5rik.ru

И один из экономических подъемов прошлого в отрасли, в которой они происходят периодически, не мог сравниться с тем масштабом лихорадки, которая охватила мир с очередной вспышкой энергетического кризиса в конце семидесятых годов. Это был величайший из всех экономических подъемов. После того, как цена подскочила до 34 долларов за баррель, в движение пришли денежные средства, которые превосходили все, что ранее зарабатывалось или расходовалось. Нефтяные компании вкладывали свои доходы в новые разработки. Некоторые брали кредиты в банках, собирали деньги у жаждавших инвесторов и полностью использовали свои ограниченные активы, чтобы участвовать в этой безумной игре. Это был золотой век независимых нефтепромышленников. Они похлопывали друг друга по плечу, приобретали влияние, нанимали все большее число буровых установок и вели разведку на гораздо больших глубинах. Они расходовали и расходовали деньги. Прославляя все это, в самом конце семидесятых годов в эфир вышел сериал "Даллас", где главным героем был нефтяной магнат без чести и совести Дж. П. Юинг, сменивший симпатичных Клампеттов из сериала "Деревенщина из Беверли-Хиллс" и явивший зрителям Соединенных Штатов и всего мира образ независимого американского нефтепромышленника новой эпохи.

Активность в американской нефтяной отрасли достигла поистине головокружительного и беспрецедентного уровня. Бешеные темпы развития привели неизбежно, к тому, что затраты вышли из-под контроля. Цены на все, связанное с нефтью, повысились. Цены на землю - участки, пригодные для бурения - взлетели вверх. Так же, как и на недвижимость в нефтяных городах - Хьюстоне, Далласе и Денвере. Оплата труда буровой бригады выросла в несколько раз. Зеленых, еще не оперившихся геологов потчевали на славу и платили по 50 тысяч долларов в год за первую в их жизни работу после окончания учебного заведения. Геологи с 20-тилетним стажем бросали крупные компании, чтобы самим заключать сделки, мечтая в один прекрасный день стать вторым ХЛ.Хантом или вторым Джеем Полом Гетти. Это были годы, когда врачи и дантисты Америки вкладывали свои деньги в предназначенные для поискового бурения фонды. Их убедили, что, если в их портфеле не будет ценных бумаг, их сбережения съест инфляция и растущие цены на нефть.

Существовало мнение, что нефтяная отрасль стоит на опасном краю, как тогда говорилось, "нефтяной горы", и, подобно летящим с отвесной скалы камням, запасы ее начнут с такой же стремительностью падать. А истощение ресурсов в сочетании с активной позицией ОПЕК будут гарантировать высокие и постоянно растущие цены на становящийся все более редким товар. В результате с помощью инженеров и новых технологий придется искать замену нефти, что в свою очередь установит предел для повышения на нее цен. А это бы означало, что наконец-то спустя семь десятилетий нефть, спрятанная в массивах западного Склона Скалистых гор в штатах Колорадо и Юта, появилась бы на рынке, как это обещалось всякий раз, когда добыча нефти в мире угрожающе сокращалась. Именно это предлагал сделать в 1979 году президент Картер для решения энергетических проблем страны.

Некоторые компании, как, например, "Оксидентал" и "Юнокал", уже работали над технологиями получения нефти из битуминозных сланцев. В 1980 году "Экссон", самая крупная в мире компания, предвидя казавшуюся неизбежной нехватку, поспешно развернула работы на западном склоне Скалистых гор по осуществлению проекта "Колони шейл ойл проджект". Шестьдесят лет назад, в очередной период нехватки, она приобрела земли в этом районе Колорадо, намереваясь вести разработки горючих сланцев для использования в топливных целях. Тогда из этого ничего не получилось. Теперь "Экссон" была уже безусловным лидером в этой области и расходовала не меньше миллиарда долларов на разработку горючих сланцев, готовясь к приходу в энергетике "новой эры". "У "Экссона" был длительный роман со сланцами, - вспоминал ее председатель Клифтон Гарвин. - Это была сложнейшая задача в техническом и, конечно, в экономическом плане". Тем не менее Америка была, по-видимому, твердо намерена разрабатывать надежные источники жидкого топлива. А технологические возможности для этого уже казались доступными.

Но в течение следующих двух лет экономические перспективы резко изменились. В реальном выражении, цена на нефть снижалась, снижался и спрос. Таковы были и прогнозы на будущее. В странах-экспортерах нефти нарастали излишние производственные мощности. Наряду с этим ориентировочная стоимость "Колони проджект" продолжала расти. "Мы расходовали от 6 до 8 миллиардов долларов для получения 50000 баррелей в день, - вспоминал Гарвин. -И конца этим расходам не было видно. Однажды вечером я сказал себе, что я не могу таким образом расходовать деньги акционеров". На следующий день Гарвин, собрав главных менеджеров, спросил, каковы будут последствия прекращения работ. "Это было трудное решение. Но я его принял".

2 мая 1982 года. "Экссон" в коротком сообщении объявила, что она прекращает работу над "Колони проджект" - теперь, в условиях новых экономических перспектив, он утратил свою жизнеспособность.

Период подъема деловой активности на западном склоне Скалистых гор в Колорадо закончился буквально за считанные часы - сразу же после остановки работ. Городки Райфл, Беттлмент-Меса и Пэрэшут повторили путь, пройденных городком Питхоул в Западной Пенсильвании, который всего за два года, 1865-й и 1866-й, вырос на месте глухих лесов, стал процветающим городком с населением в 15 тысяч человек, а затем превратился в город-привидение, где из покинутых домов и магазинов уносили доски, чтобы использовать их для строительства в других нефтяных районах. Так и в этих трех городках штата Колорадо недавно построенные дома пустовали, газоны заросли сорняками, половина квартир остались не сданными - строительные рабочие со Среднего Запада собрали свои вещи и отправились домой, дороги стали пустынны, а подростки, не имея других занятий, занялись вандализмом, разрушая недостроенные дома и административные постройки. "Мой бизнес буквально умер", - сказал владелец писчебумажного магазина в Райфл. И так же умер и городок. Бум прекращения бума не мог долго продолжаться.

ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ

Что же произошло с мировым нефтяным рынком и с самими ценами на нефть? Опасный рост инфляции угрожал не только экономической деятельности, но и всей социальной структуре западного мира. В качестве ответных мер правление Федеральной резервной системы США установило чрезвычайно рестриктив-ную денежно-кредитную политику, которая привела к резкому повышению процентных ставок, причем в один из периодов прайм-рейт достигал исключительно высокого уровня, составляя 21,5 процента. Нехватка денежной массы нало-жилась на отток покупательской способности из промышленного мира в результате повышения нефтяных цен. Общим следствием был глубочайший со времени Великой депрессии спад, имевший два низких уровня, первый в 1980 году и второй, более серьезный, в 1982 году. Свертывание экономической активности значительно уменьшило спрос на нефть в промышленных странах. Предполагалось, что развивающийся мир, являясь новым главным источником спроса, поддержит цены. Однако многие развивающиеся страны опутаны долгами, а в результате депрессия в промышленном мире пострадал рынок сырья, что привело к резкому экономическому спаду, заглушившему их спрос на нефть.

Более того, коренные перемены происходили и в самой энергетике. Прежние страхи нехватки начала двадцатых годов, а затем середины сороковых годов закончились избытком и перенасыщением, поскольку растущие цены стимулировали развитие новых технологий и разработку новых районов. Такая схема повторилась и при повышении цены до 34 долларов за баррель и ожидании еще более высоких цен. За пределами стран ОПЕК велись гигантские новые разработки. Огромное наращивание нефтедобычи в Мексике, на Аляске и в Северном море совпало по времени с волнениями, которые принес второй энергетический кризис. Значительными экспортерами становились Египет, Малайзия, Ангола и Китай. Одновременно и производителями и экспортерами стали и многие другие страны, несущественные каждая в отдельности, но вместе образовывавшие значительную группу. Крупные научные достижения также вносили улучшения в технологию поисковых работ, добычи и транспортировки. Пропускная способность Аляскинского трубопровода, первоначально составлявшая 1,7 миллиона баррелей в день, была повышена до 2,1 миллиона баррелей в день за счет применения добавки "сликем", которая снижала торможение внутри трубопровода и ускоряла свободный поток. Помимо этого, при цене в 34 доллара за баррель оказалось возможным осуществить в разведочных работах и добыче много, что было экономически невыгодно при 13 долларах за баррель, и добыча в штатах США, расположенных между Канадой и Мексикой, продолжалась на более высокомуровне, чем даже ожидалось. Это, а также увеличившийся поток нефти с Аляски, означало, что в первой половине восьмидесятых годов нефтедобыча в США фактически возросла.

Что касается спроса, то и там происходили значительные изменения. Грандиозный марш двадцатого столетия к все более высокой зависимости от нефти в рамках общей структуры энергетики был завернут обратно, чему способствовали более высокие цены, соображения безопасности и государственная политика в этой области. Так, широкомасштабное возвращение в производство электроэнергии и в промышленность совершил уголь. Также быстро приступила к выработке электроэнергии и ядерная энергетика. В Японии в энергетике в целом и в производстве электроэнергии повысилась доля сжиженного природного газа. Вместе взятое, это означало, что во всем мире нефть выталкивается с некоторых ее самых важных рынков и быстро теряет свои позиции. В общей энергетике промышленных стран ее доля рынка опустилась с 53 процентов в 1978 году до 43 процентов в 1985 году.

Нефти доставалась не только уменьшавшаяся доля энергетического пирога, но и сам этот пирог сокращался, отражая существенное влияние растущей эффективности использования энергии, другими словами, энергосбережения. Хотя энергосбережение часто не принималось во внимание и даже вызывало насмешки, оказалось, что роль его огромна. В современном промышленном обществе энергосбережение означало главным образом не ограничение, не лозунг "мало - это красиво", а большую эффективность использования и технологические инновации. Законодательство 1975 года, которое предусматривало увеличение в 2 раза средней топливной экономичности парка новых автомобилей - до 27,5 мили пробега при расходе одного галлона бензина - должно было снизить потребление нефти в Соединенных Штатах на 2 миллиона баррелей в день, что было примерно эквивалентно как раз тем 2 миллиона баррелей в день, которые давал дополнительный поток нефти с Аляски. В целом, к 1985 году эффективность использования энергии повысилась в Соединенных Штатах на 25 процентов, а нефти - на 32 процента по сравнению с 1973 годом. Если бы Соединенные Штаты сохранили уровни эффективности 1973 года, то ими было бы израсходовано на 13 миллионов баррелей больше, чем они фактически израсходовали в 1985 году. Экономия была огромной. Так же, как и в других странах. В Японии в тот же период на 31 процент повысилась эффективность использования электроэнергии и на 51 процент эффективность использования нефти.

К 1983 году, первому году подъема экономической активности, влияние энергосбережения и перехода к другим видам топлива было очевидно. Потребление нефти в странах некоммунистического лагеря составляло 45,7 миллиона баррелей в день, примерно на 6 миллионов баррелей меньше, чем в 1979 году, когда его высшая точка достигла 51,6 миллиона баррелей в день. Так что при падении спроса на 6 миллионов баррелей в день в период между 1979 и 1983 годами нефтедобыча за пределами стран ОПЕК возросла на 4 миллиона баррелей в день. Помимо этого, нефтяные компании энергично пытались освободиться от колоссальных запасов, накопленных на такой уровень спроса, который не материализовался.

Эти три тенденции - падение спроса, непрерывное наращивание нефтедобычи за пределами стран ОПЕК и обращение к демпингу огромных запасов -сократили обращение к нефти ОПЕК где-то на 13 миллионов баррелей в день,то есть на 43 процента от уровня 1979 года! Иранская революция, а затем ирано-иракская война нанесли серьезный урон возможностям этих двух стран. Тем не менее, вместо нехватки, которой все опасались, внезапно образовались большие излишки, превышавшие спрос на рынке - короче, возникло перенасыщение рынка, ведущее к существенному снижению цен.

НАКОНЕЦ - ОБРАЗОВАНИЕ КАРТЕЛЯ

Час расплаты для ОПЕК приближался. Еще только в 1977 году она производила две трети сырой нефти всего западного мира. А в 1982 году не входящие в ОПЕК страны впервые опередили ее, давая на миллион баррелей в день больше и постепенно этот объем повышая. Помимо этого, значительно увеличивался даже экспорт советской нефти в западные страны, Советский Союз стремился воспользоваться преимуществами, которые давали растущие цены, чтобы пополнить свои доходы в твердой валюте.

Значительные объемы новой нефти, особенно из Северного моря, продавались на рынках наличного товара, где цены на нее зависели от общего состояния рыночной конъюнктуры. Всего год или два назад цены на рынках наличного товара превышали официальные цены, теперь же они были намного ниже их. Многие компании, платившие официальные цены, теряли огромные суммы на операциях по очистке и сбыту. Наличные цены на нефть какого-то одного сорта могли быть на 8 долларов ниже, чем по условиям контрактов. Этот разрыв, как заметил главный исполнительный директор немецкого филиала "Мобил", представлял собой разницу между получением "маржи прибыли" и "значительными потерями". При таких обстоятельствах любой покупатель, способный произвести простейшие арифметические подсчеты, отправлялся за более дешевой нефтью на рынок наличного товара. Новые, не входившие в ОПЕК производители, которые пытались выйти на этот рынок в качестве продавцов, вынуждены были предлагать наиболее "отвечающие рынку", то есть более низкие цены с тем, чтобы получить определенный удельный вес в его обороте.

