Виды преступлений

Олиго-френии

Психо-патии

Эпи-

лепсии

Остат. явлен.

Прочие

Кража государственного и личного имущества

Грабеж государственного и личного

имущества

Разбойное нападение с целью завладения государственным и личным имуществом

Умышленное убийство

Половые преступления

Действия, дезорганизующие работу ИТУ

Телесные повреждения

Хулиганство

Автотранспортные преступления

Уклонение от общественно-полезного

труда, от лечения вензаболевания, от

уплаты алиментов, нарушение паспортного режима

Воинские преступления

Прочие

34,0

5,6

4,2

2,2

16,9

-

3,4

16,0

4,1

7,6

4,2

2,8

16,0

7,6

5,3

8,4

8,4

3,8

7,6

26,7

0,8

5,3

3,8

6,2

42,3

3,8

-

-

-

-

3,8

26,9

3,8

15,6

-

3,8

15,8

7,9

-

10,5

7,9

-

2,6

28,9

5,3

18,4

2,7

-

26,2

2,4

2,0

2,2

4,2

1,0

8,1

27,0

0,5

20,9

2,0

3,5

Итого

100

100

100

100

100

Здесь на первое место выходят хронические алкоголики, за ними – примерно, на одном друг против друга уровне – находятся олигофрены и психопаты, но эпилептики – по-прежнему в последнем ряду. Что же касается коэффициента пораженности преступным поведением, то здесь так же, как у несовершеннолетних, на первом месте – страдающие психопатией, на последнем – эпилепсией.

Однако подробное рассмотрение взрослых психически неполноценных преступников выходит за рамки нашей темы. Этот вопрос требует специального освещения в юридической и медицинской литературе.

При изучении психически неполноценных школьников, возраст которых, примерно, на 1,3 - 1,5 года ниже средневзвешенного возраста всех несовершеннолетних, было установлено, что круг их преступных посягательств значительно уже, однако соотношение между видами аномалий почти такое же, как и в общем количестве психически неполноценных несовершеннолетних преступников. При рассмотрении структуры преступности психически неполноценных школьников было выявлено, что среди них малочисленны эпилептики (1,7%) и олигофрены с уравновешенной эмоционально-волевой сферой (12,1%). Основную массу составляют олигофрены с неуравновешенной эмоционально-волевой сферой или психопатоподобным поведением и психопаты.

При детальном исследовании мы выяснили, что из числа психически неполноценных школьников ни один олигофрен, будь он уравновешен или расторможен, не совершил в одиночку таких преступлений, как хулиганство и изнасилование. Ни один олигофрен, ни самостоятельно, ни в группе, не совершил мужеложства. Данное деяние совершают только психопаты (причем в одиночку). Это, по-видимому, связано с особенностями психологии психастенических психопатов (к которым относятся гомосексуалисты), выраженными в том, что, стараясь удовлетворить половую страсть в извращенной форме, они стремятся в то же время скрыть собственную неполноценность от окружающих. Грабеж и разбой из числа олигофренов - школьников совершают в одиночку только те, которые отличаются психопатическим развитием. Олигофрены - школьники с уравновешенной эмоционально-волевой сферой, так же как и все психически неполноценные несовершеннолетние этого типа, самостоятельно совершают только кражи и, в отличие от всех психически неполноценных, крадут только личное имущество. За кражи личного имущества чаще других неполноценных школьников привлекаются страдающие олигофренией с неуравновешенной эмоционально-волевой сферой, но без признаков психопатических расстройств, реже – олигофрены с психопатическими расстройствами и еще реже психопаты без признаков слабоумия, что же касается краж государственного имущества, то здесь строго обратная зависимость. Олигофрены чаще совершают преступления в группе, психопаты – в одиночку. Здесь, очевидно, проявляются особенности клиники олигофрений и психопатий.

Исследования показали, что школьники-психопаты раньше начинают совершать преступления, чем школьники - олигофрены (средний возраст психопатов – 15,2 лет, олигофренов – 15,6). Далее было выявлено, что более дерзкому и сложному преступлению в общей массе соответствует и более высокий возраст, при этом возраст совершающих преступления самостоятельно несколько выше возраста совершающих преступления в группе. Очевидно, совершение конкретных преступлений конкретным способом вообще возможно только по достижении психически неполноценным школьником определенного возраста.

Малый возраст, а также наличие психических аномалий обусловливают то обстоятельство, что из общего числа этих школьников, совершивших преступления в соучастии, лишь 3,0 % были членами групп, в которых имелись совершеннолетние, остальные же 97 % входили в группы, состоящие только из несовершеннолетних, и из них примерно треть входили в группы, состоящие только из психически неполноценных несовершеннолетних, где руководили либо психопаты, либо расторможенные олигофрены. Видимо, для того, чтобы стать членом какой-то преступной группы, также необходимо обладать соответствующим уровнем интеллекта и достигнуть определенного возраста. Иначе говоря, психические аномалии и возраст их носителей оказывают обратное воздействие на социально-психологические и прочие отношения несовершеннолетних.

Все описанные выше виды преступлений несовершеннолетних являются практически монополией мужского пола. Удельный вес женского пола среди совершивших преступления несовершеннолетних с психическими аномалиями составляет ежегодно 6,5%. При детальном изучении было установлено, что самостоятельно они совершают только кражи и крадут только предметы личного потребления (продукты питания, одежду, обувь). При этом они чаще своих сверстников мужского пола крадут в одиночку (78,8% от случаев краж). Другие же преступления они совершают только в соучастии с несовершеннолетними мужского пола, причем все эти преступления приходятся на страдающих олигофренией с признаками психопатизации. Из «других» преступлений психически неполноценные несовершеннолетние женского пола совершили только предусмотренные статьями 145 и 117 УК РСФСР, их удельный вес соответственно – 11,1 и 5,5%. Остальные же 83,4% совершили кражи, причем 61,1% – кражи личного имущества. Такова общая картина преступности психически неполноценных несовершеннолетних женского пола. Что касается психически неполноценных школьниц, возраст которых несколько ниже возраста всей группы, то они привлекались к уголовной ответственности только за кражи личного имущества. Ни одна психически неполноценная несовершеннолетняя, страдающая олигофренией с уравновешенной эмоционально-волевой сферой, не совершила антиобщественных поступков.

Иными словами, особенности психики определенные образов влияют на уровень притязаний психически неполноценных несовершеннолетних и характер их реализации.

Обращает на себя внимание тот факт, что потребности несовершеннолетних с психическими аномалиями в той или иной мере опосредованы социальной действительностью. «Личные планы, желания людей, – пишет А. М. Яковлев, – далеко не случайны. Отдельный случай принятия какого-либо решения выглядит как бы результатом «свободного усмотрения». Однако взятые в совокупности устремления индивидов теряют в целом характер случайных, произвольных, «независимых». В них явственно выступают определенные тенденции и устремления, выявляется их социально производный характер. В устремлениях индивидов получает свое объективное отражение иерархия социальных ценностей. Следовательно «уровень притязаний» – это явление не только индивидуальной, но и социальной психологии». Однако в неполноценной психике эти ценности обретают своеобразное отражение, ибо «общественные условия оказывают доминирующее влияние на выбор поступка, но не непосредственно, а лишь преломившись в личностном стереотипе человека». И суть вопроса состоит в том, каким образом социально опосредованные потребности и ценностные ориентации преломляются в неполноценной психике человека и как они воздействуют на его поведение, какова роль при этом индивидуальных особенностей психики, воспринимающей иерархию общественных ценностей.

Общество не только формирует определенные ценности, но и создает возможности для их использования. Однако эти возможности могут быть реализованы отдельным индивидом лишь в том случае, если у него самого будут иметься для этого индивидуальные возможности и способности. Человек, правильно соизмеряющий свои потребности со своими способностями и возможностями, стремится к обладанию именно тем кругом ценностей, который соответствует его действительному положению, а от ценностей, которые не соответствуют его личностному статусу, он отказывается. Человек, не умеющий соизмерять свои возможности с потребностями, полагающий, что его действительное положение не соответствует его внутреннему уровню (особенно часто это бывает среди психопатов), пытается достичь своей цели в иных общностях. Так, стремящиеся к положению лидера психопаты, не добившись признания в легальной общественной среде, находят удовлетворение этой потребности в создании преступных группировок. Как показали проведенные нами исследования преступных групп, состоящих только из психически неполноценных несовершеннолетних, лидерами этих групп были либо психопаты, либо олигофрены с психопатоподобным поведением, при изучении которых было установлено, что они никогда не пользовались авторитетом ни в школе, ни в училище, ни на работе.

Уровень удовлетворения потребностей конкретного индивида во многом зависит и от того, насколько соответствуют предъявляемые к нему обществом требования его возможностям и способностям. Отношение к конкретным членам общества или группам должно строиться на основе учета их специфических особенностей и прежде всего особенностей психики. Там же, где социально-психологический климат не соответствует состоянию и динамике психики несовершеннолетнего, происходят срывы в его психической деятельности. Как показали проведенные нами исследования, олигофрены, обучающиеся во вспомогательных школах, при прочих равных условиях совершают антиобщественные поступки примерно в 1,9 раза реже олигофренов, обучающихся в общеобразовательных школах. Значит, те требования, которые предъявляются к олигофренам во вспомогательных школах, соответствуют их возможностям, способствуют удовлетворению многих потребностей и в частности потребности в самоутверждении, которую им весьма трудно удовлетворить в общеобразовательной школе, где они всегда на плохом счету.

