5rik.ru

Откройте очи ваши и посмотрите: кто суть, которые приходят.

Д. Савонарола

Каждый образованный человек независимо от того, какую профессию он избрал, знает или хотя бы слышал об одном из самых замечательных периодов в истории человечества, об эпохе Ренессанса — великом времени Возрождения. «Это был величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени человечеством, эпоха, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености» [Маркс, т. 20, с. 346]. Так писал ф. Энгельс, так думали и думают все, кому дороги сокровища человеческой культры.

Титан — это самое точное слово по отношению к таким людям, как Леонардо да Винчи (1452—1519), Микеланджело (1475-1564), Рафаэль (1483-1520), Николай Коперник (1473—1543), Альберт Дюрер [1471-1528), Христофор Колумб (1451-1506), Васко да Гама (1469-1524), Америго Веспуччи (1451-1512), Никколо Макьявелли (1469—1527). В эту плеяду входит и математик Лука Пачоли [Пачоли писал свою фамилию или по-латински — Pacciohis, или по-итальянски, в последнем случае он писал Pacciuolo, или Pacioli. В настоящее время принят второй вариант написания фамилии. Готовясь к 450-летию со дня выхода «Трактата о счетах и записях», бухгалтеры США провели дискуссию о правильности написания фамилии автора книги [Boursy; Roover, 1944. Taylor, 1944]. С 1500 по 1938 г. из пятидесяти авторов 29 писали Пачоло и только 1 Пачоли. Остальные относились к написанию фамилии безразлично. Ф. Мелис, Р. Олотт и Э. Стевелинк считали оба написания правомерными [Haulotte, 33], но писали только одно — Пачоли, поскольку это соответствует тосканскому диалекту, а автор Трактата происходит из Тосканы. (Написание Пачоло соответствует венецианскому диалекту. В настоящее время все известные нам авторы пишут Пачоли.) ].

УЧЕНИК

Он родился в 1445 [ П. Жуаник указывает без обоснования — 1447 г. [Jouanique, с. 9].] году в Борго Сан-Сеполькро, по-итальянски это звучит не слишком радостно: город Святого гроба. Городок, а это был именно маленький провинциальный городок, принадлежал «Афинам Возрождения» — Флоренции, городу-республике, хотя в этническом и географическом отношении его следует отнести к северной Умбрии.

Борго Сан-Сеполькро упирается в правый берег Тибра, желтоватые воды которого плавно и быстро текут к Риму; с другой стороны городок прилепился к огромной горе — Монте Казале. В городе жили ремесленники, а на горе, в монастыре, построенном в XIII в. францисканцами, монахи нищенствующего ордена, именовавшие себя, согласно воле папы Гонория III (1216—1227), миноритами.

Весьма уважаемое в городе семейство возглавлял Бартоломео Пачоли, отец трех сыновей; одного из них звали Лука. В детстве мальчик помогал местному торговцу Фолько де Бельфольчи [Haulotte, с. 36]. Большое влияние на воспитание и образование Луки оказал его дядя по матери — Бенедетто, капитан армии Альфонса V (1416—1458). Мы не знаем, сколько было лет будущему бухгалтеру и математику, когда его отдали учиться в мастерскую художника Пьеро делла Франческа (1416—1492), слава которого гремела по всей Италии. Это была первая встреча маленького мальчика с великим человеком — художником и математиком.

Как свойственно людям эпохи Возрождения, учитель Л. Пачоли не был только художником, и мастерская его напоминала скорее своеобразный «университет культуры», чем школу живописи в узком и сугубо специальном смысле этого слова [ «Самой замечательной особенностью мастерских крупных художников XV века, — писал А. К. Дживелегов, — было то, что ученики знакомились там не только с приемами и методами живописи, скульптуры и архитектуры, но и с основами точных наук» [Дживелегов, с. 8].].

«В созданном Пьеро делла Франческа мире, — писал В. Лазарев, — парит железный закон чисел, поэтому он так ясен и логичен. Его господствующая сила — человеческий разум, вся и все себе подчиняющий, внутренняя просветленность и стоическая бесстрастность» [Лазарев]. Ученики, по мере своих сил и способностей, должны были приобщаться к ясному и логичному миру учителя.

Судя по тому, что мы знаем о Л. Пачоли, можно предположить, что чувство прекрасного было глубоко присуще ему. Вместе с тем он не был и, очевидно, не мог быть человеком искусства. Франческа был художником и ученым, но только вторая ипостась учителя нашла отзвук в сердце ученика. Юный Лука Пачоли, прирожденный математик, был влюблен в мир чисел, «число представлялось ему, как и его учителю, неким универсальным ключом, одновременно открывающим доступ к истине и красоте» [Лазарев]. На первом месте стоит истина, занятия наукой посвящены ей.

