5rik.ru

Производительные средства являются комплементарными и ни одно из них -- ни капитал, ни земля, ни труд -- не создает дохода, будучи предоставлено самому себе. То, что земля приносит дикорастущие плоды без вмешательства человека, можно рассматривать как ненадежный и крайне скудный источник продуктов; "плоды земли", не являющиеся "продуктами труда", незначительны по сравнению с произведенными дарами земли; впрочем, уже их простое собирание, если оно происходит длительное время, такие виды работ, как охота и рыболовство в качестве промысловой деятельности и, наконец, добыча полезных ископаемых, являются разработками богатств земли. Чтобы произвести простейшее изделие, труд должен иметь материал для себя, а чтобы воздействие было сильнее, он должен быть подкреплен средствами труда. В развитом народном хозяйстве каждый продукт проходит множество этапов технической обработки и изменения местоположения -- от добычи сырья до поставки потребителю, и каждый продукт испытывает воздействие едва ли обозримого многообразия производительных средств. Если теория говорит о трех производительных факторах -- земле, капитале и труде, -- то этими словами она в обобщенной форме обозначает три большие группы, в которые могут быть включены тысячи и тысячи соответствующих производительных средств.

Чтобы вести производство планомерно, производитель должен уметь в каждом отдельном случае составить себе мнение о том, в каком объеме участвует каждое из множества взаимодействующих производительных средств в создании дохода, он должен быть в состоянии определить, какая часть целого продукта обязана соответствующим производительным средствам. На практике производство постоянно связано с этой задачей, и не может быть сомнений в его способности решать ее с той степенью точности, которая отвечает его интересам. Не только все точно подсчитывающая крупная фирма стремится составить и составляет точный отчет о том, что дает ей каждый рабочий, что дает каждая машина, что дает каждое новое вложение, но и перед любым субъектом, занимающимся хозяйством, поставлена проблема распределения дохода, и она всегда решалась соответствующим образом; без этой проблемы нельзя представить себе хозяйство Робинзона, она существовала уже на примитивной стадии развития того или иного народа, занимавшегося охотой и рыболовством, она будет существовать также и в экономике социалистического государства, если таковое когда-либо будет воздвигнуто; теми же способами практического экспериментирования, какими решали бы эту проблему Робинзон, племена, ее сумеет решать и социалистическое государство.

Как уже говорилось, три фактора соподчинены не на равных основаниях, напротив, труд стоит выше участвующих в производстве вещественных факторов, он осуществляет руководство, тогда как другие являются лишь его вспомогательными средствами, его орудиями, не обладающие сами по себе целесообразной созидающей живой силой. В этом смысле можно по праву сказать, что производит один только труд, и к этому следует добавить, что земля и капитал представляют собой не более чем условия для того, чтобы труд мог производить; в этом смысле можно применить широко употребляемое выражение: любой продукт в своей основе является продуктом труда. Но было бы большим заблуждением считать, что и в практическом хозяйствовании весь производительный доход зачисляется лишь на счет труда. Величина дохода на практике всегда зависит от того, в какой мере созидающий работник оснащен вещественными вспомогательными средствами; работник всегда будет различать средства, оказывающие эффективное действие, и малоэффективные, и если таким образом он считает, что та или иная часть дохода зависит от вспомогательных средств, то на долю труда придется лишь оставшаяся часть дохода [подсчитано, что на капиталоемких предприятиях Германии денежный доход на каждого занятого составляет около 4000 марок, а на некапиталоемких - около 2000 марок. Очевидно, нельзя объяснить добавочный доход в размере 2000 марок лишь как результат труда, применяемого на капиталоемких предприятиях, так же как и на капиталоэкстенсивных предприятиях нельзя весь доход объяснить применяемым на них трудом; в обоих случаях только часть дохода идет на счет непосредственно применяемого труда, а весь остаток должен - если мы абстрагируемся от доли предпринимателя - зачисляться на счет участвующего в данном производстве капитала. Ни один предприниматель не сможет без существенного ущерба вести расчеты по-иному, и образцовое социальное государство должно вести расчеты таким же образом.

