Сочинение: Революционное в произведениях Войнич

Этель Лилиан Войнич принадлежит к числу незаслуженно забытых фигур в литературе Англии конца XIX — начала XX в. Подавляющее большинство фундаментальных трудов и справочников по истории английской литературы не содержат даже упоминания о писательнице.

Революционный пафос, который пронизывает роман “Овод”, лучшую книгу Войнич, чувствуется и в некоторых других её произведениях; смелость автора в выборе “неприятных” и острых тем явилась причиной заговора молчания, некоторое время, литературоведов Европы вокруг имени писательницы.

Между тем произведения Войнич, в первую очередь “Овод”, приобрели известность далеко за пределами её родины. В нашей стране почти все её романы издавались неоднократно. Исключительную популярность приобрел “Овод”, издававшийся у нас и на языке оригинала, и в переводе на восемнадцать языков народов бывшего Советского Союза. То, что “Овод” продолжает до сих пор волновать читателей, доказывает, что написанный больше ста лет назад роман выдержал проверку временем.

Я же познакомился с творчеством Войнич в этом году на занятиях по домашнему чтению, услышал множество нелицеприятных откликов в адрес произведений писательницы, но понял их несостоятельность и именно поэтому решил написать реферат о её творчестве.

Этель Лилиан Войнич (Ethel Lilian Voynich) родилась 11 мая 1864 г. в семье известного английского математика Джорджа Буля (Boole). Она окончила Берлинскую консерваторию и одновременно слушала лекции по славяноведению в Берлинском университете. В молодости она сблизилась с политическими эмигрантами, находившими убежище в Лондоне. В их числе были русские и польские революционеры; возможно, что она была хорошо знакома и с революционерами, эмигрировавшими из Италии.

В конце 80-х годов будущая писательница жила в России, в Петербурге. По свидетельству ее русских современников, она уже в ту пору хорошо знала русский язык, живо интересовалась вопросами политики. Ее мужем стал участник польского национально-освободительного движения Вильфрид Михаил Войнич, бежавший в 1890 г. из царской ссылки в Лондон. Через Войнича, бывшего одним из организаторов эмигрантского “Фонда вольной русской прессы” в Лондоне и сотрудником журнала “Свободная Россия” (Free Russia), Э. Л. Войнич тесно сблизилась с русскими народовольцами, и особенное С. М. Степняком-Кравчинским. Как рассказала сама писательница группе советских журналистов, посетивших её в Нью-Йорке в конце 1955 г., Степняка-Кравчинского она называла своим опекуном; именно он побудил Войнич заняться литературной деятельностью. Она перевела на английский язык некоторые сочинения Степняка-Кравчинского; тот в свою очередь написал предисловия к её переводам повестей Н. М. Гаршина (1893) и к сборнику “Юмор России” (The Humour of Russia, 1895), составленному из переведённых Войнич произведений Гоголя, Щедрина, Островского и других русских писателей.

Сотрудничество со Степняком-Кравчинским не только помогло Войнич хорошо узнать жизнь и культуру России, но и усилило её интерес к революционному движению в других странах. Не приходится сомневаться, что Степняк-Кравчинский — участник одного из вооруженных восстаний в Италии, написавший некоторые свои работы на итальянском языке и посвятивший итальянской политической жизни ряд статей (в том числе статью о Гарибальди), немало способствовал расширению литературного и политического кругозора будущего создателя романов “Овод”, “Джек Реймонд”, “Оливия Летэм”, “Прерванная дружба”. После “Прерванной дружбы” Войнич вновь обращается к переводам и продолжает знакомить английского читателя с литературой славянских народов. Кроме упомянутых выше сборников переводов с русского, ей принадлежит также перевод песни о Степане Разине, включенный в роман “Оливия Летэм”,

В 1911 г. она публикует сборник “Шесть стихотворений Тараса Шевченко” (Six Lyrics from Ruthenian of Taras Shevchenko), которому предпосылает обстоятельный очерк жизни и деятельности великого украинского поэта. Шевченко был почти неизвестен в Англии того времени; Войнич, стремившаяся, по её словам, сделать “его бессмертную лирику” доступной западноевропейским читателям, была одним из первых пропагандистов его творчества в Англии.

