбу заявить, на что он лично претендовал. Он просил дать ему дворянство, титулы адмирала, губернатора и вице-короля в тех странах, которые он откроет. Из будущих доходов от торговли он хотел бы получить одну десятую, а также хотел бы участвовать в торговых экспедициях на правах пайщика, несущего одну восьмую часть издержек и получающего соответствующую прибыль. Фернандо Колумб утверждал, что в феврале 1492 г. переговоры были прерваны, так как двор счел требования его отца чрезмерными. Будущий адмирал покинул город, но его догнали на мосту через ущелье, за две лиги от Гранады, и вернули во дворец.

В конце концов встал практический вопрос: кто оплатит экспедицию? Казна была пуста. Контрибуция, полученная от Гранады, тут же ушла на оплату долгов. По словам Фернандо Колумба и Лас Касаса, Изабелла, уверовав в генуэзского мореплавателя, заявила, что готова заложить свои драгоценности. Может быть и так, только драгоценностей у нее не было. Прошло три года, как они были заложены у ростовщиков Валенсии и Барселоны. Если кто и мог теперь помочь Колумбу, так это были не короли, не придворные и не монахи, а те, у кого водились капиталы. Вот почему год спустя, по возвращении из Нового Света, первыми адресатами писем адмирала стали испанские казначеи, среди которых наиболее значительной фигурой (по крайней мере для Колумба) был Л. де Сантанхель.

Сантанхель, выходец из семьи крещеных евреев, коммерсант и финансист, был казначеем Св. Германдады и "эскривано де расион" - секретарем по хозяйственным делам в Арагоне. Его личное состояние было достаточным, чтобы ссудить Колумбу, как видно из бухгалтерских книг Св. Германдады, свыше миллиона мараведи. Фактически, по-видимому, он ссудил намного больше: 4 - 4,5 млн мараведи, или 17 тыс. золотых флоринов весом около 3,5 г каждый. Документ о 17 тыс. флоринов был найден в архиве Арагона историком XVII в. Б.Л. Архенсолой.

Нет сведений о мотивах, которыми руководствовался Сантанхель, ссужая Колумбу личные средства. Правда, известно, что такие люди, как Сантанхель, в те времена получили немало от еврейской общины. Многие евреи не желали ни креститься, ни покидать Испанию. Они знали, что погибнут от руки инквизиции, и предпочитали отказывать свое имущество марранам, нежели ждать его конфискации. Может быть, Сантанхель рассчитывал помочь бывшим единоверцам, передавая деньги Колумбу? Может быть, надеялся, что в далеких странах, которые откроет генуэзец, евреям удастся спастись от своих гонителей?

Если верить только документам, собранным архивистом М.Ф. де Наваррете, то Колумб получил от Сантанхеля 1 млн 140 тыс. мараведи. Эта сумма позднее была возвращена Сантанхелю до единого мараведи короной через кассу Св. Германдады. 17 апреля 1492 г. Фердинанд и Изабелла подписали капитуляцию (жалованную грамоту), по которой Колумб получал все просимые титулы и привилегии, а через две недели было подписано "свидетельство о пожаловании титула" [15]. Тогда же городские власти Палоса получили приказ нанять два корабля. Палое стал базой для подготовки экспедиции, по-видимому, по той причине, что рядом была Рабида, откуда исходила инициатива поддержки Колумба. Городу тут же припомнили, что шесть лет назад он проявил своеволие, отказавшись дать корабли неаполитанскому королю, союзнику Изабеллы. Теперь в наказание Палосу следовало нанять на два месяца два корабля и оплатить жалование их командам за четыре месяца. Моряки, пожелавшие принять участие в экспедиции, приравнивались к экипажам военных кораблей с соответствующим заработком. Морским советам Андалусии предписывалось за умеренную плату поставить на корабли провиант и боеприпасы.

Колумбу было разрешено к двум кораблям присоединить третий, снаряженный за свой счет. Лично он потратил на экспедицию полмиллиона мараведи, полученных, частично или полностью, от соотечественников-итальянцев. Эти деньги составили, по словам Лас Касаса, одну восьмую от общих затрат, и, значит, вся сумма все-таки равнялась, круглым счетом, 4 млн мараведи.

