Глава 8. Взаимодействие российского права с правом Совета Европы

Ратифицировав Федеральным законом от 30 марта 1998 г. Конвенцию о защите прав человека и основных свобод и Протоколы к ней, Россия стала полноправным членом Совета Европы. С этого момента на нее может быть подана индивидуальная жалоба в предусмотренный Конвенцией контрольный орган Совета Европы - Европейский Суд по правам человека (далее - Суд).

Вырабатываемые и формулируемые в решениях по конкретным делам принципы, которыми Суд руководствуется при определении содержания защищаемых Конвенцией благ и толковании ее норм, становятся составной частью прецедентного права Совета Европы как международной организации. Полномочия Суда по толкованию и применению положений Конвенции и Протоколов к ней установлены ст. 32 Конвенции, являющейся международным договором. Хотя решения Суда по конкретному делу в силу самой Конвенции обязательны лишь для государства - ответчика, остальные государства - участники, как правило, добровольно принимают их во внимание при корректировке национального законодательства и правоприменительной практики, с тем чтобы избежать риска оказаться в роли нарушителя Конвенции.

Обязательное применение принципов Суда в национальном праве государства - участника обусловлено наличием в нем норм, из которых следует обязательность такого применения. В российском праве подобная норма установлена: это п. 4 ст. 15 Конституции РФ. В силу данной конституционной нормы выработанные Судом в пределах его компетенции принципы применения и толкования положений Конвенции оказываются составной частью российской правовой системы.

Статья 41 Конвенции предусматривает возможность выплаты справедливой компенсации потерпевшей стороне. Как показывает практика Суда, эта компенсация присуждается за причиненный стороне вред, как имущественный, так и неимущественный; при этом под неимущественным вредом понимаются боль и страдания, телесное повреждение и психическое расстройство <*>. Поэтому в целях настоящего исследования большой интерес представляет вопрос о том, должны ли решения Суда в части подхода к компенсации за страдания оказывать влияние на российскую судебную практику применения института компенсации морального вреда. Обратимся к рассмотрению этого вопроса.

-------------------------------

<*> Reid K. A practitioner's Guide to the European Convention on Human Rights. L., 1998. P. 402.

Первым обязательным условием для присуждения справедливой компенсации (в том числе за страдания) является установление Судом нарушения государством - ответчиком одного из благ и прав, которые защищает Конвенция. Исчерпывающий перечень таких благ и прав дан в Конвенции и Протоколах к ней. Следует заметить, что в российском праве защиту этих прав и благ (иногда под несколько иным названием) предусматривают также Конституция РФ и законодательные акты, относящиеся к различным отраслям права (ГК, СК, УК и др.).

Рассмотрим кратко защищаемые Конвенцией права и свободы. Заметим, что произведенная нами их группировка достаточно условна. Так, запрещение пыток направлено на охрану не только здоровья, но и достоинства личности, а запрещение рабства имеет целью охрану как независимости, так и личной свободы человека.

Нормы, направленные на охрану жизни и здоровья человека: ст. 2 Конвенции (право на жизнь) и ст. 1 Протокола N 6 к Конвенции (отмена смертной казни); ст. 3 Конвенции (запрещение пыток).

Статья 2 Конвенции предусматривает, что право каждого человека на жизнь должно охраняться законом. Первоначально Конвенция предусматривала в качестве единственного законного основания для намеренного лишения жизни смертный приговор, вынесенный судом за совершение преступления, в отношении которого законом предусмотрено такое наказание. В связи с принятием Протокола N 6 это основание отпадает, так как в его ст. 1 устанавливается, что никто не может быть приговорен к смертной казни или казнен.

Статья 3 Конвенции, охраняя здоровье и достоинство человека, запрещает применение в отношении него пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания. Под унижающим достоинство обращением и наказанием понимаются, в частности, ненадлежащие условия содержания под стражей, психическое и физическое воздействие на подозреваемого, обвиняемого или осужденного, неоказание ему медицинской помощи и т.п. В современных российских реалиях условия содержания в следственных изоляторах и тюрьмах таковы, что можно ожидать огромной волны жалоб от лиц, содержащихся под стражей, если российская судебная система окажется неспособна эффективно защищать их права.

