Майкл Ридпат "Все продается" > Пятнадцатая глава

Я покорно позавтракал вместе со всеми участниками конференции и отправился на утреннее заседание. Мне хотелось послушать, что скажут боссы компании «Фэруэй». Джек Салмон не нарушил своего обещания и тоже пришел. Я сел рядом с ним.

На конференции многие компании старались заразить аудиторию своим энтузиазмом, но совет директоров компании «Фэруэй» превзошел всех. О гольфе и мототележках для гольфа они знали абсолютно все. В США популярность этой игры неуклонно растет. Дать возможность играть большему числу желающих можно двумя путями, и оба пути вполне устраивали «Фэруэй». Можно строить больше площадок для гольфа, тогда потребуются новые флотилии мототележек. А можно активнее использовать существующие площадки, чтобы на них в течение дня проводилось больше игр, но тогда ни на одной из площадок тоже никак без мототележек не обойтись.

Джерри Кинг, главный исполнительный директор компании «Фэруэй», знал всех, кто имел хоть какое-то отношение к гольфу. В способах использования своих связей он был неразборчив. Лучшие игроки в гольф финансировали производство его тележек и вносили незначительные усовершенствования в их конструкцию. Кинг знал самых известных проектировщиков площадок, и те рекомендовали его тележки для новых спортивных центров. Он в деталях рассказал и о тесных связях его компании с распространителями.

Компания «Фэруэй» успешно отвоевывала позиции на рынке у своих конкурентов, и в течение двух последних лет ее оборот возрастал на 25 процентов ежегодно. Финансирование такого стремительного расширения производства невозможно без крупных займов. Я понял, что в Лондоне мне придется тп^ательно изучить все экономические расчеты, чтобы убедиться, что «Фэруэй» сможет выплатить долги. Если результат расчетов будет положительным, то, возможно, «Фэруэй» станет выгодным объектом для инвестиций.

После доклада Джек сказал:

— Уф! Как вам понравилась эта компания? У меня терпения не хватает, хочется поскорей ухватить пакет этих облигаций. Что вы об этом думаете, Пол?

— Что ж, кажется, компания действительно неплохая, — ответил я.

Джек засмеялся.

— Неплохая, — протянул он, подражая моему английскому акценту. — Это же настоящая бомба!

— До встречи завтра в вашем офисе, — сказал я и ушел.

Возле дверей конференц-зала за столиком сидела женщина. Она записывала желающих поехать на следующий день в Лас-Вегас. В программе экскурсии было посещение трех казино, а гвоздем программы, разумеется, должно было стать только что открывшееся казино «Таити». Я подошел к столику и добавил к списку свою фамилию. Я все еще не имел ни малейшего представления, почему убили Дебби. Возможно, здесь была какая-то связь с «Тремонт-капиталом». А может быть, в убийстве был замешан Пайпер. Мне очень хотелось с ним встретиться. Об Ирвине Пайпере мне нужно было узнать еще очень многое.

Во время ленча должен был выступать известнейший американский ведущий телевизионных интервью с разными знаменитостями, фамилию которого я услышал первый раз в жизни. Я решил улизнуть с ленча, найти укромное местечко возле какого-нибудь бассейна и вздремнуть.

Кроме главного плавательного бассейна на территории отеля во множестве были беспорядочно разбросаны и небольшие бассейпчики. Я уже давно приметил один из них, в стороне от проторенных троп, в дальнем углу территории. Он располагался в центре дворика в испанском стиле и казался самым подходящим местом, если тебе захотелось скрыться от людей на часок-другой.

Возле бассейна не было ни души. Я выбрал подходящее место, лег и закрыл глаза.

Должно быть, я и в самом деле задремал, потому что меня разбудил негромкий всплеск воды. Кто-то нырнул в бассейн. Я открыл глаза и увидел Кэти. Стройная, гибкая, высокая Кэти оказалась к тому же отличной пловчихой — на поверхности воды за ней оставалась лишь легкая рябь.

