2. Концепция буржуазного "равного права" при социализме

Уничтожение частной собственности и обобществление ее объектов еще не дает искомого коммунистического потребительского равенства. Это, по марксистским представлениям, произойдет потом, при полном коммунизме, когда в условиях отсутствия частной собственности и эксплуатации человека человеком общество разовьет свои производительные силы и достигнет изобилия. При социализме же, т. е. на первой, низшей стадии коммунизма, распределение предметов потребления должно осуществляться по труду.

Характеризуя этот способ распределения потребительских предметов, Маркс отмечает, что на низшей фазе коммунизма "господствует тот же принцип, который регулирует обмен товаров, поскольку последний есть обмен равных стоимостей. Содержание и форма здесь изменились, потому что при изменившихся обстоятельствах никто не может дать ничего, кроме своего труда, и потому что, с другой стороны, в собственность отдельных лиц не может перейти ничто, кроме индивидуальных предметов потребления. Но что касается распределения последних между отдельными производителями, то здесь господствует тот же принцип, что и при обмене товарными эквивалентами: известное количество труда в одной форме обменивается на равное количество труда в другой"2.

Соблюдение принципа эквивалентного обмена также и при распределении индивидуальных предметов потребления между производителями в соответствии с их трудовым паем означает, по мысли Маркса, сохранение буржуазного права при социализме (в первой фазе коммунистического общества). "Поэтому, — писал он, — равное право здесь по принципу все еще является правом буржуазным, хотя принцип и практика здесь уже не противоречат друг другу, тогда как при товарообмене обмен эквивалентами существует лишь в среднем, а не в каждом отдельном случае. Несмотря на этот прогресс, это равное право в одном отношении все еще ограничено буржуазными рамками. Право производителей пропорционалъ-

' Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19. С. 27. 2 Там же. С. 18—19.

wo доставляемому ими труду; равенство состоит в том, что измерение производится равной мерой — трудом'4. Но люди отличаются друг от друга по своим умственным и физическим свойствам, способности к труду, семейному положению и т. д. Вместе с тем правовой подход предполагает применение равной меры ко всем независимо от всех этих различий между ними. "По своей природе, — отмечает Маркс, — право может состоять лишь в применении равной меры; но неравные индивиды (а они не были бы различными индивидами, если бы не были неравными) могут быть измеряемы одной и той же мерой лишь постольку, поскольку их рассматривают под одним углом зрения, берут только с одной определенной стороны, как в данном, например, случае, где их рассматривают только как рабочих и ничего более в них не видят, отвлекаются от всего остального"2.

Итогом применения равной трудовой меры в процессе распределения предметов потребления оказывается, по оценке Маркса, в конечном счете неравенство: один получает больше другого, оказывается богаче и т. д. "Это равное право есть неравное право для неравного труда. Оно не признает никаких классовых различий, потому что каждый является только рабочим, как и все другие; но оно молчаливо признает неравную индивидуальную одаренность, а следовательно, и неравную работоспособность естественными привилегиями. Поэтому оно по своему содержанию есть право неравенства, как всякое право"3.

В соответствии с равной трудовой мерой, следовательно, один получает из общественного потребительного фонда больше другого, оказывается богаче и т. д. "Чтобы избежать всего этого, — замечает Маркс, — право, вместо того чтобы быть равным, должно бы быть неравным. Но эти недостатки неизбежны в первой фазе коммунистического общества, в том его виде, как оно выходит после долгих мук родов из капиталистического общества. Право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества"4.

На первой фазе коммунизма господствует, по Марксу, принцип "Каждый по способностям, каждому по труду". Недостатки действующей здесь трудовой меры (по принципу длительности или интенсивности труда), в соответствии с которой осуществляется распределение предметов потребления между рабочими, состоят, по Марксу, в наличии самой такой меры, общей для разных людей. И в присутствующем в этой общей мере моменте равенства двух разных форм труда (эквивалентность предметов потребления тру-

' Там же. С. 19.

2 Там же.

3 Там же.

4 Там же.

довому паю) Маркс усматривает присущий также и буржуазному праву принцип формального равенства.

С сохранением этого принципа, а вместе с ним и буржуазного права в первой фазе коммунистического общества связаны, по Марксу, те потребительские различия, которые на данной фазе развития нового строя объективно не могут быть преодолены. В неизбежности этих потребительских различий и коренится обосновываемая Марксом необходимость сохранения буржуазного права при социализме.