Нормы, направленные на охрану достоинства, независимости и равноправия людей: ст. 4 Конвенции (запрещение рабства и принудительного труда); ст. 8 Конвенции (право на уважение частной и семейной жизни); ст. 12 Конвенции (право на вступление в брак); ст. 14 Конвенции (запрещение дискриминации); ст. 5 Протокола N 7 к Конвенции (равноправие супругов).

Пункт 1 ст. 4 Конвенции запрещает содержание человека в рабстве или подневольном состоянии, а п. 2 той же статьи запрещает привлечение человека к принудительному или обязательному труду. Такой труд не включает в себя, в частности, военную службу, а в тех случаях, где признается законным отказ от военной службы на основании вероисповедания, альтернативную службу, назначенную вместо военной.

Заметим, что в связи с существующей в российском законодательстве ситуацией вопрос об альтернативной службе может представить особый интерес. Дело в том, что право на замену обязательной военной службы альтернативной гражданской гарантировано ст. 59 Конституции РФ, но на практике граждане испытывают сложности при его реализации. 2 апреля 1998 г. вступил в силу новый Федеральный закон "О воинской обязанности и военной службе". В нем также предусмотрено право граждан на замену воинской службы альтернативной в соответствии с Конституцией РФ и федеральным законом, который пока не принят. Поэтому не исключены коллизии, которые могут составить нарушение ст. 4 Конвенции.

В соответствии со ст. 8 Конвенции, каждый имеет право на уважение его частной и семейной жизни, жилища и корреспонденции; вмешательство государственных органов в осуществление этого права не допускается, кроме исчерпывающе перечисленных в Конвенции случаев.

Одно из личных неимущественных прав человека - это право на вступление в брак и создание семьи. Поэтому ст. 12 Конвенции предусматривает право мужчин и женщин, достигших брачного возраста, вступать в брак и создавать семью в соответствии с национальным законодательством (в России - в соответствии с Семейным кодексом РФ). Анализ решений Суда показывает, что для квалификации союза людей как семьи существенно осознание ими себя в таком качестве, совместное проживание и ведение общего хозяйства. Юридическое оформление семейных связей не имеет решающего значения для целей ст. 8 Конвенции.

Статья 5 Протокола N 7 посвящена обеспечению равноправия супругов в отношениях между собой и со своими детьми в том, что касается вступления в брак, во время состояния в браке и при его расторжении. В Семейном кодексе РФ есть аналогичные нормы (ст. 31, 61). Однако российская судебная практика свидетельствует о том, что зачастую суды по-прежнему при разрешении споров о передаче детей на воспитание необоснованно оказывают предпочтение матерям. Если такие традиции сохранятся, соответствующие решения могут послужить основанием для обращения потерпевших в Суд.

Нормы, направленные на охрану свободы и развития человека: ст. 9 Конвенции (свобода мысли, совести и религии); ст. 10 Конвенции (свобода выражения мнения); ст. 2 Протокола от 20 марта 1952 г. к Конвенции (право на образование).

Статья 9 Конвенции направлена на обеспечение свободы мысли, совести и религии. Это право включает в себя свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как индивидуально, так и совместно с другими лицами, публичным или частным порядком, в богослужении, учении и отправлении религиозных и ритуальных обрядов.

Со свободой мысли тесно связана и свобода выражения мнения. Согласно ст. 10 Конвенции, каждый имеет право на свободу выражения своего мнения. Это право включает свободу придерживаться своего мнения, получать и распространять информацию и идеи без вмешательства со стороны государственных органов и независимо от государственных границ. Однако введение государством лицензирования радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий не рассматривается как ограничение свободы выражения мнения.

Право на образование (ст. 2 Протокола от 20 марта 1952 г. к Конвенции) обеспечивается запретом отказа человеку в осуществлении права на образование, а также возложением на государство обязанности уважать право родителей обеспечивать образование и обучение своих детей в соответствии со своими собственными религиозными и философскими убеждениями.

