6. ФИНЛЯНДСКОЕ ПРАВО

Шведские губернии на территории Финляндии поступили "в собственное и державное обладание Империи Российской" по Фридрихсгамскому мирному трактату 5 (17) сентября 1809 г., образовав Великое Княжество Финляндское. Последнее сохранило особый свод законов гражданских, уголовных и процессуальных, известных под названием Общего Уложения Шведского Королевства (Sveriges Rikes Allmanna Lag). Уложение было принято шведским риксдагом в 1734 году и утверждено манифестом шведского короля Фридриха 23 января 1763 года. Изменения и дополнения, которые произведены были позднейшими шведскими узаконениями, большей частью были напечатаны в 1807 году вместе с самим Уложением, в виде сборника дополнительных к нему постановлений, на языках шведском и немецком.

Финская правовая система была автономна от общероссийской и последняя не имела даже субсидиарного характера. С 1863 г. в Финляндии действовал Сейм, наделенный правами законодательного собрания; в 1885 г. ему было даровано право законодательной инициативы [Ольденбург С. С. Царствование Императора Николая II. СПб., 1991. С. 21.] Правовая ситуация развивалась в этом русле вплоть до высочайшего манифеста 3 февраля 1899 г., которым было признано, что Великое Княжество Финляндское вошло "в состав Российской империи" и пользуется "особыми в отношении внутреннего управлении и законодательства учреждениями, кои соответствуют бытовым условиям страны". Учреждения эти, "коими Финляндия обязана великодушному соизволению Александра I и его преемников", могут быть, как можно заключить из высочайшего рескрипта на имя финляндского генерал-губернатора от 7-го апреля 1902 года, отменены по усмотрению верховной власти.

Конфликт 1899 г. вспыхнул на почве закона о воинской повинности, по которому одновременно с 50-процентным увеличением финляндского воинского контингента предполагалось распространить на него общероссийские правила по территориальному несению службы, а именно, чтобы финляндские призывники могли отбывать повинность за пределами Финляндии. Финляндский Сейм, на рассмотрение которого был представлен данный вопрос, своего согласия не дал, а Император предпочел разрешить его в порядке единоличной воли. Последовавший манифест 3-го февраля 1899 г. провел различие между "предметами местного законодательства Финляндии, вытекающими из особенностей общественного ее строя", и "другими законодательными вопросами, которые по тесной связи их с общегосударственными потребностями не могут подлежать исключительному действию учреждений Великого Княжества". К числу законов последнего рода, ближайшее указание предметов которых зависит от усмотрения государя, могут относиться "как законы, кои действуют на всем пространстве Империи со включением Великого Княжества Финляндского, так равно и законы, применяемые в пределах вел. кн., если они касаются общегосударственных потребностей или находятся в связи с законодательством Империи". Рассмотрение законопроектов этого рода возложено на Государственный совет при участии финляндского генерал-губернатора, министра-статс-секретаря и назначаемых по высочайшему избранию сенаторов финляндского сената. В ответ на эти меры финляндский сейм представил всеподданнейший отзыв (27 мая 1899 г.), в котором квалифицировал эти решения как неконституционные. Высочайшим рескриптом (8 июня 1899 г.) ему было отвечено, что "суждения эти неправильны и не соответствуют установившемуся с начала нынешнего столетия положению дел, при коем Финляндия есть составная часть государства Российского, с ним нераздельная".

Одновременно с манифестом 3 февраля 1899 г. были изданы "Основные положения о составлении, рассмотрении и обнародовании законов, издаваемых для Империи со включением Великого Княжества Финляндского", согласно которым последнего рода законы должны были издаваться Императорской властью, но в отличие от общего порядка законодательствования для них требовались предварительные заключения финляндских административных учреждений и Сейма, носившие, однако, сугубо совещательный характер. Определение законов, к данной категории относящихся, и отделение их от собственно местных узаконений, требующих обязательной положительной санкции Сейма, положение предоставляло усмотрению Императорской власти [Там же. С. 138.].