Но в первой фазе коммунизма это буржуазное право, по мысли Маркса, обслуживает уже не рыночный обмен товарных эквивалентов, как при капитализме, а непосредственный (распределительный) обмен трудовых эквивалентов (живого труда на предметы потребления) за вычетом удержаний из труда в пользу общественных фондов. Такое распределение продуктов индивидуального потребления по принципу равной трудовой меры сохраняет различие между людьми в сфере потребления.

Но удовлетворение разных людей из общественных потребительских фондов при социализме может быть, по Марксу, только таким — равным по принципу допуска (равная для всех трудовая мера) и различным по итогам распределения. "Мы имеем здесь дело не с таким коммунистическим обществом, которое развилось на своей собственной основе, а, напротив, с таким, которое только что выходит как раз из капиталистического общества и которое поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, сохраняет еще родимые пятна старого общества, из недр которого оно вышло"1.

К числу таких "родимых пятен" капиталистического общества, остающихся в первой фазе коммунистического общества, относится, по прогнозу Маркса, и буржуазное право при социализме. "На высшей фазе коммунистического общества, — писал Маркс, — после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе со всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям!"2.

Изложенные в "Критике Готской программы" положения о судьбах государства и права при коммунизме опираются на все

' Там же. С. 18. 2 Там же. С. 20.

предшествующее учение К. Маркса и Ф. Энгельса и в краткой форме резюмируют его итоги по проблемам, оказавшимся в центре полемики с лассальянцами. Все это в полной мере относится и к сформулированной в этой работе Маркса концепции буржуазного права в первой фазе коммунизма.

Энгельс прямо не говорит о буржуазном праве при социализме, о последующем (при полном коммунизме) преодолении "узкого горизонта буржуазного права" и т. д. В других выражениях он освещает в ряде своих трудов процессы революционного преобразования буржуазного общества, государства и права, установления диктатуры пролетариата, отмирания государства и права при коммунизме и т. д. Но по существу суждения Маркса и Энгельса по всему этому кругу вопросов, включая и соответствующие их прогностические положения о будущности государства и права в коммунистическом обществе, выражают разные грани и аспекты внутренне единой концепции.

В.И. Ленин, сопоставляя идеи "Критики Готской программы" Маркса с высказываниями Энгельса, верно отмечал в работе "Государство и революция", что "взгляды Маркса и Энгельса на государство и его отмирание вполне совпадают", а выражение Маркса о "будущей государственности коммунистического общества" "относится именно к этой отмирающей государственности"1.

То же самое по существу можно сказать о взглядах Маркса и Энгельса на право при социализме и его отмирании. Дело, конечно, не только в том, что в своем письме к А. Бебелю (от 18—28 марта 1875 г.). Энгельс полностью солидаризируется с идеями "Критики Готской программы" и отстаивает их. Кстати говоря, именно благодаря инициативе и усилиям Ф. Энгельса эта работа, написанная Марксом в 1875 г., была впервые опубликована уже после его смерти в 1891 г., причем главную ответственность в возобновлении полемики между марксизмом и лассальянством Энгельс взял на себя.

В содержательном плане гораздо важнее то, что взгляды лассальянцев, в том числе и в вопросах о принципе распределения при социализме, о равенстве и неравенстве и т. д. (а ведь именно в этой связи Маркс высказывает положение о сохранении буржуазного права в первой фазе коммунизма), Энгельс критикует с тех же позиций и в той же коммунистической перспективе, что и Маркс.

Так, отмечая сохранение и при социализме "известного неравенства в жизненных условиях" даже после "уничтожения всех классовых различий", Ф. Энгельс продолжает: "Представление о социалистическом обществе, как о царстве равенства, есть одностороннее французское представление, связанное со старым лозунгом "свободы, равенства и братства", — представление, которое как определенная ступень развития было правомерно в свое вре-

' Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 33. С. 84. 5—160

мя и на своем месте, но которое, подобно всем односторонностям прежних социалистических школ, теперь должно быть преодолено, так как оно вносит только путаницу и так как теперь найдены более точные способы изложения этого вопроса'". Из контекста ясно, что к этим "более точным способам изложения" вопроса о смысле равенства при социализме Энгельс относит и трактовку Марксом "равного права" при социализме как права по своему принципу буржуазного.

Положение о буржуазном праве при социализме как один из существенных моментов всего марксистского учения о коммунизме воспринял и отстаивал В.И. Ленин. В работе "Государство и революция" он воспроизводит все основные суждения Маркса и Энгельса по данному вопросу, подчеркивая их органическую связь с другими положениями марксизма.

