Юлий Дубов "Большая пайка" - Часть третья. Марк
Топ-топ, топает малыш...
Сейчас уже смешно вспоминать, как все начиналось. Смешно вспоминать первую зарплату, выплаченную за счет распродажи подержанной конторской мебели, что осталась в наследство от папы Гриши; битые старые «Жигули» и «Москвичи», на которых разъезжало инфокаровское начальство, мечтая о далеком будущем, когда удастся пересесть на новые машины; краснеющего от безысходности Платона, пообещавшего вечером какому-то начальнику распредвал и утром обнаружившего, что денег в кассе нет, купить обещанное не на что и вообще распредвалов в Москве нет ни одного...
«Инфокар» вырос на беспрецедентных по объемам поставках с Завода. Дело в том, что Завод, будучи государственной организацией, имел право продавать машины только по твердым государственным ценам. Поэтому машины не продавались, а распределялись — по звонкам, по лимитам, по карточкам... И значительная их часть перепродавалась тут же за забором, но уже по цене, более соответствующей реальности. «Инфокар» же, будучи структурой коммерческой, оттянул на себя все «подзаборные» продажи, получая на каждой машине сотни процентов защищенного от инфляции навара. Защищенного потому, что доллары ходили по стране наравне с рублями и продажа шла только за валюту. На худой конец — за рубли по биржевому курсу плюс несколько процентов на покрытие возможных потерь, и с немедленной конвертацией.
Понятно, что любая схема быстрого обогащения может действовать только на исторически коротком отрезке времени. По мере возникновения внешних обстоятельств, осложняющих жизнь, появлялись все новые варианты действий. Каждая законодательная или ведомственная новация получала достойный отпор, либо спокойно подготовленный загодя, либо возникший в результате интенсивного мозгового штурма с бессонными ночами, криками, взаимными оскорблениями и валокордином. Решения были изящны и сверхнадежны.
Бешеная инфляция требовала немедленного принятия эффективных мер для защиты капиталов. Платон разработал и реализовал схему с участием некой иностранной компании, через которую должна была проходить вся выручка за машины. При этом в «Инфокар» возвращались только те деньги, которые были необходимы для расчетов с Заводом и для поддержания жизнедеятельности фирмы. Все остальное оседало в Швейцарии.
Расстановка сил в верхнем эшелоне сИнфокара» определилась сама собой. Генеральным был Платон. Однако значительную часть времени он проводил за границей, отслеживая движение денег и определяя направления инвестиций, а если залетал в Москву, то начинал трудно предсказуемое передвижение по разнообразным инстанциям, плетя паутину интриг, цель которых определялась только в тот момент, когда все ниточки уже приобретали необходимую прочность на разрыв. В конторе Платон появлялся ближе к ночи, немедленно собирал всех, скороговоркой сообщал о достигнутых договоренностях, спрашивал, как дела и что нового, и, не дослушав ответы до конца, переходил к директивам, суть которых часто состояла в том, что такое-то количество машин надо продать такому-то по заводской цене. Или отдать бесплатно. Но чтобы все по закону. Ларри, займись!
Поэтому первым лицом фактически был Муса, замкнувший на себя бухгалтерию, кадры, вопросы безопасности, взаимоотношения с городским и районным начальством, а также запутанные и неструктурированные вопросы внутреннего инфокаровского устройства. В коммерции он разбирался слабо и полностью передоверил эту область Ларри.
Ларри же, несмотря на то, что через него шли все товарные потоки, приносившие, в конечном счете, живые деньги, значился в штатном расписании всего лишь коммерческим директором, правда, с правом банковской подписи, и на большее не претендовал. Круг его внешних связей ограничивался Заводом, ГАИ и некоторыми другими структурами, которые могли оказывать хоть какое-то влияние на процесс приобретения и эксплуатации транспортных средств. Прочие контакты Ларри отсекал, а если, по настоянию Платона, ему и приходилось принимать участие в каких-либо протокольных мероприятиях, то он подчеркнуто держался в тени, в светских беседах и дискуссиях участия не принимал и довольно талантливо изображал из себя застенчивого и скромного провинциала, занятого скучными и малоинтересными для окружающих делами, — этакого старательного крота-работягу. И взгляды присутствовавших на этих мероприятиях людей, завороженных красноречием Платона, немногословным обаянием Мусы и бьющей через край общительностью Марка, скользили мимо пристроившегося где-то на периферии грузина, чье безразличие к происходящему плохо скрывала дежурная вежливая улыбка, робко прятавшаяся в соломенных усах.
