5rik.ru

Утро началось плохо. Палмер проснулся с каким-то тяжелым чувством. Отчасти это было похмелье, отчасти то же самое неясное подозрение, зародившееся у него вчера вечером. Твердая решимость Эдис обсудить за завтраком во всех подробностях унылые глупости вечеринки у Бэркхардта еще больше ухудшила дело.

Теперь, сидя за столом в своем кабинете, закрыв от яркого зимнего солнца громадные верхние жалюзи, Палмер еще раз подробно изучал информацию, собранную Вирджинией Клэри, о Джо Лумисе и «Джет-Тех интернешнл». С самого утра, придя в банк, Палмер подавлял в себе желание поговорить с Вирджинией. Он даже отложил обещанную ей и Маку Бернсу проборку. И все же ему было крайне необходимо обсудить с кем-нибудь, кому он доверял, предложение Никоса.

Отложив бумаги и уставившись пустым взглядом в противоположную стену, Палмер понял, что не хочет видеть Вирджинию, потому что не представляет, как она будет держаться с ним. В то же время он знал, что, кроме нее, ему не с кем поговорить о предложении Никоса, по крайней мере сейчас, пока он не нащупает дорогу к какому-то пониманию.

Палмер следил за своей рукой, потянувшейся к кнопкам внутренней связи. Машинально отметил, что его палец нажал на кнопку «Скртр». Когда секретарша ответила, он как можно тише откашлялся, чтобы она не подумала, что он волнуется, и сказал:

— Попросите, пожалуйста, мисс Клэри зайти ко мне.

Ожидая ее, Палмер почувствовал, что ему изменили все обычные администраторские хитрости. На его столе лежало множество бумаг, которые он мог бы просматривать, перебирать, барабанить по ним пальцами, нахмурившись, читать, размышлять над ними, перекладывать с места на место, скреплять, раскреплять, делать на них пометки и так далее. Утренние газеты, раскрытые на финансовых и деловых страницах и аккуратно сложенные секретаршей, лежали под рукой. Кроме того, здесь же был непрочитанный номер «Уолл-стрит джорнэл». Но Палмер сидел неподвижно, устремив взгляд на закрытую дверь. Когда она открылась, он невольно поднялся.

Усевшись напротив него, Вирджиния кивнула:

— Доброе утро.

Он наблюдал, как она устраивается: обе ноги поставила рядом, руки сложила на коленях ладонями вверх. Спустя мгновение он сообразил, что не ответил на ее приветствие.

— Доброе утро,— торопливо произнес он.— Скажите...— Он замолчал и попытался собраться с мыслями.— Скажите,— продолжал он,— вы работали в ЮБТК, когда началась эта история со сберегательными банками?

Она покачала головой:

— Это началось почти десять лет назад. Я помню обстоятельства, но не с точки зрения ЮБТК.

Их взгляды встретились. Палмер разглядывал ее лицо с высокими округлыми скулами и огромными темными глазами.

— Вы выглядите сегодня возмутительно хорошо,— пробормотал он.

Она взглянула через плечо на закрытую дверь, повернулась к нему и улыбнулась:— А вы нет.

Он кивнул и протянул ей сигареты:— Будь я нервным, я бы ночью не сомкнул глаз.

— Но вы, конечно, спали,— сказала она, отказываясь от сигареты.

Он снова кивнул:

— Беспокойно.

— Совесть? — Она слегка нахмурилась:— Мне очень жаль.

— Нет.— Он спохватился, что они говорят о разных вещах. А также он понял, что объяснить ей это значило оскорбить ее. Конечно, рассудил Палмер, Вирджиния должна была считать его нервозность результатом чувства вины. Откуда ей знать, что у него были другие причины нервничать, более серьезные, чем укоры совести. Кроме того, она не знала, что случилось вчера вечером, после того как они расстались.

— Не совесть? — спросила она.

— Я хотел сказать, что вы не должны чувствовать себя виноватой.

— Я ничего не могу поделать.

— Если я не чувствую себя виноватым, то и вы не должны.

— Хорошо,— согласилась она,— признаться, я рада.— Неожиданно ее глаза стали еще больше.— Между прочим,— продолжала она,— ее голос понизился почти до шепота, а глаза пристально смотрели на него,— еще никогда ни один мой проступок не доставлял мне такого удовольствия. А теперь,— ее голос опять зазвучал громко и стал почти деловым,— что вы еще хотели узнать о сберегательных банках?

Палмер откинулся назад в кресле, чувствуя огромное, почти физическое облегчение; казалось, добрая рука поглаживала его тело, снимая напряжение.