После издания переводов Шевченко Войнич надолго отходит от литературной деятельности и посвящает себя музыке. В 1931 г. в США, куда переехала Войнич, выходит собрание писем Шопена в её переводах с польского и французского.

Лишь в середине 40-х годов Войнич вновь выступает как романистка.

Роман “Сними обувь твою” (Put off Thy Shoes, 1945) — звено того цикла романов, который, по выражению самой писательницы, был спутником всей ее жизни.

Она умерла 28 июля 1960 г. в возрасте 96 лет. И по завещанию была кремирована, а прах был развеян над центральным парком Нью-Йорка.

Близость Войнич к кругам революционной эмиграции в Лондоне, её тесная связь с революционерами разных стран сказались на всех ее романах конца XIX —начала XX в., и в особенности на первом и самом значительном ее произведении — “Овод” (The Gadfly, 1897), где она выступает как уже сложившийся художник, нашедший свой круг идей и образов.

Предметом своего романа она избирает события революционного прошлого Италии 30- 40-х годов XIX в. и изображает их увлекательно, правдиво, с горячим сочувствием. Революция 1848 года в Италии привлекала внимание и других английских писателей второй половины XIX в. Но ни Элизабет Баррет-Браунинг (поэма “Окна дома Гвидо”, 1851), ни Мередит (роман “Виттория”, 1867) не сумели так выразительно передать атмосферу широкого народного недовольства, создать такой яркий образ революционного борца, как это сделала Войнич.

В романе “Овод”, проникнутом страстной защитой свободолюбивого итальянского народа, особенно отчетливо видна связь творчества Войнич с революционно-романтической традицией в английской литературе; в нём проявилось органическое сочетание традиций критического реализма с героическим началом, с революционно-романтическим утверждением идеалов освободительной борьбы против национального, религиозного и социального деспотизма. Недаром в “Оводе” звучат слова Шелли, любимого поэта героини романа Джеммы Уоррен: “Прошлое принадлежит смерти, а будущее — в твоих собственных руках”. Шелли (как это станет ясным из позднее написанного романа Войнич “Прерванная дружба”) — любимый поэт и самого Овода. Возможно, что Байрон, великий английский поэт, боровшийся за освобождение Италии, мог в известной мере послужить прототипом героя романа. Смелость, с какой писательница выступает в защиту национально-освободительного движения порабощенных народов, в котором значительную роль играют и англичане (Артур и Джемма), тем более замечательна, что роман был написан накануне англо-бурской войны, в период разгула империалистических шовинистических идей.

Роман “Овод” пронизан духом революционно-демократического протеста, романтикой самоотверженного подвига.

Увлечённая героическим духом национально-освободительной борьбы итальянского народа, Войнич с большим вниманием изучала материалы революционного движения в Италии 30—50-х годов. “Считаю своим долгом принести глубокую сердечную благодарность многим лицам, которые помогли мне собирать в Италии материалы для этой повести”, — писала Войнич в предисловии к “Оводу”, выражая особую признательность распорядителям Флорентийской библиотеки, Государственного архива и Гражданского музея в Болонье.

Однако писательница не считала своей основной художественной задачей точное и скрупулёзное изображение жизни Италии 30 — 40-х годов XIX в., детальное воспроизведение перипетий борьбы за национальную независимость. В образе Овода, в истории его исключительной судьбы она стремилась, прежде всего, передать общую атмосферу революционной эпохи, породившей таких людей, как Джузеппе Мадзини — создатель патриотической организации “Молодая Италия”, и его сподвижник Джузеппе Гарибальди. Романтическое освещение событий обусловило эмоциональную напряженность стиля “Овода”.