В итоге имперскому правительству удалось настоять на своем, однако практически значимых, сколько-нибудь крупных мероприятий через посредство этой реформы проведено не было, так что в конечном счете ее можно определить скорее как демонстрацию власти внутри страны, направленную в том числе и к сплочению русофильских сил вокруг трона. В указанном порядке были проведены следующие законы: в 1900 г. закон о постепенном введении русского языка в делопроизводство Великого Княжества, а в 1901 г. вызвавший кризис закон о воинской повинности (последовавший одновременно с фактической отменой призыва в Финляндии, долженствовавшей лишить сопротивление государственной реформе поддержки широких финских общественных кругов). Под влиянием событий первой русской революции власть была вынуждена отказаться от осуществленных законодательных перемен и вернуться к положению, существовавшему до манифеста 1899 г., что и было провозглашено манифестом 22 октября 1905 г. [Ольденбург С. С. Указ. соч. С. 321.], которым одновременно созывался чрезвычайный Сейм с поручением разработки нового сеймового устава (конституции). Последняя, выработанная Сеймом и 7 июля 1906 г. утвержденная Императором, не произвела перемен в объеме законодательных полномочий в сравнении с положением, существовавшим до 1899 г., но изменила в сторону большей демократичности избирательное право.

С осени 1909 года Имперское правительство, в рамках возрожденного курса националистической политики на "окраинах", вновь вернулось к финляндским делам и 14 марта 1910 года внесло в Гос. Думу законопроект об отношении Российской Империи к Финляндии, т. е. предлагало решить его в порядке общегосударственных узаконений, не обращаясь к Сейму. При обсуждении данного проекта в Думе премьер П. А. Столыпин сказал: "Масса материалов, документов, актов, касающихся отношений Финляндии к России, дает возможность защищать всякую теорию: достаточно для этого повыдергать из архивных груд нужные для этого материалы… Для этого не нужно особой недобросовестности. Достаточно некоторой предвзятости и предубежденности" [Цит. по: Ольденбург С. С. Указ. соч. С. 453.]. Столыпин призывал решить вопрос не обращая внимания на всевозможные высказанные юридические воззрения, но исходя из государственных интересов России, добавив к этому, что отклонение законопроекта будет сочтено в Финляндии признаком государственной слабости. Законопроект был принят Думой и при подавляющем большинстве голосов проведен через Гос. Совет, обретя статус закона 17 июня 1910 г. Согласно новому закону, Сейм по всем важнейшим вопросам как общеимперского, так и внутреннего законодательства (о печати, о собраниях, о народном образовании, о полиции и т. п.) сохранил исключительно совещательный голос. Тем не менее непосредственно по принятии закона правительство новыми полученными правомочиями не воспользовалось и, соответственно, продолжали действовать прежние, еще Сеймом принятые законы. Активизировалось общеимперское законодательство в отношении Финляндии несколькими годами позже, когда в 1913 году, в премьерство Коковцова, были приняты законы об ассигновании кредита из казны Вел. Кн. Финляндского на нужды обороны и о равноправии русских граждан в Финляндии [Ольденбург С. С. Указ. соч. С. 468.].

Общим результатом, хотя и не относящимся к теме данной работы, но заслуживающим упоминания, стало то, что некогда самая лояльная часть Империи с началом революционных волнений 1917 г. поставила своей целью достижение государственной независимости и в декабре того же года добилась своего признания со стороны СовНарКома Уже 6 марта 1917 года Временным правительством был издан манифест, которым подтверждались прежние (до начала русификаторской политики в 1892 г.) права сейма и высказывалась "твердая уверенность, что Россия и Финляндия отныне будут связаны уважением к закону ради взаимной дружбы и благоденствия обоих свободных народов", т. е. принимался финляндский взгляд на отношения России и Финляндии как основанные на унии, а вовсе не на включении Финляндии в Россию как "неотъемлемой части" последней. Связанность с Россией манифестом провозглашалась только на уровне единства высшей власти и "важнейших общеимперских дел". Но к тому моменту и столь полное признание финских прав уже не удовлетворяло местных стремлений, нацеленных на окончательное отделение [Милюков П. Н. История второй русской революции. Мн., 2002. С. 54 – 55].