Трудовая теория также не приходит к выводу, что доход должен быть полностью отнесен на счет непосредственно применяемого труда. Она делит доход и относит ту долю, которую предприниматель зачисляет на счет участвующего в производстве капитала, на счет труда, применяемого опосредованно, т. е. того труда, который создал капитал, являющийся согласно трудовой теории опять-таки продуктом труда. По этому поводу мы со своей стороны должны возразить, что для практической экономики капитал не является чистым продуктом труда и что недопустимо из практической экономики исключать фактор капитала. Это верно, что из зачисленной сначала на счет капитала доли дохода какая-то часть вновь должна быть отнесена за счет труда, примененного при производстве этого капитала, но всегда сверх того должна оставаться какая-то часть, которая не может далее сводиться к труду, а обязана своим существованием капиталу как таковому]. Даже тогда, когда в какой-то момент социалистические рабочие проникнутся требованием распределять национальный доход только среди производящих рабочих, проблема распределения дохода все так же будет сохранять большое значение. Деление доходов между людьми и распределение их по факторам - это две различные задачи. Сущность социалистических лозунгов заключается в том, что земля и капитал в качестве необходимых вспомогательных средств труда не могут находиться в частной собственности, а должны принадлежать рабочим, организованным в общественном масштабе; доли дохода, которые приносят эти факторы, не должны делиться на основе частного права, и, в частности, не должны доставаться не-рабочим в качестве личного дохода, но эти доли необходимо точно рассчитывать и в социалистической экономике, если эта экономика будет регулироваться планомерно. Вместе с тем вывод о том, что и земля и капитал имеют свою долю в доходе, отнюдь не может служить аргументом против основного лозунга социализма, так как из одного этого вывода никоим образом не следует, что земля и капитал должны находиться в частной собственности и являться основанием для извлечения частного дохода. Проблема распределения дохода по факторам есть проблема внутреннего порядка хозяйства, которая существует при любой правовой форме организации хозяйства, - это проблема простого хозяйства, которая как таковая должна быть вынесена за рамки партийных споров.

Правда, социалистическая партия лишается таким образом одного из важнейших своих аргументов, ибо если бы земля и капитал действительно не вносили никакой доли в доход, это означало бы, что доходы, получаемые землевладельцами и капиталистами, произведены за счет рабочих, создающих весь доход, и поэтому для этих доходов нет иного объяснения, кроме эксплуатации. В такой же степени высшие интересы защитников частной собственности заключаются в доказательстве того, что и земля, и капитал имеют свои доли в доходе. Теоретическая защита частной собственности на средства производства вряд ли имела бы какие-либо шансы на успех, если бы оказалось верным положение, что исключительно весь доход создается трудом и что проблема распределения дохода по факторам поднята лишь вследствие интересов собственников, тогда как в простом хозяйстве она не существует.

То, что буржуазная экономическая наука все же не уделяла этой проблеме достаточно внимания, объясняется тем, что крупнейшие теоретики буржуазной экономической науки, классики, склонялись преимущественно к трудовой теории. Будучи буржуазными экономистами, они, правда, не разработали трудовую теорию со всей последовательностью до конца - это было сделано только социалистическими мыслителями, нашедшими в классической трудовой теории уже готовым свое лучшее оружие, - но они все же были так сильно ею захвачены, что не смогли найти верный подход к проблеме распределения дохода. Только в рикардовской теории земельной ренты обсуждался один из наиболее очевидных случаев вменения: если на лучшем поле при одинаковой обработке получают больший доход, чем на худшем, то легко понять, что для этого добавочного дохода решающим фактором является не труд, а качество поля, и такой доход без обиняков можно назвать добавочным доходом лучшего поля. От проницательного ума Рикардо все же не ускользнула эта взаимосвязь, хотя ему и не удалось сделать большего и осмыслить проблему вменения во всем ее объеме и в ее истинном значении.

Даже те буржуазные экономисты, которые придерживаются не трудовой теории, а теории полезности, до последнего времени не могли по-настоящему приблизиться к проблеме, и поэтому они едва ли продвинулись вперед в научном осмыслении элементарных идей теории полезности. От проблемы отделывались, объявляя ее неразрешимой, и в том виде, как она была поставлена, она действительно неразрешима. Предполагалось отыскать в продукте физически долю, которая должна приходиться на примененные средства производства при его создании. При такой постановке проблемы считалось бы, пожалуй, достаточным, если бы все искусство производства исчерпывалось обычным соединением веществ, так же как в хлебе смешаны друг с другом мука, соль и пряности. Между тем даже при этом простейшем допущении уже невозможно воздать должное рабочей силе, которая смешивает вещества, да и как можно верно учесть столь многообразные формообразующие силы, изменяющие вещество, не добавляя к нему новых веществ, или перемещающие готовый товар из одного места в другое!