Критико-реалистическое изображение общественных и частных нравов отступает в романе на второй план. Жизнь респектабельного и ханжеского семейства судовладельцев Бёртонов, в котором вырос Овод, показана лишь как фон, оттеняющий по контрасту бескорыстный энтузиазм революционеров. Основу произведения составляет романтически трактованная героика революционного подполья “Молодой Италии”. Действие, как правило, развивается стремительно; сюжет строится на остром драматическом столкновении враждебных сил. Эта динамичность насыщенного событиями сюжета, в которой нашло своё выражение героически действенное начало романтики “Овода”, противостояла вялому, неторопливому бытописательству английских натуралистов конца XIX в. Острой сюжетностью, стремительностью развития действия Войнич скорее напоминает писателей-“неоромантиков”. Однако, в отличие от Стивенсона, Конрада, она не пытается бежать от будничной действительности в историю или в экзотику, а ищет в революционном прошлом ответ на насущные вопросы настоящего.

Романтический пафос в “Оводе” органически связан с реалистической темой романа. Конфликт между Оводом и кардиналом Монтанелли — идейными противниками, людьми, стоящими по разные стороны баррикады, — приобретает особый драматизм в силу того, что Овод оказывается не только воспитанником, но и сыном Монтанелли. Такое необычайное стечение обстоятельств важно для Войнич не просто как эффектное мелодраматическое совпадение. Предельно осложняя конфликт, писательница добивается чрезвычайно выразительного раскрытия внутренней сущности обеих столкнувшихся сторон: веры и атеизма, абстрактного христианского человеколюбия и подлинного революционного гуманизма. Искренняя, но мучительно подавляемая любовь Овода к своему отцу и наставнику еще выразительнее подчеркивает мысль автора о том, что для революционера невозможно идти на компромисс со своей совестью.

Романтическим пафосом проникнута и смело написанная сцена расстрела Овода. В литературе известно немало произведений, в которых изображен бесстрашный революционер, гордо встречающий смерть. Но Войнич и здесь создаст предельно напряженную, обостренно-драматическую ситуацию, заставляя самого Овода, уже раненного, произнести слова последней команды оробевшим и потрясенным его мужеством солдатам. Романтически-необычная ситуация позволяет Войнич полнее и глубже раскрыть характер Овода. Сцена гибели героя становится его апофеозом.

Эмоциональная приподнятость характеризует многие образы романа. “Молодая Италия” в изображении Войнич — это не только тайная политическая организация, сплачивающая всех патриотов в стране, но и символ боевого духа молодости, беззаветной преданности общему делу.

Войнич изображает итальянских революционеров на двух этапах их борьбы: в начале 30-х годов и накануне событий 1848 года.

Вначале деятели “Молодой Италии” предстают перед нами как пылкие, но неопытные борцы за освобождение родины. В них ещё немало наивного простодушия, они способны на безрассудные порывы (как юный Артур Бёртон, будущий Овод, готовый доверить конспиративную тайну лукавому католическому священнику).

Во второй и третьей частях “Овода” действие происходит 13 лет спустя. Опыт борьбы сказался на революционерах — героях романа. Они становятся сдержаннее, осмотрительнее. Потеряв многих из своих товарищей, испытав немало поражений, они сохраняют твердую уверенность в победе, по-прежнему полны отваги и самоотверженности.

Патриоты-заговорщики — Артур - Овод, Болла, Джемма, Мартини не одиноки в своей борьбе, Войнич создает героический образ итальянского народа, не прекращающего в течение долгих лет сопротивления захватчикам. Крестьяне, горцы-контрабандисты с риском для жизни помогают Оводу. Пойманный и заточенный в крепость, Овод остается по-прежнему опасным для властей: они имеют все основания бояться, что народ ни перед чем не остановится, чтобы освободить своего героя.