ОПЕК была в тяжелом положении. Рынок ставил перед ней крайне неприятный выбор: снизить цены, чтобы вернуть себе рынки, или же сократить нефтедобычу для поддержания цены. Но страны ОПЕК вовсе не хотели снижать цены, опасаясь, что этим они подорвут свою ценовую структуру, утратят огромные экономические и политические завоевания и таким образом сократят недавно приобретенные власть и влияние. Более того, индустриальные страны могли бы воспользоваться снижением цен и повысить акцизные сборы и налоги на продажу бензина и осуществить перевод ренты из казны стран ОПЕК обратно в свою собственную, что означало бы возврат к их сражению за ренту, начавшемуся свыше трех десятилетий назад.

Тем не менее приходилось взглянуть в лицо реальности. Если ОПЕК не собиралась снизить цену, чтобы защитить свой объем нефтедобычи, тогда ей придется сократить объем нефтедобычи, чтобы защитить цены. В марте 1982 года ОПЕК, которая в 1979 году, всего лишь три года назад, производила 31 миллион баррелей в день, установила общий для своих членов лимит в 18 миллионов баррелей в день и квоты для каждой отдельной страны, за исключением Саудовской Аравии, которая должна была регулировать объем нефтедобычи в целях поддержания всей системы. В конечном счете ОПЕК наконец сделала то, о чем она говорила в различные периоды своей истории. Она пошла по пути, выбранному Техасской железнодорожной комиссией - регулирования объема нефтедобычи с целью сохранения цены. Как отметил один из ведущих аналитиков по экспорту нефти, она превратилась в картель, объединение, которое регулирует объем производства и устанавливает цены.

В последовавшие за введением квот месяцы появились новые факторы, повлиявшие на неопределенность нефтяного рынка. Иран одерживал победу в войне с Ираком и становился более воинственным и в своих заявлениях, и в своем отношении к Саудовской Аравии и другим странам Персидского залива. Это была не единственная война на Ближнем Востоке. В июне 1982 года Израиль вторгся на территорию Ливана. В связи с этим на одном из совещаний Организации арабских стран-экспортеров нефти (ОАПЕК) велись дебаты о повторном введении эмбарго как "наказания" Соединенных Штатов. Но угнетенное состояние нефтяного рынка и непосредственный геополитический риск для стран-экспортеров Персидского залива, вызванный заявлениями Ирана, делали это предложение нереальным, и оно было вскоре отвергнуто как изжившее себя, опасное и несоответствующее интересам самих стран-экспортеров. Тем временем в июне 1982 года умер король Саудовской Аравии Халид, на троне человек чисто временный и к тому же страдавший сердечной болезнью. Трон унаследовал принц Фахд, который уже был фактическим правителем страны и, помимо всего прочего, решал все нефтяные вопросы.

Предполагалось, что введение квот явится мерой временной. Но к осени 1982 года стало очевидно, что спрос не возвращается на прежний уровень, нефтедобыча за пределами стран ОПЕК растет и наличные цены снова падают. Даже при введении квот, нефти ОПЕК было слишком много и она была слишком дорогой.

"НАША ЦЕНА СЛИШКОМ ВЫСОКА ..."

В 1983 году конкуренция на нефтяном рынке быстро нарастала. Один только британский сектор Северного моря, который до 1975 года не был задействован, теперь давал больше, чем Алжир, Ливия и Нигерия, вместе взятые, и в перспективе поток нефти из Северного моря должен был возрасти. В конкурентной борьбе нормой среди стран ОПЕК стали неофициальная дисконтная ставка и снижение цены. Здесь снова единственным исключением была Саудовская Аравия: она поддерживала планку в 34 доллара, которую многие другие чаще нарушали, чем соблюдали. Покупатели, в том числе даже партнеры "Арамко", покинули Саудовскую Аравию. Им было не так просто принуждать к покупке более дорогой нефти дочерние предприятия и клиентов, которые конкурировали с другими компаниями, имевшими доступ к более дешевой нефти. И саудовская нефтедобыча упала до самого низкого с 1970 года уровня.

В начале 1983 года Ямани выступил с философским исследованием причин ситуации, которая при всей ее очевидности говорила о наступлении кризиса ОПЕК. "Прошу извинить меня за сравнение, - говорил он, - но в истории теперешнего кризиса очень много общего с кризисом забеременевшей жены.... Кризис, как и любая нормальная беременность, начался со страсти и радости. В тот момент другие члены ОПЕК хотели, чтобы мы еще выше подняли цену на нефть,несмотря на все наши предостережения, что это приведет к негативным последствиям. Более того, каждый получал огромные доходы и бросался в программы разработки, словно эти финансовые доходы должны были вечно расти. ... Мы упивались моментами удовольствия". Но теперь пришлось взглянуть в лицо последствиям. "Наша цена слишком высока по отношению к ценам на мировом рынке", - заключал Ямани.

К концу февраля 1983 года полный крах, по-видимому, был близок. "Британская государственная нефтяная компания" снизила цену североморской нефти на 3 доллара, до 30 долларов за баррель. Это было страшнейшим ударом для Нигерии, члена ОПЕК и страны с 100-миллионным населением, экономика которой оказалась в опасной сверхзависимости от нефти. Нигерийская нефть конкурировала по качеству с североморской сырой нефтью, и постоянные покупатели Нигерии, которые теперь могли получить более дешевую североморскую нефть, покинули африканскую страну. Лишившись покупателей, Нигерия фактически перестала экспортировать нефть. Внутренняя политика страны, где к власти недавно вернулось гражданское правительство, закачалась. Нигерия дала ясно понять, что она предпримет аналогичные ответные меры. "Мы готовы к ценовой войне", - твердо заявил нигерийский министр нефтяной промышленности Яхайя Дикко.

В начале марта 1983 года министры нефтяной промышленности и их свита поспешно собрались, как это ни иронично, в Лондоне, столице Великобритании, их главного конкурента из числа стран за пределами ОПЕК. Совещание проходило в отеле "Интерконтинентал" на Гайд-Парк-Корнер, где они провели 12 бесконечных и безрезультатных дней, воспоминание о которых вызывало у многих из них аллергическую реакцию, когда бы в последовавшие годы они ни ступали ногой в этот отель. Но как ни сильна была оппозиция идеологического и символического плана, как ни велики были ярость и растерянность, сопротивляться реальности далее было невозможно - ОПЕК срезала свои цены примерно на 15 процентов - с 34 до 29 долларов за баррель. Это был первый в истории ОПЕК случай, когда она пошла на такой шаг. Экспортеры также договорились об установлении для всей группы квот в размере 17,5 миллиона баррелей в день.

Но кто получит квоты и как они распределятся? Ставкой были миллиарды долларов, и страна за страной вступали в баталии за их распределение. 12-дневный нефтяной марафон в Лондоне предотвратил резкое падение цен, по крайней мере на настоящее время. ОПЕК пересмотрела и свою цену в соответствии с рыночной ценой, причем не с растущей, как в прошлом, а с падавшей. Она также установила новые квоты, но уже не в качестве временных, как в предыдущем году.

Одна страна, безусловно, не имела вообще никаких официальных квот. Ямани утверждал, что, если бы ей и установили квоту, ее размер был бы намного ниже 6 миллионов баррелей в день, то есть того минимума, который в соответствии с полученными им инструкциями был приемлем для Эр-Рияда. Так что в коммюнике было записано, что Саудовская Аравия будет "действовать как регулятор колебаний спроса, обеспечивая сбалансированные объемы в соответствии с рыночной конъюнктурой". Таким образом, на Саудовскую Аравию, располагавшую одной третью всех запасов западного мира, впервые была открыто возложена ответственность за повышение или понижение своей нефтедобычи в целях сохранения сбалансированности рынка и поддержания цены.

Однако новая система регулирования цен ОПЕК зависела от честности ее двенадцати членов и от желания и способности тринадцатой страны, Саудовской Аравии, играть центральную роль производителя-балансира3.

РЫНОК ТОВАРОВ

За очевидными драматическими событиями марафона ОПЕК в Лондоне и превращением ее в картель стояли далеко идущие перемены в нефтяной промышленности. Отныне в ней не будет господства крупных, высоко интегрированных нефтяных компаний: на их место придет открытый для всех оглушительный мир разнообразных и многочисленных покупателей и продавцов. Как говорилось, иногда с одобрением, а иногда с ужасом, нефть становилась "просто одним из товаров".

Нефть, конечно, всегда была товаром, с ее первых дней коммерческого использования в шестидесятых и семидесятых годах прошлого столетия, когда цены в западной Пенсильвании резко менялись. Но одним из результатов постоянного сдвига к интеграции было введение контроля над колебаниями цен в рамки операций компании, "связывавшей" весь цикл от устья скважины до насоса на бензоколонке. К тому же считалось, что нефть отличается от всех других товаров. И министр нефтяной промышленности Саудовской Аравии неустанно произносил нараспев: "Следует помнить, что нефть - это не обычный товар, как чай или кофе. Нефть - это товар стратегический. Товар слишком важный, чтобы отдавать его на откуп причудам наличного или фьючерсного рынков или какого-либо другого вида спекулятивной деятельности". Но именно это и начало происходить. Одной из причин было накопление на мировом рынке огромных излишков. Существовавшая в семидесятых годах ситуация радикально изменилась: теперь в большей степени приходилось беспокоиться о доступе к рынкам производителям, а не потребителям о доступе к поставкам. Покупатели ожидали скидок, они и думать не хотели об уплате каких-то надбавок, которые они были вынуждены платить за безопасность в конце семидесятых и начале восьмидесятых годов, - надбавок, которые, по словам одного представителя нефтяного бизнеса, были "часто слабы как гарантия безопасности и сильны как финансовое бремя". Безопасность теперь вряд ли уже была проблемой. Теперь важно было стать конкурентоспособным на рынке перенасыщения.

Другой причиной была менявшаяся структура самой нефтяной промышленности. Национализм и погоня за рентой побудили правительства стран-экспортеров установить собственность на нефтяные ресурсы своих стран, а затем право самим продавать на мировых рынках постоянно возраставший объем своей нефтедобычи. Сделав это, они разорвали связи, привязывавшие их ресурсы к определенным компаниям, нефтеперерабатывающим предприятиям и рынкам за пределами своих стран. Компании, лишившись прямого доступа к поставкам во многих регионах, обратились к разработке новых источников в других местах. Однако было ясно и то, что им придется найти какие-то новые формы своей деятельности, иначе, держась за старое, они погибнут. Если им не суждено сохраниться как интегрированным компаниям, они станут покупателями и трейдерами. Таким образом, центр их внимания переместился с рынка долгосрочных контрактов на рынка наличного товара. До конца семидесятых годов на рынки наличноготовара попадало не более 10 процентов всей продававшейся в мире нефти. И это было не более, чем второстепенной операцией, лишь одним из путей поглощения избыточного выхода продукции нефтеперерабатывающих предприятий. К концу 1982 года, после потрясений, вызванных вторым энергетическим кризисом, уже свыше половины продававшейся в мире нефти поступало либо на наличный рынок, либо шло по ценам, соответствующим его ключевым ставкам.

Лишенная другого выбора, первой на этот путь встала "Бритиш петролеум". В результате иранских событий и национализации в Нигерии она потеряла 40 процентов своих поставок - и это помимо потерь после национализации в Кувейте, Ираке и Ливии. Оказавшись в тяжелейшем положении и пытаясь как-то защититься, она вышла на наличные рынки и начала покупать и продавать нефть во все большем масштабе. С появлением краткосрочных рынков наличного товара преимущества интеграции "старого стиля" были уже не так очевидны. Теперь обновленная "Бритиш петролеум" могла подыскивать самую дешевую нефть, повышать эффективность всех своих операционных механизмов и таким образом выдерживать конкуренцию, проявлять большую, чем прежде, инициативу. К тому же компания стала более децент-рализированной: ее отдельные подразделения сами отвечали за свою рентабельность. Корпоративная культура семидесятых годов, где доминировал специалист по планированию поставок, сменилась культурой, в которой главными были трейдеры и коммерсанты. Компания, ранее считавшаяся полугосударственной, пошла по пути, как назвал его один из исполнительных директоров "Бритиш петролеум", "гибкой ориентации на трейдинг". А как же исторически сложившиеся ценности интеграции? "Определенная интеграция, конечно, вещь хорошая, но это не то, за что мы будем дополнительно платить, - однажды заявил новый президент "Бритиш петролеум" П.И.Уолтерс. - Мы должны проявлять гораздо большую гибкость".

Уолтере стал инициатором перемен в "Бритиш петролеум". Он уже давно пришел к выводу, что традиционная интеграция, все более широко управлявшаяся компьютерными моделями, утратила свой смысл. Это открытие пришло к нему в одно субботнее утро июня 1967 года, через несколько дней после начала "шестидневной войны". Он косил газон перед своим домом в Хайгейте, в Северном Лондоне, когда его позвали к телефону - с ним хотел срочно переговорить руководитель отдела "Бритиш петролеум" по фрахтованию. Магнат танкерного флота Аристотель Онассис, сообщил он, внезапно аннулировал все свои чартерные договоренности и предлагает "Бритиш петролеум" весь свой флот, но по цене в два раза большей, чем она была накануне. Ответ надо дать до полудня. И этот ответ должен был дать Уолтере, который только что был назначен ответственным за материально-техническое снабжение всех отделений "Бритиш петролеум". От его решения зависели десятки миллиардов долларов. С упавшим сердцем, он вдруг понял, что сейчас ему не поможет ни одна компьютерная программа - он мог рассчитывать только на свое собственное коммерческое чутье. Он перезвонил заведующему фрахтом. Да, примите предложение, сказал он, и вернулся стричь свой газон. События быстро подтвердили правильность решения: к понедельнику цены на танкеры были в четыре раза выше, чем в пятницу.

