71. КОДИФИКАЦИОННАЯ РАБОТА И ФОРМИРОВАНИЕ СИСТЕМЫ НОВОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА В ПЕРИОД НЭПА

Переход после гражданской войны к мирному хозяйственно­му строительству активизировал дальнейшую разработку гражданско-правового законодательства, нормирующего ос­новные направления хозяйственной работы. Новый этап раз­вития поставил ряд важнейших правовых проблем, в том числе вопросы о правовых источниках и юридической тех­нике.

Первоначальную роль источника права играло революци­онное правосознание. Поскольку практика и «революцион­ное мировоззрение трудящихся масс» в тот период еще не

Государство и право в переход от капитализма к социализму  437

могли принимать форму определенных законов, а старое за­конодательство было неприемлемым для нового строя, рево­люционное правосознание оставалось почти единственным источником права. В 1917—1918гг. принимались новые декре­ты о суде, в каждом из которых так или иначе интерпретиро­валось понятие революционного правосознания. Так, в ст. 5 Декрета о суде № 1 (1917 г.) говорилось о «революционной совести» и о «революционном правосознании» как о синони­мах. В ст. 36 Декрета о суде № 2 (1918 г.) упоминается уже «социалистическое правосознание», а в ст. 22 Декрета о суде № 3 (1918 г.) — «социалистическая совесть».

Уже на данном этапе делалась попытка разграничить кате­гории «революционная совесть» и «революционное правосо­знание». Первая означала субъективную способность осозна­вать и применять революционное правосознание, вторая — объективное содержание права.

Правоведы 20-х гг. придавали важное значение этим дек­ретам, но все же главное место отводили судебному решению как ведущей форме правотворчества. Объяснялось это отчас­ти тем, что декреты этого периода (1917—1920 гг.) были раз­рознены и не приведены в систему. На данном этапе «револю­ционное правосознание» составляло стереотип «революци­онной законности» вообще, которая, в свою очередь, почти совпадала с представлением о «революционной целесообраз­ности». Лишь к концу периода «военного коммунизма» в пра­вовой теории произошла определенная дифференциация этих категорий.

С переходом к нэпу развернулась новая дискуссия по во­просу о революционной законности в ее отношении к эконо­мике переходного периода. Под революционной законнос­тью стали понимать тот правопорядок, который признавался «верховными органами пролетарской диктатуры» целесооб­разным и общеобязательным (П.И. Стучка). Правосознание стало рассматриваться в качестве ведущего принципа право-творчества, положенного в основу законодательства и наибо­лее определенно выявляющегося в содержании принимае­мых кодексов.

Сама кодификация рассматривалась в этой связи только как этап в осуществлении революционного правосознания (или целесообразности), как способ «лучшего в данных усло-

438   IX.

виях достижения цели». Законодательные нормы не могли покрывать всего многообразия действительности, в каждый отдельный момент точно отражать «опыт хозяйственного строительства». В этой ситуации революционное (или, как чаще начали говорить в 20-е гг., социалистическое) правосо­знание приобретало новую значение — метода, восполняю­щего пробелы в законе. Так, ст.9 УК РСФСР (1922 г.) опреде­лила социалистическое правосознание в качестве руководя­щего начала для применения статей кодекса, а ст. 10 УК РСФСР (об аналогии в применении мер социальной защиты) предоставляла этому принципу вполне конкретную область реализации. Та же роль отводилась правосознанию и в ст. 4 ГПК РСФСР (1923 г.)

В целом в правовой теории 20-х гг. под революционной законностью стали понимать установленный и определен­ный государством правопорядок, комплекс правил, что свя­зывалось с необходимостью разработки системы соответст­вующих норм. Расчет на скорое отмирание права (при соци­ализме) обусловил особое отношение к правовой норме:

«закон отмечает те вехи, по которым определяются границы данного правопорядка, данной системы правовых отноше­ний... Теоретически закон должен дать основной принцип •данной системы, а остальное —уже дело пролетарского суда» (П. Стучка).

