М.А. Троицкий. СОВРЕМЕННОЕ МИРОСИСТЕМНОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ И ИНТЕРЕСЫ РОССИИ

Вопрос об обеспечении порядка на международной аре

            не звучит сегодня как никогда остро. Мир движется

            по узкой тропинке, справа и слева от которой - "болото" хаоса. Соскользнуть с нее - значит погрузиться в хаос. На возрастание опасности именно подобного развития событий указывают многие политологи и исследователи международных отношений1. Снижается устойчивость мировых политических и экономических процессов. Это выражено в том, что относительно небольшое возмущение (например, изменение в политике какой-либо влиятельной державы, локальная война или экологическая катастрофа, изменение цен на сырье) может привести к серьезной дестабилизации обстановки в громадных политических и экономических пространствах. Причинами, возможно, являются лавинообразное усложнение мировых процессов в результате технологического прогресса, возрастающих требований индустриальных и постиндустриальных обществ, а также объективное увеличение разрыва между уровнями развития различных субъектов международных отношений. Чем сложнее и организованнее система, тем больше ее отклонение от наиболее вероятного состояния - хаоса - и тем значительнее силы, толкающие ее в направлении увеличения вероятности, то есть к хаосу2. С другой стороны, чем шире разрыв в уровне развития и структурированности между подсистемами - элементами системы (к примеру, отдельными регионами или странами), тем вероятнее фрагментация последней, появление внесистемных объектов - "черных дыр" (терминология Збигнева Бжезинского3) - со всеми вытекающими отсюда последствиями.

В такой ситуации особую значимость приобретает действенность механизмов миросистемного регулирования. Именно они позволяют сохранять мировое развитие в русле стабильности, ослаблять деструктивные воздействия до неугрожающего общей стабильности уровня, приближать систему к состоянию "самоподдерживающегося развития" (sustainable development). Важно отметить, что регулирование осуществляется непосредственно, или соответствующие механизмы создаются теми, у кого имеются на это средства, кому "есть, что терять" и кто глубже других осознал свою ответственность за судьбу мира. Под миросистемным регулированием понимаются действия субъектов мировой политики, направленные на контроль за развитием миросистемных процессов и предотвращение сценариев, угрожающих как миру в целом, так и интересам самих субъектов регулирования.

Кризису миросистемного регулирования в постбиполярном мире уже посвящено обширное количество работ4. В них обращается внимание на то, что после разрушения послевоенной жесткой структуры международных отношений до сих пор не выкристаллизовались новые механизмы регулирования взамен старых, отличавшихся высокой эффективностью. Вместе с тем ряд авторов отмечает, что жесткая организация системы (в смысле, например, ее четкой структурированности) не обязательна для поддержания стабильности5. Данный тезис поддерживается, в частности, тем фактом, что эффективное регулирование даже в слабо структурированном мире вполне способно обеспечивать его стабильность, а значит, выживание. Отдельные части (например, Африка) или комплексы отношений (например, валютно-финансовые) в рамках мировой системы могут быть плохо организованы, но, если регулирующие импульсы в состоянии не допустить "переливания нестабильности через край", угроза для системы в целом снимается.

Рассмотреть интересы России в контексте проблемы миросистемного регулирования важно потому, что даже несмотря на тяжелейший экономический и политический кризис, охвативший Россию, активная внешняя политика, как заявляет руководство страны, остается для Москвы одним из важнейших приоритетов. Совершенно верно отмечается, что сам статус России на международной арене, пристальное внимание к ее курсу со стороны других ведущих мировых держав подразумевают проведение такой политики. Постоянное напоминание о себе (в хорошем смысле) является не последним из инструментов в отстаивании российских национальных интересов. Активная же внешняя политика, в свою очередь, ставит Россию перед необходимостью определения своего отношения к миросистемному регулированию. От того, как будет сформулировано это отношение, зависит место, которое Россия займет в мировой системе.

Насколько важно для России содействие регулированию и непосредственное в нем участие? Попытаемся соединить общетеоретические рассуждения с прикладным анализом мирового развития и внешней политики государств, чтобы выйдти к выводам о теоретических и практических аспектах таких методов регулирования, как военно-силовой, дипломатический, экономический и идеологический.

