§ 2. Размер компенсации за страдания

Вопрос о размере компенсации за причинение неимущественного вреда тесно связан с вопросом о функциональном назначении этой компенсации, который вызывал и продолжает вызывать дискуссии в среде германских правоведов.

До середины XX в. господствовало мнение о чисто компенсационной функции компенсации, которая заключалась в смягчении или полной нейтрализации причиненных потерпевшему физических и нравственных страданий (Ausgleichsfunktion). Позднее к компенсационной функции добавилась так называемая функция удовлетворения (Genugtuungsfunktion), которая состояла в учете получения потерпевшим нравственного удовлетворения в связи с возложением на причинителя вреда обязанности выплаты денежной компенсации за причинение вреда неимущественным правам и благам потерпевшего. В функции удовлетворения нашел отражение подход к компенсации за страдания как к особого рода штрафу, взыскиваемому в пользу потерпевшего (Privatstrafe).

Компенсационная теория полностью соответствовала вытекавшему из § 847 ГГУ подходу к требованию о компенсации за страдания как вытекающему из причинения вреда. Однако по мере роста числа исков о компенсации за страдания в связи с причинением телесных повреждений и распространения института компенсации за страдания на случаи нарушения иных видов личных неимущественных прав первоначальный подход к функции этого правового института стал вызывать сомнения.

Формальным поводом для таких сомнений у ряда правоведов явилось противоречие между устоявшимися взглядами на подлежащий компенсации неимущественный вред как на негативные эмоции потерпевшего, с одной стороны, и компенсационную функцию денежного возмещения - с другой (74).

Противоречие усматривалось в том, что "денежное возмещение, компенсационные в общепринятом смысле свойства которого определяются в соотношении с размером причиненного вреда, не может в целях компенсации соразмеряться с вредом, причиненным чувствам потерпевшего; эта компенсация привязана к самому правонарушению и не нацелена в первую очередь на произведение каких-либо изменений в сознании потерпевшего, что особенно наглядно проявляется в случае, если сам потерпевший по каким-либо причинам не считает выплачиваемую сумму компенсацией - с позиций закона она продолжает оставаться компенсацией" (75).

Действительное устранение негативных эмоций у потерпевшего составляет хотя и желательную цель компенсации, но с точки зрения ее правового содержания не самую существенную. Поэтому такой подход к компенсации за страдания не мог соответствовать § 847 ГГУ, если рассматривать эту норму как предусматривающую компенсацию за вред, причиненный чувствам потерпевшего. Это соображение подтверждается зависимостью размера компенсации, самостоятельной целью которой является смягчение причиненных потерпевшему страданий посредством предоставления ему материального удовлетворения, не только от величины неимущественного вреда, но и от ряда других обстоятельств, не имеющих ничего общего с возникновением у потерпевшего страданий и их интенсивностью (например, имущественное положение причинителя вреда).

Действительная же причина неудовлетворенности германских юристов компенсационной теорией состояла в возрастании в связи с расширением перечня защищаемых прав и благ легкости симуляции перенесенных страданий и отсутствии реальной возможности объективной судебной проверки этого факта, Как иногда отмечалось в юридической литературе, присуждение компенсации за страдания представляет собой "чистый произвол, и судья, который присуждает такую компенсацию, вряд ли может с уверенностью сказать, в чем же эти страдания состояли и существовали ли они вообще" (76). Кроме того, как уже отмечалось, несправедливым представлялся отказ во взыскании компенсации в случае причинения тяжкого вреда здоровью, если это приводило потерпевшего в состояние, при котором он оказывался не в состоянии осознать тяжесть своего состояния и уж тем более ощутить нравственное удовлетворение в связи со взысканием суммы компенсации с причинителя вреда.

Эти взгляды подействовали на судебную практику, и теперь при определении размера компенсации в таких случаях суды не принимают во внимание функцию удовлетворения. В первую очередь учитываются не столько страдания потерпевшего, сколько характер и степень нарушения неимущественного права или блага. Предполагается, что страдания должны соответствовать тяжести последствий правонарушения (77).

Таким образом, в германской судебной практике произошли изменения в подходах к принципам компенсации за неимущественный вред. При этом само законодательство оставалось практически неизменным - например, единственным изменением § 847 ГГУ за весь период существования этой нормы оказалось устранение запрета на переход права на компенсацию морального вреда.

Изменение позиции судов оказалось возможным как раз в результате крайне скудного нормативного регулирования института компенсации за неимущественный вред. Фактически единственное, что достаточно четко следовало из § 847, это сама допустимость взыскания денежной компенсации в случае причинения неимущественного вреда. Но при этом законодатель не конкретизировал содержание неимущественного вреда, что позволило германской судебной практике понимать под этим как страдания лица, так и само умаление личных неимущественных благ.

Российское законодательство более точно определяет моральный вред - иное понимание морального вреда, кроме как физических или нравственных страданий, вряд ли возможно. Для статутной правовой системы представляется более предпочтительным российский вариант правового регулирования: законодательное закрепление основных положений, касающихся института компенсации морального вреда. Однако германский вариант, оставляющий больший простор судебному усмотрению, позволяет судам более оперативно реагировать на изменения правовой доктрины и потребностей общества.