Что касается Марка, то он, смирившись с тем, что при живом Мусе ему никогда не стать самым главным, решил сделаться самым нужным. Он попытался было влезть в деятельность Ларри, но потерпел сокрушительное поражение. Ларри, который демонстративно не вмешивался в чужие дела, к себе никого не допускал. Попытки Марка принять участие в переговорах по автомобильным проектам, чему Ларри формально воспрепятствовать не мог, привели к тому, что переговоры эти стали проводиться за пределами центрального офиса, в местах, известных только Ларри.
Тогда Марк начал планомерную осаду Мусы. Памятуя о разоблачении директоров стоянок, состоявшемся в дни павловской реформы, он принялся методично заваливать Тариева разнообразными сведениями — мол, там-то и там-то, возможно, подворовывают, а там-то и там-то теряются большие деньги из-за бесхозяйственности, и знает ли Муса, как соотносится зарплата директоров дочерних предприятий с прибылями, которые они приносят в «Инфокар», и так далее и тому подобное. Сведения эти, как правило, ни на чем не основывались, поскольку квалификации, необходимой для такой агентурной работы, у Марка не было, однако законам природы и экономики они тоже не противоречили, поэтому Муса, задавленный текучкой, в ответ на требования Марка немедленно наладить всеобъемлющую систему контроля и учета покорно кивал головой и безропотно подписывал изготавливаемые Марком приказы. Постепенно Марк подмял под себя всю инфокаровскую систему документооборота. В самом процессе коммерческой деятельности это мало что изменило, поскольку процесс этот регулировался не бумагами, а негромкими распоряжениями Ларри, просачивающимися через табачный дым, но зато в организационно-бюрократической сфере произошла настоящая революция. Марк встал между теми, кто подписывал документы, и теми, кто хотел, чтобы их подписали. И всему среднему звену, всем директорам, небо показалось в овчинку.
Шурик — Петьке
Привет, Петюня!
Как ты там? Недавно Юрка ездил в ваши края, я просил его зайти к тебе, проведать. А он вернулся, говорит — три раза заходил, ни разу застать не мог. Что за дела?
У меня все нормально. Месяц походил, поприсматривался, потом устроился на фирму. Называется «Инфокар». Торгуют машинами. Затащил меня сюда Костик, он у них охранником. Я сначала посмотрел, мужики все в порядке, все на «девятках», ну, думаю, годится. А мне выдали старую «шестерку». Сперва я был прикрепленный к ихнему буфету. Лафа! С утра на рынок, потом по магазинам, вечером официантов по домам развезу — и порядок. Месяц поездил, Костик меня устроил службу безопасности обслуживать. Тут уж пересадили на новую «девятку», штуку такую дали, представляешь, если тебе хотят чего-то передать, то звонят куда-то по телефону, и штука эта сразу начинает пищать. Нажимаешь кнопочку, а там на экране сразу сообщение — куда ехать, чего делать. Все такое. Балдеж! Педжер, называется.
Короче, езжу с охраной, потом вызывает меня их главный охранник, говорит, о тебе, мол, хорошо отзываются, не пойдешь ли на машину сопровождения. Это знаешь чего? Едет впереди бугор на мерине, а ты за ним с охраной. И плевать на светофор или еще там на что, как есть пять метров дистанции, так и должно быть. А если тебя кто-то обходит, надо шефа прикрывать, то слева, то справа. А чего ж, говорю. Давай в сопровождение. Дали мне американский джип. Ну я тебе скажу! Навороченный весь, сверху люстра, впереди кенгурятник, телефон внутри стоит. Да, три охранника со мной. И понеслась. Так вот и езжу теперь.
Со временем у меня никак. Раньше часов двенадцать оттрубишь, и в койку. И то считал — много. А тут сутками приходится не вылезать. Правда, сменщика дали, через день работаем. Только от этого мало проку. Вот вчера в шесть утра выехал, в четыре утра вернулся. День проспал — опять за баранку. Платят мало. Да еще говорят, чтоб никому не рассказывал сколько. Коммерческая тайна. Смех! Но охрана говорит, что шеф всем обещал лично подбрасывать. Так что ждем. Мужики говорят, что я попал в аристократы. Тут так считается: сперва разгон, потом охрана, потом персоналки, потом сопровождение, а потом начальство возить. Эти, которые с начальством, те самые крутые. А я зачуток пониже их. Только мне это до лампочки. Лучше всего живут которые на разгоне. Его послали бумажку везти, он поехал и закосил часа на два. Или вечером, к примеру. Рванул куда-нибудь на Тверскую, телку снял и — хорош. И машина в его распоряжении круглые сутки. Хочешь — калымь, хочешь — девок снимай. А я джип загоняю во двор конторы, утром за мной разгонщика присылают, привозят к джипу, забираю охрану и еду за шефом. И все время, пока я в машине, охрана при мне. Так что не забалуешь.
Такие дела. Как там Галка? Передавай привет, скажи, что в отпуск заскочу. А ты в Москву не собираешься? Заезжай. Посидим, выпьем. Джип свой покажу. Костик тоже про тебя спрашивал.
