5rik.ru

Исследователь инфляции испытывает искушение возразить на современный поток заклинаний Вашингтона: «Я уже слышал об этом прежде». Со времен Диоклетиана, а возможно и задолго до этого, верховные властители реагировали на рост цен точно таким же образом, как и сейчас: ругая «спекулянтов», призывая частных лиц проявить социальную ответственность и сдержать рост цен на продаваемые ими товары и услуги, а также пытаясь воспрепятствовать росту цен посредством законодательных запретов или других ограничений [В рыночной экономике цены различных товаров и услуг, включая услуги труда, всегда изменяются в отношении друг друга, одни растут, другие снижаются, некоторые растут быстро, другие медленно и т. д. Принимая во внимание изменение относительной важности товаров, цены которых рассматриваются, инфляция имеет место тогда, когда преобладает рост цен; когда преобладает снижение цен, то имеет место дефляция. Это определение умышленно туманно, так как не существует одного-единственного способа измерения «среднего» поведения цен; различные индексы часто дают разные ответы не только на вопрос о масштабах изменения цен, но даже на вопрос о направлении этого изменения. Иногда различия очень велики и очень важны во многих отношениях. В контексте данной работы они, однако, не являются существенными. Мы ограничимся случаями, в которых общая тенденция роста цен настолько ясно и широко распространена, что это отразилось в почти каждом из многочисленных индексов цен.]. Результат подобных мероприятий всегда был одинаков; полное поражение. Инфляция остановится только тогда, когда количество обращающихся денег будет удерживаться от слишком быстрого роста, и это лечение инфляции будет эффективным независимо от того, предпринимаются другие меры или нет.

Попытки сдержать повышение индивидуальных заработных плат и цен не могут остановить инфляцию. Прямой контроль над ценами и заработной платой не устраняет инфляционного давления. Он просто сдвигает его с одного места на другое и подавляет некоторые его проявления.

Инфляция всегда и везде представляет денежное явление, возникающее и сопровождаемое более быстрым ростом денежной массы но сравнению с объемом производства. Это обобщение не является арифметическим предположением или трюизмом, оно не требует жесткого соотношения между нормами роста цен и количества денег. Точные темпы роста цен при данной норме роста количества денег зависят от таких факторов, как поведение цен в прошлом, текущие изменения в структурах рынка труда и товарного рынка, а также от фискальной политики.

Денежный характер инфляции является обобщением, основанным на широком эмпирическом материале, который подсказывает, что существенные изменения в спросе на деньги по большей части появляются как реакция на ход событий, возникающих вследствие изменений в количестве денег. Из этого следует, что единственным эффективным способом остановить инфляцию является ограничение темпов роста количества обращающихся денег [Об этом говорил в своем выступлении на конференции Роберт Солоу. Слова об инфляционном давлении могут быть истолкованы в значении избытка совокупного номинального спроса над стоимостью продукции прошлого (или потенциального) производства в прошлых ценах. Отражает ли этот избыток номинального спроса изменение в количестве обращающихся денег (а я уверен, что это, в общем, имеет место) или в скорости их обращения, например, вызванного изменениями в фискальной политике или в инвестиционном спросе, во что верят некоторые, - анализ влияния государственной политики цен и заработной платы, или контроля над ними, будет тем же самым. Я обязан господину Р. Солоу за то, что он прояснил это обстоятельство на конференции.].

Оказывая воздействие на инфляцию, можно в известной степени затормозить рост объявленных (зарегистрированных) цен или цен предложения товаров и заработной платы. Чем более энергичен и эффективен контроль над ценами, тем более масштабно могут быть подавлены проявления инфляции. Такая подавленная инфляция гораздо более болезненна и для экономической деятельности, и для свободы, чем инфляция открытая; и чем более эффективно подавление, тем больше экономический ущерб. В высшей степени желательно избежать инфляции, но если по какой-либо причине это невозможно, то гораздо лучше иметь открытую инфляцию, чем подавленную.

В последней части данного доклада ставится вопрос о том, какой ущерб, если таковой возникает, будет причинен введением ценовых ориентиров. Допуская, что принудительная цена и регулируемая заработная плата не могут остановить инфляцию, но могут нанести обществу большой ущерб, не облегчит ли некое добровольное согласие на это бизнесменов и профсоюзных лидеров использование других инструментов экономической политики и не даст ли возможность проявить чувство социальной ответственности? По моему мнению, ответ на данный вопрос будет явно отрицательным. Согласие с введением ценовых указателей болезненно для общества, так как оно тормозит принятие эффективных мер по сдерживанию инфляции, развивает диспропорции в производстве и распределении, поощряет ограничения личной свободы граждан.

Направления государственной экономической политики, кроме их чисто экономических последствий, угрожают разрушить консенсус в сфере распределения доходов, который является моральной основой свободного общества. К согласию с государственной политикой принуждаются во имя социальной ответственности; однако те, кто соглашается, причиняют вред и себе, и сообществу. Сомнительное в моральном отношении поведение - уклонение от требований высших должностных лиц, не говоря уже о нарушении закона о ценах и контроля над заработной платой - оказывается выгодным как индивидам, так и обществу. Этот путь позволяет, с одной стороны, переложить ответственность за неуважение к закону на общество, а с другой стороны, вынуждает официальных должностных лиц использовать чрезвычайные меры. Цена регуляторов слишком высока по сравнению с выгодами, имеющими по большей части лишь видимость решения реальных проблем.

1. Почему контроль над ценами и заработной платой не устраняет инфляционного пресса?