В § 847 ГГУ предусматривалось, что компенсация за перенесенные страдания должна быть справедливой. При определении размера справедливой компенсации принимается во внимание общий принцип уравнивания выгоды, установленный в § 249 ГГУ. Эта норма регулирует вид и объем возмещения ущерба и устанавливает следующее правило: "Лицо, обязанное возместить вред, должно восстановить то положение, которое существовало бы, если бы не было обстоятельства, в силу которого возникла обязанность возместить вред. Если обязанность возмещения вреда возникла вследствие причинения вреда человеку или вещи, то кредитор может вместо восстановления прежнего положения требовать выплаты денежной компенсации" (78).

В то же время потерпевший не должен извлекать выгоду из причинения ему вреда, т.е. выплата компенсации не должна ставить потерпевшего в положение более выгодное по сравнению с тем, в котором он оказался бы, если бы не было правонарушения. Если оказывается, что выгода потерпевшего превышает ущерб, то это превышение подлежит учету в пользу лица, причинившего вред. В этом случае говорят об уравнивании выгоды. Разумеется, этот принцип к случаю компенсации за страдания применим весьма относительно, ввиду отсутствия денежного эквивалента страданий, но в сравнительно редких случаях он учитывается судами при определении размера компенсации.

Так, суд применил принцип уравнивания выгоды в деле, когда во время операции в ране был оставлен посторонний предмет, что, однако, продлило жизнь пациента, страдавшего прогрессирующим раковым заболеванием (79). Другой пример: потерпевший в результате срочно проведенной ампутации ноги был избавлен от болевых ощущений, которые он вынужден был бы испытывать вследствие тромбоза, если бы операция не была проведена своевременно (80). Понятно, что принцип уравнивания применим только в случаях, если выгода и вред относятся к однородным категориям. Иными словами, имущественную выгоду недопустимо уравнивать с неимущественным вредом, и наоборот.

Как правило, взыскание компенсации за страдания предполагает однократный платеж определенной судом суммы, который в принципе должен компенсировать и все длящиеся последствия причинения вреда. Согласно установившемуся в судебной практике подходу при исчислении размера компенсации суд принимает во внимание суммы компенсации, определенные ранее судами при разрешении дел, связанных с аналогичными правонарушениями. Выдержки из решений по таким делам систематизируются и публикуются, что служит для суда базисом при определении размера компенсации в конкретном деле. Таким образом, в отношении размера компенсации за страдания в германской статутной правовой системе фактически применяется принцип прецедента.

Напомним, что в странах прецедентного права, как было показано выше, принцип прецедента формально не действует в отношении размера компенсации.

При определении окончательного размера компенсации взысканная в предыдущие годы компенсация за страдания, присужденная по аналогичным делам, соотносится с изменениями общеэкономической и социальной ситуации в стране. Критериями этого могут быть покупательная способность денег и преобладающий в обществе взгляд на "цену" здоровья, которые подвержены постоянным изменениям. Меняется и подход к оценке значимости нарушений отдельных видов правовых благ, в результате чего, например, телесным повреждениям и иному вреду, причиненному здоровью, сегодня придается большее значение, чем 10 или 20 лет назад. Поэтому базисные суммы также подлежат корректировке в соответствии с такими изменениями.

Так, отменяя решение суда первой инстанции в части размера компенсации, вышестоящий суд мотивировал это тем, что изменение уровня инфляции происходит неконтролируемо, из чего следует, что многочисленные, ранее вынесенные судебные решения не могут больше быть образцом для сравнения без соответствующей корректировки (81).

Для разрешения этой проблемы был разработан метод Шнайдера-Цельцнера, существо которого заключается в интерполяции размеров компенсации за страдания в прежних судебных решениях в соответствии с происшедшим к моменту рассмотрения дела изменением индекса потребительских цен. Разработанная в результате применения этого метода таблица позволяет пересчитать прежние решения с учетом современного уровня инфляции (82).

Компенсация за страдания может присуждаться и в виде периодических платежей. Это делается при тяжком повреждении здоровья, вызвавшем прогрессирующее нарушение жизненных процессов в организме человека. В зависимости от обстоятельств дела такие платежи могут назначаться пожизненно или на определенный период времени. Возможно также сочетание взыскания основной суммы компенсации с установлением дополнительных периодических платежей либо разделение суммы однократной компенсации на части и взыскание ее в виде периодических платежей (83).

Приведем примеры определения размера присуждаемых сумм компенсации. Пенсионеру была нанесена рана длиной 8 см, в связи с чем он провел две недели в больнице - размер компенсации составил 5 тыс. марок; потерпевший пролежал в больнице с переломом тазобедренного сустава в условиях полной неподвижности три недели, при этом в течение первых семи суток он испытывал сильную боль - присуждена компенсация за страдания в размере 15 тыс. марок; 11-летнему школьнику, получившему черепно-мозговую травму с переломом костей черепа и проведшему в больнице шесть недель, была выплачена компенсация в размере 30 тыс. марок; 19-летний солдат, полностью потерявший зрение в результате травмы, происшедшей во время танковых учений, получил компенсацию в размере 100 тыс. марок.

В пользу 15-летнего школьника, который полностью оглох вследствие заболевания менингитом, наступившего в результате врачебной ошибки, с ответчика была взыскана единовременная компенсация в размере 50 тыс. марок и назначены ежемесячные компенсационные платежи в размере 100 тыс. марок; в случае, когда у 27-летнего потерпевшего в результате тяжелейшего повреждения головного мозга последовала полная парализация и была сведена к минимуму возможность контактов с внешним миром, ему была присуждена единовременная компенсация в размере 250 тыс. марок и назначены ежемесячные компенсационные платежи в размере 600 тыс. марок (84).

