Давид Рикардо. "Начала политической экономии и налогового обложения" > Глава XXXI. О машинах


[В первом и втором изданиях эта глава отсутствовала. - Прим. ред.]

В настоящей главе я хочу исследовать влияние машин на интересы различных классов общества. Этот вопрос имеет громадное значение, и исследование его, кажется, никогда ещё не велось так, чтобы дать какие-нибудь верные или полезные результаты. Я тем более считаю себя обязанным изложить свои взгляды на этот вопрос, что после долгих размышлений я их в значительной степени изменил. Хотя, поскольку мне известно, я ни в одном из опубликованных мною произведений не написал по вопросу о влиянии машин ничего такого, отчего я считал бы необходимым отказаться, однако другим путём я оказал поддержку теориям, которые я признаю теперь ошибочными. Я считаю поэтому своим долгом подвергнуть критическому рассмотрению мои настоящие взгляды, так же как и все доказательства, которые я могу привести в их пользу.

Когда я впервые обратил своё внимание на изучение вопросов политической экономии, я придерживался взгляда, что применение машин в какой-нибудь отрасли производства, поскольку оно сберегает труд, является благом для всех и сопровождается только теми неудобствами, которые в большинстве случаев вызываются передвижением капитала и труда из одной отрасли в другую. Мне казалось, что владельцы земли при условии, что они получают ту же самую денежную ренту, выиграли бы благодаря понижению цен некоторых товаров, на которые они расходуют свою ренту, а это понижение цен явилось бы неизбежным следствием применения машин. Капиталист, по моему мнению, также выиграл бы в конечном счете по тем же причинам. Правда, тот, кто изобрёл машину или впервые применил её, пользовался бы добавочной выгодой, так как в течение известного периода он получал бы большую прибыль. Но по мере того, как машина входила бы во всеобщее употребление, цена производимого с её помощью товара понизилась бы вследствие конкуренции до издержек его производства. Тогда капиталист получал бы такую же денежную прибыль, как и прежде, и участвовал бы в общих выгодах только как потребитель, так как при помощи того же денежного дохода он мог бы получать добавочное количество предметов комфорта и удовольствия. Класс рабочих, думал я тогда, также выиграл бы в одинаковой степени от введения машин, потому что при той же самой денежной заработной плате рабочие могли бы теперь покупать больше товаров. Я полагал при этом, что заработная плата не понизилась бы, так как капиталист мог бы предъявлять спрос и занять такое же количество труда, как и прежде, хотя он мог бы быть вынужден использовать этот труд для производства нового или по крайней мере видоизменённого товара. Если бы благодаря усовершенствованию машин можно было при том же количестве труда увеличить вчетверо количество чулок, тогда как спрос на чулки увеличился бы только вдвое, часть рабочих по необходимости должна была бы уйти из чулочной промышленности. Но ввиду того, что капитал, дававший им занятие, продолжал бы существовать и его владельцам было бы выгодно употребить его производительно, мне казалось, что он будет затрачен на производство какого-нибудь другого товара, полезного для общества, на который непременно существовал бы спрос. На меня произвело тогда, да и теперь ещё производит, глубокое впечатление верное замечание Адама Смита о том, что "стремление к пище ограничивается у каждого человека небольшой вместимостью человеческого желудка, но стремление к удобствам и украшению жилища, одежды, домашней обстановки и утвари не имеет, повидимому, предела или определённых границ" [Адам Смит, Исследование о природе и причинах богатства народов, т. I, стр. 148. - Прим. ред.]. А так как мне казалось, что спрос на труд останется неизменным и что заработная плата не понизится, то я думал, что трудящийся класс воспользуется в такой же степени, как и другие классы, выгодами всеобщего удешевления товаров, которое явилось бы следствием применения машин.

Таковы были мои взгляды, и, поскольку речь идёт о землевладельцах и капиталистах, они не изменились, но я теперь убедился, что замена человеческого труда машиной часто приносит очень большой ущерб интересам класса рабочих.

Моя ошибка вытекала из предположения, что при всяком возрастании чистого дохода общества необходимо должен также возрастать и его валовой доход. Теперь я имею основание думать, что фонд, из которого извлекают свой доход землевладельцы и капиталисты, может возрастать, в то время как другой, от которого главным образом зависит трудящийся класс, может уменьшаться. Отсюда следует, если я прав, что та же самая причина, которая может умножить чистый доход страны, может в то же время создать излишнее население и ухудшить положение рабочего.