Нормы, направленные на охрану политических свобод: ст. 11 Конвенции (свобода собраний и ассоциаций); ст. 3 Протокола от 20 марта 1952 г. (право на свободные выборы).

Статья 11 Конвенции предусматривает право каждого на свободу мирных собраний и свободу объединения с другими, включая право создавать профсоюзы и вступать в них для защиты своих интересов. На обеспечение свободного волеизъявления народа направлена ст. 3 Протокола от 20 марта 1952 г., где предусмотрена обязанность участников Конвенции проводить свободные выборы с разумной периодичностью путем тайного голосования в таких условиях, которые обеспечат свободное волеизъявление народа в выборе законодательной власти.

Нормы, направленные на охрану личной свободы и обеспечение судебной защиты прав и свобод: ст. 5 Конвенции (право на свободу и безопасность); ст. 6 Конвенции (право на справедливое судебное разбирательство); ст. 7 Конвенции (наказание исключительно на основании закона); ст. 13 Конвенции (право на эффективные средства правовой защиты); ст. 1 Протокола N 4 к Конвенции (запрещение лишения свободы за долги); ст. 2 Протокола N 7 к Конвенции (право на апелляцию по уголовным делам); ст. 3 Протокола N 7 (компенсация в случае судебной ошибки); ст. 4 Протокола N 7 (право не привлекаться к суду или повторному наказанию).

Статья 5 Конвенции устанавливает условия правомерности лишения человека свободы. В контексте настоящей работы существенно, что каждый, кто стал жертвой ареста или задержания в нарушение положений ст. 5 Конвенции, имеет право на компенсацию. Статья 6 Конвенции преследует цель обеспечить право каждого на справедливое судебное разбирательство. Под таковым понимается рассмотрение любого гражданского или уголовного дела в разумный срок справедливо и публично, независимым, беспристрастным и законно созданным судом.

Право на справедливое судебное разбирательство относится к случаям обвинения не только в уголовных преступлениях, но и в административных или дисциплинарных правонарушениях, если характер санкции за такое правонарушение является по существу уголовно - правовым. Важнейшее значение имеет установленный в п. 2 ст. 6 Конвенции принцип презумпции невиновности. Принцип недопустимости наступления уголовной ответственности за деяние, которое в момент его совершения не признавалось преступлением по закону, отражен в ст. 7 Конвенции.

В российских условиях довольно неожиданный эффект может возыметь действие ст. 1 Протокола N 4 к Конвенции, согласно которой никто не может быть лишен свободы лишь на том основании, что он не в состоянии выполнить какое-либо договорное обязательство. Многочисленные мошенничества в отношении граждан, которыми изобиловало последнее десятилетие (финансовые пирамиды, инвестиционные фонды и т.п.), часто прикрывались вступлением в различного рода договорные отношения с потерпевшими. Не исключено, что виновные будут пытаться избежать уголовной ответственности, опираясь именно на ст. 1 Протокола N 4.

В соответствии со ст. 3 Протокола N 7 осужденный, понесший наказание вследствие судебной ошибки, имеет право на компенсацию, если государственные органы не докажут, что в возникновении ошибки полностью или частично виновен он сам (например, в случае самооговора). Аналогичный вывод следует и из российского законодательства, хотя можно встретить и иные мнения (этот вопрос был подробно рассмотрен в § 2 гл. 4 этого раздела).

Нормы, направленные на охрану свободы передвижения и выбора места жительства: ст. 2 Протокола N 4 к Конвенции (свобода передвижения); ст. 3 Протокола N 4 (запрещение высылки граждан); ст. 4 Протокола N 4 (запрещение массовой высылки иностранцев).

Свобода передвижения защищается ст. 2 Протокола N 4. В соответствии с этой нормой каждому, кто законно находится на территории какого-либо государства, принадлежит в пределах этой территории право на свободное передвижение и свобода выбора местожительства (в отдельных регионах России это право сегодня нарушается). Каждый человек имеет право покидать любую страну, включая свою собственную. Тесно связан с правом на свободу передвижения установленный в ст. 3 Протокола N 4 запрет на высылку человека из государства, гражданином которого он является, а также лишение его права на въезд в это государство.