Чтобы правильно поставить проблему, ее надо поставить с точки зрения практической экономики. На практике проблема распределения дохода поставлена не для выявления физической причинности, а для определения экономического вменения.

Правовая наука в рамках своего круга задач уже давно объяснила понятие вменения и его отношение к причинности; юридическое учение о вменении служит примером для экономической теории, которому лишь нужно с пользой для себя следовать, чтобы поставить свою проблему.

Судья не может осудить кого-либо, если тот не участвовал в преступных действиях и поэтому находится вне сферы преступной причинности, но одного факта, что некто находится в причинной связи с обстоятельствами, приведшими к преступному результату, ни в коей мере недостаточно для наказуемого вменения результата. Может быть осуждена только та личность, которая вообще вменяема и которая в данном конкретном случае в той или иной степени виновна в совершении таких действий, которые влекут уголовную ответственность. При установлении причинной связи судья самым тщательным образом должен следить за тем, чтобы цепочки фактов были неразрывно связаны, но он не должен все же проникать в эти взаимосвязи глубже, чем этого требует цель процесса; например, он будет удовлетворен, если медицинский эксперт объяснит ему, что примененный яд способен привести к смертельному исходу, но вместе с тем ему не нужно подробнее заниматься такими важными для научной фармакологии вопросами, как характер изменений, вызываемых ядовитым веществом в организме и приводящих к смерти. Если судья установил причинную связь и условия вменения вины, то он может вменить преступнику весь результат, хотя он очень хорошо знает, что без орудий и без сопутствующих благоприятных обстоятельств преступник не мог бы добиться такого результата; возможно, преступник использовал третье лицо, которое безвинно оказалось впутанным в причинную связь, возможно, ничего не подозревавшая жертва преступника была принуждена к действиям, приведшим к известному результату, и поэтому также попадающая в причинную связь - как широки могли бы быть эти взаимосвязи, как много причин и личностей могло бы быть сюда вовлечено, но судья объявляет ответственным виновником лишь одного преступника, которому и вменяется все произошедшее. Приговор такого содержания никак нельзя назвать нелогичным, так как он и не стремился отразить причинные связи, он и не хотел сказать, что преступник один, без орудий и без других используемых им лиц совершил или мог бы совершить преступление; он говорит, что среди многих сопутствующих причин и виновников лишь преступник является единственным ответственным виновником, единственным, приговоренным судьей к наказанию, чтобы свершить волю закона и выполнить функцию наказания. Может быть и так, что в рассматриваемом случае приговор судьи, которому законом и необходимостью выполнить функцию наказания предписаны определенные цели, должен оказаться совершенно иным, чем приговор, вынесенный другом, духовным наставником, дальновидным государственным деятелем, и то, что эти другие судьи, исходя из иных преследуемых ими целей, снимают с обвиняемого всю вину и возлагают ответственность за преступление совсем на другого человека или общественные силы, которые закон оставляет безнаказанным, и даже возможно, что они призовут к ответственности государство и самих законодателей. Исходя из одного и того же преступления, из одной и той же причинной связи, каждый из них приходит, следовательно, к различным результатам вменения, потому что перед каждым из них стоят различные цели и потому что задача вменения всегда сводится лишь к тому, чтобы из множества виновных и множества причин выделить решающие с точки зрения поставленной цели и поэтому практически значимые.

Так же, как и в случае каких-либо действий человека, производство не может достичь своих целей без применения вменения.

