§ 12. Определение синдикатов и трестов

Вопрос о синдикатах и трестах - один из наиболее модных, наиболее интересующих и широкие круги публики и специалистов, как на Западе, так и у нас. Давно ли, когда речь заходила о промышленной политике, когда министерство задавалось целью сделать в области законодательства что-либо для промышленности, ставился на очередь вопрос об акционерном законе, вместе с торговой регистрацией или без нее. Мы, правда, и по этому вопросу почти ничего не сделали до настоящего времени в этой области. Но теперь усиленно говорят уже не об акционерной реформе, но о синдикатах и трестах. Впрочем, именно потому, что нет сколько-нибудь удовлетворительного акционерного законодательства, создается особенно ненормальное положение при возникновении картелей и синдикатов. Поэтому многие североамериканские штаты, совершенно не имевшие акционерного законодательства, особенно лихорадочно принялись за законодательную нормировку синдикатов и трестов. И, напротив, в Германии, где акционерный закон, в общем, является одним из лучших европейских акционерных законов, вопрос о законе для трестов и синдикатов нашел наиболее слабый отклик.

Несомненно, во всяком случае, что самые насущные жизненные интересы привлекают общественное внимание к синдикатам и трестам. Ощупью, не всегда сознавая отчетливо ближайшие цели, жизнь и у нас создает в изобилии самые разнообразные формы союзов предпринимателей, которые можно отнести к категории трестов и синдикатов. Трудно поверить, в каких отдаленных уголках России создаются в настоящее время такого рода организации. Наверное, огромное большинство их участников никогда не слышало и самых слов "синдикат", "трест", но необходимость объединения настолько настоятельна, что достаточно отрывочных сведений, случайно доходящих до более талантливого организатора, для того, чтобы в той или другой форме предпринимательский союз, преследующий исключение конкуренции, возник в самых глухих углах страны. На Западе новые форм достигли уже блестящего расцвета и литература давно обратила внимание на особенности и значение новых предпринимательских организаций.

Если взять понятие синдиката в том широком смысле слова, в котором его всегда употребляет не только публика (не исключая и деловых сфер), но и специалисты, то термин этот охватывает все соглашения сохраняющих, однако, самостоятельность предпринимателей, имеющие задачей устранение или смягчение конкуренции в сфере их промысловой деятельности. Но этим же термином охватываются и соглашения, стесняющие предпринимателей не только в сбыте, но и в производстве, как с точки зрения его размеров, так нередко и с точки зрения его организации. Стеснения могут идти так далеко, что от самостоятельности отдельных предпринимателей остается только внешняя форма: не только весь процесс сбыта и производства находится под контролем объединенных соглашением предпринимателей, но даже и результаты деятельности этих внешне - самостоятельных предпринимателей составляют общую массу, разделяемую между входящими в соглашение предпринимателями совершенно независимо от реальных результатов работы каждого. Таким образом, на определенную, соглашением установленную, долю общей прибыли может претендовать и тот предприниматель, предприятие которого было совершенно остановлено объединением, хотя бы, напр., вследствие сравнительно плохого его оборудования. Наконец, о соглашении предпринимателей, о картельном договоре говорят, и совершенно правильно, и тогда, когда объединение достигло такой интенсивности, что прекратилось юридическое бытие отдельных предпринимателей, объединенных формально в одно предприятие, в форме акционерной компании, прекратившей самостоятельное существование отдельных предприятий и устранившей таким образом всякую конкуренцию в данной области производства.

Между тем, как совершенно правильно отметили Баумгартен и Меслени, авторы лучшей работы о синдикатах, когда слагаются новые социальные формации, которым приходится бороться с враждебными течениями, заинтересованные лица лишь с трудом, после долгих поисков, находят те формы, которые соответствуют их интересам. Происходят, как мы уже видели в предыдущих главах, колебания между приспособлением старых форм к новым явлениям и созданием для этих явлений соответствующих, совершенно новых форм. Эти колебания возможно проследить и в истории развития синдикатов и отношения к нему и правительства и общества на Западе и в Северо-Американских Соединенных Штатах.