Ориентация на «революционное правосознание» как на важнейший источник права содержалась в концепциях сто­ронников психологической теории права (М. Рейснер), в ко­торых отождествлялось собственно право с революционным правосознанием. Аргументам психологистов противопостав­лялась социологическая интерпретация права. С этой точки зрения законодательство являлось не чем иным, как плано­вой политикой. «Мы не говорим о верховенстве законов, но говорим, что части подчинены целому и что в социальном строительстве отдельные его акты увязываются объединяю­щим их общим планом» (И. Ильинский).

Советские правоведы 20-х гг. столкнулись со значитель­ным противоречием, заложенным в самой правовой системе переходного периода, между «пролетарским судом» и «буржу­азным правом». Преемственность юридических форм («бур­жуазное» — советское право) выражалась, в частности, в том, что праву переходного периода наряду с принципом целесо-

Государство и право в переход от капитализма к социализму  439

образности был присущ и принцип «справедливости». Хотя последняя ни разу прямо не упоминалась в ГК РСФСР, но определенно присутствовала в содержании его статей (что видно из положений ст. 142 ГК РСФСР или ст. 137 ГПК РСФСР 1922 г.), в ряде случаев даже определяя границы при­менения закона. Судебная и правоприменительная практика представлялась советским правоведам наиболее эффектив­ным средством противодействия «буржуазным» началам, все еще существующим в праве переходного периода. «Творчес­кая активность судебной практики, точно ограниченная ис­ключительно интересами государства и трудящихся, но вовсе не ограниченная неподвижными рамками закона» — в этом виделось начало коррективов правотворческой деятельнос­ти в условиях переходного периода.

Разрешение дилеммы «пролетарский суд — буржуазное право» осуществлялось следующим образом: судья должен был прежде всего попытаться найти прямой ответ в действу­ющем законе. Если это не удавалось, он обращался к анализу «общих начал», которые можно вывести из существа совет­ского законодательства. Не найдя достаточно определенного ответа и там, судьи вправе был искать решение в последней инстанции — в «общих принципах классовой политики». Такой порядок обусловливал необходимость тщательно рег­ламентировать процедуру судебного разбирательства, поэто­му законодатель значительное внимание уделял разработке норм процессуального права. Например, ст.4 ГПК РСФСР непосредственно не наделяла судью правом решать дело во­преки существующему законодательству, но в целях восполне­ния существующих пробелов давала широкие возможности для судебного толкования применительно к «особенностям экономической ситуации».

Уже в 1919г. Стучка предложил начать кодификацию но­вого права. Главенствующее место должна была занять Кон­ституция. Далее шло «социальное право», включающее се­мейное право и право социального обеспечения. Затем долж­ны были располагаться «имущественные права», точнее, нормы, отменяющие и ограничивающие эти права (о нацио­нализации земли и производства), а также «допустимость применения пережитков частной собственности переходно­го времени». Завершат сборник кодифицированные правила

440   IX.

о труде, «остатки договорного права» и международное право. Систематизированные таким образом нормы составят «обязательное для всех право», тогда как все дальнейшие уза­конения будут представлять собой лишь технические ин­струкции. Этот первый подход к вопросу о системе права был обусловлен практической необходимостью, связанной с фор­мированием системы советского законодательства.

20-е гг. стали периодом интенсивной кодификационной работы. Были приняты и вступили в действие Гражданский, Уголовный, Земельный, Гражданско-процессуальный, Уго-ловно-процессуальный кодексы, Кодекс законов о труде, раз­работаны проекты Хозяйственного, Торгового, Промышлен­ного, Кооперативного, Административного кодексов.

Гражданский кодекс состоял из общей части, вещного, обязательственного, наследственного права. При формиро­вании особой отрасли гражданского права в 1921—1923 гг. законодатель стремился по возможности упростить систему норм, регламентирующих хозяйственную жизнь.

