5rik.ru

"Каждый человек богат или беден, - говорит Адам Смит, - в зависимости от того, в какой степени он может пользоваться предметами необходимости, удобства и удовольствия" [Адам Смит, Исследование о природе и причинах богатства народов, т. I, стр. 30. - Прим. ред.].

Стоимость существенно отличается, следовательно, от богатства, ибо она зависит не от изобилия, а от трудности или лёгкости производства. Труд 1 млн. человек на фабриках всегда произведёт одну и ту же стоимость, но он не произведёт всегда одно и то же богатство. Изобретение новых машин, усовершенствование квалификации рабочего, лучшее разделение труда или открытие новых рынков, где можно более выгодно обменивать товары, - всё это даёт возможность 1 млн. человек производить при одном состоянии общества вдвое или даже втрое больше богатства - предметов "насущной необходимости, удобства и удовольствия", - чем при другом. Но на этом основании они ещё не прибавили бы ничего к стоимости, так как стоимость каждого предмета повышается или падает пропорционально лёгкости или трудности его производства, или, другими словами, пропорционально количеству труда, затраченного на его производство. Предположим, что труд известного числа людей произвёл при помощи данного капитала 1 тыс. пар чулок и что вследствие изобретения машины то же самое число людей может произвести 2 тыс. пар или что, продолжая производить 1 тыс. пар, они могут, кроме того, производить 500 шляп. В этом случае стоимость 2 тыс. пар чулок или 1 тыс. пар чулок и 500 шляп была бы не больше и не меньше, чем стоимость 1 тыс. пар чулок до введения машин, так как они были бы продуктом того же самого количества труда. Но стоимость общей массы продуктов тем не менее уменьшилась бы. Конечно, стоимость возросшего количества, произведённого благодаря улучшениям в машинах, была бы точно такая же, как и стоимость меньшего количества, которое было бы произведено, если бы не было введено никаких улучшений. Но это изменение произвело бы также своё действие и на ту часть не потреблённых ещё товаров, которые были произведены до усовершенствования машин: стоимость этих товаров уменьшится, поскольку она должна упасть до уровня стоимости такого же точно количества товаров, произведённых уже после введения улучшений. Таким образом, общество, несмотря на возросшее количество товаров, несмотря на возросшее богатство, несмотря на увеличение количества предметов удовольствия, имело бы в своём распоряжении меньшую сумму стоимости. Увеличивая непрестанно лёгкость производства, мы в то же время уменьшаем стоимость некоторых из товаров, произведённых прежде, хотя этим же путём мы увеличиваем не только национальное богатство, но и производительные силы будущего. Многие заблуждения в политической экономии объясняются ошибочными взглядами на этот предмет, а именно отождествлением возрастания богатства с возрастанием стоимости и слабо обоснованными понятиями о том, что является стандартной мерой стоимости. Одни считают такой мерой деньги, и, по их мнению, нация становится богаче или беднее, смотря по большему или меньшему количеству денег, на которое обмениваются все её товары. Другие полагают, что деньги являются очень удобным мерилом для целей обмена, но не могут служить хорошей мерой для определения стоимости других предметов. Но их мнению, действительной мерой стоимости является хлеб [Адам Смит говорит, что "различие между действительной и номинальной ценой товаров и труда имеет не только чисто теоретическое значение, но нередко имеет и важное практическое значение". Я вполне согласен с ним, но нередко действительная цена труда и товаров определяется их ценою в продуктах - в этой действительной мере Адама Смита - не в большой степени, чем их ценою в золоте и серебре - их номинальной мере. Рабочий только тогда получает действительно высокую цену за свой труд, когда на свою заработную плату он может купить продукт большого количества труда], и страна согласно этому богата или бедна, смотря по тому, на большее или меньшее количество хлеба обмениваются её товары [Так, г-н Сэй (т. I, стр. 108) говорит, что серебро теперь имеет такую же стоимость., как и в царствование Людовика XIV, "потому что то же самое количество серебра может купить такое же количество хлеба"]. Но есть и такие, которые думают, что страна богата или бедна, смотря по количеству труда, какое она может купить. Но почему золото или хлеб, или труд могут быть стандартной мерой стоимости скорее, чем уголь или железо, скорее, чем одежда, мыло, свечи и другие предметы жизненной необходимости рабочего? Или, короче говоря, почему один какой-либо товар или все товары вместе должны служить эталоном, если этот эталон сам подвергается колебаниям в своей стоимости? Стоимость хлеба, точно так же как и стоимость золота, может изменяться в сравнении с другими предметами вследствие трудности или лёгкости производства на 10, 20 или 30%. Почему мы должны во всех этих случаях говорить, что изменилась стоимость других предметов, а не стоимость хлеба? Неизменной стоимостью обладал бы только тот товар, на производство которого во все времена требуется одинаковое количество труда и усилий. Такой товар нам совершенно неизвестен, но о существовании его мы можем рассуждать и говорить гипотетически, как если бы он существовал. Мы можем дополнить наши научные познания, показав ясно безусловную непригодность всех тех мер, какие предлагались до сих пор. Но если бы мы даже допустили, что один из названных товаров может служить правильной мерой стоимости, он всё-таки не будет мерой богатства, ибо богатство не зависит от стоимости. Человек богат или беден, смотря по количеству предметов насущной необходимости и роскоши, находящихся в его распоряжении. Как бы ни изменялась меновая стоимость этих предметов по отношению к деньгам, хлебу или труду, как бы высока или низка ни была она, все они одинаково будут доставлять удовольствие их собственнику. Только вследствие смешения понятий стоимости и богатства или благосостояния можно было утверждать, что богатство может быть увеличено путём уменьшения количества товаров, т. е. предметов необходимости, удобства и удовольствия. Если бы стоимость была мерой богатства, мы должны были бы с этим согласиться, потому что стоимость товаров возрастает вследствие их редкости; но если прав Адам Смит, если богатство заключается в предметах необходимости и удовольствия, то богатство не может возрасти путём уменьшения их количества.