Создание социально-психологического климата, соответствующего особенностям неполноценной психики несовершеннолетнего, необходимо не только по месту учебы этого несовершеннолетнего, но и по месту работы, жительства, а также в воспитательно-трудовых учреждениях. «При посильном труде, - отмечает занимавшаяся проблемой олигофрении несовершеннолетних И. А. Юркова, – соответствующем возможностям больного, при условии благоприятного быта, больные были исполнительными, легко подчинялись дисциплине на работе. Если условия работы превышали возможности больного (более быстрый темп работы) или больной подвергался насмешкам со стороны окружающих, это служило поводом для конфликтов с окружающими, больные самовольно оставляли работу». Иначе говоря, не столько опасна сама по себе психическая аномалия, сколько опасны игнорирование особенностей неполноценной психики, неправильные меры в отношении психически неполноценных, преступное поведение которых обусловлено не только социальными, но и биологическими процессами.

Например, мы стараемся наказывать и воспитывать психопатов - гомосексуалистов, совершающих мужеложство, тогда как их поведение детерминировано не столько пробелом в воспитании, сколько врожденными особенностями психики. Медициной даже допускается возможность возникновения сексуальных извращений, особенно гомосексуализма, в связи с отклонением от обычного строения желез внутренней секреции. Поэтому, на наш взгляд, следует присоединиться к критике, которой подвергнута современная практика назначения наказания психопатам-гомосексуалистам, осуществляемого в условиях, которые не содержат никаких элементов профилактики, а, наоборот, способствуют фиксации аномального влечения.

Вряд ли, эффективным является современное исправительно-трудовое воздействие и в отношении других психопатов, ибо как психически неполноценные личности они нуждаются в особом подходе, а также в отношении олигофренов, поскольку в ВТК, где воспитательная работа сориентирована на психически полноценных, олигофренам сложно приспособиться к требованиям, предъявляемым к основному контингенту, поэтому они становятся объектом насмешек, издевательств со стороны заключенных (нередко используются гомосексуалистами). Это приводит к срывам в их психической деятельности, антиобщественным поступкам и в то же время зачастую вырабатывает психопатические черты характера или усиливает уже имеющуюся психопатизацию личности.

Особая общественная опасность потенциируется в латентной психической неполноценности. В таких случаях человек особенно невосприимчив к воспитательным мероприятиям, поскольку при их разработке не учитывается обусловленность его поведения характером психического отклонения. Проиллюстрируем это материалами в отношении Д.:

Подэкспертному 40 лет. Наследственность психическими заболеваниями не отягчена, учился плохо. Впервые был осужден в несовершеннолетием возрасте за кражу, три месяца находился в местах лишения свободы, затем освобожден. После этого поступил в речное училище, но не окончил – убежал. Стал бродяжничать, воровать. Всего осужден 8 раз за кражи и бродяжничество к различным срокам лишения свободы. Последний раз был осужден за бродяжничество и побег с места высылки. Заключение: обнаруживает признаки хронического психического заболевания в форме шизофрении, невменяем, нуждается в принудительном лечении в психиатрической больнице общего типа.

По данным наших исследований, удельный вес имеющих судимость в числе лиц, психическая неполноценность у которых была впервые выявлена во время судебно-психиатрической экспертизы, составлял: среди взрослых преступников, страдающих психическими аномалиями, не лишающими вменяемости – 56,7%, среди несовершеннолетних, страдающих психическими аномалиями в рамках вменяемости, – 62,5%, среди признанных невменяемыми – 70,0%.

Таким образом, неучет биологических факторов ведет к бесполезности разрабатываемых профилактических мероприятий, ибо при помощи однопрофильных методов невозможно эффективно вести борьбу с процессом, который порожден комплексом социальных и биологических факторов. Правда, и практической деятельности органов, ведущих борьбу с преступностью, иногда учитываются биологические детерминанты преступности, и к лицам, страдающим аномалиями, принимаются специфические меры. Однако это происходит, в основном, стихийно, как следствие объективной необходимости, и во многом зависит от того, насколько рано и ярко начинает проявлять себя психическая неполноценность.

Как показали проведенные исследования, наиболее отклоняющиеся формы поведения присущи психически неполноценным несовершеннолетним, рожденным в патологических родах. Изучение родившихся в патологии несовершеннолетних, совершивших преступления, показало, что буквально все они негативно проявляли себя еще в дошкольный период, всем им с раннего детства были присущи такие черты, как неадекватность реакций, злобность, агрессивность. Однако среди них оказалось несколько меньше судимых, чем среди всех психически неполноценных несовершеннолетних преступников (11,1 % против 14,0). Также мало и количество рожденных в патологии в общем число психически неполноценных несовершеннолетних преступников – 6,5%, в то время как при изучении отдаленных последствий перенесенной в период новорожденности внутричерепной травмы медиками были получены данные о том, что у 37% таких детей наблюдались те или иные нарушения со стороны нервной системы, которые могли быть поставлены в связь с перенесенной родовой травмой, изучение историй родов детей, страдавших умственной отсталостью, показало, что 70% из них были рождены в асфиксии. На первый взгляд это кажется парадоксальным: психически неполноценные, рожденные в патологии, наиболее ярко проявляют себя с раннего периода, а удельный вес их в числе психически неполноценных преступников ниже, чем в общей массе психически неполноценных несовершеннолетних. Но, видимо, яркое проявление психической неполноценности обуславливает и возможность ее ранней диагностики, а также возможность оказания своевременной психиатрической помощи, то есть проведения комплексной социально-медицинской профилактики. Очевидно, эти обстоятельства и обусловливают малый, удельный вес рожденных в патологии среди психически неполноценных несовершеннолетних преступников.

Таким образом, характер преступного посягательства и сам криминал психически неполноценных несовершеннолетних являются результатом взаимодействия таких факторов, как вид и степень психического отклонения, пол, возраст, состояние опьянения, и других, биофизических факторов между собой и определенными социальными и социально-психологическими явлениями действительности. «Когда «стыкуются» неблагоприятные условия микросреды и определенные... качества людей, – замечает И. С. Ной, – порождается та закономерность, которая определяет преступность». Каждый фактор, взятый в отдельности, сам по себе не может способствовать криминалу, поскольку он оказывает негативное воздействие лишь в связи с другими явлениями, к тому же не в каждом регионе и не в каждом отдельном преступлении он присутствует в цепи детерминантов преступного поведения. Так, не в каждом регионе обнаруживается несбалансированность экономики и товарооборота и дисгармония в структуре и занятости населения, однако в каждом регионе имеется преступность. Пьянство является социальным злом, однако далеко не все пьяницы совершают преступления и в состоянии опьянения каждый человек ведет себя по-разному: один становится добрым, любвеобильным, медлительным, другой - агрессивным, логиконепроницаемым, экспрессивным, один – веселым, другой – грустным. Психическая аномалия таит в себе определенную общественную опасность, однако не все страдающие аномалиями совершают преступления, и не все преступники имеют психические аномалии. Лишь взаимодействием различных явлений порождаются преступления, а соответственно, и преступность в целом. «Понятие причин преступности, - отмечают авторы «Социалистической криминологии», – охватывает множество связанных между собой взаимозависимых явлений, специфическое негативное действие которых разносторонне обусловливает принятие человеком решения к определенному социальному поведению».

Только определенный состав экономических, идеологических, социальных, биологических факторов дает реакцию, называемую преступлением. Поэтому, на наш взгляд, вообще неправомерно подразделение причин преступности на экономические, социальные, идеологические, биологические и т. д., ибо одно явление непосредственной причиной преступности без связи с другими явлениями быть не может. Причина преступности – это не какой-то отдельно взятый фактор действительности, причина преступности – это синтез различных явлении социального и биологического свойства, и в этом смысле любая причина преступности столь же биологическая, сколько социальная, столь же социальная, сколько биологическая. Следует отличать причины преступности как систему синтезов различных явлений действительности и отдельно взятые факторы экономического, социального и биологического порядка, которые, собираясь в определенных пропорциях, образуют причины преступности.

Также весьма малопродуктивными представляются попытки четко разграничить факторы действительности на причины и условия преступности, ибо то, что в одном случае – причина, в другом – условие, в третьем – вообще не будет играть никакой роли. Как правильно замечает В. Е. Квашис, «...вопреки сложившимся представлениям возникает сомнение в возможности обозначения четких границ между причинами и условиями, способствующими совершению... преступлений». И далее, солидаризируясь с авторами «Социалистической криминологии», В. Е. Квашис продолжает: «Внутри комплексного явления, составляющего причины преступности, невозможна выделить явления, служащие только причиной или только условием, ввиду изменчивости функций, которые они несут в различных обстоятельствах». Поэтому криминологические исследования не должны представлять из себя бесплодные потуги отнести какой-то фактор действительности к причине или условию преступности, а должны быть направлены на выявление того, что именно детерминирует преступность. Очевидно, под причинами преступности следует понимать не схематические построения, а соответствующие процессы и явления, взаимодействие которых и порождает преступность.

В то же время каждый из участвующих во взаимодействии факторов в свою очередь порожден системой других процессов и явлений. И чтобы успешно вести борьбу с преступностью, необходимо знать этиологию участвующих во взаимодействии факторов. В частности, чтобы успешно вести борьбу с преступностью психически неполноценных, надо знать специфику преломления факторов воздействия в неполноценной психике, знать особенности возникновения аномалий и в первую очередь тех, которые наиболее восприимчивы к неблагоприятным условиям внешней среды.