Часто приводится аналогия между результатами прямого контроля над ценами и заработной платой и, так сказать, выходом из строя термометра, как реакцией на высокую температуру. В этой аналогии есть элемент обоснованности. Цены на товары похожи на термометр в том смысле, что последний регистрирует жару, но не создает ее; в обоих случаях регистрация происходящего не устраняет этого происходящего. Но аналогия также вводит в заблуждение. Разбитый термометр не оказывает никакого влияния на изменяемое им явление; он просто увеличивает нашу неосведомленность. Контроль над ценами, до тех пор пока он эффективен, имеет очень важные последствия. Цены не только измерительный инструмент, они также играют жизненно важную роль в самом экономическом процессе.

Более точной является, пожалуй, аналогия с паровым котлом, приводящим в движение воздуходувку. Контролируя температуру в одной комнате путем отключения находящегося в ней радиатора, вы просто увеличите температуру в других комнатах. Отключив все радиаторы вы поднимете давление в бойлере и увеличите опасность его взрыва. Отключая или включая отдельные радиаторы, вы находите способ регулировать температуру в различных комнатах. Но это плохой способ отрегулировать перегрев парового котла. Аналогично этому, колебания цен отдельных товаров являются хорошим способом приспособления к колебаниям предложения или спроса на различные продукты. Сдерживание же роста индивидуальных цен - плохой способ корректировки общей тенденции цен к повышению.

Предположим, что имеет место такая общая тенденция, но сдерживается повышение цен на некоторые специфические товары (или группу товаров), скажем, на сталь. Сдерживание роста цены на сталь не увеличит ее количества. Напротив, учитывая рост цен на другие товары и затраты по их производству, производители будут вынуждены уменьшить затраты на производство стали, поэтому, скорее всего, объем текущего производства стали сократится. Но сдерживание роста цен на сталь не разочарует покупателей; оно стимулирует рост потребления. Однако если обществу навязана искусственно низкая цена на сталь и от нее невозможно уклониться, то надежды ряда потенциальных покупателей на рост закупок окажутся тщетными - возникнет проблема нормирования. Случай, фаворитизм или взяточничество будут решать, кто из покупателей преуспеет в получении стали. Те, кто преуспеет, заплатят меньше, чем готовы были заплатить. Именно они, а не производители стали, получат возможность увеличить свои закупки. Те, кому не повезет, будут пытаться найти субституты стали, изменяя структуру своего спроса; излишнее давление на рыночные цены не исчезнет, а сдвинется в другие секторы рынка.

Точно такая же ситуация возникнет на рынке труда. Если имеет место тенденция к росту заработной платы, то подавление ее для отдельных категорий работников будет означать, что предложение труда для этого типа занятости станет меньше, а спрос здесь увеличится. И снова возникнет необходимость в нормировании. Занятые работники имеют меньший доход, но это балансируется тем, что возрастают доходы их нанимателей. А неудовлетворенная часть спроса на труд перераспределится в пользу других категорий работников.

Но за исходное, и это должно быть сказано, я принял без доказательств существование общей тенденции к росту цен. И разве не может эта тенденция сама возникнуть вследствие роста цен на ограниченное число товаров и оплату ограниченных категорий работников, которые, в свою очередь, поднимут цены на другие товары и оплату других категорий работников? В таком случае торможение первоначального роста товарных цен и заработной платы не задушит ли в зародыше развитие спирали заработная плата - цены или цены - цены?

Несмотря на свою популярность, теория инфляции издержек имеет очень ограниченное применение. Если рост издержек создаст денежную экспансию, которая иначе не возникла бы, то действие последней самое большее ограничится временным повышением общего уровня цен, сопровождаемым безработицей и последующей тенденцией к общему снижению цен.

Предположим, например, что в сталелитейном производстве сформировался сильный (или очень сильный) картель, решивший поднять цены намного выше того уровня, который преобладал бы при отсутствии картеля. Рост цен уменьшил бы количество желающих купить сталь. Потенциальные покупатели станут переключаться на товары-субституты и несомненно возникнет тенденция к росту цен таких субститутов. Но вместе с тем в настоящее время наблюдается и другое следствие. Производители стали купят меньше материальных ресурсов и наймут меньшее количество работников, оказывая тем самым давление в сторону снижения заработной платы и цен товаров. Правда, уровни заработной платы и цен могут оказаться устойчивыми и снижаться медленно, но это только временно отложит регулирование и только за счет безработицы'.

Рост издержек производства объясняет, почему большая часть прироста номинального дохода поглощалась ценами. Несмотря на невиданный уровень неиспользуемых ресурсов, оптовые цены выросли примерно на 50% в 1933-1937 гг., а стоимость жизни на 13%. Подобным же образом, рост расходов на заработную плату помогает объяснить, почему безработица была еще так велика в 1937 г., когда вслед за ограничением денежной массы последовало новое резкое снижение деловой активности.

Я уверен, что популярность теории инфляции издержек, несмотря на ее ограниченную применимость, подпитывается из двух источников: во-первых, из обманчивой видимости, во-вторых, из желания властей снять с себя вину за инфляцию.

Одной из исключительно интересных черт экономических отношений является постоянный контраст между тем, что истинно для общества и что для индивидуального субъекта.

Очень часто одно прямо противоположно другому. Каждый принимает за данность цены товаров, которые он покупает и считает себя бессильным изменить их; в то же время, потребители, как совокупность, существенно влияют на цены соединенной силой своих разрозненных действий. Каждый может сосчитать количество денег, которое он носит в своем кармане; тем не менее все вместе люди ничего не могут сказать об общем количестве обращающихся денег; это может быть определено только государственными денежными органами, а граждане свободны только тасовать деньги и передавать их один другому. В действительности, именно этот контраст между тем,

Заметим, что даже для такого временного эффекта существования монополии на коммерческую деятельность или монополии на рынке труда недостаточно; необходимо, чтобы эта власть монополии возрастала; иначе относительные цены приспособятся к новому положению, что истинно для каждого в отдельности и для сообщества в целом, лежит в основе многих, если не большинства, экономических заблуждений. Последние растут из ложного отождествления индивидуального с общественным.