Конечно, человек, владеющий редким товаром, богаче, если с помощью этого товара он может получить более значительное количество предметов необходимости и удовольствия. Но так как общая сумма предметов, из которой берётся богатство каждого человека, уменьшилась на всё количество, взятое из неё отдельным человеком, то доля других людей необходимо уменьшится на столько, сколько может присвоить себе лицо, поставленное в более благоприятное положение.

"Если вода сделается редким предметом, - говорит лорд Лодердаль, - и станет монопольной собственностью одного человека, то богатство его возрастёт, потому что вода приобретёт тогда стоимость, и если общее богатство составляется из суммы индивидуальных богатств, то этим путём возрастает также и общее богатство" [См. Lauderdale, An Inquiry into the Nature and Origin of Public Wealth, Edinburgh 1804, p. 44. - Прим. ред.]. Несомненно, богатство этого человека возрастёт, но так как фермер должен будет продавать часть своего хлеба, а сапожник - часть обуви, так как все люди должны будут отдавать часть своей собственности только для того, чтобы получить воду, за которую они прежде ничего не платили, то они станут беднее на всё количество товаров, которые они должны будут затратить с этой целью. Таким образом, собственник воды выиграет ровно столько, сколько другие проиграют. Всё общество будет пользоваться тем же самым количеством воды и тем же самым количеством товаров, но они будут иначе распределены. Однако такое положение возможно скорее в случае монополии на воду, чем недостатка в ней. Если бы вода имелась в недостаточном количестве, богатство страны и отдельных лиц действительно уменьшилось бы, поскольку страна лишилась бы части одного из предметов необходимости. Так, фермер имел бы не только меньше хлеба для обмена на другие товары, которые могут быть для него необходимы или желательны, но он, как и всякое другое лицо, должен был бы ограничить потребление одного из наиболее важных предметов своего обихода. В этом случае мы имели бы дело не только с различным распределением богатства, но и с действительной его потерей.