Возникновение эпилепсии и олигофрении обычно связывается с вредными воздействиями либо на зачаток плода, либо на самый плод во внутриутробный период его развития, либо на ребенка в момент родов и на первых этапах жизни после рождения. До недавнего времени в медицинской литературе придавалось чуть ли не ведущее значение в этиологии психических аномалий плода родовой патологии. Однако дальнейшие исследования показали, что рожденные в патологии становятся психически неполноценными главным образом не в результате ненормального родового акта, а в результате неблагоприятного течения внутриутробного развития, дефектной закладки центральной нервной системы, а собственно родовая патология весьма ограниченно влияет на происхождение психической неполноценности и в основном выступает лишь как фактор, способствующий выявлению наследственной патологии или утяжеляющий ее течение. Иначе говоря, родовая патология влияет на характер проявления психической неполноценности, на динамику ее развития.

В частности, относительно этиологии эпилепсии отмечается, что неблагоприятная наследственность способствует тому, что вредности пренатального периода приобретают патогенную роль, а это, в свою очередь, снижает сопротивляемость мозга вредностям родового периода и т. д., то есть эпилепсия обусловлена комплексом факторов.

Этиология олигофрений также имеет в целом комплексный характер, однако здесь наследственные факторы в значительной мере играют роль не способствующих факторов, а непосредственно обусловливающих психическую аномалию, на их фоне другие факторы влияют лишь на глубину и характер олигофренического дефекта. В литературе имеются данные, что наследственные формы составляют не менее 75% всех случаев слабоумия, а также приводятся результаты исследований зарубежных авторов, отмечающих частоту наследственных случаев олигофрении на уровне от 69,5% до 90%.

Возникновение психопатий связывалось в нашей психиатрической литературе 30–60 гг. с неблагоприятными воздействиями внешней среды, понимаемой лишь как социальная среда, и неправильным воспитанием. Но уже с конца 60-х – начала 70-х гг. в результате преодоления вульгарного социологизма представления об этиологии психопатий в корне изменились, и сегодня в научной литературе аксиоматичным является понимание психопатии, а также многих других психических аномалий как порождения взаимосвязи неблагоприятных условий среды и генетически восприимчивой внутренней конституции.

Для специалистов совершенно очевидно, что «развитие психики формируется под влиянием социальных факторов, болезнь разрушает эту психику по закономерностям биологическим». В психиатрической литературе стало уже бесспорным, что психопатии возникают на основе врожденной или рано приобретенной неполноценности центральной нервной системы и формируются под влиянием внешних, средовых факторов, что только в диалектическом единстве всех генетических, органических и социальных факторов кроется сложность причинно-следственных отношений в психических расстройствах, изучающихся пограничной психиатрией, что одного лишь влияния внешних факторов для образования психопатии недостаточно.

Однако в юридической литературе и в конце 70-х гг. при рассмотрении вопроса об этиологии психопатий отдельные авторы продолжают утверждать, что ведущую роль здесь играет социальный фактор, и стараются всячески принизить роль биологического фактора, выдвигая тезис о том, что психопат не стал бы им даже при наличии дефектов в высшей нервной деятельности, если бы не было неблагоприятной социальной среды и плохого воспитания.

По утверждению же Г. М. Миньковского, «психопатические черты характера (у несовершеннолетних. – В. Е.) в подавляющем большинстве (четыре пятых) случаев приобретены не в результате отягченной наследственности, а вследствие неблагоприятных условий жизни и воспитания». И хотя Г. М. Миньковский оперирует точными количественными показателями (правда, не указывая, откуда они взяты) независимости психопатических свойств несовершеннолетнего от наследственности, его утверждения противоречат данным научной психиатрии, которые свидетельствуют о том, что не только психопатия, но и многие другие психические аномалии возникают на основе генетической предрасположенности к этому. «3а последнее время, – отмечает Е. Ф. Давиденкова, - ...наши прежние критерии «наследственных» и «ненаследственных» болезненных форм значительно изменились. Особенно это относится к тому ряду заболеваний, которые, не являясь наследственными в прямом смысле этого слова, имеют в своей основе передающиеся по наследству известные предрасположения. Под влиянием внешних средовых факторов, таких, как травмы, инфекции, интоксикации и др., это предрасположение реализуется в развитое заболевание». Таким образом, «даже при заболеваниях, которые мы относим сейчас к явно экзогенным», «характер общих, генетически обусловленных особенностей организма, несомненно, имеет значение». Вызывает лишь сожаление, что в учебниках по криминологии для юридических вузов содержатся положения, противоречащие основным началам современной научной психиатрии и генетики.

Студентов юридических вузов до недавнего времени учили и тому, что характер психического содержания деятельности человека только на 1/1000 зависит от индивидуальности и на 999/1000 – от воспитания. При этом в качестве аргумента цитировался И. М. Сеченов. В частности, соавторы Г. М. Миньковского, уже не будучи в состоянии отрицать необходимости «при оценке поведения человека вообще и антиобщественного в частности учитывать физиологические качества и психологию человека, ибо это помогает уяснить механизм взаимодействия внутренних черт человека с внешней средой», в то же время заявляют: «И. М. Сеченов, говоря о существовании индивидуальных особенностей нервного аппарата человека, утверждал, что характер психического содержания деятельности человека на 999/1000 дается воспитанием в широком (у И. М. Сеченова – в обширном. – В. Е.) смысле слова и только на 1/1000 зависит от индивидуальности». На этом цитирование И. М. Сеченова обрывается.

Как известно, «лучший способ выяснения истины в возникшем споре -обращение к первоисточнику». В действительности же И. М. Сеченов писал следующее. «В исследовании не упомянуто об индивидуальных особенностях нервных аппаратов у ребенка при рождении его на свет. Они, без малейшего сомнения, существуют (племенные и наследственные от ближайших родных) и, конечно, должны отзываться на всем последующем развитии человека. Уловить их, однако, нет никакой возможности, потому что в неизмеримом большинстве случаев характер психического содержания на 999/1000 дается воспитанием в обширном смысле слова и только на 1/1000 зависит от индивидуальности. Этим я не хочу, конечно, сказать, что из дурака можно сделать умного: это было бы все равно, что дать человеку, рожденному без слухового нерва, слух. Моя мысль следующая: умного негра, лапландца, башкира европейское воспитание в европейском обществе делает человеком, чрезвычайно мало отличающимся со стороны психического содержания от образованного европейца. Вдаваться в эти очень интересные сами по себе вопросы я, следовательно, не мог». Не говоря уже о том, что для пауки и 1/1000 имеет громадное значение, необходимо отметить следующее.

Во-первых, из приведенного текста видно, что И. М. Сеченов не отрицает того, что индивидуальные особенности человека могут сказываться на всем его последующем развитии. У него лишь вызывает сожаление, что нет возможности уловить эти особенности, потому он и не останавливается на рассмотрении их, да это и не являлось предметом его исследования; несколькими абзацами раньше он прямо заявляет: «В предлагаемом исследовании разбирается только внешняя сторона психических рефлексов, так сказать одни пути их; о сущности самого процесса нет и в помине». К тому же, возможность уловить индивидуальные особенности в то время была весьма минимальной, ибо такие возможности возникают лишь с развитием генетики.

Во-вторых, И. М. Сеченов указывает, что на 999/1000 характер психики человека зависит от воспитания в большинстве, но не во всех случаях, и если человек родился умственно неполноценным, то это уже навсегда - умным его не воспитаешь, ибо свойство мозга от воспитания не зависит.

Таким образом, вырвав из контекста фразу, авторы учебника по криминологии представили ее в виде, искажающем смысл научной позиции выдающегося физиолога.

Удивительно, но именно такой же прием использовали в 1976 г. авторы опубликованной в «Вопросах философии» рецензии на книгу И. С. Ноя. В полемике с И. С. Ноем извращалась уже не только позиция И. М. Сеченова, но и взгляды финских генетиков, использовавших вышепроцитированный текст из книги «Рефлексы головного мозга». Авторы рецензии пишут: «Сейчас, как и раньше, преступления вызревают во взаимодействии совокупности конкретных социальных условий, в которых живет и действует конкретная личность... Даже многие ученые буржуазного Запада, в том числе генетики, считают, что успехи современной генетики не дают оснований для какого-то принципиально нового взгляда на соотношение социального и биологического в поведении человека. В этой связи заслуживает внимания точка зрения по интересующему нас вопросу финских ученых К. И. X. Лагерспетц и К. М. Д. Лагерспетц... По их мнению, остается незыблемым вывод И. М. Сеченова, сделанный им более 100 лет назад в книге «Рефлексы головного мозга», о том, что в «подавляющем большинстве случаев характер психического содержания человека на 999/1000 дается воспитанием в широком смысле слова только на 1/1000 зависит от индивидуальности». Но только финские авторы на этом не обрывают цитату из произведения И. М. Сеченова, а приводят также ту фразу, которая не нравится авторам рецензии и учебника по криминологии, что дурак при любом воспитании останется дураком, что какие-либо сдвиги в воспитательном процессе могут быть достигнуты лишь при наличии определенного умственного потенциала у самого индивида.

Таков «научный» аппарат противников учета индивидуальных свойств человека, участвующих в детерминации преступного поведения, который на протяжении многих лет используется ими в борьбе с комплексным подходом к изучению причин преступности.