Через несколько минут Кэти вышла из воды в дальнем от меня углу дворика и стала вытираться. Не знаю, заметила она меня или нет; скорее нет, потому что я лежал лицом вниз. Закрыв один глаз, в который било солнце, я смотрел, как Кэти медленно вытерла полотенцем сначала одну длинную, золотистую от загара ногу, потом вторую, потом выпрямилась, растерла плечи. Я восхищался изящными изгибами ее тела, которые соблазнительно подчеркивал купальный костюм.

Кэти легла и закрыла глаза. Минут через пять во дворике зашуршали чьи-то шаги. Я поднял голову и сразу узнал лысину Дика Вайгеля. Над резинкой его бермудских шорт, как надувной спасательный круг, нависло толстое брюхо. Думаю, он не заметил меня, потому что его внимание сразу привлекла Кэти, принимавшая солнечные ванны. Вайгель заковылял к ней, опустился на корточки и что-то сказал. Слов я не слышал, но видел, что Кэти приподнялась и спокойно ответила Вайгелю.

Потом Вайгель как бы невзначай положил руку ей на бедро. Кэти немедленно сбросила его руку, однако он снова, на этот раз более твердо, взял ее за бедро, а другой рукой попытался обнять за плечи.

Я не стал дожидаться реакции Кэти, вскочил, помчался к ним, схватил Вайгеля за руку и рывком поднял его на ноги. От неожиданности толстый коротышка пошатнулся, чем я не преминул воспользоваться, нанеся ему точный прямой удар в челюсть. Вайгель нелепо взмахнул руками и тяжело плюхнулся в бассейн.

Наверно, он на мгновение потерял сознание, но, оказавшись под водой, пришел в себя и тут же поднялся на поверхность. Он судорожно глотнул воздуха, поплыл к дальнему от нас бортику бассейна и вылез из воды. На каменные плиты с него стекала вода, он раскраснелся от ярости.

— Что ты делаешь, ... твою мать? — заорал он. — Я только хотел поговорить с этой сучкой. Тебе это так не пройдет! Теперь береги свою жопу, Марри! Я тебя раздавлю, как комара!

Вайгель поднял свое полотенце и, не переставая выкрикивать угрозы и оскорбления, ушел. Я молча проводил его взглядом.

Кэти сидела на лежаке, обхватив колени руками и опустив на них голову.

— Как вы думаете, Вайгель наконец поймет, что каждый раз, как только он снова станет приставать к вам, ему будет больно? — сказал я.

— Надеюсь, — ответила Кэти, уставившись в одну точку перед собой.

Я сел на лежак рядом с ней. Несколько минут мы молчали, но я чувствовал, что ее гнев постепенно утихает.

— Ненавижу эту контору, ненавижу всех, кто в ней работает, — пробормотала Кэти.

Я ничего не сказал. Я мог лишь посочувствовать ей, которая вынуждена работать на такого подонка, как Вайгель, быть у него на побегушках, терпеть его наглость. Ничего удивительного, что она ненавидела свою работу. Но тогда непонятно, зачем она держится за нее? Кэти казалась мне достаточно сильной личностью. Почему бы ей не послать всех к черту и не уйти? Наверно, она не хочет так легко сдаваться, подумал я.

Занятые каждый своими мыслями, мы посидели еще минут пять, потом Кэти выпрямилась и встала. На ее лице на мгновение появилась нервная улыбка.

— Спасибо, — почти шепотом сказала она мне, схватила свою одежду и выбежала из дворика.

Дневное заседание началось в два часа. Я слушал, как исполнительный директор компании кабельного телевидения рассказывал о своих планах создания и эксплуатации крупнейшей и лучшей в стране сети, но смысл его пламенной речи доходил до меня с трудом. Вполуха слушал я и директоров двух других компаний, которые выступали позже. Мои мысли были всецело поглощены Кэти. В те минуты у бассейна я впервые ощутил, что она мне не безразлична. Мне не давали покоя ее незащищенность, ее ранимость. Та напористая женщина-бизнесмен, с которой я познакомился в лондонском офисе нашей компании, вдруг оказалась смелой, но гонимой девушкой, которая нуждалась в защитнике.