— Видите ли,— сказал он,— я хочу задать вам несколько каверзных вопросов, потому что мне нужны ваши неподготовленные ответы.— Скажите точно, когда впервые началась эта драка со сберегательными банками?

— Это началось около 10 лет назад с билля законодательного собрания в Олбани, предоставившего сберегательным банкам право иметь отделения вне того округа, где находится их главное управление.

— Кто выдвинул билль?

Она пожала плечами:— Несколько членов собрания от центра штата. По-моему, из Нью-Йорка.

— Что стало с биллем?

— Он умер скромно и незаметно.

— Просто так? Никакой борьбы?

— Никакой.— Она минуту подумала.— Если бы всю сумму денег, которую с тех пор потратили сберегательные банки на законопроекты об отделениях, они использовали в первый же год, победа была бы куплена с первого раза. Но ни у кого не хватило смелости для такого шага.

Палмер кивнул:— Это мне уже объяснил Бернс. Он клянется, что за эти годы билль об отделениях сберегательных банков во всех его вариациях стал порядочной обузой для законодателей. Скажите, когда началась открытая борьба? В каком году?

— Она обострялась несколько раз. Восемь лет назад. Пять лет назад. И безусловно, достигла высшей точки в прошлом году. Вы выглядите совсем другим сегодня утром.

Палмер нахмурился:— Как другим? В каком смысле?

— Немного растерянным.— Она помедлила и тряхнула головой.— Не на тему. Мне надо следить за собой. Ну, теперь о борьбе сберегательных банков.

— Да. Почему именно в прошлом году она стала такой острой?

— Отчасти потому, что сберегательные банки нажимали сильнее, чем раньше,— объяснила она.— Отчасти потому, что они, отбросив всякую деликатность, начали наступление на крупные городские банки, вроде ЮБТК. А отчасти и потому, что, по мнению Лэйна Бэркхардта, они повели наступление уже против него лично. Когда и он влез в драку, началась уже настоящая свалка.

— Так. В этом вся суть дела,— сказал Палмер.— Почему все- таки Бэркхардт решил вступить в бой?

Она снова пожала плечами:— Тогда произошло то же, что и в начале этого года. Джо Лумис попросил его от имени сберегательного банка «Меррей Хилл» воздержаться от борьбы. Поэтому Бэркхардт решил, что должен сделать как раз обратное.

— Он и Лумис старые друзья, давние компаньоны, а не давние противники. Почему же Бэркхардт должен был так реагировать?

— Именно поэтому,— сказала Вирджиния.— Он понял, что делается ставка на его дружбу. Бэркхардт решил, что враг считает его ключевым фактором в борьбе и, желая связать ему руки, нечестно использует его дружбу с Лумисом.

— Ясно,— продолжал Палмер.— Откуда вы все это знаете?

— На что-то Бэркхардт намекал, о другом он открыто говорил мне или в моем присутствии. Остальное я выудила у газетчиков. Палмер хотел было взять сигарету, но, передумав, еще раз протянул пачку Вирджинии. Когда она отказалась, он закурил.— Теперь скажите, насколько общеизвестно упрямство Бэркхардта? Знает ли об этой его черте кто-нибудь из промышленников?

— Меня бы очень удивило, если бы они не знали.

Палмер кивнул.

— Следующий вопрос: как был провален билль об отделениях на прошлой сессии? В какой степени можно считать эту победу личной победой Бэркхардта?

— Вот здорово! Вы задаете щекотливые вопросы.

— Я пытаюсь распутать чрезвычайно запутанный клубок.

— Я сказала бы... м-м... что я сказала бы? — спросила она себя.— В прошлом году законодательное собрание в своем отношении к биллю разделилось почти поровну. Голосование могло склониться в любую сторону. Разногласия проявлялись не по партийному признаку, но оппозиция была в основном с периферии штата и поэтому республиканская; сторонники сберегательных банков были главным образом из центра штата и, следовательно, демократические. А потом...— Она замолчала и задумалась.

— А потом?

— А потом один из присутствующих встал и призвал к партийному единству. Он подчеркнул, что поскольку сберегательные банки — банки маленьких людей, а демократическая партия — их партия, то, ей-богу, давайте объединимся против дьявольского союза республиканцев и коммерческих банкиров и протолкнем билль.

— Какой эффект имело это выступление?

— Оно неожиданно превратило спорный вопрос из внепартийного в партийный. Немногие республиканцы, выступавшие за билль, поджали хвост и в сплоченной республиканской фаланге проголосовали против него; после этой речи у них не осталось выбора.

— Вы считаете,— настаивал Палмер,— что речь была неблагоразумной?

— Чрезвычайно.

— Не охарактеризуете ли вы ее как-нибудь еще?