Моряки Палоса, бывалые люди, не торопились вербоваться в плавание на край света, откуда еще никто не возвращался. Власти это предвидели, а потому было решено пустить в ход обычное средство, которое использовали не только в Испании, чтобы обеспечить флот рабочими руками. Было объявлено, что находящиеся в тюрьмах преступники получат свободу, отправившись за океан. Одного из них, приговоренного в Палосе к смерти за убийство, не пришлось долго уговаривать. Но остальных, судя по всему, было недостаточно, чтобы укомплектовать корабли Колумба.

Положение изменилось в июне 1492 г., когда в Палое вернулся из плавания М.А. Пинсон, опытный моряк и местный судовладелец. Он принял сторону Колумба и вызвался сам пойти с ним в океан. Пинсону доверяли в Палосе и близлежащих местностях; с его помощью были набраны 90 человек, нужных для экспедиции. В конце июля все три корабля - "Св. Мария", "Пинта" и "Нинья" - были готовы. Из Палоса их вывели на веслах к отмели Сальтес в устье Тинго.

На рассвете 3 августа 1492 г. корабли снялись с якорей. Впереди за мутной речной водой Тинто катились прозрачные волны океана. За день до этого, 2 августа, истек срок пребывания евреев в Испании. Возможно, выйдя в открытое море, Колумб увидел последние корабли, увозившие изгнанников. Экспедиция Колумба должна была обогатить Испанию, но на его глазах страна беднела, теряя ремесленников, торговцев, грамотных горожан.

***

Инструкций, касавшихся экспедиции, в испанских архивах нет.

Но они, скорее всего, существовали, если учесть внимание, которым был окружен Колумб, в частности письменные распоряжения, отданные властям Палоса и лицам, ответственным за оружейные и провиантские склады, снабжавшие адмирала. Можно также попытаться восстановить в общих чертах королевские повеления по другим документам. Во вступительной части судового журнала, который сохранился в сокращенном виде, адмирал писал, что после падения Гранады он беседовал с Фердинандом и Изабеллой "о землях Индии", о "великом хане", т.е. о монгольском правителе Китая. В результате беседы (или бесед) адмиралу было поручено "увидеть этих правителей, народы и земли, их расположение и все в целом, а также изучить способ их обращения в нашу святую веру" [16].

Перед экспедицией, таким образом, ставились разведывательные и миссионерские цели, понятные для испанцев, боровшихся с исламом во имя укрепления христианства. Но дело было не только в этом. По жалованной грамоте 17 апреля 1492 г. Колумб назначался вице-королем на всех островах и материках ("тиеррас-фирмес"), которые он "откроет или приобретет". В дальних странах предстояло обрести "жемчуг, драгоценные камни, золото, серебро, пряности". Этого перечня было достаточно, чтобы объяснить цели экспедиции. Слово "золото" здесь присутствовало с самого начала, притом; предоставляя Колумбу грамоту, Фердинанд и Изабелла обошлись без упоминания, казалось бы уместного, христианизации далеких земель.

На пути к этим землям испанцы могли сделать остановку на Канарских островах - их единственном владении в Атлантическом океане.

Судьба Канарских островов, разбросанных у берегов современного Марокко и Западной Сахары, во многом предвосхитила судьбу стран, которые предстояло открыть Колумбу в Новом Свете. Коренные жители Канар, гуанчи - светлокожие, подчас голубоглазые, - говорили на языках, близких берберским диалектам соседней Северной Африки. Первобытные обитатели пещер, они были одеты в шкуры коз и собак. Последние дали название островам: "канариэ" - по-латыни "собачьи". В 80-е годы XV в. кастильцы подчинили почти всю островную группу, преодолев отчаянное сопротивление гуанчей. Их последние вожди бросились на скалы с одной из вершин острова Гран-Канария, чтобы не сдаться победителям. Гуанчи как народ исчезли. Оставшиеся в живых были вывезены в Кастилию как рабы или ассимилированы испанскими колонистами. Последующая история Канар приобрела европейские черты. Завоеватели, кастильские дворяне, не уживались друг с другом. Незадолго до путешествий Колумба двое предводителей конкистадоров были арестованы по ложным доносам и в кандалах отправлены в Европу. Их пример мог бы заставить адмирала задуматься о том, что ждало его самого.

