style='margin-left:0cm;border:none;padding:0cm'>3.1. Становление и развитие зарубежной юридической психологии

Изучение и объяснение исторического пути науки – важное явление, поскольку позволяет анализировать данные, накопленные предыдущими поколениями ученых, а также современные проблемы науки и прогнозировать тенденции ее дальнейшего развития.

В эпоху первобытной культуры человек уже тогда знал, что такое насилие, но ему была неизвестна, естественно, та преступность, которая знакома современному обществу. Преступление часто рассматривают как показатель социальной патологии, так как в нормально функционирующем обществе отношения между людьми гармоничны. Преступность и насилие возрастают, когда общество дезорганизовано и наблюдаются серьезные экономические, социальные, политические, духовные, кризисные проблемы.

Мысль о необходимости использования данных психологии для законопослушных граждан и в борьбе с преступностью имеет длительную историю. На протяжении многих веков психология развивалась как составная часть философии и только к середине ХІХ в. она стала самостоятельной областью научного знания. Детерминировало самостоятельность психологии проникновение объективных экспериментальных методов исследования и математических методов обработки полученных данных. Отказ психологов от метода самонаблюдения (интроспекции – взгляд внутрь себя), переход от чисто умозрительных построений и заключений к исследованиям на основе эксперимента и других объективных методов вызвали интерес юристов к психологии и поиску научных контактов.

Юридическая психология родилась на стыке юриспруденции и психологии, являясь сравнительно молодой отраслью психологической науки, но своими корнями уходит в глубокую древность.

Так, участники уголовного процесса опирались в своих испытаниях на синтезированный эмпирический опыт предыдущих поколений, что часто носило мистический характер, особенно в античном и средневековом уголовном процессе. В основе этих испытаний было положено знание психологии человека, т.е. уровень этих знаний был житейским, донаучным. Нужно также отметить, что в античном и в средневековом уголовном праве основным доказательством было личное признание подозреваемого своей вины. Это признание добывали любыми путями, в том числе с помощью физических истязаний и нравственных пыток. Особенно изощренные пытки применялись в монастырских тюрьмах и церковных судах. Чтобы заставить человека давать показания, специально создавалась шоковая ситуация. Так, подозреваемого неожиданно для него вводили в слабо освещенную комнату, где лежал труп убитого. Эта обстановка провоцировала человека к проявлению своих чувств, отношения к расследуемому событию. Подозреваемого при этом убеждали сказать правду, считая, что потрясенный виновник себя выдаст.

У древних племен в Юго-Восточной Азии существовал обычай подозреваемым в краже давать зерна риса. Те из испытуемых, у которых рис во рту оказывался сухим (слюновыделение не происходило от страха перед грядущим разоблачением) признавались виновными в совершенной краже. Великий таджикский врач и ученый Авиценна в 1020 г. описал методику выяснения у влюбленного юноши имени и места нахождения его любимой с помощью наблюдения за пульсом «испытуемого» и повторения различных женских имен в сочетании с названием улиц и домов. Колебания и в особенности прерывистость пульса выдавали предмет любви с большой точностью, хотя юноша и пытался это скрыть.

Правдивость показаний подозреваемых проверялась также с помощью осла. Предварительно окрасив ослу хвост сажей или краской, его помещали в затемненное помещение. Подозреваемым нужно было зайти в помещение и погладить осла по хвосту. Перед испытанием предупреждали, что если человек виновен, то осел закричит. Испытание это основывалось на житейской психологии, предполагая, что если подозреваемый виновен, то руки его останутся чистыми.

В древней Спарте правдивость юношей, поступающих в специальные школы, проверяли на скале. Ему задавали вопрос: «Боится ли он?» Хотя ответ был и отрицательный, но если юноша бледнел, то считали, что он лгун и его сбрасывали со скалы (сбрасывали его и при положительном ответе).

Согласно древнему преданию, один полководец накануне сражения проводил испытания личных качеств своих воинов. После изнурительного марша, предшествовавшего битве, полководец позволил воинам напиться из реки. Те, кто стремглав бросался к воде и жадно пил прямо из реки, не допускались к участию в битве. Полководец считал, что нестойкие, неуравновешенные и суетливые могут стать слабым звеном в общем строю войска.

В африканских племенах при проверке подозреваемого использовали свои методы. Так, колдун совершал свой танец вокруг подозреваемых, тщательно обнюхивая их, и по интенсивности запаха пота делал заключение о виновности. Колдун также следил за ритмом битья в барабан и в случае изменения ритма подозреваемый признавался виновным. Большое внимание при указанных испытаниях обращалось на поведение подозреваемого, его жесты, интонацию, мимику и т.д. В некоторых случаях составлялся даже специальный протокол о «жестах подсудимого».