До девятнадцати лет Пачоли работает и учится в мастерской.

Рутинные занятия сопровождаются церковными праздниками и поездками в другие города, куда по той или иной причине мэтр берет юного Луку с собой. Чаще всего ездили в Урбино к герцогу Федерико де Монтефельтро.

Это очень богатый двор, а его хозяин — человек, преданный великому миру искусства и науки. Он любит собирать художников, архитекторов, поэтов, ученых. Одна из самых ярких личностей в его окружении — Леон Баттиста Альберти (1404—1472) — ученый, писатель, музыкант, но прежде всего — великий зодчий. Он порвал с канонами средневековой готической архитектуры и стал возрождать великое наследие Древнего Рима.

Не знаю как, но во время одной из поездок в Урбино юный Пачоли сумел понравиться Альберти. Это был счастливый случай в жизни будущего «отца бухгалтерии».

В те времена «новые итальянцы», а Альберти можно вполне причислить к людям этой формации, полагали, что ценны не герои, чья грудь пропитана «пылью затерянных хартий», а просто активные люди, те, кто умеют делать деньги и добывать великие сокровища. Прежде всего человек не должен быть бедным — вот лозунг того времени. Лозунг скрытый, но явный, никто публично старается не произносить его, но все это чувствуют и почти все к этому стремятся. Может быть, только самый великий человек той эпохи — Леонардо да Винчи говорит откровенно, что «служит тому, кто больше платит» и «что ему почти все равно, чем заниматься и за что получать деньги» [Цит.: Лосев, с. 409].

А многим из тех, кто не обладал талантами Леонардо, казалось, что самый короткий путь к успеху лежит через торговлю. (Увы! Так многие думают и сегодня.)

И Альберти, любя юного прозелита, рекомендует его венецианскому купцу Антонио де Ромпиази. Очевидно понимая, что художником ему не быть, Пачоли едет в Венецию. Это был 1464 год.

Он поселился на острове Гвидека — одном из 70 островов, на которых расположилась «сильнейшая морская и колониальная держава тогдашней Европы» [Прокофьев, 1960, с. 263].

В новом городе у нового хозяина он становится воспитателем трех сыновей богатого купца. Благодаря учителю их имена дошли до нас: Бартало, Франческа, Паоло. Воспитывая детей, он учит их тому, что знает и понимает сам; часто он учится вместе со своими учениками, посещая публичные лекции знаменитого математика Доменико Брагадино в школе Риальто [ Он учится больше и лучше своих учеников. Вот какое место мы находим в «Summa»: «Благодаря родительскому и братскому покровительству этих лиц (Ромпиази. — Я.С.), живя в их доме, я имел возможность усовершенствоваться в науках под руководством сира Доменико Брагадино» [Цит.: Бауэр, 1911, с. 51]. На лекциях Брагадино Пачоли знакомится с будущим видным математиком — Антонио Корнаро, дружба с которым продлится многие годы. ], помогает отцу учеников в ведении конторских книг, приобретая первые навыки в деле, в историю которого ему суждено будет вписать несколько замечательных страниц. У Ромпиази Пачоли не только воспитывал детей, но, как он потом скажет, «путешествовал на кораблях, перевозящих товары» [Haulotte, с. 36].

В 1470 году он закончил свою первую книгу — учебник коммерческой арифметики [П. Жуаник утверждает, что это была книга по алгебре [Jouanique].], написанный для своих воспитанников. Э. Г. Вальденберг и О. О. Бауэр писали, что эта книга публиковалась [Бауэр, 1911]; Ярослав Кубеша отмечал, что «труд не был напечатан» [Kubesa]; Р. Олотт и Э. Стевелинк полагают, что эта «книга, очевидно, никогда не была напечатана» [Haulotte, с. 37]. В том же году Л. Пачоли прервал карьеру воспитателя, решив покинуть город; он уехал в Рим.