Военно-силовое регулирование

Через призму этого вида регулирования часто наиболее целесообразно рассматривать происходящие на международной арене события. Показательным примером, на наш взгляд, являются ракетные удары, нанесенные США по объектам в Судане и Афганистане в августе 1998 г. Не вступая в полемику с теми, кто утверждает, что не было достаточной ясности в вопросе о назначении объектов, подвергшихся ракетному нападению, и что поводом для ударов стало тяжелейшее внутриполитическое положение американского президента, можно охарактеризовать силовую акцию США именно как меру регулирования. Здесь мы имеем дело с одной из сложнейших практических и академических проблем современной мировой политики, которую ставит широкомасштабная демократизация и суверенизация мирового сообщества: как лидерам последнего поступать в случае внутреннего краха субъектов сообщества, чаще всего находящихся на его периферии? (В англоязычной литературе принято называть такие государства, обладающие лишь внешним суверенитетом, т.е. правительства которых не в состоянии обеспечить внутренний порядок, failed states, "неудавшимися государствами".)

Афганистан представляет собой великолепную иллюстрацию как failed state, так и дилеммы лидеров. В связи с фактическим отсутствием эффективной государственной власти на его территории он стал отличным местом для развертывания подготовки террористической деятельности по всему миру, представляющей реальную угрозу безопасности не только развитых (западных) стран, против которых действуют террористы, но и тех государств (даже исламских), чья территория используется для проведения терактов. В этом смысле показателен пример взрывов в столицах Кении и Танзании, где пострадали, в основном, местные жители.

Кроме того, пользуясь привилегиями формально независимого члена мирового сообщества, Афганистан практически не препятствует выращиванию на своей территории сырья для наркотических средств, его переработке и вывозу готовой продукции. Как известно, производство наркотиков стало основным занятием значительной части населения страны. Это положение вещей легко выявляется хотя бы с помощью спутниковой разведки, фиксирующей на снимках из космоса поля, засеянные маком. Как должны действовать в такой ситуации те страны, против которых направлена террористическая деятельность или которые уже несколько десятилетий ведут борьбу с употреблением и транзитом наркотиков? Следует подчеркнуть, что эта проблема гораздо фундаментальнее тех, пусть даже беспрецедентных разоблачений, связанных с личной жизнью президента США, для отвлечения внимания от которых он мог принять решение о проведении громкой внешнеполитической акции.

Аналогичные дилеммы ставят государства с достаточно эффективной государственной властью, в отношении которых имеются веские подозрения в их причастности к подрывным действиям в других странах (Судан, Ливия и др.).

Если спорен даже тезис о том, что в современном мире война становится нерентабельной (для кого?), то вряд ли можно утверждать, что силовые действия отходят на второй план как средство регулирования мировых процессов. После окончания "холодной войны" это видно на примерах Ирака и Боснии. Безусловно, следует признать, что оказалась безуспешной попытка военного вмешательства США в Сомали; неясно, когда (если вообще когда-либо) будет решена проблема Афганистана; до сих пор сохраняется опасность возобновления страшного масштаба этнических чисток в Экваториальной Африке. Тем не менее на современном этапе любое развитие событий в Африке южнее Сахары не затрагивает в значительной степени интересы мирового сообщества в целом или его лидеров (что никак не снимает с них обязанность предотвращать истребление сотен тысяч ни в чем не повинных людей). Только лишь стабильность в Афганистане представляет собой интерес в связи с возможной прокладкой через него нефте- и газопроводов из Центральной Азии к Индийскому океану в обход Ирана и с контролем за производством наркотиков, однако непрозрачность этой страны для внешних воздействий настолько велика, что вряд ли мировому сообществу или отдельным его представителям в ближайшее время удастся достичь там своих целей.

Прежде чем перейти к анализу позиции, которую России целесообразно занять в отношении военно-силового регулирования миросистемных процессов, отметим, что моральная оправданность внешней политики государств после эпохи жесткого идеологического и военного противостояния становится важной опорой правительств в их диалоге с другими субъектами международных отношений. А в смысле морали силовые акции по регулированию оправданы даже для демократических стран (которые, как утверждает ряд исследователей, не развязывают войну друг против друга6) диалектикой субъекта и объекта регулирования. Страна, против которой предпринимаются действия, рассматривается как пассивный объект влияния в целях поддержания порядка в понимании и по правилам игры активного субъекта регулирования и его союзников.