Привет передавай Слону, Вовке Кирпичеву и Димке. Витьке Большому скажи, что если будет к Ленке клеиться, то приеду и рыло начищу. Присмотри там, сестра все-таки. Ей я отдельно написал.
Все. Пока.
Шурик.
Эра «Инфокара»
Непонятна и пугающа была скорость, с которой «Инфокар» из рядовой коммерческой структуры превратился в одного из лидеров российского бизнеса. Но уже газетные страницы заполнились рекламой, призывающей покупать машины только в «Инфокаре», уже пошли по стране анекдоты типа «Вы думаете, это наш номер телефона? Нет, это наша цена». Уже ошалевшие от незнакомого словосочетания покупатели стали обрывать телефоны, интересуясь, как же все-таки выглядят эти «инфокары» и где их можно приобрести. И у всех, сидевших за новогодними столами, дрогнули в руках наполненные шампанским бокалы, когда, за одну минуту до полуночи, вместо традиционного обращения к народу главы государства прозвучало поздравление «Инфокара», а на привычном фоне кремлевской башни под бой курантов возник нахально подмигивающий инфокаровский глазок.
Сотни машин уходили с инфокаровских стоянок, принося в копилку до полумиллиона долларов ежедневно. Как грибы после теплого летнего дождика, росли по всей стране инфокаровские станции технического обслуживания, аккуратные, беленькие, с обязательным инфо-каровским глазком на фасаде, при входе в которые сразу же хотелось если и не снять обувь, то, как минимум, тщательно вытереть ноги. И когда клиента встречала длинноногая красавица с инфокаровской эмблемой на трепетной груди и провожала его к начальнику приемки, элегантному джентльмену в тщательно выглаженном костюме и галстуке, когда, передав машину и ключи приветливому молодому человеку в безукоризненно чистом комбинезоне, клиент усаживался в баре, словно бы скопированном из иностранного журнала, и за счет фирмы накачивался кофе, чаем, пепси-колой или чем-нибудь еще, рука его уже непроизвольно тянулась к бумажнику, и в копилку капала очередная увесистая капля.
А с начальником смены поговорить можно? Нет, нельзя. А с мастером? Тоже нельзя. Что? И с мастером нельзя? Слесаря вызовите сюда, я объяснить хочу. Невозможно, это нарушение правил обслуживания. Слушай, дорогой, можно я в ремзону пройду, мне поговорить надо. Нет, вход в ремзону запрещен, если хотите посмотреть, как чинят вашу машину, пройдите, пожалуйста, сюда, вам сквозь стекло все будет отлично видно. Да что ж это за порядки такие? Правила фирмы. Еще кофе желаете? И долго еще одуревший клиент мотал головой, отгоняя дорогие его сердцу воспоминания о дяде Сереже с Варшавки, долгих и проникновенных разговорах о непонятном скрипе при переключении передачи и фантастическом чувстве облегчения в момент передачи увлажненной трудовым потом десятки из рук в руки.
Со всей страны в бывшую княжескую псарню потянулись представители золотоискательских артелей и угольных бассейнов, металлургических заводов и еще не совсем разорившихся колхозов, творческих союзов и начавших входить в силу коммерческих структур, управлений внутренних дел и бандитских группировок. И все они — чистые и нечистые — были в инфокаровском предбаннике как в райском саду: никто никого не ел, и седые опера с многолетним стажем мирно соседствовали с мрачноватыми, увешанными золотыми цепями образинами, а демократ с трясущейся от возвышенных идей козлиной бородкой стрелял сигаретку у типичного представителя партноменклатуры.
Черный верх, белый низ есть? Есть.
Белый верх, черный низ есть? Есть.
Чтоб внутри было мягенъкое, есть? Тоже есть. Все есть. Вот утвержденные цены. Идите в кассу.
А вот такое тоже есть? Нет, вот такого нету. Остальное все есть, а такого нет.
Это не вполне соответствовало действительности. Было все. Но кое-что Ларри держал в неприкасаемом резерве, о чем, помимо директоров стоянок, не знал никто. И вокруг этого дефицита закручивались привычные людские водовороты, кипели страсти и разыгрывались нешуточные трагедии.
Тяжелый, блин, бизнес...
— Простите, как ваше имя-отчество?
— Зиновий Владимирович.
— Зиновий Владимирович, очень приятно. Можно к вам с просьбой?
— Слушаю вас.
— У меня большое горе, Зиновий Владимирович... — Посетитель тряс головой, смахивая слезу.
— Какое горе?
— Моя жена должна вот-вот родить.
— Поздравляю вас. А почему горе?
— У меня вчера угнали машину.
— Ай-яй-яй, как я вам сочувствую. Так в чем вопрос?