Предположим, что капиталист применяет капитал стоимостью в 20 тыс. ф. ст. и что он одновременно является и фермером и предпринимателем в производстве предметов насущной необходимости. Предположим дальше, что 7 тыс. ф. ст. из его капитала вложены в основной капитал, т. е. в здания, орудия и т. д., а остальные 13 тыс. ф. ст. употребляются как оборотный капитал на содержание труда. Предположим, кроме того, что прибыль составляет 10% и что, следовательно, капитал нашего капиталиста ежегодно приводится в состояние своей первоначальной эффективности и приносит прибыль в 2 тыс. ф. ст.

Ежегодно капиталист начинает свои операции, имея в своём владении на 13 тыс. ф. ст. предметов пищи и насущной необходимости, которые он в течение года продаёт полностью своим собственным рабочим за эту сумму денег, и в течение того же периода он выплачивает им такое же количество денег в виде заработной платы: в конце года они снова доставляют ему предметы пищи и насущной необходимости стоимостью в 15 тыс. ф. ст., из которых 2 тыс. ф. ст. он расходует на собственное потребление или распоряжается ими соответственно своим вкусам и желаниям. Поскольку речь идёт о названных продуктах, валовой продукт составит в течение данного года 15 тыс. ф. ст., а чистый - 2 тыс. ф. ст. Предположим теперь, что в следующем году капиталист использует одну половину своих рабочих для постройки машины, а другую, как и раньше, для производства предметов пищи и насущной необходимости. В течение этого года он уплатил бы в виде заработной платы такую же сумму в 13 тыс. ф. ст., как и прежде, и продал бы своим рабочим на такую же сумму предметов пищи и насущной необходимости. Но как сложилось бы дело в следующем году?

Пока строилась бы машина, была бы произведена только половина обычного количества предметов пищи и насущной необходимости и стоимость их была бы наполовину меньше стоимости того количества, которое производилось раньше. Машина стоила бы 7 500 ф. ст., и предметы пищи и насущной необходимости - тоже 7500 ф. ст. Следовательно, капитал нашего капиталиста был бы так же велик, как и прежде, потому что, кроме этих двух стоимостей, он имел бы ещё в своём распоряжении основной капитал стоимостью в 7 тыс. ф. ст. - итого 20 тыс. ф. ст. капитала и 2 тыс. ф. ст. прибыли. Вычитая последнюю сумму для расходования на собственные нужды, он имел бы в своём распоряжении для ведения дальнейших операций оборотный капитал не свыше 5 500 ф. ст. Следовательно, средства, которые он может истратить на содержание труда, уменьшились бы с 13 тыс. ф. ст. до 5 500 ф. ст., а вслед за этим весь труд, который прежде применялся бы при помощи 7 500 ф. ст., стал бы излишним.

Уменьшенное количество рабочих, которое капиталист может применить, должно при содействии машины произвести стоимость, равную за вычетом издержек по её ремонту 7 500 ф. ст. Это же количество рабочих должно возместить оборотный капитал вместе с прибылью в 2 тыс. ф. ст. на весь капитал. А раз это сделано, раз чистый доход не уменьшился, то не всё ли равно капиталисту, представляет ли валовой доход стоимость в 3 тыс. ф. ст., в 10 тыс. ф. ст. или в 15 тыс. ф. ст.?

Итак, в этом случае, несмотря на то, что стоимость чистого продукта не уменьшилась бы, несмотря на то, что его покупательная сила по отношению к товарам могла значительно возрасти, валовой продукт вместо стоимости в 15 тыс. ф. ст. составлял бы стоимость в 7 500 ф. ст. А так как способность нации содержать население и давать занятие рабочим зависит всегда от валового продукта нации, а не от её чистого продукта, то уменьшение валового продукта неизбежно повлечёт за собой уменьшение спроса на труд и вызовет перенаселение. Таким образом, положение рабочего класса будет представлять картину нужды и отчаяния.