Истица, незамужняя школьница, предъявила иск к ответчице - врачу, которая после введения истице внутриматочного противозачаточного устройства так поздно обнаружила у нее беременность, что аборт был уже невозможен. Суд не счел, что рождение незапланированного ребенка само по себе является причинением вреда, однако усмотрел в этом случае нарушение личного неимущественного права истицы в том, что ответчица нарушила ее право на распоряжение своим телом, и присудил компенсацию в размере 10 тыс. марок (85). В другом деле (86) истец предъявил иск к ответчику - дантисту в связи с тем, что тот, вопреки его волеизъявлению, произвел у него удаление зубного корня. Суд расценил эти неправомерные действия дантиста как нарушение права на свободу волеизъявления и как незаконное посягательство на физическую неприкосновенность истца и взыскал с ответчика в качестве компенсации нематериального вреда 4 тыс. марок.

Когда в газете без согласия истца была помещена реклама средства, повышающего потенцию, с изображением истца в виде всадника на турнире, ему была присуждена компенсация за страдания в размере 10 тыс. марок (87). В аналогичном деле (88), где имя истца, профессора кафедры международного и церковного права юридического факультета, было незаконно использовано в рекламном проспекте средства, усиливающего потенцию и сексуальное влечение, суд усмотрел нарушение личных неимущественных прав истца, умаляющее его научную и профессиональную репутацию, а также нанесение ему чувствительной личной обиды. Для оценки размера компенсации в данном случае были приняты во внимание широта распространения рекламы и тот факт, что особую тяжесть для истца представляет осознание того, что упоминание в спорной рекламе имени истца обеспечивало успех распространения препарата. Размер компенсации нематериального вреда составил 8 тыс. марок.

В другом случае (89) истица предъявила иск в связи с последствиями публикации в рекламном издании ложного объявления следующего содержания: "Пылкая чешка охотно побалуется с вами". Далее следовал номер телефона, название улицы и города. Суд усмотрел в действиях средства массовой информации оскорбление и подрыв репутации, повлекшие вмешательство в частную жизнь, так как истица при каждом телефонном звонке боялась услышать очередное непристойное предложение, и присудил компенсацию в размере 5 тыс. марок.

На требования о компенсации морального вреда распространяется действие института исковой давности. Срок давности по требованиям о компенсации за страдания определяется § 852 ГГУ и составляет три года. Течение срока исковой давности начинается с момента, когда потерпевший узнал или должен был узнать о причиненном нематериальном вреде и получил или должен был без особого труда получить достаточные для предъявления иска сведения о причинителе вреда. Закон не требует обязательного знания всех последствий причиненного вреда, поэтому течение срока исковой давности начинается тогда, когда объем и размер вреда обозримы еще не полностью, но в принципе предвидима возможность наступления вредоносных последствий противоправного действия. Однако, даже если срок исковой давности не истек, необоснованное промедление в предъявлении требования о компенсации рассматривается как основание для снижения ее размера.

Достаточно неопределенный термин "справедливая компенсация" получил четкие очертания только в ходе развития судебной практики и правовой доктрины, которые определили функцию компенсации морального вреда как компенсационно-штрафную. Согласно этому подходу предоставляемая потерпевшему компенсация должна быть прежде всего соразмерна причиненному нематериальному вреду. При этом потерпевший не должен объяснять, как он хочет использовать компенсацию за причиненный нематериальный вред.

В судебной практике определены критерии оценки, которые необходимо учитывать при установлении "справедливой компенсации". Это следующие основные критерии (90):

1) физические страдания потерпевшего (боль):

а) особая чувствительность к боли у потерпевшего;

б) вид телесного повреждения;

в) длительность лечения;

г) протекание процесса лечения;

д) длительность последствий;

2) нравственные страдания потерпевшего (переживания):

а) остающиеся последствия;

б) обезображивание (шрамы и т.д.);

в) возраст потерпевшего;

г) возможность дальнейшей работы по специальности;

д) степень осознания тяжести своего состояния;

е) беспокойство о судьбе семьи;

ж) возможность сохранения специфических качеств (повреждение руки или ноги у спортсмена);

з) особая психическая восприимчивость (склонность к переживаниям);

3) обстоятельства, связанные с причинителем вреда:

а) степень вины причинителя вреда;

б) иные фактические обстоятельства, связанные с причинением вреда (состояние опьянения у причинителя вреда, неисправность его автомобиля);

в) имущественное положение причинителя вреда.

В большинстве дел, связанных с предъявлением требований о взыскании компенсации за страдания, эти требования сопряжены с претерпеванием потерпевшим боли в результате различного рода телесных повреждений. В трудных случаях суд назначает судебно-медицинскую экспертизу. При этом в задачу эксперта входит лишь исследование медицинской стороны дела, но ни в коем случае не выражение мнения относительно размера компенсации за страдания. Определение размера компенсации - исключительная прерогатива суда.

Хотя закон не устанавливает каких-либо различий в подходах к возмещению имущественного и неимущественного вреда, правовая доктрина и судебная практика считают недопустимым применение одинакового подхода. Принцип "телесная неприкосновенность и немецкая марка не сравнимы и не взаимозаменяемы", применяемый и в отношении иных неимущественных правовых благ, практически не вызывает возражений у германских правоведов (91). Поэтому денежная компенсация за страдания рассматривается как вид удовлетворения (вознаграждения) денежной суммой таким образом, чтобы потерпевший за перенесенные отрицательные эмоции мог приобрести некоторые "радости жизни" (например, позволить себе желаемую поездку в отпуск и т.п.). При особо тяжких телесных повреждениях денежная компенсация может служить улучшению жилищных условий (покупка или строительство дома и т.п.).