В образе Овода Войнич удалось запечатлеть типические черты передовых людей, “людей 48 года”. Человек исключительной одаренности, огромной силы воли, большой идейной целеустремленности, он питает отвращение к либеральному краснобайству, дешевой сентиментальности, ненавидит компромиссы и презирает мнение светского “общества”. Всегда готовый пожертвовать собой ради общего дела, человек большой гуманности, он глубоко скрывает от посторонних глаз свою чувствительность за ядовитыми, остроумными шутками. Своими безжалостными насмешками он и заслужил прозвище “Овод”, ставшее его журналистским псевдонимом. Политическая программа Овода несколько расплывчата; сам Овод не лишён некоторых индивидуалистических черт, но эти особенности героя исторически обусловлены, достоверны и соответствуют общей незрелости итальянского революционного движения того времени. Образ Овода многим напоминает Мадзини и Гарибальди,— честных патриотов, нередко, однако, заблуждавшихся в поисках путей освобождения родины. Если сопоставить Овода с Гарибальди, образ которого выразительно очерчен в биографическом очерке Степняка-Кравчинского, то, можно найти немало черт сходства. Гарибальди тоже бежал в Южную Америку и там сражался, как и Овод, против диктатуры Розаса в Аргентине. Он также отличался самоотверженностью и огромной выдержкой, которую не могли сломить пытки; был любимцем народа, и о нём, как и о герое Войнич, в народе слагались легенды. Любопытно заметить, что Войнич придаёт Оводу еще одну характерную черточку, сближающую его с Гарибальди: Овод, как и Гарибальди, — художественная натура, он любит природу, пишет стихи.

Овода раздирают мучительные противоречия, приводящие его порой к раздвоенности, к трагическому восприятию жизненных конфликтов. Через весь роман проходит болезненно переживаемая им личная драма его двойственных отношений к Джемме и к Монтанелли. Несправедливо оскорбленный и отвергнутый Джеммой (которая сочла его предателем), обманутый своим духовным наставником Монтанелли (который скрыл от него, что он его отец), Овод втайне по-прежнему любит обоих, но любовью мучительной и горькой. Он сам ищет встреч с Монтанелли, снова и снова растравляя старые душевные раны; за недомолвками и иронией он пытается скрыть своё чувство от Джеммы. Однако главным в характере Овода остается всё же дух революционной непримиримости.

Павел Корчагин, герой романа Н. Островского “Как закалялась сталь”, выразительно говорит о том, чем дорог “Овод” пролетарским революционерам, для которых роман Войнич был одной из любимейших книг. “Отброшен только ненужный трагизм мучительной операции с испытанием своей воли. Но я за основное в “Оводе” — за его мужество, за безграничную выносливость, за этот тип человека, умеющего переносить страдания, не показывая их всем и каждому. Я за этот образ революционера, для которого личное ничто в сравнении с общим”.

В одном лагере с Оводом оказываются лишь истинные патриоты, те, кому судьбы Италии дороже личных удобств и карьеры. Такова англичанка Джемма, сильная, волевая женщина, внешне сдержанная, но по существу глубокая и страстная натура. Её образ как бы дополняет образ Овода: столь же беззаветно преданная делу революции, она в отличие от него не возлагает надежд на заговорщические тайные организации и не делает ставку лишь на убийство отдельных лиц. Она смотрит на вещи шире и не считает терроризм верным путем. Поддерживая Овода, она в то же время открыто выражает своё несогласие с его методами борьбы.

К истинным патриотам принадлежит и Мартини. Он любит Джемму и неприязненно относится к Оводу, но никогда не ставит своих личных симпатий и антипатий выше общественного долга. Героизм для этих людей — обычное, естественное дело.

Революционная непримиримость Овода и его товарищей, их мужество и неуклонная последовательность в осуществлении своих планов прекрасно оттеняются образами итальянских общественных деятелей либерального толка, лишь играющих в оппозицию. Изображая сцену в салоне Грассини, где происходит спор между либералами и демократами-мадзинистами, Войнич показывает, что большинство спорящих придает решающее значение слову, а не действию.

Писательница высмеивает хозяйку салона, синьору Грассини, которая кокетничает “патриотическими” фразами и стремится во что бы то ни стало заполучить в свой салон очередную модную “знаменитость”.

Роман “Овод” — одно из сильнейших в мировой литературе антицерковных атеистических произведений. Прослеживая путь становления революционера, превращение Артура Бёртона в Овода, Войнич с большой художественной убедительностью показывает губительную роль религии.