Таким образом, мы можем сказать, что две страны, владеющие совершенно одинаковым количеством предметов жизненной необходимости и комфорта, одинаково богаты, но что стоимость богатства каждой из них зависит от сравнительной лёгкости или трудности его производства. Если усовершенствованная машина даёт нам возможность производить без затраты добавочного труда две пары чулок вместо одной, то 1 ярд сукна будет обмениваться на двойное количество чулок. Если бы такое же усовершенствование сделано было в производстве сукна, чулки и сукно обменивались бы в том же отношении, что и прежде, хотя стоимость их одинаково упала бы, так как пришлось бы отдавать двойное количество их в обмен на шляпы, золото или всякие другие товары. Если бы это усовершенствование распространилось на производство золота и всех других товаров, то все стоимости вернулись бы к своим прежним соотношениям. Количество товаров, производимых ежегодно в стране, удвоилось бы, следовательно, удвоилось бы также и богатство страны, но стоимость этого богатства не возросла бы.

Хотя Адам Смит дал верное определение богатства, которое я не раз уже приводил, он в дальнейшем даёт ещё другое определение. Так, он говорит, что "человек богат или беден, смотря но количеству труда, которое он в состоянии купить" [У Смита сказано: "в зависимости от количества того труда, которым он может распоряжаться или которое он может купить". (Адам Смит, Исследование о природе и причинах богатства народов, т. I, стр. 30.). - Прим. ред.]. Но это определение существенно отличается от первого и совершенно неверно. Предположим, что рудники стали более производительными, так что стоимость золота и серебра вследствие большей лёгкости производства упала. Или предположим, что на производство бархата требуется настолько меньше труда, чем прежде, что стоимость его понизилась вдвое. Богатство всех, кто покупал эти товары, увеличилось бы: один мог бы увеличить количество своей металлической посуды, другой мог бы купить двойное количество бархата. Но на добавочное количество посуды и бархата они могли бы купить не больше труда, чем прежде, так как вследствие понижения меновой стоимости бархата и посуды они должны были бы отдать пропорционально большую часть богатства этого рода, чтобы купить день труда. Итак, богатство не может быть измеряемо количеством труда, которое оно может купить.

Из всего сказанного следует, что богатство страны может возрастать двояким путём: оно может быть увеличено путём употребления более значительной части дохода на содержание производительного труда, который увеличил бы не только количество, но и стоимость всей массы товаров, или же оно может быть увеличено без затраты дополнительного количества труда, если то же самое количество труда станет более производительным и увеличит только количество, а не стоимость товаров.

В первом случае увеличилось бы не только богатство страны - возросла бы также и стоимость этого богатства. Страна разбогатела бы путем бережливости - она уменьшила бы расходы на предметы роскоши и комфорта и употребила бы эти сбережения на воспроизводство.

Во втором случае не было бы ни уменьшения расходов на предметы роскоши и комфорта, ни увеличения количества затраченного производительного труда. То же самое количество труда производило бы больше продуктов: возросло бы богатство, но не стоимость. Из этих двух способов увеличения богатства следует предпочесть последний, так как он произведёт тот же самый эффект и в то же время не будет сопровождаться лишениями и уменьшением предметов комфорта, которые необходимо связаны с первым способом. Капитал представляет собой ту часть богатства страны, которая затрачивается в целях будущего производства и может быть увеличена тем же способом, что и богатство. Добавочный капитал будет столь же действителен при производстве будущего богатства, всё равно, получается ли он путём усовершенствования квалификации рабочего и машин или путём производительного употребления более значительной части дохода. Богатство ведь всегда зависит от количества произведённых товаров безотносительно к лёгкости, с какой могут быть произведены орудия, применяемые в производстве. Известное количество предметов одежды и пищевых продуктов будет содержать и давать занятие тому же числу человек для выполнения того же количества работы независимо от того, произведены ли эти предметы трудом 100 или 200 человек. Разница только в том, что они будут стоить вдвое больше, если на их производство затрачен был труд 200 человек.