В настоящее время уже ни у кого не вызывает сомнения, что сухость во рту, жажда, изменение ритма работы сердечно-сосудистой системы, покраснение или побледнение кожных покровов, изменение мимики или интонации могут быть связаны с состоянием здоровья, проявлением эмоциональности и чувств, природным темпераментом, индивидуальными чертами характера и т.п.

На смену средневековому розыскному (инквизиционному) процессу пришло, как известно, буржуазное правосудие со свойственной ему состязательностью и гласностью. Свидетельские показания и данные о личности подсудимого, истца и ответчика сразу приобрели важное значение. Усилилась потребность привлечения и использования психологических знаний и для правильной оценки показаний заинтересованных лиц.

Изучение проблем юридической психологии длительное время дальше исследований отдельных авторов не шло. Расширение и систематизация судебно-психологических исследований в конце ХІХ – начале ХХ вв. связывают с ростом преступности во всех ведущих странах мира (возник социальный заказ), а также с успешным развитием психологии и ряда естественных наук (психофизиологии, психиатрии, математики и др.).

В 1792 г. появилась работа К.Экартсгаузена «О необходимости психологических познаний при обсуждении преступлений», а вслед за ней книга И.Шауманна «Мысли о криминальной психологии». В этих работах авторы попытались рассмотреть ряд уголовно-правовых понятий с психологических позиций. В первой половине ХІХ в. вышли работы И.Гофбауера «Психология в ее основных применениях к судебной жизни» и И.Фредрейха «Систематическое руководство по судебной психологии», в которых наряду с психологическим освещением личности преступника, проблем вины и некоторых других вопросов содержались отдельные положения, относящиеся к психологии уголовного судопроизводства. Однако долгое время далее этих первых попыток исследования указанных выше проблем дело не пошло.

Середина ХІХ в. была периодом особенно бурного расцвета общей психологии. Она отвлекла на себя значительные силы специалистов, и проблемы прикладного характера на время были забыты. Интерес к ним вновь пробудился в конце XIX в. в связи с успехами криминологии. Заслуга в этом принадлежала основателю антропологической школы права, автору пресловутого учения о врожденном преступнике Ч.Ломброзо и его последователю Э.Ферри. Они явились инициаторами биопсихологического изучения личности преступника. Ч.Ломброзо был также родоначальником позитивистской школы (от концепции свободной воли классического направления позитивистская школа перешла к причинности преступления; позитивисты не разделяли идей об индивидуализации ответственности, умысле, свободной воле и развивали мысль о некарательной социальной реакции на преступление). В 1876г. Ч.Ломброзо опубликовал работу «Преступный человек». Он считал, что «поведение причинно обусловлено и что типичного преступника можно идентифицировать по конкретным характеристикам (например, скошенный лоб, измененные или, наоборот, неразвитые мочки ушей, крупный подбородок, складки лица, чрезмерная волосатость или облысение, чрезмерная или притупленная чувствительность к боли). Ч.Ломброзо разработал классификацию преступников, которая приобрела широкую популярность. Она включала следующие типы: 1) прирожденные преступники; 2) душевнобольные преступники; 3) преступники по страсти, к которым относятся также политические маньяки; 4) случайные преступники. К последнему типу Ч.Ломброзо относил и псевдопреступников, которые не представляют опасности и действия которых направлены на защиту своей чести или своего существования; равно как и привычных преступников, совершающих преступления ввиду неблагоприятных факторов окружения, а также преступников, занимающих в силу некоторой своей дегенеративности промежуточное положение между прирожденными преступниками и законопослушными гражданами. Применяя эту теорию на практике, Ч.Ломброзо вычислил, что одна треть заключенных – это лица, обладающие атавистическими чертами, сближающими их с дикарями или даже с животными; другая треть – это пограничный биологический вид и, наконец, последняя треть – это случайные правонарушители, которые, видимо, никогда больше не совершат преступлений. Хотя классификация Ч.Ломброзо не выдержала проверку временем, его объективный подход и научные приемы свидетельствовали о необходимости применения более строгих методов в исследовании личности преступника.

В более поздний период он модифицировал свою теорию и развил свои методы исследования, включив в них изучение социальных, экономических факторов и данных об окружении индивида.

Э.Ферри в 1878г. опубликовал работу «Теория невменяемости и отрицания свободной воли», в которой критиковал идею свободного выбора поведения и поддерживал точку зрения о его причинной обусловленности.