Поразительным примером является широко распространенная вера в теорию инфляции издержек. Для каждого бизнесмена в отдельности, инфляция имеет тенденцию приходить в форме растущих издержек производства и каждый считает себя вправе поднимать цены, по которым он продаст товары, так как его затраты растут. Вместе с тем в этом росте затрат может отражаться увеличение спроса на какие-то товары и потому рост затрат может быть просто частью процесса, посредством которого передастся это увеличение спроса. Здесь способность бизнесмена поднять цены без существенного снижения продаж отражает наличие избыточного спроса на эти товары. Денежная экспансия и связанное с ней увеличение денежного спроса осуществляется через загадочные, широко распространенные и в высшей степени невидимые каналы. Повышение затрат производства и цен являются видимыми следами этих каналов.

Представление об инфляции, как отражении роста издержек производства, в значительной степени подкрепляется действиями государственной власти. В современный период, правительство несет прямую ответственность за создание и уничтожение денег; оно определяет, что происходит с количеством обращающихся денег. Так как инфляция обусловлена чрезмерно быстрой денежной экспансией, то правительство ответственно за появление любого вида инфляции [Чтобы повторить в особом контексте высказанное ранее мнение, заметим, что использовался бы точно тот же аргумент, если не денежная, а фискальная политика, как многие уверены, была бы в ответе за избыточный спрос.]. И еще, государственная власть, подобно всем нам, слишком заинтересована в том, чтобы приписывать себе заслугу за все хорошее, и меньше всего склонна принимать на свой счет упреки за плохое - а инфляция в общем расценивается как плохое явление. Государственные чиновники склонны упрекать других за инфляцию, которая возникает вследствие государственной политики - они предпочитают скорее обвинять хищных бизнесменов и властолюбивых профсоюзных боссов, чем государственный печатный станок.

Забавным и горьким примером является «Ежегодный отчет» Совета экономических консультантов за 1966 г. В нем содержится 31-страничная глава «Перспективы стабильного взаимодействия: издержки - цены», в которой, насколько я мог установить, только два раза мимоходом упоминается термин «денежная политика» и даже не используется слово «деньги» - трактовка денег сравнима с тем, как суровый пуританин, написавший книгу о любви, раскрыл бы содержание «секса», не упоминая о нем. В полуторастраничном разделе «Определение уровня цен» роль правительства практически отсутствует до последнего восьмого параграфа, где главное ударение сделано на роли правительства как заказчика и на правительственных мерах, прямо влияющих на издержки производства. О воздействии правительства на совокупный спрос в этом разделе просто сказано одним предложением: «... фискальная политика помогает установить предельный размер рынка». Подобным же образом, как следует из доклада, во всей обширной дискуссии Совета о денежной политике нет даже упоминания об инфляции и уровне цен, хотя имеется беглое замечание о «расходовании». Внимательный читатель этого 186-страничного доклада должен ждать до 176-й страницы, чтобы найти в исторической главе о действии «Закона о занятости» первое ясное признание того, что существует какая-то связь между денежной политикой и инфляцией!

2. Инфляция как денежный феномен

Тем не менее центральным фактом является то, что инфляция всегда и везде представляет собой денежный феномен [Слово «деньги» используется по меньшей мере в трех различных пониманиях: 1. Как «денежный запас», когда это относится к бумажным знакам, которые мы носим в наших карманах или к кредиту на нашем банковском счете - именно в этом смысле я и буду использовать это слово. 2. Как «делать деньги», когда это слово относится не к фальшивомонетчику, а к получателю дохода. 3. Как «денежные рынки», когда это относится к «займам» или «кредиту», а также к денежным требованиям, которые включают широкий набор инструментов, а не то, что мы обозначили как деньги в первом смысле. Путаница этих значений вызывает много ошибочных представлений о роли денег в экономических отношениях. В особенности путаница между первым и третьим значениями, которая привела к огромной переоценке «кредитного» влияния государственной денежной политики по сравнению с ее влиянием на массу денег. Поэтому утверждение, что инфляция является денежным феноменом, иногда истолковывается не так, как я это делаю в тексте, а как инфляция, отражающая изменения на кредитных рынках.].

Исторически, существенные изменения в ценах всегда происходили вместе с существенными изменениями в количестве денег по сравнению с изменениями в объеме произведенной продукции. Я не знаю исключений из этого правила, не было случая в США или где-либо еще, когда цены существенно возросли бы без заметного увеличения денежной массы по сравнению с объемом производства, или когда количество денег существенно выросло бы относительно производства товаров и услуг без существенного роста цен. И подтверждением этого являются бесчисленные примеры. В самом деле, я сомневаюсь, что есть в экономической теории какое-либо другое эмпирическое обобщение, для которого существует так много живых свидетельств, охватывающих широкий спектр пространства и времени.

Некоторые примеры исключительно драматичны и живописно иллюстрируют важность количества денег но сравнению с другими экономическими показателями. После русской революции 1917 года в России была гиперинфляция, когда введенные в обращение новые деньги печатались в огромных количествах. В конечном счете, деньги почти полностью обесценились. Все это время продолжала обращаться некоторая часть денег, выпущенных еще предреволюционным царским правительством. Царское правительство лишилось власти. Никто не ожидал, что оно вернет себе ее. И тем не менее стоимость царских денег оставалась относительно постоянной, если она выражалась в количестве покупаемых товаров, и быстро росла относительно большевистских денег. Почему? Потому, что некому было больше их печатать. Количество царских денег оставалось постоянным и потому сохраняло свою стоимость.