Несмотря на поправки, сделанные г-ном Сэем в четвёртом и последнем издании его труда "Traite d'Economie Politique", я считаю всё же его определение богатства и стоимости исключительно неудачным. [Он считает эти два понятия синонимами. По его мнению, человек богат постольку, поскольку он увеличивает стоимость своего имущества и может распоряжаться большим количеством товаров. "Стоимость дохода возрастает в том случае, - замечает он, - если он может доставить - всё равно, каким путём, - большее количество продуктов". Г-н Сэй утверждает, что если трудность производства сукна увеличится в два раза и сукно, следовательно, будет обмениваться на вдвое большее количество товаров, чем прежде, то это значит, что стоимость его удвоилась. С этим положением я вполне согласен. Но если бы увеличилась почему-либо лёгкость производства всех товаров и не возросла бы трудность производства сукна, если бы, следовательно, сукно, как и прежде, обменивалось на двойное количество товаров, то г-н Сэй продолжал бы утверждать, что удвоилась стоимость сукна, тогда как, согласно моему взгляду на этот предмет, он должен был бы сказать, что сукно сохранило свою прежнюю стоимость и что упала наполовину стоимость остальных товаров. Не противоречит ли себе г-н Сэй, когда он говорит, что вследствие лёгкости производства два мешка хлеба могут быть произведены там, где прежде производился один, и что, следовательно, стоимость каждого мешка упадёт наполовину, и вслед за этим утверждает, что фабрикант сукна, обменивающий своё сукно на два мешка хлеба, получает вдвое большую стоимость, чем прежде, когда он мог получить в обмен на своё сукно только один мешок хлеба? Если два мешка стоят столько же, сколько прежде один, то он, очевидно, получает ту же стоимость, но не больше. Он действительно получает двойное количество богатства, двойное количество полезности или двойное количество того, что Адам Смит называет потребительною стоимостью, но не двойное количество стоимости. Поэтому г-н Сэй неправ, считая стоимость, богатство и полезность синонимами. Конечно, я мог бы сослаться на многие места в труде г-на Сэя, которые говорят в защиту моей теории о существенных различиях между стоимостью и богатством, но должен в то же время признать, что там встречаются и другие места, в которых он поддерживает противоположный взгляд. Я не в состоянии согласовать их друг с другом. Поэтому я решил отметить их и сопоставить, чтобы г-н Сэй, если он окажет мне честь и обратит внимание на мои замечания, мог в одном из следующих изданий своего труда дать объяснения, которые устранили бы трудности, встреченные как мною, так и другими при истолковании его взглядов

1) При обмене двух продуктов мы в сущности обмениваем производительные услуги, с помощью которых они созданы . . . . . . . . . . . . . . . . . . стр. 504. 2) Дороговизна проистекает в действительности только от издержек производства. Вещь дорога лишь тогда, когда её трудно производить . . . . . . .стр. 497 [Должна быть стр. 457. - Прим. ред.]. 3) Стоимость всех производительных услуг, которые должны быть потреблены при производстве продукта, составляют издержки производства этого продукта . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . стр. 505. 4) Спрос на товар определяется его полезностью, но размеры этого спроса ограничиваются издержками производства. Если его полезность недостаточна для того, чтобы он имел стоимость, покрывающую издержки его производства, то он не стоит того, что было на него затрачено; это доказывает, что затраченные на него производительные услуги могли быть употреблены для создания товара большей стоимости. Собственники производительных фондов, т. е. те, которые имеют в своём распоряжении капитал, землю или труд, постоянно сравнивают издержки производства с меновой стоимостью произведённых предметов или, что сводится к тому же, стоимость различных товаров относительно друг друга. В действительности издержки производства суть не что иное, как стоимость производительных услуг, использованных при создании продуктов, а стоимость производительных услуг есть не что иное, как стоимость товара, являющегося их результатом. Таким образом, стоимость товара, стоимость производительной услуги, стоимость издержек производства представляют эквивалентные стоимости, когда ничто не мешает естественному ходу вещей. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . стр. 507-508.