Канары послужили Колумбу последней базой для пополнения запасов воды и провианта на пути за океан. Далее на юг простиралась сфера влияния Португалии, которая, согласно португало-кастильскому соглашению в Алькасовасе (1479), подтвержденному папской буллой (1481), владела всем "по ту сторону Канарских островов". Лиссабон склонен был толковать соглашение в Алькасовасе расширительно, чтобы присвоить все территории к югу от линии, проходящей в широтном направлении через Канары. Следовательно, заокеанские земли, куда отправлялся Колумб, рассматривались Лиссабоном как своя сфера влияния, если эти земли лежали южнее 27°30' - широты самого южного из Канар о. Иерро (от него на Пиренейском полуострове вели счет меридианам).

Колумб должен был все это знать, хотя сообщил в Лиссабоне, вернувшись из Нового Света, что не ведал о былых соглашениях Кастилии с Португалией. В письмах, предназначенных для публикации, сразу после возвращения адмирал писал, что шел все время на запад на широте Иерро и приблизительно на этой широте сделал свои открытия [17]. Заявления адмирала были дипломатичны и не компрометировали Испанию, хотя в действительности открытые Куба и Эспаньола (Гаити), а также центральная часть Багамских островов лежали на юг от широты Иерро.

Надо думать, адмирал заранее готовился сообщить в Европе удобные для споров с Португалией координаты, а потому в судовой журнал он вносил вдвое увеличенные данные о широте ряда пунктов Вест-Индии. Наваррете, которому историки обязаны многочисленными документами о Колумбе, отмечал, что на квадранте, которым адмирал определял широту, величины делений также были обозначены удвоенными цифрами, т.е. когда адмирал писал, что побывал под 42°, следовало, что он находится на 21° с.ш., и т.д.

Так или иначе, неверные сведения судового журнала послужили основанием для части историков обвинить Колумба в неграмотности, заявить, что он просто не умел пользоваться навигационными инструментами. Учитывая все, что было сказано, эти обвинения выглядят беспочвенными. К тому же известно, что после первого путешествия, когда Испания и Португалия договорились о сферах влияния и когда нечего было скрывать, Колумб приводил верные сведения о своих измерениях широты. В бумагах адмирала есть, например, запись о том, что в феврале 1504 г. в Санта-Глория на Ямайке он определил широту по Малой Медведице в 18°. Ошибка составила всего Г, что допустимо для несовершенных инструментов, которыми он пользовался.

Другое дело - трудности, с которыми сталкивался адмирал, определяя долготу. Никаких хронометров для определения разницы во времени Европы и Нового Света не существовало. Механические часы с пружиной появились только в XVI в. Долготу можно было найти либо линейными измерениями, либо подсчетами по таблицам затмений небесных светил (европейское время затмений было подсчитано на много лет вперед). Поскольку затмение происходит одновременно во всех географических точках, откуда его наблюдают, разница между местным и европейским временем дает разрыв в часах и минутах, равный искомой долготе. В сентябре 1494 г. на острове у южных берегов Эспаньолы Колумб попытался воспользоваться лунным затмением для своих подсчетов. По-видимому, мешала бурная погода, не позволявшая точно определить восход солнца и тем самым дать точное местное время. Ошибка Колумба, находившегося на 71° з.д., составила 16° (приблизительно 1,6 тыс. км).

И все же, судя по другим подсчетам, Колумб знал, на каком удалении от Европы он находился. Для этих подсчетов он использовал оценку ветров, течений и скорости своих кораблей. В ноябре 1492 г. на Кубе он записал, что прошел от Иерро 1142 лиги. Просчитав по карте его путь, Наваррете отметил, что было пройдено в действительности 1105 лиг (6 тыс. с лишним километров). Ошибка составила всего-навсего 37 лиг, т.е. половину экваториального градуса.