Научные выводы и практические рекомендации Ч.Ломброзо постоянно подвергались серьезной критике со стороны его оппонентов. Так, французский ученый Легран отмечал, что невозможно выделить тип прирожденного преступника, поскольку само понятие преступления носит социальный и исторический характер: то, что преступно в одном государстве, не преступно в другом; то, что считалось нормой в древние времена, стало преступным теперь, и наоборот.

Трактовка преступного поведения как патологического явления привела к тому, что криминальная психология на долгие годы тесно связала себя с судебной психиатрией.

Однако необходимость психологического обоснования правовых проблем применительно не только к душевнобольным, но и главным образом к психически нормальным людям, становилась все более очевидной. Оформление психологии в самостоятельную науку создало для этого благоприятные предпосылки.

Конец ХІХ – начало ХХ вв. характеризуется социологизацией криминологического знания (Ж.Кетле, Э.Дюркгейм, П.Дюнати, М.Вебер, Л.Леви-Брюль и др.). Работы в этом направлении указанных ученых были несомненно прогрессивным явлением. Социологи, применив метод социальной статистики, преодолели антропологический подход в объяснении природы преступного поведения, показав зависимость отклоняющегося поведения от социальных условий существования общества.

Солидный статистический анализ различных девиаций (преступности, самоубийств, проституции), проведенный Ж.Кетле и Э.Дюркгеймом за определенный исторический отрезок времени, показал, что число аномалий в поведении людей всякий раз неизбежно возрастало в период войн, экономических кризисов, социальных потрясений, что убедительно опровергало теорию «врожденного преступника», указывая на социальные корни этого явления.

Эти факты нашли свое отражение, в частности в ряде социально-психологических теорий преступности американских социальных психологов этого периода – Р.Мертона, Э.Сатерленда, Д.Матса, Т.Сайкса, Э.Глюка и др. В работах этих авторов представлены многообразные подходы к объяснению природы делинквентного поведения за счет различных социально-психологических механизмов и феноменов, регулирующих взаимодействие и поведение людей в группе.

Попыткой определения предмета криминальной психологии явилась работа Ю.Фридриха «Значение психологии в борьбе с преступностью», в которой широким понятием «психологии борьбы с преступностью» охватывается и психология судебной работы, и психология преступления, и психология наказания. Психическим особенностям отдельных категорий преступников, психологическому изучению преступления и наказания были посвящены также обширные исследования Ф.Вульфена «Психология преступника» и П.Кауфмана «Психология преступности». В них авторы излагали необходимые юристу общие сведения о психических процессах и закономерностях.

Другая группа авторов относила к предмету криминальной психологии несколько иной круг проблем. Капитальная работа Г.Гросса «Криминальная психология», явившаяся как бы продолжением его «Руководства для судебных следователей», включала в рамки этой науки психологические проблемы уголовного судопроизводства. Треть книги посвящалась психологическим основам судебной деятельности, остальные же разделы – психологии допроса свидетелей и обвиняемых.

Расширяя область применения психологии в праве, многие авторы предприняли попытку определить основные направления этой отрасли прикладной психологии. Так, французский психолог Клапаред предложил различать юридическую психологию, которая занимается психологией судебной деятельности, и криминальную психологию – науку о психологии преступника. Содержание же обеих этих дисциплин должна, по его мнению, охватывать судебная психология. Такая же трактовка дается и в работе Рейхеля, освещающей основные психологические закономерности, значимые для судебной и следственной практики.

Столь же обширная проблематика была рассмотрена и в работах К.Марбе «Принципы судебной психологии» и О.Липпмана «Основы психологии для юристов».

К началу XIX в. психология стала довольно популярной в юриспруденции. Используя экспериментальные методы, криминалисты и психологи разных стран предприняли многочисленные лабораторные исследования. Было опубликовано огромное количество статей, брошюр и монографий главным образом по вопросам психологии свидетельских показаний. Широкую известность получили, например, работы Штерна, Бине, Клапареда, Листа, Липпмана, Борста.

Благодаря разработке проблем свидетельских показаний за данной отраслью психологии прочно укрепилось наименование «судебная» и даже «уголовно-процессуальная» психология, чем подчеркивалась особая роль психологии на всех стадиях уголовного судопроизводства. Заслуживают упоминания в этой связи изданные Штерном, Листом и Гроссом «Доклады по психологии показаний», сводный обзор экспериментальных исследований «Психология показаний» Штёра, работа Корфе «Критика свидетельских показаний». Обширные публикации по данной проблеме содержались в периодических изданиях «Архива Гросса».