Другая история имеет дело с денежным обращением США в период Гражданской войны. К концу войны войска США наводнили те районы, где конфедераты печатали бумажные деньги, чтобы финансировать военные расходы. По мере продвижения в новые районы происходило временное прекращение выпуска денег. В результате имела место также временная остановка роста цен, который, правда, быстро возобновлялся. Тот факт, что инфляция возникает в результате изменений в количестве денег соотносительно с объемом производства не означает, что существует точное, жесткое механическое соотношение между количеством денег и ценами; вот почему в самом начале я обронил уклончивое слово «существенный». Во-первых, в краткосрочных периодах времени теми изменения денежной массы может отличаться, и иногда заметно, от темпа изменений номинального дохода или цен из-за влияния других факторов, включая фискальную политику. Во-вторых, и это более важно, последствия изменений массы обращающихся денег не дают немедленного эффекта. Прежде чем изменение в количестве денег заметно повлияет на номинальные доходы и цены, может пройти шесть месяцев или год, или полтора года. Неспособность принять во внимание этот разрыв во времени является главной причиной ошибочного истолкования опыта денежного обращения. В-третьих, и это самое важное, имеется систематическое и постоянное различие между темпами изменений денежной массы и цен, которое само является частью более широкого процесса, посредством которого изменения денежного обращения меняют цены.

Обычно «жизнь» инфляции в начальный период - это более быстрый рост количества денег на единицу продукции, чем рост цен. В этот период публика не ожидает долговременного роста цен, она рассматривает каждое повышение цен как временное, и, следовательно, намеревается держать в форме наличности стабильную «реальную» стоимость (т. е. соответствующую постоянному объему товаров и услуг), в полной уверенности, что в будущем цены снизятся. Однако если количество денег продолжает увеличиваться быстрее, чем производство товаров и услуг, то цены будут продолжать расти и, рано или поздно, публика привыкнет к ожиданию дальнейшего роста цен. И тогда, она пожелает уменьшить свой запас наличных денег не только до величины их прошлой реальной стоимости, но и до еще более низкого уровня. Так как покупательная способность наличных денег снижается, то они становятся дорогим способом хранения активов. Поэтому люди попытаются уменьшить сумму наличности. Все вместе номинально, т. е. в долларовом исчислении, они не смогут этого сделать, так как часть населения должна иметь определенное количество наличности. Но попытка сделать это поднимет цены, заработную плату и номинальные доходы. Результатом станет дальнейшее снижение реальных денежных остатков. Поэтому на данной стадии цены растут быстрее, чем количество денег, и иногда намного быстрее. Если темп роста денежной массы стабилизируется, безразлично на сколь высоком уровне, темп роста цен в конце концов также стабилизируется. От масштаба денежной экспансии зависит то обстоятельство, что рост общего уровня цен может показывать очень разные соотношения с ростом количества денег, приходящихся на единицу произведенной продукции. При умеренной инфляции, как, например, при росте цен в США на 1/3 за период 1896-1913 гг., цены и денежная масса могли возрастать одинаковым темпом. При существенной инфляции, какая имела место в недавнее время во многих южноамериканских странах, цены росли в несколько раз быстрее денежного обращения; при гиперинфляции рост цен во много раз будет превышать рост денежной массы.

Сегодня США находятся на ранних стадиях такой инфляции. С 1961-го по 1965 год количество денег, приходящееся на единицу производимой продукции росло быстрее, чем цены на товары, то есть имела место типичная первоначальная реакция денежного обращения. С начала 1965-го по начало 1966 года рост денежной массы ускорился, но по мере того как все больше распространялись ожидания инфляции, все быстрее росли цены на товары и услуги. В настоящее время, если темпы роста денежной массы стабилизируются на высоком уровне 1965 г., темны роста цен будут некоторое время продолжать ускоряться. Даже если норма роста денежной массы резко снизится, цены будут продолжать некоторое время расти под влиянием как роста денежной массы в недавнем прошлом, так и под влиянием меняющихся ожиданий [Темпы роста денежной массы резко снизились в апреле - декабре 1966 года. Цены продолжали расти вначале так же быстро, как раньше, затем, после лага в 5-6 месяцев, более медленными темпами. Замедление роста цен установилось примерно через шесть месяцев быстрой денежной экспансии.].

Почему деньги становятся решающим фактором в поведении товарных цен? Почему они играют центральную роль в этом процессе? Ключом к ответу является уже отмеченная разница между номинальным количеством денег (или количеством денег в долларовом выражении) и реальным количеством денег (количеством денег, выраженном в товарах и услугах, которые можно на них купить, или числом недель, за которые можно заработать такой доход).

Представляется, что люди исключительно упрямы в том, что касается количества денег, которое они хотят держать в форме наличности и не желают изменять эту сумму, если для этого нет сильного побудительного мотива. Это верно для любого места и времени.

Разрешите проиллюстрировать это на примере обращения только наличных денег, что позволит лучше сравнить различные страны и различные временные периоды, чем обращение денежной массы в более широком смысле, включая депозиты. В США, сумма наличных денег, находящихся за пределами банковской системы, достигает примерно четырехнедельного дохода. Я знаю, что эта сумма покажется удивительной. Но, когда я спрашивал различных людей, держат ли они в форме наличности больше своего четырехнедельного дохода, то я редко слышал утвердительный ответ. Частичным объяснением анного факта является то, что пятая часть наличности находится в розничной торговле. Но я уверен, что главная причина кроется п том, что лишь немного людей держит в этой форме очень большие суммы денег, остальные же имеют более скромные суммы. Во всяком случае, об этом свидетельствуют фактические данные. Удивительным является то, что эти данные не очень отличаются от того, что было сотню лет назад. В 1867 г. люди держали в форме наличных денег примерно пятинедельный доход, что сравнимо с современным четырехнедельным. За этот период величина хранимой наличности снижалась до 2,25-недельного дохода в 1929 г. и повышалась до 8,5-недельного дохода в 1946 г. Здесь мы обнаруживаем существенный разрыв, но это были времена крупных изменений в экономических условиях.