Такое отношение усугублялось громадной ролью новых организаций; их экономическое значение понятно само собой: синдикаты и тресты захватили именно те области производства, которые касаются предметов массового потребления, и те сферы деятельности, которые, как, напр., железные дороги, имеют для всей страны наибольшее значение. Но независимо от этого перед государством здесь встает задача исключительной сложности: нужно признать явление, доказавшее свое право на существование, достаточно сильное для завоевания себе подобающего положения. Но вместе с тем необходимо устранить все вредные его стороны, которые грозят не только ухудшить экономическое положение более слабых, но и подорвать основы общежития, сосредоточив в руках немногих такую страшную силу, с которой засим окажется не по плечу борьба даже и органам государственной власти.

Справится ли современное государство с такой задачей - покажет будущее. Кто верит во внутреннюю силу современного общественного строя, не усомнится, что он сумеет справиться и с этой задачей. Каждый институт, как бы ни была велика его польза, имеет и свою оборотную сторону, которая тем острее, чем выше достоинства института. Законодатель должен обеспечить возможность наиболее широко использовать его хорошие, возможно уменьшив его вредные стороны. Часто вопрос даже и не в том, в какой мере положительные свойства института перевешивают его теневые стороны, а в том, насколько институт отвечает всему строю отношений, особенностям хозяйственных и общекультурных явлений, с которыми он связан. Если такое соответствие можно установить, то остается дать себе отчет, необходимо ли сохранить весь строй отношений, или же можно заменить его совершенно новым и притом путем не эволюционным, а радикальной реформой.

Венедиктов в своем чрезвычайно обстоятельном обзоре литературы картельного права полагает*(264), будто вопрос этот потерял в германской литературе значение: новейшая литература вместо отвлеченного выяснения вопросов определения понятия синдиката и треста занялась изучением конкретных вопросов, которые выдвинуты существованием картельных организаций, пустивших в жизнь глубокие корни. И только русская литература стоит на старой точке зрения. В действительности, однако, необходимость разъяснения конкретных вопросов действующего права не уменьшает значения выяснения понятия предпринимательских организаций, оно залог его успешности. Разница лишь в том, что отвлеченность спора пополняется конкретным содержанием, что работа цивилиста не ограничивается спорами об определении, которое является лишь опорой для дальнейшего исследования.

Признавая значение этих контроверз и в настоящее время, необходимо, однако, отметить, что споры в значительной мере вызываются не столько различием в понимании изучаемого явления, сколько различием в приемах конструирования. "Если, - говорят Баумгартен и Меслени, - мы из определения картелей и трестов исключим все, что не представляется абсолютно необходимым для признания отдельных союзов картелью или трестом, то едва ли в нашем распоряжении останется сколько-нибудь осязательный критерий*(265). Эти союзы охватывают ряд явлений, весьма между собой различных, частью внешне слабо отличающихся от других смежных с ними явлений. Им всем, правда, свойственен один общий экономический принцип, но и этот принцип не составляет их особенности, он встречается и в других хозяйственных явлениях, существенно, однако, отличных.

Большой знаток предпринимательских союзов - Лифман определяет рассматриваемые союзы как соединение предпринимателей, которое, оставляя в остальном свободу деятельности своим участникам, регулирует ее в определенном отношении и достигает намеченной цели обязательством участников действовать соответственно их соглашению. В этом определении нет ничего неправильного, но просто потому, что в нем нет ничего определенного.