— Понимаете, жена пока еще не знает. Если узнает, страшная новость просто убьет ее.
— Что вы говорите!
— Настоящий ужас! Она так любила эту машину...
— Так чем могу?
— Зиновий Владимирович, дорогой, мне срочно нужно купить такую же. Помогите, пожалуйста.
— Какая модель?
— «Пятерка». Белая. Внутри кожа.
— Так в чем вопрос? Посмотрите в окно. Там стоит полтысячи белых «пятерок». Выбирайте и идите в кассу.
— Вы меня не поняли, Зиновий Владимирович. Машина должна быть точно такая же. Понимаете? Точно такая же. Чтобы нельзя было отличить.
— Понимаю. Ну так что?
— Дайте мне вашего человека, пусть лично со мной походит пару часов. Я посмотрю машины. Иначе жена просто не переживет...
— Понял вас, — говорил Зиновий Владимирович, косясь на дверь, за которой толпилось еще человек двадцать. — Вам механика надо. На пару часов. И все?
— Все! Вы не думайте, я компенсирую.
— Паша, — кричал по селектору Зиновий Владимирович, — зайди быстро.
— Вот клиент, — говорил он возникшему Паше. — Окажи ему особое внимание. Пару часиков походи с ним, покажи машины. Пусть выберет, что ему нужно. Понял? Часа через два появлялся будущий счастливый отец.
— Зиновий Владимирович, — захлебывался он от восторга, — нашел! Представляете, нашел как раз то, что нужно. Вы меня спасли. Это вам! Нет, нет, не вздумайте отказываться, это от чистого сердца.
И сердобольный муж исчезал, кланяясь и прикладывая руку к груди.
Только глубокой ночью, проходя по уже избавленной от покупателей стоянке, Зиновий Владимирович узнавал, что обласканный им посетитель выбирал машину не один, а с женой, и никаких признаков приближающихся родов в ее фигуре не обнаруживалось, и что, пересмотрев несколько «пятерок», они перешли к «четверкам», потом, само собой, к «восьмеркам», а потом клиент потянул Пашу к стоявшим в укромном месте «девяносто девятым», ткнул пальцем и сказал строго:
— Беру эту!
— Тебе кто разрешил выдавать машины из резерва Ларри?! — вопил трясущийся Зиновий Владимирович, предвидя неминуемую расправу.
— Вы же и разрешили, — отбивался Паша, — вы мне что сказали? Особое внимание — раз, показать машины — два, пусть выберет то, что нужно, — три. А что, не надо было?..
Изощренность клиентов, всеми правдами и неправдами пытавшихся вышибить из «Инфокара» какую-нибудь халяву, превосходила самые изысканные деяния Остапа Ибрагимовича Бендера, Ходжи Насреддина и Жиль Бласа из Сантильяны.
— Заберите, — говорила случайно попавшемуся под руку Сысоеву рыдающая девица, и слезы с ее пушистых ресниц разлетались горизонтально, — заберите у меня эту кровавую машину, я вас умоляю, заберите ее, я ни спать, ни есть не могу...
— Что случилось? — бледнел и волновался Виктор, наливая девице воды. Девица брякала зубами о стакан и постепенно успокаивалась.
— Вы продали мне машину. Месяц назад.
—Я?
— Нет же, не вы. На вашей стоянке. «Восьмерка», длинное крыло, «мокрый асфальт»
— Так, так. — Виктор кивал головой, пытаясь сообразить, каким образом девице удалось проникнуть в резерв Ларри. — Продолжайте, пожалуйста.
— Вон она стоит, за окном. Посмотрите.
За окном стояла «восьмерка», внешний вид которой однозначно свидетельствовал о недавнем близком контакте с уличным фонарем. Машину окружала кучка интересующихся инфокаровских водителей.
— Дайте, дайте мне сигарету. Спасибо. Я никогда, никогда больше не буду покупать у вас машину. Мне говорили, меня предупреждали, я, дура, не верила. Теперь я точно знаю, кто вы такие.
—Кто?
— Вы убийцы! — Девушка с ужасом озиралась по сторонам.
— Почему?
— А! Вы не знаете! Не прикидывайтесь, пожалуйста. Бандитское гнездо?
— Да почему же?
— Вы в милиции когда-нибудь ночевали? На вас наручники одевали? Нет? А на меня одевали!
И девушка протягивала Виктору дрожащие руки.
— О! Я все теперь понимаю. Все! — переполнившись негодованием, лепетала она.
— Объяснить можете? В конце-то концов!
— Не притворяйтесь! Вы продали эту машину совсем другому человеку!
— Как— другому?
— Так! Узбекскому крестьянину из Ферганы. Я теперь все знаю. Когда он выехал за ворота, ваши убийцы напали на него, вытащили из машины, всего изуродовали и бросили. А машину вернули на стоянку и продали мне. Что, правда глаза колет?