5) Стоимость дохода возрастает тогда, когда он может доставить (всё равно, каким способом) большее количество продуктов... . . . . . . . . . . . . . . . . . стр. 497. 6) Цена есть мера стоимости вещей, а стоимость вещей есть мера их полезности . . . . . . . . . . . т. II [Должен быть т. I. - Прим. ред.], стр. 4. 7) Обмен, совершаемый свободно, устанавливает для данного времени, места и состояния общества цену, которую мы придаем обмениваемым вещам . .стр. 466. 8) Производить - это значит создавать стоимость, придавая предмету полезность или увеличивая её. Таким образом, на него создаётся спрос, главная причина его стоимости. . . . . . т. II, стр. 487. 9) Созданная полезность представляет собою продукт. Происходящая отсюда меновая стоимость есть только мера полезности, мера совершившегося производства . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . стр. 490. 10) Полезность, которую население определённой страны находит в продукте, может быть оценена только с помощью цены, которую даёт за него население . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . стр. 502. 11) Эта цена есть мера полезности, которую она имеет, но мнению людей, и мера удовлетворения, которое доставляет им её потребление. И действительно, никто не потреблял бы эти полезности, если бы за ту же цену можно было получить большую полезность или доставить себе большее удовольствие . . . . . . . . . . . . . . . . . . стр. 506. 12) Количество всех других товаров, которое можно получить непосредственно в обмен на предмет, который мы желаем уступить, всегда составляет неоспоримую стоимость последнего . . . ..т. II, стр. 4.

Если дороговизна в действительности проистекает только от издержек производства (см. § 2), то каким образом может увеличиться стоимость товара (см. § 5), если не увеличились издержки его производства? Неужели только потому, что он обменивается на большее количество дешёвого товара - на большее количество товара, издержки производства которого уменьшились? Если я за фунт золота даю в 2 тыс. раз больше сукна, чем за фунт железа, значит ли это, что полезность, которую я приписываю золоту, в 2 тыс. раз больше полезности железа? Конечно, нет. Это доказывает только, - с чем соглашается, впрочем, и сам г-н Сэй (см. § 4), - что издержки производства золота в 2 тыс. раз больше, чем издержки производства железа. Если бы издержки производства двух металлов были одинаковы, я дал бы за них одинаковую цену, но, если бы мерой их стоимости служила полезность, я, вероятно, дал бы больше за железо. Именно конкуренция производителей, "которые постоянно сравнивают издержки производства со стоимостью произведённого предмета" (см. § 4), регулирует стоимость различных товаров. Поэтому если я даю 1 шилл. за кусок хлеба и 21 шилл. за одну гинею, то это ещё но служит доказательством, что такова именно, по моей оценке, сравнительная мера их полезности.

В § 4 г-н Сэй почти без всяких изменений подтверждает защищаемую мною теорию стоимости. В свои производительные услуги он включает услуги, оказанные землёю, капиталом и трудом; я включаю только капитал и труд и совершенно исключаю землю. Наше разногласие проистекает от различия наших взглядов на ренту: по моему мнению, рента есть результат частной монополии; она не только не регулирует цену, но, скорее, сама является следствием её. Я убеждён, что если бы даже землевладельцы отказались от ренты, то товары, полученные с земли, не стали бы дешевле: ведь какая-нибудь часть этих товаров всегда добывается с земли, не платящей ренты, ибо прибавочный продукт её достаточен только для уплаты прибыли на капитал.