На тот вечер программой конференции предусматривалось барбекю со спиртными налитками возле главного плавательного бассейна отеля. С вершин «Верблюда» дул легкий прохладный ветерок. Он рябил воду в бассейне, и в ней плясали отражения тлеющих в жаровнях углей, белых скатертей на столах, десятков блейзеров и летних платьев участников конференции и гостей. С другой стороны бассейна до меня доносились непринужденный смех и пение сверчков. Все это происходило под неестественно звездным небом, казавшимся мне голливудской декорацией.

Вечер был прекрасным. Разыскивая Кэти, я переходил от одной группы серьезных молодых мужчин и женщин к другой, обмениваясь с ними несколькими вежливыми фразами. Всем нужно было расслабиться после двух напряженных дней.

Осматриваясь, я перехватил взгляд Вайгеля. Этот подонок не из тех, кто забывает и прощает, подумал я.

— Пол? — раздался у меня за спиной женский голос. Я повернулся. Это была Мадлен Джансен.

— О, добрый вечер.

— Как вам понравилась конференция?

— Э-э, было очень интересно, — сказал я, оглядываясь по сторонам.

Мадлен спросила еще что-то и выжидающе смотрела на меня, очевидно, рассчитывая на ответ. Я пропустил ее вопрос мимо ушей.

— Прошу прощения, я прослушал. У меня был тяжкий день, — извинился я.

— Вам понравились какие-нибудь компании?

— Да, одна. «Фэруэй». У меня осталось довольно хорошее впечатление.

Где же она? Должна быть где-то рядом.

— Ах, так?

Наконец-то я ее увидел.

— Прошу прощения, — извинился я перед Мадлен и стал проталкиваться к ней.

Кэти стояла в центре небольшой группы и разговаривала с Кэшем. На минуту я остановился, мне хотелось просто смотреть на Кэти, восхищаться ею. На ее лице танцевали отблески тлеющих углей, освещая ее улыбку, отбрасывая тени, от которых ее темные глаза казались не просто большими, а огромными. Я подошел ближе.

— Кэти, — позвал я. Она повернулась, увидела меня, и на мгновение ее вежливая улыбка стала радостной, сияющей. Она немного зарделась и сказала:

— Добрый вечер.

— Добрый вечер.

Последовала пауза. Не неловкая и не трудная, просто пауза.

— Теперь вам лучше? — спросил я.

— О, вы имеете в виду после того, что произошло днем? — сказала она. — Да, все в порядке. И спасибо за все.

Голос Кэти подсказал мне, что это не просто вежливая фраза, что она действительно благодарна мне. Я обвел взглядом сотни людей, развлекавшихся под звездным небом пустыни.

— Вы не в первый раз на подобных представлениях? — спросил я.

— В первый, но в Финиксе я однажды уже была, — ответила Кзти. — На автобусе «Грейхаунд». Это было несколько лет назад. Я тогда была студенткой, поэтому в таких отелях мы, конечно, не останавливались. Мы исколесили всю Америку.

— Вы путешествовали одна?

— Нет, с приятелем.

Я представил себе Кэти-студентку, путешествующую по жаркой Аризоне. Беззаботная, веселая, в джинсах, в майке, длинные волосы собраны в «конский хвост». «Счастливчик», — подумал я и покраснел, поняв, что произнес это слово вслух.

— Я не встречалась с ним уже много лет, — засмеялась Кэти.

— А сейчас вы с кем-нибудь встречаетесь? — сорвалось у меня с языка. Лишь когда эти слова были произнесены, я понял, насколько важным для меня был этот вопрос и как я надеялся получить желанный ответ.

Я получил тот ответ, на который надеялся.

— Нет, — сказала Кэти, — ни с кем. Она помедлила, потом бросила на меня взгляд. — А вы?