В связи с этим весьма положительное значение имеет появление в журнале «Советское государство и право» статьи Ю. М. Антоняна, М. В. Виноградова, Ц. А. Голумба «Преступность и психические аномалии». В ней на большом фактическом материале убедительно подтверждается положение советских криминологов о значительной роли психических аномалий в детерминации преступного поведения. Так, по данным исследования указанных авторов, среди убийц оказалось лиц с различного рода психическими аномалиями 89%, а среди совершивших изнасилования – свыше 78%; олигофренов среди всех обследованных ими преступников оказалось в 14 - 15 раз больше, чем среди всего населения.

Авторы несомненно правы, что «криминология и практика борьбы с преступностью только выиграют, если будут активно использоваться достижения психиатрии для определения места психических заболеваний в механизме противоправного поведения, если будут осуществляться комплексные криминолого-психиатрические исследования».

Весьма примечательно то, что по всем сопоставимым показателям авторы рассматриваемой работы и автор статьи «Преступность несовершеннолетних с психическими аномалиями как комплексная проблема» пришли практически к одинаковым результатам.

Ю. М. Антонян, М. В. Виноградов, Ц. А. Голумб, правильно критикуя «односторонний подход к изучению личности преступника, определенное игнорирование сложнейших психических явлений и процессов, нередко связанных с нервно-психическими расстройствами», объяснили такой подход в «немалой степени» влиянием взглядов покойного профессора А. А. Герцензона. Это верно. Но не один А. А. Герцензон в этом повинен. Ведь, например, подписавший рассматриваемую статью Ю. М. Антонян совсем недавно придерживался противоположного, ошибочного, хотя в свое время и распространенного мнения о том, что в объяснении асоциального поведения биология не при чем. Так, в частности, он писал: «Человек рождается свободным от всех ошибок, которые до него совершили люди, ибо ничто социальное, включая преступления или отступления от морали, не «записывается» в его генах».

Естественно, что в генах преступное поведение не «записывается», но «записывается» определенная часть программы индивидуального развития человека, которая далеко не свободна от «ошибок» его предшественников. Как отмечает профессор А. И. Аршавский, «судьба личности, ее индивидуальное развитие в значительной части предрешается еще задолго до того... как человек родился... В период, предшествующий появлению ребенка на свет, оформляется та часть программы индивидуального развития, которая по законам наследственности определяет его будущее – физическое и духовное здоровье, творческую активность, уровень интеллекта и т. д. И зависит это в решающей степени, естественно, не от него самого. Прежде всего и в особенности – от личностей характеров, интеллектуального уровня, от взаимоотношений и образа жизни его родителей».

Перу Антоняна Ю. М. принадлежит и такое высказывание: «На преступное поведение известное воздействие оказывают н биологические особенности человека, однако эти особенности проявляют себя только при взаимодействии со взглядами, наклонностями, убеждениями личности, которым принадлежит главная определяющая роль. Но если взглядам, наклонностям, убеждениям преступников с психическими аномалиями принадлежит действительно решающая роль в их асоциальном поведении, то почему среди убийц Ю. М. Антонян со своими соавторами обнаружил таких лиц 89%, среди насильников –свыше 78%, а олигофренов среди всех обследованных преступников оказалось в 14–15 раз больше, чем среди всего населения? В чем же суть их исследования? И как согласовать вышепроцитированное единоличное высказывание Ю. М. Антоняна со смыслом подписанной им коллективной статьи и с проявившимся в ней подходом к профилактике преступного поведения лиц с психическими аномалиями? Здесь Ю. М. Антонян со своими соавторами, опустив вопрос о методах изменения «убеждений» и «взглядов» таких лиц, пишут нечто совсем другое: «Поскольку речь идет о лицах с психическими расстройствами, в предупредительной деятельности необходимо ориентироваться не только на традиционно учитываемые особенности правонарушителей (возраст, наличие и характер судимости и т. д.), но и на характер аномалии, ее происхождение, особенности, выраженность и др.».

Очевидно, отмеченная непоследовательность Ю. М. Антоняна обусловила некоторый компромиссный характер этой в целом полезной статьи. Так, решив (совершенно правильно) отмежеваться от всего рода биологизаторских тенденций, авторы статьи отмечают: «Представление о том, будто криминогенная роль психических аномалий свидетельствует о биологических корнях преступности, во многом говорит о неправильной оценке их происхождения и природы. Некоторые криминологи, отмечая психические заболевания у преступников, не пытаются выяснить их происхождения или хотя бы оговорить, что многие из них все-таки социального происхождения». Но для чего нужна эта оговорка, если современной наукой бесспорно установлено, что психические аномалии есть результат тесного взаимодействия биологических и социальных факторов и что не может быть аномалий чисто социального или чисто биологического происхождения?

Отмежевание от биологизаторства происходит не путем абсолютизации социального фактора и принижения биологического, а путем рассмотрения последнего в тесной связи с социальными явлениями.

В действительности эти факторы постоянно взаимодействуют, поэтому, как отмечает академик Б. Астауров, «вместо противительного союза «или» между ними должен стоять союз «и». Не «наследственность или среда», но «и наследственность и среда», не «природа или воспитание», но «и природа и воспитание...». Только комплексный подход позволяет отмежеваться и от биологизаторства, и от вульгарного социологизма. В этом суть применения марксистской диалектики в исследовании криминологических проблем.

Комплексный характер обусловленности присущ не только самим психическим аномалиям, но и тем факторам, которые детерминируют психические аномалии. Возьмем, к примеру, вышеупомянутую родовую патологию.

Одни факторы влияют на патологию беременности и родов непосредственно, другие отдаленно – участвуя лишь в общем взаимодействии. Непосредственно влияющими факторами являются аномалии полового аппарата женщины, нервно-психические заболевания рожениц, а также невротические состояния, вызванные воздействием на восприимчивую нервную систему конфликтных ситуаций, возникающих в социальных отношениях. Но эти возникающие на микроуровне конфликтные ситуации могут корнями своими уходить и процессы развития, происходящие на макроуровне, в некоторые отрицательные последствия научно-технического прогресса. Так, бурное развитие экономики, освоение новых районов приводят к усиленным миграционным потокам, следствием чего порою является возникновение трудоизбыточных и трудонедостаточных районов, «мужских» и «женских» городов и районов, что в одинаковой мере может порождать конфликтные ситуации и вообще ненормальный психологический климат на хозяйственных объектах региона. Все это опосредует многие негативные процессы, в том числе и родовую патологию. Но именно опосредует. Как показали проведенные нами исследования, коэффициент родовой патологии среди городских рожениц мало чем отличается от коэффициента среди сельских, то есть непосредственное влияние на родовую патологию оказывает не социальный статус женщины, а ее физиологическое состояние.

Фактором, способствующим родовой патологии и другим негативным процессам, является пьянство. Общеизвестно, что к непоправимым последствиям может привести зачатие ребенка в момент нахождения родителей в нетрезвом состоянии, семейные неурядицы на почве пьянства во время беременности, дурной пример родителей. Проиллюстрируем это материалами в отношении несовершеннолетнего И., обвиняемого в краже государственного имущества:

Подростку около 16 лет. Родился от доношенной беременности беременность протекала с токсикозом в первой половине. Роды патологические – лицевое предлежание, к груди приложен на 4-е сутки. Наследственность отягчена психическими заболеваниями, бабушка и отец подэкспертного находятся на учете у психиатра. Отец – пьяница, был выслан из г. Саратова за пьянство и тунеядство, но часто приезжал домой. Мать работала на двух работах, воспитанию мало уделяла внимания. Подэкспертный посещал детский сад, но с детьми играть не мог – кусал их, обижал. С детства рос капризным, упрямым, неуравновешенным, если не выполняли его пожеланий, то начинал кричать, падал на пол. В школу пошел своевременно, в 1-м классе остался на второй год, учиться было неинтересно, пропускал уроки, дерзил учителям, временами был агрессивным, бил чем попало учеников и учителей. Употребляет спиртное, напивается допьяна, преступление совершил в состоянии опьянения. Заключение: является психопатической личностью, вменяем.

Пьянство родителей, семейные неурядицы на этой почве занимают, видимо, не последнее место в числе факторов, детерминирующих родовую патологию, психическую неполноценность новорожденного и влияющих на дальнейшее развитие и поведение человека. При анализе сведении о семейно-бытовых условиях рожденных в патологии несовершеннолетних, совершивших преступления, было установлено, что у 61,1 % лиц этого контингента родители систематически пьянствовали до рождения ребенка и после, дома были постоянные скандалы и драки.

Выше мы показали, какое патогенное действие оказывает состояние опьянения на поведение несовершеннолетних с психическими аномалиями. Наиболее серьезные виды преступлений совершаются определенными категориями психически неполноценных именно в момент нахождения в состоянии опьянения. Поэтому для профилактики преступности вообще и преступности психически неполноценных несовершеннолетних в частности необходимо выяснять причины пьянства и своевременно их ликвидировать.