Позже (1923—1924 гг.) в развитии гражданского (хозяйст­венного) законодательства наметилась другая тенденция, что сказалось на усложнении структуры и языка правовых норм ГК. Гражданско-правовые нормы дифференцировались по принципу обязательности: диспозитивные и принудитель­ные. Чем шире была автономия сторон в гражданском право­отношении, тем больше норм, регулирующих его, являлись диспозитивными. Наоборот, по мере так называемой социа­лизации гражданского права (т. е. проникновения в него пла­новых начал) возрастало число принудительных норм.

Гражданский кодекс, кроме того, содержал нормы опреде­лительные, декларативные, истолковательные и организаци­онные. При разработке ГК предполагалось выделить в кодек­се группу основных статей, непосредственно выражающих социально-экономические задачи нового гражданского права. Такими декларативными статьями ГК стали: ст. 1 О применении гражданского законодательства на практике и ст. 4 О нормировании общего порядка разрешения граждан­ских споров. В эти статьи были введены неправовые крите­рии (так, ст. 1 ГК устанавливала порядок защиты имуществен­ных прав только в случае их соответствия «социально-хозяй­ственному назначению»). Это давало судьям большой про-

Государство и право в переход от капитализма к социализму  441

стор для толкования закона, не связывая их четкими право­выми нормами.

В истолковании многих правоведов ГК не следовало рас­сматривать как полный и окончательный набор правил. Даже не закрепленные в законе имущественные права, если на практике они осуществлялись в противоречии с их «социаль­но-хозяйственным назначением» (что определял суд), на ос­новании ст. 1 ГК могли быть аннулированы.

Закон в значительной мере ориентировался на относи­тельный и временный характер права переходного периода. Правовая форма казалась преходящей, ожидали ее скорого исчезновения и замены правовых норм техническими и орга­низационными. Принципу законности был противопостав­лен принцип целесообразности, что не могло не привести к правовому нигилизму со всеми вытекающими отсюда послед­ствиями.

Законодатель всячески подчеркивал, что имущественные права частных лиц (как физических, так и юридическиих) являются уступкой во имя развития производительных сил страны и должны быть подчинены общей идее о «господству­ющей роли социалистической собственности». В общей сис­теме народного хозяйства относительно автономные част­ные хозяйства рассматривались не как замкнутые и обособ­ленные единицы, но как части единого комплекса.

Наряду с государственной и кооперативной собственнос­тью закон выделял частную собственность, имевшую три формы: единоличную собственность физических лиц; собст­венность нескольких лиц, не составлявших объединения (общая собственность); собственность частных юридичес­ких лиц.

С лета 1921 г. государство начинает осуществлять меры по денационализации ранее экспроприированной у частных лиц собственности. В мае 1922 г. была приостановлена наци­онализация частных предприятий. В июне 1924 г. ВСНХ дал разъяснение о допустимом числе рабочих, труд которых мог использоваться на одном частном предприятии (20 человек). Денационализация не получила широких масштабов. В ходе ее восстанавливались правовые институты, а не индивидуаль­ные права бывших собственников. Создавались гарантии для вновь приобретенных прав, но запрещалось восстановление

442   IX.

отмененных в ходе революции имущественных прав. Закон и судебная практика признавали длительное фактическое вла­дение имуществом более «законным», чем ссылки бывших собственников на их право собственности. Вместе с тем вла­дение не рассматривалось как источник права собственнос­ти — во всех случаях для возникновения права собственности требовалось волеизъявление государства.

Закон ограничивал объем и размеры права частной собст­венности (определение круга объектов, допускаемых в част­ную собственность, установление предельного размера част­ного предприятия, размера наследственной массы, получае­мой частным лицом, размеров домовладения, торгового предприятия и т. п.).

Закон ограничивал также право частного собственника распоряжаться своей собственностью. Так, право сдачи в аренду собственником своего имущества до мая 1922 г. запре­щалось или во всяком случае носило спорный характер. До­мовладение, полученное по наследству, не могло отчуждать­ся, им можно было только пользоваться (до 1923 г.). Пользо­вание домовладением (сдача его в наем) также ограничива­лось законом — установление нормы жилой площади, тари­фы сдаточных цен, сроки сдачи. Закон использовал специаль­ный термин «обладание» (ст. 56 ГК), означавший, что пред­мет, находящийся в частной собственности, не может вли­ваться в гражданский оборот, его нельзя продать или купить.