Оно не может также использовать лишь причинную связь -- ни таким образом, чтобы пускаться в ее более глубокое изучение, чем это необходимо для практики, ни так, чтобы оставаться лишь в ее рамках; напротив, задача производства заключается в том, чтобы настолько прояснить причинность, что на этой основе можно будет прийти к практическому вменению. Среди многочисленных причин, обусловивших получение продукта, производительное вменение отбирает только такие, которые попадают в поле зрения практической экономики, и оно оставляет в стороне все те, которые относятся к прошлым, уже завершенным производственным периодам, оно оставляет в стороне все те причины, которые принадлежат иным сферам жизни, как, например, политике или общему положению дел в обществе, насколько бы важны они ни были даже в силу их обратного воздействия на экономику, оно оставляет в стороне те элементы природы, которые не входят в сферу господства человека, как, например, солнце и солнечный свет, оно оставляет в стороне даже те поддающиеся контролю элементы, которые имеются в избытке в качестве бесплатных благ, и учитывает исключительно имеющиеся экономические продукты и услуги. Вменение последним всего произведенного результата не противоречит логике и фактам, а просто принимает во внимание лишь то, что вообще свойственно вменению, лишь те причины, которые имеют практическое значение. Сельский хозяин не может судить о том, какие причины вообще обеспечили доход, но он может судить о том, какие из этого множества причин определяют получение дохода в практическом хозяйствовании. Поэтому с полным основанием он не вменяет какую-либо долю выращенного урожая чистому атмосферному воздуху над полем, хотя воздух, разумеется, способствует его вызреванию и даже крайне необходим для этого; и так же с полным основанием он вменяет весь результат хозяйственным производительным средствам, хотя последние сами по себе совершенно не смогли бы произвести этот результат. Среди всего множества причин, обусловливающих доход, эти средства являются для него единственными практически значимыми причинами, они являются единственными, в воздействии на которые он как производитель заинтересован.

Если теперь производитель приступает к распределению дохода по отдельным практически значимым причинам, ему снова придется различать причинную связь и вменение. Опять-таки он не будет слишком глубоко проникать в суть причинной связи, а ограничится практически важными взаимосвязями, и прибегнет прежде всего к вменению. В упомянутом выше случае лучшего поля, если бы сельский хозяин попытался физическим распределением выявить влияние земли, труда, семян, удобрений, плуга и всех других инструментов на полученный урожай, то это было бы безнадежным начинанием; ему достаточно установить, что при одинаковых затратах на лучшем участке производится дополнительный доход, и он относит весь этот дополнительный доход на счет лучшей земли, хотя и очень хорошо знает, что плоды, образующие дополнительный доход, являются не просто плодами земли, а в такой же мере результатами труда, семян и других примененных средств производства.

При подобных обстоятельствах лучшее поле представляет собой практически значимую причину получения дополнительного дохода, и поэтому последний вменяется исключительно земле, хотя она вовсе не исключительный его источник и абсолютно не могла бы в одиночестве его произвести. Если сельский хозяин ведет расчеты таким образом, то он ведет их практически верно; он потерпел бы неудачу, если бы производил расчеты по-другому, например, понес бы убытки, если бы при продаже земли исключил из своих расчетов этот дополнительный доход и объявил такую же низкую цену, как и в случае худшей земли.

Являясь актом распределения дохода по факторам, вменение как таковое есть не что иное, как акт исчисления полезности. До сих пор мы исследовали исчисление полезности при том упрощенном допущении, что каждый вид запасов выполняет свою функцию в одиночестве, в теории же вменения мы исследуем законы исчисления полезности для более сложного случая, когда средства производства выполняют свои функции во взаимодействии.

В случае лучшего поля можно легко вывести правила вменения для дополнительного дохода. Но как следует рассчитывать доход худшего поля и, в более общем плане, обычный типичный доход по отношению к земле, капиталу и труду? Эта проблема, решение которой мы должны отыскать.

К крупнейшим достижениям Менгера принадлежит такая постановка им проблемы распределения дохода, которая дала надежду на разрешение этого вопроса. Менгер выяснил, что хотя средства производства взаимозависимы, эта взаимозависимость, однако, не является жесткой. Если бы земля, капитал и труд были бы постоянно связаны друг с другом в одних и тех же, типичных неизменных пропорциях, то не было бы никакой возможности практически определить их доли в доходе. Мы могли бы сказать лишь, что три производительных фактора, будучи смешанными в типичной пропорции, служат общей причиной получения определенного дохода, но не смогли бы определить, какое действие оказывает каждая из частичных причин. Об одной частичной причине вообще невозможно было бы говорить; казалось бы, перед нами такой же случай, как и в известном примере с ножницами, использованном Миллем в своей "Логике" для выяснения понятия причины. Как оба лезвия ножниц, так же и земля, капитал и труд действовали бы совместно как одна неделимая причина, если бы они соединялись в одной и той же типичной пропорции. Однако эта предпосылка совершенно не соответствует действительности, напротив, практический опыт, особенно в условиях развитого производства, свидетельствует, скорее, что земельные участки, затраты труда и средств производства соединяются друг с другом самым различным образом. Каждое производительное средство может быть использовано в разнообразных комбинациях вместе с другим производительным средством, и поэтому, исходя из изменений дохода вследствие этих вариаций, можно определить величину воздействия, которое оказывает каждая из частичных причин.