— И где же сейчас этот крестьянин? — вопрошал сбитый с толку Виктор.
— Ага! Не смогли концы спрятать! Он пришел в себя, дополз до милиции и все-все рассказал. И сразу же умер.
— Что вы говорите?
— То и говорю! А когда я пошла регистрировать машину, они проверили ее по документам, арестовали меня, надели наручники и трое суток держали в камере. Пойдемте, пойдемте, я сейчас вам все покажу.
Девица тащила Виктора во двор.
— Смотрите, — тыкала она наманикюренным пальцем в резинку уплотнителя на дверце. — Видите, отстает? Это он ногтями хватался, когда его тащили из машины. Видите? Мне все объяснили в милиции. А это видите? Здесь его головой о капот били. Видите? Убийцы!
Беседа продолжалась уже в кабинете, куда Виктор с огромным трудом уволакивал девицу от начинавшей собираться толпы любопытных.
— Что вы хотите?
— Я уже сказала. Заберите у меня эту кровавую машину. Заберите!
— Погодите минутку. Как это — заберите?
— Вот так! Заберите А мне взамен выдайте любую другую,
— Стоп. — До Виктора начинало доходить, — А почему ваша машина в таком состоянии?
— А в каком же еще состоянии она может быть? Когда меня выпустили из милиции, я была совершенно разбита. Я три ночи провела в наручниках, у меня ни руки, ни ноги не слушались. Я не справилась с управлением. Но это неважно! Заберите у меня эту кровавую машину!
И у девицы начиналась истерика.
— Так, — беспомощно говорил Виктор — Я все понял. Это вам не ко мне. Пройдите в соседнюю комнату, к юристам. Все напишите. Про крестьянина. Про наручники. Про машину. Все будет очень хорошо. Вам помогут.
Девица пропадала в лабиринтах фирмы, время от времени появлялась снова и наконец исчезала насовсем, но в анналах инфокаровской истории оставалась легенда о невинно убиенном дехканине.
— Стефан Львович? — вопрошал по телефону голос с непонятным акцентом. — Здравствуйте. Говорит шеф-директор московской штаб-квартиры Ассоциации «Двадцать пятый век», моя фамилия — Кротон. У меня деловое предложение. Девяносто девятые модели. Все цвета. Любая комплектация. Партия от двухсот штук. Со склада в Москве. Берете?
— Беру! — радостно орал в трубку Светлянский, оценивая перспективу создания дефицитного резерва в обход Ларри. — Какая цена?
— Договоримся. Приезжайте в Измайлово на остров. Вас будут ждать.
На острове Светлянский мгновенно понимал, что ему пытаются запарить машины с инфокаровской же стоянки.
— Видишь? — вопрошал его предводитель группы бритоголовых, прибывшей на двух БМВ, и обводил рукой грандиозную панораму автомобилей, выстроившихся за забором из колючей проволоки. — Это все наше. Сколько берешь?
— Все беру, — отвечал Светлянский, интересуясь дальнейшим развитием событий. — Почем?
Называлась цена, долларов на триста превышающая инфокаровскую. Светлянский мрачнел и крутил головой.
— Смотри сюда. — Главарь бритоголовых брал Светлянского за пуговицу. — Сто баксов с машины дам тебе в откат наликом. Уловил? Сделаешь предоплату — еще сто баксов. Здесь пятьсот машин стоит. Сто штук твоих. Уловил? Сделаешь предоплату, конкретно?
Предоплата неизвестным бандитам за собственные автомобили, безусловно, объясняла стотысячный откат.
— А машины можно посмотреть? — интересовался Светлянский.
— Смотри. Тебе чего, плохо видно отсюда?
— Да нет. Внутрь зайти можно? Походить, посмотреть состояние?
— Ты чего, мужик? Не видишь, что ли, новина какая? Прямо с завода.
— А все-таки?
— Тогда давай завтра в это же время. Сегодня стоянка закрыта.
— Так попросим, чтобы открыли, — не сдавался Светлянский. — Ваша же стоянка. Пошли.
И он подходил к тянущейся в струнку охране.
— Все в порядке, Стефан Львович, — докладывал начальник смены. — Никаких происшествий, А господа с вами?
Обернувшись, Светлянский еще успевал разглядеть исчезающие за поворотом габаритные огни БМВ...