Если сопоставить определения тех, кто более смело подходил к задаче и стремился включить наиболее характерные признаки, то окажется, что отличия вовсе не велики. Так, Клейнвехтер определяет их как "соединение производителей, а именно предпринимателей одной и той же отрасли промышленности, которые имеют своей целью устранить безграничную конкуренцию предпринимателей между собой и более или менее регулировать производство так, чтобы оно хотя приблизительно приспособлялось к спросу; специально же картель имеет в виду препятствовать возможному перепроизводству"*(266). В это определение, бесспорно, близко подходящее к существу явления, неправильно введены признак принадлежности участников к одной отрасли производства. Указание на устранение "безграничной конкуренции" как на цели соединений не точно, так как задача - вообще конкуренцию совершенно устранить. Но за всем тем и в этом определении совершенно правильно проведена основная идея синдикатов и трестов, именно, соглашение предпринимателей, имеющее целью влиять на производство и обмен с целью привести их к согласованию. Этот момент выдвигается и другими юристами. Так, Рундштейн говорит, что картели представляют соединения самостоятельных предпринимателей, установившие единство интересов путем добровольных соглашений с целью оказания влияния на условия производства и сбыта путем ограничения или устранения конкуренции*(267).

Надо, однако, помнить, что соглашение имеет совершенно определенную цель - предупредить или устранить падение цен, и, конечно, в этом реальном результате - действительная цель соединения предпринимателей. Именно, эту сторону выдвигает Брентано; он называет картелями соединения производителей, имеющие своей целью путем планомерного приспособления производства к спросу препятствовать перепроизводству и сопровождающим его пагубным последствиям: падению цен, банкротству, обесценению капиталов, роспуску рабочих и безработице. Однако и это определение все же вызывает естественные возражения: хотя картели приводят в известное соотношение производство со спросом, но, ведь, оно рассчитано не на возможно более полное удовлетворение потребностей, а на приведение цен к такому уровню, при котором производство было бы, с точки зрения производителей, в достаточной степени выгодным. С другой стороны, это определение слишком расширяет задачи картелей. При организации картелей имеется лишь в виду удержать или поднять цены до известного уровня. Но главный недостаток определения тот, что оно не включает указания, каким способом картели достигают своих целей. Этим недостатком отличается и определение Станислава Пиотровского, к которому присоединяется и академик Янжул в своем известном труде, посвященном описанию предпринимательских союзов*(268). Пиотровский определяет промысловые синдикаты как "союз нескольких промышленных заведений, производящих один и тот же товар, - союз, заключенный с целью предупреждения падения цен на известный товар ниже стоимости производства, т. е. ниже естественной цены, считая, в том числе некоторый нормальный в данной стране предпринимательский барыш". Но помимо того, определение Пиотровского слишком односторонне выдвигает необходимость участия производителей одного и того же товара и предупреждения падения цен, между тем, союзы часто имеют целью повышение цен.

Хотя все вышеприведенные определения и не говорят о средстве повышения цен, но само собой понятно, что они исходят из представления об исключении конкуренции. Calwer*(269) определяет картели как соединение промыслов (Betriebe) с целью совместного влияния на цены товаров и услуг. Но это определение грешит слишком большой нерешительностью. Боясь сказать много, автор, как это часто бывает в таких случаях, не говорит ничего. Не видно даже, какие задачи преследуют картели влиянием на цены. К их выяснению ближе подходит С. О. Загорский*(270), определяя картельные соглашения как "крупнокапиталистические объединения, в области производства и сбыта, совершаемые в интересах принимающих в данном объединении участие капиталистов и ставящие себе целью достижение, путем монополистического господства - в области ли производства или на рынке - возможно большей прибыли". Однако определение это возбуждает против себя ряд редакционных возражений. Во-первых, казалось бы, совершенно излишним указание на то, что картельные соглашения совершаются "в интересах принимающих в данном объединении участие", так как оно не дает сколько-нибудь определенных критериев, да, к тому же, вообще, в области частноправовых соглашений преследование участниками соглашения своих интересов - вещь настолько нормальная, сама собой подразумеваемая, что упоминать об этом не приходится, особенно если дальше конкретно указывается, в чем заключается цель лиц и предприятий, входящих в картельное соглашение - "достижение... возможно большей прибыли". Далее, хотя самый мощный синдикат, бесспорно, тот, которому удалось достичь монопольного положения, но монополия не является необходимой его принадлежностью, наоборот, в громадном большинстве случаев картели и синдикаты ограничивают конкуренцию, но не достигают монопольного положения, так что, в общем, признается, что задача картелирования достигнута, если объединено около 75 % производства данной области.