В своем освещении этой проблемы Ленин пишет: "Всякое право есть применение одинакового масштаба к различным людям, которые на деле не одинаковы, не равны друг другу; и потому "равное право" есть нарушение равенства и несправедливость"2. Коммунистическое общество, поясняет Ленин, может сначала (т. е. при социализме) уничтожить только ту "несправедливость", что связана с частной собственностью на средства производства, но оно не в состоянии сразу уничтожить несправедливость распределения предметов потребления по труду, а не по потребностям. Именно в этом Ленин вслед за Марксом видит недостатки распределения и неравенства буржуазного права при социализме. "Таким образом, — резюмирует Ленин, — в первой фазе коммунистического общества (которую обычно зовут социализмом) "буржуазное право" отменяется не вполне, а лишь отчасти, лишь в меру уже достигнутого экономического переворота, т. е. лишь по отношению к средствам производства. "Буржуазное право" признает их частной собственностью отдельных лиц. Социализм делает их общей собственностью. Постольку и лишь постольку — "буржуазное" право отпадает"3.

Но при социализме это буржуазное право остается "в другой своей части, остается в качестве регулятора (определителя) распределения продуктов и распределения труда между членами общества"4.

Хотя в первой фазе коммунизма, по Ленину, уже осуществлены социалистические принципы "кто не работает, тот не должен есть", "за равное количество труда равное количество продукта", однако это еще не полный коммунизм, и это еще не устраняет буржуазного права.

' Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19. С. 5,6.

2 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 33. С. 93.

3 Там же. С. 94.

4 Там же.

Отмечая неизбежность этих недостатков первой фазы коммунизма, он продолжает: "...Ибо, не впадая в утопизм, нельзя думать, что, свергнув капитализм, люди сразу научаются работать на общество без всяких норм права, да и экономических предпосылок такой перемены отмена капитализма не дает сразу. А других норм, кроме "буржуазного права", нет. И поскольку остается еще необходимость в государстве, которое бы, охраняя общую собственность на средства производства, охраняло равенство труда и равенство дележа продукта"1.

В этой ленинской трактовке проблемы буржуазного права при социализме обозначаются новые аспекты — взаимосвязи этого права с государственностью при социализме, соотношение принуждения и добровольности в условиях нового строя и т. д. Развивая эти аспекты темы, Ленин пишет: "Государство сможет отмереть полностью тогда, когда общество осуществит правило: "каждый по способностям, каждому по потребностям", т. е. когда люди настолько привыкнут к соблюдению основных правил общежития и когда их труд будет настолько производителен, что они добровольно будут трудиться по способностпял». "Узкий горизонт буржуазного права", заставляющий высчитывать, с черствостью Шейлока, не переработать бы лишних получаса против другого, не получить бы меньше платы, чем другой, — этот узкий горизонт будет тогда перейден. Распределение продуктов не будет требовать тогда нормировки со стороны общества количества получаемых каждым продуктов; каждый будет свободно брать "по потребности"2.

Сохранение буржуазного права при социализме, таким образом, здесь конкретизируется в плоскости принудительных функций права, необходимости принуждения для нормирования труда и потребления в первой фазе коммунизма, еще не свободного от недостатков прошлого, следов и традиций капитализма. "Отсюда, — поясняет Ленин, — такое интересное явление, как сохранение "узкого горизонта буржуазного права" — при коммунизме в его первой фазе. Буржуазное право по отношению к распределению продуктов потребления предполагает, конечно, неизбежно и буржуазное государство, ибо право есть ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права. Выходит, что не только при коммунизме остается в течение известного времени буржуазное право, но даже и буржуазное государство — без буржуазии!"3.

Из пояснений Ленина по поводу этого "парадокса" (буржуазное право и буржуазное государство — без буржуазии — при социализме) видно, что речь идет о переходе от буржуазной демократии и буржуазно-демократической государственности к диктатуре

' Там же. С. 95.

2 Там же. С. 96—97.

3 Там же. С. 98—99.

5*

пролетариата, которая, по его оценке, является "более демократической, но все еще государственной машиной в виде вооруженных рабочих масс"'.

Ленин при этом обращает внимание на государственнический и правовой аспекты такого явления и понятия, как демократия. "Демократия, — замечает он, — есть форма государства, одна из его разновидностей. И, следовательно, она представляет из себя, как и всякое государство, организованное, систематическое применение насилия к людям. Это с одной стороны. Но, с другой стороны, она означает формальное признание равенства между гражданами, равного права всех на определение устройства государства и управление им"2.

Что же касается диктатуры пролетариата, "государства вооруженных рабочих", то это, по оценке Ленина, "переходное государство"; это уже не "государство в собственном смысле слова", как при капитализме, но и при социализме "особый аппарат, особая машина для подавления, "государство" еще необходимо"3. Только при полном коммунизме исчезнет надобность в государстве, в особой машине для подавления.