Более того, заметна разница в данных по различным странам мира. В Израиле количество хранимой наличности примерно такое же, как в США, т. е. немного больше четырехнедельного дохода; в Японии и Турции оно примерно равно пятинедельному доходу, в Греции и Югославии - шестинедельному; в Индии - семинедельному. И опять-таки, это не столь уж значительные различия; во всяком случае они достаточно малы по сравнению с различиями между странами в богатстве, экономической структуре, политических формах и культурных характеристиках.

Но и эти относительно небольшие во времени и пространстве различия могут в значительной мере объясняться немногими факторами, среди которых преобладание банковских депозитов, может быть, является наиболее важным.

Полагая, что люди упрямы в определении количества денег, которое они держат в форме наличности, разрешите предположить, что по каким-то причинам количество денег в обществе стало больше, чем люди хотели бы держать в форме наличности при данном уровне цен. Для нас в данном случае безразлично почему: от того ли, что правительство печатало деньги для финансирования своих расходов, или кто-то открыл новые золотые рудники, или банки изобрели новый способ создания депозитов. Независимо от конкретной причины люди обнаруживают, что, хотя им хотелось бы держать, скажем, четырехнедельный доход в наличных деньгах, как в США, они фактически хранят, скажем, пятинедельный доход. Что за этим последует? Здесь снова важно различать поведение индивидуума и сообщества. Каждый владелец денег думает, что он может избавиться от них и в этом он прав. Он может потратить их и тем уменьшить запас своей наличности. Но для сообщества как целого, уверенность, что так может уменьшиться общий объем наличности, является оптическим обманом. Я могу уменьшить номинально свою наличность единственным путем - заставив кого-либо увеличить его наличность. Расходы одних людей являются доходами других. Люди в целом не могут потратить больше, чем все они получили. Вследствие этого, если каждый член сообщества попытается уменьшить номинальную величину своей наличности, то в среднем никто не сможет этого сделать. Номинальная сумма наличности зафиксирована в количестве существующих денег и действия отдельных экономических субъектов не смогут изменить ее, как не может изменить мелодию перемена мест музыкантами оркестра.

Но каждый может и будет пытаться уменьшить свои запасы наличности и эти действия имеют важные следствия. Пытаясь потратить больше, чем они получают, люди взвинчивают цены всех видов товаров и услуг. Номинальные доходы растут, а реальные запасы наличности в действительности снижаются, хотя номинально в количестве долларов они не изменяются. Рост цен и доходов снизит запас наличности с пятинедельного до четырехнедельного дохода. Люди преуспеют в достижении своей цели, но только путем роста цен и номинальных доходов, а не уменьшением номинального запаса наличности. Цены возрастут примерно на 1/5 и таков процесс, в котором изменения в количестве денег оказывают свое влияние на уровень цен. Данное объяснение сверхупрощает реальность, потому что существует тенденция заходить слишком далеко в одном направлении, после чего следует успешная корректировка и обратное движение, приближающее к конечной цели, но эти сложности не влияют на существо процесса регулирования.

Акцент на ключевой роли количества денег оставляет открытым вопрос о том, что вызвало изменения в массе денег. Следовательно, если анализ инфляции имеет дело не только с изменением количества денег, но и с тем, что создает подобную ситуацию, то теория становится очень многогранной. Исторически, подлинные источники денежной экспансии были очень различны в разные времена и в разных районах.

В истории США наиболее драматическими были инфляции военного времени - те, которые связаны с Революцией, когда цены взлетали до небес и стремительно снижающаяся стоимость денег приводила к тому, что доллар «выеденного яйца не стоил», а также с войной 1812 года, Гражданской войной и двумя мировыми войнами, во время которых цены каждый раз примерно удваивались. Во все эти времена увеличение массы денег осуществлялось главным образом путем их эмиссии для оплаты государственных военных расходов.

Но даже и в этих случаях не все может быть исчерпывающе объяснено денежной эмиссией. В последний год периода Первой мировой войны (1919-1920), когда цены росли наиболее быстрыми темпами, баланс государственного бюджета был активным, а быстрый рост денежной массы был обусловлен не государственными, а частными закупками товаров и услуг.

Два главных периода инфляции мирного времени в США приходятся на 50-е годы XIX века и на периоды 1896-1913 гг. Обе они были составной частью мирового развития. В первый из этих периодов инфляция явилась результатом открытия золота в Калифорнии; во втором - следствием изобретения способа извлечения золота из руды с низким содержанием этого металла и открытия новых его месторождений.

Широко распространено мнение, что инфляция так или иначе связана с дефицитом государственного бюджета. Это мнение не лишено смысла. Существование бюджетных дефицитов толкает правительства на путь их финансирования за счет денежной эмиссии (или, как эквивалент, созданием депозитов) и, следовательно, дефициты бюджета часто служат источником денежной экспансии. Но дефициты не обязательно являются источником денежной экспансии. Как уже отмечалось, федеральный бюджет имел положительное сальдо в 1919-1920 гг.; аналогично, имели место исключительно большие положительные сальдо бюджета непосредственно после Второй мировой войны, когда цены также быстро росли. С другой стороны, существовал дефицит бюджета в 1931-1933 гг., когда цены резко упали. Дефициты бюджета могут способствовать инфляции, поднимая ставку процента и скорость обращения денег; в остальном же дефициты являются источником инфляции, если, и только если они финансируются путем денежной эмиссии.