Сразу после нанесения США ракетных ударов по Судану и Афганистану президент России выступил с резким осуждением этой военно-силовой меры регулирования. Его претензии к американскому руководству, в основном, сводились к тому, что Соединенные Штаты не проконсультировались с Россией и даже не поставили ее в известность, произвольно применив силу против суверенных государств. Кроме того разъяснялось, что в будущем такие действия могут войти в норму, резко дестабилизируя обстановку на международной арене.

Представляется, что нельзя считать реакцию Москвы полностью адекватной.

Это связано, во-первых, с обсуждавшимися выше проблемой "фиктивного" суверенитета и степенью достоверности информации об угрозе национальным интересам США. Во-вторых, правомерно задаться вопросом о том, кто еще в мире, кроме Соединенных Штатов Америки и их союзников, сегодня в состоянии прибегать к подобным акциям далеко за пределами своей территории. Именно способность реально проецировать свою мощь на отдаленные от национальной территории регионы мира есть один из ключевых признаков сверхдержавы, единственным примером которой в постбиполярном мире являются США. Таким образом, в соответствии с логикой российского руководства, крупномасштабной дестабилизации можно ожидать только с их стороны (безусловно признавая, что ряд региональных лидеров может решиться на похожие шаги, но - только в пределах своего региона). России же, чей внешнеполитический статус серьезно подорван усугубившимся внутренним кризисом, не имеет смысла опасаться, что военно-силовой произвол со стороны Запада способен нанести ущерб ее национальной безопасности. Вызов Запада для России скорее лежит в морально-психологической и экономической областях7.

Одновременно Россия сталкивается с военно-силовым противостоянием на юге и, отчасти, юго-востоке. Одна из самых наболевших проблем регулирования процессов, протекающих на региональном уровне (но от этого не менее значимых для Москвы) существует на Кавказе и в Закавказье. Война в Чечне при всей ее трагичности и авантюризме - сюжет именно военно-силового регулирования. Неспособность поддерживать порядок в одном из своих субъектов силовыми средствами вовсе не означает, что применение силы как способ обеспечения национальной безопасности потеряла свою актуальность для Российской Федерации. Напротив, представляется, что в Чечне и Дагестане, и, возможно, в некоторых других республиках южной российской периферии силовое воздействие было и остается практически безальтернативной основой поддержания целостности и безопасности страны.

В Центральной Азии, где российские пограничники с трудом и не всегда успешно сдерживают натиск нестабильности и хаоса, силовое регулирование не имеет реальных альтернатив в деле защиты русского населения и хотя бы частичного ослабления трансграничного потока оружия и наркотиков в северном направлении.

Аналогично на Дальнем Востоке без тщательно продуманной и взвешенной демонстрации собственной уверенности, основанной на достаточной военной защищенности российской территории, Москве не обеспечить того, чтобы ее интересы принимались во внимание Китаем, демографический и экономический "перепад потенциалов" с которым у России в данном регионе крайне велик. Нет смысла говорить о значении силового фактора в выгодной для России стабилизации обстановки в Закавказье - за российской границей, но в жизненно важном для Москвы регионе.

Наконец, рискнем предположить, что и внутри Россйской Федерации - огромного по размерам государства, увязшего в кризисе, - за пределами Северного Кавказа может стать реальностью ситуация (возникновению которой следует всячески препятствовать), когда силовое воздействие на отдельных региональных лидеров будет единственной возможностью обеспечения национальной безопасности страны.

Вывод, напрашивающийся из вышеизложенного, заключается в том, что России нецелесообразно выступать с осуждением военно-силового регулирования мирополитических процессов со стороны Запада, в то время как для нее самой сила остается одним из основных средств поддержания порядка даже в непосредственной близости от собственной территории. Такие выступления крайне отрицательно сказываются на важных отношениях с Западом, без всякой необходимости дают оппонентам Москвы в руки дополнительные козыри. В конкретном случае с Афганистаном интересам России явно соответствует установление в этой стране статус-кво и устранение из нее баз террористов, обращающих свои взоры и в северном направлении.