В том же русле развития демократии в процессе перехода от капитализма к коммунизму Ленин характеризует судьбы буржуазного права при коммунизме. "Демократия, — пишет он, — означает равенство. Понятно, какое великое значение имеет борьба пролетариата за равенство и лозунг равенства, если правильно понимать его в смысле уничтожения классов. Но демократия означает только формальное равенство. И тотчас вслед за осуществлением равенства всех членов общества по отношению к владению средствами производства, т. е. равенства труда, равенства заработной платы, перед человечеством неминуемо встанет вопрос о том, чтобы идти дальше, от формального равенства к фактическому, т. е. к осуществлению правила: "каждый по способностям, каждому по потребностям"4. Преодоление "узкого горизонта буржуазного права", как и отмирание государства, связано здесь, следовательно, с переходом от формального равенства к фактическому равенству, что, в свою очередь, соответствует переходу общества от социалистического принципа распределения по труду к коммунистическому принципу распределения по потребностям.

Формальное (правовое) равенство при социализме (т. е. буржуазное право в первой фазе коммунизма) предстает, по Марксу и Ленину, как распределение продуктов потребления по труду (по равной трудовой мере) — с сохранением потребительских разли-

' Там же. С. 100.

2 Там же.

3 Там же. С. 90, 97. * Там же. С. 99.

чий. Преодоление подобных различий при полном коммунизме, т. е. достижение принципа "по потребностям", выступает как фактическое (потребительское) равенство. Под фактическим равенством здесь подразумевается в общем виде преодоление принципа формального (правового) равенства (преодоление "узкого горизонта" буржуазного "равного права") в сфере потребления, а более конкретно — не нормированное равной трудовой мерой (освобожденное от принципа трудового равенства) потребление "по потребностям".

Постановка вопроса о праве при социализме, таким образом, у Ленина, как и у Маркса, представлена в виде сохранения буржуазного права в первой фазе коммунизма. Далее, в обоих случаях проблема права при социализме ставится лишь применительно к распределению предметов потребления, не выходит за границы сферы потребления, не распространяется на отношения людей к средствам производства. При этом в трактовках Марксом и Лениным данной проблемы подразумевается, что в отношениях к средствам производства "узкий горизонт" права (буржуазного "равного права") преодолевается — вместе с уничтожением буржуазной частной собственности на средства производства — уже в первой фазе коммунизма, при социализме.

Сохраняющееся при социализме право, следовательно, отличается не только "узким горизонтом буржуазного права", но и тесными границами сферы потребления. Вне этой сферы (и, прежде всего, в отношениях к средствам производства), согласно изложенным положениям Маркса и Ленина, права при социализме нет. Оно (в непотребительских сферах) уже преодолено в процессе революционного перехода от капитализма к социализму. Право, относящееся к непотребительской сфере, преодолевается, по смыслу данной концепции, пролетарско-революционным путем (аналогично слому буржуазной государственной машины), а сохраняющееся при социализме право (в границах сферы потребления) постепенно и мирно "отмирает" (аналогично диктатуре пролетариата как форме выражения пролетарского государства) по мере движения к высшей фазе коммунизма и перехода к коммунистическому принципу распределения предметов потребления "по потребностям".

Таково, следовательно, марксистское прогностическое виденье смысла, места и роли права в будущем обществе.

Но возможно ли вообще такое право? Является ли, собственно говоря, это признаваемое для социализма буржуазное "равное право" вообще правом, правом в собственном смысле этого понятия и явления? Или это буржуазное "равное право" при социализме на самом деле не есть право в собственном смысле, а нечто другое, лишь по аналогии, метафорично, по сложившейся традиции словоупотребления и исторической преемственности именуемое правом, — подобно тому как и пролетарское государство при социализме, т. е. диктатура пролетариата, — это не государство в собствен-

130 Раздел II. Философия отрицания права. Идеология коммунизма

ном смысле слова, не собственно государственно-правовая форма организации публичной политической власти, а какая-то другая форма, другой вид власти?

Но прежде чем перейти к этим центральным для всей нашей темы вопросам, необходимо предварительно уяснить, что же собой представляет, согласно марксизму, тот социализм, в условиях которого отчасти (т. е. только в сфере потребления) должно сохраниться буржуазное право, буржуазное "равное право"? И в каком соотношении находится этот прогностический социализм с реаль-но-истор ическим ?

Без предварительного рассмотрения этих аспектов темы нельзя понять и характер соотношения прогнозов и реалий применительно к вопросу о судьбах права при социализме. Ведь каков социализм, таковы и возможности (или невозможности) для права, таковы его судьбы на этом отрезке истории.