Пьянство следует рассматривать как «сложное социальное явление, обусловленное действием многообразных факторов, воздействующих на общественные условия и формирование потребностей личности». Как негативное явление пьянство концентрирует в своем развитии негативные взаимосвязи других процессов и явлений. В то же время не следует упускать из виду, что пьянствуют конкретные люди, наделенные сознанием, волей, характером, здоровьем, что одних людей это явление «захватывает», а другие остаются в стороне от него. По мировой статистике алкогольные напитки употребляет подавляющее большинство населения, но алкоголиками становятся не более 6% «пьющих». Очевидно, пьянство возникает постольку, поскольку происходит взаимодействие неблагоприятных социальных условий и особенностей личности. По данным наших исследований, удельный вес хронических алкоголиков и склонных к частому употреблению алкоголя среди несовершеннолетних преступников, имеющих врожденные аномалии психики, примерно, в 17–20 раз превышает аналогичный показатель по психически здоровым несовершеннолетним преступникам. «Пьянство, – отмечает В. П. Тугаринов, – нельзя рассматривать лишь как «социальную болезнь, в том смысле, что она имеет только социальные корни. Пьют, как известно, не только по причинам жестокой эксплуатации, непосильного труда и беспросветной жизни. В нашей стране указанных социальных причин пьянства нет, а проблема остается, так как пьянство есть весьма сложное физиологическое, психологическое и социальное явление. Влечение к наркотикам отмечено и в животном мире, а значит, имеет физиологические основания».

Таким образом, каждый из участвующих в криминогенном взаимодействии факторов, будучи порожденным комплексом других социальных и биологических процессов, сам, в свою очередь, влияет на ряд процессов и явлений. Преступность – открытая структурированная система. Определенные связи и элементы этой системы частично или полностью входят в другие системы, детерминируются ими и в то же время оказывают воздействие на преступность. Так, нами было установлено, что несовершеннолетние с определенными аномалиями при определенных неблагоприятных условиях совершают определенные преступления. Однако факторы, обусловливающие психические аномалии, являются, в свою очередь, элементами и результатами действия других систем. Сам человек, входящий в качестве элемента в систему преступности, является сложной самоуправляемой, самоконтролирующейся системой, относительно свободной в выборе того или иного результата взаимодействия с внешней средой. Относительная свобода выбора поведения выражается в приспособлении самоуправляемых систем к внешним условиям их функционирования и, что важнее, в преобразовании самих внешних условий применительно к потребностям этих систем. «Идея детерминизма,– пишет В. И. Ленин,–устанавливая необходимость человеческих поступков, отвергая вздорную побасенку о свободе воли, нимало не уничтожает ни разума, ни совести человека, ни оценки его действий». Поэтому успех борьбы с преступностью будет зависеть от того, насколько полно мы будем знать все связи и опосредования, ведущие именно к такому функционированию этих самоуправляемых систем.

Однако в криминологической литературе нередко приходится встречать упрощенческий подход к проблеме детерминантов преступного поведения. Так, установление факта преобладания второгодников в среде несовершеннолетних преступников оказалось для ряда авторов достаточным для заключения о том, что второгодничество и низкий образовательный уровень несовершеннолетних – причина их преступности. И авторы даже не задумываются о монизме причин второгодничества и преступности. Между тем само второгодничество является порождением комплекса биологических и социальных явлений. В связи с этим представляется довольно интересным сообщение, сделанное на пятом Всесоюзном съезде невропатологов и психиатров Л. Н. Винокуровым. Оно явилось результатом исследования группы учащихся первого класса, которые были представлены учителями как «кандидаты на второгодничество». Путем анализа 97 детей из 22 классов, было установлено, что у 13 детей школьные трудности можно связать с длительным соматическим заболеванием, резко пониженным слухом или зрением. У остальных 84 были нервно-психические отклонения, вызванные резидуальной церебральной недостаточностью различного происхождения. Среди них 7 человек страдали олигофренией в степени дебильности, у остальных детей наблюдалось большое разнообразие недостатков в нервно-психической сфере. В анамнезе обследованной группы детей в большинстве случаев отмечалась отчетливая патология внутриутробного периода, периода родов или раннего постнатального развития. У 42 детей отцы злоупотребляли алкоголем. По данным наших исследований, все совершизшие преступления психически неполноценные школьники были второгодниками.

Из изложенного представляется очевидным – не второгодничество является причиной преступности, а те факторы, которые, порождая второгодничество, способствуют и преступному поведению: наличие психической неполноценности или некоторой ослабленности психики, неправильное отношение к психически неполноценному, несоответствие социально-психологического микроклимата и предъявляемых к несовершеннолетнему требований особенностям его психики и потребностей, незнание и неучет биологических детерминантов поведения несовершеннолетнего. Но несмотря на это, криминологи сетуют, что «вместо серьезной работы по обучению и воспитанию руководители и учителя многих школ стремятся избавиться от «трудных» учащихся». Однако указанные критики не задумываются о возможностях обычной общеобразовательной школы решить все проблемы, порождающие второгодничество и преступность.

Факторами, детерминирующими преступное поведение, нередко объявляют низкий общеобразовательный уровень родителей или детей и занятость их неквалифицированным трудом. Действительно, как показали проведенные нами исследования психически неполноценных несовершеннолетних преступников, примерно 90% из них имели родителей с начальным и неполным средним образованием и 72% – родителей, занятых неквалифицированным ручным трудом, оплачиваемым на уровне не более 100 руб. в месяц, причем многие из этих родителей систематически пьянствовали, устраивали дома скандалы и драки. Все это заставило задуматься над вопросом: а нет ли и здесь общего между тем, почему родители неправильно ведут себя, имеют низкое образование, заняты неквалифицированным трудом, и тем, что ребенок рождается психически неполноценным и становится на путь преступления ?

Развитое социалистическое общество предоставляет возможность всем гражданам получить образование и заняться любым (физическим или умственным) квалифицированным трудом. Удельный вес неквалифицированного ручного труда в вещественном производстве нашей страны незначителен и имеет тенденцию к сокращению. И при таких условиях подавляющее большинство в интересующем нас контингенте родителей занято неквалифицированным физическим трудом. Видимо, здесь дело не только в социальных условиях, в желаниях, но и в способностях этих родителей к тому или иному виду деятельности, а их генетический потенциал не безразличен для их детей.

Так, в результате сплошного исследования учащихся общеобразовательных школ одного из районов г. Саратова нами было установлено, что дети, имеющие родителей с начальным и неполным средним образованием, составляют 29,3%, а имеющие родителей, занятых неквалифицированным ручным трудом, - 6,9%. В то же время изучение контингента учащихся вспомогательных школ г. Саратова показало, что у 83% детей родители заняты неквалифицированных физическим трудом и имеют низкое образование, при этом 26,7% родителей сами являются воспитанниками вспомогательных школ.

Определенный генетический потенциал существенным образом влияет не только на способности родителей и детей, но и на динамику их психической деятельности, на характер их взаимоотношений, что, в свою очередь, определяет эмоциональный климат в семье. От эмоционального же климата в семье, особенно «первых месяцев и даже первых дней жизни ребенка во многом зависит будущий характер взрослого». В качестве примера приведем данные в данные в отношении несовершеннолетнего Ш., совершившего хулиганские действия:

Подростку 16 лет. Прадед, дед и отец подэкспертного систематически пьянствовали, покончили жизнь самоубийством. Мать рожала ребенка в 15-летнем возрасте, до беременности и во время ее злоупотребляла алкоголем, вела аморальный образ жизни. Давала младенцу водку, чтобы он лучше спал. Когда ему стало чуть более года, мать бросила его и больше никогда к нему не возвращалась. Воспитывала подэкспертного бабушка. В 4-летнем возрасте испытывал страхи, не спал по ночам, казалось, что паук спускается с потолка. С 12-летнего возраста стал бродяжничать, за что состоял на учете в милиции. По характеру упрямый, склонный к аффективным вспышкам, не любит выслушивать мораль. Заключение: обнаруживает психопатическое развитие личности, вменяем.

При анализе совершивших преступления психически неполноценных школьников нами было установлено, что среди олигофренов с уравновешенной эмоционально-волевой сферой имели пьянствующих родителей 14,3%, среди олигофренов без психопатических расстройств, но с неуравновешенной эмоционально-волевой сферой – 26,7%, среди олигофренов с психопатическими расстройствами – 50,0%, среди психопатов без признаков слабоумия – 46,7%, то есть сам вид психической аномалии у ребенка и специфика ее проявления связаны с психическими особенностями родителей, приводящими их и к пьянству, и к неквалифицированному труду, и к неправильному воспитанию детей.

Таким образом, успех борьбы с преступностью несовершеннолетних с психическими аномалиями, а равно и со всей преступностью заложен в синтезе социального и биологического знания, ибо «до тех пор, пока существуют люди, история природы и история людей взаимно обуславливают друг друга». «Сегодня, – отмечает М. Г. Чепиков, – уже невозможно представить себе наук о человеке, об обществе без данных современной биологии. Речь идет о возникновении и формировании так называемого биосоциального знания, выступающего крайне необходимым элементом в современной картине мира».