Я сразу вспомнил Дебби, ее круглое лицо, ее всегда смеющиеся глаза и то, о чем мы болтали за несколько часов до ее смерти. Тот разговор открыл мне глаза на многое. Я понял, что жизнь дается человеку для того, чтобы он наслаждался ею и делил ее с другими людьми. Таким человеком для меня могла бы стать Дебби. Дебби умерла, но я не забыл ее жизнелюбия, мне казалось, она и сейчас требует, чтобы я остался с Кэти, смеется над моей застенчивостью. Но объяснить все это Кэти я не мог.

— Нет, ни с кем, — сказал я. Мне показалось, что мои слова подействовали на Кэти успокаивающе, и я приободрился. — Так где вы еще побывали на том автобусе? — спросил я.

Кэти подробно рассказала мне о ее путешествии по Америке и о многом другом. О друзьях, о семье, об университете, о книгах, о мужчинах. Я тоже говорил о многом. Мы сидели на газоне лицом к бассейну и провожали взглядами других участников вечеринки, постепенно расходившихся спать. Мы проговорили до половины третьего, когда возле бассейна давным-давно не осталось ни души. Мы встали, и я, боясь испортить прекрасный вечер, попрощался с Кэти, поцеловал ее в щеку и, напевая про себя, отправился в свой номер.

Я взял такси и, как мы и договаривались, поехал в город к Джеку Салмону. Через окно я посматривал на лес щитов с рекламными объявлениями и на обожженные солнцем деревянные склады и магазины, которые протянулись по обеим сторонам ведущего в Финикс шоссе, и думал о Кэти. Я вспоминал ее темные глаза и ее умное лицо, я думал о ее незащищенности, которую я так остро почувствовал накануне, когда мы сидели возле бассейна.

Впрочем, ранимой и незащищенной была не только Кэти. Перед Кэти я раскрыл свою душу, и теперь она могла делать с ней что угодно. После смерти отца я старался скрывать свои чувства, защищать их от внешнего мира, даже от болезни матери. Свою эмоциональную энергию я направил сначала в легкую атлетику, потом в финансовый бизнес. Сила воли, целеустремленность и самодисциплина. Благодаря этим качествам я завоевал олимпийскую медаль. Благодаря этим качествам я мог бы стать первоклассным трейдером.

А теперь неожиданно для самого себя мне захотелось ослабить железную самодисциплину, которую я вырабатывал годами. Это меня пугало, но и радовало тоже. Почему бы и нет? Стоило рискнуть. Мне было любопытно посмотреть, что из этого получится.

Но захочет ли этого Кэти? Пережить отказ будет нелегко. Очень нелегко.

Мы подъехали к штаб-квартире «Финикс просперити». Все здание в буквальном смысле слова сияло на солнце. Похоже, оно было построено из того же стекла, что и солнцезащитные очки, в которых можно увидеть собственное изображение. Гигантская сверкающая коробка возвышалась над смешением из бетона, асфальта, дерева и пыли, которое составляет первый этаж любого современного американского города.

Такси остановилось возле автостоянки, оказавшейся на три четверти пустой. Я вышел и направился к главному зданию «Финикс просперити». Оно произвело на меня устрашающее впечатление. Рядом шумела оживленная автотрасса, но возле самой гигантской коробки царило пугающее спокойствие. Никто не входил в здание, никто из него не выходил. Оно напомнило мне одно из тех секретных дьявольских сооружений, которые появлялись в конце каждого второго фильма о подвигах Джеймза Бонда. Я почти готов был к тому, что меня встретит бесстрастный робот в экзотической униформе. Действительность оказалась более прозаичной: толстый охранник неохотно оторвался от газеты и жестом показал, что я могу пройти к лифтам.

Отдел инвестиций находился на третьем этаже. Секретарша предложила мне подождать, и я опустился в одно из четырех кожаных кресел, теснившихся одно к другому посреди просторной и почти пустой приемной.

В ожидании я взял лежавший на журнальном столике годовой отчет банка «Финикс просперити». На обложке красовалось здание штаб-квартиры банка на фоне неестественно голубого неба. Лозунг над фотографией гласил: «Приносит процветание». Я полистал брошюрку. В ней подробно расписывалось, как «Финикс просперити» помогает обществу. Я узнал, что в Финиксе и окрестностях работают двадцать филиалов банка.