Те же соображения относятся и к другим процессам, называемым, без особых на то оснований, источниками инфляции, Растущая сила профсоюзов может быть источником инфляции, если они своими действиями создают безработицу и если правительство, стремясь обеспечить полную занятость, увеличивает количество обращающихся денег в ходе борьбы с безработицей. Эта специфическая цепь событий часто имеет место, но, как уже отмечалось, она редко встречалась в США. Более часто политика полной занятости может стать источником инфляции, если она рождает чрезмерную денежную эмиссию.

3. Подавленная инфляция хуже открытой

Каким бы важным ни было различие между инфляцией и дефляцией, оно все же менее существенно, чем различие между открытой инфляцией, когда при отсутствии правительственного контроля рыночные цены свободно растут, и подавленной (скрытой) инфляцией, когда правительство пытается посредством контроля над ценами подавить воздействие инфляции не только на цены предметов потребления, но и на цены факторных услуг (т. е. на ставки заработной платы, ренты и процента), и на цены иностранной валюты (т. е. на валютные курсы).

Открытая инфляция болезненна. Она обычно создает нежелательное перераспределение доходов и богатства, ослабляет социальную ткань и может нарушить условия производства. Но если она умеренна, особенно если устойчиво умеренна, то становится предсказуемой и тем самым парализуются худшие стороны ее влияния на распределение доходов. Тем не менее, поскольку движение цен свободно, исключительно гибкая система частного предпринимательства адаптируется к ценовой динамике, без усилия преодолевает трудности и продолжает эффективно функционировать. Главная опасность открытой инфляции двояка: во-первых, возникает искушение увеличить норму инфляции в период, когда экономика адаптируется к движению цен; во-вторых появляется соблазн лечить ее, особенно путем подавления, а это хуже, чем сама болезнь.

Совсем другое дело подавленная инфляция. Даже умеренная инфляция, если она радикально и широкомасштабно подавлялась, может нанести огромный ущерб экономической системе, поскольку предполагает всестороннее государственное вмешательство в детали экономической деятельности, разрушает систему свободного предпринимательства, а вместе с этим и политическую свободу. Причина в том, что подавление инфляции препятствует функционированию рыночной системы. Правительство вынуждено создавать субститут рыночной системы, который оказывается исключительно неэффективным. До проведения полной денежной реформы, типичным выходом становится тяжелый компромисс между официальной терпимостью к уклонению от ценового контроля и коллективистской экономикой. Чем шире изобретательность отдельных лиц в уклонении от ценового контроля и чем чаще официальные власти закрывают глаза на такие уклонения, тем меньше ущерба будет нанесено; чем больше законопослушных граждан, чем жестче и эффективнее машина государственного принуждения, тем больше вреда это приносит экономике.

Драматической иллюстрацией различия между открытой и подавленной инфляцией является контраст между опытом Германии после Первой и после Второй мировых войн. Так уж случилось, что этот опыт стал одним из тех прекрасных свидетельств, которые нам преподносит история. После Первой мировой войны в Германии была открытая инфляция исключительно больших масштабов. Нам трудно представить тот вал инфляции, который в то время испытывала Германия, потому что это был экстремальный случай. Мой ученик, Филлип Коган, написал докторскую диссертацию о гиперинфляции в различных странах. Проблемой было определение гиперинфляции. Коган показал, что ее началом является рост цен на 50% и более ежемесячно. В германской гиперинфляции после Первой мировой войны были периоды, когда цены росли не на 50% ежемесячно, а удваивались каждую неделю, а в некоторых случаях даже в течение дня. Иногда рост цен достигал такого уровня, что фирмы начинали платить заработную плату своим работникам три раза в день: после завтрака, обеда и полдника, чтобы можно было выйти и истратить свои деньги до того, как последние обесценятся. Фактически это была экстраординарная инфляция, и она продолжалась около трех лет.

Инфляция нанесла Германии колоссальный ущерб. Обнищание средних классов, безжалостное перераспределение дохода и безумная нестабильность, бесспорно, подготовили почву для появления Гитлера. Однако, рассматривая с чисто технической стороны влияние инфляции на производство, приходится признать удивительную вещь: до последних шести месяцев, предшествовавших реформе, объем производства в Германии ни разу не уменьшился. Фактически Германия была одной из немногих стран мира, которая в 1920-1921 гг. не испытала депрессии, в то время как в странах, не отменивших золотой стандарт, цены упали примерно на 50%. Общий объем производства продолжал расти. Почему? Потому что инфляция была открытой. Цены могли свободно расти и, следовательно, ценовая структура могла осуществлять распределение ресурсов. Конечно, со временем люди научились использовать все виды уловок, чтобы привязать сделки к стоимости марки в иностранной валюте на свободном рынке. Ценовая система может работать даже при этих помехах.

После Второй мировой войны Германия оказалась под прессом инфляции в результате роста количества денег во время войны, а также фиксации цен. По обычным нашим стандартам эта инфляция была существенной. Если бы сразу после войны ввели свободный рост цен, то ценовой уровень, возможно, вырос бы в четыре раза. Это было бы большим повышением цен. Но оно незначительно по сравнению с ростом цен после Первой мировой войны, когда на факторном рынке темп роста цен оставался на уровне 10%. Повышение цен после Второй мировой войны было, однако, подавлено. Обычно чрезвычайно трудно подавить рост цен такого масштаба. И даже установить ценовой контроль, когда свободная рыночная цена в четыре раза выше контролируемой. Но в Германии имелось одно особо благоприятное обстоятельство для усиления контроля над ценами. Страна была оккупирована вооруженными силами Британии, Франции и США. Оккупационные войска усилили контроль над ценами.