Первоначально преданность национально-освободительной борьбе сочетается в Артуре с религиозной экзальтацией (ему представляется, что сам господь беседовал с ним, дабы укрепить его в мысли, что освобождение Италии — это его жизненное предназначение). Он лелеет наивную веру, что религия и дело, которому он отныне посвятил свою жизнь, вполне совместимы. Под влиянием своего наставника Монтанелли, он утверждает, что Италии нужна не ненависть, а любовь. “Он страстно вслушивался в проповеди падре,— пишет автор,— стараясь уловить в них следы внутреннего сродства с республиканским идеалом; усиленно изучал евангелие и наслаждался демократическим духом христианства, каким оно было проникнуто в первые времена”.

Войнич доказывает, что пути революции и религии несовместимы и что церковное вероучение — будь то протестантизм (который исповедуют родственники Артура) или католицизм (которого придерживаются кардинал Монтанелли и священник Карди) — калечит духовный облик человека.

Характерно, что “добропорядочные” буржуа Бёртоны, гордящиеся своей веротерпимостью, медленно сживают со света кроткую, богобоязненную мать Артура своими постоянными напоминаниями о её “греховном” прошлом и доводят Артура до отчаяния своим эгоизмом и черствостью. Но не лучше и католики. В лице священника Карди, который разыгрывает роль просвещённого либерала, сочувствующего вольнолюбивым стремлениям молодежи, чтобы затем передать в руки полиции полученные им на исповеди от доверившегося ему Артура сведения о деятелях “Молодой Италии”, Войнич разоблачает провокаторскую деятельность церкви — прислужницы самых реакционных политических сил.

Всей логикой развития образов — в первую очередь кардинала Монтанелли, как и через историю его отношений с Артуром (Оводом) Войнич доказывает, что религия вредна и бесчеловечна не только в тех случаях, когда её сознательно используют в своих целях бесчестные эгоисты, но и тогда, когда её проповедуют прекраснодушные альтруисты, убежденные, что они творят добро. Больше того, нередко религия становится еще более опасным оружием в руках хороших людей, ибо их личный авторитет внешне облагораживает несправедливое дело. “Если монсиньор Монтанелли сам и не подлец, то он орудие в руках подлецов”,— с горечью говорит Овод о своем отце, которого он научился презирать, хотя втайне и продолжает любить.

Артур превратился в атеиста, убедившись в лживости церковников. Его доверие к церкви подорвано не столько вероломством Карди, сколько многолетним обманом Монтанелли, который не имел мужества признаться, что он отец Артура.

Писательница очень тонко показывает, как добрый и благородный по натуре кардинал не только сам оказывается жертвой ложных религиозных идей, но и подчиняет их власти других.

Во время одной из опаснейших операций, связанных с доставкой оружия для повстанцев, Овод попадается в ловушку, расставленную полицией. Он может спастись, но его губит гуманнейший Монтанелли, который бросается между сражающимися и призывая всех бросить оружие, становится прямо под дуло пистолета Овода. Думая сделать доброе дело, Монтанелли фактически помогает врагам Овода: его хватают, воспользовавшись тем, что он не стал стрелять в безоружного.

Приверженность к церкви превращает лучшие человеческие порывы в их противоположность. Вмешательство Монтанелли, который стремится облегчить участь узника, кладет конец физическим мукам Овода; но это вмешательство для него становится источником еще более жестокой духовной пытки. Кардинал предлагает ему самому решить вопрос о своей судьбе: должен ли Монтанелли дать согласие на военный суд над Оводом или же, не дав согласия, принять на себя моральную ответственность за возможность смут и кровопролития в случае попытки сторонников Овода освободить его из крепости.

В саркастическом ответе Овода слышится скрытая горечь. Только церковникам, говорит он, доступна подобная изощренная жестокость. “Не будете ли вы добры подписать свой собственный смертный приговор — обнажает Овод мысль Монтанелли.— Я обладаю слишком нежным сердцем, чтобы сделать это”.