На состоявшемся 14–15 марта 1978 г. в Либлице (ЧССР) Международном симпозиуме, посвященном 70-летию книги В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», выдающийся советский генетик академик Д. К. Беляев в своем выступлении отметил следующее: «Личностные характеристики, человека – в огромной степени результат многообразных условий воспитания, социальных условий жизни, тех трудовых и нравственных установлений общества и конкретного окружения, в котором формируется личность. Однако отсутствие жесткой генетической детерминированности внешних проявлений психики человека в их развитии у индивидуума носит лишь внешний характер. Способность воспринимать нормы социальной жизни общества и реализовать их в индивидуальном поведении – генетически запрограммированное свойство, и уже в этом состоит единство социального и биологического в человеке». Конечно, это «генетически запрограммированное свойство» не у всех одинаково запрограммировано и, говорится далее в докладе Д. К. Беляева, – «условия социальной жизни и воспитания действуют не на однородный и аморфный материал «усредненного» индивидуума, а на генетически дифференцированную во всех свойствах материю развивающегося и формирующегося человеческого мозга». Как образно заметил И. С. Ной, «Руссо, был неправ, полагая, что человек рождается чистым, как лист бумаги, на котором что угодно может написать среда. Для современной науки сегодня уже бесспорно, что новорожденный вступает в жизнь в известной степени «запрограммированным». В этом смысле это лист бумаги, уже достаточно исписанный, который наука еще не может прочесть».

Того же мнения придерживаются и психологи. Например, А. В. Брушлинский пишет: «Принцип детерминизма, означающий прежде всего, что на каждом и любом этапе исторического развития внешние и внутренние его условия взаимодействуют по формуле «внешнее через внутреннее», относится и к исходному этапу развития, в частности уже к первым минутам жизни новорожденного ребенка. В данном случае в состав внутренних условий входит, например, общая чувствительность, то есть способность (в широком смысле слова) к ощущениям, восприятиям и т. д., включая и так называемые безусловнорефлекторные компоненты, и в частности наследственные и врожденные задатки. Следовательно, с самого начала все внешние влияния окружающего мира действуют на младенца только опосредованно – через эти, уже имеющиеся и развивающиеся дальше внутренние условия».

Поэтому необходимо изучать взаимосвязь биологических и социальных факторов в детерминации человеческого поведения и, в частности, преступного поведения, как это делалось в нашей стране в 20-е гг., когда советские криминологи стали организовывать свои исследования на основе ленинского завета о союзе философов-материалистов и естествоиспытателей. «Не в воображаемой независимости от законов природы заключается свобода, – замечает В. И. Ленин в работе «Материализм и эмпириокритицизм», – а в познании этих законов и в основанной на этом знании возможности планомерно заставлять законы природы действовать для определенных целей».

На практике неучет биологического фактора приводит к бесполезности воспитательных мероприятий в отношении психически неполноценных, совершивших преступления, поскольку шаблонными методами воспитательного воздействия пытаются исправить того, кто прежде всего нуждается в медицинском вмешательстве и чье поведение в значительной степени детерминировано аномалией психики.

«Вряд ли можно согласиться, – пишет Е. В. Шорохова, – с мнением тех, кто безоговорочно определяет человека как общественное существо. Хотя на развитие биологических особенностей человека его социальное бытие наложило отпечаток, в конечном счете обусловив их формирование, все-таки человек не перестает быть организмом, природным существом, развитие которого подчиняется наряду с социальными и природным законам. Это обстоятельство нередко не учитывается, что влечет за собой необоснованную социологизацию человека. Опасность социологизации человека не менее реальна, чем опасность биологизации».

Весьма любопытно и примечательно то, что криминологи, социологизирующие человека, сами опровергают свои утверждения приведением соответствующего цифрового материала о результатах исследований этой проблемы. Так, Г. М. Миньковский, активно отрицающий роль биологического фактора в детерминации преступного поведения, приводит данные о том, что в числе несовершеннолетних, привлекавшихся к уголовной ответственности, мальчики составляют 95–98%, девочки – 2–5%. Данные наших исследований примерно такие же (6,5% девочек), и, как мы видели, состояние и структура преступности несовершеннолетних мужского и женского пола, страдающих психическими аномалиями, существенным образом отличаются. В. К. Звирбуль, которого ни в коей мере нельзя заподозрить в симпатии к так называемым «биологизаторам», отмечает: «Доля участия женщин в производственной деятельности, сфере обслуживания и управления выросла за годы Советской власти в 10 и более раз. В то же время существенных изменений их доли в составе преступников не произошло». Тогда в чем же дело?

Почему мальчиков всегда намного больше среди преступников, чем девочек, почему с изменением социальной роли женщин не меняется их доля в числе преступников и всегда остается значительно меньшей, чем доля мужчин?

В. Н. Кудрявцев, например, объясняет это тем, что «в конкретных условиях, в первую очередь в семье, женщина, как правило, выполняет несколько иные социальные роли, чем мужчина, встречается с иным отношением к себе со стороны ближайшего окружения, имеет специфические интересы и жизненные цели». Но ведь историками, экономистами, психологами, сексологами давно уже доказано, что женщина выполняет эти «несколько иные социальные роли» и по-иному реагирует на жизненные ситуации по причине наличия прирожденных биопсихологических и физиологических особенностей. И с иным отношением к себе со стороны ближайшего окружения женщина встречается потому, что этого требует ее биологическая конституция, которая хотя и опосредована социальной действительностью, но в основе своей имеет естественное начало. И именно это учитывается законодательством. Например, ст. 68 Основ законодательства Союза ССР и союзных республик о труде запрещает применение труда женщин на тяжелых физических работах и на работах с вредными условиями труда, а также на подземных работах, кроме некоторых (нефизических работ по санитарному и бытовому обслуживанию). Ясно, что, устанавливая такое положение, законодатель прежде всего имел в виду физические возможности и особенности женского организма, согласно которым и отвел ей соответствующую социальную роль.

При рассмотрении вопроса о роли возраста в генезисе антиобщественного поведения В. Н. Кудрявцев, приводя данные Г. И. Коротковой о том, что у несовершеннолетних в возрасте от 7 до 14-ти лет существенную роль играют обусловленные возрастом повышенная активность, драчливость, гнев, озлобление, приходит по существу к выводу: не обращать на это внимания ввиду того, что законодателем антиобщественные деяния этих лиц не признаются преступными.

Такую постановку дела вряд ли можно признать правильной. Нужно не «отмахиваться» от возрастных и психологических особенностей, а учитывать их при разработке профилактических мероприятий. «Взаимоотношения возрастного развертывания и развития темперамента, – замечает Б. Г.Ананьев, – противоречивы и составляют одну из движущих сил развития личности. Степень сопротивляемости внешним воздействиям, равно как и пластичность изменений поведения, в значительной мере зависят от того, как происходит развертывание природных свойств личности». Проведенные нами исследования показали, что подавляющее большинство (89;2%) психически неполноценных несовершеннолетних преступников до совершенного преступления уже имели довольно солидный «стаж» антиобщественного поведения, 73,8% находились, на учете в милиции за различные правонарушения, из них 4,7% направлялись в спецшколы и спецучилища, в отношении 3,2% возбуждались уголовные дела, но были прекращены по различным основаниям, 14% были судимы. У некоторых отклоняющееся поведение было выражено еще в дошкольный период (особенно у родившихся при патологических родах), но чаще всего они начинали проявлять себя во время обучения в школе. Все без исключения плохо учились, подавляющее большинство из них дублировали классы.

Всякое поведение человека (в том числе и преступное) – это прежде всего поведение существа, наделенного разумом, волей, типом нервной системы, имеющего идеалы, цели, стремления, действующего в определенных условиях внешней среды и развитие которого тесно связано с этой средой – средой в самом широком смысле. «Проблема человека, как. общественного существа, имеющего телесное существование, – пишет М. Г. Чепиков, – стоит сегодня в центре внимания наук, исследующих явления жизни на всех ее уровнях, во всех сферах бытия. Важнейшая цель их – поиск тех способов, тех внутренних «механизмов», которые обусловливают взаимодействия социального и биологического в нем, как индивида, как личности. Вот почему проблема человека, развитие биосоциального знания... превратилась в ту цементирующую основу, на которой самым активным образом развиваются интеграционные процессы, связывающие в один узел естественные, общественные и технические науки». Поэтому представляются бесперспективными те криминологические теории, которые пытаются доказать непричастность биологического фактора к преступному поведению, которые замыкаются в узких рамках юридизации и социологизации, ибо «для развития современной науки стало характерным возникновение комплексных проблем, исследуемых совместно представителями различных научных дисциплин». «Уже сейчас на наших глазах, – отмечает Р. С. Карпинская, – появляются ростки того будущего синтетического знания, вбирающего в себя науки о природе, обществе и самом человеке, в рамках которого не будет резкого разделения на мир как он есть «сам по себе» и как он предстает в связи с человеком. Единая наука о человеке и для человека, о которой мечтал Маркс, уже сегодня как цель способна направлять философский анализ наиболее прогрессивных тенденций развития науки».

Тем не менее ряд криминологов либо вообще отметают биологический фактор «с порога», либо нехотя пропускают его «на задний двор», обвиняя авторов, выступающих в защит «прав» биологических детерминантов преступности, в абсолютизации биологического фактора, отыскании причин преступности в молекулярно-биологических механизмах, в наследственности. В действительности же вопрос состоит не в том, чтобы прядать биологическому фактору ведущую роль, «речь идет совсем о другом: об учете в этиологии преступного поведения и определенных качеств, унаследованных человеком при рождении, которые могут быть не нейтральными в механизме преступного поведения», о том, что «детерминанты, преступного поведения нельзя связывать лишь с внешним воздействием» (выделено нами.– В. Е.). Знание биосоциальных особенностей личности правонарушителя необходимо «для избрания наиболее разумных, научно обоснованных воспитательных и карательных мер воздействия». И генетики справедливо недоумевают, почему юристы, «несмотря на убедительные факты, собранные в медицинской генетике, не могут привыкнуть к мысли, что определенная часть так называемой «бессмысленной» преступности вызывается наследственными факторами». Ясно, что вести борьбу с такой преступностью без учета влияющих на поведение человека факторов биологического свойства невозможно и степень эффективности социальной профилактики, имеющей решающее значение для борьбы с преступностью, зависит от научно обоснованной дифференцированности мер социального воздействия по конкретным видам преступлений и контингентам преступников.