С этого дня Уолтере стал активным сторонником отказа от интеграции операций "Бритиши петролеум". "Этот случай заставил меня думать о всем процессе нашего бизнеса, - сказал он. - Я понял, что защитники сохранения интеграции идут в неправильном направлении. Они поручают машинам то, что должно решаться менеджерами". Одно время казалось, что пропаганда этих идей будет стоить ему потери должности, но он твердо стоял на своем и к 1981 году стал председателем "Бритиш петролеум", когда все операции компании переживали полный развал. "Такое множество устоявшихся гипотез о ведении бизнеса рухнули", -заявил Уолтере. Иранцы частично дезинтегрировали "Бритиш петролеум", он закончит эту работу. "Я не признаю ни одной стратегии, которая не ведет к рентабельности", - пояснил он. Уолтере прославился, заявив своим менеджерам, что "в "Бритиш петролеум" нет священных коров" и что "вы должны говорить нам, что имеет экономический смысл, а что - нет. А я уже решу, что мы сохраним, а от чего откажемся". Истинной ценностью теперь стала экономическая необходимость.

Те же силы и в том же направлении толкали и другие компании. И фактически в каждой из них развернулась борьба между теми, кто был воспитан на интегрированной нефтяной отрасли пятидесятых и шестидесятых годов, и теми, кто считал, что пришел новый мир трейдинга. В этой борьбе ставились под сомнение не только установившиеся модели операций, но и принципиальные, глубоко укоренившиеся убеждения. "Концепция, на которой я вырос, заключалась в том, что компания должна пропускать свою нефть через собственную систему очистки и перекачки, - сказал председатель "Шеврона" Джордж Келлер. - Это было настолько очевидно, что стало трюизмом". Во многих компаниях против перехода к торговле нефтью как обычным товаром восставали сторонники традиций, видевшие в новом направлении безнравственный и нецелесообразный путь ведения бизнеса - чуть ли не нарушение законов природы. Их приходилось долго убеждать, и они со временем отошли от своих прежних позиций. В большинстве компаний это свелось к утверждению трейдинга как отдельного направления прибыльности, одного из способов делать деньги на собственных условиях, а не просто метода для обеспечения баланса спроса и предложения внутри операций родительской компании. И если во времена напряженности с поставками экспортеры не проявляли лояльности к компаниям, так и теперь, во времена перенасыщения, компании не проявляли ее к экспортерам. Покупатели отыскивали самые дешевые баррели в любом регионе, независимо от того, использовали ли они их сами или снова пускали в продажу - и все это ради того, чтобы сохранить наибольшую конкурентоспособность.

Четыре компании "Арамко" - "Экссон", "Мобил", "Тексако" и "Шеврон" - продолжали, хотя и при некотором сокращении, брать огромные объемы нефти в Саудовской Аравии даже по официальной и, следовательно, более высокой цене, чем соответствующие конкурентные сорта. Их основополагающей позицией всегда было - сохранить доступ к саудовской нефти, и они сопротивлялись разрыву сложившихся связей. Но в 1983 и 1984 годах им пришлось, правда, с большой неохотой признать, что такая цена за доступ слишком велика. "Все мы в "Шевроне" всегда рассматривали "Арамко" как наше родное предприятие, - сказал Джордж Келлер. - Это то, с чего мы начали, создали и где мы играли ключевую роль. Так что это было более, чем очередной проблемой. Но мы не могли больше бросать деньги на ветер. Нам следовало отказаться и наконец сказать Ямани, что такая ситуация не может продолжаться". Хотя связи "Арамко" не были разорваны, они были значительно ослаблены: Саудовская Аравия перестала быть особым поставщиком. И это изменение финансовых отношений между четырьмя компаниями и Саудовской Аравией было одним из самых значительных свидетельств характера перемен, происходивших в нефтяной промышленности.

Переходу к рынку товаров способствовала и серьезная структурная перемена в самой отрасли. С ликвидацией контроля над ценами и всех других его форм Соединенные Штаты уже не были изолированы от мирового нефтяного рынка - теперь они прочно вошли в него. Они были не только самой крупной страной-потребителем: с сокращением мировой нефтедобычи, на их долю стала приходиться почти четвертая часть производства всего западного мира. К тому же это была нефтедобыча, в огромной степени ориентированная на рынок, и этот факт мог сказаться на всем остальном мире. А одному определенному потоку американской сырой нефти даже предстояло стать новым ориентиром в нефтяной промышленности всего мира.

ОТ ПРОДАЖИ ЯИЦ К ПРОДАЖЕ НЕФТИ

Появление этого нового потока сырой нефти -"Уэст Тексас интермедиат" - отразило еще одно важнейшее новшество в операциях нефтяной промышленности. Это новшество появилось также в переломном 1983 году, однако не в Вене, Эр-Рияде или Хьюстоне, а в Нижнем Манхэттене, на восьмом этаже Центра мировой торговли, где Нью-Йоркская товарная биржа, известная как НИМЕКС, ввела в практику фьючерсный контракт на сырую нефть.

При продаже товара главным образом на наличных рынках, где цены крайне изменчивы и неопределенны, покупатели и продавцы стремятся найти механизм, который сводил бы их риск до минимума. Именно это дало толчок появлению фьючерсных контрактов, которые дают покупателю право купить товар по согласованной цене для его поставки в будущем. При такой сделке покупатель фиксирует определенный уровень цены покупки, он знает, чем он рискует. Точно так же и производитель продает свою продукцию заранее, даже до того, как она произведена или в случае с сельскохозяйственной продукцией до того, как она убрана с полей. Он тоже фиксирует цену. Таким образом, и покупатель, и продавец выступают в качестве хеджеров. Их цель - минимизировать ценовой риск и избежать изменчивости цен. Ликвидность же обеспечивают спекулянты, которые надеются получить прибыль, выбирая удобный момент колебаний спроса и предложения - и психология рынка. Ряд различных товаров, таких, как зерно и свиная грудинка, годами покупались и перепродавались на каждом из фьючерсных рынков в Соединенных Штатах. В семидесятые годы, когда мировая экономика стала более неустойчивой, а государственное регулирование было снято, фьючерсные контракты стали заключаться на золото, процентные ставки, валюту и наконец нефть.

Что касается бирж, то путь, пройденный Нью-Йоркской товарной биржей, нельзя назвать особенно блестящим. Она была основана в 1872 году, в том же году, когда Джон Д. Рокфеллер пустил в ход "наш план" монополизации американской нефтяной промышленности и вытеснения конкурентов. У биржи амбиции были более скромные, отражавшие интересы 62 торговцев штата Нью-Йорк, которые искали место для заключения сделок по молочным продуктам. Первоначально она так и называлась - Масляная и сырная биржа. Вскоре к молочным продуктам добавились яйца, и в 1880 году ее стали называть Масляная, сырная и яичная биржа. Через два года ее название снова изменилось: теперь это была Нью-Йоркская товарная биржа. К двадцатым годам на ней были введены фьючерсные контракты на яйца, которые, как и сам этот продукт, продавались и покупались.

Затем в 1941 году под своды биржи вошел новый товар - картофель из штата Мэн. Позднее фьючерсы стали заключаться на золотистый лук, яблоки (макинтош и голден), картофель из штата Айдахо, фанеру и платину. Но главной опорой Нью-Йоркской товарной биржи был картофель Мэна до тех пор, пока по неизвестной для большей части мира причине американский баланс спроса и предложения не начал коренным образом меняться. Картофель Мэна уступал свою долю рынка картофелю из других штатов; более того, его ежегодный абсолютный объем также падал. В результате фьючерсные контракты по поставкам этого картофеля оказались в беде. В 1976 году, а затем в 1979 году в связи с поставками картофеля Мэна разразилось несколько скандалов, вызванных в том числе и отказом нью-йоркской инспекции допустить к продаже доставленные партии как не отвечающие определенным требованиям. Оказавшаяся в тяжелом положении биржа, которой грозила ликвидация, резко прекратила заключение сделок на этот картофель.

Однако НИМЕКС успела заблаговременно ввести контракты на новый товар, что местные поставщики нашли целесообразным - мазут для обогрева жилых домов. Затем в 1981 году биржа приступила к трейдингу фьючерсами на бензин. Но самое главное нововведение было сделано 30 марта 1983 года. В этот день Нью-Йоркская товарная биржа ввела фьючерсы на сырую нефть. И это произошло всего через две недели после закрытия совещания стран ОПЕК в отеле "Интер-континентал" в Лондоне. В таком непосредственном соседстве по времени была определенная ирония - фьючерсные контракты на сырую нефть решительно подрывали власть ОПЕК в сфере установления цен. И права на отдельно взятый баррель нефти теперь можно было купить и продать множество раз кряду, причем с прибылью порой баснословной, идущей трейдерам и спекулянтам.

Биржевики с восторгом восприняли заключение в Нью-Йорке фьючерсов на сырую нефть. Отталкивая локтями друг друга, пробираясь в бурлящей от возбуждения толпе, они кричали и яростно размахивали руками, регистрируя свои приказы купить или продать контракты. Так же расталкивая друг друга, трейдеры пробирались и в нефтяную промышленность, которая отнюдь не приветствовала их появление. Первоначальной реакцией утвердившихся нефтяных компаний были скептицизм и открытая враждебность. Какое отношение имели эти кричавшие и яростно жестикулировавшие молодые люди, для которых слово "долгосрочный" могло означать "два часа", к промышленности, где вопросы технологии и снабжения были архисложными, где основой всего считались тщательно культивировавшиеся взаимоотношения и где принятые сегодня решения по инвестициям начинали давать отдачу не ранее, чем через десятилетие? Старший исполнительный директор одной из крупных компаний отмахивался от фьючерсных контрактов, считая их "способом дантистов терять свои деньги". Но практика - фьючерсов, а не стоматологии - быстро распространялась, обретая признание и респектабельность. А через несколько лет большинство нефтяных корпораций и некоторые страны-экспортеры, а также многие другие игроки, в том числе солидные финансовые дома, уже заключали под сводами НИМЕКС фьючерсные контракты на продажу или покупку партий сырой нефти. При всем наличии ценового риска никто из них не мог позволить себе оставаться в стороне. Так что теперь с астрономическим ростом объема других сделок картофель из штата Мэн стал далеким, странным и неприятным воспоминанием на восьмом этаже Центра мировой торговли.

Когда-то цены на рынке нефти устанавливала "Стандард ойл". Затем в Соединенных Штатах этим занимался Техасский железнодорожный комитет, а в остальных странах нефтяные монополии. Потом эта власть перешла к ОПЕК. Теперь же цена устанавливалась ежедневно и мгновенно на открытом рынке в торговом зале НИМЕКС при взаимодействии трейдеров с покупателями и продавцами, прилипшими к компьютерным экранам в разных точках Земного шара. Это напоминало нефтяные биржи Западной Пенсильвании конца девятнадцатого столетия, только возрожденные новыми современными технологиями. Все игроки получали одинаковую информацию в один и тот же момент, а в следующий могли действовать на ее основе. "Ниспосланные свыше законы спроса и предложения" все еще существовали, только теперь они проявлялись по-другому - гораздо шире и без какого-либо промедления. Отправной точкой во всех сделках стала цена "УТИ" - "Уэст Тексас интермидеат", мощного потока движущегося в трубопроводе продукта, который легко вписывался в процесс трейдинга и поэтому был удобным индикатором для установления мировой цены, которым до этого служила арабская легкая нефть. Два десятилетия назад цены арабской легкой нефти заменила в качестве базовой цены нефти с побережья Мексиканского залива в Техасе. Теперь, совершив почти полный круг, база снова вернулась к Техасу. И с быстрым ростом нефтяных фьючерсов цена "УТИ" встала в один ряд с ценами на золото, с процентными ставками и с промышленным индексом Доу Джонса среди наиболее жизненно важных и тщательно контролируемого пульса мировой экономики.

НОВЫЕ НЕФТЯНЫЕ ВОЙНЫ:

С реструктурированием глобальных рынков нефтяная промышленность также прошла полный круг корпорационной реорганизации, от которой не застрахована ни одна крупная компания. Дерегулирование любой отрасли снимает защиту и увеличивает конкурентное давление и, таким образом, типичным его результатом являются консолидации, "отпочкования" новых компаний от существовавших, поглощение одной компанией контрольного пакета акций другой и множество других корпорационных изменений. К 1981 году нефть, пройдя в Соединенных Штатах полное дерегулирование, не была исключением. Перепроизводство и снижавшиеся цены также способствовали консолидации и сужению, и это означало повышение эффективности - и прибылей. В то же время институциональные инвесторы - менеджеры пенсионных, ссудно-сберегатель-ных и инвестиционных фондов, которые обычно контролировали три четверти акционерного капитала крупнейших американских корпораций - становились все более агрессивными и настаивали на большей отдаче инвестированного капитала. Стремясь показать хорошие показатели квартального роста капитала, они не желали ждать результатов долгосрочных контрактов. В их глазах нефтяная промышленность, переживавшая последствия закончившегося подъема, теряла свою привлекательность. Однако в своей основе, реструктурирование нефтяной промышленности базировалось на так называемом разрыве цен, термина, применявшегося в том случае, когда цена акций компании не отражала полностью рыночную стоимость ее ресурсов нефти и газа. Те компании, у которых был наибольший разрыв между биржевым курсом акций и номинальной стоимостью активов, были наиболее уязвимыми. В таких случаях наиболее очевидной была предпосылка, что новый менеджмент смог бы повысить курс акций и таким образом укрепить такую благородную вещь, как сумма акций их держателей, чего прежний менеджмент не сумел сделать. Был и еще один трюк: покупка активов какой-то уже существовавшей компании была в 2-3 раза дешевле, чем увеличение нефтедобычи за счет разведочных работ.