Долгое время дискуссионным оставался вопрос о возможности перехода права на компенсацию за страдания к наследникам потерпевшего в случае его смерти. До недавнего времени требование о компенсации за страдания включалось в наследственную массу умершего только в случае, если требование о компенсации было добровольно признано причинителем вреда или потерпевший успел предъявить иск и судебное дело было возбуждено. Однако в связи с изменениями в гражданском законодательстве ситуация изменилась, и теперь требование о компенсации за причиненные страдания переходит по наследству независимо от признания правомерности требования причинителем вреда или предъявления иска при жизни потерпевшего. Но, если при несчастном случае потерпевший потерял сознание и продолжал находиться в таком состоянии до наступившего вскоре после этого момента смерти, судебная практика исходит из возможности присуждения правопреемникам в этом случае лишь символической суммы компенсации (92).

Физические страдания при телесном повреждении могут сопровождаться переживаниями в связи с различными обстоятельствами (страх и беспокойство в связи с неопределенностью исхода лечения, волнения о собственном будущем ввиду утраты способности работать по специальности, угроза социального падения, чувство ущербности и т.п.).

Переживания могут возникать и вследствие того, что урегулирование вопроса о возмещении вреда потерпевшему неоправданно затягивается. Зачастую требование о компенсации за причиненный нематериальный вред не выполняется добровольно, и потерпевший втягивается в долголетнюю судебную тяжбу, что рассматривается как причинение дополнительного нематериального вреда, поскольку неизвестность исхода и срока окончания судебного процесса действует на психику потерпевшего отрицательно. Так, в одном из решений федерального суда указывается (93), что судья при оценке компенсации может учитывать то обстоятельство, что потерпевший испытывает дополнительные неудобства из-за затяжного судебного дела о компенсации за причиненный нематериальный вред и долгого ожидания разрешения дела. Аналогичная точка зрения выражена в решении по другому делу (94). Подобный подход можно встретить и в российской судебной практике (95)).

Стремление оградить потерпевшего от последствий затянувшегося спора о возмещении вреда было особенно четко выражено в решении суда, который подчеркнул, что полный отказ от исполнения обязанности по компенсации страданий при несомненном и явном наличии такой обязанности "незаконно и несовместимо с принятыми нормами поведения в обществе" (96). Однако, если само наличие у потерпевшего права на компенсацию небесспорно, отказ от внесудебного урегулирования спора не может рассматриваться как основание для увеличения размера компенсации.

В особый вид нематериального вреда выделяется нарушение психики потерпевшего (шок), что рассматривается как одна из разновидностей причинения вреда здоровью. Это может произойти, например, когда родитель является очевидцем происшедшего с ребенком несчастного случая или получает сообщение о его смерти. То же касается супругов или иных близких родственников. Подобное воздействие рассматривается как массивное вторжение в психическую сферу потерпевшего, могущее привести к депрессии и невротическим изменениям личности потерпевшего, что, в свою очередь, нередко влечет за собой вторичные психосоматические заболевания (97). При этом речь идет о непосредственном причинении вреда в результате так называемого дистанционного воздействия правонарушения. Это происходит обычно, когда сообщение о несчастном случае вызывает у близких первичный шок или подобные ему психические явления.

Германская судебная практика не склонна снижать размер ответственности причинителя вреда, если вредные последствия при умышленном причинении вреда отчасти связаны с особой предрасположенностью потерпевшего к их наступлению (ослабленность организма, неустойчивость психики и т.п.). В этом случае подход судов ФРГ аналогичен подходу судов Англии и США - предполагается, что правонарушитель воспринимает потерпевшего таким, каков он есть в момент правонарушения.

Следующим существенным критерием оценки размера компенсации является степень вины лица, причинившего вред. Интересна мотивировка учета этого критерия, приведенная федеральным судом (98): "То обстоятельство, что вред вызван грубо небрежным или даже преднамеренным поведением лица, причинившего вред, конечно, может причинить потерпевшему большее огорчение, чем если бы вред был причинен в результате небольшой небрежности, что потерпевший склонен был бы воспринять скорее как веление судьбы".

Хотя доктринальный и судебный подходы к функции компенсации за страдания признают ее двойной характер (компенсационно-штрафной) и учет степени вины причинителя вреда должен отражать именно штрафной элемент функции компенсации, тем не менее, как можно видеть из приведенной цитаты, правоприменитель старается выдвинуть на первый план компенсационную функцию, конструируя (возможно, несколько искусственно) взаимозависимость между страданиями потерпевшего и субъективной стороной состава правонарушения. Следствием такой мотивировки учета степени вины причинителя вреда должна была бы явиться необходимость применения еще одного критерия - осведомленности потерпевшего о степени вины причинителя вреда, однако подобный критерий в судебной практике не учитывается. Заметим, что это толкование вступает в противоречие с другим выработанным судебной практикой правилом (99), согласно которому наступивший у потерпевшего в результате причинения вреда полный распад личности и соответственно неспособность к анализу и переживаниям не препятствуют учету вины причинителя вреда в качестве критерия оценки размера компенсации, в чем проявляется штрафная функция компенсации.