Нормы, направленные на защиту имущественных прав: ст. 1 Протокола от 20 марта 1952 г. (защита собственности).

Эта норма Конвенции - пока единственная, направленная на защиту имущественных прав, причем не только физических лиц, но и юридических. Она предусматривает право каждого физического или юридического лица беспрепятственно пользоваться своим имуществом. Важной гарантией прав собственника является положение о том, что никто не может быть лишен своего имущества, кроме как в интересах общества и на условиях, предусмотренных законом и общими принципами международного права. Но это положение не должно истолковываться как ущемляющее право государства обеспечивать исполнение законов, которые необходимы для осуществления контроля за использованием собственности в соответствии с общими интересами или для обеспечения уплаты налогов, сборов или штрафов.

Второе обязательное условие для присуждения компенсации - необеспечение национальным (внутренним) правом государства - ответчика возможности полного возмещения причиненного вреда. Наличие этого условия определяется Судом исходя из оценки внутреннего права государства - ответчика. Отсюда следует, что полномочия Суда по присуждению компенсации носят субсидиарный характер, так как восполняют отсутствующие в праве возможности государства, признанного нарушителем. Это правило в известной мере отражает общий субсидиарный (по отношению к национальному праву) характер защиты прав человека, предоставляемой Конвенцией и выражающейся в установленном в ее ст. 35 принципе исчерпания потерпевшим всех внутренних средств правовой защиты как необходимого условия подведомственности жалобы Суду.

Третье обязательное условие для присуждения компенсации - наличие необходимости в ней. Это условие применяется только в отношении компенсации именно за неимущественный вред (причиненные страдания). Наличие такого условия определяется Судом по своему усмотрению. Суд считает, что необходимость в компенсации отсутствует, если констатация им нарушения со стороны государства - ответчика уже сама по себе является справедливой компенсацией и способна принести потерпевшему необходимое удовлетворение.

Вернемся к вопросу о необходимости и возможности учета российскими судами практики Суда в части компенсации за страдания в свете перечисленных условий. Нетрудно заметить, что первое условие присуждения Судом компенсации за страдания лишь частично совпадает с установленным в ст. 151 и 1099 ГК аналогичным условием ответственности. С одной стороны, предусмотренный российским законодательством перечень неимущественных благ, защищаемых путем компенсации морального вреда, шире конвенционального, поскольку, в отличие от последнего, не является исчерпывающим. Но это различие не имеет значения с точки зрения исследуемого вопроса, поскольку оно предопределено перечнем защищаемых Конвенцией благ, за пределами которого вопрос о взаимодействии Конвенции и внутреннего права государств - участников в принципе не может возникнуть. Различия в условиях ответственности за причинение страданий могут иметь значение лишь в той части, в какой право Совета Европы предоставляет потерпевшему более высокий уровень защиты по сравнению с национальным правом.

Такой более высокий (с точки зрения перечня прав, нарушение которых может повлечь возникновение права на компенсацию за страдания) уровень защиты Конвенция предоставляет в одном случае - при нарушении права пользования лицом своим имуществом или принципа недопустимости лишения лица принадлежащего ему имущества, иначе как в интересах общества и на условиях, предусмотренных законом и общими принципами международного права (ст. 1 Протокола N 1 к Конвенции). В Конвенции не предусмотрено каких-либо изъятий в отношении возможности присуждения компенсации за страдания, причиненные такими нарушениями имущественных прав, и Суд такую компенсацию присуждает <*>. Заметим, что речь идет лишь о компенсации за страдания физическим лицам, поскольку за юридическими лицами Суд не признает возможности претерпевать неимущественный вред <**>.

-------------------------------

<*> Ibid. P. 420.

<**> Reports of Judgements and Decisions of the European Court of Human Rights. Manifattura v. Italy, 1992. Feb. 27. Ser. A., N 230-B.