Решительное отмежевание от биологического при объяснении причин преступности как социального явления у некоторых криминологов является следствием метафизического представления о биологическом и социальном, следствием проведения между ними непроходимой грани по формулам:

биологическое = животное = внутреннее = индивидуальное;

социальное = человеческое = внешнее = коллективное.

В действительности же биологическое и социальное на всех уровнях развития находятся в диалектической взаимосвязи, друг друга обусловливают. Многие биологические явления имеют то или иное социальное значение, а социальные факторы – в той или иной мере биологическую окраску. Не все социальное внешне, не вес биологическое индивидуально. «...Ошибочное приравнивание биологического у человека к животному или хотя бы только к внутреннему и индивидуальному, – пишет Л. В. Брушлинский, – приводит к тому, что человеческий индивид вовсе выпадает из сферы социального, а социальное сводится лишь к коллективному... На самом же деле социальны не только коллектив, та или иная общественная группа и т. д. – социален также и любой индивид, независимо от того, как конкретно складываются его взаимоотношения с другими людьми и т. д.». Человеческая индивидуальность, обусловленная биологическими и социальными факторами, не противоречит социальности человека, ибо его социальные отношения в той или иной мере зависят от его индивидуальных особенностей, а индивидуальное развитие - от социальных связей.

Нормы социальной жизни и социальные отношения, существующие вне человека, будучи восприняты им, становятся его внутренними побудителями. Социальность же человека, его способность воспринимать социальные нормы – это «генетически запрограммированное свойство», ибо прежде чем стать существом социальным, человек должен был достигнуть этого уровня биологически. Вместе с тем социальное развитие человека, рост его познаний о мире позволяют оказывать воздействие на биологический статус человека, на его генетическую программу. «И не за горами то время, – пишет М. Г. Чепиков,– когда можно будет не только активно, но и целенаправленно воздействовать на наследственность».

Характер и уровень социальности у каждого человека в определенной степени индивидуальны, поскольку конкретный человек представляет из себя совокупность не всех общественных отношений, а лишь тех, в которых он действительно участвует. Зачастую неправильно истолковывается известное положение К. Маркса из «Тезисов о Фейербахе»: «...сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду, В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений». Здесь К. Маркс имел в виду сущность человека вообще, как социально организованного существа, отличного от других существ природы, а не сущность каждого конкретного человека. Поэтому не следует переносить это положение на исследование конкретных людей. «При подобном переносе, – правильно замечает К. Л. Абульханова-Славская, – общественные отношения превращаются в абстракт, присущий отдельному индивиду. В самом деле, если каждый индивид уже воплощает в себе всю совокупность общественных отношений и связей, то зачем ему самому вступать в какие-либо общественные отношения ? Общественные отношения являются свойствами, как бы изнутри присущими самому индивиду...». С другой стороны, если каждый человек представляет из себя совокупность всех общественных отношений, то почему тогда преступность еще существует в социалистическом обществе, общественные отношения которого по своей природе исключают ее ?

Общественные отношения каждого конкретного человека в той или иной мере отличаются от общественных отношений другого. К тому же и сущность человека вообще нельзя сводить только к совокупности общественных отношений. К. Маркс рассматривал общественную сущность человека в неразрывной связи с его природной сущностью. По этому вопросу К. Маркс писал: «Фейербах сводит религиозную сущность к человеческой сущности. Но сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду, в своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений.

Фейербах, который не занимается критикой этой действительной сущности, оказывается поэтому вынужденным:

1) абстрагироваться от хода истории, рассматривать религиозное чувство... обособленно и предположить абстрактного – изолированного – человеческого индивида;

2) поэтому у него человеческая сущность может рассматриваться только как «род», как внутренняя, немая всеобщность, связующая множество индивидов только природными узами».

Как совершенно правильно отмечает Е. С, Кузьмин, смысл этого глубокого высказывания К. Маркса состоит в том, что природную сущность человека нельзя отрывать от его общественной сущности и ограничивать сущность человека только природными узами, ее необходимо дополнить общественными связями. Таким образом, резюмирует Е. С. Кузьмин, «в марксизме... признается двоякая сущность человека: как совокупность всех общественных отношений и как родовая сущность природных связей и уз. Последнее есть, не что иное как психологические и физиологические связи...».

Некоторые элементы социальности, коллективизма, стремление к объединению с себе подобными наблюдаются и в животном мире, поэтому ставить знак равенства между человеческим, коллективным и социальным нельзя. Учеными замечено, что в период созревания детеныши хищников зачастую вступают между собой в борьбу, употребляя при этом естественные орудия – когти и зубы, однако такая борьба не ведет к взаимным повреждениям детенышей, несмотря на то, что морфологически они уже достаточно подготовлены к тому, чтобы нанести друг другу значительные увечья. Можно полагать, что это является результатом приспособления детенышей к коллективному образу жизни в одной семье или в одном стаде, поскольку взаимная агрессия могла бы быть гибельной для их развития. «Таким образом,–резюмирует Л. Д. Малиновский, – биологические предпосылки социального развития есть в зачатке уже у высших животных и приобрели свое высшее развитие в антропогенезе».

В связи с этим представляют особый интерес опубликованные в советской печати сведения о результатах исследовании, проведенных шведским биологом Эриком Цименом. Этому ученому удалось на протяжении года пребывать в волчьей стае. Звери не только приняли ученого в свою среду, но и отнеслись к нему как к вожаку. Естественное и длительное общение с волками позволило ученому проникнуть в психологию стаи, подробно изучить повадки этого хищника. Что касается, например, пристрастия волков к «хоровому пению», то, по наблюдениям Цимена, оно, во-первых, служит средством общения с другими стаями и отбившимися, товарищами, и, кроме того, имеет чисто эмоциональную основу, обостряя в волках чувство общности, принадлежности к стае.

Внешним по отношению к человеку является все то, что находится за пределами субъекта. Однако внешни не только социальные, коллективные отношения, но и природные явления; внешними могут быть и на первый взгляд сугубо внутренние биологические явления. Например, «внутриутробный плод существует в совершенно особых, неповторимых условиях внешней среды, каковой для него является организм матери».

Одни и те же явления могут носить и социальный, и биологический смысл.

Возьмем, к примеру, процессы демографического развития. С одной стороны, они представляют собой необходимое составное звено в системе общественных отношений. Изменение в том или ином направлении численности и структуры населения, а также других демографических показателей обусловлено всем ходом социального развития, всей системой общественных связей и главным образом – материальными условиями жизни людей. Но, с другой стороны, не следует упускать из виду, что в основе демографических процессов лежит естественное начало, что социально-экономические факторы лишь опосредуют эти процессы. Например, доктор экономических наук Л. Л. Рыбаковский отмечает: «Население и его часть – трудовые ресурсы представляют своеобразный объект управления. В основе его движения лежат естественные процессы. Это обусловливает значительную инерциальность демографического развития, так как будущее в значительной мере определяется предшествующим состоянием и ограниченными возможностями внешнего воздействия на этот процесс».

В последние десятилетия замечены изменения различных параметров в физическом развитии людей. Эти изменения, носящие комплексный характер, получили название акселерации. Однако явления акселерации присущи не только последнему времени. Связь социальных отношений и биологического функционирования наблюдается на протяжении всей истории. Литературные сведения свидетельствуют о том, что средний рост неандертальцев, живших 100 тыс. лет назад, достигал 160 см. Кроманьонцы, сменившие неандертальцев, достигали 180 см. Но прошло еще 40 тыс. лет, и средний рост человека вновь снизился до 160 см. Однако особенно ярко этот процесс проявляется в XX в. Если в 1830 г. взрослые люди были немного выше, чем в 1760, то с 1830 по 1875 гг. рост людей увеличился на 1,5 см, а с 1935 по 1975 гг. – приблизительно на 4 см.

«При археологических раскопках под Полтавой на месте знаменитого сражения русской армии Петра I и шведских войск в XVIII в.,– пишет, ссылаясь на Е. Романова, Л. Е. Обухова, – ученые, занимаясь антропометрическими исследованиями, обнаружили, что солдаты того времени оказались ниже современных на 20 см. Позднее было произведено сравнение среднего роста призывников 1941 и 1961 гг. За эти 20 лет показатель роста увеличился на 8 см, то есть за последние 200 лет увеличение роста составило 20 см, а за последние 20 лет –  8 см».

Считавшаяся до недавнего времени сугубо медицинской проблема заболеваемости населения предстает сегодня в комплексном аспекте. «Современной медициной, – пишут Г. И. Царегородцев и В. Г. Ерохин, – накоплен значительный материал, свидетельствующий о необходимости комплексного учета влияния природных и социальных факторов на здоровье людей. Осмысление этого материала требует совместной теоретической работы медиков и философов, а также специалистов ряда других наук... Происходит преодоление исторически сложившегося обособления медицины от социологии. В центре внимания современной научной медицины находится изучение здоровья и болезней человека как целостного биосоциального существа».