Первый наезд
Не все бандиты были столь просты, случались и конфликты. Если Институт, находясь в Москве, еще как-то держался на плаву, сдавая в аренду коммерсантам половину лабораторных помещений, то подмосковный филиал давно уже лежал на боку. Платон, пролетая как-то по Институту, мгновенно подсуетился и предложил ВП избавить его от непосильного и ненужного по нынешним временам бремени. В результате «Инфокару» достался трехэтажный корпус на территории в пять гектаров, окруженной глухим бетонным забором. Стратегическое значение этого объекта для автомобильного бизнеса даже не поддавалось оценке: железная дорога находилась в трех километрах, и вагоны с машинами можно было разгружать тут же, не завозя их в Москву. Было решено создать здесь гигантский накопитель для автомобилей, из которого они будут уходить в розничную продажу на московские и немосковские стоянки. Заведовать накопителем поставили Леню Донских.
Местная шпана, в мирные советские годы промышлявшая грабежами дачных участков и устрашающими пьяными набегами на населенные пункты с единственной целью — набить кому-нибудь морду и показать себя, — с началом борьбы за построение капитализма изменила свои стратегические установки. В лучших традициях юных тимуровцев бравые ребята появлялись на садовых участках ближе к завершению летнего сезона, находили председателя правления и предлагали ему свои услуги по охране территории.
— В месяц двадцатка с участка, — говорил предводитель, поигрывая пачкой «Мальборо» и с покровительственной ухмылкой поглядывая на корешей, картинно восседающих за забором на своих мопедах. — И никто чужой к вам не сунется.
Далеко не каждый председатель соглашался сразу. Первый, к которому они пришли, вообще попер их, пригрозив охотничьим ружьем. На следующую ночь у него пропала собака, а еще через день таинственным образом исчез и так и не был обнаружен окружавший участок забор из штакетника. Проснувшись поутру в чистом поле, председатель резко поумнел и пошел на переговоры.
— Теперь будет тридцатка в месяц, — сообщил предводитель. — Я всех своих уже распределил. Надо будет новых нанимать. А это большой расход. Понял?
Регулярно поступающая от садоводов дань создавала для «Тимуровцев» необходимый ресурс для безбедного и приятного существования Но не более того. А хотелось больше. Поэтому возникновение в ближайшем соседстве любой коммерческой точки, нацеленной на добывание денег, воспринималось как праздник.
Понятно, что мощная автомобильная река, вливавшаяся за бетонный забор подмосковного филиала, не могла не заинтересовать бравых ребят. Через какое-то время охрана стала сообщать Донских что у забора крутятся подозрительные пацаны на мотоциклах Было замечено также, что несколько раз к воротам подъезжали «Жигули» с тонированными стеклами, из машины никто не выходил, и стояла она по часу, а то и по два. Обычно это происходило, когда шла разгрузка вагонов. Возникало ощущение что кто-то пытается подсчитать, сколько машин завозят в накопитель.
Леня Донских, никогда с подобными ситуациями не сталкивавшийся, но увлекавшийся в молодости детективной литературой, распорядился зафиксировать номер, как только появятся таинственные «Жигули». Однако едва охранник вышел за ворота с бумажкой в руках, чтобы записать номер, как он был в считанные секунды исполосован велосипедными цепями и брошен в пыли. А «Жигули» мгновенно скрылись.
Обращение в милицию ничего не дало. Районный участковый, обслуживавший территорию, на которой вполне могли бы поместиться три-четыре европейских княжества, снял с изувеченного охранника показания, осмотрел накопитель, поинтересовался ценой на машины, присвистнул, выпил с Леней водки и отбыл, пообещав принять меры. В Москве, когда Леня рассказал об инциденте, на него спустили собак и потребовали, чтобы он свою колхозную охрану разогнал к чертовой матери и взял профессионалов. На худой конец — ментов.
Сделать это Леня не успел. Посреди ночи Виктора разбудил телефонный звонок. Как сообщил начальник охраны центрального офиса, только что звонили из подмосковного филиала — там ЧП, Ларри уже едет в офис и просит Сысоева тоже прибыть в срочном порядке.
Выяснилось следующее. К вечеру у ворот филиала появились три мотоцикла и уже знакомые «Жигули», номерные знаки которых были тщательно заляпаны грязью. Из «Жигулей» вышли два молодых парня и вежливо попросили проводить их к самому главному. Зайдя к Лене в кабинет, они сообщили, что имеют деловое предложение и хотели бы провести беседу в присутствии главного бухгалтера.
Как рассказала бухгалтерша, молодые люди выложили на стол несколько листков бумаги, на которых довольно точно фиксировалось поступление автомобилей за последние три месяца, и сказали, что склад функционирует на контролируемой ими территории. То, что это не было с ними согласовано, они рассматривают как неуважение. Впрочем, нет ничего непоправимого, и молодые люди готовы забыть нанесенную им обиду, если будут предприняты определенные шаги. Стоимость обиды они определяют в двадцать машин. Этот вопрос не может обсуждаться, поскольку здесь затронута их репутация как деловых людей. Что касается остального, то, после расплаты за нанесенный моральный ущерб, деловые люди вполне удовлетворятся пятью машинами с каждой сотни, поступающей на склад. К тем четырем с лишним тысячам, которые уже поступили, это тоже относится. Взамен гости гарантируют свою помощь всяческое содействие и вечную дружбу. Конечно, здесь разговор коммерческий, плата за дружбу может выражаться пятью машинами с сотни, а может, к примеру, — тремя, никто не мешает поторговаться. Однако ниже трех машин с сотни они опуститься не могут, потому что это унизительно.