3. "Свобода" без права: негативная природа коммунизма

Логика коммунистической "экспроприации экспроприаторов" и освобождения от господства капитала такова: раз общество при капитализме делится на частных собственников-эксплуататоров (владельцев капитала в городе и деревне) и некапиталистов, несобственников, лиц, лишенных капитала (пролетариев), то уничтожение в процессе пролетарской революции частной собственности предстает как ликвидация итогов капиталистической узурпации собственности и ее возвращение всему обществу, а носителем и исполнителем всего этого процесса ликвидации частной собственности, ее социализации и коммунизации может быть только пролетариат, т. е. класс, отчужденный от собственности на средства производства.

Согласно такой логике (логике не только коммунистической теории, но и мероприятий социалистической революции и реального социализма), частная собственность при капитализме означает отчуждение большинства общества, трудящейся массы (словом, "пролетариата" как последовательного выражения и олицетворения этого отчуждения) от собственности на средства производства и для ликвидации такого отчуждения необходимо вообще уничтожить частную собственность. Таким образом, преодоление отчуждения от средств производства одних членов общества, согласно марксизму, мыслится (и было практически осуществлено в виде реального социализма) как отрицание индивидуальной собственности на средства производства для всех без исключения членов общества. Общественная собственность как отрицание и противоположность частной собственности, как преодоление ее отчуждения для части общества означает, следовательно, отчуждение собственности от всех членов общества в качестве индивидов и признание собственности всего общества в целом.

Собственность, право собственности и право вообще (с его принципом формального равенства и свободы) имеют смысл лишь там, где имеется, признается и действует индивидуально-человеческое начало и измерение в общественной жизни людей, где, следовательно, отдельный человек, индивид как таковой признается в качестве независимого и самостоятельного лица — субъекта собственности и права, т. е. экономически и юридически свободной личности. Лишь из совокупности таких лиц и их отношений складывается особый тип и форма социального общения и социальной жизни вообще— так называемое гражданское общество, порождающее соответствующие всеобщие государственные формы и законодательные установления. Причем наличие определенного типа гражданского общества является необходимым исходным условием и постоянной объективной основой для формирования и функционирования соответствующих ему и выражающих его всеобщие потребности конструкций правового государства и норм правового закона.

Уничтожение же частной собственности и вместе с тем всякой индивидуальной собственности на средства производства означает по сути дела отрицание экономической и правовой самостоятельности и независимости отдельного человека, индивида, каждого отдельно взятого члена такого общества, которое базируется на началах обобществления средств производства.

Коммунизм по своей сути и определению (а социалистическая практика — и фактически) отрицает человека как личность, как независимого и самостоятельного (экономического, правового, морального и т. д.) субъекта.

Коммунистическое "освобождение" от частной собственности и сложившихся форм свободы, права, индивидуальности оказывается вообще состоянием без свободы, права, личности и т. д. И такое "освобождение" без свободы характерно не только для переходного периода, но и для марксистского коммунизма в целом, поскольку он совместим лишь с негативным "освобождением", но не с позитивным индивидуально-человеческим определением и утверждением свободы. "Освобождение" от прежней свободы — это лишь несвобода, а не какая-то новая свобода.

Поэтому утвердительное отношение к свободе в марксизме остается простым заверением, опровергаемым самим же марксистским коммунизмом. Напомним известные слова из "Манифеста": "На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех'".

Оставим в стороне проясненный уже самой историей вопрос о прогностическом качестве этого утверждения. Обратимся к некоторым другим вопросам, порождаемым данным положением.

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, С. 447.

Прежде всего бросается в глаза неожиданность появления такого утверждения в общем антииндивидуалистическом, коллективистском контексте "Манифеста", да и всего марксизма. Правда, показательно, что речь идет не о свободе "каждого", а лишь о "свободном развитии", что может означать "беспрепятственное развитие", т. е. нечто весьма неопределенное. И все же данное утверждение звучит весьма необычно и странно для марксистского подхода, согласно которому именно при капитализме, но никак не при коммунизме индивидуальная свобода (экономическая, правовая, моральная и т. д.) и вообще индивидуальное начало носит исходный, определяющий характер и в этом смысле действительно является условием, необходимым основанием для всего общественного развития.

