Реферат: Рэй Брэдбери как кривое зеркало прогресса

Свои исполненные небесной печали и заряженные самым отборным сарказмом "Марсианские хроники" и "451 градус по Фаренгейту" Брэдбери творил совсем в другую эпоху, однако популярны и актуальны они и сейчас, когда ракеты одна за другой устремляются к облюбованной им когда-то Красной планете.

Рэй Брэдбери родился 22 августа 1920 года в Уокигане (США, штат Иллинойс), то есть ровно 85 лет назад. Казалось бы, он стал писателем в другие времена и при других нравах, чем нынешние. Но удивительно, как описанное им будущее сегодня приняло реальные очертания: и ракеты к Марсу летят одна за другой, и новоявленные хунвейбины пытаются изъять "неправильные" книги. Ученых держат на голодном пайке и нещадно "реформируют", а простые люди смотрят бессмысленные телешоу, чтобы отвлечься от мыслей "о чем-то большем".

Приятно размышлять о том шоке, который должны были испытать первые читатели так называемых фантастических рассказов Рэя Брэдбери, когда он наконец стал тем Брэдбери, что известен нам сейчас.

Настоящий Брэдбери появился в тот самый момент, когда он отказался от попыток написать что-либо в жанре "полноценной" научной фантастики, чего он все равно никогда толком и не умел, и дал волю своему лукавому воображению. Из-под пера стали выходить какие-то волшебные и страшноватые, чудные и грустные притчи, в которых потом только оставалось по вкусу расставить абсолютно чуждые, но столь веско звучащие слова: "Марс", "марсианский", "марсианин", "ракета", "космодром", "робот", "машина времени". Все оказалось очень просто и одновременно замысловато... Да... и еще даты. Среди полурасплывчатых видений, марсианских миражей, растворяющихся, тающих подобно воску коварных лиц (именно в тот момент, когда они станут уже не нужны ни писателю, ни читателям), анекдотических историй, когда "забывчивый" автор, будто бы и не способный запомнить, что именно об истории, "хронике" освоения Марса он написал всего пару страниц назад, обрушивает на нас поток новых выдумок будто бы с чистого листа, вот - насмешливым контрастом - проставлены "конкретные" даты. Глаза невольно тянутся к тому месту в хронике, которое для нас нынешних "уготовил" молодой фантаст, восходящий на вершину своей славы.

Ракета у Брэдбери описывается так: "красавица ракета - такая изящная, стройная и родная..." На Марсе она появится не сразу, нехотя, в тот момент, когда без нее уже ну никак не обойтись. И также нехотя она протащит за собой свое "полуслучайное", как бы на ходу "подсыпанное" в излишне легкомысленную словесную конструкцию содержимое: "металл, резина, гравиаторы [?!], пища, одежда, горючее, оружие, трапы, гайки, болты, ложки..." Мы можем прочесть рассказ про марсиан до самого конца, но так и не узнать, как собственно выглядели эти самые марсиане. Похожи ли они были на людей или у них, к примеру, щупальца или хотя бы третий глаз... Брэдбери все это кажется несущественным - несущественным для того, о чем он на самом деле нам хотел сказать: передать свою грусть, свои страхи, свою надежду. Единственное, что его занимает порой из "вещного мира" - это цветовая магия: "желтые глаза горели", "смуглая кожа"... Вот вам и все марсиане, как это ни невероятно... В конце концов этот эффект легкости преображения позволяет нам так запутаться в страницах и датах, что уже не вызовет никакого удивления, если люди в какой-то неуловимый момент поменяются местами с самими марсианами ("Были они смуглыми и золотоглазыми").

В невиданном калейдоскопе сменяющихся лиц местами меняются не только марсиане с землянами, но и каратели-пожарники, проводящие показательные зачистки, - с отверженными беглецами ("451 градус по Фаренгейту"), роботы - с людьми, чудаковатые непокорные олигархи - с злобноватыми проницательными инспекторами ("Эшер II"), беззащитные дети - с отъявленными злодеями...