Поэтому для менеджмента компаний было совершенно очевидно, что "искать нефть под сводами Нью-Йоркской фондовой биржи", то есть покупать компании с заниженной стоимостью активов дешевле, чем вести разведочные работы в подземной толще Западного Техаса или под морским дном Мексиканского залива. Здесь опять движущей силой была стоимость акций. Многие компании, получив в результате двух нефтяных кризисов огромные потоки наличности, вложили их в разведочные работы в Соединенных Штатах, намереваясь найти надежные альтернативы нефти ОПЕК. Результаты принесли огромное разочарование, резервы по-прежнему сокращались. Расходование огромных средств оказалось неэффективным и напрасным. Не разумнее ли было бы вместо такого беспорядочного выбрасывания денег на ветер вернуть их большую часть владельцам акций повышением дивидендов или выкупной цены, предоставив акционерам самим решать, как эти средства инвестировать? Или же, что, возможно, было бы даже лучше, приобрести другие компании известной стоимости или слиться с ними и таким образом по дешевке получить нужные ресурсы?

Итак, разрыв цен и неудачи в нефтеразведке ускорили переворот во всей нефтяной промышленности. Результатом его был ряд серьезных корпорационных битв, в которых компания сталкивалась с компанией, причем при участи, а иногда и командовании разнообразных воинов с Уолл-Стрит. Это был совершенно новый вид нефтяной войны.

ТОЛЧОК

В конце второго энергетического кризиса промышленность уже была готова к изменениям, но для этого необходим был какой-то толчок. Он нашелся в Амарилло, городке с населением в 150000 человек, расположенном на ровном высоком плато района Панхэндл на северо-западе Техаса - изолированного, засушливого и продуваемого ветрами района, находящегося ближе к Денверу, чем к Хьюстону. Главным бизнесом в Амарилло была нефте- и газодобыча, но занимались этим главным образом небольшие независимые компании. Другим крупным бизнесом в Амарилло и его окрестностях было мясное животноводство. А также производство ядерного оружия. Амарилло был единственным центром страны, где шел конечный цикл производства атомных бомб - по одним данным, дававший по четыре атомных боеголовки в день. Это был также родной город независимого нефтепромышленника Т.Бу-на Пикенса. Он более кого-либо был причастен к взрывам, которые изменили корпоративный нефтяной ландшафт, стерев с лица земли его некоторые наиболее известные достопримечательности.

Бун Пикенс стал своего рода знаменитостью благодаря своему умению, лишь молча ухмыляясь, избавляться от репортеров, когда они со всей серьезностью спрашивали, не является ли он тем самым Дж.Р.Юингом из телевизионного сериала "Даллас". В финансовых кругах Пикенс вызывал шумное восхищение среди инвесторов, он действовал быстро и энергично и повышал стоимость их акций. В нефтяной промышленности, однако, одни им и восхищались, а другие ненавидели. Заняв стратегически важное положение на пересечении нефтяной отрасли и Уолл-Стрит, он говорил, что он возвращает нефтяную промышленность к ее основам, борется против потворства бессмысленным расходам, спасает ее от ее эксцессов, иллюзий и высокомерия, действуя в интересах акционеров. Его противники считали, что он всего-навсего хитрый пройдоха, обладающий даром проталкивать свои идеи и прикрывающий обыкновенную жадность мантией борьбы за права акционеров. Одно было совершенно ясно: Пикенс увидел раньше и с большей четкостью, чем большинство других, все уязвимые места и все слабости нефтяной промышленности, скрывавшиеся за внешней стороной второго энергетического кризиса. И он знал не только как ими воспользоваться, но и выдвинул целую теорию, объяснявшую их появление. На одном уровне проводимая им кампания, а она была таковой, представляла собой месть независимого нефтепромышленника ненавистным крупным корпорациям.

Родившийся в 1928 году, Пикенс вырос неподалеку от бывшей резервации семинолов, в центре нефтедобывающего района, где в двадцатые годы было сделано одно из величайших открытий в Оклахоме. Его отец был агентом по продаже недвижимости - он скупал у фермеров договоры на аренду земельных участков, объединял их и продавал нефтяным компаниям. Его мать заведовала во время Второй мировой войны распределением бензина в трех округах. Он был единственным ребенком, который превратился в дерзкого, самоуверенного молодого человека, независимо мыслящего, острого на язык и откровенно высказывавшего свое мнение. Он не принимал с готовностью установившийся порядок, а скорее старался, чтобы события принимали выгодный ему ход. У него также было огромное желание выдвинуться вперед. Он терпеть не мог проигрывать.

Когда удача повернулась к его отцу спиной, семья переехала в Амарилло, где старший Пикенс нашел работу в компании "Филлипс". Молодой Бун, пройдя курс геологии в колледже, также начал работать на "Филлипс". Он ненавидел эту работу. Ему не нравилась царившая в компании бюрократия и строгое соблюдение иерархии. И ему, конечно, не понравилось, когда босс сказал, что "если ты хочешь чего-то добиться в нашей компании, тебе надо научиться держать язык за зубами". В 1954 году, проработав три с половиной года в "Филлипс", он ушел и стал независимым нефтяником, оказывая консалтинговые услуги, заключая сделки по продажам для денежных людей вокруг Амарилло. Затем он отправился на Юго-запад, где он вел суровую кочевую жизнь в погоне за Американской мечтой. Он привык к раскаленным ветрам и постоянной пыли, которая забивала ему рот и нос. Он брился в туалетах на придорожных бензоколонках с названиями крупных нефтяных компаний - к этому времени у него уже сформировалось порядочное к ним отвращение. В середине пятидесятых годов в годы жалкого существования, во время очередного спада в промышленности, Пикенсбыл одним из тех тысяч людей, которые колесили по нефтяным штатам, пользовались телефонами-автоматами в качестве своих офисов, искали выгодные сделки и продавали их, сколачивали бригады для бурения скважины и, если повезет, нападали на нефть или газ, - и все это время неотступно мечтали об огромном, настоящем успехе.

Пикенс пошел дальше, чем большинство. Он был неглуп и хитер, обладал аналитическими способностями и умел просчитывать каждый шаг. Прошло какое-то время, и Пикенс отправился в Нью-Йорк, чтобы занять деньги, на которые он провел успешную операцию в Канаде. К 1964 году он объединил все свои сделки по бурению в одну компанию - "Меса петролеум". Когда "Меса" уже стала известной компанией, у него возник особый интерес к вопросу разрыва между стоимостью акций и стоимостью стоявших за ними нефтяных и газовых активов. Пикенс сосредоточил свое внимание на "спящей" - зарегистрированной, но не функционировавшей - и значительно большей, чем "Меса", компании "Хьюготон продакшн", имевшей обширные резервы газа в юго-западном районе Техаса Хьюготон, в то время самого большого в стране месторождения природного газа. Цена ее ценных бумаг была намного ниже, чем в случае продажи дали бы ее запасы газа. Акционеров можно было склонить на свою сторону, обещав более высокую цену покупки акций и другие методы управления компанией. Это был тот простой маневр, который окажет такое огромное влияние через полтора десятилетия. В 1969 году он завершил захват "Хьюготона" и слил это гораздо большее предприятие с "Месой", создав значительную независимую нефтяную компанию.

Подхваченный практически всеобщей лихорадкой, начавшейся после 1973 года, Пикенс нанял в Соединенных Штатах столько буровых установок, сколько позволяли его средства, и отправился искать нефть в Северном море и в Австралии. Он по-прежнему оставался заядлым трейдером и специалистом по фьючерсным контрактам задолго до того, как о них слышали в нефтяной промышленности. Вначале это были фьючерсы на поставки мясного скота. Одно время "Меса" заключала сделки даже по кормам для скота - так незначительная нефтяная компания, занимаясь побочным бизнесом, превратилась во второго крупнейшего в стране поставщика кормов для крупного рогатого скота. Однако это предприятие закончилось неудачей, и Пикенс, сделав поворот на 180 градусов, вывел компанию с кормовых участков. Все же даже в разгаре нефтяных войн в середине восьмидесятых годов, когда ставкой были миллиарды долларов, Пикенс, пролетая в своем самолете над Техасом, смотрел из окна на пастбища и подсчитывал число голов скота, чтобы определить, велики ли стада или нет, и выходить ли на "длинную" или "короткую" дистанцию при покупке или продаже фьючерсов на скот. Но теперь это был уже спорт.

Пикенс был заядлым игроком в баскетбол, игры, которая требует скорости, мгновенной реакции, быстрых отрывов, неожиданных бросков и постоянной импровизации. Такие качества были присущи и его бизнесу. "Каждое субботнее утро мы обычно набивались в офис Буна, некоторые из нас сидели даже на полу, - вспоминая семидесятые годы, говорил один из его менеджеров. - И Бун спрашивал, как мы будем делать деньги на следующей неделе". Пикенс гордился, что он был в Амарилло единственным нефтепромышленником, который работает по субботам. Его стиль работы - планирование действий, внимание к деталям и при этом активная импровизация - делал его жестким соперником для крупных, с бюрократическим управлением компаний, с которыми он имел дело. И он не уклонялся от борьбы. Когда его сотрудники докладывали, что тот или иной конкурент намеревается предпринять что-то, не отвечающее интересам "Месы", у Пикенса на это был готов стандартный ответ: "Передайте ему, пусть только попробует!"

К началу восьмидесятых годов Пикенс видел все слабости нефтяного бизнеса. В Соединенных Штатах шло снижение нефтедобычи, перспектив на ее увеличение практически не было, к тому же разведочные работы приносили одно разочарование за другим. В то же время цены акций нефтяных компаний не отражали продажную стоимость их разведанных запасов нефти и природного газа. Это открывало для "Месы" возможности делать деньги, точно так же, как в случае с "Хьюготон продакшн".

В 1982 году его первоначальной целью стала "Ситиз сервис", детище Гарри Догерти, нефтяного магната и владельца коммунальных служб, который в двадцатые годы первым во враждебно настроенной к этому нефтяной промышленности проповедовал преимущества энергосбережения в использовании нефти и природного газа. "Ситиз сервис" занимала 19-е место в списке крупнейших в Америке нефтяных компаний и 38-е в списке крупнейших промышленных корпораций "Форчун-500". И она была в три раза больше "Месы". Но ее акционерный капитал продавался только за одну треть оценочной стоимости ее резервов нефти и газа, что нельзя было назвать хорошим обслуживанием акционеров. "Меса" приобрела пакет акций этой более крупной компании. Пока она рассматривала планы поглощения, "Ситиз сервис" выступила с тендерным предложением купить у акционеров акции "Месы", которая ответила на это контрпредложением. В игру вступил "Галф", предложив "Ситиз сервис" почти в два раза большую цену за ее акции, чем они продавались до начала схватки. Но затем вышел из игры. В конечном счете все акции "Ситиз" приобрела "Оксиден-тал" Арманда Хаммера. "Меса" же на продаже купленного ей ранее пакета акций получила прибыль в 30 миллионов долларов. Это был первый ход.

К этому времени в нефтяной промышленности расширялось реструктурирование и шли очень крупные слияния. Фактически, начало им было положено в 1979 году, когда "Шелл" поглотила "Белридж", калифорнийского производителя тяжелой нефти. В начале двадцатых годов "Шелл" совершила "набег" на "Белридж" с предложением купить ее акции на сумму порядка 8 миллионов долларов, но затем отступила. Теперь, в 1979 году, она заплатила больше, в целом 3,6 миллиарда долларов, что в то время явилось крупнейшим корпоративным приобретением. В 1981 году "Коноко" ушла от попытки захвата со стороны "Канадас доум петролеум", бросившись в объятия "Дюпона" за 7,8 миллиарда долларов. "Мобил" предприняла "набег" на "Марафон", бывшую добывающую компанию "Стандард ойл" и частичного владельца промысла Йейтс, одного из крупнейших в стране месторождений в пермской геологической структуре в Техасе. В поисках альтернативы, "Марафон" согласилась на продажу за 5,9 миллиарда долларов "Ю Эс стал", которая искала путь к диверсификации, чтобы избежать катастрофы, постигшей американскую сталелитейную промышленность. "Меса" сделала заявку на покупку "Дженерал Амери-кан", крупного производителя сырой нефти, но "Филлипс" забрала его за 1,1 миллиарда долларов. Лишившись этой добычи, Пикенс ожидал благоприятного случая. Другой подходящий момент непременно должен был представиться.