При этом определенные льготы предоставлялись коопе­ративам, кустарям и арендаторам государственного имущест­ва. Изъятия из общих правил распоряжения имуществом рас­пространялись также на концессионные предприятия.

Стремление законодателя обеспечить государственный договорный интерес ясно проявилось в статьях ГК об убы­точных для государствах договорах (ст. 30 ГК). При установ­лении факта «убыточности» договор расторгался. В качестве гарантии интересов стороны-государства вводился институт неустойки. Ряд других статей (ст. 1,19,364 ГК) также обеспе­чивал гарантии для государства.

Закон непосредственно регламентировал размеры дого­ворных сумм (ст. 236 ГК), сроки договоров (ст. 153 ГК) и дру­гие элементы обязательства. Многие объекты были изъяты

Государство и право в переход от капитализма к социализму  443

из гражданского оборота (земля, леса, крупные предприятия и др.).

Правовая основа договора купли-продажи была заложена еще летом 1921 г. декретом «О взимании платы за товары, отпускаемые государством для частного хозяйства». Позже предметы, перечисленные в ст. 21, 22,53 ГК, стали объектами государственной монополии и не могли отчуждаться част­ным лицам. В сентябре 1921 г. было принято первое Положе­ние о подрядах и поставках, а в мае 1922 г. были расширены права госорганов на сдачу подрядов частным лицам (регла­ментация залога, авансовых сумм). В том же году был установ­лен публичный торговый порядок сдачи подрядов. Система публичных торгов обеспечивала льготные условия для госу­дарственных и кооперативных предприятий, они находи­лись в более благоприятном положении, чем частные подряд­чики (это было закреплено в августовской 1923 г. инструкции СНК «О порядке публичных торгов»). В сентябре 1924 г. пуб­личные торги на подрядные работы для госпредприятий и кооперации вовсе отменялись, они стали получать подряды в ином, облегченном порядке.

В период нэпа широкое распространение получили дого­воры аренды и концессии, на основании которых государст­венное имущество передавалось в пользование частных лиц. Еще в ноябре 1920 г. СНК принял декрет «О концессиях», однако лишь с 1923 г. начинается практика заключения кон­цессионных договоров. ГК РСФСР ввел понятие концессии как разрешения, особого исключения из общего порядка. В это понятие включалось единство двух разнородных момен­тов: акта публичной власти (законодательной или админи­стративной), предоставляющего концессионеру особое право, и договорного соглашения государства с концессионе­ром о праве пользования государственным имуществом. До­говор возлагал на концессионера ряд обязанностей: вклады­вать в предприятие определенный капитал, поддерживать предприятия на современном техническом уровне. Договор предусматривал преимущественную продажу продукции госу­дарству по обусловленным ценам, ограничивал право концес­сионера распоряжаться концессионным имуществом.

Близким по характеру к договору о концессии был аренд­ный договор на государственные промышленные предпри-

444   IX.

ятия. В июле 1921 г. постановление СНК регламентировало порядок сдачи в аренду и запретило одностороннее растор­жение договора вне судебного порядка рассмотрения споров. Арендатору предоставлялось право сбывать продукцию пред­приятия на вольный рынок, договор мог предусматривать снабжение предприятия государственным сырьем. Вместе с тем на арендатора возлагался ряд обязанностей: договор оп­ределял, какого рода изделия и в каком количестве должен вырабатывать арендатор; определялась доля продукции, обя­зательная для сдачи государству; на арендатора возлагалась обязанность поддерживать предприятие на должном техни­ческом уровне. Сроки жестко регламентировались, как и дру­гие условия аренды (ст. 416 ГК).

