КНИГА ШЕСТАЯ

(I, 1) ...Если бы мне не было внушено этих помыслов о триумфе, которые также и ты одобряешь, то ты, право, не долго искал бы того мужа, который изображен в шестой книге. И в самом деле, к чему мне хитрить с тобой, проглотившим эти книги? Более того, именно теперь не поколеблюсь я отказаться от столь великого дела, если это будет более правильно. Но и то, и другое одновременно невозможно: честолюбиво добиваться триумфа и сохранять свободу в государственных делах (Цицерон. "Письма к Аттику", VII, 3, 2).

...Итак, ты ожидаешь от этого правителя полного предвидения, которое даже это свое наименование получило от слова "предвидеть" (Ноний, 42,3).

...Вот почему этот гражданин должен подготовиться, дабы всегда быть во всеоружии против всего того, что колеблет государственный строй (Ноний, 256, 27).

...И этот разлад между гражданами, когда они бредут врозь, одни к одним, другие к другим, - называется распрей (Ноний, 25, 3).

...И право, при раздорах между гражданами, когда честные люди представляют собой большую ценность, чем толпа, граждан, полагаю я, следует оценивать по их весу, а не по их числу (Ноний, 519, 17).

...Ибо жестокие властительницы помышлений наших - страсти - повелевают нами и толкают нас на все, что угодно; и так как страсти эти не возможно ни удовлетворить, ни насытить, то тех, кого они воспламенили своими приманками, они побуждают к любому преступлению (Ноний, 424, 31).

...который сломил его силу и эту необузданную дикость (Ноний, 492, 1).

(II, 2) И это проявлялось тем сильнее еще и потому, что, хотя они как коллеги были в одинаковом положении, они не вызывали одинаковой ненависти к себе; более того, любовь к Гракху смягчала ненависть к Клавдию1 (Геллий, VII, 16, 11; Ноний, 290, 15).

...кто в этих выражениях обещал свою помощь множеству оптиматов и первенствующих людей, тот утратил строгое и полное достоинства звучание своих речей и свое высокое положение (Ноний, 409, 31).

...чтобы, как он пишет, изо дня в день тысяча человек в одеждах, окрашенных пурпуром, спускалась на форум2 (Ноний, 501, 27).

...у них, как вы помните, при стечении жалкой толпы, собравшейся за деньги, неожиданно были устроены похороны3 (Ноний, 517, 35).

...Ведь предки наши повелели, чтобы браки были прочны и нерушимы (Ноний, 512, 27).

...Речь Лелия, которая имеется у всех нас, о том, сколь по сердцу бессмертным богам ковши понтификов и, как он пишет, самосские чаши с ручками4... (Ноний, 398, 28). [c.79]

(III, 3) В подражание Платону, Цицерон в своем сочинении о государстве также описывает нечто подобное воскресению памфилийца Эра, который, когда его положили на костер, будто бы ожил и поведал людям много тайн о подземном царстве5.

Цицерон изложил это, не прибегая к встречающемуся в сказках правдоподобию, но создал свой рассказ путем, так сказать, искусного изображения сложного сновидения, то есть как ученый пояснил, что то, что говорят о бессмертии души и о небе, не вымысел философов-мечтателей, и не россказни, не заслуживающие веры и высмеиваемые эпикурейцами, а догадки мудрецов (Favonius Eulogius, Comment. ad Somnium Scip., p, 1, 5 Hold.).

(IV, 4) Некоторые из нас, любящие Платона за его редкостное красноречие и правдивые высказывания, говорят, что он, подобно нам, сказал кое-что и о воскресении мертвых. Этого касается Туллий в своих книгах о государстве, утверждая, что Платон скорее шутил, чем хотел сказать, что его утверждения истинны (Августин, "О государстве божьем", XXII, 28).

(V, 5) Ведь самого Сципиона следующий случай побудил рассказать о своем сновидении, о котором он, по его собственному свидетельству, до того времени молчал: когда Лелий стал жаловаться на то, что Насике не было в общественных местах воздвигнуто статуй в награду за убийство тиранна. Сципион, между прочим сказал:

Хотя для мудрецов само сознание того, что они совершили выдающиеся деяния, есть высшая награда за доблесть, однако эта богами внушенная доблесть требует не статуй, скрепленных свинцом, не триумфов с сохнущими лаврами, но наград, более долговечных и невянущих.