МЕКСИКАНСКИЙ УИКЭНД

А тем временем подъем в нефтяной промышленности заканчивался. Разведка нефти в Соединенных Штатах сошла на нет. Подскочило вверх число рефинансирования и банкротств среди небольших компаний. В крупнейших компаниях начался первый раунд затягивания поясов - сокращения служащих, замораживание найма рабочих и ранние уходы на пенсию. Инвесторы, оставив волнения по поводу инфляции, стали покидать нефтяную промышленность и переходить на фондовый рынок; инвестиционные фонды открытого типа и спекулянты становились за ужином более интересной темой дискуссий, чем нефть, программы бурения и геология.

С продолжавшимся спадом деловой активности четко обозначилась прочно установившаяся взаимозависимость нефти и мировой финансовой системы. И нигде это не проявилось с такой очевидностью, как в Мексике, которая к 1982 году имела огромный внешний долг в размере 84 миллиардов долларов, явившийся результатом ее внезапного появления на мировой арене как нефтяной державы. В этот год министром финансов Мексики стал Хесус Сильва Эрсог. Его отец, носивший такое же имя, в 1937 году возглавлял государственную комиссию, которая, изучив финансовое положение и деятельность в Мексике иностранных нефтяных компаний, установила, что они виновны в получении чрезмерной прибыли, что и послужило президенту Карденасу основанием для их национализации. Затем он возглавлял отделение "Пемекса", государственной нефтяной компании, пост, который он покинул из-за конфронтации с профсоюзом нефтяников по поводу заработной платы. Его сын пошел по пути современных мексиканских технократов: он закончил магистратуру по экономике в Соединенных Штатах (в Йельском университете), а затем продвигался по служебной лестнице, занимая ряд государственных и административных постов. В апреле 1982 года президент Лопес Портильо назначил его министром финансов.

К своему ужасу, Сильва Эрсог обнаружил, что страна стоит на краю тяжелейшего экономического кризиса. Это был результат падения цены на нефть, высоких процентных ставок, резко завышенного курса песо, безграничных расходов правительства и сокращения рынка мексиканского экспорта других товаров из-за рецессии в Соединенных Штатах. И плюс ко всему повальное бегство из страны капитала. Сильва Эрсог понимал, что Мексика не в состоянии обслуживать огромный внешний долг. Она не могла платить проценты, не говоря уже о том, чтобы погасить какую-то его часть. Но президент Лопес Портильо, которому его окружение не уставало повторять, что он самый замечательный в истории Мексики президент, ничего не хотел и слушать. "Это было, - позднее сказал Сильва Эрсог, - страшное время".

Он начал предпринимать тайные поездки в Вашингтон, покидая Мехико поздно вечером в четверг, чтобы в пятницу встретиться с Полом Волькером, председателем Совета директоров Федеральной резервной системы, и вечером же в пятницу вылетал обратно, чтобы появиться на светских раутах, и никто не догадывался, что его не было в городе. Он договорился о предоставлении Мексике чрезвычайного кредита в размере 900 миллионов долларов, но в связи с бегством капитала он был растрачен в течение недели. 12 августа 1982 года Сильва Эрсог пришел к заключению, что никакие импровизации не помогут: Мекси ка не могла выплатить проценты по займам. Она могла, конечно, пойти на невыполнение условий кредитных соглашений и прекратить платежи, но это было чревато крахом мировой финансовой системы. Задолженность Мексики девяти крупнейшим американским банкам, которые наиболее активно оперировали на денежном рынке, была эквивалентна 44 процентам их общего капитала. Сколько американских и иностранных банков погибнут при первой волне неплатежей и сколько других они разорят при второй? И как сможет Мексика функционировать в рамках мировой экономики?

13 августа Сильва Эрсог снова улетел в Вашингтон. Эти проведенные несколько дней надолго останутся в памяти как "мексиканский уик-энд". При первой встрече с министром финансов Дональдом Риганом Сильва Эрсог объяснил, что у Мексики нет иностранной валюты. "Мы должны что-то предпринять, -сказал он. - В противном случае, последствия будут чрезвычайно серьезными". "Да, - заметил после обсуждения Риган, - у вас действительно проблема". -"Нет, господин министр, - возразил Сильва Эрсог, - у нас проблема".

Мексиканские представители и американцы приступили к работе в пятницу днем и продолжали работать, фактически без перерыва, до рассвета в воскресенье. Они подготовили многомиллиардный пакет займов и кредитов, а также "обусловленные" закупки мексиканской нефти для Стратегического нефтяного резерва Соединенных Штатов. Но затем, примерно в 3 часа утра в воскресенье, переговоры оказались на грани срыва: Сильва Эрсог обнаружил скрытую в соглашении планку о выплате 100 миллионов долларов за оказание услуги.

"Ну когда кто-то оказывается в тяжелом положении и вы его выручаете, то за это приходится платить", - сказал один из американцев. - Сильва Эрсог был взбешен. "Это же не операция по купле-продаже, - резко заявил он. - Простите, но я не могу с этим согласиться". Он позвонил Лопесу Портильо, который приказал прекратить обсуждение и немедленно вернуться в Мехико.

В конце этого дня Сильва Эрсог, готовясь к отъезду, сидел в посольстве Мексики и с мрачным видом ел гамбургер, когда из министерства финансов сообщили, что заложенная в соглашении выплата 100 миллионов долларов за предоставление услуги отменена. Американцы не могли пойти на риск и допустить крах банковской системы: кто знал, чем это обернется в понедельник? И на этом мексиканский уик-энд завершился - первая часть пакета чрезвычайных кредитов стала реальностью.

Охваченный волнением, Сильва Эрсог вылетел обратно в Мехико. Он выступил по телевидению, в течение 45 минут излагая основные тезисы, он не подготовил заранее текст, в котором бы объяснялись происходившие события. А в следующую пятницу он прибыл в Нью-Йорк для встречи с представителями Федеральной резервной системы и перепуганных банков, чтобы выработать детали реструктурирования мексиканского внешнего долга. Было придумано решение - объявить мораторий на долг. Но слово это никто не произносил -решение назвали пролонгация. Это был вежливый способ сказать, что, по крайней мере, частично Мексика оказалась неспособна выплатить проценты и погасить задолженность.

Измученный вконец, Сильва Эрсог опять полетел в Мексику. С аэродрома он отправился в маленькую горную деревушку неподалеку от Мехико. "Мне надо было отвлечься от всего, через что мы прошли, - позднее сказал он. - Я думал освоем отце и той роли, которую он играл в экспроприации нефти. Тогда мне было всего три года. Потом отец часто рассказывал мне, как это происходило. Это была одна из его любимых тем. И вот теперь уже я был в гуще тяжелейшего с 1938 года кризиса в Мексике, и опять это был кризис, связанный с нефтью. Рассчитывая на нефть, мы совершали страшные ошибки, но в то же время Мексика испытывала такое огромное ощущение победы. Мы переживали самый большой бум в мексиканской истории. И впервые в нашей истории весь этот период с 1978 по 1981 год включительно, за нами ухаживали, добивались нашего расположения самые влиятельные люди в мире. Мы считали, что мы богаты. У нас ведь была нефть".

В августе 1982 года мировые рынки закачались в ожидании паники, но меры, стремительно и без предварительной подготовки принятые в мексиканский уикэнд и в последующие дни, стабилизировали мировую финансовую систему. Однако драматические события, связанные с мексиканской задолженностью, заставили осознать, что мировой нефтяной бум закончился и что "власть нефти" не так сильна, как предполагалось. Нефть означала для государства не только богатство, но также и слабость. Более того, близился период перемен. Мировой нефтяной кризис теперь уступал место мировому долговому кризису, и среди многих крупных стран-должников предстояло оказаться нефтяным державам, которые брали огромные кредиты, рассчитывая, что для их нефти всегда будет существовать рынок и высокая цена.

В то же самое время, когда Мексика балансировала на краю банкротства, крохотный банк с громким названием "Пени скуэр" в неприметном торговом пригороде Оклахома-Сити также находился на грани неплатежеспособности. Он чрезвычайно энергично манипулировал кредитами в энергетическом секторе, а о его благоразумии можно было судить хотя бы только по одной привычке его менеджера - он любил пить амаретто с содовой из своих кроссовок фирмы Гуччи. "Пени скуэр" стал объектом пристального внимания Федерального резервного управления и других контролирующих органов. Почему же так много внимания уделялось какому-то банку в пригородном торговом центре, и это в то время, когда целая страна - Мексика - находилась на краю пропасти? Дело в том, что "Пени скуэр" предоставил огромное число кредитов на нефть и газ, многие из которых были крайне сомнительного характера, а затем продал их -некоторые стоимостью в 2 миллиарда долларов - наиболее активно оперирующим на денежных рынках банкам, таким, как "Континентал Иллинойс", "Бэнк оф Америка" и "Чейз Манхеттен". Оставшийся у "Пенне скуэр" портфель кредитов не имел стоимости, банк был неплатежеспособен и органы банковского надзора его закрыли. Но это был не конец истории.

В общенациональном масштабе самым активным банком, когда речь шла о кредитовании энергетического сектора, был "Континентал Иллинойс", самый крупный на Среднем Западе и седьмой по величине в стране. В целом это был наиболее быстро растущий кредитор в Соединенных Штатах, он получал награды за успешный менеджмент, а его председатель был назван "банкиром года". Как кредитор энергетики, "Континентал Иллинойс", по словам одного из его конкурентов, "съедал наш обед". Он быстро расширял свою долю на рынке кредитования нефти и газа, так же как и в других секторах. Газета "Уолл-стрит джор-нэл" присвоила ему титул "образцовый банк". С падением цен на нефть стало ясно, что "Континентал Иллинойс" с его огромным портфелем кредитов на энергетику от "Пени скуэр" и других источников ходит по слишком тонкому льду. В результате в 1984 году произошел крупнейший в мировой истории набег. Повсюду в мире другие банки и компании изымали свои деньги. "Континентал Иллинойс" оказался некредитоспособен. И теперь под ударом оказалась целостность всей взаимосвязанной банковской системы. Пришлось вмешаться Федеральной корпорации страхования депозитов. Она предоставила огромную сумму в 5,5 миллиарда долларов нового капитала, 8 миллиардов долларов в чрезвычайных кредитах и, конечно, новый менеджемент. "Континентал Иллинойс" был, по крайней мере временно, национализирован, хотя в Соединенных Штатах это слово практически никогда не употреблялось. Однако опасность в случае непринятия таких масштабных мер вызывала слишком большой страх и не позволяла идти на риск.

С крахом "Континентал Иллинойс" кредитование энергетического сектора мгновенно утратило привлекательность. Те банки, которые еще проявляли желание или были способны давать кредиты энергетическими компаниям, пересмотрели свои правила, так что получить кредит на нефть или газ стало теперь не легче, чем, как говорится в пословице, пролезть через игольное ушко. А без капитала вряд ли можно было рассчитывать на ведение разведочных работ и развитие отрасли, не говоря уже о подъеме.

ГОСПОДИН БУР

Другие драматические события, отзвуки которых еще долго ощущались в нефтяной промышленности, разыгрывались в водах далекой Аляски. Считалось, что половина неразведанных запасов нефти и газа в Соединенных Штатах находится на самой Аляске или в прилегающих водах, и все взгляды устремились в одну точку - Муклук, место, означавшее на языке эскимосов "сапог из тюленьей кожи". Этот Муклук представлял собой огромную подземную структуру в 14-ти милях от северного берега Аляски, там, где море Бофорта уступает место Северному Ледовитому океану, и примерно в 65 милях к северо-западу от богатых запасов на Норт-Слоуп в заливе Прадхо-Бей. Во всей нефтяной промышленности Муклук вызвал необычайное волнение. Те компании, которые объединились во главе с дочерней компанией "Бритиш петролеум" "Сохайо" и с "Дай-аманд Шэмрок" для совместного бурения разведочной скважины, надеялись открыть еще одно чудо - второй Восточный Техас, второй Прадхо-Бей, а может быть, и такой нефтеносный участок, какие существуют в Саудовской Аравии. Муклук был объявлен самым многообещающим и перспективным проектом, которые случаются один раз в поколение. "Это то, о чем можно только мечтать", - говорил президент фирмы-производителя компании "Дайаманд Шэмрок". А геологи "Бритиш петролеум" утверждали, что на этот раз бурение разведочной скважины связано с наименьшим риском за все прошлое компании - шансы на успех были один к трем, вместо одного к восьми как обычно. Однако усилия проникнуть в богатства Муклука обещали обойтись дорого - свыше 2 миллиардов долларов. В суровых условиях Арктики приходилось создавать искусственный остров, с которого можно было начать бурение. Такаяработа производилась только в период короткого лета, пока океан не был скован льдами. Зимой температура здесь падала до 80 градусов ниже нуля.

Бурение вели летом и осенью 1983 года, и разведочные работы на Муклуке захватили воображение всей нефтяной промышленности, равно как и финансового сообщества. Акции компаний, участвовавших в работах, подскочили вверх. В случае удачи Муклук должен был изменить все: положение этих компаний, перспективы дальнейших изысканий в Соединенных Штатах, мировой нефтяной баланс, даже отношение индустриального мира к странам-экспортерам нефти. Но об успехе говорить было еще слишком рано - результат, как сказал величайший в девятнадцатом столетии разведчик недр Джон Гейли, определяет только Господин Бур. И в первой неделе декабря 1983 года Господин Бур заговорил. Его слова разнеслись по всему миру. На глубине 8000 футов ниже морского дна, где, как предполагалось, начинался промышленный пласт, он обнаружил соленую воду. Нефти в Муклуке не было.