Общие условия, на которых заключались договоры, также регламентировались ГК. Так, ст. 33 ГК признавала любой до­говор недействительным, если он заключался одной из сто­рон под влиянием «крайней нужды» и на не выгодных для нее условиях. Инициатива расторжения договора могла исхо­дить не только от заинтересованной стороны, но и от госор­ганов и общественных организаций. Очевидна социальная направленность этой нормы.

Нередко на практике трудовые отношения в частном сек­торе хозяйства маскировались в форму договора подряда или купли-продажи (с целью уклонения от норм КЗоТ, облегче­ния налоговогб давления и т. п.). Судебная практика пошла по пути презюмирования трудового соглашения там, где разгра­ничение трудовых и гражданско-правовых отношений пред­ставляло особую трудность. Это мотивировалось защитой прав трудящихся. Закон предусматривал ответственность частных лиц перед государством за некоторые действия, по­нимаемые как незаконные, ст. 129 ГК предусматривала ответ­ственность арендатора государственного имущества за его «расточение», ст. 130 ГК карала частного контрагента за не­выполнение условий договора; ст. 132 и 133 ГК предусматри­вали ответственность нанимателя в случае нарушения им тру­дового или коллективного договора. Одной из особенностей обязательственного права стало применение статей Уголов­ного кодекса в качестве санкций за нарушение гражданских договорных отношений. В ряде случаев несоблюдение уста­новленной законом формы влекло признание сделки недей-

Государство и право в переход от капитализма к социализму  445

ствительной. О последствиях несоблюдения договорных форм говорили ст. 71-84,101, 137,153, 162 ГК и др. Добросо­вестному контрагенту ГК гарантировал судебную защиту его имущественных прав (ст. 1, 2, 6 ГК и др).

Земельный кодекс РСФСР был принят в сентябре 1922 г. и введен в действие с декабря того же года. Его составной час­тью стал закон «О трудовом землепользовании», принятый в мае 1922 г. Кодекс состоял из «Основных положений» и трех частей: о трудовом землепользовании, о городских землях и государственных земельных имуществах, о землеустройстве и переселении.

Кодекс «навсегда отменял право частной собственности на землю», недра, воды и леса в пределах РСФСР. Все земли сельскохозяственного назначения составляют единый госу­дарственный земельный фонд, находящийся в ведении Нар-комзема и его местных органов. Право непосредственного пользования предоставляется трудовым землевладельцам и их объединениям, городским поселениям, государственным учреждениям и предприятиям. Остальные земли находятся в непосредственном рапоряжении Наркомзема. Покупка, про­дажа, завещение, дарение, залог земли запрещались, а нару­шители подвергались уголовным наказаниям.

Сдача земли в аренду разрешалась на срок не более одного севооборота (при трехполье — три года, при четырехполье — четыре года и т. д.). При этом допускалась только трудовая аренда: «никто не может получить по договору аренды в свое пользование земли больше того количества, какое он в состо­янии дополнительно к своему наделу обработать силами свое­го хозяйства».

Использование наемного труда допускалось лишь при «не­пременном сохранении применяющим его хозяйством свое­го трудового строя, т. е. при условии, если все наличные труд­носпособные члены хозяйства наравне с наемным рабочими принимают участие в работе хозяйства» и при условии невоз­можности хозяйства самому выполнить эту работу. Сдача земли в аренду могла быть обусловлена ослаблением хозяйст­венных сил, стихийным бедствием, недостатком рабочей силы и т. п. Субаренда запрещалась законом. В отношении наемных сельскохозяйсвенных рабочих действовали нормы КЗоТ.

Право пользования землей определялось как бессрочное

446   IX.

и могло быть прекращено только в соответствии с законом. Формы землепользования могли быть различными: общин­ное с уравнительными переделами, участковое (отрубные и хуторские участки), товарищеское (товарищества по со­вместной обработке земли, артели, коммуны).

В апреле 1925 г. были изданы Временные правила об усло­виях применения подсобного наемного труда в крестьянских хозяйствах. Согласно правилам, основные условия найма оп­ределялись договором сторон, от имени нанимающегося до­говор подписывал профсоюз. В договоре должны были содер­жаться обязательные положения, обеспечивающие работни­ку достойные условия труда и отдыха.