В результате подавления инфляции объем производства в Германии был сокращен вполовину. Система цен не функционировала. Люди вынуждены были обратиться к бартеру. Вальтер Ойкен в одной из статей, описывая этот период, рассказывает историю людей, которые работали на предприятии, производившем кастрюли и кружки. Они должны были работать два или три дня, а затем им выплачивалась заработная плата алюминиевыми кастрюлями, и они тратили остаток недели, рыская по сельским районам и пытаясь найти фермера, который захотел бы продать немного картофеля или других продуктов за кастрюли. Это был не очень эффективный способ мобилизации ресурсов. Настолько неэффективный, что надо было что-то делать и это было сделано. Люди изобрели собственные виды «денег». Сигареты использовались как деньги в маленьких сделках, а коньяк в крупных - это были самые ликвидные деньги, которые когда-либо мне встречались. Но даже с этими уловками подавленная инфляция непосредственно после войны сократила производство вполовину.

В 1948 г., как вы знаете, началось так называемое германское чудо. Это было не очень сложное явление. Оно включало проведение денежной реформы, устранение контроля над ценами и свободное функционирование системы цен. Экстраординарный рост производства в Германии, последовавший через несколько лет после этой реформы, не был следствием какого-то чуда германской изобретательности, или способности, или чего-либо подобного. Это был простой, естественный результат того, что разрешили работать наиболее эффективному механизму, который люди когда-либо использовали для организации ресурсов, вместо того, чтобы мешать ему путем фиксации цен и пр.

Хотя это наиболее драматический пример, но могут быть приведены и менее экстремальные случаи. Непосредственно после войны я посетил Европу и провел некоторое время в Британии и Франции. В обеих странах в те времена был широкомасштабный ценовой контроль, но имелись и важные различия. В Британии народ был относительно более законопослушен, чем во Франции. И в результате Британию эта законопослушность душила, а Францию спасал черный рынок.

Поразительный пример представляет современная Индия с ее системой валютного контроля и импортных лицензий. В прошлую декаду Индия испытала рост цен в пределах 25-50%. В основном он был открытым, хотя некоторый контроль над ценами существовал. Имелось, однако, одно важное и бросавшееся в глаза исключение - курс иностранной валюты. Официальная цена доллара или фунта стерлинга в рупиях является сегодня (начало 1966 г.) той же, что была десять лет назад [Девальвация рупии произошла в июне 1966 года, но была недостаточной для того, чтобы отменить валютный контроль.]. Если бы цена рупии была тогда везде близкой к равновесию, то она не смогла бы быть равновесной теперь. Конечно, это неправильно. Предполагалось стимулировать население на покупку иностранных товаров путем их искусственного удешевления, а также уменьшить заинтересованность в экспорте, так как за рупии, полученные в обмен за вырученную от экспорта иностранную валюту, в Индии можно было купить товаров меньше, чем раньше. Импорт и экспорт чрезвычайно чувствительные сферы деятельности. Даже умеренные изменения могут иметь очень большие последствия. В результате возник серьезный валютный кризис. Индия вначале допустила снижение своих резервов иностранной валюты и сегодня эти резервы очень малы. В добавление к этому был серьезно усилен прямой контроль над импортом, были предприняты все виды специальных мер для субсидирования и стимулирования экспорта. Импорт ряда категорий товаров был полностью отменен. Для других категорий во все более и более уменьшающихся масштабах стали выдаваться импортные лицензии. И даже в этих условиях валютный курс был сохранен только благодаря очень большим дополнительным суммам иностранной помощи.

Результатом стала невероятно расточительная и неэффективная, быстро размножающаяся бюрократия, широкомасштабная коррупция и мошенничество. По моему мнению, искусственная поддержка валютного курса является ключом для понимания экономического поражения Индии. Установление свободного валютного курса и устранение преград, созданных множеством правил регулирования валютного курса, является наиболее простым и важным шагом, который Индия могла бы предпринять, чтобы освободить свои реальные потенциальные возможности.

Опыт Индии многократно повторяется другими странами. Я ссылаюсь на него только потому, что он мне наиболее знаком.

Индия находится далеко от нас. Но тот же самый процесс развивается в США. Как и в Индии, в США искусственная поддержка валютного курса служит наиболее видимым примером подавления инфляции и имеет те же самые последствия. Изменения в туристских скидках; «добровольное» квотирование, введенное на экспорт иностранных государств к нам; заключение картельного соглашения между банками с целью ограничить иностранные займы, которое было бы явно незаконным, если бы к нему присоединялись частные лица, но на котором настаивала во имя патриотизма и которое проводила Федеральная Резервная система; так называемая программа добровольного валютного обмена для частных предпринимателей, управляемая министерством торговли и представляющая собой не санкционированное законом соглашение о валютном контроле - все это служит не чем иным, как образчиком и предвестником подавленной инфляции [В январе 1968 года президент заменил «добровольную» программу ограничения зарубежных инвестиций частными фирмами на принудительную программу, запрещающую любые такие инвестиции без разрешения правительства. В то же самое время он потребовал от Конгресса принятия законов, затрудняющих туризм американских граждан.].

Широкомасштабный опыт США в части контроля над ценами и заработной платой во время Второй мировой войны, а также жилищные трудности в Нью-Йорке являются памятью о долговременном влиянии регулирования. Нью-Йорк - это единственный город на земле, который имеет в качестве наследия войны контроль над квартирной платой. Память о военном опыте приводит официальные власти к неприятию любой попытки ввести прямой контроль над ценами и заработной платой. Но и добровольный контроль не лучше, за исключением тех случаев, когда от него легко ускользнуть. Помешайте тому, чтобы контроль обходили, и последствия будут теми же самыми.