Наконец, я не могу также согласиться с г-ном Сэем, что стоимость какого-нибудь товара лучше всего измеряется количеством товаров, которые даются в обмен на него, хотя я высоко ценю все выгоды, которые проистекают для всех классов потребителей от изобилия и дешевизны товаров. Я вполне разделяю мнение такого замечательного писателя, как г-н Дестю де-Траси, который говорит, что "для измерения какого-нибудь предмета требуется сравнить его с определённым количеством того предмета, который мы принимаем за эталон сравнения, за единицу меры. Следовательно, чтобы измерить длину, вес, стоимость, необходимо определить, сколько заключается в них метров, граммов, франков, одним словом, единиц одного и того же рода". Франк является мерой стоимости не для всякого предмета, а только для известного количества металла, из которого сделан франк, если только франк и предмет, подлежащий измерению, не могли бы быть оба сравниваемы с какой-либо другой мерой, общей для них обоих. Такая мера, по моему мнению, существует, так как оба они являются результатом труда. Следовательно, труд есть общая мера, с помощью которой могут быть определены как действительная, так и относительная стоимость предметов. Я очень рад, что это мнение разделяется, невидимому, и г-ном Дестю де-Траси [Destutt de Tracy, Elemens d'ideologie, v. IV, p. 99. В этом труде г-н де-Траси дал очень полезный и дельный очерк принципов политической экономии. Я должен только прибавить, к моему сожалению, что он поддерживает своим авторитетом определения, которые г-н Сэй дал словам "стоимость", "богатство" и "полезность". Он говорит: "Так как вполне очевидно, что наши физические и духовные способности представляют наше единственное первоначальное богатство, то применение этих способностей, т. е. труд, является нашим единственным первоначальным сокровищем. Только это применение создаёт все предметы, которые мы называем богатством, - предметы самой насущной необходимости и предметы, служащие только для нашего удовольствия. Ясно также, что все эти предметы представляют только труд, создавший их, и если они имеют стоимость или даже две различные стоимости, то они проистекают только от труда, от которого они берут своё начало"].

[Вместо текста на стр. 231-234 (начиная со слов: "Он считает эти два понятия синонимами" и кончая словами: "от труда, от которого они берут своё начало") в первом и втором изданиях сказано было:

"Мне кажется, что г-н Сэй был в высшей степени неудачлив в своем определении богатства и стоимости, данном в первой главе его прекрасного труда. Вот сущность его аргументации. "Богатство, - замечает он, - состоит только из вещей, имеющих сами по себе стоимость; богатство велико, если сумма стоимостей, из которых оно составлено, велика. Богатство невелико, если сумма стоимостей невелика. Две вещи, имеющие одинаковую стоимость, представляют равновеликие богатства. Они имеют одинаковую стоимость, если в силу общего соглашения они свободно обмениваются друг на друга. Так вот, если человечество приписывает вещи стоимость, то только в силу той пользы, которую можно извлечь из её применения... Эту способность удовлетворять различные нужды человечества, которую имеют известные вещи, я называю полезностью. Создавать предметы, которые имеют какую-либо стоимость, значит создавать богатство, так как полезность вещей - первооснова их стоимости, и именно стоимость вещей составляет богатство. Но мы не создаём предметы: всё, что мы можем сделать, это воспроизводить материю в другой форме - таким образом мы можем ей придать полезность. Итак, производство есть создание не материи, а полезности, и последняя измеряется стоимостью, возникающей из полезности произведённого предмета. Полезность какого-либо предмета определяется согласно общей оценке количеством других товаров, на которые он может быть обменён. Это определение стоимости, возникающее из общей оценки, создаваемой обществом, говорит о том, что Адам Смит называет меновой стоимостью, что Тюрго называет оценочной стоимостью и что мы более коротко назвали бы термином стоимость".

Вот в чём заключается мнение г-на Сэя. Однако в своём анализе стоимости и богатства он смешивает две вещи, которые необходимо всегда различать и которые Адам Смит называет потребительной стоимостью и меновой стоимостью. Если при помощи усовершенствования машины я могу при том же количестве труда выработать две пары чулок вместо одной, я нисколько не ущербляю полезность одной пары чулок, хотя я уменьшаю их стоимость. Если я получаю при этом точно такое же количество сюртуков, башмаков, чулок и всех других вещей, что и прежде, то я буду иметь то же самое количество и остальных предметов и буду, следовательно, так же богат, если мерой богатства является полезность; однако я буду иметь меньшее количество стоимости, ибо мои чулки имеют теперь только половину своей прежней стоимости. Поэтому полезность не может служить мерой меновой стоимости.