Экспедиция Колумба состояла из трех кораблей и имела меньше сотни моряков. В распоряжении адмирала находился один относительно крупный по тем временам корабль - нао, как называли испанцы суда с повышенным тоннажем. Чтобы заслужить такое название, "Св. Мария" должна была иметь водоизмещение по меньшей мере в сотню тонеладас (единственное число - тонелада) - старинных испанских мер объема. В разных районах Пиренейского полуострова тонелада составляла от 1 до 1,8 метрической тонны. Входившие во флотилию два других корабля, каравеллы (т.е. среднетоннажные суда, по тогдашним меркам), были меньше, особенно "Нинья", имевшая, по-видимому, около 60 тонеладас. Никаких чертежей или рисунков "Св. Марии" и обеих каравелл, "Пинты" и "Ниньи", не сохранилось. Но известно, что все они были палубными трехмачтовыми кораблями.

Размеры судов Колумба не раз исследовались историками. Американец С.Э. Морисон, организовавший перед второй мировой войной экспедицию на парусниках по маршрутам Колумба, считал, что "Св. Мария" имела около ста метрических тонн водоизмещения. При этом он ссылался на то, что Лас Касас однажды, упоминая "Св. Марию", поставил ее в один ряд с другим кораблем в сотню тонеладас. По мнению Морисона, каждая тонелада равнялась примерно сорока кубическим футам, т.е. 1,1 метрической тонны. Другие специалисты, говоря о "Св. Марии", давали иные цифры, подчас намного более значительные. По одной из оценок, этот корабль имел 400, "Пинта" - 300, "Нинья" - 200 т водоизмещения. Более скромные цифры, стоящие, по-видимому, ближе к истине, предложил в конце XIX в. испанский капитан С.Ф. Дуро, руководивший строительством копии "Св. Марии" к юбилею открытия Нового Света. Дуро нашел свидетельство о вместимости "Св. Марии" и, исходя из него, подсчитал водоизмещение, которое оказалось равно 237 метрическим тоннам. При этом "Св. Мария" имела 23 м длины ("между перпендикулярами", как говорят моряки). Что касается "Пинты", то ее длина оценивалась в 20 м, а длина "Ниньи" - в 17,5 м [18].

Как известно, "Св. Мария" потерпела крушение в декабре 1492 г. Корабль, или, вернее, то, что могло от него остаться, покоится под песками у северных берегов Гаити. "Пинта" уцелела, вернулась в начале 1493 г. на родину, после чего следы ее затерялись. А "Нинье" была уготована другая судьба. Прочная и ходкая, эта любимица адмирала не только проделала обратный путь из Нового Света в Испанию. Еще дважды ходила она за океан, уцелела в страшный шторм 1495 г., когда отправился на дно весь вестиндский флот. "Нинья" проплавала за свою морскую жизнь 25 тыс. миль под адмиральским флагом, что стало своего рода мировым рекордом для судов таких размеров.

Усовершенствования XII - XV вв. дали кораблям Колумба большую парусность, компас, руль с опорой на ахтерштевень. Кормчие держали при себе запасные компасные стрелки, камни для их намагничивания. В навигации, как уже было сказано, использовался квадрант. Он представлял собой деревянную четверть круга с градуировкой, отвесом и зрительной трубой для наводки на небесные светила. Колумб писал, что у него была астролябия, но он не мог ее использовать из-за качки (как и другие моряки в его время). Лотов не было. Скорость оценивали либо по движению на гребне волны, поднятой кораблем, либо по щепке, брошенной у носа и плывущей к корме. Время отсчитывали, не ударяя в колокол, а переворачивая стеклянные песочные часы (отсюда в русском флоте пошло слово "склянки").