Законодатель отдавал предпочтение коллективным фор­мам землепользования. Обработка земли «путем объедине­ния труда» и средств производства могла применятся при любом порядке землепользования (общинном, участковом или товарищеском) Образующиеся коллективные хозяйства могли требовать у сельского общества компактного выделе­ния им земли и сохранения устойчивых границ этого земле­владения. Эти льготы по своему характеру напоминали анало­гичные льготы, установленные в ходе столыпинской рефор-•мы 1906—1911гг. (тогда льготы устанавливались единолич­ным хозяйством, теперь же — коллективным).

Земельный кодекс регламентировал порядок организа­ции и работы органов управления земельным обществом (сельских сходов), правовое положение крестьянского двора

Кодекс законов о труде РСФСР был принят в ноябре 1922 г. и тогда же вступил в действие. КЗоТ состоял из 17 глав. В общей части определялось, что положения кодекса распро­страняются на все предприятия и всех лиц, применявших наемный труд за вознаграждение. Предоставление работы гражданам осуществляется через органы Наркомтруда (до 1925 г наем осуществлялся при обязательном посредничест­ве бирж труда). В особых случаях СНК мог издавать постанов­ления о привлечении граждан к труду в порядке трудовой повинности.

Закон предусматривал в качестве основных правовых форм привлечения к труду коллективный и трудовой догово­ры. Признавались недействительными условия договоров,

1Ьсударство и право в переход от капитализма к социализму  447

ухудшающие положения нанимающихся по сравнению с усло­виями, установленными законами о труде, а также условия, «клонящиеся к ограничению политических и общеграждан­ских прав трудящихся». Размер вознаграждения за труд не мог быть меньше обязательного минимума оплаты, устанав-ленной для данной категории труда государством.

Закон регламентировал порядок заключения трудовых до­говоров, выплаты компенсаций и пособий, продолжитель­ность рабочего времени и времени отдыха, труд несовершен­нолетних и женщин.

В качестве стороны, заключающей коллективный договор и представительствующей от имени работающих по найму, по всем вопросам «труда-и-быта» выступали профсоюзы. Дела о нарушениях законов о труде и все трудовые споры должны были решаться либо в принудительном порядке (в особых сессиях народных судов), либо в примирительном порядке (в расчетно-конфликтных комиссиях, примирительных каме­рах, третейских судах).

По сравнению с КЗоТ РСФСР 1918г., предусматривавшим порядок государственного социального обеспечения (из централизованного страхового фонда), новый КЗоТ РСФСР 1922 г. вводил порядок социального страхования на государ­ственных, общественных, кооперативных, концессионных, арендных, смешанных, частных предприятиях, в учреждени­ях, хозяйствах и для частных лиц. Социальное страхование охватило все виды выплат (по болезни, беременности, инва­лидности и т. д.), которые производились из средств данного предприятия или лица (нанимателя ).

Особое внимание законодатель уделял трудовым отноше­ниям в частном секторе хозяйства. В июле 1921 г. ВЦСПС обсуждал вопрос об условиях работы профсоюзов на частных предприятиях, в октябре 1921 г. была принята примерная форма коллективного договора для частных предприятий. В декабре 1921 г. был разработан проект постановления о по­рядке разрешения трудовых конфликтов на частных пред­приятиях. В ноябре 1921 г. Всероссийская конференция по охране труда разработала Наказ инспекторам труда о борьбе с эксплуатацией рабочих на частных предприятиях.

До февраля 1922 г. регулирование трудовых отношений на частных предприятиях сосредоточили в своих руках профсо-

448

IX.

юзы. С начала 1922 г. государственное вмешательство в эту сферу усиливается так же, как и роль Наркомтруда. Для разви­вающейся системы коллективных и трудовых договоров пра­вовую основу составил новый КЗоТ. Незадолго до его приня­тия (в августе 1922 г.) СНК принял специальный декрет о коллективных договорах.