Но возможность сберегать часть дохода для превращения его в капитал должна зависеть от способности чистого дохода удовлетворять потребности капиталиста, а вследствие понижения цен товаров, следующего за введением машин, последний может увеличить, - если, конечно, его потребности останутся такими же самыми, - свои сбережения, и таким образом значительно облегчается превращение дохода в капитал. Но с каждым возрастанием последнего капиталист будет занимать больше рабочих, и, следовательно, часть их, потерявшая прежде работу, снова найдёт в дальнейшем занятие. А если вследствие введения машин расширение производства будет столь велико, что оно даст в виде чистого продукта такое же большое количество предметов пищи и насущной необходимости, какое давало прежде в форме валового продукта, то налицо имелась бы та же возможность доставить занятия всему населению, что и прежде; тогда излишек населения вовсе не будет необходим.

Я хочу только доказать, что изобретение и употребление машин может сопровождаться уменьшением валового продукта. Каждый раз, как происходит такое уменьшение, оно приносит ущерб рабочему классу, потому что часть рабочих лишается работы и население становится излишним в сравнении с фондом для его использования.

Предположенный мною случай является самым простым, какой я только мог выбрать, но результаты получились бы те же самые, если бы мы предположили, что машины применяются в любом другом производстве, например фабрикантом сукна или хлопчатобумажных изделий. Если бы машины применялись в производстве сукна, то после их введения производилось бы меньше сукна, ибо предприниматель теперь уже не предъявлял бы требования на часть того количества, которое прежде предназначалось для оплаты большего числа рабочих. Благодаря применению машин для него было бы необходимо воспроизводить стоимость, которая равнялась бы только потреблённой стоимости плюс прибыль на весь капитал. 7 500 ф. ст. годились бы для этого с таким же успехом, как прежде 15 тыс. ф. ст., потому что второй случай ничем не отличается от первого. Можно было бы, однако, сказать, что спрос на сукно будет так же велик, как и прежде, но тогда можно было бы спросить, откуда же возьмётся новое предложение? Но кто же предъявлял спрос на сукно? Фермеры и другие производители предметов насущной необходимости, которые затратили свои капиталы на производство этих последних и этим путём получили сукно. Они давали фабриканту сукна хлеб и предметы насущной необходимости в обмен на сукно, а последний давал их своим рабочим за сукно, которое ему доставлял их труд.

Этот обмен теперь прекратился бы; фабрикант сукна не нуждался бы в предметах пищи и одежды, так как он занимает меньше людей и в его распоряжении меньше сукна. Фермеры и все те, кто производит предметы насущной необходимости только как средство для известной цели, уже не могли бы больше получать сукно с помощью такого приложения своего капитала. Они, следовательно, или сами вложили бы свои капиталы в производство сукна, или ссудили бы их другим, для того чтобы товар, в котором действительно чувствуется потребность, был доставлен, а товар, уплатить за который никто не может или на который нет спроса, перестал производиться. Мы пришли, таким образом, к тому же результату: спрос на труд уменьшится, и товары, необходимые для поддержания труда, не будут производиться в таком изобилии, как прежде.

Если изложенные взгляды верны, то из них вытекают следующие выводы: Во-первых, изобретение и полезное применение машин всегда приводят к увеличению чистого продукта страны, хотя в короткий промежуток времени они не могут увеличить, да и действительно не увеличивают, стоимость этого чистого продукта.

Во-вторых, увеличение чистого продукта страны совместимо с уменьшением её валового продукта. Стимул к введению машин всегда достаточно велик, чтобы обеспечить их применение, если последнее приводит к увеличению чистого продукта, хотя в то же время введение их может, да часто и должно, уменьшить как количество валового продукта, так и его стоимость.

В-третьих, мнение, которого придерживается трудящийся класс, что применение машин часто наносит большой ущерб его интересам, не основано на предрассудке или заблуждении, а соответствует правильным принципам политической экономии.

В-четвёртых, если улучшенные средства производства вследствие применения машин увеличат чистый продукт страны в такой большой степени, что уменьшения валового продукта не последует (я всегда при этом подразумеваю количество товаров, а не их стоимость), то улучшится положение всех классов. Землевладелец и фабрикант выиграют не только вследствие увеличения ренты и прибыли, но и вследствие выгод, получаемых от того, что они будут расходовать ту же самую ренту и прибыль на товары, стоимость которых значительно понизилась. Положение же трудящихся классов также значительно улучшится: во-первых, вследствие увеличения спроса на домашнюю прислугу; во-вторых, вследствие того, что изобилие чистого продукта создаёт стимул к сбережениям из дохода, и, в-третьих, вследствие понижения цен всех предметов потребления, на которые расходуется их заработная плата.