Вопрос о степени вины причинителя вреда особенно часто возникает в делах, связанных с нарушением правил дорожного движения, когда несчастные случаи вызваны опьянением, значительным превышением скорости и т.д.

Оценка и учет имущественного положения причинителя вреда допускаются при определении размера компенсации, однако неблагополучное имущественное положение причинителя вреда не должно приводить к уменьшению компенсации до символического размера или к отказу во взыскании компенсации вообще. Суды исходят из того, что следует по возможности избегать разорения лица, причинившего вред, и доведения его до нищеты путем больших выплат компенсации за причиненный нематериальный вред.

Судебный процесс по поводу взыскания компенсации за причиненный нематериальный вред начинается с предъявления иска. Допустимо также предъявление требования о компенсации за причиненный нематериальный вред в упрощенном порядке - без вызова ответчика в суд. Однако в соответствии с требованиями процессуального законодательства заявитель обязан в таком случае сам указать требуемую им сумму компенсации, тогда как при обычном предъявлении иска он может не выражать свое мнение по этому поводу. Эта возможность имеет существенное значение с точки зрения судебных расходов истца, так как требование о взыскании компенсации рассматривается как имущественное и связано со взиманием соответствующей пошлины.

Требования о компенсации за причиненный нематериальный вред наиболее часто предъявляются в связи с дорожно-транспортными происшествиями. При этом судебная практика различает пять самостоятельных групп требований о компенсации вреда:

1) расходы на лечение;

2) увеличение потребностей;

3) потери в связи с нетрудоспособностью;

4) утрата или повреждение имущества;

5) компенсация за причиненные страдания.

Каждое из этих требований, и, конечно, требование о компенсации за причиненные страдания, должно быть самостоятельно обосновано. Иски с неопределенным требованием, оставляющие размер компенсации за причиненный нематериальный вред на усмотрение суда, могут при существенно меньших судебных расходах истца повлечь взыскание значительной суммы компенсации, в то время как истец, назвав сумму своего требования и уплатив соответствующую пошлину, тем самым устанавливает верхний предел компенсации.

Германское процессуальное законодательство допускает подачу в суд заявления не о взыскании названной или не названной истцом суммы компенсации, а лишь о признании судом наличия у истца права требовать выплаты компенсации. И суд выносит "решение о наличии оснований для иска", что для сторон иногда бывает более предпочтительным, если они полагают, что смогут во внесудебном порядке договориться о размере компенсации.

Что касается возможности судебного обжалования решений о взыскании компенсации за страдания, то суд апелляционной инстанции, повторно рассматривающий дело по существу, не связан обжалуемым решением и вправе вынести иное решение, в том числе и в части размера присуждаемой компенсации. Такого права нет у суда кассационной инстанции.

Глава 4. Компенсация морального вреда во Франции

Поскольку моральный вред не выделяется во французском законодательстве как отдельный вид вреда, то и состав оснований ответственности за его причинение совпадает с общими основаниями ответственности за причинение вреда:

- наличие морального вреда, т.е. умаления личных неимущественных благ;

- виновное противоправное действие причинителя вреда;

- причинная связь между противоправным действием и моральным вредом.

То обстоятельство, что понятие морального вреда является порождением судебной практики, обусловливает ориентацию судей при определении размера компенсации на ранее вынесенные решения. В этом аспекте французская судебная практика сходна с германской. При этом размер компенсации морального вреда сильно зависит от обстоятельств конкретного случая.

Иногда он может выражаться в символической сумме, как, например, в деле, когда истец потребовал от своей супруги и ее любовника компенсации морального вреда, причиненного ему прелюбодеянием соответчиков (100). С учетом "смягчающих" обстоятельств дела, которые суд не счел возможным изложить в решении, с супруги была взыскана символическая компенсация в размере одного франка, а с любовника было взыскано 100 франков. В другом деле (101) истица предъявила иск к городу в связи с тем, что ее без достаточных оснований остановил на улице полицейский и поинтересовался, зарегистрирована ли она в органах санитарного надзора. Суд присудил истице символическую компенсацию в 1 франк, причем в решении суда было указано, что ранее этот суд отрицательно относился к искам о компенсации морального вреда, а в этом деле впервые счел возможным проявить великодушие.

Здесь следует сделать небольшое отступление от основной темы и сказать о весьма больших различиях в "судейском менталитете" в разных государствах. В решениях английских, американских и французских судов отражается образ судьи - человека, рассуждающего, сомневающегося, далекого от категоричности в суждениях, иногда даже (как это видно на примере последнего решения) способного к юмору. В решениях же германских и российских судов подобного не наблюдается.

Интересно, что при этом именно германское законодательство и судебная практика в части компенсации морального вреда обнаруживают наибольшее сходство с российскими. Подобные различия в отношении судов государств с прецедентной системой права объясняются, по-видимому, как раз особенностями самой правовой системы, когда судья одновременно оказывается творцом правовых норм и чувствует большую ответственность за обоснованность и последствия принимаемого решения.

В нашу задачу не входит общий сравнительный анализ различных правовых систем, но необходимо отметить, что решения английских и американских судов производят лучшее впечатление по сравнению с германскими и российскими судебными решениями с точки зрения их обоснованности и применяемой юридической техники. Представляется, что это не является следствием различий в юридической квалификации судей, поскольку российские и германские судьи вовсе не уступают в квалификации их английским и американским коллегам. Видимо, дело именно в различиях в судейском менталитете, обусловленных особенностями указанных правовых систем.