Под одной из статей стояла подпись исполнительного директора банка, некоего Говарда Фарбера. В статье он упоминал о тех финансовых трудностях, с которыми банк столкнулся два года назад, и о том, что благодаря вливанию капитала извне в конце концов удалось выправить баланс. Ни слова о том, из какого источника вдруг полились эти деньги.

Я бегло просмотрел баланс. Капитал банка за два года вырос с десяти до пятидесяти миллионов долларов. Должно быть, сказалось то самое вливание. Оборотные средства тоже резко возросли — от ста миллионов два года назад до пятисот миллионов долларов сейчас. Снова нигде ни малейшего намека на то, откуда взялись деньги. Может, Джек просветит меня.

Как раз в этот момент в приемной появился Джек Салмон.

— Привет, Пол. Рад вас видеть, — сказал он, протягивая руку.

— Мне тоже приятно с вами встретиться, — сказал я, отвечая на рукопожатие.

— Пойдемте, я вам все покажу.

По узкому коридору Джек провел меня в просторный кабинет, посреди которого стояли четыре полностью оборудованных рабочих места.

— Садитесь, — пригласил меня Джек.

— Итак, объясните мне, чем вы занимаетесь целый день, — начал я.

— Вы знаете, как работают ссудо-сберегательные банки? — вопросом ответил Джек.

— Примерно так же, как наши строительные общества? — предположил я.

— Что ж, многие начинали именно так, — согласился Джек. — Это были небольшие сберегательные банки, обслуживавшие только местных жителей. Их фонды позволяли выдавать ссуды под залог. Все было очень консервативно, очень скучно.

— Вы не похожи на клерка, который дни напролет пишет закладные, — заметил я.

Джек усмехнулся.

— Я не пишу. Несколько лет назад государственный контроль над ссудо-сберегательными банками был отменен. Теперь мы можем инвестировать деньги куда угодно — в перепродаваемую недвижимость, в еврооблигации, даже в бросовые облигации. Мы можем участвовать в инвестировании любых интересных проектов.

— Но какой смысл вкладчикам оставлять деньги у вас, если вы собираетесь пустить их в рискованные операции? А если ваши инвестиции не оправдают надежд? Ваши вкладчики потеряют все.

— Вот в этом-то вся прелесть, — с улыбкой возразил Джек. — Сохранность всех вкладов гарантируется правительством США, а именно Федеральной корпорацией по страхованию счетов в ссудо-сберегатеяьных ассоциациях. Мы можем брать сколь угодно крупные займы и играть ими так, как нам вздумается. Вкладчика это не волнует, потому что он может положиться на гарантии дядюшки Сэма. Все очень просто.

— А как же с держателями акций? Ведь они-то точно могут потерять все?

— Да, вы правы. Но потенциальная прибыль огромна. На каждые десять миллионов инвестиций они могут взять займов еще на девяносто миллионов, опять-таки с правительственной гарантией. Значит, при удачном вложении займов они могут заработать в несколько раз больше их первоначальной инвестиции. Соблазн очень велик, особенно если они могут себе позволить в случае невезения потерять вложенные на первом этапе деньги.

Так вот то, что я искал! «Денежный станок дядюшки Сэма» оказался американской системой ссудо-сберегательных банков! На схеме Вайгеля сорокамиллионная инвестиция означала вклад «Тремонт-капитала» в ссудо-сберегательный банк. При наличии правительственной гарантии на займы эти сорок миллионов нетрудно превратить в несколько сотен миллионов долларов. И даже если банк потерпит неудачу, то «Тремонт-капиталу» придется просто отказаться от выполнения обязательств по своим облигациям. Это был еще один «новаторский метод финансирования», которым мог бы гордиться даже сам Маршалл Миллз. Мне было нетрудно догадаться, какой денежный мешок купил «Тремонт-капитал». Я надеялся, что Джек подтвердит мои догадки.