Но основной вопрос состоит в следующем: откуда и как в упомянутой ассоциации с обобществленными средствами производства вдруг появляется тот "каждый" (т. е. самостоятельный индивид, личность), о "свободном развитии" которого идет речь? Вот наличие "всех" не вызывет сомнений: "все" ("все вместе", неиндивидуализированная масса, ассоциация, коллектив, народ, общество, трудящиеся) есть, а "каждого" (каждого отдельного, обособленного индивида, независимой личности) нет и быть не может в рамках ком-мунизированной ассоциации, поскольку суть коммунизации как раз и состоит в преодолении этого "каждого" в отдельности, в его слиянии со "всеми" вместе в качестве "сочлена коллектива", коммуни-зированного и коллективизированного момента (элемента, "винтика") в структуре всеобщего целого.

Кстати говоря, коммунизированная ассоциация "всех" вместе потому и возможна, что в ней нет индивидуального начала (автономного индивида), нет "каждого" как отдельного, независимого, самостоятельного, свободного субъекта.

В "Критике Готской программы" при изображении высшей фазы коммунизма речь уже идет не о "свободном развитии каждого", а о "всестороннем развитии индивидов'4. Но тот же вопрос о самой возможности появления и свободного бытия индивида в пра-воотрицающих условиях обобществления средств производства и форм жизни не то что остается без ответа, а вообще не ставится. И не случайно, поскольку в рамках марксизма и коммунизма на него нет и не может быть адекватного положительного ответа.

Кстати говоря, эта невозможность свободного индивида в условиях социализации средств производства и всей жизни лишает известные марксистские формулы о труде и распределении при социализме и коммунизме ("каждый по способностям..." и т. д.) као-лежагцего субъекта — свободной личности, без чего о реализуемости этих формул не может быть и речи.

Свобода, которая отрицается коммунизмом, известна и понят-

' Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19. С. 20.

на, — это всеобщая формальная (правовая) свобода и равенство индивидов в условиях буржуазного строя. Будущая же "свобода" ("свобода" при отрицании права, государства, индивидуальной собственности, моральной автономии личности и утверждении всепоглощающего, тотального коллективизма, господства обобществленных средств и форм жизни, плановой централизации и т. д.) как раз и невозможна как свобода ни логически, ни, как показал исторический опыт социалистического тоталитаризма, практически. Отрицание свободы реально-исторически оказалось утверждением несвободы и тоталитаризма.

В капиталистическом обществе каждый имеет право (т. е. обладает правоспособностью) быть собственником средств производства, но реально собственниками (т. е. обладателями уже реально приобретенного, субъективного права на определенные объекты собственности) являются только некоторые члены общества, лишь те, кто в стихии жизненных отношений сумел эту всеобщую и равную для всех абстрактно-правовую возможность превратить в действительность, в наличную собственность. Здесь, при капитализме (в отличие от сословно-политических ограничений права на собственность в докапиталистических формациях) формально равное право приобрести собственность (как, впрочем, и потерять ее, лишиться собственности) имеет каждый индивид в качестве отдельного человека самого по себе, а не в качестве члена того или иного социального или политического слоя, сословия или класса. С этим, кстати говоря, связан и индивидуализм буржуазной идеологии и практики, буржуазного гражданского общества и порождаемого им правового государства — словом, буржуазный индивидуализм, означающий буржуазный либерализм, т. е. правовое равенство, независимость и свободу каждого человека как такового во всех сферах общественной и политической жизни. Индивид является, таким образом, исходной фигурой, персонификацией, субъектом и носителем экономических, юридических и политических отношений буржуазного строя.

Поэтому переход от капитализма к социализму, от частной собственности к собственности общественной, ликвидация индивидуальной собственности на средства производства фактически означают не только уничтожение буржуазного индивидуализма, но вместе с тем и отрицание самостоятельного статуса и значения индивида, отдельного человека и в качестве субъекта экономики, права и политики, радикальный отказ от индивидуального в пользу всеобщего (общественного, коллективного), всестороннюю трансформацию человека-индивида-личности в живое орудие и вспомогательное средство всеобщего целого, в простого исполнителя соответствующих функций пролетарски организованной коллективности и социалистической общности — словом, в обезличенного ординарного, бесправного "винтика" единой огромной машины коллек-

тивного подавления, насилия, властно-централизованного производства, распределения и потребления.

Уничтожение частной собственности и создание общественной собственности, согласно марксизму, должно было привести к ликвидации эксплуатации человека человеком, к утверждению свободы всех, формированию нового человека будущего.