Возвращаясь к основной теме, отметим, что французское законодательство и судебная практика не ограничивают личные неимущественные права и блага каким-либо определенным перечнем и допускают компенсацию морального вреда в огромном количестве случаев, что объективно повышает правовую защищенность этих благ. Французским судьям не приходится колебаться в том, расценивать ли как правонарушение, например, обнародование личных писем, разглашение сведений, касающихся частной жизни человека, несанкционированное использование имени. Соответственно не возникает проблем и в отношении признания права на компенсацию морального вреда и присуждения таковой. Поэтому же во французском праве, в отличие от германского, не пришлось создавать искусственную конструкцию некоего "всеобщего права личности". Любой вред правам личности заранее признается подлежащим компенсации.

Поскольку французское право не пошло по пути разработки отдельных законодательных конструкций, которые определяли бы подлежащие защите права личности и таким образом ограничивали бы их круг, вопрос о защите поднимается при рассмотрении самых разнообразных видов споров. Например, суд, признавая недействительным условие завещания о том, что переходящее к наследнице имущественное право прекратится в случае, если она выйдет замуж за человека определенного вероисповедания, обосновывал свое решение, в частности, тем, что подобное условие нарушает одну из важнейших свобод человека - свободу вступления в брак по своему усмотрению (102). С аналогичных позиций судебная практика рассматривает как посягательство на супружеские права одного из супругов нарушение другим супругом вытекающих из брака обязанностей, в особенности нарушение супружеской верности. В последнем случае суды без колебаний присуждают компенсацию за причиненный моральный вред, хотя, как было показано выше, с учетом обстоятельств конкретного дела размер компенсации может оказаться символическим.

В отношении защиты путем компенсации морального вреда "классических" неимущественных прав и благ, например чести и достоинства, права на имя, права на собственное изображение, права на неприкосновенность сферы личной жизни, французское право сходно с германским и российским. Так, признается недопустимым опубликование изображения без согласия изображенного, за исключением опубликования изображения в общественных интересах и ряда других случаев.

В качестве примера можно привести дело (103), где истцы - супружеская пара - предъявили иск к газете, без их согласия опубликовавшей снимок, на котором истцы были сфотографированы перед пизанской башней в чрезвычайно рискованном одеянии. Снимок был опубликован в контексте статьи, в которой сатирически обсуждались вкусы итальянских туристов. По мнению суда, ответчик должен был заретушировать лица истцов на снимке, чтобы сделать их неузнаваемыми, но так как не сделал этого, ответствен за свое неправомерное поведение. Вместе с тем суд счел, что истцы, представ на фоне пизанской башни на всеобщее обозрение в таком виде, также отчасти виновны в наступивших неблагоприятных последствиях. Суд первой инстанции присудил компенсацию каждому из истцов в размере 2 тыс. франков; этот размер был снижен апелляционной инстанцией до 500 франков. Представляется, что о вине потерпевших в данном случае правомерно было бы говорить, если бы их одежда нарушала нормы общественной нравственности; в ином случае их готовность позировать в общественном месте в экстравагантном виде могла быть принята во внимание только как фактор, доказывающий незначительность причиненного морального вреда, поскольку опубликование снимка означало лишь расширение и без того значительной аудитории очевидцев зрелища.

В другом деле (104) иск о компенсации морального вреда был предъявлен к газете известным французским актером Жераром Филипом в связи с тем, что корреспондент газеты проник в госпиталь, где находился на лечении 9-летний сын актера, и сделал его фотоснимок; снимок был помещен в газетной статье, где сообщалась подробная информация о болезни ребенка. Ссылка ответчика на то, что информация о болезни сына известного актера имеет общественное значение, успеха не имела; суд счел опубликование снимка и самой статьи недопустимым вмешательством в частную жизнь, и иск был удовлетворен.

В аналогичном деле (105) иск был предъявлен к газете известной актрисой Марлен Дитрих в связи с тем, что в газете было опубликовано интервью актрисы, в котором она рассказывала о своем жизненном пути; в действительности актриса не давала ни самого интервью, ни разрешения на публикацию. Несмотря на то что содержащиеся в публикации сведения соответствовали действительности и в основном были уже известны публике, парижский суд счел публикацию недозволенным вмешательством в частную жизнь и вынес решение в пользу истицы, взыскав с ответчика 1,2 млн. франков. Такой высокий размер взысканной суммы объясняется тем, что актриса одновременно с компенсацией морального вреда потребовала возмещения упущенной выгоды: по ее утверждению, она сама собиралась опубликовать свои мемуары и в результате неправомерных действий ответчика вынуждена была отказаться от этого намерения.

Весьма часто поводом для предъявления исков о компенсации морального вреда становится обнаружение истцом малоприятного для него сходства с каким-либо литературным персонажем. В каждом таком случае суду приходится решать вопрос о том, были ли нарушены личные неимущественные права.

Так, рассматривая дело по иску французского военнослужащего, находившегося во время войны в лагере для военнопленных и обнаружившего совпадение своего имени с именем персонажа романа - французского офицера, который отговаривает своего товарища от побега из немецкого лагеря для военнопленных, суд счел, что автор романа должен был проявить надлежащую осмотрительность и выяснить, не носит ли такое же имя какой-либо реальный офицер, находившийся в плену во время войны (106).