О том, что в Муклуке когда-то была нефть, говорили определенные свидетельства. Но либо в структуре образовался разлом и нефть вытекла на поверхность - этакое гигантское нефтяное пятно, влияние которого на окружающую среду осталось неустановленным, - или же, возможно, региональный наклон вызвал миграцию нефти и она по воле пошутившей природы ушла в структуру залива Прадхо-Бей. "Мы правильно выбрали место для бурения, - сказал президент "Сохайо" Ричард Брей. - Просто мы опоздали на 30 миллионов лет".

Разведочная скважина в Муклуке оказалась не только самой дорогостоящей безрезультативной скважиной в истории, но и поворотным пунктом в ведении разведки нефти в Соединенных Штатах. Эта сухая скважина как бы говорила о том, что в этом плане у Соединенных Штатов нет больших перспектив. И делать такую огромную ставку на разведочные работы было слишком рискованно и слишком дорого. Так что в будущем управленческие структуры, если они снова пойдут на неоправданный риск и понесут такие огромные финансовые потери, должны расплачиваться за свои ошибки. С точки зрения многих главных исполнительных директоров нефтяных компаний, Муклук ясно указывал, что от разведки нефти следует переходить к приобретению доказанных запасов нефти, покупая либо отдельную собственность, либо целиком компании. После Муклука они все начали склоняться к покупке.

СЕМЕЙНЫЕ ДЕЛА

Реструктурирование нефтяной отрасли подталкивали не только экономика и геология. В нем принимали участие и разные семейные неурядицы: ненависть, обиды и вражда, которые которые существовали в семьях нефтепромышленников и у наследников. Война между наследниками состояния семейства Кек привела к тому, что "Мобил" приобрела "Сьюпериор ойл", самую большую независимую компанию в стране, заплатив за нее 5,7 миллиарда долларов. Но самые крупные семейные неприятности свалились на "Гетти ойл", огромную интегрированную компанию, которую Джей Пол Гетти начал создавать в тридцатые годы и которая в пятидесятые годы с открытиями в Нейтральной зоне между Саудовской Аравией и Кувейтом стала международной компанией. Гетти, твердо веривший в американские ценности, умер в 1976 году. Теперь, в восьмидесятые,"Гетти ойл" не пополняла свои резервы, и ее акции продавались по очень низкой цене по отношению к стоимости ее запасов в недрах. Один из сыновей Дж.Пола Гетти, Гордон, больше интересовался сочинением музыки, чем поисками нефти - он только что закончил работу над циклом песен на поэмы Эмили Дикинсон -но тем не менее такое сильное падение цены акций вызывало у него удивление. Это привело к столкновению с профессиональными менеджерами, управлявшими "Гетти". Возможно, они и считали, что рычаги власти находятся в их руках, но контроль над акционерным капиталом все же осуществляли Гордон Гетти и его союзники. Дж.П.Гетти не жаловал своих сыновей, в том числе и Гордона, так что у молодого Гетти не было больших оснований быть верным памяти отца или результатам его работы. Так что, когда случай постучался в дверь, он был готов открыть ее.

Как показало дальнейшее развитие событий, таких случаев было два, и Гордон Гетти, не предвидя дальнейших осложнений, откликнулся на оба. Первым было предложение от "Пеннзойл", крупной независимой компании во главе с нефтяным магнатом Хью Лидтке, одним из ранних партнеров Джорджа Буша в нефтяных делах и другом Буна Пикенса. Гетти в какой-то степени согласился на предложение "Пеннзойл", но в какой именно стало центром серьезного и длительного разбирательства. Вторым было предложение "Тексако", председатель которой одним поздним вечером появился в отеле "Пьер", ранее принадлежавшим старшему Гетти. Его предложение молодой Гетти принял со всей определенностью. Итак, "Тексако" получила за 10,2 миллиарда долларов "Гетти ойл". И, кроме того, иск, выдвинутый "Пеннзойл".

ГИБЕЛЬ КРУПНОЙ КОМПАНИИ

В эпопее "Тексако"-"Пеннзойл"-"Тетти" Бун Пикенс играл эпизодическую роль, лишь консультируя Гордона Гетти по оценке нефтяной собственности. Он также систематически скупал акции "Тексако". Но на прицеле у него было кое-что другое. "Меса", как почти и вся нефтяная промышленность, испытывала серьезные проблемы. После подъема наступал спад, и "Меса" задолжала 300 миллионов долларов за программу разведочных работ. У нее работала 51 буровая установка, в том числе 5 очень дорогостоящих в Мексиканском заливе, где была занята целая армия из рабочих, многочисленных судов и вертолетов - и все это пожирало деньги в невероятном размере. В июле 1983 года Пикенс провел заседание правления в Амарилло. "Ребята, - заявил он, - на этом точка. Мы должны сообразить, как нам сделать 300 миллионов, и причем быстро. Мы потеряли в Мексиканском заливе слишком много денег. Дальнейшее бурение здесь не поможет - нам нужна другая зацепка".

Деньги можно было быстро сделать на нефтяных компаниях, акции которых продавались всего лишь за небольшую часть от стоимости их активов. И взгляд Пикенса остановился на намеченной жертве - компании "Галф ойл", одной из "Семи сестер", семи крупнейших нефтяных компаний мира. "Галф ойл" была создана семьей Меллонов после открытий Гуффи и Гейли в Спиндлтопе в 1901 году и стала непременным атрибутом американской жизни и крупнейшей корпорацией в мире. Она прочно установила свой флаг в Кувейте. Меллоны уже давно отошли от участия в активном менеджменте, семья разрослась, образовалось несколько ветвей и значительная часть ее владений была продана. С точки зрения Пикенса, из всех крупнейших нефтяных компаний "Галф" была наиболее уязвимой - ее акции продавались по цене, едва превышавшей треть ее оценочной стоимости.

Еще во время схватки за "Ситиз сервис" Пикенс внимательно присматривался к менеджменту "Галфа" и пришел к выводу, что он действует нерешительно и неэффективно и что тяжеловесная бюрократическая структура "Галфа" не сможет своевременно отреагировать на атаку. Внутренние проблемы и глубокие расхождения среди руководства на протяжении 10 лет нанесли компании серьезный урон. Незаконные политические взносы, причем некоторые из них связанные с Уотергейтом, и сомнительные иностранные платежи привели к скандалу в компании, в том числе к устранению некоторых высших управленцев и заменой их менеджерами, у которых незапятнанная репутация была одним из главных качеств.

Новый председатель совета директоров, который возглавил компанию во второй половине семидесятых годов, получил два прозвища - "Мистер Тайд" и "Бойскаут". К тому же "Галф" оказалась, безусловно, единственной крупной компанией, которая ввела в совет директоров монахиню. "Накопившиеся проблемы были результатом шестилетнего периода нерешительности, - вспоминал один из исполнительных директоров "Галфа". - И все это происходило в решающий момент перемен в нефтяной промышленности - во время споров в ОПЕК, когда на Дальнем Востоке все было подвешено и мы теряли наши позиции в Европе".

Список бед компании "Галф" был длинен. В 1975 году была национализирована ее концессия в Кувейте, дававшая существенную часть доходов. Она проиграла дорого обошедшееся ей антитрестовское дело, связанное с продажей урана. Несмотря на огромные суммы, которые с середины семидесятых годов она расходовала на поиски в Соединенных Штатах и в других местах надежной в политическом плане нефти, похвастаться результатами было нельзя. Ее внутренняя база резервов быстро таяла, сократившись на 40 процентов только между 1978 и 1982 годами. Пришлось также отвлечь средства от разведочных работ, чтобы выполнить подписанный несколько лет назад разорительный контракт на поставку природного газа стоимостью в сотни миллионов долларов. С потерей Кувейта позиции "Галфа" уже не отличались высокой конкурентоспособностью, и она в значительной мере утратила свою прежнюю репутацию транснациональной компании, ведущей в мире масштабные производственные и разведочные работы. И с тех пор никакой новой положительной репутации она не приобрела.

Нынешнее руководство только приступало к решению вопроса о том, как сделать компанию более гибкой, конкурентоспособной и эффективной. Теперь ее возглавлял новый председатель, Джимми Ли, сменивший Мистера Тайда. И если карьера Пикенса говорила об эволюции независимых компаний, то на карьере Джимми Ли можно было проследить эволюцию корпораций. В конце сороковых годов, когда поступила первая нефть из Кувейта, он работал на нефтеперерабатывающем заводе компании в Филадельфии. После этого, в эру бурной экспансии нефти, он делал карьеру за пределами Соединенных Штатов. Он строил нефтеперерабатывающие предприятия и создавал системы сбыта на Филиппинах и в Корее, возглавлял все операции на Дальнем Востоке. В тот период, когда ближневосточные производители боролись друг с другом и давили на компании,требуя повысить у них нефтедобычу, он был человеком "Галфа" в Кувейте. И, наконец, он руководил из Лондона всеми операциями в Восточном полушарии, и это означало, что он нес ответственность за все, начиная от завоевания верности европейских автомобилистов бензину марки компании до доставки буровых установок в Анголу. И вот сейчас он вернулся в Питтсбург, чтобы перестроить ослабевшую компанию. Но времени на это у него было мало.

В августе 1983 года "Меса" начала накапливать акции "Галфа" на "номерных" банковских счетах по всей стране, трансфертные коды которых были известны только одному-двум лицам. В октябре она образовала "Галф инвестерс групп", ГИГ, обеспечив ее партнерами и, таким образом, финансовым влиянием, необходимым для наступления. А в конце этого месяца группа "Месы" приступила к решительным действиям. Ее цель, говорила она, заставить "Галф" перевести половину своих американских нефтяных и газовых резервов в лицензионный траст, который будет принадлежать непосредственно акционерам, давая им поток наличных денег и устраняя двойное налогообложение на дивиденды.

"Галф" ответила контрнаступлением. Целью ее было завоевать 400000 акционеров, которые могли проголосовать либо за нее, либо за Пикенса. Но у "Галфа" была и еще одна большая проблема: позиции членов ее высшего руководства резко расходились по вопросу о дальнейших действиях, и это мешало принятию ответных мер против Пикенса и показывало ее нерешительность и неповоротливость, что Пикенс ранее и предвидел. Пикенс же проявлял гибкость и быстроту, постоянно импровизируя. Он знал, как подойти к институциональным акционерам, державшим большие пакеты акций "Галфа". Он также знал, как завоевать общественное мнение. И он был гораздо эффективнее в работе с прессой, чем управлявшие "Галфом" инженеры. Он выступал под знаменем защитника интересов акционеров как настоящий нефтяник, а не какой-то безликий бюрократ из "почтенного клуба" Большой нефти.

"Я никогда не предполагал, что на моем служебном пути мне придется вести борьбу за голоса акционеров, - сказал Ли. - Я никогда к этому не готовился". Но тем не менее "Галф" наносила ответные удары и причем достаточно энергично. Ли и его коллеги склонили институциональных инвесторов на свою сторону, и в декабре 1983 года при голосовании по доверенности "Галфу" удалось вырвать победу, правда, с незначительным перевесом - 52 процента против 48. Но это была всего-навсего передышка. Пикенс продолжал осаду: он представил в письменном виде предложение передать нефтяные и газовые ресурсы непосредственно акционерам. Правление категорически отказалось обсуждать этот вопрос, и тогда Пикенс отправился в Беверли-Хиллс в компанию "Дрексел Бернэм" к королю бросовых облигаций Майклу Милкену, чтобы прощупать возможность получить дополнительные средства и затем выйти с предложением о поглощении.

Джимми Ли знал, что времени у него в обрез. Ему надо было повысить курс акций. Он думал об отделении систем очистки и сбыта, а также химических производств, передав их в отдельные компании. Была и одна хорошая новость: в 1983 году "Галф" обновила 95 процентов своих резервов. Все же компания была крайне уязвима. В конце января 1984 года Ли позвонил председатель "Арко" Роберт О. Андерсон, который сказал, что хочет переговорить о вещах, представляющих "материальный интерес". Они встретилисьза ужином в Денвере, в отдельном зале отеля "Браун палас", каждый в сопровождении одного коллеги из компании. Андерсон точно знал, что он хочет - все операции "Галфа" по нефтедобыче за пределами Соединенных Штатов. Его не интересовали ни станции обслуживания, ни нефтеперерабатывающие заводы. Он считал, что будущее крупных нефтяных компаний -это наличие внешних резервов и что их общий успех или провал зависит от того, в какой мере они проникнут, пользуясь его словами, в "международную цепочку". Он был также убежден, что любой компании придется столкнуться с очень большими трудностями, чтобы прочно занять позиции в мире международной нефти - если она не является одной из "Семи сестер" и их уже не завоевала. В этом плане "Галф" обеспечивала бы "Арко" более легкий и короткий путь. "С потерей Кувейта "Галф" сильно пострадала,- позднее сказал Андерсон. - Но у них все еще оставалась критическая масса". За ужином Андерсон сказал, что он готов заплатить 62 доллара за акцию "Галфа" - полгода назад акции "Галфа" продавались по 41 доллару. На это Ли предложил слить операции их двух компаний в США, что дало бы "Галфу" половину исключительно дорогостоящих резервов "Арко" на Норт-Слоуп. Андерсон, даже не раздумывая, ответил "нет, спасибо". Затем Андерсон второй раз позвонил Ли. "Я подумал, что мне следует сказать вам, что прошлым вечером я ужинал в Денвере с Буном Пикенсом, - сообщил он. - Я сказал ему, что мы готовы заплатить 62 доллара за акцию "Галфа". - "Благодарю вас за это сообщение", - едва удерживаясь от сарказма, ответил Ли.