Овод глубоко любит Монтанелли как человека и тщетно пытается вырвать его из мертвящих оков религиозных догм. Но он сознает, что между ними непроходимая пропасть, и решительно отвергает предложенный ему компромисс.

Роман — хотя и кончается гибелью Овода — оптимистичен по своему характеру. Символический смысл приобретает сцена расстрела Овода, оказавшегося перед лицом смерти сильнее своих палачей. А письмо к Джемме, написанное в ночь перед казнью, он заканчивает словами поэта-романтика Вильяма Блейка:

Живу ли я, Умру ли я -

Я мошка все ж

Счастливая.

Появившийся в русском переводе спустя три месяца после опубликования в Лондоне, роман “Овод” прочно завоевал сердце передового русского читателя. Вдохновленный в немалой мере российским революционным опытом, роман этот стал в свою очередь любимой книгой русской передовой общественности. Русская пресса с восхищением отзывалась о жизнеутверждающем тоне “Овода”.

Особую популярность приобретает “Овод” в России в годы революционного подъема 1905 года. “В молодых кружках много говорилось о нём и по поводу него, им зачитывались с увлечением”, — писал рецензент марксистского журнала “Правда” в 1905 году.

Последующие произведения Войнич по своей художественной силе уступают “Оводу”, но и в них она остаётся верной своему направлению.

В романе “Джек Реймонд” (Jack Raymond, 1901) Войнич продолжает изобличение религии. Неугомонный, озорной мальчишка Джек под влиянием воспитания своего дяди-викария, который хочет побоями вытравить из него “дурную наследственность” (Джек — сын актрисы, по убеждению викария,— беспутной женщины), становится скрытным, замкнутым, мстительным.

Садист-викарий, едва не забивший до смерти Джека,— раб догматов церкви. Этот чёрствый, педантичный человек всегда поступает так, как ему подсказывает сознание религиозного долга. Он калечит физически и духовно Джека, он выгоняет из дома “запятнавшую свое имя” сестру Джека — Молли.

Единственным человеком, кто впервые пожалел “отпетого” мальчишку, поверил в его искренность и увидел в нем отзывчивую ко всему доброму и красивому натуру, была Елена, вдова политического ссыльного, поляка, которого царское правительство сгноило в Сибири.

Лишь этой женщине, которой довелось воочию увидеть в сибирской ссылке “обнаженные раны человечества”, удалось понять мальчика, заменить ему мать.

Войнич утверждает право женщины на самостоятельный путь в жизни, рисуя образы Молли, которая отказывается подчиниться тирании викария, преследующего её за “греховную” связь, и особенно Елены, соединившей свою жизнь с человеком, которому постоянно угрожала опасность ссылки и казни.

Героический образ женщины занимает центральное место в романе “Оливия Летэм” (Olive Latham, 1904), имеющем, до некоторой степени, автобиографический характер.

В центре романа — умная волевая девушка, смущающая родных и близких независимостью своих суждений и поступков. Она, дочь директора банка, долгое время работает простой сиделкой в одной из лондонских больниц, решительно отвергая попытки матери уговорить её отказаться от выбранного ею пути.

Узнав, что жизни любимого ею человека — народовольца Владимира Дамарова грозит опасность, Оливия принимает решение ехать в Россию, в Петербург.

В книге Войнич выделяются образы двух революционеров— русского Дамарова и его друга, поляка Кароля Славянского. Особенным мужеством, выдержкой, целеустремленностью отличается Славинский. Его не сломили годы каторги в Сибири; несмотря на то, что за ним установлен надзор полиции, он продолжает свою деятельность по сплочению борцов против самодержавия. Хотя с детства его воспитывали в духе ненависти к русским, он приходит к убеждению, что и русские, и поляки имеют одного врага — царизм, и выступает поборником братства и единения славян.

Иными путями пришел к революционной деятельности Владимир Дамаров. Дворянин по происхождению, скульптор по призванию, Владимир как бы олицетворяет “больную совесть” русской интеллигенции, которая страдает, видя муки и бесправие родного народа.

Ненависть мужественных борцов за свободу к самодержавию, как показывает автор, глубоко обоснована. Войнич рисует правдивую картину вопиющей нищеты и запустения русской деревни.