На протяжении уже более века французская судебная практика предоставляет правовую охрану тайне личной переписки, исходя из недопустимости разглашения получателем личного письма его содержания без согласия отправителя. Ранее это правило основывалось на презумпции наличия "молчаливого соглашения" о неразглашении содержания письма между отправителем и получателем, иначе говоря, право на тайну личной переписки рассматривалось как обязательственное право, вытекающее из договора. В настоящее время признано, что это право не является абсолютным личным неимущественным правом и все остальные обязаны воздерживаться от его нарушения.

Так, в 1928 г. французским судом было рассмотрено дело по иску Ромена Роллана к издательству, которое хотело распространить письма истца к другому писателю и в качестве рекламы напечатало выдержки из этих писем в своем каталоге. Суд счел, что из упомянутых в каталоге писем лишь одно носило личный, доверительный характер, а во всех остальных содержались соображения истца, ранее высказывавшиеся им в его книгах и статьях, и издательство вправе было их распространять; но в то же время опубликование выдержек из писем без согласия их автора незаконно во всех случаях, поэтому истцу была присуждена компенсация морального вреда в размере 2 тыс. франков (107). Очевидно, здесь суд провел определенную аналогию с защитой прав автора на неприкосновенность произведения.

Разрешения автора письма не требуется, когда в ознакомлении с его содержанием существует охраняемый законом интерес - например, при ознакомлении с письмами, представленными в суд в процессе производства по делу. Аналогичный подход применяют французское законодательство и судебная практика и в отношении охраны тайны телефонных переговоров. Правда, здесь можно встретить достаточно неожиданные решения - как, например, в случае, когда подразделение уголовных расследований установило потерпевшим (ответчикам в гражданском процессе) подслушивающее устройство, чтобы установить личность неизвестного, который постоянно звонил потерпевшим и осыпал их бранью. Прослушивание увенчалось успехом: было установлено, что звонки производила истица. Очевидно, исповедуя принцип "лучшая оборона - наступление", она предъявила к ответчикам еще один иск на основании ст.1382 ГКФ - о компенсации морального вреда, причиненного нарушением тайны телефонных переговоров. Этот иск был удовлетворен (108).

Гражданско-правовая защита чести и достоинства путем компенсации морального вреда также основана на применении ст.1382 ГКФ; на практике применение этой нормы ГКФ связано с составами преступлений, предусмотренных в ст.29 французского Закона о печати от 29 июля 1881 г., где за публичное оскорбление и распространение порочащих сведений (диффамация) предусмотрено уголовное наказание (109).

Требование о компенсации морального вреда, причиненного оскорблением, обычно предъявляется в виде гражданского иска в уголовном судопроизводстве. Уголовное судопроизводство в связи с оскорблением признается обязательным, если унижены честь и достоинство судьи или государственного служащего. Уголовное дело по обвинению в диффамации прекращается, если обвиняемый оказывается в состоянии доказать соответствие распространенных сведений действительности. Однако представление таких доказательств исключается, если порочащие сведения затрагивают личную жизнь потерпевшего. Если обвиняемый оказывается не в состоянии подтвердить достоверность распространенных сведений, то закон исходит из презумпции "недобросовестности" его действий. Но и здесь обвиняемый может доказать обратное, но для этого уже недостаточно просто доказать, что он был уверен в достоверности распространенных сведений. Он должен доказать, что распространенная информация им была тщательно проверена и распространена в законных целях и в наиболее осторожной при данных обстоятельствах дела форме.

Как можно видеть, здесь уголовно-процессуальное законодательство Франции фактически допускает отступление от принципа презумпции невиновности. В российском уголовно-процессуальном законодательстве такого отступления от упомянутого принципа не существует, что, безусловно, соответствует концепции правового государства. Вместе с тем специфика субъективного состава клеветы такова, что доказать наличие прямого умысла у клеветника практически невозможно, поэтому количество обвинительных приговоров по делам о клевете ничтожно мало.

В ст.13 Закона о печати детально регламентирован институт опровержения порочащих сведений. Право дачи опровержения (в отличие от ст.152 ГК РФ, во французском законе под правом на опровержение понимается право на опубликование ответа) предоставлено каждому, кто имеет достаточные основания считать, что распространенные в средствах массовой информации сведения непосредственно или опосредованно затрагивают его лично. При этом не имеет значения, содержалось ли в сообщении утверждение о факте или выражение мнения, носило ли оно информационный или критический характер, было ли упомянуто имя потерпевшего.

В напечатании опровержения может быть отказано только в случаях, если оно:

- противоречит закону или добрым нравам;

- причиняет ущерб законным интересам третьих лиц или чести и достоинству журналиста;

- превышает по объему само опровергаемое сообщение (для печатных изданий опровержение может занимать до 50 строк независимо от объема опровергаемого сообщения; максимальный объем опровержения - 200 строк) (110).

В случае смерти потерпевшего французская судебная практика признает право его близких на компенсацию морального вреда. В этой ситуации под моральным вредом понимается отрицательное воздействие смерти потерпевшего на чувства близких (здесь можно говорить о моральном вреде как о страданиях).