Действительно, эксплуатация человека человеком возможна лишь там, где вообще есть частная собственность на средства производства: лишь в этих условиях один человек-индивид (одни индивиды), обладающий собственностью, может эксплуатировать другого человека (других индивидов), лишенного собственности. В таком смысле эксплуатации человека человеком, конечно, не может быть там, где нет частной собственности, в том числе и в условиях социалистического отрицания частной собственности. Вообще отсутствие при социализме эксплуатации человека человеком имеет лишь тот смысл, что при социализме ни у кого нет частной собственности на средства производства. И ничего более того. Ведь сама по себе ликвидация частной собственности и соответствующей ей формы эксплуатации вовсе не уничтожает других (неэкономических и неправовых) форм и способов организации труда и присвоения его результатов. Это ясно уже чисто теоретически, а реальный социализм продемонстрировал это практически на огромном фактическом материале принудительного труда, скудного потребительского рациона "уравниловки", массовой нужды, лишений, голода и бедственного существования трудящихся в условиях обобществления средств производства.

Идея уничтожения частной собственности — не изобретение марксизма. Она так же стара, как и сама частная собственность. Критика частной собственности, попытки преодолеть ее негативные проявления, оппозиция против нее, как тень, сопровождают всю историю становления и развития этого социально-экономического института.

Уже в древности появился ряд проектов идеального устройства общественной жизни, в основе которых лежала коммунистическая идея отрицания частной собственности. Наиболее известным из них является платоновский проект идеального государства, оказавший заметное влияние на последующие представления об идеальном будущем строе, где не будет частной собственности

С отрицанием частной собственности, осуждением неравенства и требованиями обобществления имущества в общине верующих выступали представители раннего христианства. Так, согласно "Деяниям святых апостолов" (2, 44—45; 4, 32), в христианских общинах "никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее", а средства, необходимые для жизни, члены общины "разделяли всем, смотря по нужде каждого". Согласно этим

представлениям, богатым закрыт доступ в грядущее Царство Бо-жие. "Блаженны нищие, ибо ваше есть Царствие Божие" (Лк. 6, 20).

К раннехристианской идеологии восходит и ряд других идей и положений, воспринятых затем в той или иной модернизации различными течениями коммунистической мысли. Приведем некоторые из таких положений: "Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь" (2 Фее. 3, 10); "Но каждый получает свою награду по своему труду" (I Коринф. 3, 8).

Идея отрицания частной собственности была подхвачена и развита представителями утопического социализма.

В марксизме вопросы уничтожения частной собственности и установления общественной собственности ставятся и освещаются в общем контексте исторической смены различных социально-экономических формаций, анализа внутренних противоречий капитализма и их разрешения на путях пролетарской революции и перехода к новой, коммунистической формации.

Во всемирно-историческом прогрессе способов, форм и отношений общественной жизни людей частная собственность сыграла огромную позитивную роль. Вместе с тем ей присущи недостатки, обусловленные ее природой. Отличительная особенность частной собственности состоит в том, что она представляет собой внутренне противоречивое единство формального (правового) равенства и существенных фактических различий, экономической зависимости несобственников от собственников.

Здесь коренятся всемирно-исторические коллизии, связанные с отношением к частной собственности. С одной стороны, свобода и равенство индивидов (в том числе и в экономических отношениях) невозможны без права, во внеправовых формах, а, следовательно, и без частной собственности со всеми ее пороками и негативными последствиями, демонстрирующими границы лишь формального (правового) равенства и формальной свободы. С другой стороны, естественно-исторически возникшее и окрепшее в массовых движениях низов общества требование большего, чем допускает право, равенства и свободы, — словом, так называемого "фактического равенства", противопоставляемого "иллюзорному" и "фиктивному" формально-правовому равенству, по существу означает не только уничтожение частной собственности, товарно-денежного производства, рынка и т. д., но вместе с тем и преодоление права, государственности и вообще всех прежних "надстроечных" форм и структур.

Как показывает опыт реального социализма, уничтожение частной собственности сопровождается ликвидацией прежнего (формально-правового) равенства, но не создает и в принципе не может создать какое-то другое, неправовое равенство (экономическое, потребительское и т. д.). Движение к фактическому (неправовому) равенству, по логике вещей, лишило общество исторически апро-

бированных экономических и правовых регуляторов, место которых заняли диктаторско-приказные средства и методы тоталитарной организации жизни.

Все это, однако, не означает, будто социальное движение против частной собственности, в русле которого возник и реальный социализм, инспирировано какими-то идеологами или является какой-то исторической ошибкой, отклонением от магистральной линии исторического прогресса, тупиковой ветвью развития и т. д.

Напротив, представленное в частной собственности противоречие между формальным (правовым) равенством и экономическим подчинением является центральной проблемой всемирно-исторического прогресса равенства, свободы, справедливости.