Как выяснилось, за время беседы на территорию просочилось около десятка накачанных молодцов, а к воротам подтянулись еще мотоциклы и три автомобиля.
В ответ Леня сказал, что машины ему не принадлежат, что разговаривать на данную тему надлежит в Москве и что он может дать номер телефона человека, которому и следует делать подобные предложения. После этого ему дважды съездили по физиономии и объяснили, что Москва далеко, а здесь действуют свои правила. И правила эти заключаются в том, что он должен немедленно выдать ключи и оформить документы на двадцать машин, которые искупят нанесенное оскорбление. А если в Москве не хотят, чтобы неприятности продолжались, то вот номер телефона в Раменском, по которому надо позвонить и договориться о времени и месте встречи. Но лучше не тянуть, потому что иначе гости могут упереться рогами, включить счетчик и забить стрелку. Понял? Или еще раз объяснить?
Леня не понял. Поэтому к моменту, когда гости уразумели, что со склада машины в розницу не продаются и оформить документы Леня физически не в состоянии, стены в кабинете уже были основательно забрызганы кровью. Умаявшись от деловых переговоров, старший посетитель объявил: «Кончаем базар. Вот от тех двух тачек, — он ткнул пальцем за окно, — положи ключи сюда».
— Ларри Георгиевич, — ревела в голос бухгалтерша, — я больше не могла на это смотреть, они бы его убили, он уже стоять не мог, крови было — вы не представляете. Я принесла ключи и отдала. Увольняйте меня, что хотите делайте, но я просто не выдержала. Они забрали машины, а Донских увезли с собой.
— Как тебя зовут, я не расслышал? — мрачно спросил Ларри. — Жанна? Ты все правильно сделала. Молодец. Они сказали что-нибудь?
— Сказали, что завтра, то есть уже сегодня, приедут за остальными машинами. И пока мы с ними не рассчитаемся, Донских останется у них.
— Ладно. Иди спать. Ни о чем не беспокойся.
К утру было решено вынимать Леню любой ценой. Черт с ними, с двадцатью машинами. Даже со ста двадцатью. Главное достояние «Инфокара» — это люди. Все должны знать, что они защищены, что за ними — система, что деньги, ресурсы, мощь — в нужный момент подключается и используется буквально все. А потом уже можно будет разобраться с этой шпаной.
Ларри, прекрасно представлявший себе действующую систему правил, вооружил Виктора полусотней бланков справок-счетов, а Марка — тридцатью тысячами долларов.
— Говорить будете так,— инструктировал он.— Вот двадцать справок. Вы готовы их тут же заполнить. Вот еще десять. Они привозят обратно Леню, ты им выдаешь эти десять. В знак уважения. А ты, — Ларри кивнул Марку, — даешь еще десять тысяч зеленых. В обмен на Леню. Остальное держите в резерве. Но я думаю, что должно хватить. Возьмите с собой человек пять с оружием. Договорились?
Неожиданно появившийся Ахмет внес в разработанный стратегический план некоторые изменения.
— Я тоже поеду, — сказал он, следя за тем, как Виктор и Марк рассовывают по карманам пакеты с документами и деньгами. — Давай я сначала с ними поговорю. Только мне нужно переодеться.
В филиал Виктор и Марк прибыли в сопровождении трех машин охраны и белого «мерседеса», за рулем которого сидел Ахмет. На нем был черный френч с накладными карманами. Коротко остриженные волосы Ахмета закрывала черная каракулевая папаха, в правой руке были зажаты четки.
— Так, — сказал он, осмотревшись. — Мне кабинет нужен. Пусть накроют стол. Шампанское, виски... Покушать пусть принесут. И чаю. Машину, — он бросил ключи находившемуся поблизости механику, — пусть помоют. И поставят у двери. А вы, уважаемые, — обратился он к Виктору и Марку, -— пойдите куда-нибудь. Посидите пока. Надо будет, я позову.
Через час тишину разорвал треск мотоциклетных моторов. К воротам склада приближалась кавалькада из тридцати мотоциклов, сопровождавшая два джипа и «Жигули». Исполняя приказ, охрана распахнула ворота, кортеж втянулся внутрь. Три последних мотоциклиста остановились на въезде, прислонили мотоциклы к створкам ворот и, поигрывая велосипедными цепями, стали неторопливо закуривать.