Вместе с тем Москва должна различать силовые регулирующие действия, направленные на борьбу с очевидными угрозами, и произвольное применение силы там, где угрозы не существует. Если силовое давление на Ирак, якобы разрабатывающий оружие массового уничтожения, но от этого не менее привлекательный для иностранных инвесторов, затруднительно отнести к одной или другой категории ввиду недостатка информации, то действия НАТО в отношении Югославии никак нельзя назвать стабилизирующими. За угрозами применения силы против официальных властей суверенной страны, видимо, стоит намерение продемонстрировать боеспособность частей Североатлантического альянса и оправдать сохранение и расширение мощной военной инфраструктуры блока в Европе в кардинально изменившихся после окончания "холодной войны" обстановке на континенте. В этой ситуации Россия совершенно обоснованно настаивает на использовании рассматриваемых ниже дипломатических методов разрешения конфликта, никак не требующего вмешательства самого сильного и эффективного на планете военного альянса.

Дипломатическое регулирование

Активная внешняя политика на всех направлениях подразумевает участие России в миросистемном регулировании дипломатическими средствами. В условиях, когда российский ядерный потенциал в качестве критерия отнесения России к группе мировых лидеров быстро теряет свое значение, а по экономическим показателям Россия с трудом может рассчитывать на место в первой двадцатке, особую важность приобретает еще не растраченный политический капитал, который в состоянии придать позиции Москвы по ряду актуальнейших проблем регулирования особое звучание и вес. Участие в дипломатическом регулировании остается, пожалуй, единственным случаем, когда Россия в состоянии отстаивать свои национальные интересы в диалоге с Западом при условии поддержания высокого качества российской дипломатии.

Активность в нахождении политических решений по урегулированию ближневосточного и югославского конфликтов позволит России заработать дополнительные очки и получить конкретные экономические выгоды - от контрактов на разработку нефтяных месторождений в Ираке до торговли с Ираном и Югославией. Мировой значимости проблема нахождения статус-кво в мире, где де-факто не пять, а семь держав, обладающих соответствующим оружием, дает России шанс продемонстрировать необходимость своих услуг в ее разрешении. Предпосылка для этого - позитивный капитал российско-индийских отношений.

Следует осознавать, что самоустранение от участия в урегулировании какой-либо важной международной проблемы всегда приводит к быстрому заполнению образовавшегося политического вакуума. Желающих сделать это вполне достаточно. К их числу можно отнести такие без преувеличения мировые державы, как Япония и Германия, последняя из которых, окончательно эмансипировавшись экономически, ищет пути к восстановлению адекватного политического влияния на международной арене.

Являясь членом Совета Безопасности Организации Объединенных Наций, Россия стремится к укреплению роли ООН в миросистемном регулировании. Международное право - один из наиболее желательных для России инструментов регулирования, способных компенсировать слабость Москвы в других областях. Как отмечает бывший председатель Госсовета Татарстана, а ныне постоянный представитель РФ при европейских сообществах В. Лихачев, повышение престижа международного права как инструмента регулирования вместе с идущим параллельно утверждением "международно-правового компонента государственного статуса страны" создает предпосылки для увеличения убедительности и моральности внешней политики России в глазах мирового сообщества8.

Надо констатировать, что в международно-правовой сфере далеко не все возможности были Россией исчерпаны. Представляется, что во время чеченской войны федеральные власти недостаточно красноречиво доказывали мировому сообществу необоснованность притязаний Чечни на суверенитет. Задействовав международно-правовые рычаги, Россия была близка к успеху в отстаивании выгодного для себя режима разработки природных ресурсов Каспийского бассейна. Лишь рассогласованные действия государственных органов и непоследовательность привели к тому, что шанс был упущен.

Тем не менее возможно говорить о предварительных успехах Москвы на прибалтийском направлении в плане уступок со стороны правительств стран Прибалтики в вопросе о статусе русскоязычного населения и неграждан. Этого удалось достичь посредством умелого применения норм международного права с целью привлечь к указанной проблеме внимание мирового сообщества. По нашему мнению, одна из наиболее плодотворных стратегий России в СНГ, направленных на предотвращение размывания структурообразующих связей этого интеграционного объединения, заключается в акцентировании роли международного права в диалоге Москвы с партнерами по Содружеству. Это позволит давать отпор тем силам в государствах-членах, которые, желая ослабления СНГ, указывают на "имперские амбиции" и стремление установить контроль над Содружеством со стороны России.

Если позиция и приоритеты Москвы в области применения дипломатического регулирования достаточно ясны, то гораздо труднее однозначно сформулировать отношение России к экономическим средствам регулирования.