— В приемной я читал ваш годовой отчет, — сказал я. — Там упоминается, что год-два назад было произведено значительное вливание капитала. Вы не можете раскрыть мне его источник?

— Прошу прощения, но, к сожалению, этого я не могу сказать.

Ладно, подумал я. Возможно, позже я сам это выясню.

— Расскажите мне о самых интересных инвестициях, — попросил я.

— О, мы вкладываем в недвижимость, в бросовые облигации, в один тематический парк, даже в одно казино.

— Казино? Интересно. Возможно, это именно то, о котором мне так много говорили.

— О, это действительно изумительное заведение в Лас-Вегасе, — начал Джек и тут же осекся. — Прошу прощения, боюсь, меня не поймут, если узнают, что я рассказал вам о казино. Достаточно, если я скажу, что это грандиозная операция. В самом деле грандиозная.

Я был уверен, что Джек умирал от желания похвастать особенно выгодным вложением. Не только я сожалел о том, что он не может всласть поболтать о казино.

— Очень интересно. Уверен, вы можете рассказать мне в общих чертах, не называя имен.

Я мог бы добавить, что имя инициатора мне уже известно.

— Это колоссальное предприятие. Мы наняли превосходного проектировщика, чтобы построить одно из лучших, если не лучшее, казино в стране. Строительство практически завершено. Нам осталось только ждать, когда будет закрыто финансирование бросовых облигаций и мы получим свои деньги.

— На какую прибыль вы рассчитываете? — поинтересовался я.

— Процентов сто, — улыбаясь, ответил Джек.

— Ого! Неплохо, совсем неплохо, — отозвался я.

Итак, «денежный станок дядюшки Сэма» брал деньги местных вкладчиков, обеспеченные государственным поручительством, и использовал их для строительства «Таити» Ирвина Пайпера. Теперь меня интересовал другой вопрос — кто стоит за инвестициями «Финикс просперити»? Надо думать, Джек Салмон не мог быть мозгом операции.

— Вам заранее говорят, во что нужно инвестировать деньги, или вы можете делать все, что считаете нужным? — спросил я.

— Бывают разные ситуации, — объяснил Джек. — Иногда мне говорят, какие бумаги нужно покупать. Иногда боссы принимают мое предложение. Кажется, они ценят мое мнение. Знаете что? У меня из головы не идет эта компания «Фэруэй». Вы не поможете мне купить их облигации? Я намерен приобрести на пять миллионов.

— Я бы с удовольствием, — сказал я, — но, думаю, мне лучше понаблюдать со стороны. А вы действуйте.

— Хорошо. Подождите минутку, я позвоню боссу.

Джек набрал номер и с телефонной трубкой отошел так, чтобы мне ничего не было слышно. До этого момента он был обыкновенным хвастуном, теперь даже его поза говорила о послушании, полном подчинении. Мне он напомнил щенка, который ждет пинка от своего хозяина. Через несколько минут очень серьезного разговора, во время которого Джек большей частью слушал, он положил трубку.

— Уф! Мое предложение очень понравилось, — возбужденно сверкая глазами, сообщил он. — Он сказал, чтобы я покупал не на пять, а на двадцать миллионов. Наконец-то боссы начинают меня ценить. Итак, приступаем.

Щенок завилял хвостом. Неожиданно хозяин бросил ему кость.

Я наблюдал, как Джек покупает на двадцать миллионов долларов облигаций «Фэруэй». Несмотря на все его заверения об огромном опыте работы на рынке, Джек действовал крайне неумело. Покупать бросовые облигации на такую большую сумму нужно очень осмотрительно. Я мог себе представить, как на его месте поступил бы Хамилтон. Сначала он потихоньку разузнал бы, у кого из дилеров есть нужные ему облигации. Он тщательно замаскировал бы свои намерения, бросив несколько «копченых селедок», то есть сделав такие отвлекающие маневры, после которых никто из дилеров не смог бы с уверенностью сказать, чего же именно он хочет. Лишь когда Хамилтон найдет дилера, который мог бы продать ему если не все, то хотя бы большую часть облигаций по самой низкой цене, он раскроет карты этому дилеру и скажет точно, что ему нужно. После этого дилеру останется только попотеть, чтобы потихоньку выкупить облигации у своих клиентов, не тревожа без нужды рынок.