***

Но для рабочего класса имеет значение не только вопрос об изобретении и применении машин, которому мы только что уделили внимание. Не меньшее значение имеет для него способ, каким тратится чистый доход страны, хотя последний должен при всяких условиях предназначаться для пользы и удовольствия тех, кто по справедливости имеет право на него.

Если землевладелец или капиталист тратит свой доход, подобно древнему барону, на содержание многочисленной свиты или прислуги, он даёт занятие гораздо большему количеству рабочих рук, чем если бы он истратил свой доход на тонкое сукно или на дорогую мебель, на экипажи, лошадей или на покупку других предметов роскоши.

В обоих случаях чистый доход, а также валовой доход совершенно одинаковы, но первый реализовался бы в других товарах. Если бы мой доход равнялся 10 тыс. ф. ст., то почти то же самое количество производительного труда будет затрачено при реализации моего дохода в тонком сукне, дорогой мебели и т. д., как и при реализации его в определённом количестве предметов пищи и одежды той же самой стоимости. Однако если бы я реализовал свой доход в товарах первого рода, то следствием этого не явилось бы использование большего количества рабочих рук: я пользовался бы своей мебелью и сукном, и этим всё кончилось бы. Но если бы я реализовал свой доход в предметах пищи и одежды и желал бы иметь больше прислуги, то люди, которым я дал бы занятие с помощью моего дохода в 10 тыс. ф. ст. или купленных на него предметов пищи и одежды, увеличили бы собой число рабочих, на которых предъявляется спрос. Это увеличение спроса произошло бы только потому, что я выбрал такой способ расходования моего дохода. А так как рабочие заинтересованы в расширении спроса на труд, то они, конечно, должны желать, чтобы возможно большая часть дохода была затрачена вместо предметов роскоши на содержание прислуги.

Таким же образом страна, втянутая в войну и вынужденная содержать большую армию и флот, занимает гораздо большее число людей, чем она будет занимать, когда война окончится и связанные с последней ежегодные расходы прекратятся.

Если бы я не был призван внести в военное время налог в 500 ф. ст., затрачиваемый на содержание солдат и матросов, я мог бы, вероятно, израсходовать эту часть своего дохода на мебель, сукно, книги и т. д. Был бы мой доход затрачен тем или иным путём, количество труда, применяемого в производстве, оставалось бы одинаковым, так как производство предметов пищи и одежды для солдат и матросов требовало бы такого же количества труда, как и производство более роскошных товаров. Но в случае войны мы имели бы дело с добавочным спросом на людей для армии и флота. Вследствие этого война, которая ведётся на доход, а не на капитал страны, оказывает благоприятное действие на рост населения.

По окончании войны, когда часть моего дохода возвращается ко мне обратно и употребляется мною, как и прежде, на покупку вина, мебели или других предметов роскоши, часть населения, которая была связана с войной и прежде содержалась за счёт этого дохода, становится излишней; влияние же этого излишка на остальное население при поисках работы понизило бы стоимость заработной платы и очень существенно ухудшило бы положение рабочего класса.

Следует отметить ещё и другой случай, при котором увеличение чистого дохода страны и даже её валового дохода может совпасть с уменьшением спроса на труд: это имеет место, когда труд лошадей замещает труд людей. Если бы я нанимал для своей фермы 100 человек и если бы я нашёл, что пища, предназначенная для половины этого числа, могла бы пойти на содержание лошадей и дать мне после уплаты процентов на капитал, затраченный на покупку лошадей, гораздо большее количество сырых материалов, то мне было бы выгодно заменить людей лошадьми, и я так и поступил бы. Но это было бы невыгодно для рабочих, и если только мой доход не возрос бы до такой степени, чтобы дать мне возможность использовать как людей, так и лошадей, то, очевидно, появилось бы излишнее население, и положение рабочих ухудшилось бы в общем масштабе. Очевидно, что они не могли бы ни при каких условиях найти занятие в земледелии. Но если продукт земли увеличился вследствие замены людей лошадьми, рабочие могли бы найти занятие на фабриках или в качестве прислуги.

Изложенные мною взгляды не приведут, я надеюсь, к заключению, что не следует поощрять введение машин. Чтобы выяснить основной принцип, я предположил, что усовершенствованные машины были внезапно изобретены и применены в широких размерах. В действительности же такие изобретения делаются постепенно, и влияние их сказывается скорее при решении вопроса о применении сберегаемого и накопляемого капитала, чем при перемещении капитала, фактически уже применённого.