Целью встречи было, безусловно, желание Андерсона узнать намерения Пикенса и убедиться, что он не будет блокировать какой-либо сделки. Но Ли видел в этом и нечто другое. Повесив трубку, он тут же вызвал свою команду, работавшую над решением кризисной ситуации. "Итак, - сказал он, - Боб Андерсон только что выбил из-под нас стул, на котором мы сидим. Судя по всему, мы фактически уже вступили в игру".

Второй звонок Андерсона покончил со всеми его надеждами, что "Галф" выстоит. Ли понимал, что "дело было проиграно". Среди главных нефтяных компаний издавна существовало неписаное правило воздерживаться от враждебных предложений друг другу. Но предложение Андерсона, последовавшее вслед за недавним набегом "Мобила" на "Марафон", давало ясно понять, что оно больше не действует, и главные компании располагают огромными финансовыми ресурсами, позволяющими им идти друг против друга. И теперь за голову "Галфа" была назначена цена, об этом вскоре станет известно, и компанию непременно кто-то купит. Единственный вопрос заключался в том, кто именно. При таких обстоятельствах Ли решил добиваться наибольшей цены. Он позвонил главным директорам других крупных компаний. Это была крайне неприятная задача, но созданная Андерсоном ситуация не оставляла ему выбора. Смысл сообщения, доведенного до каждого директора, был примерно таков: мы - в тяжелом положении. Имеются данные, что на нас готовится набег. Если вы заинтересованы, начинайте готовить свои финансовые расчеты.

Пикенс разыграл свою следующую карту, сделав тендерное предложение акционерам купить у них акции по 65 долларов против 62, предложенных "Арко". "Я знал, что 65 долларов - это самая низкая цена, - сказал Ли. - Если кто-то хочет заполучить компанию, почему бы не взять за нее как можно боль ше". Он снова обратился к директорам других компаний. На этот раз он был откровенен - "Галф" продается.

Среди тех, кому он позвонил, был и Джордж Келлер, председатель правления "Шеврона", который уже проявлял интерес к покупке Талера". "Шеврон", образовавшаяся на основе западных операций "Стандард ойл траст", сохраняла свою штаб-квартиру в Сан-Франциско, вдали от предприятий нефтяной промышленности, в не очень подходящем месте для крупной нефтяной компании. Компания пользовалась прекрасной репутацией: она не боялась идти на риск и находила нефть, в том числе, конечно, в тридцатые годы в Саудовской Аравии. Келлер ранее осуждал практику поглощения одной компании другой, по крайней мере, если это были враждебные поглощения. Компании, ранее говорил он, могли бы с большим успехом расходовать свои средства на поиски новых ресурсов. Но как и другие высшие руководители в нефтяной промышленности, Келлер был потрясен огромными масштабами провала операций в Муклуке. "После этого, - сказал он, - практически каждый решил вкладывать деньги уже в более реальные возможности".

В канун нового, 1984 года председатель "Гетти ойл", позвонив Келлеру, спросил, не хотела бы "Шеврон" взглянуть на "Гетти" ( которая в тот период боролась против поглощения). Вернувшись в Сан-Франциско, Келлер немедленно поручил своей аналитической группе выяснить, настолько велики у "Гетти" шансы выстоять, а заодно и у других компаний, таких, как "Сьюпе-риор", "Юнокал", "Сан" и - "Галф". "Гетти" скоро ушла, приобретенная "Тек-сако", но "Шеврон" продолжала внимательно присматриваться к "Галфу". После второго звонка Ли Келлер засадил сотрудников "Шеврона" в ударном порядке готовить на основании всех опубликованных данных и предоставленных "Галфом" материалах срочное подписание соглашения о конфиденциальности. Имея в своем распоряжении едва ли неделю для определения стоимости одной из крупнейших в мире компаний, "Шеврон" бешено принялась за работу. 29 февраля "Шеврон" получила одну оценку, 2 марта - другую, в 4 часа дня 3 марта - уже третью. При самых пессимистических расчетах "Галф" стоила 62 доллара за акцию, при самых оптимистических - 105 долларов - то есть где-то от 12,2 до 17,3 миллиарда долларов. "Это чертовски огромный разброс", - воскликнул Келлер. Первоначально правление приняло рекомендацию менеджмента и уполномочило Келлера, делая предложение, поднять цену акции до 78 долларов, хорошо понимая, что фактическая цена может зависеть от разброса цен покупателя и продавца. Кто-то из членов правления предложил вообще не устанавливать предел и оставить это на усмотрение Келлера. "Ради бога, установите потолок, - просил Келлер, нервничая при одной только мысли о единоличной ответственности. - Каждый доллар на акцию - это лишние 135 миллионов".

5 марта правление "Галфа" собралось в своей питтсбургской штаб-квартире, нарядном здании, построенном во времена Великой депрессии. Здание было фактически пустым: большинство операций велось из Хьюстона, и группе "Шеврона" предоставили целый этаж. Правление "Галфа", безусловно, не было намерено сдаться на предложение бросовых облигаций Пикенса. На столе у него лежали три других предложения. Одно - от "Шеврона". Некоторые исполнительные директора выступили с альтернативными предложениями - выкуп менеджментом контрольного пакета за счет кредитов, с использованием высокодоходных, но ненадежных "бросовых" ценных бумаг, которой будет организован фирмой "Колберг, Крэйвис и Роберте". Было предложение и от "Арко". Итак, правлению предстояло рассмотреть три заслуживающих внимания предложения. Ли изложил покупателям порядок выдвижения предложений. "Каждый из вас вносит свое предложение только один раз. Повторное предложение не принимается." Президент "Арко" Уильям Кишник выступил первым, предложив 72 доллара за акцию. Фирма "Колберг-Кравис" была следующей - 87,50 доллара, из них 56 процентов, то есть 48,75 наличными. Остальное 38,75 вновь выпущенными ценными бумагами.

Ожидая своей очереди, представитель "Шеврона" Келлер держал наготове письмо с предложением, где был один-единственный пропуск - там не была проставлена цена. Он знал, что он рискует в двух случаях: снижения цен на сырую нефть или повышения процентных ставок, но вряд ли, думал он, и то, и другое произойдет одновременно. Правление "Шеврона" настояло, что окончательное предложение будет зависеть только от него. Келлер прокручивал в уме разные варианты, хорошо зная, что каждый дополнительный доллар за акцию добавляет к его предложению 135 миллионов. Но он не хотел и упустить "Галф": другой такой случай вряд ли снова представится. Он взял ручку и проставил цену - 80 долларов за акцию. Теперь предложение составляло 13,2 миллиарда долларов с полной оплатой наличными. Он представил письмо правлению "Галфа" и постарался как можно убедительнее обосновать свою позицию. За четыре десятилетия работы в "Шевроне" ему никогда прежде не приходилось находиться в таком положении. Предложение было встречено холодно.

В состоянии полной неизвестности Келлер вернулся на этаж "Шеврона" ожидать решение. Он был уверен лишь в одном - он только что сделал самое большое в истории предложение расплатиться наличными. Президент "Арко" Кишник тоже ждал. Роберт О. Андерсон, проведя совещание правления "Арко" в Далласе, и другие директора занимались текущими делами, но и они с волнением ждали и не занимали телефонную линию с Питтсбургом, лишь изредка переговариваясь с Кишником.

В этот день правление "Галфа" заседало в общей сложности семь часов. Оно обсуждало три предложения. Предложение "Арко" можно было без долгих размышлений не принимать в расчет: их цена была слишком мала. Предложение фирмы "Колберг-Кравис" отбросить было нельзя. Теоретически, оно давало больше денег, но было и более рискованным, поскольку половина суммы выплачивалась ценными бумагами, и финансовые советники "Галфа" - из компании "Меррилл Линч и Салломен бразерс" - никак не могли определить реальную стоимость бумаг. Его огромное преимущество заключалось в том, что теперешний менеджмент останется на своих местах, но некоторые "внешние" директора беспокоились, что его принятие именно по этой причине может вызвать нарекания, что правление исходит из своих собственных интересов. Более того, фирма не представила финансовых гарантий. "Если она не справится с финансированием, - сказал Ли, - то Бун, сохраняя свое тендерное предложение, будет смотреть нам в рот, вырывая больше акций, чем ему необходимо", чтобы возобновить попытку поглощения.

Время шло. Келлер все еще ждал, думая о своем рискованном предложении, когда зазвонил телефон. Это был Джимми Ли. В его голосе звучало деланное равнодушие. "Привет, Джордж, - сказал он. Наступила пауза. - Вы только что купили себе нефтяную компанию".

У Келлера лихорадочно мелькнула мысль, что он чувствует себя как тот человек, который впервые в своей жизни сделал предложение о покупке дома и затем, к своему удивлению, обнаружил, что дом этот теперь ему принадлежит. Это был "дом" стоимостью в 13,2 миллиарда долларов. Правление "Галфа" решило, что самым благоразумным было принять предложение "Шеврона", с выплатой всей суммы наличными. Акционеры окажутся в лучшем положении. И это был конец компании "Галф ойл". Спиндлтоп, Гуффи и Гейли, семья Мелло-нов, Кувейт и майор Холмс - все это было позади. Это уже была история.

Андерсон отнесся к проигрышу "Арко" философски. Он просто никак не мог предположить, что "Шеврон" пойдет на повышение до 80 долларов. Его абсолютный лимит был 75 долларов. "Мы считали, что зависнем где-то на примерно одинаковой цене, - сказал он. - Но уж если проигрывать, то гораздо легче при большей разнице цен. Крайне неприятно оказаться в проигрыше, когда разница составляет один доллар на акцию".

Что касается Пикенса, то он считал, что это была великая победа для акционеров: в результате его усилий неэффективный менеджмент был лишен возможности по-прежнему выбрасывать деньги на ветер в тщеславной погоне за славой. За прошедшие с начала его кампании месяцы цена акции "Галфа" поднялась с 41 до 80 долларов, а суммарная рыночная капитализация возросла с 6,8 до 13,2 миллиарда долларов, давая акционерам "Галфа" прибыль в 6,5 миллиарда. "Эти 6,5 миллиарда долларов никогда бы не были сделаны, если бы на арене не появилась "Меса" и ГИГ", - сказал Пикенс. Права акционеров восторжествовали. Гнался ли Пикенс за быстрой прибылью или же он лелеял мечту стать менеджером высшего ранга в крупной международной компании, но его "Галф инвестерс групп" получила 760 миллионов долларов прибыли, из которой 500 миллионов отошли "Месе". После вычета налогов это составило как раз те самые 300 миллионов, которые "Меса" так отчаянно стремилась получить летом 1983 года. Как говорил Пикенс, эти деньги были "Месе" страшно нужны.

У Джимми Ли первой реакцией было чувство огромного облегчения. Все закончилось, и правление проголосовало единогласно, что намного уменьшало вероятность обращения акционеров в суд. Он сразу же отправился в поездку по стране, чтобы встретиться со служащими компании и поддержать их уверенность в будущем. А затем усталость взяла свое. Навалилось уныние, иногда доводившее его чуть ли не до слез. "Я никогда и подумать не мог, что "Галф" перестанет существовать, - сказал он однажды. - Это была вся моя жизнь, вся моя карьера. Мысль о том, что его больше нет, меня просто не покидает".

"Галф" слился с "Шевроном", и у Джорджа Келлера никогда не было основания сожалеть о 80 долларах, сумме, которую он проставил в последний момент. "Шеврон" заплатила за компанию отнюдь не завышенную цену. "Это была удачная покупка, - сказал Келлер несколько лет спустя. - Мы приобрели активы такого масштаба, в каком они прежде никогда не выставлялись на продажу". Тогда почему же компания "Галф" оказалась в беде? "Она пренебрегла своим положением, которое было достаточно прочным, - ответил Келлер. - Она решила, что ей нужно одно великое и огромное чудо. Это было все равно, что отправиться играть в Лас-Вегас, вместо того, чтобы строить свое будущее в городе, где ты живешь. И она проиграла и там, и там". Это, конечно, могло случиться с любой крупной нефтяной компанией в той лихорадочной атмосфере, что установилась после нефтяных потрясений семидесятых годов. Но компания "Галф" заплатила максимальную цену.

АКЦИОНЕРЫ

Тем не менее Пикенс все еще не угомонился: одно за другим он сделал предложения купить акции "Филлипса", правление которого находилось в Бартлсви-ле, в штате Оклахома, и "Юникал" из Лос-Анджелеса. Что касается "Филлипса", то за Пикенсом вплотную следовал крайне активный финансист с Уоллстрит Карл Икан, который уже прибрал к рукам "Транс уорлд эрлайнс". Обе компании, однако, устояли, отразив силами своих правлений попытки поглощения. Они залезли в долги, что позволило им произвести обратную покупку акций по гораздо большей цене, чем до нападения, и увеличить таким образом выплаты акционерам. Однако в обоих случаях "Меса" получила значительную прибыль. Все же громкие требования заботиться о стоимости акций, по-видимому, теряли популистскую привлекательность у их держателей. После того, как "Юнокал" вышла из схватки целой, ее председателю правления Фреду Хартли позвонил Арманд Хаммер из компании "Оксидентал". Хаммер поздравил Хартли с победой, сказав, что он заслуживает Нобелевской премии за доблесть. Даже такая крупная интегрированная компания как "Арко" понимала, что в финансовой атмосфере середины восьмидесятых годов и она также может оказаться объектом нападения или очередного Пикенса или его самого. "Мы были легкой добычей, - сказал Роберт О. Андерсон, - пока не подтянули курс наших акций более плотно к стоимости нашей компании". Так "Арко" провела своего рода самоприобретение, выкупив на заемные средства свои акции по более высокой цене и одновременно резко консолидировав свои операции и сократив численность служащих.