4. Какой ущерб могут нанести ценовые ориентиры?

Даже признавая, что официально введенные в широком экономическом спектре и насильственно поддерживаемые пределы роста заработной платы и цен могут нанести огромный ущерб, можно одновременно доказывать, что провозглашение ориентиров, их одобрение деловыми кругами и профсоюзными лидерами, даже неискреннее, является полумерой, которая может не принести вреда, но может временно помочь до принятия более эффективных мер. По меньшей мере, могут сказать, это позволяет бизнесменам и профсоюзным лидерам проявить свое чувство социальной ответственности.

Такое мнение кажется мне ошибочным. Денежные ориентиры приносят вред, даже если по их поводу выражаются восторги, и чем больше в обществе такого рода согласия, тем больше экономического ущерба. Во-первых, денежные указатели приводят к противоречивому результату, что делает маловероятной правильную политику. Если имеет место инфляция или инфляционное наступление, то за это ответственны государственные денежные (или фискальные, как сказали бы некоторые) органы власти. Именно они должны предпринимать правильные меры, чтобы остановить инфляцию. Естественно, власти хотят отвести от себя упреки и потому они резко критикуют жадного бизнесмена и эгоистичного профсоюзного босса. Одобряя направление государственной политики, бизнесмены и профсоюзные лидеры умалчивают о вине правительства и признают виновными себя. Этим они поддерживают стремление правительства отложить введение тех государственных мероприятий, которые могут обеспечить успех. Во-вторых, от степени фактического согласия зависит, каковы масштабы искривления, внесенного в размещение ресурсов и распределение произведенной продукции. В зависимости от степени ограничения ценовой системы должны быть приняты какие-то другие системы организации ресурсов и нормирования производства. Как и в примере с контролем над иностранными займами банков, когда каждое враждебное действие стимулирует тайные частные соглашения, так и меры, предпринятые для сдерживания роста цен, ведут к государственной поддержке и поощрению частных монополистических соглашений.

В-третьих, «добровольный» контроль побуждает использовать высшие власти для достижения общественного согласия. В современном мире таких органов власти достаточно. Трудно найти какую-либо часть бизнеса, которая не имела бы больших издержек, из-за антитрестовских расследований, налоговых дознаний, правительственного бойкота, или жесткого насилия, связанного с применением любого из бесчисленных законов; или, с другой стороны, нельзя не увидеть потенциальных выгод от государственных заказов, гарантий по займам и т. п. Кому из нас, как индивидуальному субъекту, не грозит, хотя бы в малейшей мере, расследование облагаемых налогом доходов, как бы правдиво и тщательно они ни объявлялись, или принуждение буквой закона, о котором мы даже не знали? Эта угроза бросает тень на любой случай, имеющий место в настоящем.

В-четвертых, согласие с добровольным контролем создаст серьезный конфликт между ответственностью бизнесменов и профсоюзных лидеров. Управляющий корпорации является агентом своих акционеров, профсоюзный лидер - членов своего союза, интересы которых он защищает. А теперь этому лидеру говорят, что он должен пожертвовать своими корпоративными интересами ради какой-то более высокой социальной ответственности. Даже предположив, что он знает, каковы требования «социальной ответственности» - скажем, просто приняв на веру проповедь Совета экономических консультантов, - то в какой степени ему свойственны подобные действия? Ведь он фактически становится слугой гражданского общества. Как долго он номинально останется служащим акционеров или агентом рабочих? Не уволят ли они его? Или, с другой стороны, не применит ли правительство к нему власть как во имя закона, так и фактически.

5. Заключение

Инфляция всегда и везде - явление денежное, и ответственность за контроль над ней лежит на правительстве. Официальные принудительные цены и установленные потолки для роста заработной платы не устраняют инфляционного наступления. Самое большее - они подавляют его. И подавленная инфляция намного болезненнее открытой.

Ценовые ориентиры и мольбы о добровольном согласии, подобно недостроенному дому, имеют единственное достоинство: они более легко устранимы, чем официально введенная система контроля над ценами и заработной платой. Они не являются альтернативой другим мерам по сдерживанию инфляции, а скорее дымовой завесой, скрывающей отсутствие действий. Ценовые ориентиры приносят вред и тем больший, чем более честно в них верить.

Однако мы не должны преувеличивать ни проблему, ни вред, которые будут созданы ложным лечением. Цены почти наверняка поднимутся в ближайшие месяцы. Возможно, что в ближайшие годы мы будем продолжать испытывать инфляционное давление. Однако рост цен будет умеренным. Главная борьба позади, и я не могу себе представить, что органы денежного обращения разрешат такой темп роста количества денег, который обусловит превышение 10 процентного порога ежегодного роста, цен; подобная инфляция будет несчастьем, но не гибельным, если разрешить ей проявляться в разумных пределах открыто и свободно, а ценам и заработной плате, несмотря на все разговоры, так или иначе расти. О ценовых ориентирах будут больше говорить, чем с ними добровольно соглашаться, или начнут их насильственно внедрять путем чрезвычайных правовых мер. Лицемерие дает возможность соединить эффективное уклонение с самопоздравлениями. Унижение общественной и частной морали является несчастьем, но в умеренных дозах оно не разрушительно. Больший вред могут принести меры, предпринимаемые для поддержания валютных курсов. Хорошо бы помнить замечание Адама Смита - «много развалин за плечами нации», - чтобы избежать переоценки хорошего и не прощать плохой политики.