Наибольшие трудности были связаны с правовым регули­рованием труда в нелегальной или полулегальной частной промышленности. В июле 1923 г. СНК принял декрет, в кото­ром уточнялось понятие «квартирник» — лицо, выполняю­щее у себя на дому работу по найму исключительно личным трудом из материала работодателя». «Квартирники» не были наемными рабочими в смысле КЗоТ и по статусу приближа­лись к кустарям-одиночкам. Профсоюзы и инспекции труда 'должны были устанавливать, являются ли те или иные катего­рии «квартирников» кустарями или наемными рабочими (в связи с чем на них рапространялись или не распространялись нормы КЗоТ).

Закон предусматривал санкции для нарушителей трудово­го законодательства. В апреле 1922 г. СНК принял декрет «О наказаниях за нарушение постановлений по охране труда, в мае 1924 г. декрет «О порядке привлечения инспекцией труда нанимателей к ответственности».

Особое внимание уделялось выявлению разного рода фик­тивных кооперативных объединений, по своей сути бывших нелегальными частными предприятиями (вывеска коопера­тива понадобилась им для сокрытия своей деятельности от налоговых органов и инспекции труда). В сентябре 1922 г. СНК принял декрет «Об охране труда и обеспечении прав лиц, работающих в промысловых кооперативных предпри­ятиях». Согласно закону, кооперация должна была осущест­влять производственный процесс, используя труд своих чле­нов, и торговать преимущественно своей продукцией. Доля наемного труда, допускаемого в кооперативных приедприя-тиях, была невысокой.

Большинство споров между нанимателем и наемными ра­ботниками рассматривалось в трудовых сессиях судов. Наря­ду с этим соглашения, достигнутые в примирительных каме­рах и третейских судах, приобретали силу договора и защи­щались статьями Уголовного кодекса.

449

Квсударство и право в переход от капитализма к социализму

Уголовный кодекс РСФСР вступил в действие с июня 1922 г. и состоял из введения и двух частей — общей и особен­ной. Под преступлением кодекс понимал «всякое обществен­но опасное действие или бездействие, угрожающее основам советского строя и правопорядку, установленному рабоче-крестьянской властью-на переходный к коммунистическому строю период времени». Провозглашенными целями наказа­ния были предупреждение новых правонарушений, приспо­собление нарушителя к условиям общежития, лишение пре­ступника возможности совершать новые преступления. На­значение наказания осуществлялось судебными органами на основе «социалистического правосознания». Руководящих начал и статей УК.

При отсутствии в кодексе прямых указаний на отдельные виды преступлений наказания применялись согласно ста­тьям УК, предусматривающим «наиболее сходные по важнос­ти и роду преступления», т. е. использовался принцип анало­гии, что давало судам возможность широкого толкования за­кона.

При определении меры наказания учитывались степень и характер опасности как самого преступника, так и преступле­ния, совершенного им. Предполагалось, что наказание долж­но быть «целесообразным», что также определял суд.

Система наказаний варьировалась от общественного по­рицания до изгнания за пределы РСФСР. По делам, находя­щимся в производстве у ревтрибуналов, в качестве исключи­тельной меры применялся расстрел. Кроме перечисленных в общей части УК наказаний, судом могли применяться меры социальной защиты: удаление из определенной местности и запрещение занимать определенные должности или зани­маться определенной деятельностью.

Система преступлений по УК включала: государственные, против порядка управления, хозяйственные, имуществен­ные, воинские и другие преступления.

УК предусматривал ряд мер, направленных на борьбу с незаконным частным предпринимательством: наказания за расточительное отношение арендатора к государственному имуществу, за злонамеренное использование договора с госу­дарственной организацией, за нарушение законов о труде, за искусственное повышение цен и злостный невыпуск товаров

15-607

450

IX.

на рынок, за сокрытие доходов, за нарушение законов о госу­дарственных монополиях и т. п.