"Св. Мария" имела осадку не более 3,3 м; у каравелл она была еще меньше - до 2 м. Малая осадка позволяла не бояться мелководья, заходить в устья рек. В Средиземном море корабли зачастую шли с косыми парусами, повышавшими маневренность, но Колумб предпочитал прямые, обеспечивавшие более высокую скорость. При хорошем попутном ветре его корабли давали 8 - 9 узлов в час, т.е. столько, сколько современные крейсерские яхты. Фактически, пересекая Атлантику, Колумб шел с меньшей скоростью - 4 - 5 узлов. Пассаты дули в юго-западном направлении, и в то же время корабли несколько сносило на северо-восток морское течение. Оно на широте Иерро в сентябре - октябре 1492 г. вовсе не было благоприятным (вопреки, в частности, утверждению такого авторитета, как Э. Реклю) [19].

Команда флотилии насчитывала 90 человек, хотя некоторые авторы пишут, что их было 120. Скорее всего цифра была завышена ввиду того, что после путешествия нашлось много желающих приписать себе участие в открытии Нового Света. Для обслуживания флотилии хватило бы и половины тех, кого взял Колумб, считая капитанов, их помощников-кормчих (пилотос), боцманов (маэст-рес). Но приходилось учитывать, что в дальних морях адмирал может понести потери, что появятся ослабевшие и больные. Все моряки знали, что рисковали головой, уходя в плавание с Колумбом. А потому нетрудно было предугадать конфликты, порожденные страхом за исход путешествия, желанием скорее вернуться в Испанию, не испытывая судьбу.

На "Св. Марии" капитаном был ее владелец X. де ла Коса, однофамилец известного географа. Капитан остался жив, хотя многие из его экипажа после потери корабля высадились на Эспаньоле и погибли от рук индейцев. "Пинтой" командовал М.А. Пинсон. Опытный моряк прошел через морские бури, но не спасся от бурь житейских. Он разошелся с Колумбом, в частности из-за желания искать золото в Новом Свете самостоятельно и беcконтрольно, а заодно - развлекаться с индианками подальше от глаз адмирала. Капитан "Пинты" умер вскоре после возвращения в Испанию, по-видимому, от сифилиса. Его младший брат В.Я. Пинсон, капитан "Ниньи", поддерживал старшего родственника, играя, правда, не слишком активную роль. Через полтора десятка лет после открытия Нового Света В.Я. Пинсон успешно обследовал восточный берег Южной Америки, возможно дошел до Ла-Платы.

Условия жизни на кораблях были нелегки даже для неприхотливых спутников Колумба. Лишь на "Св. Марии" был, по-видимому, небольшой кубрик на баке. На каравеллах матросы в хорошую погоду спали на тюфяках на палубе, в плохую - под ней, поверх пропахшего отходами и нечистотами песчаного балласта. Съестных припасов вначале хватало, но к концу путешествия провиант был на исходе, матросы голодали. Приходилось, преодолевая усталость, выстаивать вахты, бороться со штормами. Вторая часть пути пролегла в умеренных широтах, где моряки нередко мерзли. Защитой от непогоды была альмосела, плащ с капюшоном, прикрывавший крестьянскую рубаху и короткие штаны.

Матросы Колумба знали не только морское дело. Среди них были плотники, конопатчики, бочары, нотариус. Имелись лекари, лечившие солями и микстурами. Но в Новый Свет не взяли ни одного священника, ни одного монаха. Художественные полотна, на которых Колумб, вступая на неведомый берег, получает благословение посланцев церкви, - сущая выдумка. Это не значит, что моряки не были богобоязненны. Менее всего в этом можно было заподозрить Колумба, тщательно соблюдавшего обряды, нередко искавшего в Библии ответы на вопросы, которые ставили перед ним его путешествия.

Судовой журнал адмирала упоминает флаги, которые находились на кораблях, но не уточняет, какие из них поднимались на мачтах. Вряд ли поднимали арагонский флаг, поскольку экспедиция состояла в основном из кастильцев. Их штандарт, скорее всего, развевался на грот-мачте "Св. Марии": два белых и два красных поля с башнями и львами в шахматном порядке. "Пор Кастилия и пор Леон нуэво мундо алло Колон" ("для Кастилии и для Леона Новый Свет открыл Колумб") - такой девиз появился на фамильном гербе адмирала после его смерти. Возможно, девиз был курсовые - 700 р. Комментарии: