5rik.ru

Против изложенной нами теории субъективной ценности можно возразить, что она приписывает простому человеку-практику такие сложные соображения, которыми он в действительности вовсе не занимается. Для определения предельной пользы требуется, чтобы мы всякий раз располагали мысленно в один ряд все конкретные потребности, которые можно удовлетворить с помощью данного материального блага, а также и все экземпляры, которыми мы можем располагать, и затем высчитывали, до какого члена упомянутого рода может простираться удовлетворение наших нужд. Это, скажут нам, слишком сложная и кропотливая умственная работа; при определении ценности материальных благ отдаленного порядка она разрастается до громадных размеров, так как тут все описанные выше операции нужно проделать не только по отношению к самой оцениваемой вещи, но и по отношению ко всем промежуточным продуктам. Но ведь в действительности-то при определении ценности материальных благ мы никогда не занимаемся такого рода головоломными вычислениями, поглощающими массу времени.

Совершенно верно: наши определения ценности в практической жизни совсем не отличаются такой сложностью и кропотливостью. Но, спрашивается, почему же именно?

Во-первых, потому, что благодаря беспрерывному упражнению мы сделались настоящими виртуозами в этом деле. Только человеку, начинающему учиться грамоте, приходится "читать по складам", т. е. составлять слово из отдельных букв по порядку; только человек, не имеющий играть на фортепьяно, принужден бывает, беря аккорд, обдумывать все отдельные ноты, из которых слагается аккорд, и все интервалы. Совершенно так же только профану в хозяйстве приходится тщательно соображать все детали, чтобы получить общую картину данного хозяйственного положения, необходимую для определения ценности той или иной вещи. Опытный хозяин-практик соображает все условия данного хозяйственного положения сразу, не копаясь в мелочах. Вдобавок, - и в этом отношении виртуоз в области хозяйственной деятельности поставлен в условия, несравненно более благоприятные, нежели его коллега музыкант, - мелочная точность в большинстве случаев нам и не нужна бывает при определении ценности. Пока ошибка в оценке не слишком велика, пока мы еще более или менее сносно управляем нашим оценочным механизмом, до тех пор наши хозяйственные интересы не страдают нисколько, до тех пор все идет прекрасно. Мало того, чересчур мелочная заботливость при определении ценности не только не требуется, но и прямо отрицается принципом хозяйственности. Хотя точностью оценки и обеспечивается правильность оценки, а следовательно, и успешность хозяйственной деятельности, однако ж чрезмерная расчетливость покупается ценой чрезмерно большой затраты времени и сил, связанной с тщательным взвешиванием всех мельчайших условий каждого данного случая. До известного пункта выгода, получаемая нами благодаря старательному расчету, может превышать соединяющуюся с ним затрату умственной энергии, и в такой мере затрата эта оказывается рациональной с хозяйственной точки зрения. Но за указанными пределами расчетливость начинает приводить уже к результатам совершенно противоположным. Кто вздумал бы с величайшей тщательностью взвешивать каждый из сотен хозяйственных актов, которые ему приходится совершать ежедневно или еженедельно, кто вздумал бы оценивать с величайшей точностью всякое, даже самое маловажное материальное благо, с которым ему приходится иметь дело при получении доходов, при определении расходов, при удовлетворении всякого рода потребностей, тому из-за хозяйственных забот и расчетов и жить было бы некогда. Разумное правило, которым мы и руководствуемся действительно в нашей хозяйственной деятельности, можно формулировать так: быть точным лишь в такой мере, в какой это может принести нам выгоду - в делах важных и крупных расчет должен быть очень точным, в делах средней важности он должен быть умеренно точным, в бесчисленной массе мелочей обыденной хозяйственной жизни он должен быть очень поверхностным ["Стало быть, - скажут нам, - в большинстве случаев мы совсем не думаем о предельной пользе, и, значит, ваша теория предельной пользы несостоятельна?" Нет, это не так. При всяком, даже самом поверхностном, расчете имеется в виду определить именно предельную пользу - тот элемент благополучия, который находится в зависимости от обладания данною вещью. Предельная польза никогда, даже при самых неверных оценках, не перестает служить руководящей нитью для определения ценности: ведь если мы не отмечаем на термометре десятые и сотые доли градуса, так это еще отнюдь не значит, что мы тут перестаем уже принимать за основу для измерения температуры высоту ртутного столба].

Во-вторых, в очень многих случаях нам и нет ни малейшей надобности напрягать все свои силы при обсуждении условий данного хозяйственного положения. Существуют средства, которые чрезвычайно облегчают нам труд по определению ценности материальных благ. Такого рода средством является память. Когда мы намереваемся совершить тот или иной хозяйственный акт, нам незачем каждый раз заново разрешать вопрос относительно ценности данной вещи. Представление об ее ценности мы составили себе уже ранее, сохраняем его в своей памяти и пользуемся им в случае надобности. Мы можем смело пользоваться им, пока не подвергнется существенным изменениям наше хозяйственное положение, а у большинства людей хозяйственная жизнь течет, в общем, настолько правильно, по раз заведенному порядку, что прежние суждения о ценности материальных благ сохраняют свою пригодность очень долгое время. Хозяйке дома, которой ежедневно приходится покупать необходимые жизненные продукты, никогда не придет на ум каждый день снова ставить и разрешать вопрос о том, какую потребительную ценность имеет фунт мяса, дюжина яиц, каравай хлеба и т. д.; ей стоит лишь обратиться к своей памяти, чтобы найти готовое решение всех подобных вопросов [если имущественное положение человека резко изменяется, например если богатый вдруг обеднеет, тогда ему, конечно, приходится радикальным образом изменить свои представления о ценности материальных благ, и прежде чем он успеет это сделать, горький опыт покажет ему, что те представления о ценности денег и т. д., к которым он привык прежде, теперь, при новом имущественном положении, оказываются совершенно ложными].

При этом нет никакой необходимости в том, чтобы сохраняющиеся в памяти представления о ценности приобретались непременно путем личного опыта. Мы наблюдаем жизнь, мы видим, как определяют ценность другие люди, находящиеся в сходном с нами хозяйственном положении, мы принимаем в соображение установившиеся обычаи. Ребенок работника, прежде чем он будет в состоянии составлять себе собственные, основанные на личном опыте суждения относительно предельной пользы различных вещей, обладает уже вполне сформировавшимися представлениями, что гульден, курица, фунт жаркого - вещи дорогие, что крейцер, кусок хлеба и т. д. - гораздо дешевле, а дом - гораздо дороже вышеупомянутых вещей. Как школьник может прилагать к делу правила умножения или деления, не выводя их предварительно сам, как ученик, изучающий историю, усваивает и пересказывает исторические факты, не добывая их непосредственно из источников, совершенно так же и мы, высказывая суждения относительно ценности материальных благ, очень часто основываемся на том, до чего додумались другие люди раньше нас и для нас.

Наконец, организация нашей хозяйственной жизни, основывающаяся на разделении труда и обмене, значительно облегчает нам задачу определения ценности материальных благ как раз именно в тех случаях, когда эта задача представлялась бы при других условиях наиболее трудной. Это те случаи, когда приходится определять ценность материальных благ отдаленного производительного порядка. Когда оцениваемую вещь отделяет от предельной пользы, которой определяется ценность, целый ряд промежуточных членов; когда на каждой из множества ступеней производства выступают комплементарные материальные блага, действие которых переплетается с действием оцениваемой вещи, - как трудно бывает тогда ориентироваться в запутанной сети отношений и с некоторой уверенностью сказать: "Вот сколько, а не больше, предельной пользы зависит от наличия нашей вещи!" Но нам нет надобности заниматься такого рода головоломным исследованием. Благодаря разделению труда почти каждая ступень производства превратилась в самостоятельную отрасль производства. У кого есть теперь материальное благо более отдаленного порядка, тот почти всегда может избавиться от необходимости, чтобы это материальное благо прошло все метаморфозы вплоть до заключительной формы совершенно готового предмета потребления в его собственных руках, - он имеет полную возможность довести процесс производства лишь до ближайшей ступени и потом продать свой продукт другому предпринимателю, у которого полуобработанная вещь пройдет следующую стадию производства. Ввиду этого при определении субъективной ценности, какую представляет для него данное материальное благо, первому предпринимателю нечего и заботиться о дальнейших стадиях производства, лежащих уже вне сферы его интересов. Он спрашивает только об одном: "Какое количество материальных благ следующего ближайшего порядка могу я приобрести на свой продукт и какую именно ценность, и притом меновую ценность, будут иметь эти материальные блага?" А это вопросы очень простые, их может без труда разрешить для своей сферы каждый заинтересованный в деле.

Таким образом, умственная работа, которую людям приходится совершать при определении субъективной ценности, далеко не так сложна и трудна, как может показаться с первого взгляда при абстрактном изображении процесса оценки материальных благ. Впрочем, если бы она даже и была гораздо сложнее и труднее, чем на самом деле, ее всегда были бы способны совершать обыкновенные практики. Где дело идет о собственной выгоде, где всякий недосмотр причиняет убытки, там становится сообразительным и самый простой человек. И действительно, свою сметливость в хозяйственных вопросах простой парод блестящим образом доказал тем, что он гораздо раньше и лучше распознал сущность ценности, нежели наука. Наука, сбитая с толку смещением полезности и ценности, объявила такие материальные блага, как воздух и вода, вещами, имеющими наивысшую потребительную ценность. Простой человек смотрел на это гораздо правильнее и считал воздух и воду вещами, никакой ценности не имеющими, и он оказался вполне правым. В течение целых тысячелетий, прежде чем наука выдвинула учение о предельной пользе, простой человек привык при приобретении и отчуждении материальных благ оценивать их не с точки зрения наивысшей пользы, которую они способны принести по своей природе, а с точки зрения приращения или уменьшения конкретной пользы, которую может принести каждое материальное благо. Другими словами, простой человек-практик применял учение о предельной пользе на практике гораздо раньше, чем формулировала это учение политическая экономия.