Следует отметить, что еще в начале ХІХ в. выдающийся французский математик Лаплас в «Опытах философии теории вероятностей» (1814), изучая вероятность свидетельских показаний наряду с вероятностью исходов судебных приговоров, резолюций на собраниях и т.д., попытался дать им оценку в математическом исчислении. Лаплас считал, что элементы вероятности того, что данное показание соответствует действительности, слагаются:

1) из вероятностей самого события, о котором повествует свидетель;

2) из вероятности четырех гипотез в отношении допрашиваемого:

а) свидетель не ошибается и не лжет;

б) свидетель лжет, но ошибается;

в) свидетель не ошибается, но лжет;

г) свидетель и лжет, и ошибается.

Лаплас понимал трудности оценки подобным образом правдивости или ложности показаний свидетеля из-за большого числа обстоятельств, сопровождающих факты, о которых они свидетельствуют, но считал, что суд в своих суждениях также опирается не на математическую достоверность, а лишь на вероятность. Схема Лапласа интересна как первая попытка создать научную методику оценки свидетельских показаний.

Другой излюбленной темой авторов ранних работ по судебной психологии являлась так называемая «диагностика причастности», т.е. разработка психологических методов установления виновности подозреваемого и обвиняемого по физиологическим реакциям на допросе. Среди исследователей этой проблемы известны имена Юнга, Вартхаймера, Клейна. Исследования американских психологов и юристов привели, как известно, к созданию и внедрению в практику разнообразных приборов для выявления лжи, именуемых лайдетекторами или полиграфистами.

Таким образом, указанная проблема оказалась наиболее разработанным разделом зарубежной юридической психологии. Данные экспериментальных исследований психологии показаний послужили толчком к постановке вопроса о применении в судебном процессе психологической экспертизы. Этому был посвящен ряд работ, в том числе книги В.Штерна «Показания юных свидетелей по делам о половых преступлениях», К.Марбе «Психолог как эксперт в уголовных и гражданских делах». Некоторые судебные психологи того времени (Штерн, Марбе, Варендонк, Клапаред) сами выступали в суде в качестве экспертов.

В начале ХХ в. одна из ветвей прикладной психологии – психология труда, получившая наименование «психотехники», – подошла к психологическому изучению юридической деятельности как профессии, к исследованию профессиональных качеств следователя и судьи, а также к разработке на этой основе рекомендаций по подбору и обучению судебно-следственных кадров, научной организации их работы. Из зарубежных исследователей наиболее известен в этой области Мюнстерберг, автор вышедшего в 1914 г. многотомного труда «Основы психотехники», специальный раздел в котором был посвящен применению психологии в праве.

Современные биологизаторские теории далеко не так наивно, как Ломброзо, объясняют природу преступного поведения. Они строят свою аргументацию на достижениях современных наук: генетике, психологии и ее современных направлений (например, психоанализе).

В 50-х гг. XX в. исследования генетических факторов преступности вступили в новую фазу, которую условно можно назвать хромосомной. Известно, что генотип человека (совокупность всех наследственных факторов) состоит из 46 хромосом (хромосома – группа генов, наследственных задатков, сцепленных парами), две из них определяют пол. Если они одинаковы «ХХ», то пол женский, если набор хромосом «ХУ» – пол мужской. Наличие в генотипе хромосомы типа «У» определяет мужское развитие.

Обещало стать сенсацией открытие в 70-х гг. так называемого синдрома Клайнфельтера, связанного с генетическими аномалиями. Ученые установили, что у некоторых лиц половые хромосомы не парные, а тройные: комбинации типа «ХХУ» и «ХУУ».

Первыми эти особенности генотипа, которые проявляются при анализе крови, слюны или спермы, стали использовать криминалисты в целях идентификации преступников по биологическим следам, оставленным ими на месте преступления. Когда в США и Франции по этим признакам были раскрыты серийные убийства, совершенные сверхагрессивными преступниками (их хромосомный набор был типа «ХУУ») и предварительные исследования показали хромосомную предрасположенность к преступлениям, то появились сообщения, что найден ген преступности.

Однако эти результаты были недостоверными. Дальнейшие исследования, проводившиеся в Англии, Франции и США это подтвердили. В 1975 г. на II международном криминологическом симпозиуме в Сан-Паулу немецкий ученый Г.Кайзер привел данные, в соответствии с которыми процент лиц, имеющих хромосомные отклонения, среди правонарушителей практически такой же, что и среди всего населения в целом, причем среди преступников, имеющих хромосомную комбинацию «XУУ», лишь 9% были осуждены за насильственные преступления.

Таким образом, теория хромосомных аномалий, как и когда-то антропологическая теория преступности, при более тщательном изучении не нашла своего подтверждения и была подвергнута критике.