Сейчас разом заплачут все маленькие девочки: увы, создатель изысканного "Вина из одуванчиков", мягко говоря, не любит детей. Об этом, впрочем, догадывались все серьезные малолетние очкарики, тщетно выискивавшие в свое время в ускользающей от них атмосфере фантастики Рэя Брэдбери из "антологий детской литературы" свою неизменную "пищу для ума". Брэдбери - отъявленный враг всякого "полезного чтения", ненавистник прагматизма - эта тема даже не обсуждается, на эту тему просто объявляется новый книжный крестовый поход...

Самые жуткие и бескомпромиссные враги в брэдбериевских рассказах - это, конечно, не романтичные марсиане, это они - "маленькие убийцы", обитатели "детских площадок" играющие в "отраву" с "Вельдом" и еще чем-то более страшным - штучками из "Урочного часа" - наперевес... Именно детки - самые злобные пришельцы и захватчики, с которыми просто невозможно договориться по-доброму. Они же - и только они - способны остановить сущее зло, которое, впрочем, меркнет и бледнеет в свете этой новой повсеместной угрозы ("Жилец из верхней квартиры", "Песочный человек", "Надвигается беда").

Парадоксов хватает. Вслед за маленькими девочками просто обязаны заплакать профессора в очках-велосипедах, составители списков всех "прогрессивных зарубежных писателей". Опустят усталые руки поборники Прогресса. "Зрелый" Брэдбери "прогрессивным" никогда и не был, даром что писал о Марсе, космосе и о путешествиях во времени, попутно издеваясь не только над своими технократами-современниками, но и над уже "почти" классиками - от мсье Верна до Хьюго Генсберга, от Уэллса до своего любимого Берроуза. "Прогресс" - это слово у него почти что ругательное, наравне с "прагматизмом" и "реализмом", "лояльностью", "комфортом" и "достижениями" ("Бетономешалка"). Конечно, "чернушечный" "непрогрессивный" Брэдбери, ведущий свою писательскую родословную на самом деле от Эдгара По и Бирса, мастер ужастиков и детективов, пришел к нам лишь в последние десятилетия (сборники "Карнавал Тьмы", "Октябрь на дворе", "Маленький убийца"), но и в прежнем Брэдбери хватало того, за что творцы предисловий и послесловий к советским сборникам были вынуждены витиевато извиняться и от чего даже открещивались: "...окружающий его мир настолько бесчеловечен, что он не может не погибнуть. Вот почему в его рассказах порой слышится мотив неизбежного конца, огня, в котором гибнет и все злое, и все дорогое сердцу" (Р.Нудельман, "Фантастика Рэя Брэдбери"). Ведь в конце-то концов сам когда-то увлекавшийся технократическими идеями Брэдбери прославился как автор выразительнейшего "антитехнократического" романа - "451 градус по Фаренгейту".

Самые гениальные рассказы Брэдбери - вроде "Косы" и "Лед и пламень" - не нуждаются ни в малейшем обосновании "реальности" подобных миров, а выписанный мимоходом антураж столь условен, что века кажутся мимолетным сном уже самим героям этих рассказов (если они все-таки выживут). Ощущение призрачности или, по крайней мере, преступной хрупкости прошедших тысяч и миллиардов лет не покидает нас от начала до конца - происходит ли это на Марсе ("И по-прежнему лучами серебрит простор луна...", "Гость"), на Земле ли ("И грянул гром") или еще где-нибудь ("Уснувший в Армагеддоне")...

И эта призрачность как социального, так и технического прогресса особенно отчетливо видна теперь нам - живущим в светлом XXI веке, - так и не ступившим толком на Марс, но зато занятым с одной стороны борьбой с терроризмом, а с другой - непрекращающейся тяжбой с властями, стремящимися под флагом борьбы с этим самым терроризмом и сепаратизмом загнать всех в теплый, почти что благоустроенный, но совершенно бездумный хлев.

Брэдбери - это, конечно, своего рода эмблема фантастики, даже, если угодно, научной фантастики, однако эмблема весьма парадоксальная... Скорее уж это эмблема непокорной марсианской романтики.