— Весьма своеобразная.

— И вы удивлялись, почему это сторонник билля так глупо подрывает его шансы?

— Очень точное определение, шеф.

Палмер поморщился:

— Кончайте, пожалуйста, с этим «шефом».

— Хорошо, босс.

— Прошу вас.

— Простите.— Она хмыкнула, но тут же сдержалась.— Извините. Меня просто разбирает любопытство, будьте так добры, скажите, пожалуйста, куда вы клоните... мистер Палмер?

— Не торопитесь,— произнес он наставительно.— Еще несколько каверзных вопросов. Откуда вы знаете, что в этом году Джо Лумис снова привел все в движение своим очередным обращением к Бэркхардту?

— Бэркхардт не делал из этого секрета. Он просто кипел от возмущения как раз в то время, когда вы присоединились к нашей счастливой братии.

— Кипел и клялся довести борьбу до конца?

— Вот именно.

— А в прошлом году, когда был провозглашен этот странный призыв к партийному единству, не высказывал ли кто-нибудь в ЮБТК догадки, почему один из законодателей вдруг решил провалить всю кампанию?

— По-моему, все сошлись на том, что он был в стельку пьян.

— Правда?

— Известно, что он закладывает. Но он преспокойно делал это много лет, не выкидывая подобных глупостей.

— Еще какие-нибудь предположения?

— Что кто-то из наших показал ему пачечку банкнот.

— А такое могло быть? — добивался Палмер.

— Видите ли. Я всего лишь жалкий сотрудник отдела рекламы, а не гадалка.

— Я думал, вы настоящая кельтская колдунья.

— Только после наступления темноты.

— Да. Теперь вспомнил.

— М-м...

Они помолчали.— Ну, что ж,— сказал затем Палмер.— Он вздохнул и улыбнулся ей:— Думаю, кончик нитки у меня в руках.

Если как следует встряхнуть, клубок может раскрутиться как по мановению волшебной палочки.

— Прошу вас, маэстро.

Он потянулся к телефону внутренней связи и нажал кнопку «Элдер». Через секунду по интеркому раздался хриплый голос Гарри.— Что такое, Вуди?

— Я вынужден избегать подробностей, Гарри. Намекни мне, когда блестящая сделка, о которой говорили вчера, была впервые предложена?

— Двадцатилетн...

— Без подробностей,— прервал Палмер.

— А. Хорошо. Я должен подумать. И это прямо с раннего утра.

— Думай без стеснения.

— Думаю, думаю,— проскрежетал Элдер.— Есть.

— Да?..

— Это случилось около восемнадцати месяцев назад в связи с возобновлением переговоров о финансировании какого-то предприятия. Тогда, по-моему, никто не отнесся к этому предложению серьезно.

— И меньше всего Лэйн Бэркхардт?

— Особенно Лэйн. Он думал, что это самая глупая затея, о какой он когда-либо слышал.

— Все относились к этому, как к шутке? — спросил Палмер.

— Только не наш вчерашний длинноволосый друг.

— Конечно. А когда он представил соглашение в его теперешней форме?

— Около года назад. Может быть, меньше.

— А Лэйн все еще думал, что это шутка.

— К тому времени уже нет,— сказал Элдер.— Он увидел, что это серьезно. Настолько серьезно, что решительно отверг его. Получив согласие правления банка, между прочим.

— А теперь оно опять всплыло?

— Свежее, как маргаритка. Только на этот раз сумма больше.

— Ну? — Палмер помолчал.— Можно подумать, что они хотели обеспечить новый провал своего предложения.

— Нет, это не так,— сказал Элдер.— Просто прошел год. Их планы расширились, им нужно больше денег. Я могу это понять. А тебе разве не понятно?

— Пожалуй. Ладно, спасибо, Гарри.

— Что ты думаешь о вчерашнем спектакле в кабаре? — спросил Элдер.

— Мне больше понравился спектакль за столом.

— Вуди, ты превращаешься в недоверчивого молодого человека. Это, знаешь ли, хуже, чем недоверчивый старик.

— Я не недоверчивый. Просто любопытный.

— Тебе известно что-нибудь такое, чего я не знаю? — заинтересовался Элдер.

— Ровным счетом ничего.

— Не дурачь недоверчивого старика, Вуди.

— Даже и не думаю.

— В следующий раз, когда на тебя найдет очередной приступ болтливости, дай мне знать.— Внутренняя связь выключилась. Вирджиния Клэри смотрела на замолчавший интерком.— Что это все означает?

— Еще целый ряд щекотливых вопросов.

— Вы и Элдер были где-то вчера вечером?