В ходе разработки УК было предложено разбить предус­мотренные им виды преступлений на две группы: преступле­ния, направленные против общественных и экономических отношений, установленных властью, и преступления, на­правленные против «пережитков дореволюционного строя», сохранение которых было обусловлено переходным време­нем. Авторы проекта предполагали, что такая классификация послужит более четкому разграничению двух сфер правопо­рядка, включающего элементы старого и нового права, и будет способствовать «усилению классового начала». Эти предложения были отвергнуты, но дифференциация пре­ступлений по степени их социально-экономической опаснос­ти сохранялась. УК выделял группу преступлений, направлен­ных против социальных устоев, установленных властью. Для таких преступлений закон устанавливал твердый минимум наказаний. УК вводил также понятие «экономическая контр­революция» (ст.57 УК).

УК переквалифицировал некоторые составы преступле­ний. До 1921 г. почти всякая форма частной торговли опреде­лялась как спекуляция. Нэп внес изменения в эти оценки, потребовалось искать новую грань между спекуляцией и до­пускаемой законом частной торговлей. По декрету СНК (июль 1921г.) признаком спекуляции стали сговор с целью повышения цен, злостный невыпуск товаров на рынок и скуп­ка-сбыт запрещенных к продаже товаров. Из прежнего поня­тия спекуляции выделились новые составы: контрабанда, на­рушение торговых монополий, фальсификация товаров, рос­товщичество.

С усилением законодательного регламентирования цен частного рынка законодатель вводил в УК специальные ста­тьи, предусматривающие ответственность частных торгов­цев за нарушение этикетных и предельных цен. Нарушение договорных цен регламентировалось статьями УК о наруше­нии общих договорных обязательств. Ст. 130 УК предусмат­ривала ответственность частного контрагента, не исполнив­шего обязательства по договору с госорганом.

Судебная практика давала довольно широкое толкование ст. 128 УК (о должностных преступлениях). В число субъек­тов этих преступлений включались не только должностные

451

Государство и право в переход от капитализма к социализму

лица, но и частные лица («нэпманы») в качестве соучастни­ков. Репрессии были обращены на «смычку хозяйственников и частных предпринимателей и посредников». Закон строго карал также взяточничество как вид экономической преступ­ности.

Судебная практика зафиксировала несколько форм укло­нения от налогов: по сговору, сокрытие источников доходов под чужой вывеской и за подставным лицом, путем использо­вания двойной бухгалтерии, в форме организации «лжекоо­ператива».

Влияние принципа целесообразности на правопримени-тельную деятельность сказалось в расширении права суда тол­ковать закон. При разработке УК выдвигалось даже предло­жение ограничиться одной общей частью кодекса, предоста­вив суду самому определять вид и размеры наказания. Элемен­ты правового нигилизма сочетались с тенденцией на усиле­ние репрессивной уголовной политики.

Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР утвержденный ВЦИК в феврале 1923 г., закреплял принципы производства по уголовным делам: публичность и гласность (кроме дел, содержащих военную, дипломатическую или государствен­ную тайну или сведения об интимной стороне жизни граж­дан). Суд не ограничивался формальными доказательствами, и сам осуществлял их отбор. На предварительном следствии должны были выясняться и исследоваться все обстоятельст­ва, как уличающие, так и оправдывающие обвиняемого. По делам, в которых участвовал прокурор, требовалось обяза­тельное участие защиты.

Гражданско-процессуальный кодекс РСФСР, принятый в июле и введенный в действие с сентября 1923 г., обязывал суд не ограничиваться представленными объяснениями и мате­риалами, а стремиться к выяснению всех обстоятельств дела. «За недостатком узаконений и распоряжений для решения какого-либо дела суд решает его, руководствуясь общими на­чалами советского законодательства и общей политикой Ра-боче-Крестьянского Правительства» (ст. 4. ГПК). В целях ох­раны публичного интереса или «интимной жизни стороны» дело может слушаться в закрытом заседании.

Как в уголовном, так и в гражданском процессе действовал только кассационный порядок пересмотра судебных реше­ний.

15*

452

IX.