Между тем нормы ГК о компенсации морального вреда допускают ее за страдания, связанные с нарушением имущественных прав, лишь в случаях, предусмотренных законом, и те из них, которые сегодня установлены в российском законодательстве, предусматривают защиту только имущественных прав потребителей, имеющих обязательственный характер и не совпадающих с теми абсолютными имущественными правами, которые защищает ст. 1 Протокола N 1 к Конвенции. Компенсация морального вреда, причиненного нарушением права собственности или иного абсолютного имущественного права, российским законодательством в настоящее время не предусмотрена. В связи с этим возникает вопрос: должны ли российские суды присуждать потерпевшему компенсацию морального вреда при нарушении абсолютных имущественных прав с момента присоединения России к Конвенции, если это соответствует практике Суда, но противоречит ст. 151 и 1099 ГК, так как не предусмотрено российским законодательством?

Представляется, что ответ на поставленный вопрос должен быть отрицательным - не должны. Дело в том, что само по себе право на компенсацию причиненного вреда, имущественного и неимущественного, не относится к числу прав, защищаемых Конвенцией, а поэтому отсутствие в законодательстве государства - участника возможности такого возмещения (или его недостаточность) не является нарушением Конвенции. Собственно говоря, и из смысла самой ст. 41 Конвенции следует, что наличие разных подходов государств - участников к полноте объема возмещения причиненного потерпевшему вреда является с точки зрения Конвенции допустимым, и единственным последствием неполноты объема возмещения может быть возможность присуждения Судом справедливой компенсации.

Таким образом, поскольку из Конвенции не вытекает обязательство государств - участников обеспечивать потерпевшему возмещение в полном объеме, то Конвенцию, в совокупности с прецедентным правом Совета Европы, нельзя рассматривать в этом аспекте как международный договор, имеющий приоритет перед нормами российского права или являющийся его составной частью.

Рассмотренный выше вопрос касался объема возмещения причиненного вреда в части компенсации за страдания, причиненные нарушением абсолютных имущественных прав. Следующий вопрос, тесно связанный с предыдущим, касается размера компенсации морального вреда. Сформулировать его можно следующий образом: должны ли российские суды при определении размера компенсации морального вреда руководствоваться размерами присуждаемой Судом справедливой компенсации за страдания?

Для ответа на этот вопрос остановимся на подходе Суда к определению справедливой компенсации за страдания. Прежде всего следует заметить, что каких-либо общих принципов подхода Суда к этому вопросу до настоящего времени не выработано. Суд в своих решениях не дает каких-либо пояснений по поводу расчета размера компенсации за страдания, кроме указания на виды страданий (беспокойство, переживания в связи с несправедливостью) или ссылки на размер компенсации, присужденный в аналогичном деле.

Так, в деле, рассмотренном по жалобе трех греческих граждан, подвергшихся в Греции осуждению и уголовному наказанию в виде лишения свободы по обвинению в прозелитизме, на нарушение Грецией ст. 7, 9, 10 и 14 Конвенции, Суд не усмотрел нарушений ст. 7, 10 и 14; в отношении же ст. 9 Суд пришел к выводу, что решения греческих судов в отношении двух жалобщиков представляли собой превышение тех мер, которые необходимы в демократическом обществе для защиты прав и свобод других лиц. За моральный вред, причиненный этим нарушением, Суд обязал Грецию выплатить каждому из двух жалобщиков по 500 тыс. греческих драхм (около 2 тыс. долл. США). При определении размера справедливой компенсации Суд сослался на размер, присужденный в аналогичном деле в 1993 г. <*>.

-------------------------------

<*> Summary of the judgement of the European Court of Human Rights, 24 Fev. 1998, upon the case of Larissis and others v. Greece. Strasbourg, 1998. P. 21.

Иногда Суд присуждает единую сумму компенсации за имущественный и неимущественный вред, не разграничивая ее по отдельным видам вреда. Как показывает анализ решений Суда, обычай придерживаться размеров, присужденных по аналогичным делам, позволяет избежать чрезмерный разброс сумм компенсации.

Вот, например, несколько размеров компенсации, присужденных судом по различным делам, связанным с нарушением ст. 8 Конвенции (право на уважение частной и семейной жизни) (суммы для удобства сравнения выражены в долларах США): 20000; 13400; 17000; 24000; 28000; 12000; 6200) <*>.