То же относится и к психическим заболеваниям и аномалиям. Медициной установлено, что в этиологии психической неполноценности наряду с факторами наследственности, родовой патологии и т. д. важную роль играют и социальные факторы. В то же время психические аномалии накладывают отпечаток на социальные отношения их носителей, причем эти отношения, обусловленные особенностями аномалий, более или менее типичны, так же как и люди, страдающие аномалиями, проявляют определенные социально-типичные черты и свойства. То есть биологические аномалии не сугубо индивидуальны, они поддаются типизации, и соответственно своим основным свойствам имеющие эти аномалии занимают определенное место в системе общественных связей и соответственным образом себя проявляют. Психические аномалии, а также и другие биологические факторы и их причины в своей массе не сугубо индивидуальные явления, а вполне реальный общественный фактор. Как показали исследования, удельный вес страдающих аномалиями в общей численности населении и в определенных возрастных группах довольно устойчив, имеет определенные тенденции и в то же время несколько различается по региональным признакам. То же можно сказать и об одном из детерминантов психической неполноценности родовой патологии.

Таким образом, биологические факторы имеют отношение не только к конкретному индивиду, они, подобно многим социальным явлениям, обладают такими свойствами, как массовость, устойчивость, типичность, поддаются математизации и статистической обработке, корреляции и экстраполяции, планированию и прогнозированию. Биологические явления не представляют собой замкнутых систем, они взаимодействуют с другими биологическими и социальными системами, развеваются под их влиянием и оказывают обратное воздействие на них. Биологическое и социальное тысячами и тысячами видимых и невидимых нитей связаны между собой, они диалектически взаимодействуют как на макро-, так и на микроуровне.

Непонимание этой диалектической взаимосвязи породило в криминологии представление о том, что проблема взаимодействия биологического и социального имеет отношение лишь только к конкретному преступлению, но не к преступности и ее причинам, и что изучить причины преступности можно без изучения причин конкретных преступлений. Так, В. Н. Кудрявцев отмечает: «Не причины индивидуального противоправного поведения могут объяснить причины правонарушений в целом, наоборот, только совокупность общественных условий жизни людей дает основу для глубокого понимания поведения отдельных людей». Не говоря уже о том, что совокупность общественных условий в зрелом, развитом социалистическом обществе правонарушений порождать не может, надо отметить, что, как показали исследования, причины конкретных преступлений с помощью статистического метода поддаются типизации и выведению закономерностей, которые с достаточной точностью только и можно установить при помощи изучения конкретных преступлений. Изучение преступности и ее причин необходимо начинать с изучения личности преступника и причин конкретного преступления, ибо любой процесс познания, связанный с выявлением и фиксацией нового, начинается с единичного и лишь по мере своего развития переходит к общему.

Примером тому является работа К. Маркса над «Капиталом», в котором делается открытие закономерностей развития капиталистической общественно-экономической формации.

Изложение «Капитала» начинается с исследования «экономической клеточки буржуазного общества» – товара к лишь в дальнейшем автор переходит к формулированию закономерностей. «Конечной целью моего сочинения, – писал К. Маркс, – является открытие экономического закона движения современного общества». Но именно конечной целью, а вначале он кропотливо исследует капиталистическое общество на основе огромного фактического материала.

Каков подход К. Маркса к исследованию, видели и его противники, только они никак не могли понять, что именно в этом и заключается подлинная научность. За это они подвергались убедительной критике со стороны В. И. Ленина. Так, в работе В. И. Ленина «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» мы находим следующую тираду против К. Маркса философа-субъективиста Михайловского: «Прежде всего, – говорит он, – является сам собою вопрос: в каком сочинении Маркс изложил свое материалистическое понимание истории? В «Капитале» он дал нам образчик соединения логической силы с эрудицией, с кропотливым исследованием как всей экономической литературы, так и соответствующих фактов. Он вывел на белый свет давно забытых или никому ныне неизвестных теоретиков экономической науки и не оставил без внимания мельчайших подробностей в каких-нибудь отчетах фабричных инспекторов или показаниях экспертов в разных специальных комиссиях; словом, перерыл подавляющую массу фактического материала...». Критикуя Михайловского, В. И. Ленин отметил, что важнейшим достоинством всей работы К. Маркса как раз и являются приемы выработки им своих выводов, заключающиеся в «кропотливом исследовании соответствующих фактов».

Именно таковым должно быть подлинно научное исследование, и криминология в этом отношении не является исключением. Только кропотливое исследование фактов и мельчайших подробностей может привести к установлению истинной картины процесса преступности, к познанию закономерностей развития этого негативного явления. Тем более, что закономерности преступности в социалистическом обществе не могут выводиться из закономерностей развития социализма – строя, по своей сущности являющегося антикриминогенным.

Сама же преступность, как отмечено В. Н. Кудрявцевым, это – стихийное, иррегулярное явление, носящее в целом статистический характер. Но ведь отсюда необходимо следует вывод, что в каждый данный момент, в каждом данном месте характер взаимосвязей, обусловливающих ее существование, будет зависеть от характера взаимосвязей, обусловливающих каждое преступное поведение на данном этапе общественного развития.

Принципиально невозможно разбить факторы на те, которые обусловливают только преступность, и те, которые обусловливают только конкретные преступления. Преступность как относительно самостоятельная система детерминируется теми же факторами, которыми детерминируются ее составные элементы. Как отмечает Н. А. Стручков, «обстоятельства, обусловливающие преступность, и обстоятельства, вызывающие преступления, однопорядковы», поэтому, «для характеристики преступности» необходимо «искать объяснения в механизме совершения конкретных преступлений».

Попытки же вывести причины преступности без изучения конкретных преступлений приводят к тому, что анализ преступности, как замечает И. С. Ной, «подменяется анализом различного вида понятии об этом явлении, что, естественно, продуктивных результатов в выявлении причин правонарушении дать не может». Изучение преступности без изучения конкретных преступлений приводит к неэффективности разрабатываемых профилактических мер, поскольку такие мероприятия основываются не на знаниях об исходных причинах преступности, а на умозрительных суждениях тех или иных авторов. Умозрительные же суждения – «не та база, на которой можно строить криминологические заключения».

Таким образом, исследование преступности должно начинаться с кропотливого анализа ее первичной клеточки – преступления и лица, его совершившего. Лишь на этой основе могут быть выяснены истинные причины преступности и разработаны эффективные меры ее профилактики. Это, конечно, не исключает того, что на практике исследование преступности может начаться с ознакомления с готовым статистическим материалом, но в целом по стране изучение преступности, в сущности, начинается с единичного. Уже сам факт регистрации преступления и фиксации его признаков вносит лепту в изучение преступности, поскольку открывает путь к статистическим обобщениям, качество которых находится в прямой зависимости от качества первичных данных. Без первичных данных не может быть и какой-либо статистики.

Конечно, не следует истолковывать это таким образом, что изучать нужно лишь материалы уголовных дел. Криминологический аспект требует изучения всестороннего исследования максимума связей и опосредований, ведущих к преступному результату. Но начинать это изучение надо с личности, совершающей преступление, и уж потом на основании этого выходить на макроуровень. Заранее отнести какой-то фактор к криминогенному или антикриминогенному невозможно, поскольку «сам по себе фактор не может быть отрицательным или положительным. Только соотношение факторов или корреляционные связи факторов общественного развития с учетом места, времени и действия субъекта отношений могут давать негативное проявление, которое не соответствует целям и задачам общества».

Поэтому если мы сразу начнем изучение преступности на макроуровне, то либо утонем в море бесчисленных фактов и связей, либо не сможем уйти дальше общих поверхностных рассуждений вроде «издержек воспитания», недостатков и упущений в организации досуга, в деятельности правоохранительных органов и т. д. Для успешной борьбы с преступностью нужна не общая констатация наличия недостатков (они были и будут в работе любых органов), а установление того, какие именно недостатки, в каких регионах, при каких условиях, воздействуя на каких лиц, приводят к преступному результату, и что нужно сделать, чтобы это взаимодействие стало некриминогенным.

Преступность–это сложная система. «Образующие преступность как целое отдельные преступления и группы преступлений, соотносящиеся с ним как части, связаны между собой многими нитями. Их выявление – важнейшая задача криминологической науки»,– пишет И. С. Ной.

Только при помощи комплексного исследования личности преступников (в том числе и несовершеннолетних с психическими аномалиями) мы со знанием дела сможем выйти на макроуровень и понять, какие факторы имеют большое значение, а какие меньшее. В противном случае, изучая преступность «вообще» без изучения личности преступников, мы либо совсем не сможем отделить главные факторы от второстепенных и пойдем на поводу у пресловутой теории факторов, либо выделим их чисто умозрительно. Поэтому в целях профилактики преступлений необходимо всестороннее изучение связи биологических и социальных факторов в детерминации преступного поведения. «Вряд ли есть основания думать, – заметил А. Р. Лурия, – что в сознательной деятельности человека существуют «чисто биологические» процессы, которые не подвергались бы влияниям общественных форм жизни. Так, же мало оснований считать, что существуют формы сознательной деятельности (всегда осуществляющейся мозгом), которые не находились бы в зависимости от ряда естественных законов, полностью сохраняющих свое значение у человека». Особенно недопустима недооценка требований комплексного подхода при изучении преступности психически неполноценных, концентрирующей в себе два негативных процесса – преступность и психическую неполноценность, одинаково наносящих ущерб делу воспитания человека социалистического общества.