При всяком возрастании капитала и населения цена пищи будет, как правило, увеличиваться вследствие роста трудности её производства. Возрастание цен на пищу повлечёт за собой повышение заработной платы, а всякое повышение заработной платы будет толкать вновь сбережённый капитал в ещё большей степени, чем прежде, к применению машин. Машины и труд находятся в постоянном соперничестве между собой, и первые часто могут быть применены только тогда, когда поднимается цена труда.

В Америке и многих других странах, где пища для человека добывается легко, нет такого большого искушения применять машины, как в Англии, где пища дорога и где для производства её требуется много труда. Причина, которая повышает цену труда, не увеличивает стоимость машин, и, следовательно, при каждом увеличении капитала более значительная часть его будет затрачена на машины. Спрос на труд будет возрастать вместе с увеличением капитала, но не в том же отношении. Отношение, в котором будет возрастать спрос на труд, будет неизбежно уменьшаться.

["Спрос на труд зависит от возрастания оборотного капитала, а не основного. Если бы отношение между этими двумя формами капитала было в действительности одинаковым во все времена и во всех странах, тогда, разумеется, число занятых рабочих увеличивалось бы вместе с ростом богатства в государстве. Но такое предположение не имеет и тени вероятия. По мере развития ремёсел и распространения цивилизации основной капитал всё более возрастает по отношению к оборотному. Основной капитал, применяемый при производстве штуки британского муслина, по крайней мере в сто, а может быть, и в тысячу раз больше, чем основной капитал, применённый при производстве такой же штуки индийского муслина, а размер оборотного капитала в сто или в тысячу раз меньше. Легко поэтому понять, что при известных условиях вся сумма годичных сбережений какого-нибудь промышленного народа может быть прибавлена к основному капиталу, а в таком случае это не оказало бы никакого влияния на возрастание спроса на труд" (John Barton, On the Condition of the Labouring Classes of Society, London 1817, p. 16).

Трудно представить себе, по моему мнению, чтобы при каких бы то ни было условиях возрастание капитала не сопровождалось бы ростом спроса на труд. Здесь можно лишь сказать, что спрос увеличивался бы в уменьшающемся отношении. Мне кажется, что г-н Бартон развивал в вышеназванном сочинении вполне правильный взгляд на некоторые последствия возрастания размеров основного капитала для рабочего класса. Его работа содержит много ценных указаний.]

Я отметил уже прежде, что рост чистого дохода, измеряемого в товарах, всегда является следствием усовершенствования машин и влечёт за собой новые сбережения и накопления. Следует помнить, что эти сбережения имеют место ежегодно и что они должны скоро создать фонд более значительный, чем валовой доход, первоначально потерянный вследствие изобретения машин. Тогда спрос на труд будет так же велик, как и прежде, и положение народа будет и дальше улучшаться благодаря увеличению сбережений, которые позволит делать возросший чистый доход.

Введению машин нельзя безнаказанно чинить препятствия ни в одном государстве; если бы капиталу мешали получить наибольший чистый доход, который может доставить применение машин на родине, он переместился бы за границу, а это ослабило бы спрос на труд в более серьёзной степени, чем самое широкое применение машин. Пока капитал применяется внутри страны, он должен создавать спрос на некоторое количество труда. Машины не могут применяться без содействия людей и могут быть произведены только при помощи их труда. Вкладывая часть капитала в усовершенствованные машины, мы только задерживаем прогрессивное возрастание спроса на труд; вывозя капитал в другую страну, мы совершенно уничтожаем этот спрос.

Притом же цены товаров регулируются издержками их производства. Применяя усовершенствованные машины, вы уменьшаете издержки производства товаров, и вследствие этого вы можете продавать их на внешних рынках по более дешёвой цене. Но если бы вы отказались от применения машин, в то время как другие страны поощряли бы его, вы были бы вынуждены вывозить ваши деньги в обмен на иностранные товары до тех пор, пока вы не снизите естественные цены ваших товаров до уровня цен других стран. Вступая в обмен с этими странами, вы можете отдавать товар, стоящий здесь двух дней труда, за товар, стоящий за границей одного дня труда. Этот невыгодный обмен был бы следствием вашего собственного образа действия, ибо товар, вывозимый вами и стоящий вам двух дней труда, стоил бы вам не больше одного дня труда, если бы вы не отказались от применения машин, услугами которых благоразумно воспользовались ваши соседи.