В судебной практике определен круг лиц, которые относятся к категории "близких" в целях компенсации морального вреда. Это лица, которые состояли с умершим в родстве или супружестве. Круг управомоченных на компенсацию морального вреда лиц постоянно претерпевает изменения в сторону его расширения. Так, с 1935 г. судебная практика включает в этот круг приемных детей и воспитанников; с 1956 г. - жениха и невесту; с 1970 г. - сожителя или сожительницу, причем независимо от того, состояли ли они в период сожительства в действительном браке с третьим лицом (111). Но необходимо заметить, что если причинение морального вреда родственникам и супругу презюмируется, то иные лица должны для приобретения права на компенсацию морального вреда доказать, что в силу близких отношений с потерпевшим они претерпели значительные страдания. С 1964 г. судебная практика признает право близких на компенсацию морального вреда, причиненного в связи не только со смертью потерпевшего, но и с причинением тяжкого вреда его здоровью (112). Наконец, нельзя не упомянуть о состоявшемся в 1962 г. судебном решении по иску о возмещении вреда, предъявленному собственником лошади, противоправно убитой ответчиком. Суд не только присудил истцу возмещение имущественного ущерба, но и, приняв во внимание чрезвычайную привязанность хозяина к погибшему животному, обязал ответчика компенсировать причиненный моральный вред (113).

Примечания к разделу II

1. Napier M., Wheat K. Recovering Damages for Psychiatric Injury. L., 1995. P.6.

2. Ibid. P.7.

3. Ibid.

4. Ibid. P.11.

5. Ibid. P.14-16.

6. Ibid. P.124-126.

7. Ibid. P.134.

8. Ibid. P.58.

9. Ibid. P.59.

10. Ibid. P.129.

11. Ibid. P.73.

12. Ibid. P.75.

13. Ibid. P.176.

14. Owen R. Tort. L., 1994. P.133.

15. Ibid.

16. Ibid. P.136.

17. Ibid. P.133.

18. Ibid. P.136.

19. Ibid. P.137.

20. Ibid. P.138.

21. Ibid. P.139.

22. Ibid.

23. Ibid.

24. Ibid. P.141.

25. Ibid.

26. Ibid. P.142.

27. Ibid. P.145.

28. Ibid.

29. Ibid.

30. Ibid. P.146.

31. Ibid.

32. Ibid. P.147.

33. Ibid. P.148.

34. Ibid. P.149.

35. Ibid. P.151.

36. Ibid. P.150.

37. Ibid. P.152.

38. Ibid. P.153.

39. Ibid.

40. Ibid.

41. Ibid.

42. Fuller L., Eisenberg M. Basic Contract Law. - St. Paul, Minn., 1981. P.181.

43. Napier M., Wheat K. Op. сit. P.66.

44. Ibid. P.67.

45. Napier M., Wheat K. Op. сit. P.64.

46. Ibid. P.161.

47. Ibid. P.162.

48. Ibid.

49. Ibid. P.163.

50. Ibid. P.169.

51. Barton W. Recovering for Psychological Injuries. Wash., 1990. P.58.

52. Ibid.

53. Ibid. P.59.

54. Fuller L., Eisenberg M. Op. сit. P.175-177.

55. Ibid. P.180.

56. Ibid. P.181.

57. Barton W. Op. сit. P.267.

58. Ibid. P.268.

59. Ibid. P.265-266.

60. Ibid. P.309.

61. Ibid. P.311.

62. Ibid. P.317.

63. Ibid. P.273.

64. Ibid. P.275.

65. Ibid.

66. Ibid. P.276.

67. Teichmann A. u. a. Bьrgerliches Gesetzbuch. Mьnchen, 1997. S.940.

68. Ibid.

69. Ehlers W. Der Geldersatz fьr immaterielle Schaden bei deliktischer Verletzung des allgemeinen Personlichkeitsrechts. Berlin,1976. S.194.

70. Lorenz E. Immaterieller Schaden und "billige Entschadigung in Geld". Berlin, 1981. S.35.

71. Teichmann A. u. a. Op. cit. S.940.

72. Schneider E., Biebrach J. Schmerzensgeld. Herne - Berlin, 1994. S.15.

73. Odersky W. Schmerzensgeld bei Tцtung naher Angehцriger. Mьnchen, 1989. S.19.

74. Lorenz E. Op. cit. S.36.

75. Ibid. S.37.

76. Ibid. S.34.

77. Teichmann A. u. a. Op. cit. S.940.

78. Ibid. S.200.

79. Schneider E., Biebrach J. Op. cit. S.21.

80. Ibid. S.22.

81. Ibid. S.23.

82. Ibid. S.43.

83. Teichmann A. u. a. Op. cit. S.941.

84. Deutsch E. Unerlaubte Handlungen, Schadensersatz und Schmerzensgeld. Berlin, 1994. S.242-243.

85. Schneider E., Biebrach J. Op. cit. S.263.

86. Ibid. S.259.

87. Ibid. S.262.

88. Ibid. S.261.

89. Schneider E., Biebrach J. Op. cit. S.259.

90. Ibid. S.26.

91. Ibid. S.43.

92. Teichmann A. u. a. Op. cit. S.941.

93. Schneider E., Biebrach J. Op. cit. S.28.

94. Ibid. S.29.

95. Архивы райнарсудов г. Москвы.

96. Schneider E., Biebrach J. Op. сit. S.29.

97. Odersky W. Op. cit. S.16.

98. Schneider E., Biebrach J. Op. cit. S.30.

99. Teichmann A. u. a. Op. cit. S.940.

100. Zweigert K., Kotz H. Einfьhrung in die Rechtsvergleichung: auf dem Gebiete des Privatrechts. Tьbengen, 1996. S.700.

101. Ibid.

102. Ibid. S.701.

103. Ibid. S.702.

104. Ibid.

105. Ibid.

106. Ibid.

107. Ibid. S.703.

108. Ibid.

109. Ibid. S.704.

110. Ibid.

111. Ibid. S.620.

112. Ibid.

113. Ibid. S.621.