--------------------------------

<*> Reid К. A practitioner's Guide to the European Convention on Human Rights. L., 1998. P. 415.

Как можно видеть, расхождений в суммах на порядок и более, как это зачастую бывает в решениях российских судов, нет. И это не удивительно.

Положение Суда в рассматриваемом аспекте выгодно отличается от положения российских судов. Он как раз и является ярким примером того единственного суда, рассматривающего требования о компенсации, о котором говорилось в предыдущей главе, и потому не нуждается в какой-либо общей методике для определения размера компенсации и в его детальном обосновании. Базисные уровни компенсации устанавливаются Судом в первых решениях, которые в дальнейшем служат для него ориентиром при вынесении последующих решений.

Итак, обратимся теперь непосредственно к ответу на поставленный вопрос: должны ли российские суды в своей практике руководствоваться размерами компенсации, присуждаемыми Судом? И здесь в аспекте долженствования последовать должен отрицательный ответ. Как отмечалось, при определении размера компенсации Суд ориентируется на ранее вынесенные решения и руководствуется принципом справедливости, необходимость применения которого следует из самого наименования компенсации, названной в ст. 41 Конвенции "справедливой".

Возможность присуждения компенсации в порядке ст. 41 Конвенции возникает лишь в том случае, если право государства - участника предусматривает возможность лишь частичного возмещения. Выше мы рассмотрели подобную ситуацию, когда российское право не предусматривает в качестве общего правила возможность компенсации морального вреда при нарушении имущественных прав. Однако в отношении размера компенсации за страдания российское законодательство (п. 2 ст. 1101 ГК) содержит такой же критерий, какой установлен в ст. 41 Конвенции, - принцип справедливости.

Следует заметить, что понятие справедливости в разных обществах или в разные исторические периоды может наполняться существенно различным содержанием, но это различие само по себе не дает оснований считать одни принципы справедливости справедливее других.

Сказанное можно проиллюстрировать на примере иудейского религиозного права, где издавна существует институт компенсации за страдания. Для определения размера компенсации за страдания, вызванные причинением вреда здоровью, в иудейском праве действует следующий принцип: "Если он (причинитель вреда - А.Э.) обжег его (потерпевшего - А.Э.) вертелом или гвоздем, будь то даже на ногте его, на таком месте, где раны не образуется, то высчитывают, за сколько равный ему человек взялся бы вынести такое страдание" <*>. Как можно видеть, здесь за критерий берется вознаграждение, которое некий абстрактный, "равный" потерпевшему, человек мог бы получить за согласие претерпеть такие же страдания. Возможно, этот критерий на первый взгляд покажется не вполне приемлемым с точки зрения современной морали. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что в нем отчетливо выражена компенсационная функция платы за страдания, поскольку заранее данное согласие получить определенную сумму за претерпевание страданий предполагает, что именно такая сумма способна полностью сгладить последствия негативного воздействия противоправного действия на психику потерпевшего.

-------------------------------

<*> Талмудъ. Мишна и Тосефта / Перевод Н. Переферковича. Том четвертый (книги 7 и 8). Издание второе, испр. и доп. С.-Петербургъ, 1910. С. 53.

Аналогичным образом, возвращаясь к праву России, мы не находим оснований полагать, что оно предоставляет возможность лишь частичной компенсации с точки зрения ее размера. Отсюда следует, что решения Суда и в части размера компенсации не имеют для российских судов обязательного характера.

Сказанное не означает, что решения Суда в части размеров компенсации за страдания не представляют никакой ценности для российской правоприменительной практики. Например, в отличие от абсолютных значений размера компенсации, серьезного внимания заслуживают соотношения между размерами компенсации, присуждаемыми Судом при нарушении разных норм Конвенции и, соответственно, разных видов прав и благ, и эти соотношения могут приниматься во внимание правоприменителем. Представляется, что в случае существенного расширения в дальнейшем состава прав и благ, защищаемых Конвенцией, указанные соотношения могут быть использованы для модификации таблицы соотношений размеров компенсации презюмируемого морального вреда в предложенной в предыдущей главе методике определения размера компенсации.