Когда мы спрашиваем г-на Сэя, в чём заключается богатство, он отвечает нам, что это - владение предметами, имеющими стоимость. Когда мы затем спрашиваем его, что он подразумевает под стоимостью, он повествует нам, что предметы имеют стоимость постольку, поскольку они обладают полезностью. И когда мы снова просим его объяснить нам, каким путём мы можем судить о полезности предметов, он отвечает, что на основании их стоимости. Таким образом, мерой стоимости служит полезность, а мерой полезности - стоимость".]

Говоря о достоинствах и недостатках великого труда Адама Смита, г-н Сэй обвиняет его в том, что "он приписывает одному только труду человека способность производить стоимость. Более точный анализ показывает нам, что стоимость обязана своим происхождением действию труда или, скорее, трудолюбию человека в соединении с действием сил природы и капитала. Незнакомство г-на Смита с этим принципом помешало ему установить истинную теорию влияния машин на производство богатства".

В противоположность Адаму Смиту г-н Сэй в четвёртой главе говорит о стоимости, придаваемой товарам естественными факторами, как солнце, воздух, давление атмосферы и т. д., которые иногда заменяют труд человека, а иногда оказывают ему содействие в производстве ["Первый человек, который научился плавить металлы в огне, не был творцом стоимости, которую этот процесс придал расплавленному металлу. Эта стоимость является результатом физического действия огня, прибавленного к труду и капиталу тех людей, которые воспользовались этим открытием".

"Вследствие этой ошибки г-н Смит сделал ложный вывод, что стоимость всех продуктов представляет настоящий или прошлый труд человека, или, другими словами, что богатство есть только накопленный труд, а отсюда он делает другой столь же ложный вывод, что труд есть единственная мера богатства или стоимости продуктов" (гл. IV, стр. 31). Заключительные выводы, которые приводит г-н Сэй, принадлежат ему, а не д-ру Смиту. Они верны, если не делать никакого различия между богатством и стоимостью, а в указанном месте г-н Сэй такового не делает. Но хотя Адам Смит, по мнению которого богатство заключается в предметах необходимости, удобства и удовольствия, согласился бы, что машины и естественные факторы в значительной степени увеличивают богатство страны, он не мог бы согласиться с тем, что они прибавляют что-нибудь к стоимости этого богатства. [В первом и втором изданиях сказано: "к меновой стоимости".]]. Но эти естественные факторы придают товарам только потребительную стоимость, а не меновую, о которой говорит г-н Сэй. Как только с помощью машин или знания естественных наук мы заставляем силы природы выполнять работу, которая прежде совершалась человеком, меновая стоимость этой работы соответственно понижается. Если до сих пор мельница приводилась в движение трудом 10 человек, а в дальнейшем открыто, что действие воздуха или воды может сберечь труд этих 10 человек, то стоимость муки, которая частично является продуктом работы мельницы, немедленно падает соответственно количеству сбережённого труда. Общество стало бы богаче на всю сумму товаров, которые могли бы быть произведены трудом 10 человек, так как фонд, назначенный на их содержание, нисколько не уменьшился бы. [Г-н Сэй всё время не замечает существенной разницы между потребительной стоимостью и меновой стоимостью.] [Вставка сделана во втором и третьем изданиях. - Прим. ред.]

Г-н Сэй обвиняет д-ра Смита в том, что последний не заметил стоимости, которая придаётся товарам естественными факторами и машинами потому, что он полагает, что все предметы получают свою стоимость от человеческого труда. Но этот упрёк кажется мне неосновательным, так как Адам Смит никогда не впадает в недооценку услуг, которые оказывают нам естественные факторы и машины. Но он очень точно различает природу стоимости, которую они придают товарам; они оказывают нам услуги, увеличивая количество продуктов, они делают человека более богатым, увеличивая количество потребительных стоимостей, но они выполняют эту работу даром, так как за пользование воздухом, теплотой и водой мы ничего не платим. Поэтому содействие их ничего не прибавляет к меновой стоимости.