Было бы более правильно определить картель как соединение предпринимателей, стремящихся к повышению цен либо предупреждению их падения помощью, либо совершенного исключения, либо ограничения конкуренции.

Неправильным и влекущим за собой целый ряд других неправильных выводов является включение в определение требования принадлежности союзам одних промышленников и, следовательно, исключение посредников, исключение всей торговли.

Конечно, огромное большинство картелей состоит из промышленных союзов, однако не только возможны, но и довольно распространены союзы купцов. Мнение, будто картельное движение находится в прямом противоречии с торговлей, будто оно должно повлечь за собой ее вытеснение, в значительной мере основано на недоразумении. В специальном исследовании влияния картелей на торговлю, Бониковскому удалось выяснить односторонность этого взгляда*(271). Автор, с одной стороны, совершенно правильно указывает, что сама торговля отнюдь не является принципиальной противницей картелей. Наоборот, поскольку картели имеют своей задачей установление более устойчивых цен, они идут навстречу и интересам торговли. Сами по себе, высокие цены отнюдь не вредят торговле. Пока они не задерживают сбыта, они скорей ей даже полезны*(272). Конечно, устойчивость цен имеет и свои невыгодные для торговли стороны: она уравнивает всех купцов. Но и уравнение далеко не абсолютно, - так, напр., совершенно законной является разница цен в зависимости от размеров покупок, совершаемых посредником. Вместе с тем устойчивость, определенность цен, уверенность, что другой покупатель не получит товара по более дешевым ценам, представляет весьма серьезные выгоды для купцов. Правда картели часто обнаруживали стремление устанавливать непосредственные отношения с потребителями и г. Загорский*(273), настойчиво подчеркивая этот момент, присоединяется к весьма распространенному мнению, что синдикаты производителей не терпят самостоятельных торговцев предметами их производства. Несомненно, что такая тенденция часто замечается у синдицированных производителей. Но, во-первых, не следует чрезмерно преувеличивать ее значение, а во-вторых, как доказывает опыт, попытки подчинения себе торговли далеко не всегда увенчивались успехом, картели были вынуждены сознаваться, что организация сбыта - вещь сложная, требующая столь значительного аппарата, что гораздо выгоднее предоставить это дело особому классу посредников*(274). Крупные картели естественно обнаруживают тенденцию ставить торговлю в более зависимое от себя положение, стеснять, порой весьма значительно, свободу ее деятельности точно так же, как они стремятся диктовать условия и потребителю. Но опыт уже успел доказать, что торговля достаточно жизненна, чтобы отстаивать свое существование даже и перед лицом самых могущественных синдикатов. И так как, очевидно, рядом с последними оказывается совершенно бессильным единичный, хотя бы и самый крупный, торговец, то естественным последствием образования картелей производителей является такое же картелирование среди соответствующих отраслей торговли. Первые картели, говорит Бониковский, часто вызывает к жизни вторые *(275). Многие полагали, что образование картелей среди торговцев невозможно благодаря любви купца к самостоятельности, значению личной инициативы и вследствие технических особенностей торговли. Но эти соображения говорят вообще против образования картелей в какой бы то ни было отрасли промысловой деятельности. Поэтому, пока достаточно выгодно работать на свой страх, иметь самостоятельное предприятие, до тех пор предприниматель, в какой бы отрасли деятельности он ни работал, не откажется от своей самостоятельности. Пока производство не картелировано, и торговля предметами данной отрасли промышленности остается вне картельной организации. Но с момента ее картелирования положение отдельно стоящего торговца становится слишком зависимым от производителей, связанных картельным соглашением, и отсюда стремление к таковой же организации. И, несмотря на чрезвычайную неудовлетворительность статистических данных о картелях торговцев, удалось все же констатировать довольно значительное их количество*(276), причем союзы купцов, как и союзы производителей, разделяются на высшую и низшую группы*(277). К первой относятся союзы, в которых участники ведут на собственный риск торговлю в рамках отмежеванной им союзом свобод. В союзах высшего рода купцы отказываются от всякой самостоятельности торговли.