В следующие несколько лет реструктурирование путем слияний и приобретений даже среди гигантов нефтяной промышленности продолжалось. "Ройал Датч/Шелл" заплатила 5,7 миллиарда долларов за 31 процент "Шелл ойл Ю-Эс-Эй", которая ей раньше не принадлежала. Для главных исполнительных директоров в Гааге и Лондоне это представлялось наилучшим вариантом из всех доступных им инвестиционных возможностей. "Бритиш петролеум" уже работала совместно с "Стандард ойл оф Огайо" - первоначально созданной Джоном Д. Рокфеллером и явившейся основой его "Стандард ойл траст" - чтобы обеспечивать себе возможности перекачки аляскинской нефти в Соединенных Штатах. В результате аляскинской сделки "Бритиш петролеум" получила 53 процента "Сохайо", а сама "Сохайо" стала ее отделением в Америке. Но вялая и чрезвычайно дорогая программа поисковых работ, проводившаяся "Сохайо", а также фиаско в Муклуке вызвали у "Бритиш петролеум" недовольство ее менеджментом, и она, выплатив другим акционерам свыше 7,6 миллиарда долларов, полностью приобрела эту компанию и таким образом получила полный контроль над огромным потоком средств с Аляски. В обстановке слияний и приобретений не привлекала к себе особого внимания, по крайней мере до начала девяностых годов, лишь одна компания. Это была "Экссон", которая в семидесятые годы сильно погорела, сделав ряд неудачных приобретений. Два из них даже попали в список из пяти самых неудачных, который опубликовала "Форчун". Миллиард долларов напрасно потраченных за два года на программу разработки битуминозных сланцев в Колорадо также подействовал на нее отрезвляюще. "Экссон" пришла к выводу, что она не может адекватно расходовать весь свой поток наличных средств на поисковые работы и приобретения или на новые виды деятельности, не связанные с нефтью. Более того, руководители "Экссона" считали, что, следуя своим политическим установкам и чуть ли не своему кредо, компания не может поглощать другие крупные нефтяные компании. У "Экссона", как заметил ее председатель правления Клифтон Гарвин, была "фобия приобретений".

Все это резко сокращало возможности компании. "У нас был большой поток наличных денег и не так много хороших инвестиционных проектов, в которые их вложить", - пояснил Гарвин. Целесообразнее было вернуть акционерам те деньги, которые она была не в состоянии эффективно вложить, и предоставить им возможность делать с ними все, что они захотят. Так "Экссон" и поступила, произведя между 1983 и серединой 1990 годов скупку, на которую было затрачено 16 миллиардов долларов. Это гарантировало акционерам повышение курса акций и хорошую прибыль, а также создавало уверенность, что ни Бун Пикенс, ни кто-либо еще не смогут утверждать, что акционеры "Экссона" находятся в невыгодном положении. Эта сумма в 16 миллиардов намного превышала плату "Тексако" за "Гетти" или даже "Шеврона" за "Галф". "Экссон" действительно расходовала огромные деньги на приобретения, возможно, миллиард долларов в год, но ее интересовали не все компании целиком, а их специфические особенности, и она продолжала спокойно работать, избегая всякой, в том числе и газетной, шумихи. Она также сократила на 40 процентов число своих служащих. В результате это была уже меньшая компания как в абсолютном, так и в относительном выражении по своим ресурсам и доходам по сравнению со своим историческим конкурентом и архисоперником "Ройал Датч/Шелл". Маркус Сэмюель и Генри Детердинг могли бы ею гордиться.

В целом, реструктурирование означало переход к меньшей по размаху и более консолидированной нефтяной промышленности. Начинающих геологов больше не нанимали на работу с окладом в 50 тысяч долларов в год, по сути дела, их не нанимали вообще. Другие же, по-видимому, достигшие вершины своей карьеры, внезапно обнаружили, что их вынуждают подать в отставку ранее положенного срока. Больше всех пострадали те, чьи должности были сокращены. "Я считал, что я работаю для надежного социального института, - сказал один из директоров, чья должность была ликвидирована после приобретения 'Тал-фа" "Шевроном". - Все 25 лет своей жизни, что я отдавал работе, при всех издержках, которые выпадали на долю моей семьи, я никогда не считал, что работаю ради клочков бумаги". Колоссально выиграли от реструктурировании в нефтяной промышленности акционеры. В результате всех действий - крупных слияний и приобретений, рекапитализаций, скупки акций -- в карманы институциональных и индивидуальных инвесторов, пенсионных фондов, арбитражеров и т.п. было направлено намногим больше 100 миллиардов долларов. В конечном счете акционеры действительно выиграли.

Выиграли и менеджеры, если они были акционерами. Председатель правления "Галфа" Джимми Ли потерял работу, но получил около 11 миллионов долларов при опционных сделках. Но Буна Пикенса никто не мог превзойти. В 1985 году благодарное правление "Месы" в Амарилло проголосовало за выделение Пикенсу 18,6 миллиона долларов отсроченной премии за маневры по захвату "Галфа", принесшие "Месе" чистыми около 300 миллионов долларов. В тот год Пикенс был самым высокооплачиваемым корпоративным исполнительным директором в Америке.

НОВАЯ СИСТЕМА БЕЗОПАСНОСТИ

В мае 1985 года лидеры "семерки" - семи наиболее развитых стран Запада -встретились на своем ежегодном экономическом саммите, на этот раз в Бонне. Темами обсуждения были: принципы развития свободного рынка, дерегуляция и приватизация. В Америке с огромным преимуществом только что на второй срок был избран Рональд Рейган, пообещавший стране "эру национального возрождения". При его администрации завершился столь характерный для семидесятых годов период пораженческих и пессимистических настроений, что было в значительной степени и прямым, и косвенным результатом нефтяного кризиса. В Америке инфляцию и спад сменили экономическая активность и бум. В свою очередь значительно продвинулась на пути к переустройству британского общества и Маргарет Тэтчер. Бизнес, упорная работа и рабочие совещания за завтраком обрели положительный статус в тэтчеровской Великобритании. Даже Франсуа Миттеран, президент-социалист Франции и самый выдающийся долгожитель в мировой политике, отказался от государственного регулирования и классического французского этатизма в пользу свободного рынка. Западный мир переживал третий год относительно оживленного экономического роста. Но на этот раз экономическое возрождение радикально отличалось от прежних периодов послевоенного подъема: его не питал рост спроса на нефть. Экономики индустриальных стран быстро адаптировались к высоким ценам на нефть и ее потребление было вялым.

В энергетике единственной серьезной проблемой, которую в предыдущие несколько лет приходилось решать лидерам "семерки", были вызывавшие серьезные разногласия планы западных европейцев значительно увеличить покупки советского газа. Европейцы предполагали использовать их в программах диверсификации в энергетическом секторе, чтобы сократить свою зависимость от нефти. Они также надеялись повысить занятость в машиностроении и сталелитейной промышленности. Администрация Рейгана была против этого проекта, опасаясь, что расширение импорта газа создаст Советскому Союзу рычаги для политического давления на Европу. Кроме того, она не хотела, чтобы Россия получала дополнительные доходы в твердой валюте, что укрепляло бы ее экономику и военный потенциал. С нарастанием разногласий вокруг этой сделки, Вашингтон наложил запрет на экспорт американского оборудования для этого проекта, а затем попытался запретить и экспорт европейского оборудования, созданного на основе американских технологий.

Такое посягательство на право экстерриториальности вызвало бурю. Результатом был острейший с времен "октябрьской войны" и эмбарго в 1973 году европейско-американский конфликт. На карту были поставлены два различных подхода к вопросам безопасности: стремление европейцев увеличить число рабочих мест и обеспечить стабильность экономики и убежденность американцев в существовании советской угрозы. Эмбарго американцев угрожало безработицей ряду отраслей европейской промышленности. Это было настолько сильным ударом для крупнейшей британской машиностроительной компании "Джон Браун", что Маргарет Тэтчер лично позвонила Рейгану. "Джон Браун погибает, Рон", - сказала она. Чтобы придать вес своей позиции, она даже вылетела в Шотландию и присутствовала на церемонии по случаю начала поставок компанией "Джон Браун" оборудования для сделки по газу - тем самым открыто выражая протест против американского запрета.

После многочисленных гневных заявлений и обвинений наконец был достигнут компромисс: ограничение европейского импорта из Советского Союза до 30 процентов всех поставок природного газа, и ускоренное развитие огромного норвежского месторождения "Тролль" как альтернативного источника природного газа в рамках Североатлантического альянса. На этом споры по поводу газопровода закончились, и западные лидеры смогли отложить в сторону вопросы безопасности в энергетическом секторе.

Так что теперь, в 1985 году, вопросы повестки дня на экономическом саммите в Бонне показывали, как изменился мир. Они главным образом касались проблем торговых отношений между промышленными странами -протекционизма, положения доллара, отношения к экономической экспансии Японии. Это были вопросы в рамках "Запад-Запад". Нефть и энергетика, главнейший вопрос в отношениях "Север-Юг", вообще не обсуждался. Как и в шестидесятые годы, нефть и энергоносители были доступны в изобилии и, следовательно, не сдерживали экономический рост. Поставки снова стали надежными. Избыточный мировой объем нефтедобычи превышал ежедневный спрос на 10 миллионов баррелей, что было эквивалентно 20 процентам потребления западного мира. Кроме того, Соединенные Штаты, Германия и Япония закладывали значительные объемы нефти в свои стратегические резервы. "Резервная безопасность", которой не существовало на всем протяжении семидесятых годов, теперь восстанавливалась.

Тем временем, на Ближнем Востоке в продолжавшемся военном конфликте Иран и Ирак нарушали все принятые табу. Разрушались не только города, но и нефтеперерабатывающие предприятия, наносились удары по нефтепромыслам и танкерам, в том числе ходившим под флагами многих других стран. В прежнее время бомбардировка танкера, несомненно, вызвала бы скачок цен, теперь же независимо от нападения на судна цены на наличных и фьючерсных рынках то поднимались, то опускались. Короче говоря, не было необходимости включать вопросы энергетики в то ограниченное число главных проблем, на которых западные лидеры как главы государств могли бы сосредоточить свое внимание. На прежних саммитах нефть была часто доминирующим и самым щекотливым вопросом. Но теперь, в 1985 году, впервые с того времени, как десять лет назад такие саммиты начали проводиться, западные лидеры подписали коммюнике, в котором о нефти и энергоносителях упоминаний не было.

Само отсутствие этого вопроса было убедительнейшим свидетельством того, насколько перестроилась мировая экономика, сделав выводы после экономических и политических потрясений семидесятых годов, в которых главную роль играла нефть. Теперь нефть, по-видимому, не требовала какого-то особого отношения к себе: она действительно стала просто одним из товаров. Первый фактор, который определял энергичный экономический рост в шестидесятые годы - надежные поставки нефти - по-видимому, вновь обретал свое место. Второй фактор, однако, все еще отсутствовал. Нефть все еще не была дешевой - пока еще

В середине восьмидесятых годов цена на нефть балансировала на краю пропасти. На карту было поставлено столь многое, что все взгляды были прикованы к каждому ее малейшему колебанию. Как в 1984 году отметил президент "Эссо Юроп", "сегодня цена на нефть - это главная переменная величина в равновесии двух важнейших факторов и самый большой из всех источник неопределенности будущего". Начнет ли цена снова подниматься, будет ли медленно опускаться или же резко упадет? Шли месяцы, и во всем мире - не только в энергетических компаниях, но и в финансовых учреждениях и коридорах государственной власти - все чаще задавались вопросом "как низко она упадет", и для этого были веские основания. От ответа на этот вопрос в огромной мере, конечно, зависело положение нефтяных компаний. Но не только. Он определит будущую реальность "власти нефти" в мировой политике и в огромной мере скажется на экономических перспективах и менявшемся балансе сил экономики и политики во всем мире. Высокие цены будут выгодны экспортерам, начиная от Саудовской Аравии и вплоть до Ливии, Мексики и Советского Союза. СССР также зависел от продажи нефти, равно как и природного газа, поскольку твердая валюта, которую он расходовал на покупку западных технологий, была крайне необходима ему для модернизации своей экономики. Низкие цены благоприятствовали бы странам-импортерам нефти, в том числе двум таким центрам экономической активности, как Германия и Япония. В середине, в состоянии неопределенности, стояли Соединенные Штаты. У них были интересы по обе стороны водораздела. США были крупнейшим в мире импортером и потребителем нефти, но, кроме того, и вторым в мире ее производителем, и добрая часть их финансовой системы была завязана на высокие цены на нефть. Если дело дойдет до крайности, на какую сторону они встанут?