Писательница обнаруживает хорошее знание жизни и быта России, русского языка. Перед читателем проходят помещики, крестьяне, сатирически обрисованные образы жандармов и правительственных чиновников. Детально, подчас с натуралистическими подробностями изображает она темноту и невежество крестьян, вырождение помещиков.

В речах и поступках Владимира, Кароля и их товарищей проявляются настроения подвижничества, жертвенности, ощущение своей изолированности в борьбе. Они не сомневаются в том, что погибнут. “Мы не были достаточно сильны, а страна — подготовлена к революционному перевороту”,— говорит Владимир. То же говорит и Кароль, признавая, что перед лицом великого дела их маленькие жизни не имеют цены.

Большим усилием воли Кароль Славинский подавляет зародившееся в нем чувство к Оливии, так как не хочет, чтобы она связала свою жизнь с тяжело больным человеком, обреченным стать калекой. По мнению Кароля, революционер должен отказаться от личного счастья.

Эти настроения реалистически обоснованы писательницей. Народовольцы очень далеки от народа, они одиноки. В уста крестьян Войнич вкладывает насмешливую оценку деятельности таких людей, как Владимир: “Барские затеи!”. Это определение одинаково относится и к занятиям Владимиром скульптурой, и к его революционной деятельности. Вряд ли можно сомневаться, что влияние идей Степняка-Кравчинского в 90-х годах, т. е. в ту пору, когда он подверг пересмотру некоторые положения программы народников, сказалось в реалистическом понимании писательницей слабостей народнической позиции.

Тем не менее роман Войнич проникнут уверенностью в том, что темные силы реакции будут рано или поздно сломлены. Владимир, признавшийся Оливии, что он и его товарищи потерпели неудачу и обречены на гибель (позже он действительно погибает в царских застенках), убежден в том, что “те люди, которые придут после нас, победят”.

В романе “Прерванная дружба” (An Interrupted Friendship, 1910) Войнич снова возвращается к образу Овода, который выведен здесь под именем Ривареса. Он становится переводчиком южноамериканской географической экспедиции Дюпрэ. Читатель лишь по некоторым намекам и упоминаниям (в этом романе и в “Оводе”) может восстановить в общих чертах историю жизни героя, после того как тот покинул родину. Овод прошёл через нечеловеческие страдания, голод, зверские побои и издевательства. Но он вынес всё, и ненависть к насилию и несправедливости укрепила в нем стремление к активному протесту. Как выясняется, он принимал участие в боях за Аргентинскую республику против диктатуры Росаса. После разгрома восстания он бежал из плена и вынужден был скрываться, терпя большие лишения.

После успешного завершения экспедиции Овод, поселившись в Париже, имеет возможность сделать блестящую карьеру журналиста. Но он вновь отзывается на призыв к освободительной борьбе и принимает участие в подготавливающемся восстании в Болонье. Риварес, рискуя жизнью, идет туда, куда ему велит идти долг.

Хотя роман “Прерванная дружба” и значительно уступает “Оводу”, но он представляет интерес, так как проливает свет на формирование личности Овода-борца и как бы восполняет пробел между первой и второй частями романа “Овод”.

Творчество Э. Л. Войнич входит в демократическое наследие английской культуры. Не только “Овод” — настольная книга передовых людей многих национальностей, но и другие её произведения воплощают в себе дух протеста против социальной несправедливости, веру в торжество правды и свободы, которые делают её преемницей лучших традиций великих английских писателей-гуманистов.

Даже весьма своеобразная черта творчества Войнич — её исключительный интерес к жизни других народов (действие многих её произведений происходит в Италии, России, Франции, во всех её книгах участвуют, наряду с англичанами, люди других наций) — была особой формой проявления её патриотизма. Изображая людей других народов, другого склада ума и традиций, она, как и великие английские революционные романтики Байрон и Шелли, никогда не забывала родины. Любовь к простым людям Англии, глубокое сочувствие их скорбям и невзгодам проходит через всё творчество Войнич.