Ахмет, сидевший за накрытым столом и аккуратно намазывавший на хлеб черную икру, при появлении гостей медленно приподнялся, продемонстрировав свой почти двухметровый рост, потом сел обратно и спросил, глядя из-под папахи:
— Кто старший?
Пятеро вошедших переглянулись.
— Я, — сказал один из них, бритый наголо и с увесистым золотым браслетом на запястье.
— Можешь остаться. Остальные пошли отсюда. В прихожей подождете.
Спутники бритоголового испарились, оставив дверь в приемную приоткрытой.
— Ты кто? — спросил Ахмет, откусывая от бутерброда.
— Иван, — ответил бритоголовый, опускаясь в кресло.
— Встань, зассыха, — дружелюбно посоветовал Ахмет. — Сидеть будешь, когда я разрешу. После того, как договоримся. А то придется кресло на помойку выбрасывать. Я жду. Бритоголовый встал.
— Крутой, да? — спросил он срывающимся голосом. — Из Москвы, да? Чего выступаешь?
— Я тебе пасть раскрывать разрешил? — не понял Ахмет, переходя к следующему бутерброду. — Я тебе, козел вонючий, разрешил вякать? — Он положил бутерброд на стол и взял в руки четки. — Слушай меня. Ты сейчас заберешь своих придурков и отвалишь отсюда. Через час обе машины должны быть здесь. И мой человек тоже. Если он на тебя пожалуется, молись богу. В асфальт закатаю. Пшел! — рявкнул он так, что задрожали стекла. — Время пошло.
Ахмет посмотрел вдогонку бритоголовому и снова принялся за бутерброд. Через полтора часа кавалькада вернулась. Бритоголовый и Леня вошли в кабинет, остановились в дверях. Ахмет искоса посмотрел на Леню, игнорируя бритоголового.
— Почему мне не сказал? — угрожающе спросил он. — Почему мне не позвонил? Зачем мне это беспокойство? Я тебя нанял, чтобы ты мне бабки приносил. А ты мне проблемы создаешь. Не умеешь с людьми договариваться, на хер ты мне нужен. Что скажешь?
Леня стоял у двери, не понимая, что от него хочет Ахмет. Ночь он провалялся взаперти на складе минеральных удобрений, к утру стало полегче, и Донских смог заснуть. Но его растолкали, заставили раздеться, долго поливали водой из двух шлангов, влили в него стакан водки, кружку пива, дали закусить хлебом и луком, какая-то накрашенная девица запудрила ему кровоподтеки на лице. Потом Лене сказали, что он может тут же трахнуть эту девицу в машине или на сеновале. Когда Донских отказался, его посадили в машину и привезли сюда. А теперь Ахмет пристает к нему с какими-то идиотскими вопросами.
— Ладно, — сказал Ахмет, выждав паузу. — Я здесь до вечера буду. Вечером принесешь пять штук, положишь сюда. — Он постучал пальцем по столу. — Штрафую тебя. За доставленное беспокойство. Подойди.
Леня приблизился к столу. Ахмет взял фужер, посмотрел на свет, неодобрительно покачал головой, налил до краев виски и протянул Лене.
— А так ты нормально держался, — одобрил он. — Мне доложили. Можешь выпить. Иди отдыхай, — распорядился он, когда Леня выпил. — До вечера.
— Ладно, — сказал Ахмет жмущемуся у двери бритоголовому, когда дверь за Леней закрылась. — Я вижу, ты порядки знаешь. Можешь сесть. Сколько у тебя людей? — продолжил он, когда бритоголовый покорно пристроился на краешке стула. — Все, которые здесь? М-да. Набрал шантрапу. Выбери трех поприличнее, я их возьму на работу. Пусть здесь покрутятся. Положу я им, — Ахмет задумался, — по пятьсот баксов в месяц. Договоримся так. По двести баксов им плачу я. Оставшиеся Леня будет тебе передавать, дальше сам разберешься. Понял? Бритоголовый кивнул.
— Дальше так. Я тебе сказал через час приехать. А тебя полтора не было. Мое время три штуки в час стоит. С тебя получается тыща пятьсот. Значит, за первый месяц ничего не получишь, за второй — соответственно, часть. А потом, как я обещал. Понял?
Убедившись в покорности бритоголового, Ахмет изобразил улыбку и скомандовал:
— Подойди сюда.
Он протянул бритоголовому граненый стакан с водкой.
— Выпей. У тебя тяжелый день был.
— Я не пью, — промямлил бритоголовый, — у меня режим... Ахмет вопросительно взглянул из-под сползшей на глаза папахи. Бритоголовый судорожно сглотнул и опорожнил стакан.
— Хорошо, — одобрил Ахмет, откидываясь в кресле. — Иди пока...