ЛЕЛИЙ. - Какие же это награды?

СЦИПИОН. - Позвольте мне, так как уже наступил третий день празднеств, ...

И далее он переходит к рассказу о своем сновидении и разъясняет, что более долговечные и невянущие награды - те, которые он видел сам, награды, сохраненные для доблестных правителей государств (Макробий, Комментарии к сновидению Сципиона, I, 4, 2).

(VI, 6) Сохраняя этот порядок, Туллий оказался не менее умен, чем одарен. После того, как он во все времена - и на досуге от дел, и во время своей государственной деятельности - в рассуждениях своих отдал пальму первенства справедливости, он поместил священные обители бессмертных душ и тайны небесных областей на вершине законченного им творения, указав, куда следует прийти, вернее, возвратиться тем, кто правил государством, проявляя мудрость, справедливость, храбрость и воздержность. А выведенный Платоном разгласитель тайн, по имени Эр, по происхождению памфилиец, солдат по роду занятий, вследствие ранений, полученных им в сражении, казалось, испустил дух; через двенадцать дней, когда ему, вместе с другими солдатами, павшими вместе [c.80] с ним, собирались оказать почести, разведя последний костер, он внезапно (получил ли он жизнь снова или не терял ее) поведал людям обо всем том, что делал и видел в течение дней, прошедших между его обеими жизнями, словно сообщал об этом властям. Хотя Цицерон, конечно, зная сам, где правда, сожалеет, что невежественные люди высмеяли этот рассказ, он все же, избегая этого примера, который, ввиду своей нелепости, мог бы вызвать порицание, предпочел разбудить рассказчика, а не возвращать его к жизни.

(VII, 7) Но прежде чем истолковать содержание сна, нам следует разобраться в том, о каких людях, будто бы высмеявших рассказ Платона, упоминает Туллий, вернее, со стороны каких людей он не боятся такого же отношения к себе самому. Ведь он не хочет, чтобы под этими словами понимали неискушенную чернь, но имеет в виду людей, не ведающих истины, хотя и хвастающих своей ученостью; ведь о них было известно, что они, хотя и прочитали такие произведения, но склонны их осуждать. Итак, скажем, кто, по его словам, проявил, так сказать, легкомыслие, высказав устное порицание столь великому философу, и кто из них даже оставил обвинение в письменном виде...

Вся клика эпикурейцев, в своем общем для них заблуждении всегда далекая от истины и всегда считающая заслуживающим осмеяния то, чего она не знает, высмеяла священный свиток и глубоко почитаемые тайны природы. Колот же, среди слушателей Эпикура пользовавшийся довольно дурной славой и более известный своей болтливостью, даже изложил в виде книги все то, что он со злобной колкостью обо всем этом высказал. Но прочее, что он несправедливо заклеймил и что не относится к сновидению, о котором здесь идет речь, мы можем в этом месте пропустить. Мы обратимся к той клевете, которая, если не будет опровергнута, останется в силе по отношению и к Цицерону, и к Платону. По его словам, философу не подобало придумывать басню, так как людям, возвещающим истину, не пристал никакой вид вымысла. Почему же, - говорит он, - если ты захотел сообщить нам сведения о небесных явлениях и о состоянии душ, ты не избрал пути простого и совершенного изображения, но выведенное тобой действующее лицо, придуманная тобой необычность события и составленная тобой вымышленная картина осквернили ложью уже самые двери, ведущие к искомой истине? Так как этот рассказ, когда он касается Эра, о котором пишет Платон, не дает покоя также и нашему Публию Африканскому, видящему сон, ...то окажем сопротивление нападающему; он должен быть отвергнут как злостный обвинитель - с тем, чтобы, когда будет развеяна клевета на одного, деяние обоих этих людей, как это и должно быть, сохранило свое достоинство в неприкосновенности (Макробий, Комментарии к сновидению Сципиона, I, 1, 8 - 2, 5).