Во всяком случае Менгеру не удалось окончательно решить проблему вменения дохода, как не удалось ему и правильно поставить проблему, потому что он не пользовался понятием вменение, равно как и понятием исчисление полезности. Вот путь его рассуждений. Он указал на то, что в соответствии с практическим опытом при выпадении одного единственного производительного элемента все остальные элементы, находящиеся в производительной связи, вовсе не остаются без применения; может быть так, что другие элементы остаются связанными друг с другом и все еще приносят определенный, хотя и уменьшающийся доход; может быть и так, что вместо выпавшего элемента откуда-нибудь берется другой, заменяющий его, который, правда, из-за этого пробивает брешь в другом месте; может быть и так, что предпочтут такое решение: предусмотренную вначале связь полностью разрушить и между сэкономленными таким образом элементами установить новые производительные связи, в результате чего возрастает производимый ими доход, хотя это повышение и не замещает в полной мере доход, который был бы получен, если бы сохранилась распавшаяся комбинация.

Если в комбинацию входили 10 единиц десяти с 10 другими различными элементами, и доход был равен 100, то весь этот доход отнюдь не привязан к каждому элементу -- при такой предпосылке решение вообще нельзя было бы найти, -- а напротив, от каждого элемента зависит лишь определенная часть дохода, и представляется, что тем самым дана основа для распределения дохода.

Но при более детальном анализе выясняется, что такой путь все же не ведет в полной мере к желаемой цели. Прежде всего, придется признать, что оценка различается в зависимости от того, какой элемент представляется упраздненным и насколько большим предполагается число выпавших элементов.

Дополнительные рассуждения показывают, что при использовании метода Менгера должен оставаться нераспределенный остаток. Всегда необходимо основывать производственный план на таком варианте, который обеспечивает наивысший доход, и варианты, к которым приходится переходить при выпадении одного элемента, приносят поэтому на оставшиеся элементы меньший доход, чем тот, на который рассчитывали при первоначально предусмотренной комбинации. Различие между наиболее доходной комбинацией и вариантами последующих уровней доходности очень часто может быть совершенно незначительно, но оно всегда должно быть практически заметно, иначе именно этой комбинации не будет отдано предпочтение, и во всяком случае теоретически никогда нельзя пренебрегать им.

Основная идея Менгера заключается в том, что практический экономический расчет исходит из допущения случайных убытков. Однако экономическая оценка полезности, как нам известно, никогда не основывается на этой предпосылке, и оно абсолютно не может основываться на ней, поскольку иначе предельный закон с его кумулятивным учетом предельной полезности содержал бы в себе внутреннее противоречие. Экономическая оценка полезности всегда базируется на предпосылке, что ожидаемая максимальная польза будет реализована и в действительности. Во всяком случае варианты меньшей доходности, которые практически не были намечены, не оказывают никакого влияния на исчисление полезности, и любое различие между доходом, проистекающим из запланированной комбинации, и доходом от следующего по выгодности варианта может не иметь никакого значения для расчета полезности. Если наилучшая планируемая комбинация обещает принести доход, равный 100, то абсолютно все равно, будет ли следующая возможная величина дохода составлять 99, 98, 50 или 1, - в любом случае вменение должно исходить из цифры 100. Эта величина должна быть полностью зачислена на счет взаимодействующих производительных средств. Закон, согласно которому производительные средства должны оцениваться на основе предельного дохода от производства, возможного при максимальном их использовании, не опровергается необходимостью распределения дохода. Проблема вменения дохода должна быть поставлена таким образом, чтобы не мог существовать какой-либо нераспределенный остаток.