В те времена карта Италии представляла собой мозаику маленьких и враждебных друг другу государств. Древний Рим, центр всего католического мира, был вместе с тем и столицей Папской области — одного из государств Италии. Взгляду Луки Пачоли предстали многочисленные руины старой императорской столицы, огромное число обветшалых средневековых зданий, готовых рухнуть в любую минуту, и немногочисленные постройки новых великих зодчих. Одним из зачинателей нового архитектурного стиля был старый знакомый Пачоли — Леон Баттиста Альберти — второй великий человек на его жизненном пути. В доме Альберти был принят и поселился Пачоли. Беседы с ним и совместные занятия, теперь уже повзрослевшего юноши, оказали большое влияние на духовный мир математика и бухгалтера. Глубоко западут в сознание Пачоли слова Альберти: «Красота есть некое согласие и созвучие частей в том, частями чего они являются» [Лазарев] [ Может быть, красота бухгалтерии это и есть «согласие И созвучие» счетов, составляющих баланс, частями которого они являются. ]. Влюбленный в мир чисел Пачоли повторит за Пифагором (которому, в частности, приписывали сла ву изобретателя абака — древних счет) мысль о том, что число лежит в основе вселенной [Д.С. Мережковский в романе «Леонардо да Винчи» создал карикатурный образ Пачоли. Там же он называет Пачоли «монахом, сумевшим примирить Пифагора с Фомой Аквинским», — фраза столь же хлесткая, сколь и неверная. Фома Аквинский (1225—1274) создал философско-теологическую систему, которую разделяли доминиканцы. Пачоли принадлежал к ордену францисканцев, враждовавшему с доминиканцами. Томизм, получивший признание как неотомизм, стал официальной и общеобязательной доктриной католической церкви только при папе Льве XIII (1878—1903), а следовательно, Пачоли не разделял и не примирял и не мог разделять и примирять Фому Аквинского с Пифагором.].

В доме Альберти Пачоли расширил круг своих знакомств. Он осознает очень важную мысль: успех в жизни зависит от друзей, которых мы выбираем (или нас выбирают).

Не ясно семья делла Ровере обратила внимание на начинающего математика или он сам сумел обратить внимание на себя, но ясно одно, что это знакомство сыграло огромную роль в жизни Пачоли. Глава семейства в то время, о котором идет речь, Франческа делла Ровере, был генералом ордена францисканцев. В 1471 году он станет папой под именем Сикста IV. Оба его племянника хорошо относились к Луке Пачоли, но важной для Пачоли окажется дружба с Джулиано. (Он тоже со временем станет папой.)

Полагают, что Пачоли провел в Риме не более двух лет. Он постарался покинуть «самый неопрятный город тогдашней Европы».

ЭПОХА

В какое время живет человек, по законам того времени он и поступает. Этот очерк начат со слов Энгельса об эпохе титанов. И это верно: Ренессанс — эпоха титанов. Люди к концу XV в. сбросили оковы средневековой морали и впервые почувствовали себя свободными, почти каждый, в своих мечтах, считал себя титаном и старался думать и поступать как титан.

Мы ничего не поймем, если не представим себе, что значит в действительности жить в эпоху титанов. А именно в такое время родилась двойная бухгалтерия.

Это было страшное время.

Приведем тексты бесстрастного историка и философа А.Ф. Лосева. «В эпоху Ренессанса, — тихо и спокойно свидетельствует он, — гадали на трупах, заклинали публичных женщин, составляли любовные напитки, вызывали демонов, совершали магические операции при закладке зданий, занимались физиогномикой и хиромантией, бросали в море распятия с ужаснейшими богохульствами и зарывали в землю ослов для вызывания дождя во время засухи. В массовом порядке верили в привидения, в дурной глаз и вообще во всякого рода порчу, верили в черных всадников, якобы намеревавшихся уничтожить Флоренцию за ее грехи, но отстраненных заклинаниями праведника; околдовывали детей, животных и полевые плоды. Верили, что женщины совокуплялись с бесами и были колдуньями, хотя иной раз и добрыми. Публичные женщины для привлечения мужчин пользовались разными снадобьями, в состав которых входили волосы, черепа, ребра, зубы и глаза мертвых, человеческая кожа, детский пупок, подошвы башмаков и куски одежды, добытые из могил, и даже трупное мясо с кладбища, которое они незаметно давали съесть своим любовникам. Протыкали фигурки из воска и золы с известными припевами для воздействия на тех, кого изображали эти фигурки, мстили пророкам за их предсказания» [Лосев, с. 117].

«Когда умирал какой-нибудь известный человек, — продолжал Лосев, — сразу же распространялись слухи, что он отравлен, причем очень часто эти слухи были вполне оправданны» [Там же, с. 125]. «Казни, убийства, изгнания, погромы, пытки, заговоры, поджоги, грабежи непрерывно следуют друг за другом» [Там же, с. 125].

«Когда вместе с войском французского короля Карла VIII в конце XV в. так называемая французская болезнь, раньше вспыхивавшая в Италии эпизодически, начала распространяться в ужасающей степени, жертвами ее пали не только многие светские, но и высокопоставленные духовные лица» [Лосев, с. 125].