— С Бэркхардтом и Мергендалом, с нашими женами и еще с несколькими гостями.

Она продолжала смотреть на интерком, но ее глаза слегка сузились.— Ваша жизнь чрезвычайно насыщена событиями, мистер Палмер,— произнесла она.

— Я опоздал на этот прием. Совершенно забыл о нем.

— В самом деле?

— В самом деле. Еще до приема со мной случилось нечто такое, что полностью выбило из головы все прочее.

Так как она молчала, Палмер наклонился к ней через стол, отодвинув в сторону бумаги:— Скажите же что-нибудь.

— Скажу, когда подумаю.— Она наконец подняла на него глаза. И Палмер увидел: она не только смущена, но и на грани гнева.

— Но это правда. Я совершенно забыл о вечере.

Через секунду на лице ее отразилось смущение. Она отвернулась, вздохнула.

— Дура я,— сказала она.— Даже не знаю, почему расстроилась. Разве не глупо? — Она искоса взглянула на него и снова отвела взгляд:— Пожалуйста, не обращайте внимания.

— А вы?

— Забуду,— пообещала она.

Они долго молчали.

— Черт побери, извините меня,— вырвалось у нее наконец. Она выпрямилась и постаралась улыбнуться.— Все в порядке.— И, переведя дыхание, решительно тряхнула головой.— Уже лучше. Теперь давайте ваши щекотливые вопросы.— Она снова ободряюще тряхнула головой, как бы подтверждая, что с ней действительно все в порядке.

— Ладно.— Он взглянул на середину стола, расчищенную им от бумаг. Пустое место выглядело так же уныло и обреченно, как и та мысль, которая владела сейчас Палмером. Почти машинально он сдвинул несколько случайных бумаг, заполняя пустоту.

— Моя идея кажется мне настолько хитрой и настолько безрассудной, что я не уверен — в здравом ли я уме, даже только допуская ее.

— Попробуйте на мне.

— Вы, пожалуй, единственный человек, на ком я отваживаюсь проверить ее правильность! — Он медленно провел рукой по лицу.— Какова будет ваша реакция, если вы услышите, что Джет- Тех пытается вести переговоры о займе у нас необыкновенно большой суммы по низкой процентной ставке и на очень длительный срок?

— Насколько велика сумма?

— Ради вас же самой я не могу назвать вам ни сумму, ни процентную ставку. Вы понимаете?

— Да. Меня нельзя обвинить в разбалтывании того, чего я не знаю.

— Вот именно.

— Ну, тогда я бы предположила, судя по вашему разговору с Гарри Элдером, что они и не собирались получить этот заем.

— Так какой была бы ваша реакция?

— Я бы...— Она как-то растерянно посмотрела на него. Ее глаза медленно расширились, а рот полуоткрылся.— Я спросила бы себя...— Она покачала головой:— Нет.

— Продолжайте.

— Я спросила бы себя о Джо Лумисе,— сказала наконец Вирджиния высоким изумленным тоном.— Я спросила бы, что означает тот факт, что Лумис одновременно и за Джет-Тех, и за билль об отделениях сберегательных банков?

— И что вы ответили бы себе? — спросил Палмер.

— Я... я не знаю. Действительно, не знаю.

— Я тоже.— В огромном кабинете голос Палмера прозвучал мрачно. Он кашлянул.— Пока не знаю,— добавил он. Слова отдались приглушенным эхом в дальнем углу громадной комнаты. После долгого молчания Вирджиния встала. Ее лицо почти ничего не выражало, так, словно ничего не было сказано. Тем не менее Палмер угадал в этом нечто другое — нарочитую безучастность, демонстративно подчеркивающую, будто ничего не случилось. Бальзам на рану. Он слегка улыбнулся, и это движение почти болезненно растянуло его губы.

— Итак,— произнес он, просто чтобы сказать что-нибудь.

— Могу я помочь вам своими ответами? — спросила она.

— Пока нет. Вы, впрочем, уже помогли.

— Я хочу вам помочь.

— Я еще попрошу вас. Не беспокойтесь.

— Вы обещаете?

— Да,— заверил он ее.

— Тогда я возвращаюсь к своей машинке,— сказала она,— Ах да...

— Да?

Она сунула руку за ворот своего платья.— Здесь кое-что есть,— сказала она.— Вот. Это ваше.— Она вытащила его потерянную булавку и протянула ему.

— Бог ты мой! — Он взял булавку.— Спасибо.

Она кивнула:

— Я хотела оставить ее у себя.

— Только не там. Вы могли уколоться.

Она опять кивнула:

— Я знаю.— Она медленно повернулась и пошла к двери.— Напороться, так будет точнее.— Открыла дверь и вышла.