Но Джек определенно не был Хамилтоном. Для начала он поговорил с десятью брокерами о цене на эти облигации и купил па два миллиона у каждого из трех, предлагавших самую низкую цепу. Пока все шло вроде бы нормально. Проблемы возникли, когда Джек попытался выкупить облигации на оставшиеся четырнадцать миллионов. К его удивлению, их курс уже подскочил на три-четыре пункта. Все дилеры поняли, чего хочет Джек; хуже того, каждый дилер знал, что всем его коллегам это тоже известно. До обеденного перерыва Джек главным образом пререкался с дилерами, обвиняя их в том, что они намеренно завышают цену. Когда я ушел, ему нужно было купить еще на восемь миллионов. Настроение у Джека было хуже некуда.

На такси я вернулся в отель и, прежде чем забрать свои вещи и рассчитаться, позвонил Томми в Нью-Йорк.

— Рад вас слышать. — Как всегда, голос Томми звучал спокойно и непринужденно. — Надеюсь, вы воспользовались каникулами под тропическим солнцем и приобрели настоящий южный загар.

— Мне кажется, что, если я услышу еще одного самодовольного исполнительного директора, всерьез рассуждающего о совпадении интересов и повышении курса акций, я не выдержу и взорвусь, — сказал я. — Как ваши успехи?

— Пока никаких успехов. Полиция не очень охотно идет навстречу. К тому же оказалось довольно трудно добраться до бумаг Шофмана. Но не беспокойтесь, я еще не сдался. А вы что-нибудь узнали?

— Да, я поработал неплохо. — Я рассказал Томми о том, что мне удалось выведать у Джека Салмона и о том, как я расшифровал тайну «денежного станка дядюшки Сэма». — Могу я попросить вас еще об одном одолжении? — спросил я.

— Конечно, — охотно отозвался Томми.

— Попытайтесь узнать, кто года два назад перекупил «Финикс просперити». Это обошлось покупателю в сорок миллионов долларов. Возможно, что-то удастся обнаружить в базе данных, где хранятся сообщения прессы, хотя, скорее всего, сделка была сугубо приватной. Готов биться об заклад, что без «Блумфилд Вайс» здесь не обошлось. Банк мог быть консультантом или у «Финикс просперити», или у покупателя. Посмотрите, не осталось ли каких следов в банке.

— Это опасное занятие — совать свой нос в финансовые бумаги частной корпорации. За такие проделки можно угодить в тюрьму.

— Знаю. Я догадываюсь, кто был покупателем, но мне нужны доказательства. Прошу прощения, Томми. Если вы откажетесь, я вас пойму.

— Нет-нет. От меня так просто вы не отделаетесь. Это очень интересно. Я разыщу нужную информацию. Где вас искать?

— Два дня я буду в «Таити», — ответил я. — Можете позвонить мне туда. Удачи.

Меня радовало, что Томми относится к моим просьбам и поручениям, как к забаве. Было неприятно просить его заниматься рискованными делами, но он сам охотно брался за них. Кроме того, он получал шанс расквитаться с «Блумфилд Вайс». Его выгнали, что еще ему терять?

Чем отчетливее вырисовывалась картина всей аферы, тем тревожней становилось у меня на душе. За всем этим стоял очень опасный человек. Дебби и Грег Шофман были убиты, едва они напали на след «Тремонт-капитала». Я шел по их стопам и не мог чувствовать себя в безопасности. Но кое-что я уже узнал. Меня особенно радовала разгадка тайны «денежного станка дядюшки Сэма». Если Томми удастся найти ответы на мои вопросы, то я буду очень близок к решению всей проблемы. Я поработал неплохо, и даже Хамилтон будет вынужден это признать. Я докажу, что, доверившись мне, он сделал правильный выбор.