Экономическое регулирование

В этой первостепенной важности в современном мире сфере регулирования на роль субъектов могут претендовать лишь наиболее мощные экономические системы планеты. К их числу, несомненно, относятся страны "большой семерки", ряд транснациональных объединений (международных неправительственных организаций и транснациональных корпораций) и даже образований теневого сектора мировой экономики9. Специфика экономического регулирования связана с высокой степенью однородности экономического пространства в мировом масштабе как результатом усиления глобальной взаимозависимости в последние несколько десятилетий. Уровень, к примеру, глобальной политической или культурно-идеологической гомогенности значительно уступает уровню экономической. Таким образом, возможно говорить о наличии некоторого (еще не вполне жесткого и структурированного) каркаса мировой экономической системы.

Приняв такую схему, заметим, что наиболее эффективно регулирование могут проводить активные структурообразующие (несущие) элементы каркаса. Периферия системы мирохозяйственных связей практически полностью открыта для регулирующих импульсов центра. Попытки создать защитные приспособления лишь оттеняют тот факт, что отгораживание от наиболее мощной и эффективной подсистемы, функционирующей по законам рынка, в средне- и долгосрочной перспективе ни к чему хорошему не приводят. Экономическое регулирование (включающее в арсенал своих средств манипулирование курсами основных резервных валют, процентными ставками в ведущих экономиках, ценами на сырье; установление режима международной торговли; предоставление внешних кредитов; осуществление инвестиций, совместных проектов на четко оговоренных условиях; биржевые спекуляции и т.д.), дополненное военно-силовыми, дипломатическими, идеологическими средствами выходит на рубеже XXI века на первый план по эффективности. Глобальные экономические механизмы обладают еще и тем преимуществом, что их задействование зачастую остается незамеченным для многих "непосвященных".

Вместе с тем на развитие событий в экономическом пространстве воздействуют многочисленные как политические, так и культурные факторы, что сильно усложняет для субъектов регулирования расчет последствий тех или иных действий. Например, недооценка Западом культурного фактора стоила краха экономических мер по встраиванию новой России в мирополитическую систему. Экономические и финансовые механизмы здесь дали сбой, что, кажется, начинает приводить Запад к пониманию необходимости модифицировать свои правила игры10. Только лишь общая мощь китайской экономики заставляет Запад осторожно подходить к регулированию процессов, связанных с Китаем, экономическими рычагами.

Появление фундаментального раскола, угрожающего механизмам экономического регулирования, среди "несущих" элементов каркаса мирохозяйственной системы (схематично: США, Западная Европа, Япония) представляется маловероятным. Конкуренция между ними, возможно, будет усиливаться, однако своим процветанием они обязаны прежде всего теснейшей взаимосвязи друг с другом и общей стратегии ведения диалога с периферией.

В мировом экономическом регулировании Россия практически полностью выступает в роли объекта, поскольку даже собственный сырьевой капитал обратила скорее в свою слабость, чем в сильную сторону, попав почти в стопроцентную зависимость от экспорта сырья. Следовательно, в этой области вопрос для России заключается не в том, как оказывать влияние на соответствующие механизмы, а в том, как избежать наиболее губительных для себя последствий мирового экономического регулирования. Ныне сложилась странная ситуация, когда российская экономика не сумела, к примеру, привлечь сколько-нибудь значительный объем иностранных инвестиций в реальный сектор, но одновременно оказалась совершенно прозрачной и открытой для негативных воздействий со стороны мировой экономической системы (кризиса в Юго-Восточной Азии, колебаний цен на нефть и т.д.). При этом в качестве объекта экономического регулирования Россия не является первым приоритетом ввиду ее непропорционально низкой роли в мировом производстве и финансах.

России предстоит выработать и приступить к практическому применению стратегии реальной интеграции в систему мирохозяйственных связей и постепенного обретения там статуса полноправного игрока при минимальных внутренних издержках.

В этой связи представляют интерес работы российского исследователя Э.Г. Кочетова, предложившего довольно стройную и аналитически красивую концепцию развития мировой экономики в постиндустриальную эпоху. Автор, не пользуясь в анализе понятием "экономическое регулирование", указывает на появление в современном мире "интернационализированных воспроизводственных ядер" - транснациональных частей глобального экономического пространства, границы которых определяются мощнейшими конгломератами тесно связанных между собой компаний11.