Или капитализм (с буржуазной частной собственностью и буржуазным правом) является концом истории и последней ступенью в прогрессе человеческой свободы, справедливости и равенства, или история продолжается и возможна новая, более высокая, чем капитализм, ступень прогресса. Дилемма эта поставлена всем ходом предшествующего развития человеческой цивилизации. Здесь — развилка всемирной истории, здесь определяются ориентиры и вектор последующего движения.

Уже то обстоятельство, что в истории нашлись достаточно мощные социальные силы для практической реализации социалистической идеи, свидетельствует об объективных социально-экономических причинах массового социалистического движения против частнособственнического строя.

По своей природе частная собственность на средства производства такова, что она, отражая процесс поляризации богатства и бедности, не может быть у всех членов общества: наличие в обществе частной собственности означает, что у одних (меньшинства) она фактически есть, у других (большинства) ее нет. Поэтому частная собственность выражает собой не просто имущественное различие между богатыми и бедными, но нечто гораздо более существенное — экономическую зависимость (даже при отсутствии всякой иной зависимости и принуждения) несобственника от собственника, порождающую эксплуатацию человека человеком.

Эти экономические отношения между собственниками и несобственниками (и соответствующие правовые и государственные формы), согласно Марксу, в классически развитом виде представлены при капитализме, где все формально свободны и равны и отсутствуют внеэкономические (как при рабстве, феодализме) формы принуждения и зависимости. Здесь формально свободный рабочий, по Марксу, вынужден продавать капиталисту на товарном рынке свою единственную собственность, свой товар—рабочую силу. Купля-продажа этого специфического товара, способного принести покупателю-капиталисту прибавочную стоимость, осуществляется в правовой форме свободного, добровольного договора. "В действи

тельности, — замечает Маркс, — рабочий принадлежит капиталисту еще раньше, чем он продал себя капиталисту. Его экономическая несвобода одновременно и обусловливается и маскируется периодическим возобновлением его самопродажи, переменой его индивидуальных хозяев-нанимателей и колебанием рыночных цен его труда'4.

Но эта подчеркиваемая Марксом "экономическая несвобода" (в ее крайнем выражении — в отношениях между капиталистом и пролетарием) на самом деле означает правовую свободу людей (а свобода и может быть только в правовой форме), у которых нет собственности на средства производства. Правовой тип отношений между собственниками и несобственниками не только не отрицает, а, напротив, предполагает формальную (правовую) свободу и правовое равенство всех участников данного экономического процесса, всех членов общества. Более того, даже пролетарий выступает здесь, согласно анализу Маркса, не только как формально (юридически) свободное лицо, но и как владелец особого товара — рабочей силы, как его реальный собственник. Так что он продает не всего себя, а лишь свою определенную способность в виде специфического товара на общих для товарного рынка договорно-правовых условиях, с соблюдением требований формально-правовой свободы и нанимателя (капиталиста), и нанимаемого (рабочего).

Поэтому критикуемая Марксом капиталистическая ситуация "экономической несвободы" в действительности (в силу господства здесь правового способа экономических отношений между собственниками и несобственниками, нанимателями и наемными рабочими) является ситуацией правовой, а следовательно, и экономической свободы.

Требуемая же марксистским коммунизмом внеправовая "экономическая свобода" (посредством уничтожения частной собственности и ее обобществления) ведет к бесправию и тотальной несвободе, к экономической несвободе всех, включая и бывших собственников, и "освобожденных" пролетариев. Здесь, при социализме, все люди оказываются несобственниками и существуют в условиях экономической несвободы — в тотальной зависимости от пролетарско-коммунистической диктатуры, распоряжающейся всеми объектами бывшей частной собственности, всеми производительными силами, включая и непосредственного производителя.

Вместе с ликвидацией права членов общества (включая и непосредственных производителей) на частную собственность отрицается и собственность всех индивидов на свою рабочую силу, т. е. экономическая основа юридической свободы труда и предпосылка правового договора о добровольности найма на работу и увольнения с нее, о размере заработной платы и т. д.

' Маркс К., Энгельс ф. Соч., т. 23. С. 590.

"Экономическая несвобода", о которой говорит Маркс, т. е. экономико-правовые отношения буржуазной свободы, при социализме действительно уничтожается вместе с ликвидацией частной собственности, права, свободной личности, товарно-денежных отношений, свободы труда и т. д. Но отрицание этих присущих капитализму экономико-правовых форм свободы вовсе не означает, вопреки марксистским ожиданиям, позитивного утверждения каких-то других форм свободы. Коммунистическое освобождение от капитализма оказывается негативной "свободой" от экономико-правового типа общественных отношений, "свободой" от права и без права.