[В первом и втором изданиях дальше следовало несколько абзацев, выпущенных в третьем издании:

"В первой главе второй книги г-н Сэй сам даёт схожее определение стоимости, ибо он говорит, что "полезность есть основа стоимости, что товары являются предметом желания, потому что они в той или другой форме полезны, но что их стоимость зависит не от их полезности, не от степени, в которой они представляют предмет желания, но от количества труда, необходимого для их производства". "Полезность товара, понимаемая в таком смысле, делает его предметом человеческого желания, заставляет стремиться к нему и определяет спрос на него. Если для получения воды достаточно пожелать её, то она может быть рассматриваема как часть естественного богатства, данного человеку в неограниченном количестве и используемого им без всякой затраты на него; таковы воздух, вода, свет солнца. Если бы он мог получить таким способом все предметы, удовлетворяющие его нужды и потребности, он был бы бесконечно богат: он не нуждался бы ни в чём. Но, к несчастью, дело обстоит иначе. Большая часть вещей, пригодных и приятных для него, равно как и те, которые ему безусловно необходимы в общественном состоянии, для которого человек, повидимому, специально создан, не достаётся ему даром; они могут быть получены только при помощи некоторого количества труда, применения известного капитала и во многих случаях использования земли.

Это - препятствия на пути дарового пользования, препятствия, которые обусловливают действительную затрату производства, так как мы обязаны платить за содействие этих агентов производства". "Только в том случае, когда полезность была таким образом сообщена вещи (т. е. трудом, капиталом, землёй), она становится продуктом и представляет стоимость. Именно её полезность является основой спроса на неё, но жертвы и тяготы, необходимые для получения её, или, другими словами, её цена, ограничивают размер этого спроса".

Путаница, которая возникает в результате смещения терминов "стоимость" и "богатство", лучше всего выявляется в следующих рассуждениях г-на Сэя (Say, Catechisme d'Economie politique, p. 99)]. Его ученик замечает: "Вы, кроме того, сказали, что богатства общества составляются из общей суммы стоимости, которой оно владеет; мне кажется, из этого следует, что снижение стоимости какого-либо продукта, например чулок, уменьшая общую сумму стоимости, принадлежащей обществу, уменьшает массу его богатства".

На это даётся следующий ответ: сумма общественного богатства ещё не уменьшается в силу этого. Две пары чулок производятся теперь вместо одной, и две пары по 3 фр. представляют одинаковую стоимость с одной парой в б фр. Доход общества остаётся без изменения, потому что фабрикант заработал столько же на двух парах по 3 фр., сколько прежде на одной паре в 6 фр. Хотя г-н Сэй и ошибается, но по крайней мере он последователен. Если стоимость есть мера богатства, то общество одинаково богато, потому что стоимость всех его товаров та же, что и прежде. Обратимся, однако, к его выводам: "Но когда доход остаётся без изменения, а продукты падают в цене, общество действительно обогащается. Если одинаковое понижение имеет место для всех товаров в одно и то же время, что не является безусловно невозможным, то общество, получив для себя за половину прежней цены все предметы своего потребления, не потеряв ни одной части своего труда, стало бы действительно в два раза богаче, чем прежде, и могло бы купить двойное количество благ".

В одном случае нам говорят, что если каждая вещь упадёт в силу изобилия до половины своей стоимости, то общество будет одинаково богато, потому что будет налицо одинаковое количество товаров по половинной цене или, другими словами, будет налицо та же самая стоимость. В другом случае нам рассказывают, что путём удвоения количества товаров, хотя бы стоимость каждого из них уменьшилась наполовину и, следовательно, стоимость всех вместе была бы точно такая же, как и прежде, общество станет вдвое богаче, чем прежде. В первом случае богатство оценивается количеством стоимости, во втором оно оценивается изобилием товаров, способствующих человеческим наслаждениям. Г-н Сэй говорит дальше, что "человек бесконечно богат, не имея стоимости, если он может за ничто получить все предметы, которых он желает"; в другой же раз нам говорят, что "богатство состоит не в самих продуктах, ибо они не представляют богатства, если они не имеют стоимости, а в их стоимости" (т. II, стр. 2)"].