В этих условиях решение задачи встраивания национальной экономики в глобальную возможно двумя способами. Первый заключается во внедрении в уже функционирующее ядро, но лишь на подчиненных ролях. Альтернатива - создавать собственное "ядро", что, по мнению исследователя, весьма реально для России на просторах СНГ и даже Центральной и Восточной Европы, учитывая наличие в этом регионе сохранившихся со времен СССР хозяйственных связей12. В рамках такого "ядра" Россия будет обладать гораздо более широкими возможностями определения стратегии развития всего комплекса связей, закрепляя за собой, таким образом, роль экономического "регулятора".

Идеологическое регулирование

Под идеологическим регулированием понимаются деятельность по занесению в сознание социальных групп и отдельных индивидов идей, представлений, ценностей, относящихся к сфере религии, экономики, политики, морали и т.д., воздействие которых на регулируемые группы приводит к желательному для субъекта регулирования результату. Процесс идеологического регулирования какой-либо социальной группы можно условно разделить на два этапа: "прививание" идей и последующее их использование в целях регулирования.

Идеологическое регулирование носит во многом превентивный характер. Оно малоэффективно в борьбе с острыми политическими или экономическими кризисами, в особенности, когда первый этап не доведен до конца и не позволяет перейти ко второму. В данном случае "нажатие" на рычаги воздействия не дает немедленного эффекта, а скорее способно обеспечить достижение долгосрочных целей "регулятора".

Идеологическое регулирование может заключаться, например, в распространении ценностей демократии, принципов государственного управления экономической системой или норм внешнеполитического поведения. К нему также относится содействие продвижению мировых религий, крупных политических идеологий. Среда распространения в результате становится более контролируемой и конформистской.

Оговоримся, что нормальный культурный обмен между народами никак не подпадает под категорию "идеологического регулирования". Речь идет только о направленном "пересаживании" культурно-психологических особенностей в среду, которая изначально предполагается более рыхлой и доступной целенаправленному воздействию извне. С другой стороны, не следует отождествлять идеологическое регулирование и психологическую войну. Ведение последней требует общего конфронтационного контекста, ее приемы носят характер агрессивной пропаганды. Регулирование же, как было отмечено, происходит по линии "субъект-объект", противостояние между которыми по определению не может быть сколько-нибудь серьезным.

К примеру, с помощью распространения ценностей демократии и рынка в слаборазвитых странах независимо от экономических и политических последствий их применения, как правило, достигается общность "языка" между объектом регулирования и Западным миром. Затем последний, используя обусловленную своим технологическим превосходством однонаправленность распространения информации, укрепляет свой позитивный образ и авторитет и использует доскональное знание демократических и рыночных механизмов для нужного ему воздействия на объект. Аналогичная схема имеет место и с религией в качестве инструмента регулирования.

Бесспорно, Россия представляет собой нечто большее, чем просто государственное образование или даже национальное государство. Этот сюжет нашел отражение в многотомных исследованиях, авторы которых детально рассмотрели проблему с точки зрения различных областей знания. Здесь важно лишь заострить внимание на некоторой особой культурно-цивилизационной идентичности России, с чем мир не может не считаться. В связи с этим невозможно признать Россию просто субъектом идеологического регулирования, однако нельзя отрицать и наличие соответствующего давления ("вызовов") с разных сторон. Опять же нет смысла подробно здесь на них останавливаться - характеристика этих "вызовов" не входит в задачу настоящей работы. Целесообразнее поставить вопрос: каков может быть ответ России?

Альтернативы "открытому обществу" в стране сегодня явно не просматривается. В таком обществе индивиды вольны самостоятельно выбирать религиозные, моральные, трудовые и иные принципы и ценности и их придерживаться. Любое отклонение от этого принципа чревато "замыканием России в себе" на базе своей "исключительности", усматриваемой совсем не в том, в чем она действительно заключается. Вместе с тем, для того чтобы не допустить деградации России до уровня объекта идеологического регулирования, требуется противодействие грубым и деструктивным формам последнего. Задача - сделать российскую культуру, исторический опыт, образ жизни привлекательными не только для тех, кто непосредственно населяет территорию РФ, но и для максимально широких социальных групп за ее пределами и особенно в "ближнем зарубежье", где такая гуманитарная политика может оказаться гораздо действеннее попыток различных сил "растащить" бывшие союзные республики.