Действительно, волна своеволия и разврата захлестнула все слои общества. Но когда ее брызги падали на рясы духовных лиц, это было особенно заметно. «Священнослужители, — писал Лосев, — содержат мясные лавки, кабаки, игорные и публичные дома, так что приходится неоднократно издавать декреты, запрещающие священнослужителям «ради денег делаться сводниками проституток», но все напрасно. Монахи читают «Декамерон» и предаются оргиям, а в грязных стоках находят детские скелеты как последствия этих оргий. Тогдашние писатели сравнивают монастыри то с разбойничьими вертепами, то с непотребными домами. Тысячи монахов и монахинь живут вне монастырских стен. В Комо вследствие раздоров происходят настоящие битвы между францисканскими монахами и монахинями, причем последние храбро сопротивляются нападениям вооруженных монахов. В церквах пьянствуют и пируют, перед чудотворными иконами развешены по обету изображения половых органов, исцеленных этими иконами» [Там же, с. 122].

В эпоху Ренессанса впервые католическая церковь признает существование ведьм. Булла Иннокентия VIII Summis desiolerantes (1484) освятила новые времена огнями инквизиторских костров. Сожжение ведьм становится «...специальной юридической обязанностью церковных руководителей. Подсчитано, что за 150 лет (до 1598 г.) в Испании, Италии и Германии было сожжено 30 тысяч ведьм» [Там же, с. 135].

А между тем в средневековой католической Европе действовал «Episcopi», в котором подчеркивалось, что «...тот, кто верит в реальность (колдовства и ведьм. — Я.С.), потерял веру в Бога» [В кн.: Шпренгер, с. 343]. Теперь веру в Бога теряет тот, кто не верит в колдовство и ведьм.

«Пороки и преступления, — считал Лосев, — были во все эпохи человеческой истории, были они и в средние века. Но там люди грешили против своей совести и после совершения греха каялись в нем. В эпоху Ренессанса наступили другие времена. Люди совершали самые дикие преступления, и ни в какой мере в них не каялись, и поступали они так потому, что последним критерием для человеческого поведения считалась тогда сама же изолированно чувствовавшая себя личность» [Лосев, с. 136-137].

Чувствовать себя личностью — это хорошо. Стирать границы между добром и злом — плохо.

Лука Пачоли — не мнимый, а действительный титан, и стать титаном в такие времена было подвигом. Думать о дебете и кредите, о тонкостях математики, а не об инкубах и сугубах, т.е. не заниматься самой прогрессивной из наук того времени — демонологией, было большим подвигом.

Стремясь к науке, он уехал из Рима.

ФРАНЦИСКАНЕЦ

Куда уехал Пачоли, не совсем ясно. Я. Кубеша приводил, по его же словам, «непроверенное предположение», что он уехал в Неаполь, собираясь там торговать.

В 1472 году Пачоли было 27 лет. Никаких видимых успехов ни в накоплении богатств, ни в занятии торговлей он не достиг. Время, в которое он жил, не радовало его. Скоро про это время Микеланджело напишет:

Отрадно спать, отрадней камнем быть.

О этот век, преступный и постыдный,

Не жить, не чувствовать — удел завидный.

Прошу, молчи, не смей меня будить.

Перевод Ф. И. Тютчева

И Лука Пачоли захотел «заснуть». Он надел на босые ноги сандалии, натянул коричневую грубо-шерстяную рясу и перепоясался белой веревкой с тремя узлами, в знак трех обетов: послушания, целомудрия и бедности.

Вопреки содержанию мрачных строк сонета, он уходил из мирской жизни, чтобы отдать себя науке. Может быть, в этот переломный момент перед его умственным взором предстала живопись его учителя Пьеро делла Франческа, который «примиряет нас с жизнью и утешает так же, как поэт, который, наделяя природу человеческими переживаниями, радуется вместе с тем ее бесконечному превосходству над людскими страстями и печалями» [Бернсон, с. 123].

«Причина счастья или несчастья людей, — писал Н. Макьявелли, — состоит в том, соответствует ли их поведение времени или нет», а Пачоли хотел «уснуть» не столько для того, чтобы «камнем быть», сколько из желания приобрести возможность идти по дороге жизненного успеха, в ногу со своим временем.

Был ли Л. Пачоли истинно верующим человеком? Мы этого не знаем. Мы можем вместе с А. Дюпоном предположить, что был [Dupont], а можем допустить, что фра (брат) Лука ди Борго Сан-Сеполькро, как теперь он стал называться, думал согласно с Кремонием и подобно многим людям Возрождения: «Intus ut libet, foris nt moris» — «Верьте как хотите, но говорите как принято» [ Основной аргумент А. Дюпона в пользу религиозности Пачоли — обилие в тексте трудов последнего ссылок на Бога. Однако сам Дюпон отмечал, что это была только особенность того времени. Во Франции в текстах бухгалтерс