В этой связи целесообразно рассмотреть теорию личности одного из известных ученых XX в. З.Фрейда. Сущность его теории обычно раскрывают с помощью трех понятий: Оно, Я и сверх-Я (лат.: Ид, Эго и супер-Эго). Оно – это совокупность примитивных, инстинктивных, врожденных компонентов личности, передающихся человеку генетически. По Фрейду, это наиболее мощная сфера личности, комплекс, включающий, главным образом, агрессивные и сексуальные влечения, действующий по принципу удовольствия. В асоциальном, алогичном и аморальном Оно происходит борьба между сексуально окрашенным инстинктом жизни и влечением к смерти. Контакты Оно с внешним миром определяются его связями с Я, которое замещает для него внешний мир.

Из коркового слоя Оно дифференцируется область Я, расположенная между Оно и внешним миром. Я стремится к получению удовольствия и избежанию неприятностей, причем сигналы страха соответствуют предупреждаемой, вызывающей неудовольствие опасности. Я – сфера личности, характеризующаяся внутренним осознанием самой себя и осуществлением приспособления личности к реальности. Важным успехом развития З.Фрейд считал переход от принципа удовольствия к принципу реальности.

Сверх-Я – это сфера личности, складывающаяся из комплекса совести, моральных черт и норм поведения, которые контролируют действия Я и предписывают ему моральные образцы подражания и деятельности. Несогласие между требованиями совести и действиями Я ощущается как чувство вины. Таким образом, именно в сверх-Я аккумулируются контролирующие воздействия общества и влияние культуры.

Сам Фрейд не пытался анализировать феномен преступного поведения, но имел и имеет последователей. Человек рождается преступником, а его последующая жизнь – это процесс подавления разрушительных инстинктов, заложенных в Оно, подчеркивал У.Уайт. По его мнению, большинство мотивов преступного поведения во многом совпадают с желаниями и устремлениями типичного обывателя.

Д.Абрахамсен, используя фрейдовскую концепцию Оно и сверх-Я, вывел формулу преступления:

Преступление=(преступные устремления, заложенные в ОНО+кри­ми­но­генная ситуация): контролирующие способности сверх – Я.

По мнению фрейдистов и неофрейдистов, в результате того, что по каким-либо причинам не реализовались отдельные неосознаваемые врожденные влечения, возникает такое поведение, которое направлено на нанесение вреда человеку или объекту окружающего мира (агрессия, разрушение, вандализм и т.п.). А.Адлер в качестве таких неосознаваемых врожденных влечений рассматривал чувство неполноценности и компенсации, стремления к власти, к превосходству над другими.

Э.Фромм проанализировал деструктивное, разрушительное поведение человека и его агрессивность. Он выделял поведение, связанное с обороной, ответной реакцией на угрозу. Такое поведение он называл доброкачественной агрессией  (смысл, заложенный в ней природой, заключается в сохранении жизни). Злокачественная агрессия проявляется как страсть к абсолютному господству над другим живым существом и желание разрушать. Это и есть деструктивность и ее природа социальна. К формам злокачественной агрессии (деструктивности) Фромм отнес садизм и некрофилию. «Садизм (и мазохизм) как сексуальные извращения представляют собой только малую долю той огромной сферы, где эти явления никак не связаны с сексом. Несексуальное садистское поведение проявляется в том, чтобы найти беспомощное и беззащитное существо(человека или животное) и доставить ему физические страдания вплоть до лишения его жизни».

Некрофилия – это любовь к мертвому. Помимо сексуальной некрофилии (страсть к совокуплению или иному сексуальному контакту с трупом), Фромм выделяет несексуальную некрофилию как страстную тягу ко всему мертвому, больному, разлагающемуся и т.д.

В настоящее время все большую роль в природе деструктивности личности, ее агрессивности исследователи отводят социальным прижизненно действующим факторам.

Во второй половине XX в. за рубежом появилось немало серьезных научных трудов по судебной психологии. Из числа монографических исследований можно отметить работы итальянского ученого Э.Альтавиллы «Судебная психология», немецкого автора Э.Зеелига «Вина. Ложь. Сексуальность», английских психологов Г.Бертта «Прикладная психология» и Ф.Берриена «Практическая психология», бельгийского криминалиста Ф.Луважа «Психология и преступность», американских авторов Г.Дудича «Психология для работников следственных, судебных и исправительных органов» и Г.Тоха «Правовая и криминальная психология». Отдельные вопросы юридической психологии затрагиваются в криминалистических и криминологических работах. Однако все эти труды в основном повторяли положения, изложенные в литературе предыдущих лет в период расцвета западной психологической науки.