Необходимо делать шаги к устранению необъективного имиджа России в глазах мирового сообщества как страны кризисов, скандалов, коррупции, чрезвычайных происшествий. Вместе с тем, к сожалению, приходится констатировать, что престиж "российской идентичности" напрямую зависит от успехов России на пути экономического и политического развития.

* * *

На методологическом уровне концепция регулирования может служить "мостиком", связывающим неореалистические и либеральные теории.

С одной стороны, теоретики либерального направления исследуют соотношение суверенитета государств и оправданности интервенций в ряде случаев. Подразделяя "неблагополучные" государства на "несостоявшиеся" (failed), "неспокойные" (troubled) и "злонамеренные" (murderous), эти исследователи приходят к выводу об оправданности вмешательства во внутренние дела подобных стран13. В качестве обоснования указывается на необходимость защиты прав и свобод человека и национальных меньшинств и т.д.14

Для неореалистических концепций, с точки зрения которых в данной работе и была рассмотрена концепция регулирования. гораздо важнее системный уровень анализа международных отношений. С позиций этого уровня все упомянутые "неблагополучные" государства опасны прежде всего для международной системы в целом. Тем не менее вывод делается тот же, что и в первом (либеральном) случае: вмешательство требуется, но уже для того чтобы нейтрализовать угрозу, проецируемую нестабильностью в "неблагополучных" государствах во вне. Такую угрозу, однако, способны создать далеко не все из "неблагополучных" стран.

В обоих случаях ясно, что речь идет о проблеме регулирования. Два упомянутых подхода к исследованию международных отношений (неореалистический и либеральный) оперируют одной и той же категорией, на которую смотрят под несколько разными углами зрения. Неореализм заостряет внимание на национальных интересах центров силы как мощнейшей детерминанте мировой политики. Регулирование служит здесь инструментом достижения этих интересов. Например, по мнению А.Д. Богатурова, США как мировому лидеру выгодно наличие на международной арене и особенно в зонах жизненно важных интересов Соединенных Штатов мелких, не могущих бросить вызов гегемону, но внутренне стабильных государств. Такая среда создает все предпосылки для укрепления американского присутствия и лидерства, о чем слабые партнеры сами будут вынуждены попросить США15. Механизмы регулирования при умелом использовании вполне могут содействовать воплощению в жизнь планов США.

Для либеральных же концепций, как уже отмечалось, неоспоримую ценность представляют права человека и национальных меньшинств, поэтому регулирование оправдывается не внешними, а внутренними для объекта соображениями.

В практическом плане эффективность и сдержанность миросистемного регулирования определят, сможет ли человечество найти адекватный ответ на угрозы, возникающие по ходу эволюции мирового сообщества в сторону (хотелось бы думать) модели устойчивого развития. От своевременности и гибкости регулирующих мер зависит также то, какими путями - мирными или военными - будут разрешаться споры на периферии мирового сообщества.

Само участие России в миросистемном регулировании не даст ей скатиться к состоянию объекта мировой политики. Нужно признать, что сегодня Россия не обладает достаточными ресурсами, чтобы отстаивать свою позицию по отношению к стратегии ведения экономического, идеологического даже, как это ни парадоксально, военно-силового видов регулирования. В условиях тяжелого внутреннего кризиса лишь активная и действенная дипломатия, основанная на престиже Российского государства в ряде регионов мира, позволяет Москве иногда добиваться учета своих интересов при рассмотрении путей решения проблем мировой политики.

Общий прикладной вывод работы можно сформулировать так: интересам России наиболее соответствует стратегия на участие в "клубе" субъектов, осуществляющих миросистемное регулирование, даже если сразу получить равные права там не удастся. Именно эти субъекты, в число которых входят наиболее развитые страны Запада, будут определять контуры международного порядка еще в течение продолжительного периода. Если их попытки сохранить неоспоримое лидерство в миросистемном регулировании потерпят неудачу, то возможно появление у них конкурентов, например, в лице государств Юго-Восточной и Южной Азии. Важно, однако, учитывать, что у потенциальных новых лидеров отсутствует опыт регулирования и контроля глобальных процессов, поэтому эффективность их действий в этой области вызывает сомнения.

Именно через участие в вышеуказанном "клубе" в случае успеха внутренних преобразований в России она сможет добиться желаемого увеличения своего веса в мировых делах.